Времена не выбирают. Глава 24

Окружение под Киевом. Павел Каратунов.
  Павел был измотан постоянными переходами, давно как следует не спал и еще меньше ел. Дни и ночи слились в одно целое и, однажды, он услышал, что гремит не только сзади, но и слева, справа и спереди. Колона заворачивала на поле, но какие-то начальники стали сортировать людей и отправлять кого на север, кого на юг, кого на восток. Встречаемые гражданские сказали, что они уже под Уманью. Снова дивясь положению, Павел вслушивался в далекую канонаду, которая всё усиливалась и приближалась, пока не стали слышны отчетливые звуки стрелкового оружия. Ночами то и дело вокруг всё озарялось вспышками ракет. Руководства не было. Что делать, никто из многих тысяч людей просто не знал. Днем по дороге двигались две колоны в разных направлениях. Все вперемежку. Военные, гражданские, машины разных марок, гужевые повозки и пешие. Такие же, как Павел опытные бойцы стихийно собрались на совет. Обсуждали положение, искали выход среди сотен вариантов. Как-то само собой вокруг них сбилась группа бойцов триста. Поскольку  никакой вариант не имел преимущества перед остальными, решено было укрыться до ночи на краю леса и подождать какое-нибудь начальство. Если немцы  пойдут от поля, будет выгодно вести бой с опушки. Если станут одолевать, уйдут в лес. А если бой вспыхнет за лесом, полем можно перебежать в другой массив. Организовали нехитрое укрытие в виде ячеек вдоль опушки. Мимо все также текла безликая человеческая масса. Где-то впереди ревели самолеты и эту массу бомбили. А далеко сзади видны были дымы и доносились звуки боя. А масса все бурлила и двигалась, топча дорогу. Наутро обе колоны, прямая и встречная, замедлили ход и вскоре стали. Люди начали разбредаться по полю. И тут немцы начали бить по полю из минометов. Масса бурлила, бросалась из стороны в сторону, никто не лег, не укрылся. В отчаянии Павел с товарищами стали кричать, чтобы те укрывались в лесу, под деревья, ложились, только бы не стояли в рост. Но масса не слушалась. Она металась между разрывами, редела, падая совсем не для того, чтобы укрыться.  Откуда-то сверху, спереди на поле выкатилась новая масса народу и также заметалась от безысходности. Многие бойцы были без привычных винтовок, с белыми тряпками над головой, обреченно семафоря о своем бедственном положении невидимому врагу. К вечеру на поле нельзя было смотреть.
   За ночь сотворилась другая беда. Бойцы разных частей, по прежнему, не имея никакого руководства, набились в ближний лесочек так, что многим приходилось стоять, не имея возможности лечь. Все лезли в самую середину, а дойдя до нее, тут же разводили костер. Товарищи Павла укоряли их за безумие, но никто никого не слушал. Едва стало светлеть, группа Павла покинула опушку и через поле рывком перебралась в соседний массив леса. Утром оставленный лес планомерно обстреляли из орудий. Через поле не видно было ничего, кроме взлетающих в середине леса деревьев, людей, земли. К обеду артиллерия успокоилась. Из леса вышли командиры в фуражках, с белыми тряпками в руках, и направились в сторону немецких позиций за изгиб поля. Спустя какое-то время, несколько командиров вернулось к лесу и из него потянулись на запад тысячи уцелевших бойцов, выбравших плен.
   Лес, где укрылась группа Павла, был в относительной безопасности, но после увиденной сдачи в плен  бойцов из соседнего массива стало ясно, что немцы будут продвигаться вперед и скоро начнут проверять ближайшие поля и рощи. Перебегая по двое или вовсе по одному, пересекли еще несколько полей и балочек и, наконец, оказались в селе, где было много бойцов и командиров, автомобилей и даже несколько танков. Коротко доложив о себе группе командиров с ромбами и шпалами в петлицах, а те кому-то дальше, они получили приказ выставить заслон против поля, за которым виднелся позорный лес.
