Перо аиста. Глава 2. Пятница. 22 августа 1997 года

Крупное вероломство поневоле влечёт
за собой тысячу мелких подлостей.
Стендаль

Пятница. 22 августа 1997 года

Без единого слова, как пастух овцу, детина пригнал меня в просторную комнату – на встречу со специалистами. 

За огромным окном во всю стену – тот же горный ландшафт. Посреди комнаты – большой инкрустированный стол овальной формы. Такие я видела только в музеях и по телевизору. Вокруг стола – стулья с мягкими подлокотниками. Во главе стола – мужчина-крепыш, рядом – женщина гренадёрской комплекции. Оба в белых халатах.

Ни он, ни она со мной не поздоровались. Я из вредности тоже промолчала. Немного подождала и без приглашения села на ближайший стул.

Женщина разговаривала по телефону. Кто-то перед ней отчитывался, а она лишь коротко вставляла: "Когда?", "Соблюдайте сроки!", "Это не обсуждается!", "Делайте, как вам приказано!" 

Мужчина в это время щурил на меня близорукие глазки. На вид ему было около шестидесяти. Сидел он не на стуле, а в кожаном кресле с высокой спинкой и как-то слишком возвышался над столом. Видимо, сидение подняли намеренно. Нехитрый трюк прибавлял мужичку роста и значимости. 

Очки с толстыми линзами, мясистый нос, большая голова на короткой шее, седая, торчащая во все стороны кудрявая шевелюра, покатые плечи, короткие ручки и пивной животик придавали его внешности нелепый вид. Но плотно сомкнутый безгубый рот не оставлял сомнений: это местный царь и бог сидел на своём "троне".   

Заметив мой взгляд, мужчина напористо произнёс: "Галина Повуэктовна! Говубушка! Начинайте!"

"Ба! Да он ещё и картавит. Гном да и только", – подумала я и усмехнулась.

Получив разрешение, Голубушка манерно произнесла:
– Теперь я ваш врач-гинеколог.

Она тщательно артикулировала каждое слово. Её губы то растягивались к ушам, то собирались в плотно сжатую трубочку. Морщинки "плясали" по всему лицу. Знай Полуэктовна об этой "пляске", она бы так не старалась. Ведь даже тем, кто не обращает внимание на внешность, всё равно хочется выглядеть моложе. 

– Вы – мой врач? С чего бы это? – спросила я.
– Вопросы зададите после, – Голубушка сделала вид, что пропустила мимо ушей мою колкость. – Это Лев Валерианович – наш директор. Доктор биологических наук, профессор, светило мировой генетики. – Всё, что касалось шефа, женщина произнесла на одном дыхании.

– А фамилия у вас есть, Лев Валерианович? 
– Вы крайне нетерпеливы, – укорила Голубушка. 
– Давайте без церемоний! Мы не на званом обеде. Скажите, где я и почему? Зачем меня украли? К чему такое варварство? – Меня злила вся эта размеренность.

Голубушка напряглась спиной и шеей, но продолжила своё:
– С минуты на минуту к нам присоединится ещё один доктор…
– Тоже светило и величина? – опять уколола я.   

– Его уровень не так высок, но, будьте уверены, толк в психиатрии он знает, – часто заморгала Галина Полуэктовна.
– Звучит как угроза. Странный коллективчик собирается: светило генетики, врач-гинеколог, психиатр… и я. Может скажете, наконец, для чего всё это?

Галину Полуэктовну до пунцовой красноты злили мои вопросы. Её бледно-голубой взгляд чиркал по моему лицу и моментально отскакивал в сторону.

"Пусть себе зыркает! Напичкали какой-то дрянью и ждут любезностей?" – подумала я.

Профессор неторопливо просматривал чью-то медицинскую карту. Похоже, мою! Такую же разбухшую от многочисленных выписок, назначений и результатов анализов.

– Мария, – Лев Валерианович вынул из карточки колоду бланков, густо исписанных неразборчивым почерком, и, как шулер, шевеля всеми пальцами одновременно, быстро перебрал их. – Здесь написано, что вы обратились в клинику Маевского с жалобами на общее недомогание: слабость, головокружение, приливы жара и удушья. Как вы чувствуете себя сейчас?

