Прорубь

Петр сидел на кухне за столом у окна и пил горькую. Это был мужчина лет шестидесяти, красный, в фиолетовых прожилках нос которого выдавал его пристрастие к спиртному. Изредка он закусывал квашеной капустой или соленым огурчиком, подцепив их вилкой с плоской тарелки. Иногда проносил закуску мимо рта. Выпил лишнее. Не то чтобы он был чем-то обделен в этой жизни. Нет, мужик пил по привычке, приобретенной им еще пацаном в компании таких же, как и он, подростков. У плиты деловито возилась его жена Маня. Через пару месяцев ей исполнялось пятьдесят пять, но она была еще ничего: не старой и вполне пригожей женщиной. Когда-то давно, в молодости, она считалась красавицей. Была комсомолкой и активисткой. Сохранила свою привлекательность на протяжении всей жизни, хотя спортом специально никогда не занималась. Красота и хорошая физическая форма была свойственна ей от природы. С такой женой не грех на люди показаться. Сама она тоже была не против на других поглядеть и себя показать. Да разве пойдешь с таким мужем в гости или в кино? Стыдно. Волочить ей его на себе никуда не хотелось.
            Она варила кашу на завтрак. В домашнем халате и фартуке женщина выглядела свежей и симпатичной, несмотря на плохое расположение духа, потому что сердилась на мужа, не просыхавшего в будние дни и в праздники. Поджав губы, жена сказала мужу недовольным голосом:
            – Все пьешь, окаянный. Все-то наше счастье с тобой пропил. Перед детьми-то тебе не стыдно? Их в гости к нам не зазовешь. Внуков не хотят дедом пугать.
            – Вот дура! О детях с внуками вспомнила. Соскучатся – приедут.
            – Век бы их глаза тебя не видели, пьянь беспросветная. Смотри у меня, допьешься до белочки! Пора завязывать. Возьми себя в руки! Мужчина ты или тряпка?
            – Уймись, постылая. Не понимаешь ты меня! Трындишь здесь, бред разный несешь, а, может, у меня душа выпить просит?
            – Душа-то у тебя с бутылец скукожилась. Зенки свои залил и сидишь. А я тут из-за тебя маюсь. Людей стыдно!
            – Тебе лишь бы никто ничего не подумал, на других все оглядываешься, а на меня ровным счетом наплевать и растереть. Эх-х-х... Отдубасить бы тебя!
            – Я тебе дам! Кулаки распускать вздумал? Живо в обезьяннике окажешься, – потом добавила, видно не удовлетворившись произведенным на мужа эффектом, передразнив его. – Ничего – пустое место.
            – Да заткнешься ты, наконец, ведьма старая! Язык-то у тебя, как помело...
            Проговорив все это и стараясь не матюгаться без особого повода, Петр уставился в окно осоловелыми глазами. На дворе белым бело от снега. Стоял солнечный день. Очищенные работящими приезжими дворниками дорожки и тротуары серели асфальтом или рыжели свежепосыпанным песком. У него даже в глазах зарябило. Потом изображение прояснилось, и он увидел мир за окном как-то по-другому, более четко, но в радужных разводах. По щекам от яркого света скатились две невольные слезы. Мужик смачно высморкался и утер глаза краешком носового платка.
            В этом году зима наступила как-то незаметно. До декабря снега не было. Правда, иногда он шел с неба, но или не долетал до земли, или тут же таял, оставляя после себя грязные лужи. Потом после тепла и слякоти ударили морозы, все покрылось корочкой льда, и пошли снегопады. За несколько суток намело большие сугробы. Пришла пора потрудиться дворникам. Почти круглосуточно они гремели железными ломами и скребли лопатами. Он их не видел, зато отчетливо слышал шум, который они издавали. Многие из них прибыли издалека, из бывших союзных республик, ставших теперь ближним зарубежьем. Приехали они в столицу нашей родины отнюдь не на экскурсию, а для того, чтобы заработать денег, в лучшем случае устроиться на постоянное проживание. Каждый месяц аккуратно переводили большую часть заработанных сумм к себе домой. Приезжие плохо знали русский язык и громко горланили на своем, не понятном для местных жителей. Как правило, они ходили или сидели на корточках во дворах большими группами. Трудились очень усердно: приходили под окна по нескольку раз на день и скребли, скребли... Пьяными их никто не видел. Вера им что ли напиваться не позволяла? Кто его знает! Редко когда можно было встретить одинокого дворника, махавшего метлой или веником, или разгребавшего талый снег. Обычно их набиралось по нескольку человек. Этот шум раздражал Петра. Мешал ему полностью расслабиться после выпивки. Возвращал его из пьяной нирваны в скучные будни кипящего неподвластной ему жизнью большого города, разросшегося до размеров мегаполиса.
            За невысокой оградой возле дома сугробы достигали высоты полутора метров. На тротуаре постоянно образовывался лед. Смуглые дворники упорно дробили его и счищали лопатами прочь. Постепенно дорожки становились чистыми ото льда и снега. Потом они переходили к помойке и принимались чистить территорию возле мусорных контейнеров. Нередко дворники бросали лопатой снег прямо под ноги или в спину снующим прохожим, провожали их долгими мрачными взглядами из-под нависших над черными глазами бровей. Эти поступки можно было вполне отнести к особенностям их национального поведения, не знакомого старожилам микрорайона.
