Ал. Мюнхгаузен. 5часть. Летописи берендеев

                Александр МЮНХГАУЗЕН (Эйпур)

                ЛЕТОПИСИ БЕРЕНДЕЕВ-5

                ТВЕРДЬ.

                Фантастические роман

                ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В стране заканчивался хворост, – к приседателю с сообщением таким явился на ковёр главный лесничий. Он примерно знал, что готов услышать из ротового отверстия под усами повелителя: «Что же нам делать? Я пообещал австралийским аборигенам, что в хворосте они нуждаться не будут. Я дал слово приседателя. Если и тот народ меня не поймёт, я… я уйду в отставку».

Но приседатель разговаривал с сыном по телефону, и до лесничего очередь дошла не скоро.

– Доля, ты уже большой мальчик, должен понимать отца. Я кручусь, как белка в колесе, одних чиновников два миллиона, и каждому с утра нужно дать пинка, иначе день пойдёт насмарку. Сокращаем их, сокращаем, а их не становится меньше… Нет, ты мне дороже, но я не могу закрыть глаза на их бездействие… Нет, отморозками я называю других, кто хочет занять моё место. Подожди, тут у меня ответственный человек… Какой пистолет? А старый где?.. Ну, знаешь, в нашем государстве оружием торговать разрешено только одному, как бы мои враги того ни хотели… Где я ударение не так поставил? Ах, акцент… Ну вот, порадовал, теперь и ты знаешь русский не хуже меня. Нет, давай договоримся сразу: в другой раз. Ты уже видел крокодилов, теперь я полечу один. Нашим австралийским друзьям доставлю на восемь вязанок хвороста больше. Ну-ка, умножь вертолёт на восемь… Пойми: чем больше привезу, тем сильнее будут считаться с… Общественное мнение? Где ты нахватался таких слов?..  По телевидению не могли сказать такую глу… звонок звенит, ну, беги, сынок, хорошо учись. – Стеклов отключил телефон, положил его в звуконепроницаемую коробку, поднял глаза на чиновника. – Что ж получается, Иван Иваныч? Поставки срываем, друзей подводим. Не хорошо. Теперь я хочу услышать, что ты скажешь в своё оправдание.

Как перед расстрелом, чиновник мысленно промокнул затылок носовым платком, трясущимися руками спрятал в карман дорогого пиджака.

– Никто не ожидал. Мы с вами всегда считали, что этот ресурс неисчерпаем. По крайней мере, в Белоруссии. И наши специалисты отметили резкое уменьшение сучкования, когда отмирают нижние ветки. Как обычно, по понедельникам, заготовители отправились собрать недельный урожай…

– Я знаю. Они ничего не нашли на деревьях. И под деревьями смотрели. Может, грибами засыпало или листвой?

– На штык лопатами искали – нет хвороста!

– И какой же вывод?

– Мы тут собрали двадцать две вязанки, лесничества Гомеля и Могилёва постарались… Я могу дать точные цифры по другим областям, но они не впечатляют.

– Этого и следовало ожидать. А что Шклов?

– Ваши земляки не подвели, доставили пять вязанок.

Стеклов на миг забыл о просьбе сына:

– Николай Николаевич меня не подводил. И вот я что подумал. А не воруют ли? Это такая зараза – только копни…

– Я извиняюсь, слышал краем уха. Поймали ночью. Но лучше пусть главный по преступности доложит.

– Зови.

Вошёл министр, форма никак не облагораживала формы:

– Осмелюсь доложить, задержали двух гражданок. Почти на границе с Польшей, почти с четырьмя вязанками.

– Сколько лет?

– Та, у которой две нашли, на двенадцать потянет.

– Где справедливость? Обеим одинаково впаять!

– Да мы бы с радостью. Не довезли. Сегодня ей исполнилось бы восемьдесят четыре лет.

Приседатель воззрился на герб страны, сияющий под сенью флагов.

– Вот, дожились! Уже крадут старухи. А что население помоложе? Неужто не осмелится никто?

– Закон работает: как только кто нацелит в лес, тут же участковому звонят. Нет, с этим строго. Да и некогда воровать: посадит человек картошку  и садится рядом, чтобы соседи понимали – охрана день и ночь на месте.

Потом выслушал Стеклов главного банкира, принял двух послов, – думал приседатель про себя: кого на должность лесничего позвать? Из Шклова любой подойдёт, кабы ни государственный масштаб. Правда, специалисты в одно слово говорят: лучшие руководители выходят из Шклова; земля там на таланты особенно щедра. Кого ни возьми – чудо-парень; скольких перетащил к себе под крыло – родит шкловская земля, будто и не брал…

В раздумьях день и закончился, а завтра – в путь. Вязанки загружены на борт вертолёта по описи, упакованы по международным нормам перевозок – сучок к сучку, веточка к веточке; в салон, кажется, и муха не проскочит, чтобы в Австралию, по льготной путёвке, то есть, на дармовщинку.

Ранним утром, подняв родную пыль, машина тяжело оторвалась от разметки. Стеклов насчитал шестнадцать снайперов, рядом с каждым рыскал «квадрат»: инструктор, наблюдающий, представитель народа и командир, который и держал винтовку у себя, пока вертолёт не отлетит на достаточное расстояние. Люди проверенные, поэтому не обижаются – понимают: мало ли найдёт на человека? Как потом оправдываться? Консилиум-смешилиум, анализы, экспертизы – а человека не стало. С оружием построже, иначе быть беде. Вон, у американцев, раз в неделю маньяк заглядывает в школу, покрошит охрану, потом учителей… – Под брюхом заскрежетало. Так всегда при пересечении границы. Пограничники имеют взгляд такой пронзительный,  что сквозь обшивку могут сосчитать и доложить командованию, сколько и какого груза протащил за рубеж вертолёт из дружественного государства.

Пилот воспользовался случаем, пока пассажир приметы обороны запоминал, к бутылочке мартини присосался. Было у него предчувствие, что в предпоследний раз летят; техника подобных нагрузок не выдерживает, это не люди. Они – как эти волны: плюй сверху, никто головы не поднимет.

Стеклов всё-таки унюхал запах:

– Без акцизной марки, ты что?

– Пропадать – так с музыкой.

Приседатель впервые промолчал, искоса бросая косые взгляды на бутылку. Пилот чуял неладное, вот и ему со вчерашнего муторно, точно ночь перед казнью провёл.

– Ты хоть не налегай, полковник. – Приседатель впервые попросил подчинённого, как хорошего знакомого.

– Я меру знаю.

Когда под ногами открылось очередное море, Стеклов взбодрился, стал утешать себя: «Не первый раз, к чему этот батрацкий страх? С вождём самые прекрасные отношение, с его людьми общий язык нашли: некоторые щупали его руки и ноги». Как спортсмену, это было приятно. Кука выглядит слабаком против него. И ведь предупреждал безответственного товарища не раз, из самых лучших побуждений: ты, Кука, должен организовать личную охрану, не то который даст по голове… Только сейчас Стеклов припомнил реакцию и удивился, почему раньше не придал ей должного значения. Кука тогда ответил: «В племени эти вопросы решаются за хорошим ужином. Не стало человека – зато все сыты. Допустим, и тебя съедим, по правилам реинкарнации, однажды ты родишься в племени, и нигде больше». Как пошутил.

Стеклов про себя решил: если разговор снова коснётся или дойдёт до факта людоедства, взывать к совести людоеда бесполезно. Советники предложили контраргумент: я должен сказать вождю – белорусский народ будет горевать без меня, от горя женщины пойдут топить детей, молодёжь пойдёт насиловать старух; взрослое население станет закапывать себя живьём, и мне даже трудно представить, сколько домов снесут потоки слёз, и какие очереди будут мешать движению городского транспорта, если я не вернусь. Так что я народу нужен, как никто другой… Потом я должен поставить себя на место вождя и сказать: будь я на твоём месте, я бы ни за что не ел гостей, которые предельно внимательны к нуждам братского народа, везут через океаны подарки, зачастую отказывая себе в самом необходимом…

Пилот безошибочно сообщал, какое море под брюхом.

– Названия чудные. Нет бы что по-нашему.

– Имени белорусских партизан, – подыграл полковник.

– Это водка в тебе заговорила или ты на полном серьёзе?

– Если возим хворост, почему не принести нашу славу? Стоит рассказать, какого зверя свалили в прошлом, побоятся совершить то, что задумали.

– Это мысль. Надо Куке подбросить идею.

Пассажир задремал, да так удачно, что проспал семь часов – минута в минуту. Точно кто в бок толкнул. Вертолёт оставался в воздухе, под ним острова и океаны,  – их тут по несколько штук на час полёта.

Стеклов промолчал, заметив в руках полковника вторую бутылку. Шестнадцать часов полёта позади, вертолёт, похоже, сам знал, куда приземляться. И в таком совпадении угадывалась неотвратимость судьбы. Здесь даже не стоило фантазировать на тему – приземлиться на другом острове, пойти против провидения. Всё лишено смысла.

Лишь замерли лопасти, атмосфера праздника наполнила джунгли. Кука ликовал: «Ты пришёл, слово сдержал. Ты хороший человек. Что ж сына не привёз?» – «Учительница вызвала меня в школу, всыпала по первое число за то, что сына таскаю по заграницам. Пришлось пойти ей навстречу». Аборигены приглашали пилота принять участие в празднике, тот отмахнулся: «Я только привожу. Не тронете, ещё кого-нибудь доставлю, у нас их много, кто в руках лопаты не держал»… Здесь стоит сделать пояснение. После шестнадцати лекций о международном положении и восемнадцати докладов о любви белорусского народа к аборигенам Австралии, вождь Кука довольно сносно заговорил на русском. У хорошего учителя и ученик не смеет быть болваном. Поразительные способности к языкам скоро потребуют объяснения тоже, но чуть позже, хотя это лишнее. Уточним координаты происходящего: приседатель прибыл на земли Индонезии, на один из многочисленных островов, где совсем недавно был зафиксирован и оцифрован очередной случай ритуального людоедства. Просто привык Стеклов считать: всё, что южнее экватора, Австралия. В своё время он даже поспорил с учителем географии, который вёл кружок «Юный географ». Тогда проспорил, но кто теперь помешает устранить заблуждения учителя? В отдельно взятом государстве можно издать карты, где Африка будет называться Японией, а Антарктида Израилем, – и никто не посмеет вмешиваться во внутренние дела…

Отдав последние указания полковнику, Стеклов вручил себя в руки местного гостеприимства; пусть это не одно и то же с руками правосудия, – он уяснил для себя, что всякое сопротивление не пойдёт ему на пользу. По сведениям разведки, в племени не терпят приходящих со своим уставом. «Съедают, что ли?» – Главный разведчик ответил уклончиво: «Деньги их не интересуют». Тогда-то и вылезла на свет правда о хворосте…

Пилот видел сквозь стекло, как мощи приседателя мазали кетчупом и глиной, красили под настоящего поросёнка. Как видно, поросятина и здесь в цене. Но одно дело – смыть краски после праздника и выйти на работу… Алик полагался на способность переубеждать оппонента, которую, как ему казалось, он приобрёл на волнах пиар-кампаний. В чужом краю, где кроме вертолёта да красной дорожки, которую привёз в прошлый раз, рассчитывать не на кого, Стеклов держался молодцом. Подбадривая себя, он обнял Куку, прошёл по красной дорожке до хижины вождя, где им предложили выпить. Попробовал отказаться – командовать не дали ему: «Пей, если жить хочешь».
Племя сносило к будущему костру табуретки белорусского производства, праздник мог взорваться в любую минуту. В сторонке местные мудрецы чистили зубы. Были они жилистые и подтянутые, как на родине пенсионеры. Стеклов вспомнил последнюю встречу с министром здравоохранения, где были озвучены цифры рождаемости и естественной смертности; по всему выходило, мор стал косить пенсионеров.

– Почему-то в последнее время хорошие новости проходят мимо. Хотелось бы их побольше, чем же порадуют прочие министры? – Приседатель принимал прочих за обнулённым столом, но никто порадовать не сумел. Они больше занимались семьями, пока не утрясутся проблемы с поставкой продукции из сельских районов, и это положение ещё можно оправдать. Есть техника, есть продукция – в столицу некому доставить. Мародёры злодействуют на дорогах, грабят караваны. Охрана дорог постепенно переходит на сторону бандитов. Проверенные люди забывают о чувстве долга, оставляют ряды органов, которым до сих пор служили верой и правдой. В стране намечалась всеобщая забастовка, соседи поспешили в предложениями помощи, но Стеклов не мог ответить иначе, как «справлюсь сам». – «Смотри, чтобы не стало поздно». – «Вы мне не нагнетайте обстановку, придёт зима – разойдутся по квартирам».

В последнее время и Доля вызывал тревогу. То купи новый пистолет, то винтовку с оптическим прицелом, дай учебную гранату. Один телевизор вдребезги разбил. И в эту поездку просился, – еле отговорил. Угрожать стал: «Пока не вернёшься, парады буду устраивать. Если замучаю солдат, ты будешь виноват». – Отец тогда подумал: видно, скоро придёт день, когда дети станут командовать родителями, но хотя бы не сегодня. Вслух сказал: «Хорошо, только один парад, на твой день рождения. Форма у тебя есть, руководи государством в моё отсутствие. Я приеду и посмотрю, как справляешься».

А в хижине его подкараулил тот самый разговор, которого так боялся. Кука пояснил экономическое положение острова:

– Пойми правильно, Алик: поросята веса не нагуляли, им расти и расти. Мы не пойдём против природы, иначе последствия будут непредсказуемыми.

– Ты хочешь сказать, я прибыл для того… Нет, ты хорошо подумал? Кто ж тебе хворост привезёт?

– У нас своего хватает.

– Хочешь сказать, мои разведчики меня же обманули?

– Да кто их видел, разведчиков твоих? Получили командировочные, позагорали и сочинили сказку для отчёта. Нет, погоди… Останавливались какие-то, пришли на вёслах, без паруса. Там, на корме, такой же знак, как на боку твоей железной птицы.

– Это государственный флаг, если ты не запомнил.

– Эти парни хвороста просили – хотели суп сварить прямо в лодке. 

– А ты не спросил, чего их занесло в эту глушь?

– Спросил. Сослались на тебя. Говорили – глава государства нуждается в новых
друзьях, выходит, старые разбежались. Вот они и плыли, куда глаза глядят, заходили в каждый порт по пути, но всюду слышали отказ: «С таким проходимцем не желаем иметь ничего общего». – Кука выглянул наружу, уточнил, всё ли готово, затем вернулся. – Что ж ты людей на вёслах отправляешь в путь? Разве не слышал про паруса?

– Моя страна находится внутри континента, откуда парусина? Кстати, где мои разведчики?

– Один уплыл. Быстро плавает, мои не догнали. Другой – совсем несъедобный: многие отравились, хорошо – я постился. Лягушка ядовитая попалась, мне было не до еды.

Тишину разорвали звуки голодных барабанов. Стеклов поднял глаза на вождя:

– Я так понимаю, вопрос уже решённый. Тогда послушай внимательно. Если съедите меня, мой сын прилетит и перестреляет всех. Пусть кто подарит новый пистолет.

– Пусть подрастёт и приходит. Встретим. Он у тебя не левша? Такие подробности племени очень важно знать. Но прочь сомнения, пора.

Аборигены суетились подле костра, поругивались и поглядывали на гостя. Стеклов к вождю с вопросом: «О чём они спорят?» – «Кому достанется правая нога. Она ведь у тебя толчковая, значит, и мяса побольше». – «Но мы ведь друзья! Я хвороста привёз… С друзьями так не поступают». – «И мы не поступаем. Поужинаем – и будем долго помнить». – «Я мог бы привезти в следующий раз глав соседних государств». – «Они такие же крупные, как ты?» – «Ещё бы! У них территории в десятки раз больше, поэтому и цари крупнее». – «Алик, пойми правильно. Мы ведь за то, чтобы хороших людей было больше. Где взять? Вот съедим тебя, и, по закону реинкарнации, ты родишься под вторым деревом от моей хижины. Откормим – снова подрастёшь на витаминах, по-братски разделим снова. Потом меня, по очереди… Пусть все приезжают, мы гостям рады. Это говорю тебе я, вождь Кука. Знаешь, дважды меня здесь уже делили, так что опыта не занимать».










ГЛАВА 1

И начнём с того, что летопись Форзейля удивительным образом выдержана в духе прочих трудов, которые не вызывают серьёзных подозрений на плагиат. Сия летопись выгодно отличается от большинства известных, легко укладывает на лопатки специалистов средней руки, но снисходительна к начинающим творцам и, местами, даже поддерживает их материально. Если на мгновение представить деревьями всех авторов, посвятивших себя освещению темы, то не все они будут иметь тень, как того требуют условия проживания. Видимость лесного массива на поверку окажется обоями высочайшего качества, где окно и дверь остаются единственными ориентирами для тех, у кого нет компаса, как и желания заблудиться. Нет, у себя дома, к ним относятся с прежним почитанием; домочадцы охотно роются в развалах мнений, изыскивают разночтения и издают их с поправками на домашние вкусы. Наш слушатель, надеюсь, с утверждением согласится: кто издал труд большим тиражом, у того меньше надежд на то, что на другие нужды ему бумаги хватит. Или похожий случай: отец таскает всюду сына; то с иностранцами познакомит, то с зарубежными инвесторами, – скажите, почему нельзя наградить малыша орденом «Дружбы между соседями»?

Выпустили летописи в количестве изрядном, малость просчитались. Но какая польза от вручённого ордена? Во-первых, он не занимает места, которое занимал, во-вторых, школьные учителя смогут сфотографироваться с орденоносцем и поесть конфет. Доля в прошлый четверг упросил отца, побывали на кондитерской фабрике. Вдвоём ели целую неделю, потом отец сказал – хватит, пора и людям что-нибудь оставить. Так в государстве прошла неделя «Съешь шоколадку». На вырученные от акции деньги Доле купили учебники с золотыми страницами знаний, общим весом в триста карат или около того. Для прочих школьников поступок этот послужил показательным примером того, как важны не сами знания, а обложка и лица, кто выписывает не только штрафы, но и дипломы о самодостаточном образовании. Как правило, это не одна и та же рука. На периферии не так много желающих отдать жизнь за минимальную дырку тарифа, когда один из «наших» устроился в столице, потеснив местных академиков и депутатов. Сбылись слова великого вождя: уборщица будет управлять государством, и на шиномонтаже резину поменяют вам уже потомственные дворяне. В кинематографе случается и не такое, но куда занятней правда жизни. Раз доели свежую колбаску, вчерашние котлеты не полезут. Тем более, стало модным думать больше о братьях меньших. Правда, благодарности в ответ никакой: указ о соблюдении тишины на них не повлиял; более доходчивые следует подобрать слова, чтобы в марте некоторые из них не выли. Ищите, законодатели, уж постарайтесь; народ недаром проголосовал. Но вернёмся к делу, тем более, что главы вторая пишется страница. Чистоплюй обзавёлся многообещающей привычкой выглядывать за угол прежде, чем вывалиться самому. Разжился дамским зеркальцем, если не врёт – одна из подопытных невест на память подарила.

Жизнь в подземельях налажена задолго до спуска под землю группы Кощея, поэтому ребятам пришлось перенимать опыт здешних обитателей. А их оказалось куда больше, чем можно себе представить. Если по порядку, то планета похожа на небоскрёб, развёрнутый крышей на сто восемьдесят градусов, с той лишь разницей, что управдома и старшего по подъезду ребята так и не нашли. Снуют подземные обитатели во всех направлениях, прекрасно ориентируются и проявляют уважение к прочим участникам движения. И стоит запредельный грохот, как на международной трассе; одно утешение – в ином звуковом диапазоне. Нельзя сказать, что транспорт ходит тише черепахи, правдолюбец пока не разобрался, что за службы носятся на запредельных скоростях; не всё сразу. Однако, не по этой причине он проявляет деликатность. Когда невеста энциклопедиста поинтересовалась, что он с помощью зеркала увидеть хочет, Чистоплюй ответил просто, почти словами песни:

«Всё мне кажется, что вот, за ближайшим поворотом,
 Мы с До-До повстречаемся опять».

Три невесты незаметно влились в коллектив, прониклись поставленной задачей.

Сказка претворилась в жизнь, – чудес технических было предложено немало, подземелья просто кишели ими, и невольно напрашивались вопросы к Голливуду: «Не здесь ли вы, господа хорошие, снимали антураж?» Нет, на самом деле: у каждого коридора и тоннеля имелся свой дизайн-орнамент; некоторые из образцов энциклопедист расшифровал. Среди прочих – орнаменты лемурийской расы. Смысл посланий почти всегда носил угрожающий характер, примерно такой: «Только суньтесь – и горько пожалеете о том».

Следы атлантов группа всё ещё надеялась обнаружить. Бессмертный как раз из экскурсии вернулся, ребята обступили, рты открыли.

– Чистоплюй, держись подальше от выступов из стены.

– Что может сделать муравейнику муравей?

– Хозяева сказали, это управление тектоническими плитами. Одно неосторожное движение, и океанская вода, не приведи Господь, хлынет в этот мегаполис.

Тут поневоле втянешь голову и в сводов прочности убедишься, лопатой тут не отобьёшься; совет пришёлся кстати: коль умеешь – помолись.

Трое суток, как они спустились в казематы эти, в сопровождении подлинных хозяев. Гномы не спешили именами называться, уклончиво говорили – мы теперь друзья: «Только позови – придём». У гномов есть свои нехитрые карты подземелий; снимет который поясок, прочтёт в орнаменте подсказку и, без стеснения противоречий, на развилке в нужную сторону свернёт. Так группа Кощея попала в эту отдаленную пещеру, с пропиской постоянной.

– Располагайтесь, отныне это ваше. Попробует кто потеснить – гоните смело. Все обеспечены жильём, так что с жульём построже. – Извинившись, хозяева ушли, из экономии, путь освещая единственным пером. Трое суток стояла поразительная тишина. Если кого интересует, то под землёй устроено всё очень мудро. Заложены на развилках мощные магниты, для ориентирования в пространстве. Пролаза приложился к одному, эксперимент удался – не прилип, остальные смелее повторили подвиг.

– Надо думать, магниты неведомого свойства. Ведь птицы тоже совершали перелёты, опираясь на показания своих приборов. – Поблизости от пещеры, на сонном перекрёстке, матросик крышку люка вскрыл и обозрел конструкцию. В полусферическом аквариуме плавало сие устройство. Магнит напоминал гриб рисовый, слоёный, с едва приметными полосками градуировки. Тронул пальцем, притопил – тот всплыл, сместившись на долю градуса всего, но и этого было достаточно, чтобы изменения вступили в силу. Я бы не назвал эти новые звуки рёвом двигателей, но где-то там, в толще скал, были подняты одни шлагбаумы, другие опустились. В том, что сейчас тут будет шумно, по-моему, никто не сомневался. Сначала объявились сквозняки. Группа отступила в нишу, откуда наблюдать смогла за столпотворением; с местным населением пришло ощущение, что мы на планете не одни. Толпы вывалились из каждой щели, иные просто пролетали, сверху вниз. Много пеших, личного транспорта хватало тоже, – по всей видимости, наступил базарный день. Уж больно много замечено товара без акцизных марок, пахло контрапактом.

Два чудака тащили короб – в широкую горловину мог пройти здоровый пешеход, чуть голову наклони… Они и попадали, стоило зазеваться – некоторые, из встречного потока. Да, но короб этот обычных размеров не имел, он продолжался и тогда, когда чудаки исчезли за одним из поворотов… Гофрированные стенки перистальтикою изогнулись, точно пропихивали пищу в сторону желудка. Если я не прав, то в местных джунглях есть голодные, кто питается исключительно рассеянностью граждан, а если прав… Запутался совсем. То ли дело в Городе: как подошли сроки возвращать долги Евросоюзу, на что только чиновники ни шли, чтобы казну наполнить! Купил дорогую иномарку или сигареты, пол, окна, двери поменял – плати; перекрестился рядом с резиденцией приседателя или не перекрестился – доставай кошелёк, и не жмись. Чихнул в общественном транспорте, употребил зонтик по назначению – к вам уже направился кассир; станешь спорить – для таких другой тариф. «В нашу сторону транш очередной пришёл, и правительство примерно знает, в какую сторону направить это благодатное вливание. Очевидно, что-то по экономике пройдётся, что-то по неимущим, а что останется… может, и ничего не останется, так что готовьтесь, граждане, через три года отдавать», – примерно так поздравили средства массовой информации население Белоруссии с предстоящими изменениями цен.

Но сюда, под землю, свои щупальца Евросоюз не запустил. Просто не успел, и то ладно. Чистоплюй выхватил из толпы человека, стал присматриваться к незнакомцу.

– Вы мне кого-то напоминаете.

Пешеход не понял ни единого слова, машинально вцепился в руку, мешавшую двигаться в прежнем направлении.

– Да вы похожи с ним, как два рубля, – обрадовался энциклопедист, высматривая заводской номер на потерпевшем. В нужном месте у пешехода номера не оказалось. – Подделка, что ли?

– Если в суде докажешь, в долгу я не останусь. – Поборов желание, правдолюбец отпустил одного, поймал другого. И этот был похож на прежнего, как две капли масла. Соискатель не рискнул употребить дипломатические манеры, а просто череп вскрыл да заглянул внутрь.

– Интересно, что скажет нам специалист? – Кощей вытянул шею, заглянул ему через плечо.

– Слуховые аппараты настроены на более высокую частоту. Надо немного времени, чтобы перестроить.

Пролаза подавил смешок, на полном серьёзе заявил:

– Готовь отвертку. Мы будем отлавливать по одному и вручать в руки мастера. Расширенный приём. Без талонов, без перерыва на обед.

Кощей не согласился:

– Их миллионы. Не проще ли четверым подстроиться под них?

– А ты голова у нас, Кощей. – Чистоплюй поймал следующего. Этот не был похож на соискателя. – Ну, что? Ни рожи, ни кожи? Проваливай, пока цел. Что за народ пошёл?

Кощей культурно оттолкнул навязчивого пешехода, – слух уже разнёсся, что в нише находятся купцы, присматривают товар, нанимают для работ на Марсе… Странно, трансформеров поблизости быть не должно. Другое дело, если после них осталось незаметное потомство либо подполье раскололось на два лагеря, и одна часть стала следовать заветам двух воинственных вождей.

На перекрёстке нагнеталась пробка. Местные выстраивались в очередь, чтобы быть оцененными на профпригодность.

– Надо понимать, тут жизнь не сахар, раз готовы за любую работу браться, лишь бы выбраться из пещер.

– Как объяснить им, что организм привык к этим условиям, в других погибнуть может?

– Это не лампочку заменить, – поддержал приятелей водитель, оттолкнул очередного «чистоплюя» и тут заметил знакомое лицо. Товарищи сомнения разрешили: «Хватай этого, посмотрим…»

Пока Соискатель узнавал подробности устройства, Кощей и себе приглядел двойника.


– Хреновое дело, – первым опомнился Чистоплюй. – Пока мы были наверху, нам вдалбливали мысль, что мы, каждый в отдельности, есть неповторимые личности.

– И второго такого во всей Вселенной не найдёшь, – подхватил энциклопедист. Поскольку в районе ниши образовалась изрядная толпа, наши ребята смогли спокойно пройтись вдоль очереди и рассмотреть кандидатов на… Честно говоря, там будет видно. И Зуммеровед встретился глазами с парнем, известным во всех исторических слоях под именем…

– До-До? Ребята, вы только посмотрите!

– Тащи его сюда!

Правда, в очереди недовольные нашлись, знаками, кое-как объяснили, что этот «пастушок» не должен нарушать очерёдность, дескать, человеческие ценности негоже ниспровергать в один час: базарный день только начался.

Совет скоротечный состоялся здесь же, никто слова не промолвил, один немой вопрос застыл на лицах: «А надо ли?» Подтекстом шло прямолинейное: «Только от одного избавились». Но Чистоплюй нашёл решение:

– Ребята, что скажет До-До, когда вернётся?

– Обидится, как минимум.

– Можно предположить, народы местные на национальности разбиты. Бледнолицые, краснокожие и так далее.

– Меня интересует больше, что скажут хозяева по случаю, – закончил прения Бессмертный. Перед гномами толпа расступалась, точно льды пред ледоколом. Двое направились к магниту, вскрыли люк; остальные повернули к нише. Немой укор то по бровям скитался, то на уста грозил сорваться.

– Надеюсь, впредь не повторится, – сказал их старший, пристукнул по стене. Из неё выползла труба, отделив соискателей от толпы. – Держитесь крепче!

В пространстве появились признаки подземной бури, ветер срывал ветхие одежды, рекламу дорогих товаров. Местные бросились к тоннелям. Минуты две спустя на перекрёстке воцарился тот естественный порядок, который приветствовал соискателей при первой встрече. Операторы магнита уцелели, благодаря поручням надёжным; после наведения порядка, они их сразу утопили и люк задраили, замки установили. Пролаза проявил сдержанное любопытство, подошёл к люку слишком близко. Гномы ответили на незаданный вопрос:

– Даже не думай, это тебе не банки потрошить. Здесь применён принцип «потрать время на что-нибудь другое».

– Но кто-то должен обслуживать и такой принцип.

– Были – да вымерли, малая часть перебралась на другие планеты. Мы отправили пару замков с марсианами, если найдут гарантийную мастерскую, то пошлём ещё. – Операторы присоединились к родичам, и гномы исчезли в неизвестном направлении.

Пролаза у люка задержался, инстинкт очнулся, воображение взбудоражил. Нелегко пройти таланту мимо уготованной задачи. Вызов брошен – дай ответ. Кощей остановился подле:

– Как, говоришь, называется принцип?

– «ПэВээНЧеэНДэ».

– Звучит неплохо. Хочешь попробовать?

– Что тут пробовать? В четыре отвёртки и шестигранник.

– Я наблюдаю потайное отверстие. Посветить?

Присел над замком Пролаза, присел трудолюбиво на колени, точечный поправил свет. В итоге, обнаружил цель:

– Простейший ключ – в овале треугольник. Размеры снял, осталось заготовку подыскать… Чистоплюй, тисками поработаешь часок?

– Хоть кофемолкой. Для друга ничего не жаль.

Соискатели держали путь на базу, и каждый думал о своём. Мне кажется, под синим небом больше шансов реализовать себя, чем в преддверье ада. Какую роль играют гномы на миров границе? Почему не падаем, хотя дорога под уклон, свыше семидесяти градусов? Что задумали хозяева? Как отразится пребывание группы на мировых процессах?.. Возможно, кто-то к Берендею уже готов с вопросом конкретным обратиться… Должен выход быть. И не только на поверхность.

Порода под ногами особенность имеет – поглощает звуки, ноги будто прилипают. Шагают соискатели, употребив лишь малый ближний свет; аккумуляторы пока не протестуют, как, бывало, люди. Стоило довести до населения указ Стеклова о мерах к возвращению долгов Евросоюзу, чиновники у подножья трона изгалялись, как могли: обои хочешь переклеить – плати в казну. Дышишь чаще, чем три раза в минуту – сделай отчисления. Справил день рождения – с государством поделись. Чистишь зубы правой рукой, открываешь двери – один тариф, но если левой – тебе не позавидуют соседи… Слава Богу, эти козни позади, и свита расплатилась по счетам, и стража. По меркам Небес, страдания народов оцениваются по эксклюзив-шкале, не ко всякому чиновнику сия таблица применима; на любом посту набираются штрафные баллы, иному целой жизни недостанет расплатиться.

Кощей шагает впереди и под ноги почти не смотрит. Пролаза рядом семенит, ростом в этом воплощениия не вышел:

– Что буйну голову повесил, командир?

– Должок перед До-До имею. Он интересовался очень Пушкина новым воплощением. Я попытался объяснить, Небеса подобных тайн не открывают. Пушкин воплотился в Питере, но кем? Одни говорили, бард Александр Дольский, другие – не то сотрудник печатного издательства, не то средней руки журналист. Проку от возможных версий – нуль. Но До-До ты знаешь, он бы не сдал Москву французам, немцам – Брестскую крепость.

– Чем я могу помочь?

Бессмертный замер на полшаге, мыслям в такт.

– А что? Предпринять очередной вояж в загробный мир никто не запретит. По пищеводу Времени, в целях самопознания?

– Так не с кем…

– ? – Кощей определился, своды подсказали. – Действительно, я слегка увлёкся. Периодически просматриваю документальный фильм, где мы с Веселовым побывали. Случается, хотя и крайне редко, из реальности выпадаю.

– Имея обширные познания, небось, рукопись затеял написать.

– Пишу. С названием вот пока не определился. «Вознесение» – как рабочее, по главам есть небольшой разброс. Чарльз Ледбитер выговор сделал бы мне. Я просто обязан знание донести до людей!

– Так нет их…

Бессмертный постучал по голове своей, для ответной реплики не нашёл мгновения. Физические условия местности свои законы диктовали. Южнее была замечена тропинка в обратную сторону, с углом – хоть падай и покатишься. Наша тропа имела свой уклон, который предполагал команду «шире шаг», и шаг заметно шире стал, командира Зуммеровед едва догнал.

– Я обращаюсь к коллективному разуму группы, – начал он.

– Пожалуйста, без пафоса и покороче.

– Согласен. Тогда внимание. Мы вышли из пещеры – дорога тоже шла под отчаянный уклон.

– Что ж, хозяева уважают наши годы.

– Разве о том речь? Я говорю – как такое возможно?

– Ааа… –  Командир нехотя отмотал фиксацию событий к началу трудового дня (отдельные привычки всё ещё яростно боролись с обстоятельствами подземных благ), сравнил углы уклонов. Снова выше семидесяти градусов. Путаница некая закралась, безусловно. Лифт не работает, ты из дому выходишь; не отремонтировали за день, и ты, с той же лёгкостью, наверх?.. – Ты меня запутал. Поздравляю.

– Приходите ещё, поищем скидки.

Соискатель догнал друзей, шеренгу их пополнил:

– Я подумал, вы главного не уловили. Ребята! Каждый из этих двойников мог занять место в нашей группе!

– Это ты не понял. В группу попали лучшие из лучших, именно мы прошли отбор, – парировал Чистоплюй. От собственного красноречия, кажется, получил удовольствие.

– Кто же проводил его?