– А кто вам дал мою карточку? Ольга Олеговна? Так это она мне что-то подмешала? Что вы задумали?
– Чуточку терпения, – призвал профессор. – Сейчас всё объясним.

– Вы меня не слышите? Где я и зачем?   
– Вы же знаете, что вы в "Пентагоне", – сказал профессор. – Анализы в норме, а улучшения-то нет. Вас нужно тщательно обследовать. Вот я и спрашиваю, как вы себя чувствуете?

– Нормально! Но я ни о каких обследованиях не просила. 
– Значит, всё по-прежнему: слабость, приливы? – стоял на своём профессор.
– Да, но стало лучше. Я бы сказала, гораздо лучше. ...Только появилась новая напасть: я стала остро реагировать на запахи. 

– Что вы имеете в виду? – профессор поднял глаза от бумаг.
– Чувствую даже самые-самые слабые. А ещё, каким-то манером, могу сказать из каких "простых" запахов состоит "сложный" запах. Например, запах духов.

– Когда это обнаружилось? – спросил профессор.
– Весной. Мне нужно было купить подарок. Я зашла в парфюмерный отдел. А через секунду выскочила оттуда с сокрушительным звоном в голове. Меня как будто контузило. Я едва дошла до машины: слабость, пот, отвращение.

– Что отвратительного в парфюмерии? Весь цивилизованный мир пользуется туалетной водой и прочим. А её, видите ли, "контузило". Тоже мне – дегустатор! – Галина Полуэктовна забыла, что она интеллигентный человек, и перешла на базарный тон.

– А по-моему, ничего удивительного, – парировала я. – Косметику-то из чего только не делают. Если из растений, так это куда ни шло. А вот нефть и ткани животных пахнут прескверно.

– Дамы! Не отвлекайтесь. – Лев Валерианович что-то искал в моей медицинской карте. – Не пили ли вы по собственной инициативе каких-нибудь лекарств? Может это побочный эффект их воздействия?
– Нет. Я принимала только то, что назначала Ольга Олеговна. 

– Рассказы о "контузии" – новость для нас, – в голосе Галины Полуэктовны слышалось недоверие. 
– Для кого это "для нас"? Что вы кота за хвост тянете? Говорите, кто вы? И что вам нужно?

– В советские времена мы работали на оборону, – гордо произнёс Лев Валерианович. 
"Значит, всё-таки военные", – подумала я. В мозгу сразу "запахло" казармой: кирзовыми сапогами, портянками и застоявшимся мужским потом. Я непроизвольно сморщилась.

– Разве подобные НИИ не зачахли?
– Зачахли. Но когда нашли вас, генерал закупил оборудование и предложил нам поработать на него. – Галине Полуэктовне тоже нравилось вновь находиться на передних рубежах засекреченной науки.

– Что во мне особенного? Говорите! – Я вскочила со стула. – Нервишки у меня ни к чёрту, но как-нибудь стерплю. Лучше правда, чем такая тягомотина.
– Куда вы всё торопитесь? – наморщила лоб Голубушка.
– Домой, конечно!

– Вам придётся задержаться. – Взгляд женщины, наконец, перестал скакать. Она смотрела на меня в упор, как охотник-живодёр на зверя в капкане.
– Задержаться? С чего бы? Предупреждаю, меня будут искать! – храбрилась я.

– Кто, например? – подняла бровь Галина Полуэктовна.
– Родители! Друзья! Отец детей! 

– Ваши родители – в России. А это теперь другое государство. Близких друзей у вас раз-два и обчёлся. Не сразу хватятся. Бывшему мужу вы и даром не нужны. А что касается детей…

Лев поднял руку – Полуэктовна мгновенно замолкла. Я плюхнулась на стул. И тотчас в сознание выскочила запоздалая мысль: "Не зли их, а то вколют какую-нибудь гадость! Будешь опять валяться в отключке".

В ту же минуту распахнулась входная дверь. В комнату вошла улыбающаяся девушка-официантка, следом за ней – мужчина с подносом в руках. Видимо, они только что шутили или говорили о чём-то приятном.