            Кругом кипела работа по благоустройству столицы. Работники жилищного хозяйства боролись с гололедом и гололедицей. Когда на улице было особенно скользко, дорожки посыпали песочком, а проезжую часть какими-то химикатами, от которых даже в морозы на ней появлялись лужи. Тем не менее, зимой травмопункты, обычно, были переполнены: там в очередях сидели и даже стояли на костылях новоиспеченные увечные, пришедшие или привезенные сюда с разными ушибами, вывихами и даже переломами. В скользкую погоду следовало быть особенно осторожными. Лучше не спешить. Идти медленно и смотреть себе под ноги, обходя замерзшие лужи и снежные заносы. Да вот беда, лед частенько скрывался под снежным покровом, поэтому заметить его не всегда было можно. При ходьбе ноги неизменно скользили, и трудно было не упасть.
            В свое время и он работал на заводе от гудка до гудка. Демобилизовавшись из армии, устроился сборщиком на конвейерную линию автозавода. Интересно, что смолоду парень отличался отменным здоровьем, никогда не болел, несмотря на регулярную пьянку. Чувствовал себя нормально, хотя Маня считала, что он свое здоровье пропил. Ну-ка погорбаться по восемь часов кряду каждый день на трезвую голову, собирая автомобильные узлы из тяжелых деталей. А когда был аврал, приходилось работать в выходные, чтобы план выполнить. Он едва дожидался обеденного перерыва, чтобы приложиться к бутылке с водкой. Закусывал чем придется. Зато потом мог достоять до конца смены у конвейера. Часто участвовал в драках, особенно в молодые годы. Итак оттрубил на заводе более двадцати лет, пока тот не закрылся. Когда производство ликвидировали, он пошел работать в автосервис недалеко от дома, где пригодились его золотые руки. Была у него и машина – старые «Жигули» первой модели, на которых он, правда, ездил редко. Большую часть времени они стояли в гараже за домом. В автосервисе нередко заставляли работать днями и ночами, чтобы успеть выполнить заказ какого-нибудь важного клиента. В это время Петр не пьянствовал, был трезв, как стеклышко, и работал, не покладая рук. Зато после выполнения заказа пил по нескольку дней подряд, не просыхая. После выхода на пенсию подрабатывал иногда все в том же автосервисе, когда там был аврал. Не каждый день, а когда нужно было выполнить определенную работу, которую он делал лучше других.
            Пятерик, правда, он отмотал на зоне. По молодости лет не то подрался с кем-то с нанесением тяжких телесных, не то украл что-то ценное, потому что на выпивку не хватило, но так или иначе его приложили по полной исправительно-трудовой программе. Адвокаты, которые могли отмазать от тюрьмы, стоили дорого, они ему были не по карману, так и пропадал на зоне пять лет. Условно-досрочного добиться не смог, чем-то там видно не вышел. Вернулся домой озлобленным. На руках у него были наколки. Целый месяц пил горькую да побивал свою благоверную, которая, ходили слухи, погуливала от него направо и налево, пока он отсиживал срок. Видно, не выкладывалась на своей ткацкой фабрике, как он на автозаводе. Хватало сил после смены погуливать, чужие кровати обтирать. О чем уж теперь жалеть – было, да все травой поросло.
            Наскоро одевшись, Петр вышел погулять. Ему было жарко. Хотелось проветрить мозги и охладить разгоряченное тело. Он пошел в лес, росший тут же рядом через дорогу. В нем было много важно расхаживавших людей: мужчин и женщин, шедших парами или даже группами, мамаш и бабушек с колясками и санками, детей разных возрастов. Возле ельника за столом под навесом сидели старики и резались в шашки. Они были завсегдатаями здешних мест. Какой бы мороз на улице ни стоял, заядлые игроки не оставляли своей игры. Петр увидел, как ему наперерез понеслись веселой гурьбой школьники на лыжах. В это время года занятия по физкультуре проходили на свежем воздухе. Уже много лет дети ездили на лыжах по лесу или в поле через дорогу от школы. Мужчина переждал, пока они проедут. Он никуда не торопился.
            – Хулиганистая пошла нынче молодежь, – подумал было подвыпивший человек. – Никакого уважения к старшим. Нет, чтобы вежливо попросить посторониться, лезут прямо на пролом. Могут и лыжными палками задеть. С них станется.
            Потом его мысли немного прояснились, настроение улучшилось, и он замурлыкал себе под нос старую советскую песню:
            – Молодым везде у нас дорога...
            Петр осмотрелся вокруг. Лес был старым, стоял еще, но деревья все в дуплах, с оголенными корнями, выступавшими даже из наметенных сугробов; многие из них уже упали и лежали гнившими бревнами прямо на земле. Небольшой когда-то овраг стал длинным и широким. Расползался в разные стороны. По его крутым бокам, похожим на обрывы, попадало особенно большое количество деревьев, вывороченных с корнями из песчаной почвы. Картина вызвала невольную тревогу у Петра. Даже на санках здесь нельзя было прокатиться, не рискуя врезаться в лежавший поперек оврага ствол.
            Он вспомнил, что в самом начале зимы было необычное природное явление. Неожиданно после морозов наступила оттепель, одновременно пошел дождь, и деревья покрылись коркой льда. В ледяных чехлах оказались ветки, сучья и сами стволы. Совершенно нежданно деревья, точно они были какими-то стеклянными посудинами, залитыми водой, начали ломаться и валиться прямо на снег. Трещали и падали ниц. Те из них, которые остались невредимыми, сверкали на солнце, как подвески на люстре. Оно отражалось в больших сосульках, в которые они превратились. Настоящие ледяные столбы, на них плясали озорные солнечные зайчики. Казалось невероятным, что деревья смогут ожить с наступлением весны, покрыться зелеными листьями и зацвести.