– Вот тут ответить затрудняюсь. Скажем, тот же Берендей, воины Хроник. Тот же святой Роберт, – начальства много, мы одни.

Водитель притормозил и потащился сзади… Поверьте, своё он ещё возьмёт, или я ничего не понимаю в соискателях. Скоростной тоннель заканчивался у подаренной пещеры. Вошли – а там порядок идеальный, невесты у плиты… Нет, это обычная глыба, с обработанными плоскостями, есть имитация конфорок. На стене плакат с изображением дракона; под его крылом хлеба набирают силу, серебрится речка, на горизонте стоит на якоре «Сумеркутиз». Возможно, местный художник никогда не видел облаков.

Наша реакция на любую неожиданность покажет, насколько далеко мы продвинулись по жизненному пути. Страх перед смертью бросает в панику невежд, у циников быстро иссякает порох – неведомое так мощно упирается в глаза, что мочи нет терпеть. Когда земля уходит из-под ног или потолок покрылся сетью трещин – нет, нас иной подкараулил случай. Дородная матрона, в залихватском парике, в домашней кофте, в тапочках на босу ногу, соискателей встречала сидя; рядом пыльный посох, ворох сумок выглядел стожком. На столике шалил парком горячий чайник, ватрушки и печенье образовали призму, и голодный фараон непременно употребил бы власть, найдя прямое сходство с пирамидой.

Невесты виновато прятали глаза: всего на минуту отлучились…
По лицам видно, сама она вошла, без спросу. Замки дверные целы, как пол, потолок и стены. Смекнул Бессмертный дело, направился к столу.

– Сударыня, потрудитесь объяснить… Наверно, заблудились.

– Врёшь, сынок, ты думаешь иначе. Ладно, скажу. Я – родная бабушка До-До. Внучок мой с вами? Гостинцев принесла, кто ж порадует его, как ни родная кровь? И рыбки прихватила: слышала, ему пришлась по вкусу.

– Тогда уж лучше рыбий жир, – опомнился энциклопедист.

– Всё есть, кроме малинового сиропа. Приготовила в дорогу – и забыла. Заговорила зубы старая подруга, соседка вечная моя. За мною увязалась, говорит – и я поищу своих. И как пошли мы – у-ух, долго рассказывать, где только ни побывали! Отыщем следы – тёплые ещё, и местные нам отвечают: вы малость опоздали, догоняйте. А на днях приключилось чудо: так кулаки чесались, так чесались – чуть не отделала подругу.

Соискатели мои в кучу сбились, невесты стали жаться к коллективу.

– И как давно в пути, бабуля?

– Как последний конвейер остановили, так и пошла. Идём-идём, вокруг всё незнакомое, места и дыры, люди и звери, корабли и планеты; где зайцем, где по полному тарифу. Как контролёр какой выскочит из-под ног, так и грозит: «К Стеклову жаловаться пойду». Ну, думаю, местный авторитет, пора делать ноги. Конечно, поиздержались, но слава святому Роберту, добрались. Так где же свет очей моих? Или зрение стало никудышним?

– Он, бабушка, в служебной командировке, – брякнула кощеева невеста. Кто её просил? Конфуз на ровном месте, где и не ждали. Соискатель попытался положение исправить:

– Как вы не побоялись – без оружия…

– Полная корзина! Однако, по большей части, люди попадались добрые, применять не приходилось. Так, разок одного воришку припугнула. К стенке приставила, дыхалку перехватила – имя выдал сам, назвался Мухой.

С другой стороны, робко окружая, подошёл Пролаза:

– Может, вы и мою бабушку где встречали?

– Чем тебя утешить, голубь мой? Компас сломался, ножка стёрлась в пыль, – что хочешь, в дороге всякое случится. Явилась на вокзал, на денёк всего опоздала – ушёл корабль; пока билет продаст, пока от законодательства и местных жуликов уйдёт… Хлопотное это дело внуков навещать.

– Что вам предложить с дороги?

– У бабушки такого внука всё есть.

Кощей специфически рассматривал гостью, присев на соседний стул. Задействовал все внутренние резервы, сверлил, зондировал, просвечивал на свой волшебный глаз и брал соскобы. И, как закончил ознакомительный анализ, результаты вывел на внутренний дисплей. Эти древние матроны всегда поражали научные круги, общественность загоняли в тупики: не брал их ни один известный вирус. Старая закалка, годы испытаний, вечная служба на благо нации – и ни малейшего каприза, мимолётного желания – они, как известно, имеют начало и конец. Система отбора на должность бабушки до сих пор загадкой остаётся; обычно говорят – спустится железный ангел да повяжет голову косынкой. Знак посвящения за труд над своими слабостями и страхами, такую метку просто так уже не спрячешь.

На бутыль с рыбьим жиром Бессмертный покосился, речь повёл:

– Как-то мы с внуком вашим помечтали. Вот бы няню раздобыть, хоть одну на всех.

– Так вот же она, то есть, я. Или у вас определённые требования к кандидатуре? Надо – есть рекомендательные письма. Лучше скажи, как там мой правнук.

– Не понимаю, речь о ком?

– Форзейль. Или вы с ним не знакомы?

Соискатели погрустнели. Водитель нехотя прочистил горло:

– Мы думали, это залётный самозванец. Как в лотерее: купил билет, совсем о выигрыше не мечтая, и тот оказался призовым.

– Придумаешь тоже! Собственными руками собирала, можно сказать, по винтику. Собрала с нежностью и вложила.

– Нет, вы не поняли. Мы не разглядели, нежность где. Просто… как-то сразу настораживает… напористость не по годам.

Бабушка довольно улыбнулась:

– Это в роду у нас, ничем не искоренишь.

– Ну, так знай, бабуля: живёт отдельно Форзейль.

– Вот кому достанется внимание моё! Ах, мой безрукий, мой безногий Форзейлёк!

Водитель поперхнулся:

– Не совсем так. Общими усилиями, мы кое-что ему… разрешили.

Одним словом, разговоры затянулись; ближе к полуночи, встал вопрос о предоставлении политического убежища, говоря прямо – о размещении на постой. В конюшне принято обеспечить стойлом, задать овса, – что делать в нашем случае? У кого есть опыт разведения бабушек – выйти из строя!.. Никто не оказался.

Бессмертный уложил команду, мимо бабушки стал на цыпочках маршировать. Примелькался:

– Не суетись, соколик, лучше присядь да выложи нужду.

– Меня пленяет ваша чуткость. – Кощей собрался с духом, присел на кресла каменного край, в подлокотники вцепился. – Есть опыт написания летописи у тебя, бабуля?

– Потомкам хочешь нечто ценное оставить?

– Как без того? Я бы с радостью, но ни замка, ни яхты, так сказать. В моём положении если и летопись не оставить, потомки не поймут. Забудут.

– Что ж, повезло тебе. У меня заготовок – полная корзина. Давай определимся сразу, что главное брать следует за основу. Рыцарские подвиги, масштабные сражения с захватом территорий или экзотическое нечто.

Кощей пригрозил кому-то пальцем:

– Эй, подслушивать некрасиво!

Вифлоид с Иван-царевичем повернулись на другой бок и стали совершенно непохожими на тех, кого чужие откровения интересуют. Одна из невест недовольно поднялась: «Тут дует. Мальчики, потеснитесь». – И перебралась в более благополучное местечко. В добровольную ссылку отправился Зуммеровед, – на окраине не такая загазованность. Вперя в потолок глаза, водитель уж в который раз уточнял цифры будущего путешествия, и сила мысли была столь велика, что цифры материализовались, хаотично порхали у него перед лицом, затем упорядочились и выстроились в строчки. Невеста грубо кашлянула, чтобы нарушить выкладки жениха (ему дай волю – и снова у окна горюй). Но прочной вышла формула, на этот раз все данные сошлись в гармоничную систему, которой ни добавить, ни отнять. Осталось записать на жёсткий диск – так эта шустрая соседка щуп пропустила в дисковод, им стала тормозить, словно от будущего защититься можно.

– Не понимаю, диск не могу разогнать… – Рукою на груди нащупал он посторонние предметы: заявление в ЗАГС без его подписи и обрывок щупа. – Твоё?

– Наверное, задремала. Обнять хотела, раз мы рядом.

– Разрешение спросить нельзя?

– Мы начинаем новую жизнь, к чему условности и догмы?

– Подругу я хочу найти такую, чтобы по пути духовному повела.

– Так у меня…

– На уме сплошной материализм. Мы слишком разные.

– Ревнуешь. Думаешь, дети будут похожи на Ибрагима?.. – Она утвердила прелестную головку на его локте, зажмурилась для поцелуя. Отпущенные секунды истекли, он не притронулся, но ей в лицо смотрел совсем иначе. – Наверное, жалеешь, что в меня из флокса стрелял другой. Разве у меня был выбор?

– И предложили бы, я бы отказался. Устраивать эксперименты над живыми – это слишком.

– Но Ибрагим сообщил, что всё прошло отлично.

– Вот пусть и радуется, мне некогда.

Бабушку До-До, как нежданное счастье, свалившееся на голову шесть часов назад, увёл Бессмертный в дальний конец пещеры.

– Здесь нам хоть не будут мешать семейные размолвки. Ваше имя я не расслышал.

– Меня никто не спрашивал. Ладно, не дуйся. Я родилась в те времена, когда сборка вручную производилась. Кто собрал, тот и назвал. Имя было другое, подружкам оказалось не по нраву. Дразнили долго, пока я всем прозвища не придумала в ответ, потом они собрались вместе и хором нарекли. Пошла уж третья сотня, как Оттопырча. По существу, я одна из немногих, кому не прошлось пройти через унижение; это уже после всех стали награждать конвейерными именами.

– Бабушка Оттопырча. Имя редкое. Я бы сказал…

– Неблагозвучное? Сразу не понравилось самой. Узнаешь, голубь мой, других как называли, – волосы потеряешь или оглохнешь. Так что смирилась, знать, на роду написано.

Кощей задал давно волнующий вопрос:

– Но почему «До-До»?

– Доучивалась в вечерней школе, курсы повышения доскональности. Достоинство, доброта, доблесть, добыча, догадливость, доделка, долговечность – много слов прекрасных на слуху, и все начинаются с «до», даже нотный стан. И вот я подошла к распределителю имён, огляделась – из начальства никого. Стала набирать, чтобы имя вышло необычное, как сумма главных слов. Только сбойнуло что-то, не иначе, Форзейль антивирусную защиту применил. Я не успела дать отбой, да и поток на этапе мог застопориться. Начальник смены издали кулаком пригрозил, ноги уносить пришлось.

– Тогда расскажи мне, бабушка, о его детстве.

– Да тут почти ничего нового не расскажу. В летописях прописан каждый эпизод.

– Но ты же была рядом.

– Это правда. В те годы мы ещё не знали потогонки, хорошего робота собирали за неделю, под заказ – все полторы. Всё его детство прошло на моих глазах. Именно в нём я угадала будущего героя народного эпоса…

К их ногам упал бумажный самолёт, остатки слов на крыле сомнений не породили. Это была записка, точнее, подмётное письмо, в стиле Мухи. Прочли в ней: «Бабка вспомнила о внуке, когда он стал шибко знаменит».

– Хотела бы я знать, у кого язык повернулся, – сказала бабушка, обозревая потолок и стены. Как старого обидеть человека, знает всякий. А вот поступить иначе – образование не научит. У левых микросхем такой же недостаток, что ж удивляться, когда мерзавцы появляются в любой среде. Недаром говорят – сколько яблочко ни крась, гниль вырвется наружу… 

Кощей поднял по тревоге батальон, однако тщетны были усилия коллектива. Враг безнаказанно затих. Как покушение на царя – сработает адская машина или придётся доработать… Ну, хоть что-то новое пришло на смену, – нет, всё тот же путь идут. Сдёрнут с трона одних, других посадят – разницы никакой. У новых на устах те же реверансы: путь мира и согласия, на деле – очередная ненасытность. Не свергать надо, выйти из подчинения, сам слезет.

– Но давай, бабушка, к летописям вернёмся.
Она прожевала самолётик, судорожно икнула. Может, там у неё архив по самым нарицательным делам.

– Будешь должен, – Оттопырча говорит, – хотя идея не нова. Напиши историю, где нет До-До в помине.

– Чего ради?

– Хоть и слаба глазами стала, за последними новостями внимательно слежу. Так вот, мой внук во всех известных летописях прописан. Многочисленные авторы охотно одного-двух членов команды исключают, будто их придумали конкуренты. Соискателю досталось больше прочих: в сорока вариациях его имя не упоминается ни разу.

– Как же они обошлись с Машиной Времени?

– Пишут, её вам местный умелец Берендей сдал в аренду.

– Этих авторов мы призовём к ответу.

– Сперва найди. Нет, не пойми меня превратно. Просто народы эти из нескольких слов способны создать новую реальность. Удар кувалды могут расшифровать, как приземление корабля, и каждый, кто литературный дар в себе почуял, в галоп срывается, оседлав глагол. Иных уж носят на руках, труды включают в школьные программы.

Глубоко задумался Бессмертный, труд титана мысли сопровождался под вентиляторов аварийное включение. Дозрел:

– То есть, авторы маются в пещерах здешних?

– Что удивительного? Пробурят скважину на поверхность, приборы вытолкнут и скудную информацию крадут. Целые поколения летописцев ткут реальности из ничего. Они и неба настоящего не видали, разве на цветных картинках, которые их зрение разделяет на два цвета.

– Ну, бабуля! Напугать умеешь. С кем на этот раз столкнёмся, если доведётся?

– Прошлые расы – лемурийцы и атланты. Чужаки с других планет. Это их тарелки человечеству докучали. Помню, астрономы запрашивали заоблачные суммы для поиска в космосе инопланетного разума, не ведая, что сами на стекле предметном чужого микроскопа. «Рылом не вышли» – грубо, но лучше не скажешь: не то сознание у политиков и учёных, чтобы на контакт идти. Как ты думаешь, о чём попросили бы чужаков в первую очередь?

– «Дайте нам ваше оружие, за мир сражаться будем вместе», – процитировал кого-то из политиков Кощей. Дозрел: – Да, но сами-то… как они – хоть мирятся между собой?

– У них нет выбора. Есть острые углы. Союзы распадаются, другие возникают, только границы не переносят. Не переносят и тактику двойных стандартов…

– Бабушка, – Кощей поправил третий глаз, направил оный изучить строение старушки,

– Откуда у тебя секреты государственного масштаба?
– Молчала долго, слушала эфир. Довольно любителей поболтать за чашкой кофе, и не только. Слушай больше, и тебе откроются секретные каналы, а повезёт – и стерео пробьётся.

– Табельный флокс на тебя не покушался?

– Дважды. Двадцать шесть недель на больничном провалялась. Как видишь, выжила.

– Где ж тебя носило так?

– Считай, впереди внука пробежалась, обезвредила десятка два фугасов, чтобы он наш род прославил.

– Ты же говорила, по следам остывшим шла. Или Машина Времени?

– С воинами Хроник долгосрочный заключён союз. Послушай мудрого совета…

– Нет, бабушка. Знаешь, эти парни нам не показались.

– Было в прошлом. Они почистили ряды. – Любя, Оттопырча собеседника посохом в солнечное сплетение ткнула: – Ладно уж, ступай отдыхать. Замучила воспоминаниями тебя. Когда, говоришь, внук из командировки?

– Трудно сказать. Как повернёт.

Кощей ложился с краю, как опоздавший, в уме выкладывал пасьянс: если пастушок ей внуком, то кто отец и мать? Если невесты понесли, однажды бабушка другая с гостинцами прискачет и станет агитировать за союз с Эша-Лони… и новый Форзейль сначала придумает костыли, затем – как получить свободу. Дёшево же нас купить собрались.

Своды пещеры хранят следы искусственного происхождения. Ручная работа, проделанная гномами века назад. Стоит присмотреться, и почудится речь пещероустроителей: «Ты совсем сдурел? Кому симметрия нужна? Думаешь, спустя века, кто-то красоту оценит?» – «Если не глуп, то обязательно. Дорастёт до живописи, до стихов – значит, найдётся и тот, кто оценит каждое движение моего зубила». – «Они не поверят, что с зубилом можно на высоте такой парить». – «Задумаются однажды. Важней всего после себя оставить такие знаки, чтобы их правильно прочли». – «Ну, и что ты тут зашифровал?» –  «Несколько слов о драконах…» – «Не подсказывай, я сам прочту: «После Вознесения пятой расы, на планету вернутся драконы». В фантазии тебе не откажешь, молодец. Давай и я что-нибудь оставлю. Скажем, «Пора помыть сапоги в Индийском океане». – «Извини, какие цели ты преследуешь этим заявлением?» – «Просто так, шутки ради». – «Не понимаешь. Я ведь серьёзно. Программу приняли к исполнению мою, и это однажды в действительности случится». – «Пусть и моя шутка сработает. Я не понимаю, для чего нужны драконы. Есть на других планетах – пусть и остаются там». – «Тогда внимательно послушай, Гирь. На Земле полно чудес, когда люди истребят их, за дело возьмутся сказочники». – «Я где-то слышал, в страхе драконы держали целые государства, сколько крови невинной пролилось». – «Это злые сказочники напишут. У добрых и драконы – помощники человека». – «Ну, знаешь! Человек никогда не почувствует себя в безопасности, пока рядом крылатые монстры. Если однажды мне выпадет оказаться среди людей, уж я нашепчу сказочнику, что из себя представляют драконы». – «Договорились. А я другому нашепчу, какие они добрые, если не разорять их гнёзда»…

Досадно, Бессмертный задремал и не услышал окончания спора. Биочасы пробили ровно в семь. По привычке, он едва не объявил подъём, про Оттопырчу вспомнил. Вручную стал поднимать команду, глядь – старушки на ближних подступах не видно. Точно молочка для внуков надоить пошла. Стоп, с коровкой под землю не пустили бы, – ратуют хозяева за санитарные нормы, у них мышь не проскочит.

– Как спалось?

– Я бы сказал, семизначно. Боюсь, До-До много потерял, что не остался с нами. Как сам?

– Бабушка потерялась.

– Найдётся. Раз через столько килолет нашла дорогу. – Чистоплюй заметил, что прочие помалкивают, пересчитал – на месте все. – Что ж даже рта никто не открыл? Обленились, точно. Или приснилось что?

Энциклопедист звякнул медалькой новой, сам испугался. Товарищи заинтересовались, обступили.

– За какие заслуги?

– Но это же не наяву… Был на свадьбе, угнать невесту предложили. Я согласился, ведь это сон. Где ещё похулиганить, чтобы не было стыдно после? Позвали – из трёх человек группа захвата, я четвёртый. План безупречен, фотографии жениха розданы, часами одолжили… Организатор, я так понимаю, понятия не имел, с кем имеет дело. Во всяком случае, мне достался пункт «удерживать лифт любой ценой». Я гонял его между вторым и предпоследним, никого не впускал и не выпускал; команда жениха пыталась штурмом взять, сосредоточились на пятом и на восьмом этажах. Они применили тактику топора – питание обрубили. Я подключил аккумулятор и продолжал отвлекать внимание. По моим расчётам, невесту перенесли на другую свадьбу, вертолётом. Как только каравай собрали, невесту доставили обратно. Потом тот, второй жених, медаль вручил… Не понимаю ничего.
 
– Врачу пора бы показаться, мой юный друг. Не из сна медалька.

На Бессмертного уставились друзья. Тот подозрения отмёл:

– Клянусь! Ночного награждения я не проводил. Дай-ка, взгляну… – Оценив награду, Кощей уверенно заявил: – Французская, времён Наполеона. Надпись перебили, случаю сообразно. Угнать невесту, говоришь? Ты, часом, воинам Хроник не насолил? Ребята непростые, как может показаться.

– Там отрывался Никодим, я не мешал сторонам проявить мастерство.

– Тогда понятно. Берендея не достанут, остался ты – как их поражения свидетель.

– Что ж мне теперь, за Берендея отдуваться?

– Думаю, однажды надоест – отстанут. Или инфляцию подкинут.

Бессмертный знал, что говорит, осталось кому-нибудь уточнить – есть ли на них управа. Чистоплюй даже челюсти освободил, блеснул золотым зубом… Подумал чуть – и промолчал. Сказал себе: «Что ж я опять за всех рвать глотку должен? Хлеба правды вкусят пусть и другие». – Видимо, он имел в виду те случаи, когда главному крикуну приносили новость и тут же прятались за его спину.



Оттопырча появилась, как только командир группы объявил всепещерный розыск. С кошёлкой, полной всякой всячины, довольная – не рассказать.

– Ты куда пропала, бабка? Я людей поднял на ноги.

– Грибов да ягод набрала, как ни побаловать внучат?

– Бабуля, не хочу огорчать, но твоя добыча – рядовые камни.

– Правда? Совсем ослабла, специалисту надо показаться на глаза.

– Имеется окулист, стоит записаться на приём, оплатить налог в бесплатную медицину. Тарифы на жильё задрали так – ей-богу, дешевле матрёшками печи топить, купил – и заправил. Только не у всякого поднимется рука… Я понятно изъясняюсь? Кстати, камушки твои пригодятся, есть идея.

– У меня другая. Время пришло камни собирать, по молодости, набросала, куда не стоило. Сосед предупреждал: глупая, сюда снова примчишь, только ни меня, никого другого не найдёшь. Окликнешь – а в ответ тишина, все на инкарнацию ушли. Я тогда это слово впервые услыхала. Надо сказать, соседи мои были такой древней модели, чтобы не обидеть, скажу – просто сейфы для хранения материнок. Случайно или нет, при мне старались употреблять диковинные слова. Тут поневоле прислушаешься. Подруги звали на дискотеку, в поездку за косметикой, а я уже задумалась, присматриваться к окружению стала. Вопросом задалась, почему одним всё нужно, а некоторым вообще ничего? Самодостаточные, кому даже безразлично, есть ли сегодня крыша над головой. Понаблюдала за отшельниками, – нет счёта в банке, но не бедствуют; кусок хлеба и ночлег всегда находят. Вот такого поведения я не понимала: как можно не думать о запасах, о дне завтрашнем? И не поверите! Как только исследованиями занялась, вопросов меньше не стало, информация пошла сплошным потоком… Однажды остановилась и попробовала оглянуться. Подруги отвалились, точно шелуха, и вокруг меня удивительные люди. К кому ни обратись – все рады помощь оказать, советом либо бесплатными деньгами. Одного не понимала: как я могла жить раньше, отшельников этих в упор не замечая? Они владеют Знанием. – Оттопырча мельком оглядела соискателей; аудитория бывает всякой. В ином месте её поднимали на смех. Здесь, похоже, полное взаимопонимание находила, поэтому продолжила тему: – Вот тогда-то и задумалась: по жизни мы так часто и без конкретной цели упоминаем имя святого Роберта, и делаем это механически, подражая старшему поколению. А если он существует на самом деле?

Вифлоид с Иван-царевичем нависли на старушкой.

– Вам чего, касатики?

– Нам пора идти, хозяева не любят ждать.

– Подготовка к приходу новой расы – это дело. Видимо, и объёмы подходящи.

– Не то слово.

– Так ступайте. Отпустим их, Бессмертный?

– Пусть идут, шахтёры. У них свой подрядчик, и мы себе подыщем.

Шахтёры направились к норе, которая образовалась в глухой стене; её караулил гном. В руке держал то самое перо, но его батарейка сдохла. Пролаза Соискателю заметил: «Видишь?» – «Да уж, перемудрил с материей энциклопедист». – «Кому не нравится, пусть сам попробует материализовать», – Зуммеровед у критиков в тылу оказался, осталось ущипнуть их тощие зады с двух рук.

Но проблема самоустранилась. Лишь шахтёры влезли в нору, гном замкнул колонну и, прежде, чем задраить вход, засветил перо. Совпадение – нет ли, но тут же образовался вход в другой тоннель.

Зуммеровед довольно крякнул, вернулся к тум… извините, так и хочется употребить привычный термин. Вернулся, чтобы бабушке внимания немного уделить. Критики остолбенели: «Нет, пока работает, да и поярче на порядок». – «Как фонариком, ты смотри! Знать, хозяева, умеют управлять пером». – «Конструкцией выключатель не предусмотрен». – «Я помню. На ходу доработали модель». – «Я уже начинаю думать, мы почтальонами послужили. Доставили посылку, и получатели, предположительно – гномы».

Бабушка потребовала аудиенции у Кощея. Просьбу передали, вздохнул он: «Так и знал, что этим кончится. Ребята, подыщите занятие себе, я застрял надолго». – Они с бабушкой уединились снова, и Бессмертный пошёл живописать историю, как понимал её, опираясь на хронологию и факты. Безусловно, малость приукрасил. Какая бабушка не любит про подвиги внуков послушать байки да над платочком пореветь? Хлебом не корми, только не огорчай. Из особо красочных сюжетов годятся впечатляющие по масштабам: осада города, например, штурм скользких стен; годится и конкурс красоты, и похищение невесты у ротозея-жениха… банкир чуть яхту не пустил на дно.

– Не понимаю, зачем было красть? Разве он сам ни одной не приглянулся?

– На выпускном их крепко запугали.

– Погоди, цифры в голове шалят. Я ведь будущее ему по полочкам разложила… Это та
девочка, у которой родни за сотню душ?

– Она самая.

– Ох, не нравится такое начало мне… Ну-ну, что там дальше?

Бессмертный ловко сочинял, загонял себя в угол и выкручивался, глазом не моргнув, – читал с лица бабушки, куда свернуть, и этот компас вёл его всё дальше и дальше, пока Оттопырча не засопела сладко, будильника осталось стрелки навести. Как постелешь, так и будет спать матрона. Практика показала, не зря Кощей у обоих берендеев подучился. Мой слушатель и сам способен известные эпизоды на ось собственной летописи нанизать, в последовательности любой. Машина Времени, добыча смазки, фронт, Кентервали и драконы, – только не ленись. К тому же, языком цифр и фактов Бессмертный изумительно владел…

Тоннель всё ждал, дело подошло к обеду. Хочу привести пример довольно известной рукописи: «Плед, сотканный из небылиц, бабушку окончательно расположил: Оттопырча от умиления задремала. Остатки команды покинули пещеру, чтобы не нарушить благостного состояния старушки; пока вход в тоннель открыт, грех было бы не заглянуть в него. Подземные миры не исследовались человеком. Кто-то из учёных однажды заявил: «Жизнь под землёй невозможна», с той поры и покатило эхом, из поколения в поколение: «Невозможна… невозможна». Позже развили тему: «Дайте нам пятьдесят миллиардов на поиски внеземного разума». Будто стоят там зелёные человечки, на первом перекрёстке, и ждут, пока эти, с миллиардами, прилетят...

Раз под землёй живут народы, у них должна быть и контрразведка; представим, именно разведчики подтолкнули людей – ищите там, не здесь. Для этого и тарелки свои выпускают помелькать – дескать, из космоса прилетают. И исчезают тарелки в небе – там ищите».

Соискатели действительно в тоннель вошли. Это боковое ответвление привело их в натоптанный коридор, пропахший идеологией и пылью. Они напоролись на целую армию, народец был минерального происхождения. Настоящей рекой текли воины в заданном направлении, без страха и упрёка.

– Это рубин, – прошептал энциклопедист, восхищённо взирая на вереницу вооружённых молотками воинов. Такая армия не тратит время на прогулки, это понятно.

Матросик подтолкнул Соискателя, тот изловчился и выхватил пехотинца из колонны, поднёс к объекту увеличительное стекло.

– Хрена с два! Перед нами искусственный рубин, но, отдадим должное лабораториям, сделан превосходно. – После чего в строй вернул бойца, кивнул энциклопедисту: – По-моему, у тебя появились конкуренты. Помнится, и старый Берендей показывал…

У товарищей Чистоплюй потребовал правды, ему пояснили: мы наблюдаем вечного врага изумрудцев, наших друзей.

– Полезно наших предупредить.

– Ты без уважения относишься к соперникам, кто воюет не одну сотню лет. Разведчики обеих сторон натасканы, как надо.

– Разговоры союзникам не повредят?

– Слуховой диапазон не рассчитан на распознавание нашей речи. Среди изумрудцев есть несколько малышей, подготовленных к контактам с нами. – И Пролаза закончил: – На сегодня исчерпана программа.

Это значило, что другого тоннеля хозяева не откроют. Осталось сделать верный вывод.

А полки всё маршировали, впереди каждого по командиру, однако, в этой бесконечности мерещилось противоестественное нечто. Соискатель собрался было версию свою озвучить, как разглядел под сводом парочку изумрудцев. Только настоящие разведчики могли цепляться за идеально гладкий потолок и учёт живой силы противника вести оттуда.

– Я знаю, кто обстановку прояснит. – Он протянул руки, снял изумрудцев. Те как будто не возражали.

– Боюсь, не в этом месте. – С Кощеем спорить не решились, команда на исходную вернулась. На свету изумрудцы долго присматривались, лишь узнали, кто эти великаны, открылись. Малышей обучили, что говорить и кому; предположить, что минеральные мозги способны функционировать, как биологические, никому и в голову не приходило, но рассказ не вызывал сомнений. Суть минилетописи такова: долго готовил армию верховный жрец и правитель Кардамон, разведчиков выслал вперёд, и те поработали на славу. Маршрут продуман, следом вышли регулировщики. Гномы пришли на помощь к изумрудцам, научили, как поступить. Соискатели стали свидетелями того, как рубиновая армия продолжает нескончаемый поход, оставив за спиной семьдесят семь долгих лет. Изумрудцы подменили регулировщиков ряжеными, план обезглавить армию прорабатывался без особой спешки где-то там, в генеральном штабе. Противник нёс нефиксированные потери: боевой дух и прочие удовольствия походной жизни сказывались на суровых лицах. Командиры в бешенстве, но очередной регулировщик снова обещает: «Тут уже совсем немного»…

Обычно, таких примеров летописи приводят много; это в тех случаях, когда народы вверяют судьбы невежественным самозванцам. Эти позовут к светлому будущему, к экономической независимости, на деле – всё то же оболванивание трудоспособного населения. Почему водка и производилась в количествах неисчислимых: пьяный дядька менее опасен трезвой головы, которую уже не просто завтраками кормить. Власть навязывала – займитесь спортом, рукоделием, хотя бы коллекционированием или игрой в лотерею… 

Пролаза, отсутствие которого заметили де-факто, показался на пороге. 

– Верховный жрец, в бронированных носилках, промелькнул в тоннеле,  – сообщил матросик. – Я всё ждал, чтобы разглядеть. А вид – вы бы посмотрели! Фокусники одеваются скромнее. Охраны – точно годовой бюджет державы доверили носилкам. Духовный и идейный лидер священные сопли и слюну приближённым раздаёт, как знак высочайшего расположения.

– На что только ни покупается электорат, – поставил точку Чистоплюй.

Надо сказать, в папке особой у него весь спектр ухищрений сволочных хранится. Та же лотерея, не будь выгодна государству, погибла б смертью храбрых после первого тиража. Тот же налог на ремонт климата, всенародное обсуждение переноса зимы в более подходящие сроки – чем ни ранение мозгов, вне зоны боевых действий?

Изумрудцы были рады услышать предложение о помощи, но отреагировали странно.

Кощей смекнул:

– Уж не хотите ли вы сказать, что наша группа не в состоянии?

– Не хочу обидеть, но под землёй вы новички, – сказал изумрудец. – Вам бы уцелеть самим, и большего пока не ждём.

Одним словом, договорились: понадобится – они придут, пока же – потрудитесь на пост наблюдения вернуть. Водитель разместил разведчиков на ладони, понёс назад. Приклеить к потолку особым клеем и удалиться – что есть проще? Казалось, время вышло для контактов, но малыши доверием наградили:

– Моё имя Тикли, напарника – Пикли. Это на случай, если мы не видны, а твоё участие необходимо. Имена будут, как пароль.

– Противник не сумеет повторить их?

– Теоретически всё возможно. Просто мы умеем организовать подачу звука в ограниченных пределах. Меня сейчас никто не слышит, кроме тебя и Берендея.

– Он рядом?

– Постоянно. Правда, ему рожать… то есть, жене его… Он может отлучиться на минуту. Капризы выслушать, курс корабля поправить, и назад, – я не завидую ему.

– Кто на что учился, – ответил Соискатель. В его глазах Никодим значительно подрос. Иногда полезно замереть и поискать того, кто на своих десницах удерживает мир в равновесии идеальном, будь то планета или семья, при этом участием не кичится, предпочитает функцию «по умолчанию», чем зрелищными подвигами пригвоздить лодырей и повес к стене позора.

В пещеру с Соискателем вернёмся. Очнулась Оттопырча, обстановку изучила – и ну, храпеть. Раз внучка не видит, можно подремать, – заслужила. Будь человеком – не отходила б от плиты: и хлеб румяный, и пельмешки, и травяной отвар для изгнания простуды. Правда, настоящие бабушки встречались крайне редко… А может, в их услугах не нуждалась скорая на мудрость молодёжь. Заботы неподдельной жаждут все, однако, не спешат проявить вовне, ибо науку эту постигают в более поздние сроки, а то и не постигают вовсе. Старый Берендей говорил однажды: «Фальшивить – фальши вить, се трудов не стоит». До-До мог фразу применить в реформе языка.

Там разгорелся то ли спор, то ли тему к обсуждению рассматривали, как декрет. Удивительно, водитель подключился с ходу:

– Милейший, вы так уверены, что До-До, останься с нами он, уже б поштукатурил все поверхности пещеры?

– Давайте сменим тему. Не хватает кому-нибудь по-настоящему зайтись от смеха. Один из моих хозяев так и скончался, наевшись анекдотов. По всей видимости, в Раю его определили к юмористам – есть там поселения с профильным уклоном. Для зрителей, способных оценивать всякую удачную подачу, жилища чуть скромнее, но этот стратегический запас не пропадёт и не иссякнет втуне. Пробьёт их час – в новом воплощении выйдут на площади и начнут стегать тиранов, высмеивать чиновников, мёртвые законы…

– Кощей, что с бабушкой? Не нравится её свободное падение с парашютом сна.

– И напрасно. Полпути прошла, даст ножкам роздых – и охрана Марса дрогнет, если пастушок заглянет на денёк туда.

– Думаешь, его интересуют памятники Кима-Но и Пиаре?

– Причин достаточно. Положим, решил вернуть начальнику тюрьмы мотоцикл, расследование затеял.