   После обеда в селе затарахтел мотоцикл и бронетранспортер. Немцы, видимо, не ожидали встретись здесь столько войск. Вскоре бронетранспортер загорелся, а мотоцикл смолк. А спустя час появился и нарастал звук в небе. Маленькие черные самолеты заходили на бомбежку. Когда первый уже пролетел над селом, показалось, что самолеты полетят дальше, но ведущий, перевернувшись через крыло,  пошел в пике. В самолет стали стрелять, но заходил следующий, за ним еще и еще и выстрелов становилось меньше и меньше, пока вовсе не стихло. После того, как самолеты неспешно поплелись на запад, село горело, высокие черные дымы тянулись к солнцу от горящего танка и автомашин. Находящие в заслоне, видели это и переживали свое бессилие помочь. Вскоре пришел вестовой с приказом уменьшить заслон и половиной состава следовать в село, так как, среди обороняющихся были большие потери. Уже на подходе к селу Павел увидел немецкую технику, которая просачивалась между наших полуторок, наполняя улицы. Вспыхнул бой, рвались снаряды, свистели пули. В стороне заслона, где только что было тихо, также раздавались звуки боя. Павел вошел в село, когда бой уже кончался. И эту группу немцев ждала неудача. Одной из последних пуль, Павел был ранен в руку. Прямо у дома с большим красным крестом на белом флаге. Подскочила полуторка, заметушились санитары, кто-то из младших командиров руководил погрузкой и, увидя Павла, дал команду погрузить и его. Павел возразил, что, мол, рана не опасная, но сказали, что кому-то надо с ранеными ехать, а здоровые еще пригодятся тут. Когда полуторка взъехала на краю села на бугор, Павел увидел входящую в село очередную группу немецких бронетранспортеров. После, оказалось, что та полуторка, была последней, вырвавшейся из под Умани машиной.
   Всю дорогу полуторку сопровождал запах вспухших на жаре  трупов. Они были всюду. Валялись в  придорожных канавах. В основном, гражданские. А военные лежали кучками и одиноко разбросанные по полям. Сколько удавалось увидеть глазу, все тела, тела, и тела. Чемоданы, узлы, сгоревшие остовы машин и тела. Пестрая одежда, бесстыдно задранные юбки, стриженые затылки новобранцев, брошенные бронемашины и танки.
   Позже, ожидая погрузку в эшелон, Павел слушал передаваемые шепотом вести, что недалеко сдался в плен целый штаб, со всеми генералами. И такие панические новости сопровождали Павла всю дорогу. Госпиталь оказался в Ворошиловграда. В бывшем кинотеатре «Комсомолец» залы были переделаны под палаты, заставлены койками. В воздухе летал запах гниющих ран, немытых тел, хлорки и прочих медикаментов. Неожиданно простая, как казалось, рана дала осложнение. Павел выяснил, что пробудет в госпитале несколько недель. Вот бы увидеться с детьми, с Марией. До Горловки совсем не далеко. Вот только документы где-то у докторов. Вдобавок, неожиданно встретился его приятель, работавший военкомом. Приятель дал справку, что Павел курсант Буйнакского пехотного училища, находится в Ворошиловграде на излечении по ранению. Эту справку Павел переслал по почте Марии. Она пошла на вокзал и комендант разрешил получить билет на проезд в госпиталь к мужу, о чем написал на обороте справки. Наскоро собравшись, взяла Виктора и помчалась в Ворошиловград.
   Свидание пролетело быстро. Павел тихо сказал, чтобы уезжали подальше, в эвакуацию. Немец не такой, как в прошлую войну, прет с огромной силищей. Сдержать его сейчас не получится. Победа будет, но не сразу. Потому самое главное – спасай детей, уезжай, немец скоро будет здесь.
   Полная впечатлений, возвратившаяся домой Мария застала бунт. Громили магазины, били милиционера, толпа искала директора шахты, чтобы посчитаться с ним. Почуяв неладное, заглянула в дом к Ларченко.
-Ты что сидишь? Прятаться надо! Его не найдут, тебе достанется! Бери детей и тикай!
-Куда же тикать? И как? Весь поселок бунтует!
-Глядишь и не весь, остались тверёзые, небось. Давай, через огород к Захару, я только за Виктором забегу и тоже к нему. Захар, кучер конторской пролетки, отвез их в Железную балку к родне, Кривущенкам.
   Через несколько дней комендантский взвод навел порядок, расстреляв несколько зачинщиков и разогнав остальных по домам.