            Мужчина подумал, что в такое время года приятно заняться водными процедурами для укрепления здоровья. Современные бассейны являлись настоящими дворцами здоровья. Помимо плаванья, бань и саун тут имелись спортивные залы для детей и взрослых с различными тренажерами и оборудованием. Буфеты и закусочные. Жаль вот только, водка в них не продавалась. Абонементы в такие бассейны стоили дорого, поэтому были доступны далеко не всем жителям и гостям столицы. Вместо занятий спортом приходилось пить дома и даже на улице под забором или в какой-нибудь подворотне, чтобы хоть как-то провести досуг.
            Но не все окрестные жители были поклонниками Бахуса. Среди них были приверженцы здорового образа жизни и даже трезвости. Особенно отчаянные любители закалки принимали холодные купели прямо в прорубях. Но у Петра от одного вида таких купальщиков мурашки пробегали по коже, и дух перехватывало от холода. Для них в лесопарке у пруда была построена времянка, где они переодевались и подкреплялись после ледяных ванн. Тут же на берегу они делали физические упражнения, разгоняя застывшую на морозе кровь. В народе их прозвали «моржами», хотя до настоящих властителей морей им далеко. Да и длиннющих бивней, которыми знамениты крупные морские животные, у них нет.
            – Разве что некоторые из зимних купальщиков отпустят длинные усы с бородой, – усмехнулся про себя Петр. – Тогда они точно будут похожими на моржей.
            Уменьшившиеся от мороза глазки-щелочки и посиневшая голая кожа в красноватых пупырышках у купальщиков тоже чем-то напоминала об этих морских животных. Зато в отличие от них уши людей хорошо видны, так как торчат в разные стороны красными фонарями, которые зажег дедушка Мороз. Зачаточный хвостик у людей тоже отсутствует. По своим размерам и весу они, конечно, уступали этим большим млекопитающим. Да и проруби в прудах были относительно небольшими. Настоящие моржи в них бы не поместились.
            Петр читал про них в энциклопедии о животных. Читать он еще не разучился. Видно, не все мозги еще пропил. Из книги он узнал, что моржи отличались своим коллективным поведением. Мужчина удивился такой характеристике и запомнил, что живут они большими, хорошо организованными стадами. Внешне выглядевшие добродушными и неуклюжими на суше, моржи являлись грозными противниками в море. Им ничего не стоило перевернуть лодку или пробить ее своими бивнями. Для людей они издавна служили целью охоты. Промысловые бригады охотились на них, поэтому животные всегда были настороже, чтобы успеть защититься от них. Чаще всего они не нападали на охотников, а ныряли в глубины. Для своевременного оповещения об опасности у них были выставлены часовые по краям стада. Моржи имели исключительно тонкий нюх, позволявший им заранее обнаружить приближавшихся людей. Кроме человека они сражались за право на жизнь с белыми медведями и косатками. Крупнее их были только морские слоны. Жалко, что по целому ряду причин популяция этих крупных животных неуклонно сокращалась.
            – Эх, наняться бы матросом на судно, занимающееся промыслом в северных морях, – мечтательно подумал мужчина, – да моржей жалко. Тоже ведь твари Божии. Да и Маню одну лучше не оставлять. Пропадет ведь без меня глупая баба.
            Петр был верующим, несмотря на пагубное пристрастие к спиртному, которое никак не хотел перебороть. Но ведь и моряки не дураки выпить. Сколько легенд и книг написано об их пристрастии к рому, который они пили бочками. Это не мешало им быть отважными покорителями морей и океанов. Правда, и погибало их много во время штормов и бурь. Случались и аварии на море, столкновения судов. Вот недавно писали, как огромный корабль наехал на подводную лодку. Много тогда людей погибло по безалаберности, а, может, спьяну. Капитана сухогруза, протаранившего подводную лодку, вроде, наказали за халатность. Тут Петр призадумался. Он ведь тоже был не дурак выпить.
            – Надо бы поберечь себя, перестать напиваться, как цуцик. А то Маня совсем меня заругала. Даже дети за спиной смеются надо мной. Но как перестать-то? Так и тянет к бутылке. Напьешься, и море по колено.
            Слышал он разные истории про девятый вал и цунами. Картину одну потрясающую видел. Там море пенится и бушует. Небо в огненной утренней заре. Корабль утонул, но несколько моряков спаслись после кораблекрушения, ухватившись за мачту. Их бросает из одной стороны в другую, а вдали идет высоченная волна, которая, того и гляди, совсем все накроет через минуту-другую. Никому, видно, спастись не удастся. Разве что удача им подфартит. Нет, лучше дома в тепле и уюте раздавить бутылочку-другую водки. Как хорошо от нее на душе становилось. Так, по обыкновению, размышлял наш персонаж.
            Подступили крещенские морозы. Пруд давно уже был покрыт толстым слоем льда под снегом. Водоплавающая птица с осени улетела на юг. Лишь кое-где были видны одинокие лунки, пробитые рыбаками – любителями подледного лова рыбы. В любую погоду долгими часами они были готовы сидеть возле них и ждать, пока клюнет. Улов был небогатый, но главное не это, а спортивный азарт. Одеты они были в меховые полушубки и валенки. Часто «для согреву» принимали спиртное. Возвращались домой с коробами, набитыми мелкой рыбешкой, навеселе. Хозяйки не знали, радоваться им или плакать от таких мужей. Они помогали раздеться едва стоявшим на ногах мужчинам, отряхивали от снега заиндевевшие полушубки, обметали веником сосульки с валенок. Относили одежду и обувь для просушки. Кормили рыбаков горячими обедами и отправляли спать.