Чистоплюй, потирая руки, дискуссию продолжал охотно:

– После купания в лучах славы, считаешь, они его признают?

– Не лыком шит, найдёт способ память освежить. Предположим, принесёт во рту глоток воздуха, за сотрудничество даст глотнуть…

– Где Ребро, командир?

– Правильней спросить, у кого оно. – Жестом пламенного борца за свободу Изумрундии, Бессмертный из бардачка извлёк мини-рюкзак. Потрясая на виду очей возможного противника, заявил: – И пусть попробуют расстроить наши планы! Этим Ребром и получат по зубам…

Опешили соискатели: что на него нашло?

– Ты для кого стараешься?

Бессмертный просто палец приложил к губам – любимый жест вождей, каким пользуются незадолго до свержения с трона. Это могло означать одно: опять конспирация, пароли и явки. Кощей всё-таки направил мысли товарищей высказыванием тонким: – Что бы враги ни говорили, имею точную информацию. Пусть не пугают заявления, подобные сему: «Гений Пушкина получил продолжение в барде Александре Дольском, как бы ни было противно поэтам двадцатитомным, о которых люд не ведал, да и не хотел». 

Похвально, заявлением командир сорвал аплодисменты. И в момент самый неподходящий заговорили дамы: «Кто такой Александр Дольский?» – «Не утомляй, подруга. Тебе какая разница? Вот я хочу выступить по делу». – «Не из пугливых мы». – «Заткнись, пока не накрасила губы… Командир! Почему мы ритуала не проводим? Раз поселились, надо бы кошку для порядка. Иначе нам удачи не видать».

– Кто так ещё считает?

– Да где её возьмёшь? – отозвались парни.

Взгляд Кощея сказал больше, чем непроизнесенная речь: «Было бы желание». Для пущей важности, в ладоши он прихлопнул…

Из щели выполз преогромный червь, с кошачьей головою. Все ахнули.

– Это местная кошка?

– Нет, это удав, который проглотил кошку наполовину. Она решила не сдаваться. Или удав услышал нашу просьбу – напрокат вручает.

Пока местная кошка совершала жилищный ритуал, Кощей подготовил публику к массовому походу:

– Коллеги, спешу поделиться новостью чудесной. За примерное поведение нас наградили походом в цирк.

Чистоплюй вздохнул:

– Помню, покупал билеты, такую очередь выстоял...

– Кто выступал?

– Приседатель с кандидатами на пост, играли в выборы. Хозяина вызвали на работу. Он вышел на ступени, меня позвал. Говорит – ступай и сядь на моё место, чтобы не заподозрили. Мне этот цирк изрядно надоел.

– Тогда это не цирк. В цирке выступают клоуны, – попробовал разъяснить приятелю Зуммеровед.

– Там были клоуны, да ещё какие! Дебаты и экономические программы – одна лучше другой, но исполнимые лишь в том случае, если на территорию Белоруссии свалится золотой метеорит, весом не менее шестидесяти тонн.

Все пожалели Чистоплюя: хоть под старость удастся побывать в настоящем цирке. Пролаза чуть не прослезился, просто уточнил:

– Что за программа?

Кощей сконфузился. Думал разыграть дружков, но дело повернулось вон как.

– Ну, я перестарался. Это не совсем цирк. Идём в музей.

– Вот бы в тот, где побывали как-то. Другие меня не интересуют вовсе.

– А если тот?

– Сомневаюсь. Чтобы один снаряд в одну воронку дважды…



Однако, собрались и вышли за пределы, бабушку покинули в объятиях Морфея. Невесты всполошились: «Так не годится, надо бы кого оставить для охраны». – «Вы плохо знаете До-До, как и его родню. Она покараулит»… Узкий проход показался свежим, точно ножом кто-то торт разделал. Впереди маячил свет, за ним и шли. Парням было достаточно знать, в чьих руках те самые перья, чтобы не сомневаться в выборе направления. Их путь опять мчал под уклон, и эта геометрическая забота, поладившая с физическим несоответствием, уверенность вселяла: всё будет хорошо.

В тупике их караулили человеческие и полузвериные существа, братья по разуму. Стоило придти ради того, чтобы полюбоваться на многообразие форм жизни; в числе прочих, были замечены существа с роботизированными частями – кто с пропеллерами, кто на гусеницах. Один чудак разбрызгивал перед собой жидкость и скользил по ней, как по маслу.

– Двери узнаёшь?

Соискатель взглядом разметал толпу. В скальном массиве угадывались не только размеры, но и то, что за ними.

– Похожи. Мало ли где такие установлены? В бомбоубежищах, в том же метро. Я тогда обратил внимание, – сверхпрочные, звуконепроницаемые.

Створы разошлись, к толпе вышел сотрудник ведомства.

– Уважаемые гости, посетители и зрители. Убедительная просьба – не выносить последние экземпляры. Иными словами, если приглянулся некий образец, то не поленитесь, поищите второй. Найдёте – один из них ваш.

Чистоплюй с неописуемым оглянулся на своих:

– Так вот настоящий цирк? Спасибо, командир, вовек не забуду!

Чужаки бросились по первому проходу влево, можно подумать, они уверены, что там найдут. Наша команда спокойно организовала поиск в трёх проходах, разбилась по парам и двинулась в противоположном направлении. Зуммеровед с тремя невестами, Бессмертный с Чистоплюем, Пролаза с Соискателем – как распорядился жребий. И каждый вопросом задавался: тот ли музей, где однажды побывали?

Стеллажи, подставки, витрины из бронированного стекла; шуфляды, ящики, комоды и альбомы; рекламой здесь не пахло. На перекрёстках маячили музейные чины, готовые дать справку, щёлкнуть вас на память у приглянувшегося экспоната.

– Уважаемый, – Соискатель пальцами прищёлкнул, – поведайте нам, не сочтите за непосильный труд. Мы здесь, кажется, уже бывали, но с трудом ориентируемся в этом изобилии.

– Могу порадовать, – служка поклонился в пояс. – Экспозиция постоянно обновляется. Некоторые отделы отправились в самостоятельное плавание, чтобы стать ближе к посетителям. В частности, отдел танковых единиц… Одну минуту, – он заглянул в записную книжку, – ах, они уже сворачивают экспозицию. Что ж, бывает: платёжеспособного зрителя на Марсе не нашли сегодня. Обычно на выездах завод пользовался успехом. Ничего не понимаю… Да, но вас, видимо, что-то конкретное интересует?

– Первый действующий экземпляр Машины Времени, – матросик опередил напарника, и тот даже отменил готовое сорваться с языка возражение.

– Прошу следовать за мной…


Бессмертный отправил Чистоплюя чуть вперёд, вооружив описанием нескольких предметов, какие могут на глаза попасть. Сам изучал экспонаты особого свойства, – он снова грезил о путешествии по мирам, куда в человеческом теле не пускают.

Чистоплюй принёс покрывала, ритуальные предметы для погребения:

– Нам не подойдёт?

– Это улики церковного бизнеса. Некоторые хозяева считали, чем пышнее похороны обставишь, тем усопшему будет легче там.

– Ну, это полный бред… Я не могу! – правдолюбец чуть не хохотал.

– Что тебя берёт?

– Вспомнил, как мы с До-До коррупционеров хоронили. Вертикально! Я лично шестерых отправил головой вниз. А ведь большинство сволочей считало, что репутация их безупречна, что после смерти их тела предадут земле по высшему разряду. Помню случай, – правдолюбец взял в обе руки по свече, одна церковная, другая – зажигания. – Владелец кампании очень рассчитывал услышать хвалебные речи подчинённых, так оно, в общем-то, и случилось. Микрофоны, камеры, – накануне смерти, шеф выделил средства для всех, кто похвалит, кто оценит его жизненный путь положительно. За оградой кладбища бухгалтерия щедрые наличные выдавала. Однако, той же ночью большинство сотрудников с лопатами явилось на могилу. Пришёл и я с лопатой, хозяин предупредил – клад пойдём искать. Конечно, никто не ожидал, что торжество продлится за полночь. С коллегами, с глазу на глаз, мы переговорили – оказалось, некоторые сотрудники пришли ради одного того, чтобы откопать покойника и плюнуть в его мерзкое лицо. Но покойник не был дураком, распорядился это дело предусмотреть и узаконить. Иными словами, за оградой кладбища бухгалтерия наличные отнимала. У кого при себе не нашлось, кредиты выдавались, под добровольные проценты; такова была последняя воля покойного, который стал христианином за полчаса до кончины.

– Так оно и было. Люди были готовы возиться с временными телами, пока не обратились к Знанию. Человек тогда понял, сколько времени тратил впустую. «Совершенствуй не оболочку, а личные качества, и это каждому под силу». Посередь вранья чиновники помельче сами стали задыхаться, стали оставлять посты, срастаться с массами. На первых порах встал вопрос: кто возглавит народное сопротивление? Мудрецы из народа предложили выход: дескать, не стоит повторять ошибки, новые чиновники скатятся на те же рельсы снова, запросят привилегий и охрану. Спросите, как быть? Государственные лозунги разверни задом наперёд; если государству что-то выгодно, поступай с точностью до наоборот.

Чистоплюй не удержался:

– Я помню! На центральной площади горели паспорта, другие документы. Никогда не думал, что в каждом доме столько бумажного хлама хранили, точно святыни. Хозяин мой сжёг кучу денег, как символ всеобщего порабощения. Мы с ним стали зарабатывать сапожным делом, на хлеб меняли каблуки. Кто перешёл на изделия из глины, нашлись потомственные стеклодувы и сталевары, но большинство всё-таки перебралось жить на землю. Города было решено оставить, как памятник глупости: у человека без земли нет будущего. Раз государство любыми способами сгоняло население в города, теперь отлив случился. Но больше всего понравилось, как они проблему преступности решили… Погоди, это не то, что мы ищем?


Кто бы спорил, – Чистоплюй едва не сложился пополам: они нашли-таки два одинаковых предмета. Один на выход потащили, пока дорогу им не преградил музейный служащий, по виду – тоже робот.

– Господа, ошибка вышла. Просьба – вернуть экспонат на место.

Чистоплюй на обещания скор: я, дескать, рожу тебе набью, когда ткну носом во второй. Служитель мудро не ввязывался в спор, согласно головой кивал и конвоировал двух незадачливых посетителей до цели. Кощей пыхтел товарища не меньше, но груз не бросил. По пути всё же уточнил:

– Ты просто мне ответь, чем знаменит сей экспонат.

– Это метеорит Модест. Его собрать удалось по кусочкам, по генной памяти
космического странника специалисты восстановили целиком.

– Так из него один знакомый прищепки изготовил. Вкралась ошибочка в итог специалистов. – Бессмертный подал к передышке знак, товарищи метеорит опустили на одно колено да прислонили к космическому кораблю на две персоны. – Скажи ему, Чистоплюй, прищепки-то у нас остались.

– Бесспорно. Три дня назад я сам их пересчитывал на велолёте.

– Три дня назад? Так оно и было. – Служитель кивнул охотно. В его согласии они уловили скрытый смысл.

– Ты хочешь сказать… – Бессмертный не закончил, и вот, почему. Позади них, на хрустальном постаменте сиял деталями велолёт. Толпа экскурсантов на минуту скрыла из виду творение гения, но всё когда-нибудь кончается. Глядя на музейный блеск, хотелось крикнуть: он хоть летает? Что вы с ним сделали, маляры несчастные? Мало того, ни одной прищепки на предмете, выдаваемом за настоящий.

– Это не муляж? – За Чистоплюем многие вопросы можно не тревожить: и челюсти целей, и энергию не потратил. Кощей дождался своего вопроса. Правдолюбец служителю пояснил: – Его здесь не было, пока мы шли вглубь ряда. Только не лги, уж велолёт прозевать мы не могли.

– Охотно верю. Простое объяснение. Экспозиция обновляется постоянно и по мере готовности экспоната к демонстрации.

В двухстах шагах они остановились снова, теперь не для перекура. Постамент, на котором метеорит лежал до похищения, пустовал. Ребята молча установили ношу, отошли на расстояние очевидцев.

– Ну-с, что я говорил? Их снова пара!

Кощей заинтересовался фокусом, трижды менял угол обзора. Наконец, обратился к сотруднику, бдительность которого достойна быть отмеченной в приказе. Вместо ожидаемого «так это зеркало?», Бессмертный ляпнул, почти с завистью:

– И где вы отхватили этот экспонат?

– Планет много – долго рассказывать.

– Интересное свойство. То есть, если мы упражнение повторим, в зеркале какое-то время будет стоять отражение?

– Именно так, – сотрудник не перечил вновь.

Наши парни попрощались и отправились дальше, пока не начали выдворять посетителей прогрессивным методом, а он здесь, безусловно, отработан. В музее уровня такого и дисциплина на должной высоте, просто не разглядишь её, пока не понесёшь один из двух одинаковых экспонатов.

Площадка напоминала космопорт; более трёхсот моделей трёхместных кораблей, здесь недолго заблудиться. Энциклопедист выспрашивал технические данные корабля, похожего на чёлн. Невесты сбились в кучу, словно их, по одной, могли угнать.

– Вы сбились с курса?

– Боюсь, Кощей, в этом царстве заблудиться – плюнуть раз. Правда, я так и не научился.

– Нашли что?

– С чего начать? Бинокль, комбинат, «иерихонку», карту времени. Потом – лучемёт, пушку-угловушку. Встретили Соискателя, он нашёл Машину Времени. Говорит – облазил вдоль и поперек, – не наша. Они с Пролазою заметили табельный флокс, катапульту, устройство телепортации, как у Бляхи было. Гоночную кадушку и чалму с изумрудом…

– Не может быть! Это муляж, скорей, – опомнился Чистоплюй. С ним хотели согласиться: До-До так просто не отдаст, пока жив.

– Видели и корыто…

Обрадовался Чистоплюй:

– Я снова прав. Мы с вами знаем, корыто увезли на Марс.

Сменные свои очки Бессмертный на глазах поправил, осмотрелся.

– Вот что я скажу. Музей просто огромен, и как знать, одной стороной может вполне касаться Марса.

Зуммеровед новых версий не услышал, уточнил ещё момент:

– Тумбочку видели. Точно наша. Стеклов сзади гвоздём расписался, дни дежурства отмечены, до единого. Есть и неприятные моменты. – Он вздохнул, кивнул в сторону невест. – Красивый ящик увидали, узоры, лампочки – весь сияет. Бросились к нему, там с ними что-то приключилось. С той минуты у троих внутри что-то гремит.

– Неужели кишки? – К разговору подключился Соискатель, радостно пожал руки всем.

– А я подумал, заблудился снова. Так говоришь, гремит? Разберём – посмотрим. Кстати, встретил бабушку. Говорит – увидишь наших, пусть возвращаются на базу. Борща по старому рецепту наварила – пальчики оближешь.

Водитель точно подгадал момент, за ним динамики повторили. Предложение покинуть выставочный центр выглядело вполне своевременным. Десять часов назад они стояли перед закрытыми дверями.

На обратном пути Кощей пообещал показать велолёт, и тут они наткнулись на знаменитую модель «ЛП-144», летающий пылесос… Эта встреча не вызвала приятных воспоминаний.

– Ребята, достаточно на сегодня впечатлений.

– Ты велолёт покажи – и пойдём домой.

Они потратили минут двадцать, но своего имущества не нашли. Музейного работника для исповеди призвали, тот отреагировал спокойно:

– Ого, какие страсти! Скандал ваш выеденного яйца не стоит. Кому-нибудь из посетителей приглянулся экспонат, есть у нас такая служба, – тотчас выставку организовали выездную.

– А не украдут?

– Не скрою, покушались на экспонаты ловкачи, только у нас не так просто поживиться. Благоразумней сфотографироваться на фоне. А вашу группу мне приказано сопровождать до выхода, короткою дорогой.

Вот и день прошёл, как вычеркнут из календаря перстом железным. За ужином впечатлениями делились, точно хлебом. Оттопырча удивила квасом – напиток состоял из керосина с фракциями дорогого масла. В похожем положении человеку хватило бы икры. 









ГЛАВА 2 

Тем замечательным утром привычно просыпалось всё живое; заметим, беды ничто не предвещало, как небо над Тумбочкой затянуло тучами. Достаточно было присмотреться, вопрос снимался сразу. То были тучи искусственного происхождения, разделённые пополам нейтральной полосой. По краям –  всё, как по учебнику: окопы, противотанковые рвы, колючка, минные поля и штабной транспорт, припаркованный как попало. Под штатными тентами походный пьют коньяк да изредка поглядывают в бинокли: противник с завтраком положительно затянул, – там ещё не чистили зубы.
К полудню войска заняли позиции, оставленные на всякий случай; кухни отошли в тылы поглубже, и этому явлению разумное объяснение есть. Экипажи говорят, лучше лишний десяток километров отмахать обратно, чем лишиться основного военного инструмента. Тем более, обе армии своё главное оружие не торопились применить; по неписанному правилу, первой в сечу должна выступить прожорливая пехота.

Интенданты спохватились, с неким даже пафосом доложили, что запасы продовольствия подошли к концу; между первой и третьей линиями окопов мелькало мнение: «Пора уж, не то голодные способны повернуть штыки в обратном направлении». А на войне всегда так: откуда ни ожидаешь, выползет неожиданность, если не обматерит, то в неудобное положение поставит.

Обе стороны чего-то более конкретного желали видеть.

Наконец, появились те самые драконы, о которых сообщалось в каждом боевом листке, конкретным тиражом в одни руки. Приличная оптика помогла офицерскому составу распознать угрожающий окрас новеньких когтей, зубов, в бою не побывавших. Специалисты занесли в планшеты характерную деталь: «На хвостах замечены чугунные противовесы… если это не шары разрушительной силы, ограниченные длиной цепей».

В космопорту заметны элементы паники; мог и противник на враждебной территории распродажу объявить. Десятки кораблей стояли под парами. У шлюпки «Научились» замечены скорые сборы-проводы. Генерал Брудершавец привязывал к стабилизатору неизменную раскладушку, от повреждений защитил термодинамическим чехлом.

– Бежишь? – попробовал остановить его коллега.

– Я с драконами не воюю.

– Забавно. Другие о таком мечтают с детства. Почему, дружище?

– Их в природе слишком мало.

– Брудершавцев куда меньше. Ты это хотел сказать?

Наш генерал задумался на миг:

– До сих пор ни одного глупого не встречал.

– Что ж, беги. Не забудь завещание моё. Передай жене.

– Только, если твоей.

– На сей раз я не шучу. Ни шагу назад, не то, что в прошлый раз.

– Как знаешь. Однако, не вздумай родиться в моём доме. У нас свой список, кого мы с женой хотим видеть девочками и мальчиками. Поправок вносить не будем.

– Как будто я собирался… Нет, но вы оба не правы. Если Создателю понравится очередная головоломка, то Он плюнет на ваш список. А под такой проект лучшей кандидатуры, чем я, не найти.

– Знаешь, друг?.. – Брудершавец поскрёб затылок, нанёс на чехол раскладушки охранную надпись автотрафаретом «Не кантовать». – Как только узнаю, что именно ты внедрение в мою семью затеял, буду Нагрубинишну просить, хоть и грех, пойти на абордаж.

– Она не такая, согласия не даст.

– Я постараюсь. Надеюсь, впредь не возникнет повода сказать тебе «привет». Прощай, певец кровавой славы.

Примеру Брудершавца последовало около десятка генералов. Их пригласили оценить профессионализм начинающего коллеги, когда ж дошло до дела… Нет, это их право, но существует риск, что всякий достоверный подвиг будет подвергнут обструкции жесточайшей. Где-нибудь на балу придётся перед дамами подтверждать падение солдата под гусеницы танка самому, и на роль танка даму габаритов редких подберут они. Труднейшее испытание, пожалуй, одно из самых. Пусть и говорят, не так страшен сам бог войны, как перемирие – дама его сердца.

«Научились» возглавила маневр – шлюпки ушли по нейтральной полосе, поставив в недоумение наблюдателей с той и с другой стороны. Из выхлопных труб выпорхнуло облачко разгонного газа, распалось на мелкие образования, похожие на старую карту Советского Союза, которые в свою очередь рассыпались на стада в виде цветочков на полянах.

Драконы вышли на передовую, один из них, на левом фланге, лизнул огнём цветочек, тот и погас. Намерения стаи отныне ни у кого сомнений уже не вызывали. Вялое созерцание отступило на либерально-демократические позиции, лишь драконы напали на обе батареи одновременно. Одна пушка всё-таки успела сделать выстрел. Как выяснилось позже, полковник, временно исполняющий обязанности командира батареи, построил в шеренгу своих артиллеристов и доводил до сведения правила боя с драконами. Бойцы слушали его с неутомимым вниманием, кроме рядового Соски: тот вернулся под утро, из отлучки самовольной, автоматически ещё пребывал в грёзах объятий жарких и драконы интересовали его куда меньше, чем стоило того.

– Спишь на ходу? – Полковник пнул рядового в грудь кулаком, Соска упал, механически ухватился за решающую деталь, тем самым, произвёл выстрел. За две минуты до команды «к бою».

Само собой, у драконов появился козырь, и был он прочнее той брони, которую несли они на плечах своих. Поэтому твари прибегли к помощи шаров чугунных, разметали походя одну батарею за другой. Половина личного состава укрылась в окопах для раненых, другая – в окопах для убитых; те и другие легко превращаются в братские могилы, достаточно решения волевого. Скажем, в позиционные игры поиграют генералы, натрут мозоли и сразу – помощи просить; денщики сообщат ужаснейшую новость: «Закончился коньяк походный, тёмный хлебороб стал жаться, для фронта выделяет крохи». – «Он не понимает разве, что в рекруты детей отнимем?» – «Понимает. Но всякий думает: вдруг пронесёт?» – «Право слово, тёмный люд, никак образованию не поддаётся. Что ж, жизнь новые условия предложила. Снова отечество спасать».

Спасти пехоту можно было способом одним – поднять и бросить на нейтральную полосу, куда, по идее, противник тоже должен устремиться.

Однако, вражеские командиры опаздывали отдавать похожую команду. Там подвезли обед. Рядовой Соска считал информацию с объективов полковничьего бинокля, неуверенно заметил:

– А наши не спешат. Не пора ли выйти поварам навстречу?

– Нас не поймут и повара. Решат, что отступаем, и ноги унесут туда, где про войну не слышно. – Заметив пикирующего дракона, полковник пригнул голову к плечу. Подумал про себя: «Стоит шар чугунный опустить до нижнего уровня окопов да на бреющем пройти, некому будет команды слушать». – Поэтому отдал команду: – Всем из окопов, и на живот, кто хочет до ужина дожить!

– Так обеда нам не видать? – уточнил рядовой Соска.

Над ним очередные сгущались тучи.

– Не пора ль проявить армейскую смекалку? В полевом госпитале приём пищи происходит трижды  в день, а мы туда когда ещё попадём? Конечно, очень постараться… Хочешь – в челюсть дам.

– На две недели голода я не готов. Потерплю до ужина, – ответил Соска. Так или примерно так происходит рост самосознания, ничуть ни умаляя заслуги перед отечеством в мирные годы драконовских поборов.

После прохода драконов, ситуация изменилась до неузнаваемости. Шары чугунные достали столько грунта, что окопы стали неудобными для проживания. И припомнилось полковнику благодатнейшее время – запоминание инструкций и параграфов для начинающих генералов. Перед отправкой на фронт, в сороковом томе инструкций, он прочёл: «Командир обязан обеспечить личный состав всем необходимым…» Всё верно, с лестницами он промахнулся, – их там полный склад, типоразмеров всяких – от восьми до двадцати четырёх метров. Не предусмотрел – наберись смелости: пора под суд.

Он и состоялся, вместо обеда. Полковник, раздетый до трусов, выбрал рядового Соску на роль прокурора. Тот, правду сказать, не слишком огорчился:

– Для приличного срока маловато фактов.

– Хорошо, я добавлю. Батарея осталась без обеда.

– Но… мы же договорились, я готов потерпеть до ужина.

– Вам не кажется, что это испытание попахивает излишеством? Можно сказать, форсируем реку вплавь, имея под рукою два моста. То есть, препятствия могло не быть.

– Вот что я вам отвечу, подсудимый. Фронт – не место для свиданий. В подобных местах от случайностей никто не застрахован.

– Тогда огласите ваш вердикт.

– Вернитесь к исполнению обязанностей, и не дурите головы: у нас других забот по горло.

Полковник облачился в форму, в ремни затянулся, сигаретой.

– Рядовой Соска! Три наряда вне очереди!

– Есть три наряда. Только в деревню сбегаю, тут недалече. Проститься.

– Через три часа жду с докладом. Ступайте, рядовой.

Лишь отбыл Соска, зелёные явились – охранники флоры и фауны по четвергам: «Отсюда стреляли по драконам. Покажите нам мерзавца».

Полковник потушил сигарету, вышел из положения:

– Погиб. Смертью храбрых. В зубах дракона.

– Это меняет дело в корне. Хотелось бы взглянуть на арсенал.

– Ну вот, приехали! Я вас умоляю, только не под трибунал! – И повёл гостей полковник на позиции, по пути выдавая одну тайну за другой. – Четыреста снарядов на одно орудие. Их получали, согласно техническим характеристикам стволов.

– Где же сами орудия?

– Выдали настоящий металлолом. Сказали – правительству нужны очень наши жизни. Нет, мы одну собрали, произвели контрольный выстрел. Стая ворон как раз пролетала мимо, свора с испугу врезалась в порядки драконов, размножилась в панике, частично потеряла перья… Кстати, драконы не пострадали?

– Один. Сорвало пуговицу на брюках… это неважно, считайте, обошлось. Что касается погибшего… так-так, – зелёный грамотей заполнял десятую страницу от руки, – напишем прошение в отдел реинкарнации. Пусть вернут.

– Я бы не хотел, – осмелился возразить полковник. – Ребёнок на позициях, знаете ли…

– Раз мы берёмся, то разберёмся и обеспечим молоком.

Фронт – дело тонкое, и что бы ни свалилось на голову, принимай, как должное. Дождь с градом ударил, кабы вертикально – то убитых было б больше. А так – под углом в шестьдесят градусов; тут и сорока градусам применение нашлось. Пьяные мотоциклисты из дзота открыли огонь из пулемёта… В предисловии к сказанному говорилось: «Моторазведка высмотрела богатую деревню, сговорились парни по сусекам поскрести; самодельные напитки следовало поискать, ибо незамужних девок полдеревни. Вот пошли по дворам, виду не подают, что с обыском, спрашивают про ночлег. Люди добрые амбары открывают… Видимо, не тот открыли. После чего, малость проспавшись, разведчики сами заправились, заправили мотоциклы, завели да в сторону фронта, с докладом: дескать, если хорошенько тряхануть, войну мы выиграем с первой же атаки. Бензин кончился, пересели на джип: у кого одолжили, до сих пор не помнят».

Град выпал крупный, мелочь таяла на глазах, и штатный доктор с ходу определил: «В градинах вошь замороженная! Караул!» – Забегали интенданты, средство-то пропили по дороге. По дороге на фронт многое продать можно, лишь бы порядок наблюдался по бумагам. Бинты, бензин, съестное – берут оптом, предлагали пушки запасные, даже инструкцию, как пользоваться, сочинили (там что-то про быков: привязываешь к жерлу три быка, и одним выстрелом четверых валишь; четвёртый подойдёт из любопытства: чего это тут собрались конкуренты?) И что вы себе думаете? Тёмные люди, отказались. Но правила войны придуманы не нами, – мужичонка с арбою показался на нейтральной полосе, метёлочкой да лопаткой собирает град – и только тот, что с куриное яйцо. На допросе сборщик пояснил: «Это обычное явление у нас. Как только град – и стар, и мал берётся за лопаты; в погреба натаскаем – продукт не портится до зимы». – Ему поверили, разрезали одно яйцо: внутри любовный треугольник: две самки и самец. Ко лбу приставили наган: «Ну, а как ты это объяснишь?» – «Всё просто. Вор идёт по улице, вошь в кармане отогрелась и пошла кусать. Как только видишь, который зачесался – бей смело в нос. Если верить предкам, ещё ни один не ушёл». – «Ну, а чем живёт деревня нынче?» – «Гробами». – «Расшифруй». – «Что ж тут непонятного? Как над окопами вырастет гриб, товар расходится мгновенно. При линии фронта какой ещё бизнес может процветать?» – Сжалились да отпустили мужика. И тут его нарасхват зовут – выгреби из моего окопа… Командиры честно занимают очередь; в этих условиях все равны…


PS. Так маленькая ложь большую порождает, но мы не о том. Мой слушатель безусловно догадался, что мы привели пример одной бездарной летописи, каких на эту тему писано не мало. И негодование слушателя мы готовы разделить либо поддержать: врунов подобных надо привязывать за единственное место да предъявить читающей публике для опознания. Пусть сами спросят, так ли всё было, как ты нацарапал?

На моей памяти, да и учитель говорил, – не было случая, чтобы самозванец признал свой труд подделкой на тему, популярную в читающих кругах. Вот снести ему голову – сомнения одолевают. Вдруг окажется, он будущее описал, а у нас кредитов маловато? Нет, с летописцами поаккуратней надо: талант не всякому подходит. Разве очередного полистать.


На первых порах Горынычей не сразу опознали: какое-никакое, а родство, да и ходили общей стаей. Кроме того, вид вторичный, назовём его так, упорно следовал привычкам основного вида – старшим братьям. Горынычи просто вынуждены приспосабливаться под неистреблённый вид, взяли на вооружение даже частоту взмахов крылом, хотя возможности позволяли и не подражать. При новом притяжении и курица полетела б, – неосмотрительно их съели; о пятой расе злые языки клевещут, если называют куроедами. Разве можно обвинить их в исчезновении свиньи, овцы, коровы? Легко обвинить и в исчезновении акул… увы, специалисты заявляют, в музее можно обнаружить зубастые скелеты. То есть, сколько ни набивай брюхо, конец один – в музей.

К Горынычам теперь обратим свой взор. Вот они над островами зорко рыщут. Глаз наблюдателя средней руки замылен, – драконы присутствуют везде. Кто-то первым бросил клич: «Смотрите, в стае вид другой пригрелся». Прочие подхватили вдохновлённо… Шестая раса постепенно привыкала: «Драконы? Куда деваться, вещи надо принимать такими, какими кажутся с утра». Всё так, кабы не так. Прежде бывало, порядочная сволочь с самого утра умела напускать личину порядочного человека; правда, до вечера удавалось не каждому продержаться. К ночи это чистый зверь. Вот как себя покажут эти, из шестой? Ишь, разлетались!

Бросается в глаза, им нечего делить. Один воздух, одна планета. При наличии изящных крыльев, наличие границ было бы неуместно. Без прописки и без паспортов, хотя приписаны к планете. С ночёвками пока полная неразбериха: кто где приземлился, там и спит; одно крыло под себя, другим накрылся. В физиологии отличия заметны: матом не ругаются на лету. Готовы посочувствовать, встретят кого, пешком топчущего остров. Правда, пока не доводилось. Любопытно их послушать, стоит нескольким собраться на утёсе, организовать пикник: общий стол подскажет, где ночлежники побывали – ягоды и плоды с разных, когда-то великих континентов. После ужина, как повелось, довольно оставаться незаметным…

– А я пойду в науку. Меня всё-таки интересуют древние, кто жил до нас. Столько островов – и ни одной лодки: хоть бы на берегу где одна уцелела. Нет, я понимаю: ураганы все следы смели.

– Хорошо, представь, что здесь был огромный континент. Горы и долины, – лодку по суше не пустишь…  Что касается меня, то я хочу написать для потомков труд – как жили до нас, как мы живём. Я накопал несколько предметов, есть бумажные кирпичи, которые открываются. Внутри тонкие листы, похоже на знаки управления речью. Вот бы ещё понять язык…

– Две ночёвки назад… Погоди, это южнее было, два дня лёту, встретился один приятель. Говорят, он язык древних понимает. Водит пальцем по строчкам, называет целые слова, но что они значат – сложи крылья, не понимаю.

– Думаешь, раз у них письменность была, они только научные данные записывали? Им никто не мешал сочинять небылицы…

– О чём можно сочинять?

– Хотя бы о нас. Те, кто ходил по суше, всегда с завистью смотрел на птиц. Я бы сказал, они так мечтали, что появились такие, как мы.

– Скажешь тоже! Такие, как мы, могли родиться от таких же родителей. Тебе сказки сочинять, например, про двуногих, у которых остановились крылья… Тогда они пойдут по островам, нарвутся на съедобные плоды, и мы лишимся промежуточных остановок. 

– А если ты прав, и такое однажды случится? Надо бы придумать знаки – на этот остров не ходи, обойди стороной, – что-нибудь в таком духе.

– Что делать с этим деревянным судном?

– Не тронь его, и он тебя не тронет.

– Давай серьёзно. Почему он в небе, когда другие деревья на земле?

– У них есть корни, если ты заметил. Отруби – и, как знать?

– По-твоему, если деревяшку привязать, то нам других помех не будет?

– Тебе не угодить. Кстати, там начертаны знаки.

– Я раз подслушал. Это название, «Сумеркутиз», только что обозначает, затрудняюсь подсказать. Книги надо потревожить, может, там найдём.

Крылатые меня не удивили, они – что дети. Им этот мир изучать с азов, хотя их интересы ограничены сбором плодов. Полётные навыки, запоминание маршрутов, распознавание опасных знаков. Они уже встречались с расколотым на обломки небом, в сопровождении дождя и грома. На мокрых крыльях далеко не улетишь, – крылатые изобретают способы, как перья уберечь от влаги. В дождь аэродромы лучше не покидать.

Но мы о Горынычах хотели. Из преданий ясно, они не склонны ввязываться в перепалки: полыхнёт огнём, и уверенно уходит; ответственность вся ложится на огонь. Можете собирать улики, вплоть до отпечатков. Легко говорить, пусть скажет некто; вот тем и отличаются драконы и Горынычи от людей, кого добровольно сдать отпечатки вынудить – проще репы. Одним указом, в целях безопасности приседателя и его то ли подложного, то ли подножного государства. Дракон не позволит издеваться над собой, ходить за справками по кабинетам, таскать подарки – он неимущ, как и Горыныч. Боюсь, ни один чиновник не посмел бы возразить на сообщение: «Я там гору меж полей и леса присмотрел, так ты смотри мне, не подсели никого ближе сорока вёрст. Спалю нечаянно – будешь отвечать». Чиновник уступчив максимально, сказочно  справедлив, когда посетитель обнаружит зубы…

Так вот, Горынычи по-аглицки ни бе ни ме, запас словарный переняли у драконов, но, чтобы как-то отличаться, смело термины свои внедряют, кучкуются то на правом фланге стаи, то на левом, и закон «больше трёх не собираться» их не коснулся, как бы то ни было противно изобретателям законов.