– Скажите на милость, – часто задышала Галина Полуэктовна. – Уважаемый Виктор Константинович, зачем вы балуете обслуживающий персонал?

Возмущённый тон Голубушки смёл улыбку с девичьего лица. Оно приобрело каменную неподвижность.

Видимо, Галина Полуэктовна не любила молодых женщин. Похоже, эта неприязнь копилась годами, раз приобрела такие крайние формы и совершенно обнажилась.
 
– А вот такой я человек, – Виктор Константинович широко улыбнулся. – Поднос тяжёлый. Почему бы не помочь?

От его слов лицо официантки ожило. Если б не субординация, то она бы, наверно, с удовольствием показала Полуэктовне язык.

Подтянутый, неопределённого возраста Виктор Константинович легко поставил поднос на край стола. Посуда звякнула.

– Так это вы пошатнули "незыблемые" устои науки? – Он посмотрел на меня поверх очков цепким взглядом. – Очень мило!

Пока я соображала, о чём речь, мужчина уже жал мне руку:
– Позвольте представиться, Виктор Константинович! 

– Мария. А вы… – тот самый психиатр, которого ждали с минуты на минуту?
– К счастью, я уже много лет не занимаюсь психиатрией. Эта профессия лишает оптимизма. Мне больше нравится помогать здоровым людям. Вы позволите? – он указал на стул.

Я кивнула. Константинович сел рядом. От него пахло ветром и хвоей. "Может быть, он за меня? – подумала я. – Может силы уравнялись? И мы теперь двое надвое? Или мне только хочется так думать?"

За то время, что ушло на знакомство, официантка поднесла каждому чашку с блюдцем, положила рядом ложечку на кипенно-белой салфетке и незаметно вышла из комнаты.

Разливать чай из пузатого чайника с восточным узором взялась Галина Полуэктовна. Тонкий аромат бергамота смягчил обстановку.

Лев Валерианович пил чай из блюдца. Чтобы не обжечься, он шумно втягивал в себя кипяток и отдувался после каждого глотка.

"Вот вам и Светило! – мелькнуло у меня. – Распивает чаёк по-купечески".
 
– Не удивляйтесь. – Профессор увидел мою вытянутую физиономию. – Эта привычка осталась у меня со студенческих лет. В те годы на биофаке МГУ чай пили именно так. Своего рода шик, знаете ли! Теперь – моя причуда. Голубушка, посмотрите, нет ли ещё и конфеток с ромовой начинкой?
Конфеты быстро нашлись. Зашуршали обёртки.

При всём уважении к шефу, его страсть к чаепитию Галина Полуэктовна, видимо, не разделяла. Она сделала несколько глотков, как будто через силу, и принялась ложкой монотонно зачерпывать и выливать чай обратно в чашку.

Виктор Константинович придвинул к себе блюдце с лимонными дольками, подцепил воткнутой в них зубочисткой сразу две, кинул в кипяток и раздавил кислую мякоть ложкой. Выдернул за бумажные хвостики первые попавшиеся конфеты из вазы, быстро развернул и одну за другой отправил себе в рот. Разжевал то, что осталось от лимонных долек, запил последним глотком и крякнул от удовольствия.
 
Профессор вытер рот салфеткой, посмотрел на меня и спросил:
– Биологией в школе увлекались? 
– Нет, – честно ответила я. – Правда, у нас была хорошая учительница – Любовь Александровна. Царство ей небесное! Кое-что про гены я до сих пор помню: РНК, ДНК, Х-, Y-хромосомы, – зачем-то сказала я.
– О, да вы – знаток! – обрадовался профессор.

Полуэктовна прекратила переливать чай.

– Что вы знаете о половых хромосомах человека? – Глаза у Льва Валериановича заблестели.
– О половых?.. У женщин – XX хромосомы? А у мужчин – XY? – сомневалась я.

– Молодец! Всегда приятно иметь дело с образованным человеком. – Профессор спрыгнул с "трона" и сел рядом со мной. От него стойко пахло валидолом. "Значит, сердчишко пошаливает", – успела подумать я и быстро сказала:
– Вы сильно-то не радуйтесь, я больше ничего не знаю.