            Христиане готовились отпраздновать Крещение. Мечтали запастись целебной святой водой на весь предстоящий год. Среди них неизменно находились желавшие окунуться в иорданях. В наших местах ими служат проруби. Их заранее готовили к освещению воды и купанию, заботливо очищали ото льда и мусора. Многие из них имели крестообразную форму. Не так-то просто было прорубить их в толстом льду. Проруби виднелись то тут, то там. В праздничную ночь прихожане отстаивали долгую службу, а потом крестный ход шел к иордани. Священник освящал ее. Купались в ней верующие по желанию после благословения батюшки. В это время уже брезжил рассвет. Народу собиралось видимо-невидимо. Одни принимали ледяные купели, другие с интересом за ними наблюдали, обступив проруби вокруг. Они слегка приплясывали, топая сапогами и валенками об лед, чтобы не замерзнуть. Настроение у всех было праздничным. Петр никогда не стремился к купанию в иорданях ни на Богоявление, ни в обычные дни.
            После праздника вырубленные купели темнели мерзлой водой, купаться в которой тянуло разве что бывалых «моржей». Днем они были хорошо видны, а ночью – в зависимости от освещения. В темноте их можно спутать с черной ямой или каким-нибудь провалом. Когда на небе светила луна, то вода в прорубях блестела и переливалась в серебристых лучах лунного света. В безлунные ночи их можно было вовсе не заметить, не услышать ни плеска воды, ни тихого потрескивания корочки льда, постоянно образовывавшейся под воздействием низких температур. Плохо пришлось бы тому несчастному, который набрел бы на прорубь в полной темноте. Он мог в нее провалиться, а уж выберется из нее или нет, то бабушка надвое сказала.
            В одну из суббот после праздника Богоявления Петр пришел в церковь, что называется, навеселе. Он ничуть не стыдился того, что порядочно выпил накануне. Прихожане старались не смотреть на него, отворачивали свои носы в сторону. Женщины-прихожанки и вовсе пытались закрыть нос платочками, чтобы не дышать перегаром, которым от него так и несло. Зато для Петра пребывание на службе в церкви было необычно радостным. Все чувства были обострены, душа витала в полном блаженстве, он жадно вдыхал запах благовоний. Большие добрые глаза, затянутые пьяной дымкой, радовались великолепию церковного убранства. Его восхищала позолота интерьеров и резных рам.
            Служба в церкви была долгой и закончилась поздно. Но Петр мог пробыть здесь целую вечность. Ему все было мало. Атмосфера вызывала в душе истинное благоговение, и он никак не мог им насытиться. Как же он расстроился, когда пора было идти домой, где его ждала скучная и сварливая Маня. Он знал, что она испортит ему настроение своими вечными придирками, охами да ахами. В лучшем случае заставит его пойти спать. А этого ему не хотелось. Душа пела и просила чего-то необычного. За пазухой у него грел душу бутылец водки. На улице царила полная темнота. Из-за нависших туч на небе не видно было ни месяца, ни звезд. Единственный фонарь маячил где-то вдалеке. Свет от него очерчивал лишь небольшой круг во мраке наступившей ночи. Едва отойдя от церковной ограды, он присел на корточки и жадно присосался к горлышку пузыря. Силы воли хватило, чтобы оставить половину бутылки на опохмелку. Передохнув, он встал на ноги и шаткой походкой пошел в сторону пруда. Вокруг никого не было. Ни души. Полная темнота. Прихожане быстро разошлись по домам.
            Мужик шел себе под горку, пока не приблизился к пруду. Его очертания скорее угадывались, чем были видны. Он гулял здесь много раз. Один, с женой и детьми. Еще несколько шагов, и где-то тут должна быть прорубь. Ничего не было видно. Петр проглядел все свои пропитые глаза, излучавшие, тем не менее, неподдельную доброту и наивность. Но даже их внутренний свет не сделал прорубь заметной. Зачем он искал ее в эту ночь? Нет, купаться он в ней не думал. Наш герой не принадлежал к отважной категории «моржей». Пропитое за прожитую жизнь здоровье ему этого не позволяло. Но в праздничную крещенскую ночь его почему-то тянуло к иордани, как магнитом. Если бы он мог думать после изрядной дозы выпитого спиртного, то, наверное, объяснил свою тягу зовом предков или чем-то подобным. Но нет, проруби нигде не было видно.
            Он махнул на свои поиски рукой и хотел было пойти домой к постылой жене, как его ноги, видимо, попав на лед, поехали вперед сами собой. Он несся со стремительным ускорением в неизвестность. Через пару минут все его тело оказалось по шею в воде прямо в выходной одежде и обуви. Послышался громкий всплеск, и его обожгло смертельным холодом. Нечего было и думать, что он сможет раздеться, так как намокшая одежда тянула его под лед. Время шло. Тело задубело. Он предпринял несколько безуспешных попыток вылезти на лед, но на него накатила какая-то небывалая тяжесть. Вопреки отчаянным попыткам спастись, он с головой погрузился в мерзлую воду. На ней показались булькавшие пузыри. Потом он всплыл, продолжив безуспешно барахтаться в ледяной воде. Казалось, что вот-вот он безвозвратно уйдет под воду. Мужик испугался. Он взмахнул руками, откашлялся, срыгнув попавшей в легкие водой, затем шумно вдохнул воздух и истошно закричал:
            – Мама! Спасите! Помогите!