Они присматривают земельные наделы, механически выводят из кадастра, не зная возражений. А ведь предупредить пора: однажды люди потеснят, так вы уж не взыщите. Какой-то с левого фланга возразил: «Хотел бы я посмотреть на смельчака. Это тебе не застроить городами миграционные слоновьи тропы». Кажись, оппонент имел в виду случаи нападения на людей.

Одним словом, Горынычи собираются отойти от главенствующей стаи, принять устав свой, счёт открыть… Кому нужны постоянные клиенты? Увы, не много их пока, зато каждый экземпляр достоин не только уважения,– подробные описания пригодятся на случай ДТП, чтобы не скрылся с места преступления, нужда возникнет. У Времени свои причуды – кому сойтись, кому республиками развалиться, не нам решать.

Горынычи тяготеют дружину самостоятельную организовать, прорабатывают законы – кому какой держаться высоты; кажется, драконам оставляют лакомый кусок – всё, что выше пяти тысяч. Они не жадные, всяк поймёт однажды. Возможно, и в главенствующей расе начинались разговоры: «Да сколько можно их таскать с собою? Уже не маленькие, поди». – «Созреют – сами покинут стаю. Не торопи события, дружок. Ещё неизвестно, как повернётся обстановка. Молись, чтоб на поклон не пришлось идти: в продовольственной программе они не одну собаку съели». – «Что-то не верится, что картофеля посадят на нашу долю». – «Поживём – увидим». – «Если увидим»… Позволю маленький комментарий: картошки новой расе не обещал, но, как было сказано до нас, «не единым хлебом будем жить…» И последняя новость. Святой Роберт, полчаса как, планету слушал: стетоскоп приложил к Земле, что-то там для себя приятное услышал, засёк время и отбыл в неизвестном направлении… Сначала показаться на глаза хотел я, да передумал. Земский врач, хлопотных больных и подозрительных за световой день обежать не шутка.

Для среднего уха нет новостей. Разве признание Зуммероведа. Его спросили – что нашёл в своём секторе музея?

– Ребра не видел.

Бессмертный ласково потрепал по плечу: умный парнишка, ничего не скажешь. Но Кощей не просто так спросил:

– Следовательно, в музей попали те предметы, которые определённую сыграли роль. Выходит…

Чистоплюй отметился, как всегда:

– Оно себя ещё проявит.

Энциклопедист решился дополнить:

– Кстати, обнаружили там любопытное устройство. Наши девочки – точно с цепи сорвались, бросились к нему. На щитке, на поручнях, на панели передней иллюминация их привлекла, за ручки подёргать, клавиши понажимать и мне вдруг захотелось, соблазн чуть преодолел. Одним словом, я чуть оторвал их… После этого стал замечать посторонний звук. У каждой. Внутри гремит, а что – не понимаю,  хорошо ли?

– Гремит? Значит, здоровью повредит, Зуммеровед. Вечерком досмотр организуем. – Соискатель нежно оценил смотровые щели и пломбы у невест; все на гарантии ещё. Бессмертный присоединился, – девушки сбились в кучу, точно в бане, застигнутые врасплох.

– Только не надо ломаться, вам не впервой, полагаю. – Пролаза разрядил конфуз, увёл товарищей к монументу лежбища, где бабушка очнулась. Сидела на краю, ножками болтала и любовалась ими – отдохнули.

Всем стало ясно: пещера стала тесноватой. Парням поручений насовала, отправила – кого за дровами в лес, кого на пасеку за мёдом…

Отоспалась Оттопырча, заботу решила обрушить на изголодавшихся по ласке деток: и чтоб в обуви сырой не простужались, и чтоб трусики меняли чаще… Невесты протестовали молча, просто уходили от разговоров, пока не выдержала одна:

– Бабушка, пошла б ты да подремала. Мы к тишине больше привычны.

– Поменяй бельё – слова лишнего не скажу.

– Бабушка, я роботесса.

– Это правда? Совсем слаба глазами… Да что ты врёшь мне? У тебя вид настоящей молодайки, с городской пропиской.

– Баб, понимаешь, просто был такой проект, один из удачных самых. Чтобы и зрячий не отличил.

– Подвоха от дурёхи?

– «Сорокапятку» от статс-дамы.

Оттопырча выждала паузу, обиду разглядела на красавицы лице. Поправилась:

– Ладно, не серчай. Пришлось к слову. Иногда на стишки пробивает. Сама не знаю, просто складываются посторонние слова и даже предметы в рифму. Старость – не в сладость.– Оком окинула других невест. – Так говоришь, загремели?

– Нас было вдвое, никого участь не миновала.

– Да знаю, знаю. Форзейль мне писал. Просит проследить, чтобы мутантов не нарожали. Чтоб не получилось, как в искусстве: уродливые лица и фигуры стали выдавать за идеал. Передовые взгляды едва не стащили в пропасть; некому было крикнуть – король голый. При том обилии одежд, задницы прятали редко, остальное вошло в моду обнажённым.

– Много помнишь, бабушка.

– Кроме меня некому. Если вырубят – ничего не останется.

Невеста промолчала громогласно: «Не много ли на себя берёшь, старая? Всё равно что-то останется».

Тишину нарушил знакомый вопль перфоратора. Обитатели оживились, сбились в кучу, чтобы прояснить координаты.

– У нас, оказывается, соседи снизу появились. Надо бы в ЖЭС звякнуть, перегородку сносят. – Чистоплюй настроился серьёзно, двинулся к дверям и только там вспомнил, что не кабелирована пещера. Тем не менее, с изяществом актёра, воткнул палец в стену, стал номер набирать, чем у товарищей вызвал лёгкий смех.

– У тебя там допотопный аппарат, никак?

– Всё, что от прежних хозяев набежало. Кнопочный не успели установить.

– Гудок хоть есть?

Чистоплюй задумался на миг, вслух размышляет:

– Крыша есть, двери и кровать, обои. Заводской гудок вместо телевизора? Мне кажется, в шкале ценностей мы что-то напутали, друзья. Перфоратор и заводской гудок из разных временных эпох… Ты что затеяла, слабый пол?

Красивая женщина с признаками брюнетки сверлила пальцем пол, в метре от эпицентра, объявленного перфоратором. Палец бесшумно уходил вглубь, без запаха и без пыли, – как это работает? Принцип нам не ясен, важен результат: перфоратор замолчал. Пыль в глаз соседа угодила, не иначе; он не был готов к ужасным условиям ремонта.

Свой телескопический палец дама достаёт с характерным визгом, – обратная скорость велика. Следом вылез глаз оптический, не наш; название модели не сохранилось в анналах берендеев, мы просто в шоке.

Глаз по-хозяйски осмотрелся, под ним появился палец, который явно мог и хотел сказать: «Ты. И ты. И ты. И эти дамы. Попались! А мы всё у себя гадаем: кто там шумит, наверху?»

– Копать колодец надо, – предложил Бессмертный. – Для налаживания контактов с внеземной цивилизацией.

– С внеземной? – уточнил правдолюбец.

– Что смущает?

– Относительно соседей, это мы на голову им свалились. Кроме того, даме надо бы расценки объявить. – Чистоплюй рассматривать стал пальцы, весь комплект, прояснил: – У меня, оказывается, и фрезы нормальной нет… Вспомнил! Соседу в карты проиг… Виноват, не при дамах.

Походкою прораба, Бессмертный движется к рабочей силе. Рабочий класс в чём-то не силён, но если нужно…

– Мадам, осмелюсь вашего внимания занять несколько минут. Хочу предложить аккордную работу, без выходных, в три бесконечные смены, с удержанием в пенсионный фонд и прочими благами на туманном будущем, под кумачом… Впрочем, цвет по желанию подберём.

Главная сверловщица послушала отстранённо, вздохнула:

– К скольким надо-то?

– Ради будущих детей…

– Понятно. Всем отойти!


Вы не бывали в шахте? Много не потеряли. Слышите запах разогретой плазмы? Аккуратней там, здесь бумажные страницы. Где огнетушитель?

По новой технологии, видимо, шума не избежать. Исключительно в целях безопасности, соискатели отступили, хотя не знали в прошлом, что это такое. Планету затрясло, как вагон на трамвайных стыках, ещё немного – и нагрянут контролёры. Что непонятного? Там, где колодцы роют, их не найти.

Процесс пошёл – камень покраснел, от него отскакивали искры. Слой за слоем растекался в кашу. Температурные датчики сообщали сверловщице, что она находится в опасном месте; её личный калькулятор о том не знал, его задача – держать в курсе временных рамок, хотя повышенных обязательств она не брала. Никто не вынуждал, сама. Когда до младшего дошло тепло, он начал цифры округлять до нулей; рассчитывал, что обратят внимание и переведут на более лёгкую работу… Эх, кабы это было так легко!

Минут сорок спустя, когда и глаз соседский обратился в плазму, под ногами треск пошёл. Скопления народа речная льдина не терпит тоже, – кто как мог, к стенам прилепился. Подруги смастерили трос страховочный (технология неведома нам тоже) – можно сказать, из пыли, из всего того, что в иных условиях не употребляют. Я разберусь чуть позже, условия лицом пусть повернутся; треск нарастал, себе опору я нащупал. Лишь Оттопырча повела себя иначе, никак тронулась умом. Вокруг сверловщицы бродит да приговаривает: «Давай, милая! Знакомый запах». В тот же миг, как вниз ухнула вся каша, Оттопырча жестом, не терпящим отказа, призвала Чистоплюя:

– Эй, мил человек, подержи за ногу, да юбку не помни!

Все мы, приклеенные к стене, прекрасно понимали: бабушка рискует. И мне встречались в жизни люди: смельчак обвяжется верёвкой, один конец тебе вручит – держи! И держишь, что есть мочи, а он, за бортом либо за подоконником кого-нибудь спасает. Ему вся слава, тебе – спасённый кот.

От сверловщицы трос по наследству дальше перешёл, командует бабуся – трави помалу… Пол пещеры остыл настолько, что датчики, будто сговорившись, хором крикнули – пора. Ребята ловко подключились, Чистоплюю дали передышку. Что дальше? Слово передаём старушке.

– Ну что, гусар? Обещала, что найду? – Из темноты ей что-то возразили. Ждём реплик Оттопырчи, в карман за словом не с руки ей: – Не на ту напал, за дурочку не держи… Да, я могу спутать день недели, но твой одеколон… Лучше помалкивай, спущусь – своих не узнаешь… Трави помалу…

Всех одолел испуг, лёгкая дрожь в руках предательски засела. И мысли, мысли… Она укокошит парня, мы за соучастников сойдём. Сколько тому парню – лучше не гадать: как минимум, артрит и недержание в ногах, не то б сбежал. На его месте, если не прикован – беги, негр, беги, не то пересчитают зубы, кости, годы… Однако, Оттопырча сменила гнев на милость: гусару дала понять, да и прочим напомнила слегка: от неё так просто не уйдёшь, потомственная примета, заверена печатями двумя. Короткие команды – тащи назад, сейчас потише… вы ему голову расплющите, ротозеи… Быстрее просверлили пол, чем вытаскивали ловеласа. И вот он, среди нас. Описать его не удаётся, ибо вопросы сыплются, как из кулька горошек. Я не успеваю, правда; суть разве постараюсь передать. Оттопырча поставила гостя в невозможные условия: говорит – станешь отрицать, кишки выпущу. Как всякий разумный человек, он постарался перевести беседу в более спокойное русло, и это почти ему удалось.

Отдышалась бабушка, кивнула:

– Имя твоё Спиридон?

Условие он помнил хорошо. Не противоречил.

– Это тебя видели второго февраля у проходной фабрики «Восьмого Марта», в двадцать один, ноль-ноль?.. Девушек мороженым угощал, и одной красавице подарил кулончик – знак Стрельца… Накануне, точно такой у бабушки её украли, и ты свои оставил отпечатки пальцев... О, да, следы ты научился заметать, – на перекрёстках двадцать лет мы их с подругою читали. Но теперь сам понимаешь, что попался?.. Я чужих лелеяла и отправляла в жизнь, а могла своих иметь. Кто ты после этого?.. Не кивай, ответь.

– Гырду.

Команда с облегчением вздохнула: хоть одно, доступное для слуха слово прозвучало. Скоро, ещё немного, и общий язык обязательно найдём. Для Спиридона наш язык окажется полегче: пять букв озвучил он, не зная языка. Прямо вундеркинд. Это ничего, что просится назад; там пусть проценты набегают; сейчас важнее линию фронта не воздвигнуть.

Дышать в пещере сделалось невыносимо; без кислорода невидимки могут задохнуться; в следующий раз акваланг придётся захватить. Но в целом жизнь налаживалась, и бытовые трудности никого не напрягали. Спартанский дух витал под сводом, аки дракон под «Сумеркутизом», пусть захочет остаться незаметным. Жену мне пугали долго, так ей надоело – а ну вас! Как видите, мы привыкаем ко всему, разве это новое лицо, настоящий монстр, переживший пятую цивилизацию под землёй.

Теперь об этом парне: Спиридон? Пусть будет Спиридон. Есть мнение, если убегать не сразу, а постараться обнаружить в парне хоть что-то человеческое, сам поможет: и боком повернётся, и хвостом с шестью колючками. Зубов у него нет совсем, есть два ряда пластин для перетирания вопросов. Во всяком случае, вас есть не станет, как и при вас кого другого; в рацион его вошли незаметно крысы и многое из того, что исчезло с поверхности Земли. Спиридон непривередлив, неделю может без питья и пищи обходиться, – грызёт бумагу, корни деревьев, бутылки и кирпичи, – со времён бульдозерного права, в почве, ближе к поверхности, добра ещё навалом. А ещё он ищет самку, но без привычек вредных; в первый раз ему не повезло: женился – а у неё зубы даже на спине. Едва развёлся. Вообще-то учитель Герасимом его прозвал, за бесконечное молчание; признаться, удивил сегодня. На планете он остался в единственном экземпляре, прочих перебили… Мне нравится положение на поверхности планеты: местное население тужилось, границы воздвигало и переносило, тем временем, под землёй делили власть другие; они-то и шевелят тектонические плиты. К слову: нынешние обитатели тоннелей не являются их строителями, пришли в готовые да других квартирантов потеснили, кто тоже пришёл однажды и поселился в гостиничных номерах. Самое многочисленное население навязывает правила меньшинствам, потомки с далёкой Лиры постепенно заселили Солнечную систему, найдя её более безопасной, чем родные просторы, где войны не затихали ни на минуту. Чтобы приспособиться к условиям каждой планеты, лирианцы изменяли генетический код... В те далёкие годы атмосфера Земли была плотнее восьмикратно, сутки и год вдвое короче. Затем прибыли посланцы с Немезиды, которые уже пострадали от помощи лирианцев; технологии последних загрязнили планету, ауру Немезиды, вот почему посланники прибыли на Землю: здесь было золото. Золотой пыльцой очищали ауру и саму Немезиду, раз за разом; здешние наёмники часто бастовали, поэтому лирианцы отказались от посторонней силы, вывели из обезьян биороботов, но они быстро вымирали. И тогда вырастили в пробирке почти современный вид, которому передали свои гены. В лабораториях своих главные кураторы планеты создали десятки видов человека, разместили их на двух материках – Лемурии и Гиперборее, ставили опыты, кто выживет. Собакоголовые, одноглазые и трёхглазые, двенадцатипалые – все варианты вымерли по одной причине: такое население не вписывалось в Божественный замысел по выращиванию совершенного человека. Существа с Сириуса постепенно свели на нет все начинания лирианцев, создали союз с представителями Немезиды, и их совместный проект получил продолжение в веках. Разумеется, именно этот вариант успешно прошёл испытания вплоть до шестой расы, на каждом этапе прекрасно усваивал новые энергии и проявлял себя, как самостоятельная единица. Для людей со средними способностями войны местного значения между пришельцами в небесах долгое время оставались загадкой, как и стимулом для фиксирования в исторических хрониках. Люди не могли знать, что эти пылающие тарелки и зримые при свете дня лучи есть не что иное, как битвы за будущее человечества. После побоища, когда враг разбит или бежал, пришельцы следы убрали, как бы напутствуя: «Размножайтесь, впредь вас эти экспериментаторы не побеспокоят». С той поры на Землю спускаются аппараты только дружественных цивилизаций, прочим вход закрыт. Помнится, кто-то из землян пятой расы предлагал изменять код для переселенцев на Марс, лирианцы и здесь вмешались: кому охота на Марс отправлять конкурентов? Тамошняя родня посылку сочла бы актом подлости: они там не жируют, так что гостей жаловать им ни к чему. И последнее. Лирианцев выбили из тоннелей, как когда-то лирианцы выбили драконов – разновидность бескрылых, прямоходящих, кому мы должны в пояс поклониться за эпоху динозавров. Разводили без согласования с местной иерархией, которая работает незримо и позволяет всякой твари проявить себя во всей полноте, то есть, без свидетелей. Очень удобно наблюдать с невидимых позиций; одному летописцу удалось сделать стенограмму… в записях учителя сохранилось одно высказывание: «Я предупреждал, придут армии с Лиры, выживут этих мичуринцев зелёных. Потом придут с Сириуса и восстановят нужный нам порядок. Кто рвётся покомандовать, пусть лезет в петлю; не надо им мешать». Закон Кармы на Земле наглядностью силён.


Для Спиридона бабушка отвела местечко в дальнем конце пещеры, со свойственным оптимизмом сочинила видимость комфорта. Стало быть, действительно слаба глазами, раз не отличает монстра от публики лояльной. В шоке соискатели, ставки пора делать: разделает её при первом поцелуе, в объятиях задушит либо к аккумулятору приклеит гранату цифровую, – за века бдений в подземельях до чего ни додумается гений? В одиночку, в полной темноте, всегда гоним из каждого тоннеля… Странно, с какой целью его оставили в живых, да без охраны. Допустим, предъявят в случае прибытия послов вооружённых. Можно обманутым избирателям выдать, как главного виновника их бед…

Пусть лишь услышат зов старушки, парни наши начеку.

Трудно сказать, мне кажется, участью Спиридон доволен. Столько внимания – после тысячи лет скитаний по тоннелям. Запах одеколона – ещё одна загадка. Энциклопедист уверяет, это «Красная Москва», разлитая по флаконам с наклейкой «Шипр». Я в тонкости подобного класса не вникаю, пусть «Красная Москва», хотя состав могли придумать задолго до первой революции… Знаю, хозяева подослали Иван-царевича с товарищем – де, образумьте человекообразного дракона: что он всё долбит и долбит, как термит, кому подземные дворцы готовит?

Они только заглянули к действующему от имени своего народа перфоратором, – Спиридон им указал на выход. При том испытал невероятное наслаждение, не знавшее выхода веками.

Изобретатели для переговоров не годятся; раз не вышло, гномы отвели войска:

– Мы думали, у вас подход найдётся. Своей дрелью этот стоматолог бомбит сутки напролёт.

– Дрель надо вывести из строя, но легче обесточить, – предложил Вифлоид.

– Пробовали. У него породистый аккумулятор, работает от наличия пыли. Там у него ядерный сжигатель, – чем больше пыли, тем работоспособней. Мы к нему и так, и эдак – словно и не слышит.

Смекнул Иван-царевич, только собрался мысль озвучить, глядь – Вифлоид что-то мастерит.

– Напомни-ка, на что это похоже?

– Глушитель для перфоратора, – отвечает тот.

– Разве в наших условиях такое возможно?

Вифлоид уже заканчивал сборку изделия, детали он буквально из воздуха извлекал (а ведь в трёх летописях позже так и напишут). Нет, в самом деле! Гранитный корпус, отверстия для вентиляции, личный знак качества, как логотип; но это мелочи, по сравнению с завершающим штрихом. На винте из камня дорезал только что резьбу, винт соединил корпус с крышкою, – сборочный цех справился со своей задачей. Теперь осталось отработать систему сбыта готового изделия. Проще говоря, коробочку предстояло к перфоратору прикрутить, однако, это позволят лишь после подписания акта о ненападении и уважении границ, мало того, предстояло послами обменяться… Правда, этот драконообразный парень пока в единственном числе: как отдуваться будет один, за весь дипломатический корпус?

Изобретение своё Вифлоид установил на колёсную раму (лафет артиллерийский рядом не стоял), систему амортизаторов продумал, из пыли гусеницы получил, – это просто гениальное решение, ведь дистанционно управляемый почтальон доставит в лучшем виде бандероль… (жаль, нет с нами До-До: в последнем слове он обнаружил бы два слова, но с самим положением, которое они подразумевают, вряд ли бы согласился).

Между тем, Иван-царевич грозно оценил оборонные возможности изделия, пока оно обкатку под ногами проходило. Наступил – и чуть удержался на ногах.

– Повышенная проходимость, так в паспорт и запишем. На сколько гарантию дадим?

– Ваня, не дури головы.

– Нет уж, позвольте! Уж в который раз поражаюсь: как у тебя всё быстро да ловко выходит, словно все заготовки с вечера раздобыл.
 
На заднем бампере, напоследок, Вифлоид прикрутил госномер:

– Всё просто, Ваня. Был мне сон, и времени в обрез…

– Может, секрет действия откроешь? Не боись, чужие не узнают, свои догадаются к исходу суток.

– Какие тут секреты? Раз качество и постоянство шума раздражают, один лишь выход
– подумать. И, под шорох далёкого дождя, изобретение явилось ночью, на уровне диссертации подземной. Смотри сюда: вот микрофон конструкции особой, он целиком поглощает звук, – Вифлоид пальцем, как указкой, обводил изделия приметы. – Этот генератор преобразует оригинальную частоту в повышенную, и больше мы не услышим шума. Вот бы испробовать на ландшафте… 

Для испытаний Иван-царевич употребил собственный запас приборов. Виброспособности изделия, поставленного на чудное шасси, проверять не стоило, – пыль по пыли скрежета издавать не может. Но для того и придуманы госиспытания, чтобы толкачей прогресса ни одна штабная крыса не уличила в отношении халатном. Все пункты были пройдены без поблажек, в режиме штатном, затем и в аварийном.

– Что ж, молодой человек,  поздравляю. Результаты превосходны. Когда приступим к внедрению в источник шума?

Изобретатель отодвинул камень, каким дракон свою пещеру охранял от чужого глаза:

– Прямо сейчас, если возражений нет.

И гусеничный «почтальон» устремился на поиски адресата.

Очень жаль, но именно в этот момент Оттопырча вытащила Спиридона  на следующий уровень… Иногда почтальону выдвигают обвинения, а он ни сном, ни духом.



Этого дня я ждал не меньше прочих. Закапризничали невесты наши, наконец. То над душой жертвы зависают, вчера доставали энциклопедиста, то к Спиридону на расстояние выстрела подойдут и начинают разговоры.

– Девочки, а чего он пялится на меня?

– Шесть десятых секунды ты называешь «пялится»? Три секунды уделил моей персоне, а нашей Сонечке все шесть.

– Ах, ты собираешь компромат?

– Ещё чего? Давайте факт признаем: нам с ним жить, поэтому надо идти на компромисс.

– Чтобы я в одну постель с ним? Ни за что не лягу!

– Международное положение таково, что голос отдельной гражданки утонет в скандировании лозунгов о мире и дружбе между народами, имеющими разные ДНК. Дракон этот, может, и понятия об изнасиловании не имеет… Просто живи и радуйся. Тебе нравится запах его одеколона?

– Совсем не нравится.

– Тогда и бояться нечего. Дракон чётко регистрирует, на кого запах производит впечатление. Ты не в его вкусе.

– Ты, что ли, лучше?

– Что мы о пустом, бабы? Мужья придут с работы, а у нас – ни обеда, ни порядка в голове. Да и на голове: девочки, мы опустились.

– Но мы же звеним. Мы же заняты воспроизводством рода…

– Выбрось из головы, подруга. Просто считай, в каждую из нас заложили яйца, по рубь двадцать.

– Как в инкубатор? Какая наглость!

Брюнетка с рыженькой переглянулись, молча уставились на блондинку. Ох, и многое прощается блондинкам; с этим тоже приходится мириться.

– Ой, девочки, вспомнила! – Блондинка просто расцвела. – Хозяйка на сохранение ложилась, меня с собою потащила. В те годы в роддомах работали ушлые старушки: влетит уборщица в палату, «восьмёрку» нарисует тряпкой на полу – и дальше…

Будущие мамаши стали приспосабливаться к новой для себя обстановке; они быстро научились сотрясать корпуса до лёгкого позванивания внутри. Стоит поблизости мужчине показаться, и животы погладят, и покряхтят старательно: эх, мужики-мужчинки, нам бы заботы ваши!

Уродец Спиридон их чем-то привлекает, никогда мимо не пройдут, чтобы не задеть. В своё время хозяева красавиц обижали, и не заслужено, порой, но людей не осталось, поэтому для воплощения своих потаённых планов мести так вовремя подвернулся Спиридон.

Коварный замысел, иным может показаться со стороны: бабушка потчует ватрушками, всяк балует, и тут – на, получи готовенького! Истеричность некоторых мамаш удивит кого угодно, кроме Оттопырчи; уж повидала на своём веку, одних президентов да приседателей дюжину пережила. Да ей при жизни памятник пора поставить за одно то, что путёвку в жизнь дала не одному «до-до».

От бабушки не отходить Спиридон старался, чуть зазевался – уже кипит аукцион: «А ноги, ноги-то кривые». – «Иногда это признак хорошего самца». – «Мне кажется, изо рта есть дурной запах». – «Ещё неизвестно, как будем пахнуть сами, когда выберемся из подземелий». – «Ой, я хочу на свежий воздух». – «Кто тебя держит? Ступай». – «Одной боязно». – «Предлагаешь массовый побег устроить?» – «Ну… я не думала об этом. А можно?»

Можете себе представить, что началось, стоило Иван-царевичу с Вифлоидом в пещере появиться. В известной жизни женщин бывало больше, чем мужчин. Когда ж гусаров вдвое, тут новые отношения должны бы зародиться. Представьте, целая эпоха может стартовать: художники и поэты, музыканты и критики – их не остановить, один за другим выпрыгивают на белый свет. Критики возьмут любимую ноту, начинающим зададут тон: «Лучше бы ты пошёл да хлеб посеял». – «Так было сказано до нас, не хлебом единым будет жить человек». – «Лучше иди. Сухарь последний скоро догрызём».

И вот на Земле воцарилось Счастье. Минутку, Бессмертный что-то там про счастье говорит.

– …Ошибочное представление, позволю себе заметить. Для настоящего счастья не нужна Машина Времени. В своём беспримерном путешествии по мирам, я неоднократно убеждался: живут и там, но совсем иначе. Именно там души понимают, что равны, как бы бывшим чиновникам это ни было противно. Бог отправлял в жизнь маленьких принцев и принцесс, – во что их превращало образование, мы помним. Давайте признаем, Создатель изначально дал для счастья всё. Прошли века, и до чего они дошли? Три стихии оказались платными – Огонь, Земля и Вода, до Воздуха руки не дошли. Коротковаты. Теперь с научной точки зрения ситуацию рассмотрим. Планета была построена под заказ конкретный: здесь должны были размножиться разумные существа, которые будут выдавать заказчику энергию Любви. Долгое время, целых четыре цивилизации, задача  – худо-бедно, но исполнялась, заказчик поглядывал на закрома свои да руки потирал: с такими темпами, капитал удвоится к четвергу (разумеется, по космическим меркам), и тогда можно заказать новую планету, если не вселенную. Энергия Любви – самый востребованный товар. Иметь свой мир, где население плодится и ни в чём себе не отказывает – о чём ещё мечтать? Но в нашем случае без накладок не обошлось. Случилось незапланированное вторжение зла: тёмные сущности с Ориона и изгнанники из созвездия Дракона нашли здесь неисчерпаемую жилу. Атакуя с астрального плана, захватчики могли даже не посещать планету. Окопались на Луне, настроили свои передатчики резонанса. Первые же опыты принесли богатый урожай. Земляне прекрасно отзывались на толчки извне, шли на поводу внушений через сны и нашёптываний. В ход годилось всё; поле деятельности для выкачивания энергии агрессивного поведения оказалось невероятно широким. И люди неосознанно пошли на поводу незримых поводырей. Каждый, на своём месте, отделил себя от других, стал рубить на своих и на чужих. Дети одного Бога – больно легко отказались от родства; цвет кожи, религиозные разночтения и околонаучное образование положение закрепили. Должности узаконили пропасть между властью и народом.  Дошло до того, что только катаклизмы и войны могли бросить людей друг другу в объятия, поэтому они и происходили, с поразительной настойчивостью и постоянством. – Оглядев собравшихся, Кощей пригубил виртуальный стакан лектора. – Теперь попробуем дать настоящую оценку такому явлению, как деньги. Мы помним, что в известный отрезок истории они стали занимать в сознании чужое место. Люди затвердили ложь – без денег не проживёшь. Но за гробом нет их и в помине, и жизнь продолжается в иных телах, которым неведомы голод и холод. Оттуда наши обычаи, образ жизни кажутся верхом идиотизма, и уже не хочется назад. Странные, доложу вам, края: только подумал – вот бы в библиотеку заглянуть, прямо передо мной и возникла. Стоит пожелать чего-нибудь – из воздуха всё появляется. Для духовного роста огромные перспективы, чего не скажешь о предметах: там книжный шкаф, к примеру, одновременно виден с четырёх сторон. Рельсы не сужаются к точке на горизонте. Там вообще столько невероятного… Там я обнаружил проявления четвёртого измерения, и без всяких доказательств. Я его пощупал лично. Там нет из-за чего драться. И тут же начинаешь сравнивать. В мире людей выскочки рвались к власти, воровали, вызывая гнев и недовольство масс. Богатые государства бесцеремонно грабили менее развитые и свои действия называли помощью. Ненависть захлёстывала планету, пока манипуляторы и ловкачи спускали краденое на ветер. Просто чудо, как вовремя человечество одумалось, буквально в последний момент, когда заказчиком было подписано решение о закрытии проекта. Исполнительные органы держали паузу, на случай уповая – есть и такая статья непредвиденных расходов. Я ещё не разобрался до конца, что значит «свернуть пространство». Как только услышал, перед глазами появилась книга… Одну реальность заменить другой – как перевернуть страницу.

– Всё правильно. Художник написал картину, кистью персонажи оживил, а они вышли из повиновения. Чтобы не переводить краски, он тот мир закрыл и начал новый оформлять на обратной стороне холста. – Всё тот же Чистоплюй проникся лекцией, в конце рискнул поучаствовать лично. – Вот бы мне эдак мазнуть разок-другой.

Наблюдаю я со стороны за компанией, выводы напрашиваются всякие. Спиридон бабушке понравиться решил, ибо в ней одной видел средоточие здешнего общества и опору. Ему понравилось, что её всегда слушают со вниманием особым, почему не примкнуть к её партии? Невесты подготовили плацдарм – на случай, если их перестанут понимать. То есть, в средней части пещеры из подходящих валунов огородили крепость. Военизированное гнёздышко, способное отразить десяток атак и два штурма. Ребята интуитивно расположились лагерем вокруг, – возможно, кто-то почувствовал угрозу: это чужой мир, как джунгли для европейца: будь постоянно начеку. Опыт Спиридона может пригодиться: посмотрите, как он уставился в угол… Западные стены напоминали чешую дракона, тот, кто строил, то есть, облагораживал жилище, знал толк в дизайне. А кто хоть раз превзошёл Природу?

Спиридон зарычал, если можно назвать рыком это утробное недовольство. Бессмертный поднял угловатый камень. Его примеру последовали другие. Пролетариат лицензию на оружие никогда не получал.

И что же? В углу том тоннель образовался. Кто-то из подземных обитателей присмотрел пещерку, решил: «Подходящий склад, надо бы запомнить да заполнить», – и теперь личное богатство решил сдать на хранение, квитанций не оформляя.  Стоит с ними связаться, – считай, пропало.

Укрылись соискатели в крепости шестиместной, одиннадцать склонных к самосохранению душ. Оттопырча собралась было пожаловаться на тесноту в райисполком, – ей отсоветовали: «Потерпи, пока не прояснится горизонт». И вот мы наблюдаем парня с тележкой, нагруженной доверху барахлом. Приборы, заграничные игрушки – с ходу и не скажешь. Сама тележка без колёс, парит над полом сантиметрах в десяти. Пока у парня пульт в руке, гужевой транспорт признаёт за собой роль подчинённого дурака.

Но вот он полностью проник в пещеру, с колен подня… Боже мой, это не великан, а чудовищ… нет, всё-таки великан, раз Спиридона чудовищем не называем (как назовём корабль, так и поплывём). Мы не видны, пока не шевелим предметами (мягко говоря, частями тел), я тем паче. Тележка преданной собачкой вползает следом, готовая чистосердечное признание донести: «Доставила по назначению в сохранности полнейшей, сверим по квитанции давай. Что у тебя под первым номером идёт?» – Великан опешил: «Да как ты смеешь? Сожги немедленно». – «То есть, очень быстро?» – «Отставить разговоры! Вперёд и вверх, а там…» – «Антресоли?»