Но было поздно. Лев Валерианович, как говорится, сел на любимого конька: 
– Такие различия по половым хромосомам характерны для человека и для большинства животных. А вот у птиц и у бабочек наблюдается обратная картина: у самок – хромосомы XY, а у самцов – XX. У некоторых насекомых, например, у прямокрылых, Y-хромосомы нет вовсе, так что самец имеет генотип X0.

– Я очень рада за птиц и насекомых, – мне удалось вклинить фразу в лекцию профессора. – Но при чём тут я?
– Не спешите, – придержал меня Лев Валерианович. – Вы знаете, какие хромосомы содержатся в яйцеклетках и сперматозоидах? 

– Если я правильно помню, то каждая женская яйцеклетка содержит X-хромосому. Половина сперматозоидов несёт Х-хромосомы, а другая половина – Y, – отрапортовала я, чтобы отвязаться от фанатичного генетика.

– Великолепно, – сказал он тихо, и заговорщицки подался вперёд. – Причём, у женщин, одна X-хромосома наследуется от матери, а вторая – от бабушки по отцовской линии. А теперь будьте внимательны! Парадокс, но, похоже, что все Х-хромосомы в ваших яйцеклетках превратились в Y-хромосомы.

– Превратились? Что значит "превратились"? 
– Значит произошли мутации. Изменились наследственные свойства организма. Обычно мутации возникают в процессе деления клеток, – профессор перешёл на специфический язык науки.

Я замахала руками:
– Нет! Нет! Для меня это слишком сложно. Если хотите что-то объяснить, то говорите просто. Очень просто.

Лев Валерианович осекся. Полуэктовна фыркнула. Константинович улыбнулся.

– Извините, но генетика – не таблица умножения, – оправдалась я. – Ясно, что я кажусь вам дремучей. Странно, конечно, что я понятия не имею о том, как устроен мой родной организм. Но у нас этому толком не учат. Это непопулярно. В киосках не продают иллюстрированные журнальчики по генетике. 

– Вы правы, – кивнул профессор. – Но я не уверен, что смогу объяснить всё на пальцах. Вам тоже придётся постараться, чтобы понять. Уж не обессудьте, – он развёл руками. – Так вот. Наше тело состоит из клеток. Каждая клетка несёт в себе хромосомы. Клетки постоянно обновляются, но обновляются с ошибками. Ошибки носят хаотичный характер. Где-то хромосомы не разошлись, как надо. Где-то распались на части и что-то потерялось. А иногда "осколки" возвращаются на старые места в перевёрнутом виде или прилипают к другим хромосомам.

– Что-то вроде детского конструктора? – уточнила я. – Можно собрать машинку, а можно – паровозик?

– Вот именно! – обрадовался профессор. – Но, увы, в мире хромосом не всё так невинно. За всеми этими перестановками стоят болезни, дефекты развития, нарушения здоровья. В твоих яйцеклетках Х-хромосомы изменились без деления. И изменения эти не хаотичны. – Лев Валерианович увлёкся и перешёл на "ты". – В твоих Х-хромосомах происходит фундаментальная рекомбинация, то есть перестройка. Такое впечатление, что она разворачивается по заданной программе. Мы пока поняли одно: программа эта многоступенчатая.

– А можно всё остановить?
– Да ты что! Конечно, нет. Если бы мы и могли, то не стали бы. Это же абсолютно уникальный случай! Это же генетический бунт природы! – Передо мной сидел не маститый учёный, а мальчишка с горящими от любопытства глазами.

– Бунт? Лично мне никакие бунты не нужны, – я не знала, что думать и как реагировать на такую новость. – Я скоро начну нести яйца, как курица, или замотаюсь в кокон, как бабочка?
– У меня нет ответов. Нам ещё предстоит их найти, – вполне серьёзно ответил профессор.

– Я что – одна такая?
– Нет. – Лев Валерианович посмотрел на своих коллег. – Есть ещё несколько женщин, но их Y-хромосомы, скажем так, не полноценны.

– Значит, есть и другие. Ладно, хоть ни одна... Но тогда выходит, что перестройки в генах – это не случайность. Это новая болезнь? – от волнений я встала и начала ходить туда-сюда. 