            Спустя минуты две крик повторился. Рассчитывать на помощь в ночной пустыне было нечего. Он продолжал неуклюже сопротивляться смерти в ледяной воде, проклиная тот момент, когда решил пойти к пруду. Лучше бы ему сидеть дома да слушать ворчание и визгливые крики жены. А может, она бы его и не стала ругать? Да что уж теперь! Поезд, как говорится, ушел. Мужик стал прощаться с жизнью. Его замерзшие обветренные губы шептали молитву:
            – Отче наш, Иже еси на небесех!
            Еще минута и его одеревеневшее тело ушло бы под лед, но в этот момент чья-то сильная грубая рука выволокла его из проруби. Протащив тяжелый груз метр или два в сторону от воды, спасший его мужчина отпустил свою ношу. Петр лежал в мокрой одежде и обуви, как мешок. Его трясло от холода. Зуб на зуб не попадал. Голова раскалывалась от боли. Волосы и усы превратились в сосульки. Но он остался живым. Этот факт несказанно радовал его. Вселял надежду в его огрузневшее тело. Мужик почувствовал неудержимую жажду жизни.
            – Ну что, выкупался в иордани? – услышал он насмешливый басовитый мужской голос. – На вот, закутайся, и пошли скорей в дом.
            – Спасибо, – едва сумел произнести, стуча зубами, с ног до головы вымокший мужик.
            – Бога благодари, – отозвался тот, кто его спас.
            Потом спасший его мужчина отдал ему какое-то «облачение», обернул бывшего утопавшего в него, и повел Петра по дороге обратно в церковь. Спасителем оказался местный священник. После окончания службы, благословив прихожан и распрощавшись с ними, он решил подышать свежим воздухом. Было очень приятно очутиться на открытом пространстве после хлопотного дня и вечера, проведенных в церкви. Он наслаждался тишиной. Миновав блеклый фонарь, священник свернул по направлению к пруду. Темень, хоть глаз выколи. Ноги вели его по дороге, которую он знал, как свои пять пальцев, и без освещения.
            Он собирался уже вернуться домой, а жил он тут же при церкви в отдельно стоявшей бревенчатой избе, как услышал дикий, почти нечеловеческий рев. Может, это громко промычал морж или бык? Но как они могли здесь оказаться в такой мороз, да еще и поздней ночью? Ведь моржи – это морские животные. Место их обитания – море. А быкам и коровам в такую-то пору и подавно следует спать у себя в коровнике на ферме. Только потом он разобрал слова. Какой-то человек громко взывал о помощи, и священник, немедля, бросился его спасать. Он ориентировался на слух, по крикам и всплескам воды, в которой барахтался утопавший. Протянув наугад натруженную мускулистую руку, он на ощупь наткнулся на воротник намокшего пальто, крепко его схватил и вскоре вытащил все несчастное существо на твердый лед. Со спасенного мужчины потоками текла вода.
            Войдя в дом священника, Петр снял с себя намокшую одежду и переоделся во все сухое. Отогрелся, перестал дрожать, немного протрезвел. Настроение улучшилось. После купания в ледяной купели он выглядел молодцом. Как будто заново на свет Божий родился. У священника нашлись для него теплая рубашка и свитер с высоким воротником, джинсы и пара поношенной обуви, немного великоватой спасенному им утопавшему.
            – Велико не мало, – отметил про себя невольно Петр, пройдясь в ботинках по полу, на самом деле, довольный, что оказался в тепле и сухости после приключения, едва не стоившего ему жизни. Половицы заскрипели под подметками. И ботиночки-то, видно, были со скрипом. Едва успев переодеться, он приложился к оставшейся бутылке водки, которая, к счастью, была цела и невредима. Жадно допив все, что в ней оставалось, он смачно крякнул и обтер рукой мокрый рот и усы. Чем не морж?
            – Это «для согреву», – сказал он, как бы оправдываясь перед своим спасителем.
            Тот не стал возражать, и оставил его одного в маленьких, пахнувших веником, сенях. Здесь было тепло и уютно, а на широкой лавке возле бревенчатой стены можно было немного поспать. Переполненный случившимися с ним приключениями, мужчина вскоре забылся тяжелым сном. Ему снилось что-то мохнатое, непонятное, но вполне живое. Какой-то клубок шерсти катался по полу, а внутри сверкало что-то как будто пластмассовое телесного цвета. Потом его стало куда-то затягивать и давить на грудь. Он как будто полетел не то в пропасть, не то в бездонный туннель. Вспыхнул яркий свет, нестерпимо святивший прямо в лицо, отчего он страшно испугался прямо во сне. Все это было невыносимо терпеть. Он страдал, неизвестно от чего. Во сне он храпел.
            Было еще затемно, когда Петр пробудился от тяжелого забытья весь в слезах. Как будто часы в нем сработали. Изо рта текли слюни. Он вытер их тыльной стороной руки и вспомнил о случившемся. На трезвую голову происшествие показалось ему еще более ужасным, чем спьяну. Еще бы, ведь он чуть не утонул, испытал шок. Зато потом ощутил радость спасения. В избе было тихо. Уставший после напряженной ночи священник спал беспробудным сном. Петр увидел, что он спит, заглянув в комнату. На столе лежал лист бумаги и ручка. Спасенный решил не будить своего избавителя. Но просто так уйти, не высказав благодарности, он не мог. Добрые чувства переполняли его. Видно, не всю душу еще пропил. Наконец, ему в голову пришла дельная мысль. Человек взял со стола ручку и написал на листке бумаги слова благодарности:
            – Отец, нижайше Вас благодарю за спасение. Большое спасибо. Спаси,Господи! С праздником! – Потом, после некоторого замешательства, размашисто подписался под запиской. – Петр.