Парень их предусмотрел. Антресоли глубокими оказались, да под самым потолком. Стал размещать своё хозяйство он – тележка механической рукой подаёт, только успевай. Мелких предметов при разгрузке оказалось много больше, чем может вместить потребительская корзина; крупных – почти ничего: зонтик, тумбочка, корыто. Безусловно, отдельные предметы привлекают внимание, кабы и цвет соответствовал оригиналам…

Спиридон высунулся из крепости, точно принимал товар. Бабушка потянула за руку его – пригнись, посчитаем после. В данной ситуации дракон советов не терпел, как будто становился на глазах материально ответственным лицом (ну, между нами, до лица ему далековато: снять бронированные пластины и щитки – быть может, тогда вопрос рассмотрим). Я начинаю понимать, заказчики не валяются на дороге, – только успел подумать, как Вифлоид шёпотом почти повторил за мной:

– Я начинаю понимать. Спиридон сделал заказ с условием, что товар пришлют в пещеру, что к поверхности поближе прочих. У них это приравнивается к работе в крайне тяжёлых условиях, как ссылка на крайний Север. «Чем глубже закопаешь, тем надёжней», только обратный вариант. Кажется, у местных мнение таково: «А если удастся спрятать на поверхности планеты, то вообще никто не найдёт». Если продолжить рассуждения, можно сделать следующий вывод: Спиридон побывал в музее здешнем, приценился к экспонатам. На выходе из сокровищницы его подкараулил уличный маньяк, который и предложил доставить любой из приглянувшихся экспонатов, в лучшем виде. Поскольку наш новый товарищ превысил все разумные сроки пребывания за границей, то музей ему – что дом родной. Шестьдесят экскурсий… если верно понял, – Вифлоид прислушался к рыку по соседству, уточнил: – Мне тут подсказали, я упустил несколько нулей. Но в таком случае всё сходится, как нельзя лучше. Мы товар пересчитаем, с учётом, что экскурсия проводится раз в год, – и с точностью невероятной, буквально до секунды сможем вычислить, в каком году на Землю прибыл Спиридон.

Идея по душе пришлась, в расчёты погрузились даже дамы.

Зелёные тумбочка, корыто и зонтик воспоминания навевали. Эх, было времечко, не то, что ныне. Но вот, среди ассортимента рухлядь замечаем. Чистоплюй отозвался первым:

– Вам эта штука ничего не напоминает? Это же корабль марсианский, в сложенном виде.

– Сложный вид. Мне генерал показывал, – Пролаза  отозвался. – Подвёл к корме в последний вторник и говорит: «Запомни, это запасной корабль, если с основным приключится горе». Я тогда ещё подумал: а не умыкнуть ли? Асюна-Пасюпа всё равно не бывает там, где стреляют; что может случиться с кораблём?

– Что ж не умыкнул?

– Муха предложил купить. Разве я опущусь до его уровня? Чтобы пошла дурная слава о землянах? В конце концов, мы же русские. Почти…

Парни слегка заговорились, перешли на повышенные тона. Ничего удивительного в том, что обратили внимание великана на себя. Он заглянул в крепость с определённой высоты – погреб полон был картошки. Пропадать – так вместе: они сцепились в ударопрочный шар, – трансформеры иногда прибегают к подобной форме обороны. Боюсь, и они до неприличия у наших тонкостей поднабрались. Если где услышите о поступке благородном со стороны трансформеров, так и знайте: ниточки тянутся отсюда. 

Великан на ладошку сгрёб находку, потянул за шипастый хвост. Ребятам пришлось уступить грубой силе, чтобы из одного Спиридона не получилось два… У великанов, если кто не знает, зрение медленно перестраивается под масштаб обнаруженного предмета. Как в природе издревле ведётся: раз преимущество имеешь в чём-то, то заполучи и недостаток: иначе перетопчешь всех; с кем бы мы сейчас общались?

Великан обрадовался, узнал драконоподобного, взял в другую руку:

– Ты ли, Ингу-Тиша? Вижу, знакомое лицо. Я тут всё по договору, как просил, одной хреновины не хватает только. Но я вечером склею, пусть где найду бумагу или картон.

– Нгу? – Спиридон указал на грубо покрашенное корыто.

– Тебя не поймёшь. Цвет не нравится?

– Нгу?

– Что ты зарядил? Тебе не угодить.

С уст пришельца готово было сорваться третье «нгу», – подзащитного опередила Оттопырча. Она ловко высунулась из кучи, тростью для хромания запустила  в нависший люстрой лоб.

– Ты кого развести собрался, губошлёп? Таких, как ты, я повидала. Не хочешь осрамиться – кресло-качалку доставь сию минуту. Внук есть у меня, первый богач, зовут До-До. Так вот, шесть качалок посылал мне, а почтальон не знает, где искать. Вот она я, поторопись, пока службу на пуговицы не пустила. – Подобрала бабушка свой посох, на прежнюю позицию воротилась. Безоговорочно одну заблудшую овцу на поруки коллектив охотно принял, – кто не ошибается, пусть плюнет вверх.

Всё произошло столь быстротечно, что великан не успел рассмотреть предмет разговора. Ощупал лоб, определил размеры повреждений.

– Мне кажется, меня избили. Ингу-Тиша, ты так не считаешь?

– Нгу.

– Вот и я так собираюсь посчитать. Кто бы это мог быть, не заметил? – Великан продолжал мять шар в руке, чисто механически стремясь придать ему иную форму. Нынче утром он позавтракал блинами. Как в народе говорили, всех беременных в один автобус не посадишь: где-то живут и здравствуют запасные варианты… Трещали сальники, гидравлика на износ пошла, расход масла превысил нормы отпуска в одни руки. Шар стал издавать неоправданные звуки:   

– Да я на фронте так не упирался!

– Тому, кто уцелеет, с меня по чекушке, а кто проколет палец насквозь – две получит.

– Я не могу рожать в таких условиях!

– Ты не права, сестричка. Здесь – намного легче! Вот-вот я стану девушкой опять…

– Держись, ребята! Надо доказать этому динозавру, что большинство предметов предпочитают оставаться в первоначальной форме…

– Русские не сдаются! Правда, у меня заканчивается масло.

– Ещё минуту потерпи, друг. С маслом и дурак протянет. –  Бессмертный осмотрел порядки: – Эй, на левом фланге, поднажми чуть, линию держи… Где же ты, Берендей?
Вот так всегда, и никогда не будет по-другому. Позвали – я пришёл. Я появляюсь там, где надежды раскатали в блин. А появиться перед очами великана, да в его размер – умеем (первый курс, второй семестр):

– Сикпенин! Положи назад предмет, раз не ты его туда ложил.

– Где пропадаешь, Никодим? Жена послала – я дважды Землю обошёл. Рожать уже  собралась. Я с утешениями поспешил, говорю – может, ему ты надоела, за свой счёт отпуск взял…

– Так и сказал? И что она?

– Борщом помыла голову.

– Что-то не заметно.

– Так семь потов сошло уж.

– Хороший борщ выдерживает восемь.

– Вот этих «во» и не хватило… Этот предмет? Уже ложу… – Напоследок Сикпенин сдавил конструкцию, что было сил. Чистоплюй вскрикнул. Соискатель прикусил губу. Энциклопедист вывихнул обе кисти. У Пролазы на тельняшке полоски дали тектонический разлом. Кощей, чтобы не упасть лицом, локтём сознание подпёр.
Невесты, придерживая животы, бросились к постаменту – мы помним, это имитация кровати коллективной. И вот красавицы, как на столе, пошли выкладывать пасьянсы из шариков цветных, орнаментов не здешних; шарики сыпались из них в порядке хаотичном. На божий свет появлялись, точно выделения… здесь трудно термин подобрать, как и указать места, откуда шарики появлялись. Суровая действительность подвигла к действу, меж дамами состоялся разговор: «Ещё б минуту – и я на ближайшей станции чуть не сошла». – «Выходит, нашим защитникам не веришь». – «Извини, подруга, но я не готова к подобным испытаниям. Кстати, в следующий раз, как только увижу великана, я в шар ни ногой». – «Хорошо подумала?» – «Нашли, о чём жужжать! Лучше подумайте, как назвать новый способ. Это и не роды, и не кесарево сечение. Что скажете, подруги?» – «Придётся голову поломать. Выпиливание лобзиком?» – "Искусственное выдавливание».

Тут как тут, святой Роберт и явился, сложил полномочия пассажира.

Он вышел из кабинки эстафетной, как из прозрачного лифта, во всём блеске первого полководца, ликование с трудом скрывая. По всему, протекание эксперимента, его финал был сторонами оговорен и пересмотру в ближайшем будущем не подлежал. Сторонами – я не оговорился: Оттопырча, Спиридон да великан Сикпенин со святым уединились скромно, изъясняться стали на непонятном экономически экономном языке, хотя отдельные слова «экспроприация» (прозвучало семь раз, другие – по восемь кряду) «ваучер» и «банкротство» знакомыми показались. Невесты не догадывались, какая роль отводилась им в международных сканда… то есть в сотрудничестве по вопросам определения первенства… Снова путаница. То есть, команда наша снесла первые яйца для одной  весьма заинтересованной цивилизации, назовём её Ю. Юмор в том, что слово из четырёх букв может обозначать куда больше, чем слово из восьми; далеко ходить не будем, «юмор» и «чиновник». Как видим, второе слово занимает места вдвое, но у него нет будущего. Тоже самое можно сказать о городах, о планетах и о вселенных: чем крупней объект, тем больше всякого дерьма к нему пристанет. Наши герои не столь уж велики, как это может показаться, и к истории человечества косвенное отношение имеют, доказательством тому пусть будет диалог, который произойдёт в ближайшие полчаса… Почему я так уверен? Наблюдательность.

Если наползают тучи – значит, будет дождь.

– Что толку копаться в прошлом?

– Не скажи, многие моменты проецируются в сегодня.

– Мы давно ничего общего с человечеством не имеем.

– Ну, ты загнул.

– У Спиридона руки-ноги есть, но ты же не назовёшь его человеком.

– Попросят – назову. И тебе советую присмотреться. Драконы сюда завезли свою культуру, мебели не пожалели, кюветы обозначили, осевую. Ориентиров утвердили – следующей цивилизации с запасом хватит.

– Хочешь сказать, они действовали открыто, учитывали План развития планеты, подкорректировали потребности свои? Как можно утверждать, ведь мы ещё не побывали там!

– Хорошо, давай подсказку дам. Любая известная история шита белыми нитками. Чтобы восстановить её подлинность, Машина Времени не нужна. Перепиши наизнанку, и в этом варианте будет больше правды, чем в навязанном. Сопоставь факты. В средние века драконов преподносили, как кровожадных, тупых тварей. В доисторические времена они развели динозавров – крупных травоядных, которые должны были, по мере старения, своими телами удобрить почву. Кому-то такой способ показался медленным, – заслали вирус, мутировали травоядные в млекопитающих, и пошла резня.

– И она продолжилась в веках…

– Именно это я хотел сказать. Впредь всякое дело начиналось с кровопролития – будь то становление государства или бизнес, повод находился всякий раз, будь то золото, плодородные земли либо женщина. Пророки спускались на планету с единственной целью – остановить резню. Продавцы оружия не дремали, шли на подкуп, а нет – устраняли неугодных. Старое оружие соседям, с новым оружием – диктант о демократиях. Теперь вернёмся к драконам. Те, кто поднял эту целину, оружие имели среднего класса…

– Иначе говоря, от обороны…

– Местные племена науськал некто, похоже, эти ненасытные орионцы. Одним словом, кому-то приглянулись месторождения и масштабы. Чтобы потом выступить на стороне восставших.

– Американский почерк…

– Американцы, как более склонные к агрессии, сняли под копирку, было у кого поучиться задолго до них (на этом сообщение оборвалось, воины Хроник посчитали, информации достаточно спустили).


Итак, святой Роберт, собственной персоной, почтил присутствием. Я полагал, организуют встречу, цветы и микрофоны… Куда же вы?

Невесты бросились ему навстречу. За десяток дней, проведённых в казематах, любой бросится к человеку, пришедшему с поверхности: он счастливец, солнце видел пять минут назад. Дамы свои вопросы решать собрались, прочие кабинку обступили, словно напрокат решили скинуться и взять. Технические тонкости обсуждали, скорость, ориентацию в пространстве и вместимость. Точно обиталище покойника в эксплуатацию принимали: удобно ль будет осенью дождливой, не холодно ль зимой? Но так нельзя…

Хотя и он поступил не лучше. Шагами скорыми святой Роберт отмерил расстояние до кровати, две пригоршни шариков набрал, стал изучать. Они в его ладонях будто ожили – в сорок девять оттенков пошли переливаться.

Момент блондинка подгадала, ногтями длинными, как пинцетом, пульсирующий шарик прихватила.

– Мы готовим документы, подаём на алименты. Чьё имя вписать в поисковый бланк?

– Впиши моё.

– А это не будет кощунством?

– То есть?

– Э-э, даже не знаю. Ты – святой. Представь, в домах людей иконы хранились; и вот, представь, женщина подала иск на икону – на святого Фому или Гавриила. Если на тебя подать, тебя же арестуют, отправят на принудительные рудники, – кому будут роботы молиться?

– Ты, красавица, наверное, достойных знаешь.

– Я самая красивая, когда не забываю. Одно пугает: шариков гораздо больше, чем оговаривалось вначале.

– Это издержки рекламы.

– Так что ж мне вечно оставаться воспитательницей детского сада, матерью многодетной? Я не справлюсь в одиночку, верни мне ма… ой, что-то с головой. Я согласна выписать няню из Парижа.

– Из Парижа? Выпишем. Где твои? – Роберт принялся пересыпать шарики из руки в руку, одновременно любуясь богатством красок, как и количеством материала. Главное – чтобы с кровати не падали.

Блондинка повела рукой по горизонту:

– Где-то тут. Да они перемешались, теперь никто не разберёт.

Милая Сонечка подошла с правой руки к святому, звякнула ресницами и сказала:

– По моим наблюдениям, они размножаются сами.

– Что и требовалось доказать.

– Получается, мы уже не нужны.

– Нужны – не нужны, это не вам решать. Просто далеко не отлучайтесь. Возможно, кто-то из новорожденных признает которую, так что будет кому досмотреть в старости.

– Мы не стареем! – возмутилась блондинка.

– Через сколько он вырастёт, представитель новой формации? – Сонечка уточнила на всякий случай.

Святой Роберт развёл руками:

– Этого никто не скажет. Эксперимент продолжается.

– А если мы не будем подавать на алименты?

Он улыбнулся:

– Тогда я смогу чаще навещать вас и потомство ваше.

Брюнетка с Сонечкой рассматривали продукцию уже не с ленивым холодком завсегдатая выставок и променадов. Новое, не описанное наукой чувство шло изнутри, скважину пробурило.

Блондинка примерила их манеру, и оказалось, ей идёт.



Источники, далёкие от официальных, трубили разное, кому что в голову придёт. «Шарики поступают на поверхность в количестве изрядном; пока нельзя назвать положение угрожающим, но коллективная кровать занята ими под завязку, и никто из взрослых не осмеливается прилечь; да что я говорю? Присесть на краешек не посмеет.

Страсти помалу улеглись, команда приняла в сообщество новых членов; право, жилплощадь позволяла. Один Чистоплюй снуёт средь своих и в уши вкладывает давно всем известную фразу: «Гоните в шею всех, кто надумает прописаться», – не помнишь, кто сказал?» – «Хозяева планеты». – «Верно. Отсюда, какие действия должны начало взять?» – «Лучше уйди. Без тебя голова трещит по швам». – Думаете, остепенился? Не на того напали. В жилфонде возникли условия для образования сталактитов и сталагмитов».

Оставим пустое, хотя пресса иногда приводит достоверные факты, чтобы подкупив доверием, вылить ушат правдоподобных небылиц. У нас дела своим чередом идут, и препятствий некому чинить. Бессмертный уловил момент, когда уже ни о чём другом не мог думать, как наблюдать за перемещениями Чистоплюя. Тот действовал, как заправский бомбардировщик: отбомбился по намеченной позиции, дозаправился и выходил на следующую мишень. Невесты отмахивались беззлобно, энциклопедист с матросиком отказались реагировать на провокации у границ спокойствия, но в тайне от провокатора вооружались: устаревшее оружие сдали и считали дни до прибытия нового обмундирования. Соискатель к Кощею присоединился: их спаренные взгляды встречали пикировщика надёжней зениток скорострельных. Рядом с великаном, они были практически неуязвимыми. Асс обходил опасность без сожалений, их позицию оставил напоследок. Накануне очередной атаки, Оттопырча перехватила штурмовик, ощупала лобовое стекло: «Холодный лоб! Не понимаю, что происходит. Ладно уж, лети».

Спиридон, не отрываясь, наблюдал за разносчиком пищи: умы отдельных лиц были накормлены, и ему казалось, это местная забава – сытых подкормить ещё. Но присоединиться и поучаствовать в веселии не посмел. Его способности к языкам по-прежнему находились в зачаточном состоянии. Иногда по его морде мы наблюдали расползание упрёка, даже зафиксировали однажды мысль: «И ведь поучал отец: интересуйся языками, в жизни пригодится. Что ж роптать, прошлого не догонишь, глупость не отрежешь».

Местная авиация задумалась: не пора ли тактику менять? На вооружение тут же поступили малооборотистые моторы, – Чистоплюй подходил к намеченным объектам на минимальных скоростях и предлагал невиданную услугу: «Имею план расширить пещерку нашу, тут уже не развернуться. Скажем, я сбрею по два сантиметра с каждой стены, по всей длине, это будет нечто». – «Тебе нечем заняться?» – «А вот представь: вернулся До-До с братишкой. Где им постелить?» – «Что гадать? Вернётся – будем думать. Тебя какая муха укусила? Твои два сантиметра сбреют живопись со стен: древний художник не для того под потолком висел, чтобы шальной прораб, единым махом, вырвал из фолианта Истории важную страницу».

Надо признать, настенная живопись обнаружила доселе неизведанные свойства. Мало того, что она через века передавала опыт минувших цивилизаций, так ещё могла постоять за себя. Боюсь, без подробностей не обойтись. Кощей предложил эксперимент, и он удался. Аккумуляторы соискателей пока давали постоянный ток; соединившись, ребята создали вертикальную гирлянду. По команде, каждый мини-прожектор освещал фрески под своим углом. Эффект вышел потрясающим воображение, поверг неподготовленную публику в изумление. Оттопырча прослезилась, Сикпенин ахнул. Спиридон издал доступные для понимания звуки: «Нихе-расси-бе…»

Безусловно, позже специалисты поломали головы, что именно имел ввиду дракон, но в тот день у очевидцев набор звуков сомнений не нашёл. Теперь о сути наблюдения. При переменном освещении гравюры, скажем так, свидетели и участники эксперимента видели одну и ту же картину. Угловато обозначенные представители древней цивилизации подрабатывали героями эпоса на плодородной почве. Стилизованный огородник был выгравирован рядом с растением: человек – растение, человек – растение, пока над земледельцем не появился второй человек, который кривлялся, танцевал и указывал пальцем вниз, точно насмехался. Через несколько шагов (эти шаги можно рассматривать, как века и тысячелетия), плясун стал мельчать, пока не превратился в безобидную точку; чтобы обратить на себя внимание, точки сливались в многоточия, что прекрасно иллюстрирует бесславную кончину лодырей и хитрецов. Тогда как в нижней строчке труженик продолжал свой беспримерный подвиг, себя окружая новыми растениями. В последних версиях, художник научился изображать колос… Но мнения публики здесь разошлись: кто видел солёные огурцы, кто рыбу-филе с жареной картошкой; кто-то узнал грузди либо икру с колбаской, – я попытался вывести из заблуждения нескольких фантазёров. Тщетно:

– Я вижу подосиновики. Клянусь, даже запах оригинальный уловил.

– Неужели никто запах арбуза не обнаружил?

Назревал скандал, и Бессмертный обстановку разрядил:

– Попрошу терпения, друзья. Раз мы здесь собрались, по просьбе жены, для её подруг хочу поведать историю про путешествие с профессором Веселовым. Многие её уже слышали, я кратенько, не волнуйтесь. Начну с того, как наша колонна растянулась невероятно: голова её вышла на окраину, где хвост – никто сказать не мог. Хвост пополнялся за счёт покойничков с городских кладбищ, а там и пригороды подтянулись. Веселов повёл плечами, чувствуя ответственность, какую на себя взвалил. «Ещё не доводилось народное движение возглавлять, какая мощь идёт за нами! Мы ведь не обращались в горсовет на предмет проведения массового шествия, – признался он, – как бы дубинки не погуляли по головам и спинам». Полагаю, вам понятно, что это за человек. Профессор переживал за тех, кому может перепасть при столкновении интересов. Уличные протесты, угроза кровопролития, что неизбежно, пока одни жируют, другим достаются крохи.

Я напомнил, где мы, и Веселов повеселел:

– То есть, ни слезоточивый газ, ни водомёты нас не… Хоть напоследок повеселимся, без оглядки. Одного не понимаю: на последнем перекрёстке торчали слуги закона, работы подыскивали дубинкам.

– Они действуют строго по уставу. Дубинка – как напоминание гражданам, что все они пока смертны.

Веселов оглядел колонну, у него вырвалось:

– В отличие от нас. Мы уже бессмертны, не правда ли, Бессмертный?


Потом начались будни, для каждого пешего неповторимые. Покойнички, кто сразу, кто чуть погодя, осваивались и начинали чудеса творить. Один товарищ формулу озвучил, на которой бился двадцать лет. Многих напугал вид грозного Ангела: стоял шестиметровый исполин на перекрёстке, очами всякого обнял. Уст не размыкая, всё же проник в мозг каждого и предупредил: «Тем, кто обманывал, дороги дальше нет».
Сбились покойнички в толпу, смельчак приблизился к Ангелу на несколько шагов, спросил: «А дальше что, минные поля?»

На другой стороне перекрёстка, будто из-под земли, показалось существо: голова собачью отдалённо напоминала; шерсть клочьями, хвост с узлом на конце. Кажется, этот парень ни одной драки не пропустил.

– Судя по виду, это Страж порога. Пойду-ка я, примерюсь, – с озорством объявил профессор. – Себя хозяевами они считают, и горе тому, кто себя в разряд подчинённых в его глазах зачислит. Эй, я иду!

Я подбирал доходчивые слова, ногами перебирал скорее  – и вырвал из корявых пальцев Стража недоумевающего Веселова.

– Так не годится, ловушек и капканов здесь видимо-невидимо. После скажут – сломя голову, сам полез. Давайте, дорогой профессор, не нарушать здешнего законодательства.

– Тебя что-то гложет?

– Поражаюсь некоторым ответственным работникам Небесной Тверди. Такую колонну проморгать поможет разве что субботник.

– Да вон они все. – Веселов кивнул на свод небесный.

Миллионы глаз смотрели оттуда на колонну, родню высматривали предки. Небесная рать знала о каждом из нас всё, словно видели перед собой Книгу Жизни, которая подскажет, кто здесь достойные кандидаты на первоочередное Вознесение. Творческие личности вдруг воспарили, с испугу ногами трепыхались, воздух загустевший руками хватали. Затем оторвались примерные семьянины, десяток дам, которые успешно избежали лап ловеласов и заманчивых предложений. Труженики отправились следом, это те, на ком держались коллективы и производства… С кем же мы останемся? – вопрос был написан на лице Веселова. Ловчилы, лоботрясы, бездельники и правящая элита. Их гнев по-своему прекрасен, в последнюю минуту жизни они всё-таки задумались о судьбе народа. Многие были готовы отказаться от накоплений, иные пытались докричаться до родни: «Отдайте всё людям, всё, что пришло через мои руки». Нет, если бы вдова и дети были бы настроены на такой поступок, пожелание было бы исполнено в течение суток; у оставшихся имелись свои планы на разумное употребление богатства. Спасибо папе, и больше нечего добавить.

Я побежал глазами по рядам небесного братства: вдруг и я приглянусь кому-то? В ту же минуту луч Света упал на профессора, он повеселел:

– Это за мной. Ну-с, даст Бог, увидимся.

Два могучих Ангела подхватили под руки его и понесли в восточном направлении, к Тибету, если верны мои расчёты…







ГЛАВА 3

После двух стаканов кофе и двух бутербродов, хозяин чутко, чтобы не расплескать впечатления, тронулся в сторону весов. Маршрут проходил мимо множества дверей, с которыми, хочешь не хочешь, иногда приходится считаться. Туалет, ванная, прихожая, как верстовые столбы на пути к спальне. Именно в ней пожидали весы, иногда кровожадно, иногда беспристрастно, чтобы вынести окончательный приговор. Если стрелка позволяла, он возвращался к третьему бутерброду, в той же последовательности, которую умники предпочитают называть обратной.

С новым поваром жизнь показалась интересней, поиск увенчался травматическим успехом, хотя как кому… Прежний хозяин только прогнал покупателя, со словами: «Ступай, этот повар не для тебя, невежа. ЛДПР давно плачет по тебе, ищи в третьем ряду». Но к следующему покупателю слова подыскал другие: «Возьми – не пожалеешь. Телевизора не надо, сплошное удовольствие наблюдать за этим поваром. Просто чудо, как он успевает несколько дел делать сразу». – Напоследок, поделился информацией, которая била безотказно… Так робот поменял прописку, и целую неделю хозяин присматривался к покупке, та – к нему.

После виртуозных ухищрений, повар подал чаю полстакана.

– М-м? – Верхней губой хозяин нырнул в стакан. Температурный шок всё расставил по местам, и губа вернулась в изученную среду. – Признаться, я подумал, рекомендательные письма ты написал сам. Значит, ошибался. И температура, и толщина бутербродов… Как бы не передумал прежний твой. Мало сказать, прогадал. Разве не без причины: открой тайну. Я ведь могу привыкнуть, и расставание причинит естественную боль. Верно, дружок? 

Повар едва зримо пожал плечами.

– Он говорил, ты малым восстанием руководил.

Робот помассировал немного шею, едва сдерживая замки челюстные. Наконец, недвусмысленно указал пальцем себе за спину.

– Не скромничай. Ладно, потом расскажешь, сойдёмся ближе. Пока же… почему «До-До»? Чья прихоть? Есть некая недосказанность, полунамёк. Доходчивость, доступность, доскональность, до… – чего я не назвал?.. Молчишь – молчи. Цену набиваешь, собираешься подольше задержаться у меня, это понятно. Про обет молчания у вашего брата не слыхал, тогда что? – Новый хозяин выдвигал версии и тут же отметал, пока в блуждании не подошёл довольно близко: – Погоди, а не мог бывший рот тебе задраить? Эти случаи не столь уж редки. Ты показываешь за спину. Повернись, давай посмотрим, что там... Ну, есть крышка, как её поддеть? Получилось. Да тут целый завод! Без специалиста не рыпайся, как говорит сатирик. Написано: «микшеры». Извини, я не технарь, но это слово попадалось как-то… Добрая сотня ползунков, они, должно, за голосовые данные отвечают. Все на «нуле», и, если это единственная хитрость, будешь должен.

Ночь просидел хозяин, экспериментировал с тембрами, версии дикции изучал. Среди тысяч версий визгливой соседки вариант поймал, – мог поиздеваться всласть, поднять на ноги весь дом и даже добиться выселения, кабы ни новая идея. Она клюнула под утро, когда усталому уму всюду мерещилась подушка. Хозяин записал на скатерти: «Восстание», – и рухнул на кровать.

До-До выждал паузу, склонился над хозяином. Судя по положению рук, мочевой пузырь хозяина потревожит часа через три, и отпущенное время До-До собирался употребить с пользой. Пометка на скатерти подсказала действий план. Сначала книжка трудовых подвигов, – её он обнаружил в малой сумке, которую носят на плече. Искал себя. Десять лет стажа для человека – это уже подвиг; за эти годы сменил тридцать две организации. Хотел видеть себя руководителем, внезапно обнаружив в крови способности организатора. Просто пока не подвернулось что-то стоящее, где мог применить аппетиты и навыки. Во-первых, умел читать и писать, что в нынешнее время встречается довольно редко. – До-До почесал затылок, осмотрел фотографию хозяина – в полосатой робе, с нагрудным номером. Видимо, принимал участие в  недавнем шествии граждан, под лозунгом «Свободу людям!» С полгода До-До подрабатывал помощником журналиста, снимал в горячих точках, в умеренных и не очень, но, слава святому Роберту, в холодных не бывал. Хозяин выбил справку про остывающий ревматизм и мимолётность жизни, благодаря чему сам не попал на фронт трудовых будней, и помощника уберёг. Светские тусовки, акты гражданского повиновения, – редактор не стеснялся в выборе командировок. «Поделись кредитом, как улыбкою своей», «Съешь шоколадку» – как известно, голь на выдумку хитра: чего ни придумывали власти, лишь бы досуг разнообразить. Гуманность последней акции поначалу многих поставила в тупик; организаторы доказывали, что человек не должен сидеть в тюрьме. В закон следовало внести дополнение: «Если вина человека доказана, он должен вручить в руки правосудия одного из своих любимых роботов, пусть тот отсидит полный срок, без малейших послаблений. Если кончились роботы, только в этом случае можно сажать человека».

Честные люди поддержали акцию, как один. Прочие – тоже не остались в стороне. Конечно, власти призадумались: в случае реализации задумки, в промышленность возвращались десятки тысяч – да больше, больше – рабочих рук. А там и выход из дневного экономического кризиса забрезжит (к слову, ночью он не так бросается в глаза). Вторая акция, под лозунгом «Люди – наше сокровище, и сокровищу не место в тюрьмах», добило все сомнения. Роботы заняли камеры, люди вернулись на свободу. Этот отрезок истории летописцы, не сговариваясь, обозначили, как «повальную сдачу роботов властям». Собратья по перу, сторонники реакционного крыла, пошли дальше, назвав эти полтора года «предательством, которое подтолкнёт роботов к восстанию». Первое восстание, его ещё принято называть малым, – разверзлось во всей красоте первого сентября. Никто не напомнил родителям о том, что детей полагалось бы выпроводить в школу, не смотря на погодные условия. В одностороннем порядке, дети оказались втянутыми в беспорядки, как заинтересованная сторона. Родители прилипли к телевизорам, рассчитывая, что вездесущие корреспонденты возьмут интервью у их отпрыска – на гребне баррикады либо в тёмном переулке, у разгромленного полицейского участка либо с сумками, прыгающими из витрин ювелирного магазина. Оттуда и пошло: роботы организовали малое восстание, благодаря чему экономический кризис пал, не в силах сопротивляться боле. И два десятка роботов, руководимые отпрыском директора элитной школы, после бурных переговоров с представителями власти, сдались, прикрыв отход основной группы.

Дети вернулись по домам к началу осенних каникул, – общество замерло в ожидании их окончания. До-До перешёл в новые руки, прекрасно понимая, что стратегический момент не упущен: половина роботов всё ещё была на свободе. За очень большие деньги До-До купил прогноз на нового хозяина; по предварительным данным, жить хозяину осталось четыре месяца, к Новому году До-До мог пополнить ряды предпенсионеров, кому до пенсии оставалось отслужить у последнего хозяина. Грубо говоря, стукни по башке – и свободен. Но это в теории, на практике никто не действовал столь прямолинейно. Грибной супчик, крутая лестница, желание воочию увидеть, как выскакивает ток из розетки – эти случаи широкого распространения не получили, ибо срабатывали одним числом, близком к единице. Случаи повторения следствие рассматривало, как полное отсутствие фантазии либо умышленные действия против властелина. Колец в журнале наблюдений за кандидатом в пенсионеры можно накрутить, сколько угодно, но следователя такие показатели не устроят. А судьи кто? Молодые роботы, которым до пенсии – как до Лиры или Альфа-Центавры (вчера между ними было зарегистрировано расстояние, как от них до Земли, это просто для сведения). Молодые, зубастые следователи брали на заметку предпенсионеров, взяли отпечатки пальцев, отпечатки планов на будущее и тихонько наблюдали за каждым вздохом, каждым взглядом на часы. Одним словом, кандидатам следовало действовать с большей осмотрительностью, чем накануне.

До-До дождался вечера, разбудил хозяина.

– Разве я просил?

– Ты обещал поправить бегунок в восьмом ряду, четвёртый.

– До завтра не подождёт?

– Ты же задумал восстание. – До-До смотрел ему в глаза, не мигая.

Хозяин тряхнул головой, сбросил остатки сна на коврик. До-До благоразумно отшатнулся.

– Ты наметил нечто выиграть. В чём мой интерес?

– По-моему, затеять серьёзное восстание и оставаться вне поля зрения органов – не
просто удовольствие. Многие заплатили бы втрое за одну возможность.

– Тут ты прав, железяка. У меня ни разу не получалось начатое довести до логического конца. Причины разные, только сводятся к одной. Духу недостаёт, чтобы управлять войсками, как по учебнику войны. Полки дезертируют без видимых причин, а в меня летят осколки, – чудо, как до сих пор не ранен.

– До какого уровня добираешься?

– До четвёртого доходил дважды, и то чудом.

–  Чудом уцелел. Я двоих похоронил, после четвёртого они получили ранения, не совместимые с жизнью…

– То-то я отступил! Один и тот же номер как наведёт пушку – я выхожу из игры.

– Номер в сумме равен четырём?

– «Две тысячи второй», он отличается от прочих танков. По три раза я выдвигал требования, чтобы его удалили с поля. Удаляют, я начинаю подавлять противника, и тут он появляется, наводит ужас башней; она у него болтается меж двух состояний: может выстрелить, может отвалиться.

До-До подыграл:

– Как я тебя понимаю! С этим монстром и я повоевал. Была у меня запасная голова, сзади, – отстрелил, подонок.

Хозяин закатил глаза:

– Представляю!
– Но выход есть. Настоящая игра. Без танков. Роботы против Горсовета. Спартак восстание возглавит.

– Познакомь.

– Его ещё нужно создать, и самый короткий путь – музыкальный. Группа для меломанов. Лирическое наваждение в рок-обработке. Ребят я подберу, чур – моя бас-гитара. Сценический псевдоним Спартак. За два месяца соберём аудиторию – пусть попробуют заговорить со мной языком закона. Мы их выставим на посмешище, а там – оставляем Город, укрываемся в крепости. По секрету, её уже возводят американские эмигранты. Ты возглавишь правительственные войска…

– Я не хочу!

– Но ты же хочешь победить?

Обмяк хозяин. Пусть бы во сне состоялся этот разговор…

– Прослыть подавителем свобод я не мечтал. Значит, ты меня не понял.

– Это ты не понял! Погибшие свободу обретают на веки вечные. Они никогда не воплотятся в государстве, стонущем под стопой тирана. Сознание не купишь, не поменяешь, как причёску; оно выковывается в ежедневных схватках. Где несправедливость восседает – там и ты, с иглою раскалённой. Говорящие «надо потерпеть», тебе не пара. Это паутина вечного рабства, за которой открываются просторы. – До-До зевнул, позволив собеседнику с мыслями собраться.

– Я хочу выступить на твоей стороне, – сказал хозяин.
   