– Вряд ли это болезнь. Скорее всего, "проснулся" какой-то генетический закон. Он до сих пор не давал о себе знать, так как для него не было условий. Ты знаешь, что в генах про запас заложены такие приспособительные способности, условия для которых ещё даже не возникли? Гены уникальны тем, что в них заранее есть то, что понадобится в будущем. Иначе приспособление было бы не возможным. Матушка-природа – такая выдумщица и искусница! – Валерианович расплылся в блаженной улыбке.

– Доконали люди матушку-природу, – бессильный протест пульсировал у меня в висках. – Пренебрегаем её законами. Вот она и решила ударить изнутри – по генам. Поздоровайтесь! Будущее пришло! Вот только почему природа начала с женщин?   

– Здесь ты ошибаешься, – объявил профессор. – У мужчин уже давным-давно идёт "усыхание" Y-хромосомы. Из полутора тысяч генов в ней осталось не более восьмидесяти. И точные причины этого тоже неизвестны. Но нам интересно другое. Грандиозно то, что произошло в тебе. – Лев Валерианович мечтательно закинул обе ручки за голову.

– Стоит ли радоваться? – спросила я. – Вы же понятия не имеете, к чему это приведёт.

– Кое-что мы уже знаем. – Профессор снова стал похож на школьника младших классов, которому не верят, что тот посвящён в тайну Вселенной. – Во-первых, мужские Y-хромосомы гораздо мельче женских Y-хромосом. Я их так назвал по причине внешнего сходства с буквой Y. Во-вторых, твои Y-хромосомы стабильны. Изменения в них завершены. Удивительно, но при этом гормональный фон, обмен веществ и химический состав крови у тебя остался в норме. В женской норме.

– Теперь понятно, зачем Ольга Олеговна мучила меня бесконечными анализами. Перепроверяла их по сто раз! Выходит, вы решили больше не церемониться. Зачем? Можно держать меня под замком и выковыривать всё, что вам заблагорассудится? Раз заступиться за меня некому...   

– Мы уже ведём забор необходимого нам биологического материала, – поставила перед фактом Галина Полуэктовна.
– Какая наглость! Позвольте полюбопытствовать, чего я лишилась?
– Части яйцеклеток, конечно. – Ни капли неловкости не отразилось на лице Голубушки.

Я была для неё подопытным кроликом, безликим, возможно, даже неодушевлённым объектом исследований. 

– Так значит, я действительно курица, носящая в себе "золотые" яйца?

– Да. Вы – физиологическое, биологическое и генетическое чудо, – психиатр, видимо, опасался скандала и влился в разговор на бархатной ноте. – Но учёным мало описать явление. Важно понять причины, в том числе и психологические. Те, что запустили столь странные процессы в вашем организме. Ещё важно предсказать: ограничится ли мать-природа в своих экспериментах несколькими женщинами, или это примет массовый характер? Если так, то, как уже сказал профессор, можно будет говорить о новом витке эволюции. Интересно, в каком направлении?

"Этот заболтает кого хочешь. Забудешь, с чего начала, о чём говорила и что ещё хотела сказать. Надо держать с ним ухо востро!" – подумала я. 

– Для врачей я – подопытный кролик. – Профессор кивнул. – А для вас, Виктор Константинович? – Я повернулась к психиатру. – Будете копаться в моей душе? Вытаскивать на свет божий всю подноготную? Ничего себе участь вы мне приготовили!

– Не беспокойтесь. Мы будем просто беседовать о вашей жизни, о событиях, людях, которые, по вашему мнению, оказали на вас сильное влияние.

"Вон как гладко стелешь: "вы", "вас", "по вашему мнению". Как же не беспокоиться?" – подумала я, а вслух спросила:
– Зачем вам знать, как и чем я жила?

– Мы думаем, что родились вы обычной девочкой, – уверенно заявил Виктор Константинович, – со стандартным набором хромосом. Родили детей, будучи нормальной женщиной. А потом – бах! И что-то случилось. Какой-то сбой. Х-хромосомы в ваших яйцеклетках стали превращаться в то, что Лев Валерианович назвал "женскими Y-хромосомами". По возможности, я хочу выяснить: что и когда послужило причиной этого сбоя? Мне думается, таким способом ваша психика, а с её подачи и организм в целом, приспосабливаются к окружающей среде. Вопрос: к какой именно и почему таким способом?