            Буквы оказались кривоватыми, неловкими, но слова звучали убедительно и искренне. С истиной верой. Еще школьником он не отличался каллиграфическим почерком, зато от природы был грамотным и писал без ошибок. Тихими шагами, почти на цыпочках, чтобы не разбудить хозяина, спасенный вышел из избы, плотно закрыв за собой тяжелую дверь. Перекрестился на церковь, сняв с головы еще не высохшую шапку. Потом, не смотря по сторонам, окрепшей походкой быстро зашагал к себе домой. Там его ждала хоть и сварливая, но все-таки, как ни крути, хозяйственная жена.
            Он решил ей рассказать о том, что с ним случилось, словно на духу. Может, поверит и простит непутевого мужа? Не станет ругать, на чем свет стоит. Порадуется вместе с ним его чудесному спасению. Даст Бог, еще и пожалеет его, горемычного, выпивоху безрассудного. В этот момент он был к себе строг. За то время, пока он тонул, перед его внутренним взором пронеслась вся его несчастливая жизнь. Как в кино. Теперь он подумал о жене с лаской и нежностью, может быть, впервые за много лет. Если честно говорить, то мужик соскучился по ней, по ее теплому телу. Вспомнил, какой сладкий запах шел от него, когда они лежали рядышком в постели. У Петра дух перехватило и засосало где-то под ложечкой. А какая она заботливая мать! Детей вот ему родила, тянула их, пока он сидел в тюрьме, кормила, поила, дала возможность выучиться. Они уже давно выросли, устроились на хорошую работу. Завели семьи. Жили в отдельных квартирах. И все это благодаря стараниям Мани. В душе его жена была доброй женщиной, несмотря на скверный и сварливый характер, который выработался у нее за годы их супружества. В гости дети приезжали редко, не хотели видеть вечно пьяного отца.
            Странно, но впервые за много лет он не испытывал желания напиться. В трезвости прошла неделя. За это время он несколько раз успел побывать на пруду возле злосчастной проруби. Видел, как в ней регулярно купается группа бывалых «моржей». Среди них были не только мужчины, но и три женщины разных возрастов: одна была еще совсем молодой, лет около тридцати, другая, ладненькая и крепкая – лет под сорок, а третья – пенсионеркой лет шестидесяти. Она-то и была заводилой. Подрабатывала библиотекарем в местной районной библиотеке. Седая, с короткой стрижкой, отличавшаяся отменным здоровьем, она была похожа на востроносенькую птичку. Будучи одинокой, по слухам, вела активную половую жизнь, несмотря на довольно-таки большой возраст. Обычно она подбадривала женщин, отпускала незлые, но зачастую сальные шуточки по поводу плававших в проруби мужчин. Среди «моржей» она звалась «Чижиком-Пыжиком».
            Самая молодая из женщин работала компьютерщицей в одном из НИИ, расположенном тут же недалеко, по другую сторону леса. Она была привлекательна своей молодостью, хотя вид у нее был довольно блеклым. Кажется, она была замужем, но у нее детей, вроде, пока не было. Однако ее муж никогда не появлялся в купальне, и с ним ее никто из купальщиков не видел. Друзья по купанию окрестили ее кличкой «Планшет». Она любила поговорить на тему о компьютерах и так и сыпала терминами из области электроники, поэтому понять ее можно было с трудом. Вот что значит молодежь, вроде как говорят на русском языке, а разобрать то, что сказали, можно лишь отчасти, особенно если ничего не понимаешь в современных компьютерных технологиях.
            Ладненькая была попроще. Она работала продавщицей в продуктовом магазине неподалеку. Выглядела ухоженной интересной женщиной. Чуть выше среднего роста, с могучими бедрами и крепкими икрами, большой крепкой грудью, которую плотно обтягивал модный закрытый купальник. Брюнетка с черными длинными волосами, которые на время купания она закручивала в тугой узел и закрепляла резинкой. Сверху надевала кокетливую резиновую шапочку. Лицо было европеоидного типа с небольшой раскосостью глаз и выделявшимися скулами. Родом она была из Сибири или с европейского Севера, а, может быть, и с Урала. Монголоидность унаследовала от отца, который был наполовину русским, а наполовину то ли ханты, то ли манси, в общем, оленеводом. Мать ее была русской. В этой компании женщина носила кличку «Шаманка».
            «Моржи» радостно плескались в ледяной воде, потом ловко выбирались на берег и делали там разминку. Потом бежали во времянку, чтобы переодеться и подкрепиться, чем Бог послал. У них всегда с собой были бутерброды и термосы с чаем или кофе. Перепадали им и свежие фрукты. От группы распространялась вокруг необычная бодрость, молодость, несмотря на изрядный возраст некоторых ее членов, и какая-то сексуальная энергия. Если пристально присмотреться, то над ними можно было увидеть нечто вроде радужного нимба в воздухе, может быть, из-за брызг, так и летевших в разные стороны от мокрых тел любителей зимнего купания в проруби.
            На вторую неделю Петр не выдержал и решил присоединиться к компании веселых и жизнерадостных «моржей». Переодевшись в плавки, он с гиканьем окунулся в холодную воду. Сейчас все было по-другому. На нем не было пудовой намокшей одежды, тянувшей на дно. Мужчина почувствовал прилив бодрости и окунулся с головой второй раз. Вынырнул из воды вверх, как пробка. Усы и ресницы мгновенно обросли сосульками. Сорокалетняя женщина, приблизилась вплотную и заворожено смотрела на него. Потом она открыла рот и сказала:
            – Меня Галей зовут. Я здесь уже давно плаваю, а вы в первый раз?