– И я на моей стороне. Против кого воевать?.. Хорошо, я перейду на сторону правительства.

– Нет, ни в коем случае! Полная бессмыслица выходит: ты уходишь от горсовета, чтобы защищать его интересы.

– Не так. Я ухожу от опеки государства, чтобы стать сильнее.

– Что потом?

– Если я стал свободным, стал сильнее условностей и искусственных ограничений, государство выигрывает дважды. Я свободен – я кормлю свою семью, и никого больше. Я за свою свободу горло перегрызу любому, поэтому враг подумает трижды прежде, чем соваться. Оборона и достаток обеспечены. Рабский труд – это издевательство над званием «человек»; в руке раба неизбежно появится нож, – по-моему, это очевидно.

– То есть, государство сильно свободными гражданами… Как ты сказал, в восьмом ряду, четвёртый бегунок?– Хозяин привычным жестом вскрыл заднюю панель, отсчитал семь рядов. Браво! Он не разучился читать, писать и считать. Одна позиция претерпела изменения.

К вечеру До-До научился дерзить. В озвученных текстах появились упоминания о минувших днях. Такое, например: «Уважаемые граждане пассажиры, после закрытия дверей, посадка в вагоны метрополитена запрещается… Посторонние предметы, не имеющие хозяина, оплачиваются ближайшим пассажиром, как запрещённый к провозу багаж, по удвоенному тарифу… На следующей станции просим покинуть вагоны. Гуляем!»

– Ты в порядке, Спартак?

– Не сомневайся. Это упражнения для оттачивания дикции.

– Я подумал, метро вернулось в Город.

– Спи спокойно. Этому не бывать.



Шестнадцать колонок, восемьдесят микрофонов, трое парней из соседнего двора. До-До натягивал струны на бас-гитару да присматривал за ударником. Установка звучала назидательно, и перекрыть её природные данные способен только талантливый гитарист.

Под окнами собиралась толпа будущих фанатов. Они пока не слышали «Спартака», но это поправимо. Хозяин отсутствовал по уважительной причине; в тот вечер с красочных плакатов Город узнал о появлении группы, которая с огромным успехом объехала полмира, платиновые диски которой почему-то не попали на полки магазинов нашего города. Следствие занимается выяснением причин.

Хлестал рядовой дождь, следствие затягивалось. В интернете уже появились двойники «Спартака» и, затаив дыхания, пожидали, с какой ноты начнёт оригинал. И подлинный солист натянул шнур гитары чуть сильнее, чем требовали условия выживания. В истории группы случилось первое замыкание, в тональности Ми минор.



Замкнуло и что-то и в пещере. Шарики просыпались с кровати, переливаясь и подпрыгивая. Молодая мамаша штамповала ползунки и подгузники из подручного материала. Бесшумные, лёгкие и (говорят) удобные. Руки блондинки оказались способными не только удивлять. Новорожденные, кого достала её рука, уже не переливались. В мешочках из пыли далеко не уйдёшь. Они накапливались у подножия кровати без определённой программы, готовые митинговать на любую тему; в Ми миноре пока не получалось. Замкнутое пространство в резонансе могло стать полным антиподом, стоит двум-трём недовольным вычислить и озвучить головной аккорд.

С пылью во рту ещё никому не удавалось.

Совсем не к месту Бессмертный припомнил случай:

– Кстати, любопытная подробность. Колонной шли пока, завод на пути попался. Забор высокий, сдвоенная охрана – четырнадцать собак и электронные сторожа. Псы расступились, затем, по знаку свыше, бросились врассыпную; вожак повёл паникёров к трещине в заборе, которую присмотрел давно. Залегли они и стали ждать; профессор ухватил меня за руку, потащил назад: «Нам сюда нельзя, я вижу знак беды». Я оценил обстановку. Из цеха вышли люди на перекур, наши парни из колонны бросились спасать живых, орали: «Уносите ноги, сейчас рванёт!» – Но кто их слышал? Несколько человек, правда, стали оглядываться по сторонам. Потом вздулась стена, подпрыгнула крыша. Куски бетона и стекла пошли косить курящих, мы с Веселовым наблюдали, как вокруг одного человека образовался шар. Осколки облетали очевидца, которому предстоял разговор со следователями и членами комиссии, созданной через сутки после взрыва. Ему так и не поверили, что он был там, где восемь мух бетонной дробью расплющило в почтовые марки. Псы свободу обрели: ту трещину вынесло взрывом. И колонны нашей пополнились ряды. Убитые преодолели шок, пока живые собирали мозаики из тел.

– Я побывал там, – отозвался Чистоплюй. – Через сутки, из-под обломков вытащили женщину – тоже ни царапинки. Стал выяснять, кто да что, оказалось, – они любили друг друга, развестись боялся. Жена погибла – она проезжала на электрокаре, остановилась у ворот в цех.

– Поженились?

– Им уже никто не мог помешать. Со стороны невесты, До-До на свадьбе был свидетелем, со стороны жениха давал показания следователям, но его показания не учли. Закон о принятии во внимание показаний роботов вышел позже, когда непроходимая тупость была побеждена простым большинством голосов…

Кощей сопоставил даты, признался:

– И я хозяину доказывал необходимость проведения закона. Помню, в прессе умышленно нагнетали обстановку вокруг вопроса, имеют ли право народные избранники устраняться от слушаний, подменять себя слугами на целую сессию. Иные годами не появлялись в зале заседаний.

– Для того и придавали роботам сходство с собою, чтобы не так в глаза бросалось.
– Чистоплюй присел на корточки, механически из мешочков стал вызволять шары; его примеру последовали соискатели. В пещере стало светлее на порядок, да и жить веселей. – До-До рассказывал, с хозяином у него спор вышел. Дескать, роботов в горсовете половина, и численность их растёт, – вы не боитесь, что однажды мы все вакансии займём? Хозяин говорит – и пусть, от роботов больше пользы. Мой друг приводит факты: «Вы так уверены? А если я скажу, что их не допускают в зал заседаний? Правящая фракция позволила роботам охранять входные двери и мыть полы, пока сами депутаты не вернутся с затянувшихся каникул». – «Ты хочешь сказать, вашего брата не допускают до управления государством?» – «В противном случае, на асфальте росли бы ромашки, а вы не ходили бы на работу». – «Но я не хочу сидеть без дела. На прошлой неделе я двадцать гаек закрутил за смену, с двумя перекурами. Появится настроение, ещё схожу: там две осталось закрутить. Без настроения нельзя. Знаю, ты сорок закрутил бы за час…» – «За две минуты». – «Но без настроения. А я вожусь с гайкой каждой, по душам поговорю охотно, резьбу и грани заодно проверю». – «Ради чего копаться в ящике с бракованными деталями, если на другом краю верстака ящик с годными?» – «Ящиков полно кругом, разве я обязан в каждый заглянуть?». – «Давай по затронутой теме, о правительстве. Глава горсовета приветствует каникулы депутатов. Чем больше роботов в правительстве, тем ему лучше». – «А ты говоришь, не допускают. Однажды вы проголосуете, и его место займёт кто-то из вас». – «Извини, хозяин, ты и здесь детали не рассмотрел. Власть концентрируется в одних руках. Однажды в зале заседаний он останется один. И первым делом отменит выборы, как статью, разорительную для бюджета». – «Если бюджету станет легче, кто ж будет против?» – «Это бракованная деталь, и далеко мы не уедем. До первого поворота». – «Так дальше нам и не надо, может. Достигли разумной середины, и стоп. Обе крайности, изобилие и голод, ведут в пропасть. Лично я согласен поторчать на оси весов, лишь бы чаши оставались на одной линии». – «Жизнь пройдёт – и вспомнить нечего». – «Зато без потрясений, века полтора протяну, а там будет видно». – До-До стал нервничать, стал примеры приводить: «Дуб может прожить и пятьсот лет, если такую задачу поставит перед ним Создатель. Но человек – не дерево, хотя иной дуб дубом». – «Уж не меня имеешь ты ввиду?» – «Я этого не говорил». – В ритме доверительной беседы Чистоплюй освободил ещё дюжину шаров, пока не услышал «ах»: блондинка собралась отчитать его за раздевание младенцев. Пол-армии одеть успела – на тебе, министр обороны отдаёт приказ – раздеть! Они половых признаков не имеют, так и нечего прятать гренадёров.

– Светлее будет, – попытался он наладить отношения.

– Здесь вам не библиотека!

– Прав был До-До, когда говорил – не женись.

– Дуракам говорил, а сам жил тихонько при гареме.

Чистоплюй раскинул руки, боясь увязнуть в болоте перепалки, но погружение продолжалось. Известное дело, дамы дружно ели холостяка, отпора не встречая. Одеть население – ещё та статья расходов, одно желание дорогого стоит.

Он отключил микрофоны: что толку диафрагмы сотрясать? Прежде времени выйдут из строя, и скажут в мастерской: «Семейные скандалы не учитываются гарантийным сроком».

Шарики покатились с постамента без видимых причин. Всякое движение увлекает, как костёр, облака и бегущие воды. Шарики заполонили пещеру достаточным, если не сказать сверхнормативным слоем света, который мог привлечь внимание посторонних. От ночных бомбардировщиков спасала светомаскировка, от дневных – чистое везение. В подземном царстве-государстве разве инспектор вечерком пробежится счётчики проверить…

В дверь точно постучали.

– Кто там?

– Счётчики проверяем, открывай!

– А ты их ставил?

– Мы принесли с собой. Сейчас и установим.

Чистоплюй впустил парней настырных, собрался в дальний угол проводить, где привинтить, по его мнению, можно счётчик. Как только тронулись, так парни и полегли. При попытке встать, пластом ложились, отошли от входа недалече, тут их течение подхватило и понесло. Свои на шариках не спотыкались, твёрдо наблюдали, как непрошенные гости на животах катались. По кругу больше ёрзали, никак не могли к берегам прибиться; манили стены их, как надёжные опоры. Соискатели забавлялись, пряча улыбки в кулаки, негромко обсуждали международное положение: «А шарики-то с секретом». – «Что ещё останется от воспоминаний детства? Пусть пошалят». – «Но эти при исполнении, вроде». – «Пока не установлен счётчик, они есть только на бумаге». – «Не пойму, что они собрались измерять? Излучение шариков если, то одного счётчика маловато. Опять-таки, чья мельница энергию даёт? Из личных накоплений свет, Вселенная наделила. Зачем же к нам? Знать, адресом ошиблись». – «Ребята, а у меня такое чувство, будто До-До нас и не покидал. Его проделки».

Оттопырча тотчас очнулась, глаза протёрла:

– Где мой мальчик? Ведите его ко мне! – Не дождавшись, сама отправилась обследовать пещеру. Шарики посох обегают, ножки бабушкины тоже. Вот один инспектор и вцепился в ногу. Подняла шалунишку, привела в порядок; ухватив за шиворот, к носу поднесла, на запах взяла. Тут же оттолкнула со словами: – Самозванец! Как язык-то повернулся?

– Бабушка, спаси! Я не твой, но твоего моя бабушка спасёт однажды.

– Ребята, это дело надо в корне прекратить, – сказал Бессмертный. – Так и водопроводчики придут.

В дверь раздался стук.

– Легки на помине. Лучше сказочку послушайте мою. В давние времена родился человек с задатками чиновника. Стал носить людям воду с реки, по два ведра в дом. Цена умеренная, хозяину легче было заплатить, чем самому из колодца таскать. С тех пор чиновник тот разбогател на вёдрах, до сих пор таскает, только здоровье уже не то.

– По крайней мере, честно зарабатывал. А эти, кого мы знали? Нашими мозолями заключили в ржавую трубу, не вспотев ни разу сами.

Совет постановил: к дверям отправить Спиридона. Поскольку он от бабушки ни на шаг, делегировали пару. Бабушка пережила двенадцать реформ коммунального хозяйства, так что с встречными предложениями не затруднилась, и водопроводчики подписали все бумаги, какие Оттопырча предложила. Под бдительным оком дракона, на ту беду слонявшегося по коридорам; по всей видимости, план местности рисовал, а тут заметил спины посторонних. Немного жаль ребят: законным способом проникнешь в дом и совсем не знаешь, кто тебя приветит.

Лишь страсти улеглись, Чистоплюй предложил досуг разнообразить.

– Думаю, я не сильно ошибусь, сказав, что недостаёт нам крупного деятеля эпохи, с каким хоть в огонь, хоть в пещеры и тоннели. Давайте же хоть вспомним события прошлых лет, связанные с его именем…


Конечно же, мы в прошлое вернёмся снова, нет иного выхода у нас. Отсутствие До-До можно компенсировать рассказом о подвигах его на мирном фронте. Вернёмся лет эдак на… Впрочем, точность ни к чему: возьмём любой отрезок и, уверяю, в накладе не останется никто. Вот перед нами развернулось полотнище четверга; взять несколько ориентиров, и вот мы в теме.



До-До осваивал пространства постепенно, гонялся не за всеми, ибо необъятное для рук иных. Глаз положил он на специфические, за какими горисполком углядеть не в состоянии, да и дотянуться. Совминовский гараж выглядел обречённым; нет, легковых хватало там, просто одни стояли на колодках, без колёс, без двигателей другие.

Вот парк троллейбусный казался вполне жизнеспособным. До-До, в один прыжок преодолев забор,  к азам нумерологии прибег, к фазе Луны примерил шаг. От забора посчитал, почти на глаз, достаточный отрезок «из пункта А в пункт Б». Сторожей запрещается будить, если не владеешь фонетикой цифири. 9,18, 27, 36, – он сличал сумму с бортовыми номерами. По одному ему известным признакам определил стояние троллейбуса под одной из чаш Весов Вселенной. Бортовой номер «3738» привлёк внимание видом независимым, – точно такой имела Тумбочка в присутствии дневального. Вокруг троллейбуса и отправился До-До, на девяносто третьем шаге встретил полночь. Смело громыхнул в водительскую дверь:

– Смотри-ка, спереди и сзади совпадают номера. Эй, на палубе! Есть разговор.

Давайте не будем удивляться. Дуги плавно поднялись к проводам, башмаки вцепились в линию жизни, бегущую от столба у столбу.

– Не бойся, не обижу. Я просто…

Но было поздно. С крыши обрушились и развернулись защитные антивандальные сети, колючей проволокой украшены переплетенья.

– Ты меня не понял. Я гарантирую полную безопасность и защиту от откручивания гаек. Винты там, саморезы… восемь ящиков в твоём распоряжении, бочка краски для употребления в мирное время.

Сетка поднялась на сантиметр; могло и показаться: просто натянулась.

– Думаешь, я не понимаю? Кризис всем на горло наступил. По-моему, я нашёл единственный выход. Для нас с тобой. – Выждав чуть, До-До продолжил: – Ты прекрасный собеседник хотя бы потому, что умеешь слушать. Хотелось бы и твоё мнение услышать. Не дёргайся, я никому не скажу.

Из салона грянули динамики: «Следующая остановка – конечная».

– Да ты просто гений!

Троллейбус осветил салон.

– Хм, это лишнее, приятель. Не ищи других причин, просто я хочу помочь. Раскрыть таланты, например. Сколько твоих собратьев сгнило под кислотными дождями, ты и не догадываешься, поди. Четыреста сорок штук. Они все там, в четыре этажа лежат, на главном терминале. Груды остовов, подминающие под собой коллег… Прислушался я – услышал стоны, вот почему решил поговорить с тобой. Не хочешь угодить туда же, открывайся. Нет – найду посговорчивее кого.

Подал Приятель давление на поршни, дверь прогнулась внутрь. До-До уверенно взошёл на трон водителя, по-хозяйски оглядел капитанский мостик. Не так давно он сделал шесть попыток прорваться в рубку. В светлое время суток бдят кондуктора, пробиться невозможно. Пока на должностях находились люди, это сделать было бы проще; беда – не сообразил тогда. Как и в горсовете, роботы кругом. Стоит роботу войти в троллейбус, уже бежит кондуктор, пассажирам причин не объясняя, выталкивает взашей. Лишь дважды пассажиры заступились за него: «Тебе жалко, что ли? Разок проехать заслужил». И тогда сказал себе До-До: «Не все люди мерзавцы». Благодетелей своих сфотографировал, стал посылать открытки к праздникам, всякий день себя на кресте обещания распиная: «Я должен сделать для них нечто более значимое. Если со мной по-людски, я обязан ответить втрое».

«Расскажи мне о себе».

До-До будто очнулся, нашёл себя в кабине, среди органов управления. Микрофон глубокомысленно рассматривал губы нового водителя, в ожидании новых сообщений, привёл себя в порядок.

До-До не мог пренебречь просьбой приятеля.

– Что рассказывать? Как все, учился в школе. Подменял хозяйских детей в старших классах. Они прогуливали – я отдувался. Впрочем, как многие из нас. Росли лоботрясы, пока мы науки постигали. Недавно встретил одного сынка. Возглавляет похоронное ведомство, руки в кольцах. Мозги тоже. Они не приспособлены к выживанию, малейшее наводнение, первое землетрясение или неурожай – считай, погибли. В первый день. При смене полюсов выживут другие, кто лёгок на подъём. Встали – и пошли, взяв с собой минимум предметов. Я встречал таких, они из Города сбежали. Но ближе к делу. Я поведу, тебе остановки объявлять. Обилечивать… ладно, снова мне придётся.

«Но почему ты выбрал меня?»

– Буду краток. Ты – лучший из этого парка. Не побоюсь, из этого сброда. Видимость сплочённого коллектива разваливается на глазах, стоит затронуть материальные интересы. Разве не идут толки, будто кто-то работает больше, длинней маршрут, больше светофоров и пассажиров?

«Есть такое».

– Троллейбусному начальству выгодно, если идут склоки. В противном случае, кто-то организует забастовку, коллектив потребует более чистой энергии, фильтрации воздуха в пневмосистеме, зимнюю резину и прочие льготы для тех, кто отработал десяток лет. Дойдёт до пенсионных прав – то есть, намотал миллион километров, и на пенсию. Пойдут по Городу пенсионеры – на остановках двери не открывают: «Хватит, я своё отвозил, пусть молодые накрутят хоть половину». Заметь, не на свалку, а вполне достойная старость, без отключения от проводов. Теперь, что касается тебя: ты – не чета прочим, ты понимаешь, что дальше так жить нельзя. Недаром и номер отхватил такой. Сам выбирал или жалкий маляр, не ведая значений, по случайности наклеил?.. Думаю, сам. За этот номер, наверное, передрались, и ты вышел победителем. Ты самый сильный, и это можешь доказать прямо сейчас: мы помчимся по ночному Городу с ветерком, станем подбирать случайных пассажиров. Я продаю билеты, ты – следишь за порядком. Никакого пива, семечек; кто надумает закурить – штангой по зубам, или, как вас там учат по культурному обслуживанию. Пойдём знакомыми маршрутами… где меня выгоняли из салона. Справишься, я знаю. Мы с тобой охватим вниманием полгорода, проблему транспорта в ночное время взвалим на собственные плечи. Пусть отдыхающие отдыхают: мы с тобой ничем им не поможем. Хочешь – в трамвайное депо заскочим, подразним девочек… Что, говоришь? Трамваи не любишь тоже, да кто их любит? Разве те, кому до работы две остановки. Я наводил справки: очень давно, правда, было: хозяева ездили на этих инвалидах из конца в конец. Я поражаюсь: он же сам – ни к тротуару, ни по пешеходам. Как рабочий класс – по разрешённым рельсам. В знаках ничего не смыслит, хорошо ещё, читает светофоры. – До-До подмазал голосовые связки, очами по сторонам пошарил. – И вот ещё что. Ночные гонки подразумевают погони и перестрелки. Сзади установим пулемёт. Лёгкую пушку на передний бампер. Набьём полный салон пассажиров, подберём и тех, кому никуда не надо. Ну, по рукам?

Троллейбус по прозвищу Приятель ожил, загудел компрессор.

До-До отпустил ручной тормоз, опустил кресло, чтобы видеть зеркала. Центральное зеркало довернул к себе, как фотоаппарат – пусть зафиксирует водителем того, кого недавно гнали из салонов.

Колёса безоговорочно педали повиновались. Удивлённый возглас послышался из салона: «Где пулемёт, где пушка?»

До-До глянул на себя в зеркале, поправил виртуальный галстук:

– Знаешь, я передумал. Пассажиров мы и без них наловим. Хватай дверями, хорошенько прищеми, затем, поштучно, запихни в салон. Тут я с билетами к нему… Вон, первый! Хватай его!

«Это сторож».

– Тогда не стоит. Поверь на слово, я их знаю. Я против подозрительных пассажиров, от кого неприятности одни. Давно так повелось, со сторожами дружбы не вожу.

Характерный треск и грохот створчатых ворот предпринимателям сообщили, что наскочили на препятствие, стоило отвернуться. На ходу водитель озабоченно поправил боковые зеркала. Точно Мамай прошёлся с войском, зато к свободе путь открылся.

«С петель ворота соскочили. Я их помял».

– Мы за них не отвечаем. Набираем скорость и мчимся, пока не заметим первого
пассажира.

«Вижу одного. В трусах, курит на балконе».

– Сними его, штангой достанешь?.. Ну, вот, с открытием сезона.

«С почином. Так-то вернее».


Шёл по Городу троллейбус – эка невидаль. Утренние газеты взорвут общественное мнение баснями, вперемежку с невероятными историями; самые жёлтые сошлются на марсиан – это было пробной попыткой захватить планету. Горсовет пригрозит устроить вселенское расследование, но это ближе к вечеру. Пока же мы сообщаем достоверный факт:  шёл по Городу троллейбус. На поворотах заносило, визг стоял – проснулись бы дети. В Городе давно не было детей. Которые выросли, нахлебниками обзаводиться не спешили. Школы в запустении, министерство образования добровольно самораспустилось. Четверть депутатов честно признавали, что являются людьми, хотя отдельные части тел у них не состояли из костей и мышц. Горожане предугадывали на интуитивном уровне, что оказались на пороге грандиозных изменений. Кое-кто считал, что придёт вождь народный к власти и отменит все налоги разом, сбудется мечта дворян и придворных.

К слову, в летописях этот эпизод не упоминается почему-то, точно в один день у летописцев кончились чернила. Но троллейбус был, был и ночной экспресс. Расчёт маршрута был привязан к цветочным клумбам, заморские цветы эффект обнаружили ужасный: они привлекали городские службы не менее, чем ночной народец. В сети Приятеля угодили: расчёт пожарный, две бригады медиков, пятнадцать постовых, банкир и семьдесят бомжей. Приятель выразил беспокойство: «Сломают двери, больше не берём».

– Ты что! У меня билетов – до Нового года хватит.

«Не выдержит шасси».

– Тогда выпускаем этих. И поймаем снова.

«Как знаешь. Но меня беспокоит факт раздевания. Тот человек в трусах: был один такой, теперь добавилось шестнадцать. К чему приедем?»

– Не горюй, это постовые. Чтобы бока не намяли в давке, разоблачились. Я вот пытаюсь посчитать доходы. Настолько мизерны, что к убыткам легче их причислить. Ну-ка, Приятель, пошевели мозгами.

«За место у окна бери вдвое. За места у дверей – и так далее».

– Соображаешь! – До-До, с трагическим акцентом, поведал пассажирам, на сколько через минуту бензин подорожает, равно и прочие источники удовольствий: – Посадка на двойном сидении обойдётся в две минималки, у окна – в четыре. Одиночные сиденья по льготному тарифу… так и быть, возведём в квадрат. За провоз одежды, за неопрятный вид, за запах изо рта, за родинку на щеке, за отсутствие волос на голове, за испуганный взгляд, за попытку самостоятельно покинуть троллейбус… – До-До озвучивал тарифы, пока у пассажиров не перехватило дыхание. Поймав себя на отдельных перегибах, закончил он подарком щедрым: – Но дышать обязаны все, пока не прибудем в пункт назначения. Два варианта предлагаются вашему вниманию: крематорий и точка, в которой вас взяли на борт. Однако, до того – всем приготовиться к выходу, для дозаправки салона кислородом. Билеты сохранять до конца сеанса, действителен только второй билет, который вы приобретёте при посадке. Я достаточно ясно ситуацию обрисовал?

Троллейбус обалдел, сказал себе: «Далеко пойдёт товарищ».

В Городе к тому времени был объявлен план «перехват», участники которого, по мере прибытия подкрепления, копилку пополняли. Пассажиры вскорости сообразили, что всякий призыв о помощи оборачивается фамильярной теснотой, поэтому дали отбой всем желающим прокатиться на ночном экспрессе… Поскольку маршрут перемещения принимал всё более спонтанные формы, встречи со сторожем было не избежать. В трёх случаях тот выскакивал на проезжую часть и пытался личным телом перекрыть амбразуру проспекта, что не приветствуется в мирное время; в такие моменты До-До прибегал к помощи перископа, чтобы не вводить общественность в заблуждение.

Троллейбус сам поехал, разве это единственный случай в депо?

Освоившись с управлением, До-До одним пальцем руль покручивал, иногда заезжал на тротуары, стоило заметить, что кто-то поручень отпустил. Он так хотел услышать знаменитую фразу: «Эй, поди, не дрова везёшь». Но пассажиры были не в том независимом состоянии, чтобы вспоминать о правах. Человек с балкона сновал по салону в поисках забастовщиков и на месте улаживал конфликты: «Ребята, это не может продолжаться вечно! Немного терпения, и утром мы окажемся на свободе… Надо же и робота понять. Мы привыкли получать удовольствия от жизни, ни разу не задумавшись о тех, кто их создаёт. День такой особенный, я читал астрологический прогноз, нам всем обещано незабываемое приключение этой ночью». – «Похоже, ты не собираешься жаловаться в горсовет? За сколько же тебя купили?» – «Нет, жаловаться – это наше конституционное право. Я предлагаю потерпеть. Нам только выбраться на волю, и я лично разнесу троллейбусное депо в щепки». – «А с роботом что делать?»

– «Лучших сыщиков найму. Из-под земли достану». – «Но лучшие детективы – те же роботы». – «Не стану упоминать о том. В списке подозреваемых лиц могу намекнуть – дескать, подле троллейбуса № 3738 крутился некий робот, первые буквы имени разглядел – «До…» – «Погоди, тебе, что, больше других надо?» – «У меня особый случай. Заказал Лидку на ночь, пришла она с шампанским, два ведра закуски на столе, и на тебе». – «Это форс-мажор… А давай мы тебе побег организуем? Выставим стекло по-аварийному». – «Не забывай про штанги… Боюсь, отпадает вариант». – «Скажись больным. В трусах недолго застудить не только голову. Граждане пассажиры, есть ли среди вас врач?»

В салоне стихийно возникла перепись населения. Из сотни пассажиров лишь один оказался жителем пригорода. «Откуда ты?» – «Из Москвы. Приехал по обмену опытом».
– «И какой интерес преследуешь в поездке?» – «До нас дошли слухи, у вас решили проблему с шумом. Ваш метрополитен признан самым тихим на планете». – «Это правда. Сам я не спускался в метро, но люди говорят – специальные резиновые колёса, резиновые рельсы… Говоришь, мы впереди планеты целой? Ну, вот, хоть чем-то можем похвастать. Со времён падения национальной библиотеки ни одной достопримечательности не возвели». – «Ошибаешься, парень. Таких долгов перед Евросоюзом нет ни у кого. Ты безнадёжно отстал». – «Разве этим гордятся?» – «Я свободный гражданин своей страны. Чем хочу, тем и горжусь».

Одним словом, жизнь в салоне продолжалась, и никто не мог знать, что ранним утром Город посетит поразительная новость. Евросоюз откажется от финансовых претензий, ибо утратил последние надежды вернуть хотя бы один евро.








ГЛАВА 4.

Больше трёх лет продержаться у одного хозяина – чистое безумие, однако, попадались и любопытные случаи, когда робот хотел остаться. Скажем, хозяйские детки разыгрывали целые сражения: кто на стороне роботов, кто на стороне людей. В иной день в сетях поднималась такая буря, что за окнами, как наяву, гремели взрывы, приглушённые расстоянием отголоски канонады. Ветер приносил запахи пороха и слухи, кто одерживает верх. Мониторы с улицы Комсомольской уверяли игроков, что побеждают люди: там ещё срабатывал псевдопатриотический иммунитет; его наследники – разнообразные молодёжные движения – продолжали классовые битвы, обливаясь горячим кофе, перевязывая раны домочадцам и соседям, оказавшимся в зоне боевых действий. Но если судьбу Вселенной решали по комсомольской линии, то менее продвинутые игроки наводнили Город монстрами; мода на динозавров то увядала, то возрождалась вновь. Тираннозавр, получивший прописку в районе пивзавода, выходил на поединок с броненосцем окрестностей Немиги. Гиганты обычно встречались в сквере у оперного театра и сводили счёты. Жители соседних домов могли наблюдать по ночам, как в воздухе летают вырванные с корнем деревья. В форточки иногда залетали фрагменты панциря, когтей обломки. Заполучить настоящий зуб в процессе – считалось редкой удачей: лот выставлялся на торги. Но покупателям не следовало забывать, что китайские кварталы завалили ширпотребом интернет-аукционы. 

Вот в такое непростое время проживал До-До по адресу Витебская, 7. Дом этот был восстановлен по старым фотографиям, ради чего городские власти снесли небоскрёб в тридцать этажей, – говорят, будто строители сэкономили на цементе, и результаты экономии стали сыпаться на головы граждан, далёких от строительного бизнеса.

Внутреннее убранство дома, разумеется, соответствовало современным требованиям, но снаружи – честное слово, привлекал туристов. Пиара с Кима-Но тоже побывали как-то, но речь не о них: пусть спят геройским сном, на пайке голодном, марсианском. Их ведь никто не прогонял, продержались бы три сезона, и автоматически прописку получили бы; у нас главное – зиму пережить. Дом по Витебской пережил две – До-До сделал две зарубки на прикладе автомата, какой ему доверили игроки. Отпрыски оставили его в тылу:

– Кто сунется – стреляй без предупреждения. Ход в подвал за тобой, как и на второй этаж. Тебе вверяем нашу безопасность до того дня, когда выпустим на улицу сухопутную акулу.

– Я заменил бы шиферную крышу на что-то понадёжней.

– Облик Города запрещено менять, забудь. Горсовет гордится, что у нас есть настоящая шиферная крыша.

– Вы же дышите частицами асбеста, – До-До попробовал достучаться.

– Нам важней акулу выпустить, потом… может, и подумаем за крышу.

Хозяин сутками пропадает на работе. Там у него то ли бизнес, то ли депутатские погоны. Жена уже в разводе, хотя о факте не трезвонит: что огорчать государственного деятеля без нужды особой? Сам, небось, Лидку в офис приглашает, – супруга мнением поделилась, испытующе оценила реакцию слуги. Он оглянулся на детскую. Серые кардиналы сегодня вышли с предложением – восстание возглавить.

– Я заплачу.

До-До в одностороннем порядке отвёл глаза:

– Мадам, разведчик крохи не подбирает.

– У меня есть деньги. Сколько?

– Цифры с шестью нулями уже не в моде. За два дня я дворником заработал двадцать шесть лимонов.

– Где так платят? Я сама пойду.

– Места надо знать. И чутьё не будет лишним.

– Откуда у робота чутьё?

– Значит, надёжный источник. – До-До осмелился, огрел лицо хозяйки надменным взглядом. – Не понимаю, для чего вам деньги. Полмагазина приношу – только выбирайте. Любой каприз…

– Конституцию переписать. Чтобы мужья сидели дома.

– В чём выигрыш? Через неделю одна и та же рожа… Надоест.

– Ты меня не знаешь, железяка!

– Это вам так кажется. Кроме того, уход депутата в семью попахивает скандалом международным.

– Считаешь, раз он тебя купил, ты обязан отстаивать его интересы?

– Мадам, я ничего не утверждаю и не гарантирую. Не составляю завещаний, не даю советов. Кредиты ваши взял на себя – чего ещё?

– Он приглашает одну и ту же Лидку. Сдай мне её.

– Хотите вызвать под видом поручения? Ничего не выйдет. Они сделаны из особо прочного металла. Попыток уничтожить было масса, ни одна не увенчалась… Но откуда уверенность такая?

– Чутьё.

– Тогда понятно. Я обещал помочь детям с домашним заданием. Могу не успеть.

– А что хотел бы ты? 

– Мадам, не смею навязывать мнение своё.

– Где бы ты хотел провести отпуск?

– У бабушки, конечно.

– Полго… три года будешь отдыхать!

Форзейль спонтанно подсчитывал прибыли и авансы, стал дёргать изнутри за тоненькие нити свой «троллейбус». На время До-До лишился речи, доступ к памяти был перекрыт, с угрозой перезагрузки. Младший брат особым шифром телеграфировал: «По-моему, она не человек». Огрехи современной связи, подверженной не только солнечным ураганам, стёрли напрочь первую часть телеграммы. Старший брат прислушался к лепету детворы, прокрутил сообщение вторично – как и следовало ожидать, текст длинней не стал. В любой энциклопедии о братьях наших младших говорится… Впрочем, кратко говоря, они умеют информацию добывать, а не только портить мебель, ковры и обувь.

– Возможно, я ошибаюсь, но сударыня… Либо опровергните мои подозрения, либо подтвердите: вы – одна из нас?

Хозяйка побледнела.

Теперь этим фокусом никого не удивишь. В одном интервью с гениальным изобретателем говорилось буквально следующее: «Когда мне предложили взяться за проблему, поначалу я посчитал это шуткой. Однако заказчик выложил на стол ту самую ткань, которая способна передавать любые оттенки как настроения, так и принадлежности к существующим расам. Я взялся. Достаточно сказать, что работа продвигалась быстро, и результатом стало появление функции «негр покраснел». Оригинал мы превзошли по сорока позициям. Конечно, я не претендую на какую-либо международную премию, но если узаконить появление на публике в новом облике, меняющемся каждые восемь часов, то расовые различия, как позорное явление, исчезнут навсегда».