– Пока это лишь гипотеза, – заговорил Лев Валерианович. – Давайте, коллега, сначала факты соберём, а уж потом будем строить теории. Подведём итог.

На данный момент кроме тебя, Мария, обнаружено ещё четыре женщины с подобными изменениями. У одной процесс начался, но остановился. Ещё у одной развился рак яичников, и, к большому сожалению, она умерла. У оставшихся двоих перестройка Х-хромосом, как говорится, идёт полным ходом. Стабильной фазы Y-хромосомы достигли пока только у тебя.

Все вы, пятеро, имеете нормальных, здоровых детей. Если нам удалось вас найти, то нужно понимать, что есть и те, кого мы не нашли... Мы застали начальный этап чего-то. Но чего? Впрочем, – профессор ментально вернулся в комнату, – у нас ещё будет время, чтобы обсудить всё подробно и не спеша. Могу поспорить: ты, Мария, любишь поразмышлять и подискутировать. Не зря же ты окончила физфак университета.

– Вспомнили! Двенадцать лет – дома с детьми. От меня прежней ничего и не осталось. А время убежало, не догонишь...

– Каламбуришь? Твои гены как раз таки убежали далеко в будущее. Я знаю одно: философский зуд у физиков в крови. Их будоражат вопросы мироздания. И от этой страсти ни время, ни обстоятельства не лечат. В Бога ты, конечно, не веришь? – вдруг сменил тему Лев Валерианович.

– Начались беседы по душам? – Я посмотрела на Виктора Константиновича.
Он замотал головой:
– Нет! Нет! Это инициатива шефа. 

– Бесед не будет. Кролики не откровенничают. У меня дети, мне нужно домой. Не боитесь, что изоляция нарушит естественный ход эксперимента? Отпустите меня подобру-поздорову. Побойтесь Бога!

– Глупая! – выкрикнул директор. – Всё, что в тебе произошло, – военная тайна! Если узнают, что ты есть, то за тобой начнётся охота! Тебя по клеточкам растащат! Только здесь ты в безопасности. Кроме того, есть ещё одно обстоятельство. Скажи, где сейчас твои дети?

– Причём здесь дети? – Мне стало не по себе. – Они с отцом, на море. К началу учебного года вернутся. Он обещал...

– Мы хотим тебе кое-что показать. Галина Полуэктовна, передайте видеокамеру. Она возле вас, на стуле.

– Что ещё? – Во мне всё сжалось.
– Смотри сама, – сказал профессор.

Я прильнула глазом к окуляру и увидела, что обе мои дочери, в сопровождении отца, идут вдоль заросшего плющом высокого забора. Их разговор не слышен – съёмка, видимо, ведётся издали, с большим приближением. Они останавливаются у ворот. Отец нажимает кнопку звонка, говорит что-то в переговорное устройство. Узкая створка кованых ворот открывается. Все трое заходят внутрь. Запись прерывается, затем возобновляется снова. Таймер видеокамеры показывает, что прошло более трёх часов. Ворота выпускают на улицу только моего бывшего мужа. Детей с ним нет. Он делает несколько шагов, водружает тёмные очки на нос, гордо встряхивает головой и чинно удаляется в том же направлении, откуда пришёл.

– Что это значит? – Моё сердце билось, как птица в тесной клетке.
– …Дети остались в Англии. – Лев Валерианович смотрел на меня немигающим взглядом. – Он определил их в частную школу для девочек.

– Нет!.. Замолчите!!! – я закрыла уши руками. – Он не может их отнять! Он обещал! Я выполнила все его требования! Подписала кучу бумаг своре его юристов! Я отказалась от раздела имущества! Всё его! Неужели этого мало?! На алименты не подавала! Он сам сказал: "Давать буду столько, сколько сочту нужным!" Сво-о-лочь!.. Девочки мои!!! Они ещё маленькие! Им только одиннадцать и девять! НЕТ!!! Я вам не верю…