            Петр был польщен вниманием и дружескими словами женщины, которая ему сразу же понравилась. Было приятно, что она к нему обратилась на «вы», между тем как между собой старожилы общались только на «ты», независимо от возрастов, и исключительно по кличкам. Эту интересную особенность Петр подметил сразу же. Но к Гале он продолжал пока обращаться по имени и на «вы»:
            – Уважаемая Галина, я Вам потом все подробно расскажу о том, как я здесь плавал и когда это случилось.
            – Ну а я с большим удовольствием Вас послушаю, – весело ответила женщина и засмеялась, показав два ряда жемчужной белизны зубов.
            – Вашу ручку, фрау-мадам, – деликатно предложил Петр, вспомнив слова одного из героев старого кинофильма, ухаживавшего за понравившейся ему героиней.
            Он взял женщину за руку и по-джентельменски помог ей выбраться на сухой лед. Они вместе пошлепали в бытовку. С них потоками текла мерзлая вода. Как ни странно, но впервые за многие годы мужчина почувствовал необычайный подъем сексуальности. Его страстно тянуло к стройной купальщице. Надо сказать, что Галя была матерью-одиночкой. Муж у нее исчез в неизвестном направлении, или умер. Петр не задавал ей уточняющих вопросов на этот счет. После намеков на то, что она была бы не против встречаться с ним не только в проруби, Шаманка пригласила его к себе домой. Петру, честно сказать, очень хотелось принять ее предложение, но он деликатно перевел разговор с ней на другую тему. Ну не смог бы он после секса с другой женщиной смотреть Мане в глаза. Совесть бы замучила. К тому же он был верующим.
            В результате «моржевания» здоровье у него резко пошло в гору. К выпивке больше не тянуло. Давление нормализовалось. Он стал жизнерадостным человеком. Лучше стал относиться к жене. В церкви молился с невиданным доселе усердием, ставил свечи и чаще причащался. Подавал записочки за здравие и за упокой. Целовал иконы с каким-то неистовым чувством, граничившим с фанатизмом. В любую погоду купался в проруби два раза в неделю, как минимум. Он стал своим среди бывалых «моржей».
            В проруби на протяжении уже нескольких лет постоянно купалось несколько человек. Самым старшим по возрасту и как бы старшим группы «моржей» был отставной полковник каких-то спецчастей лет семидесяти по кличке «Полковник». Он был совершенно седым, среднего роста, поджарым и мускулистым. По телосложению и развитию мускулатуры выглядел значительно моложе своих лет. Обычно перед плаваньем в проруби он проводил зарядку для всей группы в течение нескольких минут. Все с удовольствием повторяли эти упражнения с улыбкой, иногда весело посмеивались.
            Среди других постоянных купальщиков был один московский грузин, полноватый и волосатый, веселый по характеру человек, зубной врач по профессии, лет пятидесяти. Он часто рассказывал о разных занимательных случаях из своей врачебной практики и постоянно зазывал «моржей» к себе в клинику, но никто к нему не ходил. Клиника считалась дорогой. Они дали ему кличку «Пломба».
            Был также армянин, тоже веселого и неунывающего склада характера, который работал когда-то инженером на одном из предприятий, расположенных неподалеку, но последние лет десять занимался бизнесом, являясь хозяином нескольких овощных ларьков. «Моржи» звали его «Инжиром». Он часто приносил сумку с апельсинами и яблоками, а иногда с бананами и мандаринами прямо к проруби и щедро угощал ими товарищей по купанию. Следует отметить, что становление его, как бизнесмена, совпало с плаваньем в проруби.
            Своей внушительной внешностью поражал огромный детина, очень сильный физически, по кличке «Бугай». Его возраст трудно было определить. Лицо было несколько помятым, от правого уха к нижней челюсти тянулся заметный шрам. Тело казалось накаченным, мощным, хотя в глаза бросался небольшой живот. Его могучие мышцы покрывал слой жира. Он говорил, что занимался неким бизнесом, но, возможно, был связан с криминалитетом. В общем, здоровяк был темной личностью. Но «моржам» не требовалось от него никаких подробностей, ведь у них было общее хобби – «моржевание».
            Было также два музыканта – веселых интеллигентных еврея: один виолончелист, а другой пианист. Они играли где-то в одном музыкальном коллективе и всегда к проруби приходили вместе. Им было лет сорок – сорок пять. Их можно было отнести к завзятым «моржам», так как они занимались зимним плаваньем уже много лет. Фортепьяниста прозвали «Мажором», а виолончелиста «Минором». Они очень хорошо напевали и при этом насвистывали различные мелодии из популярных песен и оперных арий.
            Петр, когда его новые друзья узнали, что он работает в автосервисе, сразу же получил кличку «Жестянщик». Как-то раз он начал с Полковником разговор о драках. Несмотря на большой опыт в прошлом, в настоящее время он не дрался, будучи сильным и довольно ловким от природы. Специально спортом он никогда не занимался, за исключением периода службы в армии, когда физкультура была обязательной. Полковник был очень опытным в рукопашных боях, побывал в разных горячих точках и умел побеждать в схватках с противниками. Он рассуждал так:
            – Вот ты, Жестянщик, все-таки никогда не дрался с врагами на смерть, ну, может быть, за исключением драк на зоне, когда ты сидел. А мне приходилось драться на смерть, причем заметь, они не были моими личными врагами, я даже их не знал. Они были противниками, которых надо было либо вырубить, либо убить.
            – Да, ты, конечно, во всем прав, товарищ Полковник, – ответил ему Петр.