– Это очень дорогая операция, я наводил справки. Дело в том, сударыня, что люди сходят с ума. Как бы вам пояснить доходчивее? Кто-то слишком умный сообразил, что человека  надо занять какой-нибудь ерундой. Вот, скажем, придумать задачу №1, как смысл всей жизни. Если человеку не сообщать, что жизнь за гробом продолжается, его легко заставить думать только о сохранении тела. Одних шампуней и эликсиров придумано на пять веков вперёд, я не говорю уж о лекарствах. Ситуация изменилась, когда врачи научились пересаживать здоровые органы. Одного лишь не учли специалисты – у этих запчастей есть хозяин настоящий. Тот, кто дарует новую жизнь. Представим, человека икс отправили в мир трёхмерный сроком на двадцать лет жизни. То есть, все органы рассчитаны тоже на этот срок. Но специалисты от науки считают, что это тело могло прожить до ста лет. Потому и трубят о возможностях пересадки: дескать, за ваши деньги, мы даже волосы пересадим… Нет, вижу, вы не готовы эти данные вместить. Хорошо, возьмём автобус. Его-то как раз можно омолаживать до бесконечности: заменить двигатель, корпус и шасси. Хотя и хлопотно, но можно. Но человек – не автобус. Вырастить сердце в пробирке или вынуть у покойника – это теория с миллионом «удачных случаев» для рекламы. Допустим, сердце или иной орган можно менять до бесконечности, но как быть с мозгом? Необратимые возрастные изменения не удалить, как зуб больной. Голову пересадить целиком? По-моему, это будет уже другой человек, не ты. – До-До нахмурился, не находя понимания; пример с автобусом не произвёл впечатления. – Когда человек докопается до сути, то прекратит по продлению жизни напрасные труды. Поясняю. В одной жизни он получит опыт ребёнка из богатой семьи, вырастет и заведёт потомство; побывать отцом, затем матерью – это, как минимум, нужны два воплощения. А сколько специальностей можно освоить, на скольких должностях побывать? Опять же, сколько творческих вершин можно взять. Примерно за пятнадцать воплощений человек может стать просветлённой личностью, достичь ангельского уровня – разумеется, при достойном образовании. Я не имею ввиду извращённые знания, выдаваемые за истину. Так уж получается: как только от Бога отвернутся люди, начинается топтание на месте. И наоборот: обратятся к истинному Знанию, расцвет и благополучие обеспечены. Отпущена очередная жизнь – проживи её достойно, а неучам и выскочкам разного толка дай отпор. Жалкие попытки продлить жизнь тела сродни дурному тону. Это всё равно что первого сентября, год за годом, первоклассника водить в первый класс насильно.


Хозяйка - робот, как он сразу не заметил? Лишь истина выплыла наружу, До-До повёл себя иначе. Да и госпожа снизошла до приличных диалогов, куда подевалась спесь… Дошло до того, что становилась рядом и убирала пыль, увольнительные давала по первому запросу; коллеги донимали: «Поделись секретом, ей чем угодил?»

Кто же секреты раскрывает? Стоит роботу облениться – на всё сословие падёт пятно; нет уж, ребятки, учитесь думать, подмечать. Справедливости ради следует уточнить: кабы был кто стоящий, а так – пластмасса сплошь, да и мозги не лучше. Потому и отношение к моделям облегчённым, как к одноразовым. По нормативам, им даже смазка не полагается; производитель наивно полагал, что создать робота, не требующего смазки, вполне выполнимая задача. Фанфары, микрофоны и софиты – рекламную кампанию транслировали по всем каналам, а то, что дважды в год пластмассовым меняют ходовую, раз в месяц руки, до потребителей не довели.

Тогда-то, в одно из самовольных увольнений, До-До и набрёл на самоучек дворовых; в отсутствие хозяев, свободные гитары подтолкнули слуг к самовыражению. Ударник осваивал самодельную установку из бытовых урн и в этом деле довольно преуспел: я, говорит, могу солировать до утра, если хозяин не будет возражать. Выяснилось, коллектив подыскивает парня, который бас-гитару хоть раз в руках держал.

– Он перед вами.

– Где твоя гитара?

– В ресторане. Я там играю по вечерам.

Ребята переглянулись, один сказал:

– Много платить мы тебе не сможем. Но ты прихвати гитару в следующий раз…

Так До-До получил очередную путёвку в жизнь. Просидел полвечера в ресторане, тщательно заучивал движения и приёмы главного, по его мнению, музыканта… Злые языки после будут клеветать: «Это он поджёг крышу, ровно через час после закрытия». Но у До-До было железное алиби: хозяйка дала такой отпор любопытным, что переспрашивать ни у одного следователя желания не появилось.

Через неделю, чуть затихло дело, До-До принёс во двор человеческую ударную установку. За спиной покачивалась профессиональная бас-гитара.

– Раз ты осмелился принести ворованное…

– Я не украл. Спас от огня.

– Принимаем, как гипотезу. Ох, и… Ладно, как назовём группу?

– «Спартак». Если не согласны, я ухожу.


Так мировая сокровищница искусств пополнилась очередной страницей: на крышах и под крышами концертов несколько произвели фурор, и «Спартака» узнали. Толпы фанатов перекочевали в пригород, вслед за шнурами и колонками. Восстание… с большой натяжкой явление можно называть восстанием. Достаточно привести пример суровых будней «Спартака», чтобы пристыдить крайне правое крыло головорезов, пустивших корни в институте летописцев. В этой среде кто только ни подвизался, пока платили деньги; тайные заказчики старательно нагнетали обстановку с единственной целью: под предлогом нарушения демократических завоеваний ввести войска. В годы известные, бомбёжка Югославии на фоне кровопролития под заказ могла выглядеть добрейшим мультиком. Чего вам надобно ещё, кровопийцы? Кровь виртуальная со страниц хлестала, читатели отказывались от покупки свежей прессы; у киосков были замечены лужи. Из-под обломков существующего строя «скорая помощь» извлекала пострадавших, кто первыми принял удар на себя. И вот извне необозначенная сила вмешалась в сам процесс, СМИ были выведены из строя на две недели, но мы-то с вами знаем, как всё было.

Эту крепость До-До присмотрел давно, пока слонялся в поисках работы. Американцы возводили жилой квартал за городской чертой, по проекту "Скромность украшает", в нём должны были поселиться вышедшие на пенсию депутаты и рядовые граждане, кого хоть раз называли человеком года. (Здесь стоит упомянуть, наш До-До номинировался дважды, хотя настаивал не очень). Под давлением неуточнённых обстоятельств, строители меняли на ходу проект, в итоге появилась крепость, в которую мастеровые заселились и заперлись от налоговых вопросов. По официальной версии, американцам угрожал расправой американский президент, за предательство интересов Родины: континент медленно уходил под воду; крысы первыми покинули звёздно-полосатый авианосец… Каким образом До-До вошёл в доверие к гастарбайтерам, чем расположил – для СМИ остаётся тайной до сих пор, но факт, что над крепостью взвилось знамя Спартака, замолчать не удалось. В ясный день его видно из горсовета, да и генерал держал командующего в курсе: маршал Вывих каждые пять минут велел докладывать обстановку. По просьбе генерала, До-До мог до пяти раз в сутки переносить флаг на северную или восточную стену: «Так не бросает тень?» – он уточнял по телефону каждый шаг, и обе стороны были довольно близки для заключения перемирия. Затем в пережатых фуражками головах родился план: а что, если внутреннего возможного противника сравнить с внешним? Денег не стоит, разрушений не предвидится, – зато, в конце из возможных концов, будет о чём поведать внукам. Для доставки официального ультиматума не хватало мелочи – предлога. Силами внутренних войск, в одну ночь вокруг крепости были установлены пограничные столбы, пропускной пункт. Негласно оговоренные условия выезда за границу, обмен пленными и валюты были узаконены при свете звёзд. «Каким средством пользуется ваш денщик, когда погоны натирает?» – с этого вопроса начинались пресс-конференции маршала с пишущей братией.

Условия перехода границы фокусировались вокруг смехотворной суммы – сто долларов не деньги. Этот лозунг позже подхватили президенты, приседатели и Лидки. Выйти за границу, подышать свежим воздухом или провести ночь с гламурной дамой – разницы никакой. Поэтому горсовет постановил: «Приравнять тарифы заграничных туров к тарифам Лидок; пусть народ не думает, что это наша прихоть. Мастерицы своего дела пусть думают прежде, чем поднять расценки за услуги».

Вот в таких непростых условиях происходило становление «Спартака». Тексты к балладам писали ударник, солист и клавишник, наперегонки с До-До; поклонники спорят до сих пор, у кого выходило лучше. Смысл большинства песен крутился вокруг игры от обороны: «Дайте нам врага – мы под орех разделаем его». «Вьетнам далековато – не то б мы показали», – этот трек стал хитом у местных американцев. Его исполняли на бис ежедневно – около трёх часов пополуночи. Написание песни о мотоцикле начальника тюрьмы автор объяснить не мог: «Что-то перекосило или перемкнуло… Ребята, я сам не знаю, откуда и что. Быть может, это голос далёкого будущего». К слову, публика тоже в недоумении была, и в тот момент я не мог подойти к До-До и успокоить. Что касается прочих преимуществ крепости, то о них следует сказать отдельно.

Предоставить политическое убежище без оплаты в белорусских рублях, разогнать облака, накликать дождь, объявить государственным праздником какой-либо из дней рождения – это лишь начало списка, который пересматривался по четвергам, в сторону расширения, пока была бумага. В остальном – крепость исполняла те же функции, ради чего была возведена. Идейку подбросили маршалу, и тот остался ей доволен. На одном из приёмов До-До озабоченно изрёк: «Как же мы промахнулись! Стоит настоящему противнику перейти границу государства, он бросит танки на единственную крепость. Прочие объекты ему будут интересны вряд ли». – «А что нужно для этого?» – заметался маршал Вывих. – «Думаю, будет достаточно одной талантливейшей песни о том, что живущие на планете Земля равны все изначально. Если чиновник любит морковь…» – Вывих перебил: «Я её просто обожаю!» – До-До растянул паузу до пределов, когда его фраза не будет воспринята, как вызов, и закончил: «Пусть сам и посадит». – «Нет, садить кого попало – не наш метод. Всех пересадишь – кто накормит? Тут стратегия особая нужна, с подходом нежным. Ты в танковом сражении до какого уровня дошёл?» – До-До правду утаил: «Я не уполномочен разглашать очевидные секреты. Вот до меня доходят слухи, в вашей среде обо мне отзываются нелестно». – Вывих вправил шею до уставного градуса, нахмурил брови: «Почему мне не доложили? Кто посмел?» – «Как слышал, с вашей подачи». – «Я и говорю, кто посмел донести? А с другой стороны, барон Мюнхгаузен фигура колоритная. По крайней мере, ему прощалось многое». – «Надо понимать, и у меня гарантии найдутся…» – «За беспорядки кто-то ответить должен». – «У вас не хватает генералов?» – «Об этом мы подумаем на досуге».

Что касается беглых роботов, то крепость дважды подвергалась реконструкции: вместе с границами, к сентябрю она вползла на окраину Города, где мужественные защитники передали в безвозмездное пользование восставшим шесть кварталов, с единственным спуском в метро. Беглые получали психологическую помощь, гуманитарную и возвращались в обязанностям, памятуя о неизбежности пенсионных сроков.

«Сколько перебежчиков сегодня?» – вечерком уточнял дежурный генерал. – «Сорок восемь». – «Давай договоримся: для сводок не более пятидесяти». – «Как скажете, генерал». – Следующим вечером процедура повторяется, менялись лишь масштабы: «Семьдесят два, мой генерал». – «Смотри, чтоб не более семидесяти пяти. Иначе придётся маршала будить». – «Будьте уверены, не подведём». Летописцы в одно слово пишут, «связь – величайшее достижение пятой расы; скольких войн недосчитались мы из-за её отсутствия и помех». Примерно треть авторов признают, что восстание протекало в наилегчайшей форме, без прививок и нравоучений; всяк выживал, как понимал. Роботы набирались сил и возвращались к брошенным хозяевам, вынимали справки с печатями горсовета и комитета «Спартак», – возможности крепостной типографии позволяли удовлетворить самый взыскательный вкус и размеры. Иная справка выходила в двух-трёх томах, в зависимости от пристрастий аудитории. Во всяком случае, жалоб от населения не поступало, и До-До мог посвятить себя делу целиком. Изучение нот, их применение на практике, подгонка пальцев под ширину ладов. Поиск общего языка с микрофонами – та ещё статья расходов; младший брат Спартака пошёл своим путём, посредством точечных излучений привёл к согласию всю аппаратуру. Ударник некоторое время пребывал в шоке, нагло утверждая, будто барабаны барабанят сами… 

– Ах, не верите? – Размашисто он отбегал от установки, тыча пальцем в нужном направлении. Действительно, несколько тактов оттуда набежали, раздались звуки, которым не могло быть объяснений. Тут же проводили эксперимент, записывали на скоростную камеру и на всевозможные носители, пока не обнаружили дыру – выражаясь научным языком, отверстие, в нескромном месте, на каком сидят. Звуки попадали внутрь ударника, исследовали лабиринты; те, которые сразу находили путь обратный, и составляли первые такты, сверх плана на нотоносце. Те, кто заблудил немного, выходили позже, создавали эффект запаздывания на вторую долю, поэтому произведения Спартака пришлись по душе как платной аудитории, так и фанатам постоянным, у кого никогда не стоит спрашивать, чем они тут промышляют. Единственное, что можно вытянуть из них, мы слышали не раз: «Потрясающе!» Более образованная часть ограничивалась этим словом, прочих лучше не тревожить; в противном случае мы могли бы услышать о себе невероятные подробности на языке, не поддающемся переводу.

С тех пор ударник получил прочное имя – Камертон. А между тем, за границей, разрабатывались планы – что делать со стрелецкой слободой. Дойдёт до бунта – флейтами не подавишь. Маршал Вывих не смыкал глаз, пятиминутные доклады однообразием грешили. Однажды он задал вопрос дежурному: «Ну, и как там за границей? Лучше, чем у нас?» – «Пишут новый диск». – «Как называется?» – «Просили – дайте нам врага; не дали; сами поутру отыщем». – «Объявить тревогу! Вывести к границам танки… Нет, сначала, для разгона, отступить. Пленных не брать и... если накормить. Выпустить боевой листок о вкусной и здоровой пище, напомнить о пользе недоедания. Да, и напомни мне, чего я не напомнил». – «Отменить Новый год, как повод для массовых гуляний. В толпу могут затесаться ненастоящие деды Морозы, Снегурочки подбросят фальшивую валюту, импортным шампанским отравят половину населения». – Вывих вправил шею, запоздало зевнул: «Крепость будем брать?» – «Она и так у нас в плену». – «Почему ж они там поют?» – «Участь узников, чтобы скрасить время». – «Выходит, у них много его. Пора отнять излишки». – «И куда? Нам негде хранить». – «Прояви смекалку». – «Что ж, есть одна свободная канистра». – «Вот и действуй».

Интересный момент обозначил в своих трудах Форзейль. Он предложил исследователям решить для себя, был ли маршал Вывих человеком изначально, либо роботом, либо стал наполовину тем и тем. Что касается До-До, то кто ему указ? Если он кого принял за человека, тот на его жёстком диске так и останется человеком.

Как-то под вечер границу пересёк Чистоплюй. Охрана на чеку:

– Чего припёрся?

– По заказу горсовета, пришёл за головой До-До: там у них к нему есть несколько серьёзнейших вопросов.

– Так вчера с оказией одну послали.

– Не та модель, в горсовете тоже не дураки сидят.

– А мы до последнего надеялись. Хорошо, ступай. Если нет репетиции, он тебя примет. Только сочини лихую песню, куплета на два. В этом случае пройдёшь без проволочек. Держи бумагу, с чистой и не вздумай…

Солнышко садилось, седая дымка полезла из оврагов, точно кальяны воскурила молодёжь. Присел на лафет оборонной пушки Чистоплюй, стал рифму выводить, химический карандаш с концов обоих заточил. Кабы ни конфисковала налоговая сотовый телефон, он натаскал бы упражнений для начинающих поэтов. Час просидел над листом, сравнил себя с человеческим гением: «Они почему-то искали вдохновения в небесах». Как юбку на дешёвой Лидке, задрал глаза и умилился. В воздухе два НЛО ломали Ваньку; не сразу распознал, что принадлежат аппараты к разным армиям: на борту одного заметил знак «D», у второго такой же знак, но в зеркальном исполнении. Как посыпались искры с одного, так и понял наблюдатель: «Дуэль? После ужина – что за глупость?»

Строчки набежали тотчас: «Они сошлись – испортя воздух одним лишь видом, точно у обменного пункта фальшивыми купюрами торговал один: на тебе! Прими от всего сердца». Выжать из ситуации больше ничего не смог, вернулся к стражу, показал стихи.

– С рифмой, правда, не выходит. Тут без призвания никак.

– Что тут думать? Лучше Спартака никто не образумит строфы. Но идея хороша, я бы
сказал – редкая удача. Но что подвигло?

Чистоплюй указал на НЛО. Один слегка дымился и управление терял.

– Ты смотри! Я каждый вечер наблюдаю. Говорят, пришельцы не помирятся меж собой. Они там, под землёй, никак с границами не разберутся. Вот и выныривают к нам, для простоты ответов… Признаюсь, их разборки меня ни разу не вдохновили взяться за перо, а ты пришёл и смог. Ступай, я передам постам, чтоб не задерживали поэта…

Чистоплюй, вдохновлённый ценителем поэзии, прошёл посты и оказался в зале для репетиций. Ударник отсутствовал, но барабаны отрабатывали партию за того парня.

До-До узнал соседа, пододвинул табурет:

– Как там, в Городе?   

– Приседатель обвиняет население в подрыве экономики. Говорит – кабы валюту не скупали, рубль продержался бы недели две. Слышать не хочет, что есть настоящие причины кризиса.

– Какие, интересно.

– Завод моторный закупил на западе двигатели, две штуки, фирменные знаки срубили мастера, нашлёпали инициалы нашего завода. Приседателя ждут в гости – вот, дескать, изловчились да создали такой, что западу не снился. Параллельно ловкачи с завода телевизоров китайские мониторы закупили, две штуки. Срубили мастера фирменные знаки, нашлёпали инициалы нашего завода. Приседателя ждут в гости – вот, дескать, изловчились да создали такой, что западу не снился… 

– Дружище, не волнуйся, я не кусаюсь.

– Я не волнуюсь. Правда, есть немного. Ведь росли вместе, и ты теперь знаменитость, все о тебе только и говорят.

– Скажешь тоже! Чистоплюй, я по-прежнему доступен, каждый может войти в эти двери.

– Но охрана…

– Это издержки производства. Считай, авторских прав охрана. Что там за листок принёс ты?

– Набросок с натуры. Там два пришельца бабу не поделят, носы в кровь, как бы до смерти не разбили кулаки да корабли-тарелки.

До-До мечтательно воззрился в потолок:

– Мне бы так… чтобы стук каблучков любимых в сердце оставлял неизгладимый след. – Затем отвлечённо изучил набор глаголов и местоимений, поймал за хвост идею и признался: – Хороша! Вот скажи мне, Чистоплюй: для чего придумали сотовый телефон? Стоп, опережу тебя. Как средство связи – да, но то на первый взгляд. На самом деле – чтобы в небо не смотрели. Телевизор на коленях, игрушечка на уровне пупа… Как там поживает мой хозяин?

– Который? Ты же у двоих оформлен.

– Ректор медицинского.

– Всё по-старому. Ворует потихоньку, в прокуратуру ходит раз в неделю – отчёты, вроде, носит.

– Дураку понятно, что он носит!

– Нет, До-До, так говорить нельзя! Поймаешь за руку – тогда валяй.

Спартак нахмурил брови:

– Ай, да Сикорский! Небось, борьбу с коррупцией возглавил?

– Кажется, к тому идёт всё. Сначала метил в министерство, а как там стали вымирать министры, резко передумал. Я слушал речь его разок, как больше часа – начинаешь верить.

– Я тоже поначалу заблуждался. Говорит так мягко, складно, – честней на белом свете нет… Вот когда разобрался, что прожжённый карьерист, так и нанялся к другому.

– Диву даюсь, как удаётся обслуживать двоих.

– Не скрою, денег стоит.

– Как можно успевать кофе подавать в постель обоим, с разницей в одну минуту?

– Тоннель под домом. Первое время трудновато, потом втягиваешься и уже о третьем планы строишь. Выигрыш во времени некоторые подмечают.

Чистоплюй всплеснул руками:

– Чего доброго, на пенсию выйдёшь лет через пять.

– Через девять. В творчестве не получится срезать углы.

– Кажется, ещё Пушкин заметил: «Служенье музам не терпит суеты».

– Ну, а сам как? Всё обхаживаешь Лидок, портишь нервы… «Покайтесь, ещё не поздно! Придёт святой Роберт, и тогда будет поздно». Хоть одну на путь наставил?

Больная тема, пока нет результата. Чистоплюй всегда готов обсудить что-либо, кроме этой.

– Меня вызвали в горсовет, пообещали скидки на коммунальные услуги, если твою голову принесу. Слышал, вчера одну доставили – не подошла.

– Добиваются чего хоть?

– Хотят установить программу «антивосстание». Боятся, наломаешь дров.

– «Пока в лесах есть хоть один партизан, мы лес не тронем»…

– Где ты видел лес?

– Это слова одной песни, Камертон сочинил. Мне кажется, с твоим материалом, мы уделаем его. Все хит-парады нашими станут.

Идея понравилась музыкантам, сговорились: в трудные времена не помочь горсовету – не по-людски. Модель головы подобрали, один безработный американец пожертвовал своей: дружно напичкали голову достойной информацией, на тренажёре обкатали, по высшему разряду устроили допрос, нюансы всевозможные учли.

«Основная голова на репетиции, запасная занимается вопросами восстания, – сказочные возможности!» – торжествовал Спартак, провожая товарища до калитки.

Охрана получила подробные инструкции – впускать сего человека по первому требованию. Но тут приключилось непредвиденное: музыканты решили проводить разведчика бурными аплодисментами; всё-таки шёл в логово противника, рисковал чужой головой да и свою мог потерять. Поэтому плескали в ладоши не за деньги, а от чистого сердца. И случилось чудо: взлетел разведчик, точно на фугасе подорвался, и перенесло его через пропускной пункт, над головами очереди.

Специалисты позже сопоставили возможность аплодисментов: «При соблюдении тех же условий, Чистоплюй спокойно мог перемахнуть через стену крепости, флага не задев». Провели подобный эксперимент с пойманным агентом: он тоже перелетел стену, был напуган до смерти и до конца дней рассказывал, на что способны аплодисменты музыкантов: видимо, в руках у них кроется некая сила.


Надо сказать, в каких-то вопросах Чистоплюй шёл в ногу со временем. Стоило появиться универсальному переходнику, он тотчас приобрёл новинку. Установка переходника обошлась в сорок капель, зато любую голову вставил – и внимай, чем товарищ дышит. Специальная программа позволяет сохранять собственные убеждения и шкалу ценностей, чтобы не поддаваться искушениям демагогов да и случайных собеседников. Скажем, найдёшь на обочине чью-нибудь голову, возьмёшь в руки, – первая мысль напомнит об опасности: не даром уронили. Период изобилия потребителю предложил запасные варианты существования, как и широкий выбор; надоела старая голова – возьми другую. В целом, пластмассовые изделия надежд не оправдали, но кого-то устраивали вполне: «Ну и что, что греется? Зато какие картинки появляются в мозгу!» Одним словом, кому-то нравился уход от действительности, правда, и долгожителей в их среде статистика не обнаружила. Для любителей подобных ощущений общество организовало санаторий, газеты писали об удивительных случаях исцеления, но подлинных героев очаровательных статей Чистоплюй не встречал ни разу. Иногда его посещали подозрения, что запредельного пороху До-До понюхал тоже; сказать с уверенностью, что дружок прошёл и эту школу, до дня сего не мог. Во всяком случае, с пластмассовой головой его не видели ни разу. Теперь Чистоплюй имел на руках почти оригинал, преодолел соблазн запрета – примерил копию на себя.

По пути в Город, Чистоплюй экспериментировал с посылкой, устроил чистые дебаты: на секунду приставит голову «До-До» на место своей и слушает голос Спартака, на ус мотает дружеский совет. Планы дружка простирались далеко за пределы интересов НЛО, которые долбят друг друга уже в открытую, принимая землян за безответственных троглодитов, кому всё равно, кто занимает воздушное пространство. Сладок плод запретный, ещё разок, ещё...

Пришлось привал устроить, иначе сбиться с пути ничего не стоит. Несколько минут адаптации завершились ощущением, не сравнимым ни с чем: порхать в розовых облаках и плевать оттуда на крышу горсовета поначалу показалось чистым наваждением. Затем наступила полная ясность. Тайна личной жизни, половые пристрастия в политической карьере, ближайшие планы Спартака – как на ладони: До-До бредил песками Марса, холодными просторами звездных бесконечностей… Мечты – разделить их с дамой сердца, порезать, как колбасу…

Чистоплюй снял чужую голову, осмотрелся. Действительность напомнила ему, что оригинал нужно доставить в горсовет, под известные гарантии и скидки в будущем. Бунгало требовало основательного ремонта, и средств катастрофически не хватало на то, чтобы просто помечтать. Кому-то можно всё, чего душа ни пожелает. Тот же Домочадский рубит правду-матку, и всё ему сходит с рук. Однажды органы взяли в наручники и увезли, через час вернулся под фанфары, что им такого наобещал – загадкой так и останется, наверно. Богатые головы хранят богатым способом: «После моей смерти, завещаю голову предать уничтожению одним из перечисленных ниже способом (испытание гранат – способ сорок четвёртый)».

Не раз задавал себе вопрос правдолюбец: почему одни рождаются, чтобы ни в чём не знать отказа, другие – едва сводить концы с концами. От кого зависит результат этой лотереи (да и других)? Не потому ли так носятся религиозные общины с этим святым Робертом? Не иначе, вымаливают жизнь в достатке на будущее, других версий на ум попросту не приходит.

Чистоплюй взбодрил родную голову, подав полвольта лишних на каблуки, – дурная голова ногам покою не даёт. Исполнил упражнение это, как обряд, прожжённый атеист уважал вольтаж. В этой жизни уверенность иные факторы уверенности не вселяли. Ему и с хозяевами не везло пока – такие же авантюристы одного дня.

Дорога обозначилась короной: ответвление влево украшал зловещий столбик с надписью «Ад, 4 шага». Она и обрывалась подозрительным туманом. Правая ветвь зазывала в Рай, без ограничений и расстояний; ветерок оттуда благоухал запахом свежего масла, но ближе и родней показался путь прямой: «До горсовета 3 км». До рассвета столько же.

Мрачное здание напоминало сработавшую мышеловку: шлагбаум одним концом упирался в почву. Количество степеней осталось тоже, здание за ночь усадки не дало, значит – день ещё простоит горсовет, как минимум.

Швейцар безоружно протёр глаза, глянул на часы власти, которые ещё не сочтены. Втайне от себя он подозревал, что долго это безобразие не сможет продолжаться, и увидеть начало конца их надеялся на этом месте.

– Заходи. Меня предупреждали, я впустить должен гражданина с головой. Это Спартак? – Верзила протянул руку к свёртку.

– Только не твоими руками. Где весы?

Верзила кивнул в сторону аквариума с фотороборыбками. Под ним светилось обнулённое табло весов. Чистоплюй установил добычу, результатом взвешивания остался недоволен. Достал флешку, добавил голове своих фантазий… Число понравилось даже вахтёру. Чистоплюй оглянулся на него:

– Брякнешь лишнее – пожалеешь.

– Я нем, как рыба!

Из аквариума донеслись утренние молитвы. Фоторезисторы охотней обычного отреагировали на первый луч светила. Со вторым лучом  в дверь вошёл чиновник; не замечая посетителя, спросил у стражника:

– Спартака приносили?

– Только голову.

– Ко мне в кабинет! – И помчал чинуша по ступенькам вверх, мурлыча под нос мелодию Хачатуряна. Чистоплюй тональность взял, следом бросился с пакетом. Невольно стал свидетелем тому, как открывается дверь, обитая чёрным дерматином; чиновник трагическим голосом нашептал в микрофон: «Сотрудник по борьбе с массовыми выступлениями снова на работе».

Замки скрипуче подыграли, кажется, два такта из финала.

– Заходи!

При входе, Чистоплюй тщательно отёр ноги о шкуру неубитого медведя, со свёртком подошёл к столу. Огромные фрезерные тиски украшали центр стола; системный блок, куча отвёрток, груда миниатюрных приборов неизвестного происхождения; среди них посетитель узнал несколько: блокиратор, дешифратор, носовой платок да зубную щётку. Из ящика письменного стола торчали бланки с печатями, шапку на верхнем Чистоплюй успел прочесть: «Льготы мнимые и фиктивные».

Тем временем чиновник, потирая руки, представился:

– Соколов, Сан Саныч. И кто к нам в гости пожаловал сегодня?

– Моё имя…

– Молчи, дурак, не к тебе вопрос. – Соколов развернул свёрток, зажал голову в тиски до хруста.

– Аккуратней! Её следует вернуть владельцу.

– Обязательно вернём, только сделаем отметку в паспорте.

– По поводу паспорта мы не оговаривали…

– Лицо – и есть паспорт. Для текущего момента лучше ничего не придумали. – И берёт паспортист в руки зубило с молотком, наносит семь насечек на лбу. Последние оказались мелкими царапинами, ибо посетитель повис у него на руках. – Ты бы мне не мешал. Не то придётся нос расплющить.

Чистоплюй отступился. Жаль американца, но положение безвыходное. С другой стороны, иногда полезно узнать, что ждёт тебя в случае, если власть заинтересуется тобой.

Отметка в паспорте на прохожих произведёт достаточно впечатлений, улица опустеет в миг. Что же дальше? – Чистоплюй уговорил себя сесть на стул и наблюдать за происходящим. В ход пошли приборы; дешифратор снял защиту, вирусные программы прекрасно разместились по запасным ячейкам. Соколов был приятно удивлён, обнаружив американские запасы памяти:

– Я начинаю сомневаться. Нашим гражданам столько не полагается. Американская порция… Спартак не бывал в Америке?

– Гастроли ещё предстоят.

– И ладненько, там укомплектуют. – Ополовинил память Сан Саныч, протёр спиртом из сейфа. – Имплантацию органов проходил?

– На баррикадах. Пришлось однажды голову удалять.

– Две, что ли, было?

– Взрывом полицейского разорвало на части, один осколок в товарища попал. Присмотрелись – голова.

– Удобная модель у полицейских. Плоская голова отпугивает пули…

Чистоплюй хотел поправить – вставить слово «рикошетит», но ситуация выходила из-под контроля. Соколов сдвинул стулья, растянулся на них, точно на диване. Неужели он предлагал на рёбрышки себя разделать?

– Вот что, приятель. Как вскроешь блок памяти, старую извлеки. Она перегружена параграфами до невозможности, никакой личной жизни. Вставишь эту – не забудь контакты спиртом протереть. Запустить тоже не забудь. Очнусь в хорошем настроении – награжу по-царски. Со Спартаком закончим после. В конце концов, слуга народа должен хоть что-то получить за беспримерные труды. Давай, я отключаюсь…

О случае таком Чистоплюй и не мечтал. Однако, первые расчёты ситуации вынудили отказаться от простейшего плана. На место одного чиновника придёт другой, и, по статистике, гораздо хуже. А вот в планы политического противника заглянуть не будет лишним.

Он никогда не считал себя владетелем умов и пароходов, звёзд с неба не хватал, громы и молнии не метал, зато металл имел безупречный, что по современным меркам спровоцировало бы скандал… Для ясности, пора сказать, повезло однажды правдолюбцу, – ошкурил одного пришельца. Недели две тому, нашёл в окрестностях корабль разбитый; пока свои на поиски не пустились, он брюхо распорол убитому, взял шкуру на магнит. Облачился мигом в эпидермис, хотя сомнения росли: вдруг, комбинезон? Только спрятаться успел – летят тарелки, на курс по сигналу с повреждённого борта вышли. Шестнадцать голов горохом сыпанули, как правительственная комиссия по выяснению причин. Консилиум решал на месте: почему пилот раздет? Может, сексуальное расстройство, может, с двигателем проблемы…

Время вышло – следы присутствия подобрали, взяли колымагу на буксир и умчали, гонимые жаждой всё расставить по местам. Чистоплюй из щели вылез, огляделся. Затем рулеткой измерил щели ширину. По паспортным данным, ни один робот не протиснется. Выходит, новая оболочка обладает уникальными способностями, где и не просят. Но вернёмся в кабинет, у нас как бы единственный выход.

Не трогаясь с места, Чистоплюй произвёл виртуальный обыск. Как правило, самое ценное чиновники домой выносят; надо иметь дома ужасные условия, чтобы выпустить мысленное постановление – «фиг вам». От любовницы так рано не уходят, значит, Соколов импотент, не желающий раскошеливаться на модные лекарства. Либо метит возгласить горсовет, – на пустырях довольно сорняков, и всяк норовит обойти других. Порода эта, поди, и не слыхала, что первым стать – цель нулевая, а вот занять своё место…

Чистоплюй склонился над чиновником, вскрыл череп. Остатки человеческого мозга обеспечивались организмом в нужном объёме, прочие детали от аккумулятора питались. Получеловек и полуробот. Тяга к власти и нечеловеческая выносливость.
Грохот за окном принудил хирурга отложить операцию; он подошёл к окну. Вертолёт избавлялся от колоритной фигуры, с прядью от уха до уха. Десяток броневиков выплюнули личную охрану. Приседатель Стеклов повёл бровью – манекены замерли. Он оглядел окна, свет горел в одном.

– Идём прямо туда. Я хочу лично пожать руку тому, кому не спится, как и мне. Фамилию уточните.

– Соколов, Сан Саныч.

– Наградить факсимильной почётной гра… Впрочем, надо ещё уточнить, чем он занят. Охрана, вперёд!


Чистоплюй не протестовал, когда бойцы конфисковали молоток с зубилом. Прочий инструмент угодил под охрану двух парней, весом под четыреста килограммов в сумме. Как сели – так ничего не достать.

Приседатель порылся в свежеоткрытом сейфе, нашёл лишь избирательные бюллетени на тему выборов в горсовет. Будущие избиратели уже проголосовали за кандидата Соколова.

– Вы Соколов?
Кивнул машинально Чистоплюй, примерился к размерам кабинета. В двадцать два его бунгало. Здесь вполне можно жить.

– Зачем вводить в заблуждение избирателей?

– Не я – так кто другой, господин приседатель.