            – В драке самое главное – отличная реакция. У меня всегда она была отменной, плюс необычная быстрота движений. Несмотря на то, что мне уже под семьдесят, и я уступлю молодым на стометровке, в быстроте реакции и движений им не уступлю. Вот смотри! – Полковник наклонился и слепил из мокрого снега снежок. – Я встану сзади тебя и подброшу его перед тобой. Лови его поскорей. Интересно, кто из нас его быстрее подхватит?
            Он бросил снежок чуть выше головы Петра и примерно в половине метра перед ним. Только Жестянщик выбросил руку вперед, как перед его носом мелькнула поросшая рыжим волосом рука Полковника и перехватила снежок.
            – Вот так-то, дружище! Тренируй реакцию и быстроту движений! И все эти навыки у тебя будут развиваться, несмотря на возраст. Ну что, пойдем подкрепимся вкусным чайком из термоса, бутербродами и бананами, подаренными Инжиром.
            И новые приятели дружно пошли в бытовку. Во время перекусывания Полковник рассказывал забавные эпизоды из своей богатой на боевые события жизни:
            – Вот был один случай, еще в семидесятые годы в одной из стран на юго-западе сражавшейся Африки. Был я тогда молодым военным советником. Воевали мы за одну из группировок негров. Со мною были бойцы-кубинцы, отличные ребята, настоящие интернационалисты...
            Рассказывая занимательные истории, отставник разливал кофе по кружкам и раздавал слушавшим его «моржам» бутерброды. Помолчав минуту-другую и как будто вспомнив подробности, Полковник продолжил, а его слушатели активно угощались вкусной едой и смачно отхлебывали горячую жидкость, запивая ею съеденное. Они верили его рассказам и сопереживали ему, особенно когда дело касалось трагических эпизодов, едва не стоивших бойцам жизни. Были случаи, когда можно было и посмеяться:
            – Однажды ползем по саванне, надежные укрытия практически отсутствуют, – увлеченно рассказывал Полковник. – Видим, вдалеке чернеют автоматы противника. Негры из противоборствующей группировки залегли там. Приготовились к бою. А тут такой топот вдруг раздался! Что такое? Смотрим, а между нами и противником с бешеной скоростью несется стадо слонов. Земля трясется. Пыль столбом стоит, получше будет, чем дымовая завеса. Хотели начать бой, да куда там. Слоны все несутся и несутся, и конца не видно их стаду. Слоны, слонихи, слонята... Пришлось отложить бой на некоторое время. Ха-ха-ха! Смотрим, а противника и след простыл. Драпу дали, «герои»! Слонов, что ли, испугались?
            После купаний в проруби Петр всегда возвращался домой в приподнятом настроении. Он лучился неподдельной жизненной энергией и здоровьем. Маня не могла нарадоваться той доброй перемене, которая произошла с ее мужем. Она считала это чудом. О причине не задумывалась. Ее все устраивало. В церковь с мужем никогда не ходила, так как осталась убежденной атеисткой, несмотря на новые времена. Как-то раз у них в постели с Петром случился секс, несмотря на долгий перерыв в выполнении так называемого супружеского долга. Женщина была этому крайне удивлена, но пронизавшее все ее тело блаженство предотвратило излишние вопросы. Она закрыла рот и наслаждалась новыми ощущениями, накатывавшими на нее сладковатыми волнами с привкусом неизведанной ранее горечи. Размышляла о том, какая разница существует между любовью и сексом.
            Когда-то давно она вышла замуж по любви, но с годами чувства притупились, если не сказать, вовсе исчезли. Женщина жила в браке по инерции. Она даже не подумала о том, чтобы развестись с мужем, пока он сидел в тюрьме. Преданно носила ему передачи, выстаивая длинные очереди перед тюремным окошечком. Хотя не могла отказать настойчивым мужским ласкам. Но все это было несерьезно и без каких-либо обязательств с обеих сторон. Теперь же на склоне лет она впервые почувствовала к мужу неподдельную нежность и преданность. Маня купалась в невидимых волнах внутреннего блаженства, и ей это нравилось.
            Священник прослужил в их приходе много лет. Все прихожане его любили и уважали. У церковного начальства он тоже был на хорошем счету. Народу в церкви прибывало с каждым годом. Только что родившихся детей прихожане несли в церковь, чтобы крестить. С каждым годом росло число брачующихся, желавших освятить свой брак церковным венчанием. Случалось ему проводить и отпевания. Родственники усопших уходили из церкви с верой, что их родной и близкий непременно попадет в рай, и молились за его душу. У священника были верные помощники из числа верующих, которые помогали ему вести хозяйство, убирать помещения и территорию, охранять порядок. Церковный хор считался чуть ли не лучшим в столице. Батюшка много времени посвящал ему. Он гордился хором, и это чувство было вполне оправданным. У церкви был свой сайт в интернете, про нее снимали документальные фильмы. Она была популярна среди верующих. Стояли там и нищие на паперти...
            Не лишена была церковь спонсорской поддержки. За последние годы на собранные средства удалось сделать ремонт, обновить важные детали интерьера, украсив их позолотой, приобрести несколько старинных икон и ценных предметов церковной утвари. У священника было много работы, но он неустанно и самозабвенно трудился во славу Бога и на благо своей паствы. Когда во время службы его добрые внимательные глаза натыкались на светившееся истинной верой лицо спасенного им утопающего, стоявшего в первых рядах молящихся прихожан, он невольно припоминал о случившемся, но быстро одергивал себя и сосредоточивал внимание на церемонии богослужения. Священник был рад, что Бог сподобил его спасти людскую душу от нечаянной гибели на воде.