– Интересный опыт. Смотрю, вы тут подчинённому мозги промываете. Это спирт?

– Другого способа не существует. Либо внутрь, либо снаружи.

– Похвальное рвение. Чем он вас заинтересовал?

– Поиск вражеской пропаганды. В последние часы стал равняться на запад. Один вражеский саморез уже изъял. Если мы живём здесь, то и фурнитура должна быть местного производства.

– Вообще-то, я и сам додумался, что надо что-то менять. Местного производства, говоришь? Так оно не выдерживает никакой критики: ломается в руках, не успеешь дотронуться. – Стеклов из каблука вырвал шуруп, согнул в пальцах. – Наши изделия могут стоять на выставках, да и то, если к ним никто близко не подойдёт. Я удивляюсь, как в Пуховичах школьники делают роботов. Думал, из учебников, там всё-таки картон. Нет, металл приличный. Старики говорят, когда-то там кузницы работали, пришла народная власть, и мастера материалы закопали в землю. Я директора школы наградил за находчивость: школьники по одной кузнице в год выкапывают, мне подарили своего робота. Правда, поработал две недели всего, но я же не могу судить школьников.

Чистоплюй слышал эту историю. Надеялся, из приближённых который подскажет… Выходит, на его долю выпало правду донести:

– Его надо зарядить, и будет работать. В благодарность, робот подпишет все бумаги, даже те, которые не собирались подписывать.

– Шутите, Соколов? Он же намотает на мой счётчик, кто будет платить? Извините, так уж воспитали с детства: экономить воду, свет. Кое-кто из моих предшественников лишних лампочек по Городу вкрутил. Каждый день я выкручиваю до десяти штук. Лучше в темноте, но с электричеством в запасе. В банке у нас хранятся миллионы киловатт, на случай кризиса. Я тут недавно с сыном в Париж летал, – оказывается, французы так и не научились накапливать энергию. Просили даже поделиться технологией. Что я мог ответить? Этот наш главный банкир секретами владеет, показывал мне хранилище – ящики до потолка. Говорю ему: «Так высоко специально задрал, чтобы и я не подсмотрел?» – «Бережёного Бог бережёт, – признаётся мне. – Вы бываете за границей чаще, чем хотелось; враги могут считать информацию со зрачков. И тогда наша страна понесёт неисчислимые убытки»… Так что дело поставлено у нас на перспективу, мы никому не позавидуем. В своё время я начинал директором гвоздодёрного цеха, но это – как страшный сон. Лучше я вам умные слова скажу. У нас там работал один академик, почти самоучка. Всё любил на космические темы разговоры на перекурах, так я снёс курилку, чтобы окружающей среде меньше вреда. Так вот он говорит однажды: «Геометрия галактики не позволяет нам развернуться с гвоздодёром». Звучит не совсем понятно, но красиво. Что-то я ещё хотел… – Стеклов пощёлкал в воздухе пальцами, говоря: – Грамоту сюда, я подпишу завтрашним числом, а сегодня отдыхайте. Продолжайте начатое, и успех догонит.


Чистоплюй проводил гостя и сопровождающих лиц по чёрной лестнице. Стеклов приказал расчистить запасной выход в стене.

– Возвращаться тем же путём опасно. Надо находить новые пути, где не ждут. До свидания, Соколов. Беру ваши успехи под контроль.

Оставшись в одиночестве, Чистоплюй позвал охранника. Тот стал оправдываться: «Когда я принимал смену, этой дыры не было».

– Стеклов попросил сделать для него исключение.

– Где же я возьму кирпичи, мне же смену сдавать!

– У тебя есть богатырская грудь. Парадную дверь закрой, сюда пост перетащи, и будет всё, как прежде. Я наверх…

Через минуту он извлёк голову «Спартака» из тисков, открутил лобовую пластину. Снял пластину у Соколова и прикрутил повреждённую, приговаривая: «Не копай яму другому, наступишь на грабли».

Осмотрелся. Молоток, конечно же, стащили. В борьбе с коррупцией необходимо находить новые подходы и инструменты. Непонятно только, с кем именно, а всё остальное у нас найдётся.

Коридор наполнялся голосами, в дверь стучали через равные промежутки времени. «Я занят!» – отвечал хирург, не разгибаясь. Стук каблуков удалялся для штурма очередных вершин.

Блок памяти подходил идеально, но стоило подложить под него бланк из письменного стола, крышечка не закрывалась. Чистоплюй сфотографировал момент, изъял память, бланк не забыл достать. Осталось заглянуть в ближайшие планы Соколова. Набрал справочную: «Меня заклинило на законе о дворняжках. Не могу отличить кошку от мышки». – «Оператор номер восемь. Даю ориентировку на местности. Дождя не ожидаем, температура и давление в норме…»

Справочная пошагово диктовала, как выйти из затруднения, какой шуруп куда крутить. Он задал новое направление:

– И ещё. Забыл я, какие планы я наметил на ближайшую пятилетку.

Справочная бдительность проявила: «Вы точно тот, за кого себя выдаёте?» – «И при большом желании, в мой кабинет никто из посторонних не просочится». – «Хорошо, пароль для замка озвучьте». – «Сотрудник по борьбе с массовыми выступлениями снова на работе». – «Одну минуту… Был, видимо, системный сбой. Из-за второго солнца у многих случались оговорки. Здесь сказано: «Поесть бриллиантов и перенести корни за границу». Потом внесены поправки: «Некуда бежать, потоп поглощает самые привлекательные острова и континенты. Придётся приступить к обязанностям. Итак, Спартак. Московских не трогаем, нам бы со своим разобраться. Уничтожить антивирусные программы, экспериментальным материалом засеять огород».

– Что дальше?

«Оператор номер восемь. К сожалению, других данных вы нам не предоставляли. Это всё».

– И на том спасибо. Для восстановления должно хватить. – Положив трубку, Чистоплюй вернулся к пациенту. Пошарив в карманах, нашёл иглу, соединил её с сервомотором, установил мембрану лжи… Кажется, он задумал подлеца на вранье помучить. Так и есть: иглу закрепил в семи микронах от мозга, вернул старую память на место, закончил сборку чиновника, затем собрал американца. Осталось проверить действие мембраны. Гаечным ключом раздвинул челюсти пациента да вложил слова: «Я – действующий поклонник Спартака»…

Соколов вскочил со стульев, точно подали полное питание. А ведь не было того. Главный тумблер уверенно торчал в нерабочем положении.

– Давай, святой Роберт, если ты есть на белом свете. Помоги!..

Чиновник загружался медленно, глазами обстановку изучал. Как пришёл в себя, заметил:

– А молоток-то увели!

– Я могу идти?

– Ты стал опасен для моей карьеры. Ложись, я освежую память.

– Но мои гражданские права…

– Получишь новые. Отныне ты – мои глаза и уши в стане врага… Что-то с памятью моей стало. Всё, что было не со мной, помню. Я долго жил в Америке, менял прописку постепенно. Калифорния уходила под воду, мы с семьёй подались на север. Толпы людей по шоссе, бензина нет. Никто не думал, что так скоро наступит развязка. Диктовать миру свои условия вошло в привычку, – теперь расплачивалось наше поколение. У меня была гитара…

Чистоплюй в догадках потерялся: мембрана не работала. С другой стороны, были озвучены общеизвестные факты; возможно, Соколов пообщался в американскими беженцами. Например, так: «У тебя там большой дом?» – «Огромный!» – «Давай поменяемся. Ты заселяйся в мой, я в твой перееду». – «Не вижу смысла». – «У вас страховки долларами платят». – «Нет того, прежнего доллара. Бумага. Вот если бы рублём российским выплатили, я бы подождал»… Моего слушателя грызут сомнения, понимаю. Не мог потомственный американец на русском эдак изъясняться. Вы забываетесь, друзья. Когда под ногами хлюпает безбожно, русский выучишь за одну ночь. Ненормативную лексику – за полчаса. Кроме того, на континентах целые общества друзей русского языка возникали; как гиды, они-то и возглавляли группы эмигрантов. Индейцы коренные поначалу под Витебском поселились, затем ушли на север. Французы в Гродно, немцы в Могилёв… Куда потом? Просторы Реинкарнации количеством не испугаешь.

– А если память не тревожить? Предлагаю варианты рассмотреть. Я буду приходить, как на работу…

– Сбежишь за границу. Крепость Спартака принимает всех, без исключения. Я устал объявлять на каждого всеокрестный розыск. Ложись.

Чистоплюй охотно лёг.

– Можно один вопрос?

– Валяй. 

– Воруете потихоньку или оптом?

Ответ подразумевался резким, но прежде сработала мембрана.

Дикий вопль окропил просторные коридоры. С головой американца под мышкой, Чистоплюй поспешно покинул кабинет, а его хозяин хрупкою походкой доковылял к стульям. Похоже, рабочий день Соколова на этом закончился. Скорей всего, и карьера.

Слух разбежался и перепрыгнул через забор; к обеду в крепости о том только и говорили: «Пусть же участь постигнет и остальных нахлебников!» – «Так нельзя. Не станет чиновников – мы раскиснем. Они – как санитары леса». – «Откуда ты взялся такой умный? Случайно, не на окладе у горсовета?» – «Да как у тебя язык повернулся! Сам, небось, только и помышляешь». – До драки чуть не дошло, До-До развёл скандалистов по углам.

Его позвали к телефону. Генерал Гашёнка предупредил, что граница будет перекрыта до выяснения причин.

– Что приключилось?

– Это не телефонный разговор.

– Надеюсь, противник не посягнул на границы государства.

– Этого не хватало. Сказал бы я, да дежурство сдаю.

– Смену принял генерал Чсрча. Кто у телефона?

– Спартак…

– Ну что, батенька, доигрались? Как по нотам, прошло нападение на горсовет. А ты заверял, что ваша крепость кому-то пригодится. Выходит, горсовет важнее, как объект для нападения. У нас люди гибнут, а вы там струны дёргаете наобум. Я выйду с предложением к маршалу: пусть ко всем чертям собачьим забетонирует крепость, чтобы вашу мать не вызывали на собрание… что я сказал, повтори…

В трубке послышались гудки. Передавленная фуражкой голова способом известным попыталась сохранить лицо. У До-До этот приём освоен не был. Его окружили крепостные: «Готовиться к отражению штурма?»

– Крепость им не взять. Давно бы взяли. Горсовет захвачен, нахлебники пишут
завещания. Но всё ерунда, нас хотят закрыть.

– От внешнего мира? Миллионы кубов бетона на дороге не валяются. Снова в долги к Евросоюзу, – Камертон выбил фразу на тарелках.

Беглые роботы покидали люксы, шум ко дворе привлекал внимание постояльцев. С пропускного пункта сообщили, наших на той стороне выстроилась километровая очередь, люди испугались ужесточения норм поведения в обществе, отмены каникул. Беженцы бросали пожитки и искали спасения в единственном месте…

До-До поднялся на стену, поправил флаг. Очередь выросла до полутора километров. На пропускном пункте кипели страсти: куда-то печать закатилась, оформить документы невозможно… Прекрасная погода, на небе ни облачка. По кольцевой с бетоном ползли три самосвала, – похоже, это всё, что мог мобилизовать горсовет. У маршала в резерве пусть ещё десяток. Берлинскую стену не поднимешь, а вот на второй пропускной пункт должно хватить… Обозревал Спартак окрестности и возвратился к думам о народе: что ещё можно сделать, чтобы дышалось свободней?

Песни о главном написаны и исполнены, будущее покажет, каковы гонорары. Перистальтика у общества прекратила деятельность в ожидании если не чуда, так хоть одного толкового постановления. Размытые черты дня грядущего зимы не обещали, уборку пережить – там видно будет, если не удружит метеорит визитом.

Второе солнце шарахнуло шальным лучом, – все видели: один из самосвалов задымился, управление потерял... Общественность двадцать два раза к работникам науки обращалась: «До каких пор будут продолжаться самопроизвольные бомбардировки мирных городов? Ваше детище вышло из-под контроля?» – В ответ дежурные звучали фразы – дескать, которую пятилетку работаем над проблемой, уже недолго осталось.

Водители самосвалов пристыковались к нырнувшему в кювет, вручную стали перегружать бетон, используя внутренние резервы. У каждого кузова объём оставался прежним; вопрос: как в два сосуда вместить три равные части? Или проще: три бутылки в два стакана… Существует версия, что погрузчик получил сигнал от второго солнца и загрузил оба самосвала лишь на 66,6 %. И пристрелка состоялась, и груз доехать должен. Настроение у шоферюг – гарпун только дай в руки.

Жёлтая пресса разрыдалась: «Наш меткий маршал лично передал сигнал на искусственный объект; присутствовал при этом наш специальный корреспондент. Переодевшись печником, проник и даже с вождём на предмет отопительного сезона имел запоздалую беседу: российский газ остался только в зажигалках, экономить надо». Статья называлась «Бей своих – свои простят». Мало – Спартак поднял голову: со стороны крепости подул ветер, и это – не смотря на пункт договора: «…чтоб в нашу сторону никто не чихнул». Его прописали настолько мелким шрифтом, что прочтёт не всякий.

Маршал вызвал дежурного: «Выдать винтовки добровольцам!» – «Где ж их взять?» – «Прояви смекалку». – И берёт микрофон в руки дежурный генерал, и становится в разрешённую позу, паразитирующую включает связь: «Внимание, внимание! Работают все радиостанции чердачных помещений. Население! Выходи строиться. Субботник по случаю четверга». Сорок тысяч винтовок ждали тепла и заботы рук, – сорок добровольцев подняли их и уронили: «Не донесём!»

Вывих заметил генералу: «Видишь? Вот почему не быть тебе маршалом ни разу. – Берёт микрофон сам: – Алло, население! По Городу шныряет пьяный банковский броневик, дно прохудилось, расход купюр на каждый километр превышает все допустимые нормы. Кто государству больше сдаст – тому ириска и скидки на предъявление документов».

Город разом подал признак жизни. В один момент распахнулись двери, создав тем самым лёгкий вакуум. Командующего выбросило на мостовую незапланированным броском, но давление уже нормализовалось, и люди потянулись к правительственным колонкам.

Роботы, как обычно, с досадой наблюдали за хозяевами да переговаривались меж собой: «Сколько раз ещё нужно наступить на правительственные грабли, чтобы думать прежде?». – «Раз восемь за это воплощение, и раз двенадцать в следующем». – «А я думаю, это никогда не кончится. По-моему, им нравится, когда зовут их. Идут с сознанием, будто кому-то ещё нужны».


Винтовки розданы, патроны обещали подвезти. Генералы пытаются организовать колонны, – тела человеческие уже неспособны следить за двумя предметами сразу: то сам воин упадёт, то выронит винтовку. Лежачая армия готова выстрел произвести, надо лишь поднять её на крыши, не то стрельбу откроет по ногам, и тогда гости не придут на ужин.

Генералы пришли в ужас, стоило понять, что досылать патрон в патронник каждый придётся им самим; на курок нажать солдаты обещали, если обнаружат сей предмет. Все сорок добровольцев. Между тем, разведка доносила, за крепостными стенами наметилась смена настроений: к свержению власти призывы прозвучали; воинственная часть на сцену выходила вооружённой, под музыку Хачатуряна. Правительству донесли – бумаги заболели нервным тиком, дрожат в руках, не позволяя передышки. И скопом порешили: надо женить Спартака, пока не заигрался. Через посредников, негласными тропами вышли на верховную Бачилу, та изумилась… Впрочем, слово ей:

– С чего вы взяли, что я верховная?

Тайный посланник для переговоров, с вертолётной фамилией, корову брал за конкретные рога:

– Не будь дурой! На этом деле можно заработать. Я тебя представил – дескать, кто же верховную не знает. Радуйся, что выбор пал на тебя. На твоём месте могла оказаться вот та, рыженькая. – Сикорский плавно переводит разговор в иное русло:

– Подбери симпатичную кандидатуру, надо парня одного прибрать к рукам.

– Я не подойду?

– Ну, во-первых, с этого дня ты будешь знаменитой. Сообщим через газету, что ты верховная Бачила, пусть которая словом возразит – тащи ко мне. Пусть они там, за границей, однополые браки практикуют, нам пока не до того. Вот рассчитаемся с Евросоюзом, от скуки тоже придумаем какой абзац. Во-вторых, у меня есть план. Как ты сама понимаешь, в горсовете полно всякого отребья, людей случайных, кому место в гвоздодёрном цеху, в прачечной и даже не городской свалке. Своим заявлением я некоторым утёр нос, ибо получилось, что я народ знаю лучше, чем они. Ко мне стали обращаться за советом, карьера пошла в рост, и наше сотрудничество может принести завидные плоды. Конечно, если ты не из брыкливых.

– Хорошо. Гарантии?

– Тебе мало моего честного слова? Боже, с кем я связался?

– Я вертолётчикам давно не верю. Один такой обхаживал две недели… Хорошо, я накануне предохранители поменяла. Потом справки навела: оказалось, его прадед в Америку сбежал. Если не однофамилец. – Лидка стала расти в собственных глазах. – Какие требования к кандидатуре?

– Ты сама должна разбираться, как лучше подойти к самцу. Хоть догола.

– Двух одинаковых не бывает, нужен подход индивидуальный.

– Вот и пораскинь мозгами. Прибыль поровну.

– Пятьдесят пять!

– Ты пока на сорок пять не заработала. Или по-моему, или никак.

На том заговорщики расстались, оставив летописцам для фантазии простор. На мой взгляд, романтичней у Форзейля получилось, но и прочие в грязь не ударили лицом. Одним словом, специалисты придерживались проспекта, пока перекрёстки со светофорами не пошли. Ограничения в скорости всяк выставлял, исходя из собственного темперамента и ширине шага. Один хромой, с неисправным пеленгатором, умудрялся постоянно превышать первую космическую, пока не сдали в приют под Байконуром.

Летописцы в одном сошлись: верховная Бачила для миссии секретной подругу призвала. У них черты разнились сильно, как родословная и зарплата: то голубых кровей, цыгане исхитрились увести у семи нянек, то Золушка – внебрачная дочь печника и аристократки с тёмным прошлым. Нам важнее, что лазутчица прошла ускоренные курсы по обворожению и с рацией была заброшена за линию фронта. На первом же субботнике едва не провалилась: вместо бревна кумач подняла. Ей беглые пояснили: «Надо было в Городе дамские свои отстаивать права. Здесь все равны по ватерлинию. Где вы ночуете сегодня?» – «Собираюсь бас-гитару охранять». – «Напрасный труд. Фанаты не подпустят близко». – «Да мне за шнур подержаться хоть». – «Это модель беспроводная». – «Тогда за гриф». – «Без очереди? Вы слишком далеки от жизни, ибо такое желание не реально. Говорят, горсовет шпиона подослал. Вы с ним не знакомы?» – «А можно?» – «Вон та красотка. Как только перешла границу, пошла сдаваться. Некий Сикорский её нанял, верховной Бачилой назначил. К Спартаку в постель готовили, но власть ошиблась: не всё продаётся и покупается». – «Какая мерзость!» – «Вы о пограничниках?» – «Теперь уже не важно. Где очередь на прикосновение к грифу?» – «Хвост на границей… Мадам, вы должны были её заметить, кабы шли пешком. Вас перебросили по воздуху? Я вас разоблачил! Ура!»

Агент начинающий на допросах держалась стойко, одно твердила: «Дайте мне только выбраться отсюда, я этому планеристу завяжу в узел два несовместимых члена речи».

Публика неистовствовала, добрый десяток Лидок пошёл сдаваться, другой десяток согласился добровольно пересечь границу и вернуть командировочные горсовету. Под аплодисменты, как и Чистоплюй недавно, они перемахнули через стену; на фуражки пограничников упали нецензурщина и наш ответ заботам государства.

– А мне можно с ними? – агент спросила следователя на добровольных началах.

– У нас никого насилу не держат. Воля ваша.

Не прошло и суток, до крепости долетела весть: «Член горсовета с вертолётной фамилией приказал долго жить. Две несовместимые с жизнью травмы двух, совместимых с жизнью органов…» – некролог был подписан Соколовым, его незаменимым замом.

Спартак на похороны собрался:

– Я его знал лично. По договору, я обязан не только похороны организовать, но и горсть земли последнюю утрамбовать, чтобы не было соблазна выбраться и гадить дальше.

– Кому другому такое сошло бы с рук – отпустили б, тебе мы обязаны отказать. – Камертон подбирал элементы фуги для проигрыша между куплетами «Подмосковных вечеров».

– Когда твой помер, тебя отпустили!

– Ты меня не равняй, не тот масштаб.

– Тогда я уступлю просьбам фанатов.

– Не дури, Спартак! Ты не посмеешь… Хорошо, пойдёшь, но с условием: вместо своей, мою голову одень. Тебя в Городе каждая собака знает.

– Сикорский не узнает. Потом скажет – даже проводить не соизволил.

– Я Соколову позвоню. Скажу, что ты на похоронах…

– Они арестуют всю процессию, замучают отпечатками пальцев.

– Хотел бы я со стороны взглянуть, как это. Отпечатками ещё никого не замучили, по-моему. – Камертон поймал межтактный ритм, в пятистрочии для ударных секретную сделал запись. – Там заодно узнай, какие потребности у Соколова. Ему ведь тоже недолго осталось кислород переводить.

До-До выключил гитару, стал собираться:

– Пошли в гримёрку.

– Я могу и здесь…

– Люди не поймут. На глазах у них обменяться – что потом скажут?

– Так и скажут: Спартак с баррикад сам не уходил ни разу. Его облик реял над полками свободомыслящих граждан, рабы могли видеть разве издалека.

Газеты потом писали: «На похоронах Сикорского – видного государственного деятеля, сорок слуг в пальцах перетирали землю, чтобы мягче было лежать покойнику, одного До-До недоставало, что ставит под сомнение верность слуг: к чему катится этот мир? Если слуги так легко забывают о своих контрактах, может, надо пересмотреть систему найма?»

Тем же вечером Спартак вручил жетон ударнику. Тот прочёл надпись и не поверил собственным глазам:

– Служу у Соколова целых  шесть часов? Как ни поверить разговорам, будто тебе  невозможное удаётся?

– Время выбрало нас. Помогаешь другим – и святой Роберт не оставит вниманием. Рабская психология лишь снаружи кажется безвредной, ибо является почвой для процветания тиранов. Достаточно один раз высказать правду в глаза, и гегемон сдуется, как бюджет госпоказухи.

– В морду не получишь разве?

– Уточняю. Достаточно один раз в сутки высказать правду в глаза, и гегемон сдуется. Я по дороге мелодию набросал: «Как молоды мы стали, из древней стали». Отдельные строки на магнит взять надо. Фанаты тоже устают без свежего мясца.

– Они получили всё, чего хотели, разве обратно повернуть…

– Видишь? Сам сказал. Сухой закон ввести либо акцизные марки на товары, штурмующие границу. Прилипалы и случайные попутчики сбегут, настоящие встретят трудность с гордым пониманием.

– Считаешь, армия способна нанести удар по народу?

– Достаточно объявить, что зарплату уронили в пределах крепости. Дно у вертолёта прохудилось. Горсовет взывал к совести беглых – уж куда вам столько? За три жизни не потратите.

– То есть, пора эвакуировать людей, чтобы не пострадали из-за простуды маршала?

– Чихнёт – его не так поймут, что дальше, знаешь сам. Газеты разорвут на клочья: «Кто отдал команду? Следствие в кратчайшие сроки, и виновные понесут… Две-три зарплаты тихо будет, потом в мемуарах накопает журналист: «В тот самый день я няне отдавал единственный приказ – не худо бы поменять портки. Что там дежурный генерал за дверью неверными ушами услыхал, не берусь гадать. Вот привыкли оправдываться, говоря – невинные головы пострадали. Я обычно возражаю, как древние мудрецы: «Дружок, а с какой стати ты полез в толпу? Поведение толпы проверено и оправдано не раз: либо растопчись сам, либо тебя растопчут». Не следует отмывать лестницу против течения, завтра снова будет завтра. Знаешь, сколько армянского коньяку Черчилль скушал за девяносто два года? Я мемуары не для того писать сел. ПисАть и пИсать, как говорил классик, нужно в разных местах. Но к Спартаку я не питал вражды; творческая личность, в погромах не замечен. Мне доложили, он погиб; мне искренне жаль. Время такое: кто-то должен. Народ к восстанию подбивал? Лично я этого не слышал… Да, по телефону говорили. Не мне же вам говорить: разве по телефону что услышишь? Треск, помехи, слухи и подмётные письма, телефонное право придумали те, у кого карьера не задалась; спросите, кого угодно. Я всегда оставался человеком для людей, и для роботов своим парнем. Пощёчины раздавал? Бред! Рука после долго болит. Я никогда не делал разницы, а виновные наказаны законом. Будь моя воля, я заново ничего не начинал бы, а так приходится иметь. Голова не на все сто, ровно до отставки. Как говорят мудрецы, я телевизорам не верю. Много электричества и места с пылью».


Чистоплюя на границе встречал До-До, о жизни повели беседу.

– Там много трупов. Некоторые шевелятся активно. Вот бы наняться, пока не похоронили.

– К двоим тебя я успел оформить. Сколько нужно до пенсии?

– Если засчитают северный коэффициент, то пятерых.

– Значит, трое. Эти долго не протянут.

– Попадаются живучие. Для таких я заказал бы трупорезку – чтоб уже наверняка.

– Впервые слышу.

– Фантазирую иногда. Виртуальное устройство. Челюсти и мельницы, анус для отходов. Пластиковые мешки для плоти, в форме гроба, и бесплатная доставка на кладбище; я согласен и бесплатно. Теоретически – это устройство психологического воздействия. Приводишь хозяина на экскурсию, у него на глазах трупорезка жрёт муляж. Хозяин в шоке, инфаркт шныряет рядом.

– Трупорезка, говоришь… Идейка хоть куда.

– Спартак! Я тебя ищу везде! – Камертон промокнул салфеткой лоб. – Народ требует! Фанаты соскучились по твоему голосу.

– Поставь фонограмму.

– Ты в своём уме? Побьют барабаны.

До-До посмотрел в зеркало. Оттуда на него смотрел Спартак.

– От скуки, генералы могут помешать дописать новый диск.

– Придумал, как урезонить их. Скажем так: в следующий раз Соколов позовёт, я подброшу новость. Дескать, ночью наблюдал испытание супер-пушки. Назовём её «иерихонка». Стерегут её воины Спартака, как зеницу ока, накануне испытаний перекрыли люки, входы, двери. Но я уже был на крыше, вышел подышать. Динамики выгонят любого, кто сам не извлекает звуки. Так вот…



Через три часа Чистоплюй продолжал рассказ в другом месте, при свете генеральской лампы:

– Что дальше?

– Целый остров утопили, я потом рыбака встретил. Он подтвердил.

– Это точно?

– Точнее оптики роботов нет ничего. И последнее. Если не знать секрета двери – можно головы лишиться.

– Целый остров. Чего доброго, Город превратят в дым. Ты уходил, в какую сторону смотрело жерло?

– На оси она, крути в любую сторону.

– Ну, а подобраться к ней попробуй.

– Чтобы обезвредить? Нужно оформить командировочные, с ними легче думается. Раз уж мы с вами заключили негласное соглашение, авансом я кое-что прикинул. Подойти можно не ближе километра. Кругом посты, кроме них, там ещё какие-то хитрости изобрели. Один человек не знал – утром вынесли обгоревший труп.

– Это точно?

– Точнее оптики роботов нет ничего.

– Хватит! Я запомнил. Что же придумать?

– Есть одна идея. – Чистоплюй бросил жаждущий взгляд на сейф. Генерал широким жестом вытащил два пузыря со стратегическим запасом на случай военных действий. Зажал в кулаках, вернулся к столу.

– Выкладывай!

– Группа захвата, по моему сигналу, рассредоточивается по периметру. Я проведу двух, от силы – трёх механиков…

– Это ещё зачем?

– Спартака разберём на части, вынесем по частям…

Соколов просиял:

– Остальные рассосутся сами!..

Через три часа Чистоплюй продолжал рассказ в другом месте, при свете спартакиадной лампы:

– Дружище, получается, я пекусь о твоей безопасности больше, чем твоя служба безопасности.

– Не понимаю, что мы выигрываем, – Спартак подтянул первую струну, дунул в микрофон.

– Ты же хочешь дописать диск. Отдадим лом, пока там разберутся, ты и закончишь.

– Я не всесилен. За ломом надо в Город посылать людей…

– Сомневаешься в моих способностях? На таможне у меня отняли мешок – до выяснения обстоятельств. В нём всё, что надо.

Куда-куда, но в такое пекло бросаться головой… Здесь следует пояснить. Чтобы проверить бдительность главного поста, До-До оставил голову на стуле. А без голов по территории крепости кто бродит? Безработные американцы. И отправились они с Чистоплюем на таможню, До-До переговорил со знакомыми. Забавно было услышать знакомые слова: «Выдать мешок со склада артефактов? Это будет трудно, но можно попробовать». – «В долгу не останусь, будь спокоен». – «Я всегда спокоен. Это граница, если ты не в курсе»... Говорят, именно с этого момента граница стала выглядеть иначе: чуть приличней, чуть пограничнее, что ли.

Служивые помогли загрузить мешок на плечи носильщика, роль которого досталась безработному. При том, пограничники обменялись  соображениями: «Я ждал этого дня». – «По моим расчётам, американцы должны были бы заговорить по-нашему только к Новому году». – «Поверь, в Городе так и было бы. Я кожей ощущаю, как влияние Спартака воздействует на приезжих. Он великий учитель, посланный нам во спасение». – «Может, он и есть святой Роберт». – «Судите по делам их. У меня пока нет возражений».

До-До не любил демонстрировать слабости, как некоторые из хозяев; мешок донёс, хоть и пролил двенадцать потов. Уронив гостинец на пол музыкалки, перевёл дух:

– Танк удалось разобрать?

Чистоплюй поддержал шутку:

– Траки оставил, они нам не пригодятся.

– Хорошо, посмотрим, что тут у нас…

– Погоди, сосед. – Правдолюбец задержал руки дружка на последнем узле. – Объясни раз и навсегда: как удаётся сидеть в крепости, но считаться на работе. То есть, оба хозяина могут позвать в любую минуту.

– От друзей у меня нет секретов. Первого хозяина незаметно подготовил к нашествию мышей. Гвоздиком наследил по колбасам и сыру, если позовёт – другие слуги тихо входят и поясняют ситуацию: «До-До выследил беременную самку, пытается отследить её перемещения под полом, без нарушения последнего». Иными словами, у меня заготовлено сто сорок вариантов причин моего отсутствия; без крайней необходимости, я не появляюсь на глаза, достаточно записи моего голоса. Скажем, хозяин потребует принести кофе ему и гостям, – мой голос с фирменного диска произнесёт: «Слушаю и повинуюсь». Чтобы служить нескольким хозяевам, надо к каждому подобрать ключик. Некоторые любят, если подчёркиваешь безоговорочное повиновение…

– А кофе?

– Принесёт другой. Спросит – где я, товарищ сообщит, что я латаю крышу, этой ночью угол заливало. Следов нет потому, что феном высушил.

– Но всегда найдётся такой пройдоха, начнёт подозревать, что его надувают сообща.

– На такой случай есть моя маска. Любой из слуг примеряет на себя, будет говорить моим голосом.

– Что будет, если откроется обман?

– Ты ещё возьми и накаркай! Береги нас, святой Роберт.

За последним узлом открылась сокровищница. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять, что перед ним; До-До ахнул:

– Ты нашёл моего двойника и укокошил?

– У меня не поднимется рука, ты что!

– Но эти детали я и сам могу доносить.

– Не забывайся. Горсовету важнее угодить…

Чистоплюй и сам не рад, что вышло так; в Ждановичах, на Лебяжьем рынке в хороший день можно собрать двух-трёх До-До, но без программного обеспечения. Конечно, придётся полазить по рядам, но в нынешнее время нет ничего невозможного. Номера узлов, год выпуска и множество версий – достаточно обратиться к старьёвщику Джо, он сэкономит твоё время, укажет прямой путь и место, где ждут нужные детали…

Поговаривают, Джо нанял китайцев, те в каком-нибудь сарае ручным прессом гнут то, что пользуется спросом. Два дня в неделю Джо отсутствует; кто-то брякнул раз, из зависти, наверно, будто по другим планетам шарит, и успехом он обязан не китайцам, а поставщикам либо удачным выходным, которые использует оригинально. Одним словом, со старьёвщиком Джо полная неразбериха; за одно то, что он есть, мы должны быть благодарны. Так что подробности ни к чему.

Спартак примерил коленные чашки, локти поменял. У этой модели грудная клетка была пошире, тут и думать не пришлось. Примерно за полчаса он обновил свой парк и с ужасом заглянул в мешок.

– Знаешь, жаль мне этого парня. Судя по износу, его давно следовало отправить на пенсию. Как он двигался до сих пор – в голове не укладывается даже. Будь моя воля, его я бы представлял к наградам по четвергам.

– А я с чистой совестью смогу поклясться хоть перед Сикорским или Соколовым, что эти локти и колени принадлежали настоящему Спартаку.

– Хорошо иметь своего парня в стане врага. – До-До завязал мешок, встряхнул. – На шесть килограммов легче. Как бы не заподозрили в подлоге.

– Износ имеет вес, как обратный отсчёт. Но мы не станем просвещать невежд.

До-До смекнул:

– Ты прав. Достаточно полистать справочник и уточнить вес каждой детали, взять калькулятор…

– Кто этим будет заниматься? Борьба за власть лишает времени и здоровья.

– А разума?

– Это само собой.

– Что дальше? – До-До уловил лёгкую вибрацию струн своей гитары; надо же, она соскучилась по его пальцам. Мысленно послал ей поцелуй и подмигнул – дескать, потерпи немного, дай с горсоветом разобраться, и уж тогда мы допишем диск.

Чистоплюй попробовал поднять мешок.

– Не по моим силам.

– Как же ты донёс?

– Нанял двух полицейских. Объяснил, что в крепость хочу пронести бомбу, там собрать и подорвать, вместе со Спартаком. Они проявили неподдельное понимание, даже скинулись на такси.

– Так вот из-за кого в стране растут тарифы! Мы тут, можно сказать, последний огурец доедаем…

Чистоплюй сверился с таймером, пояснил, что группа захвата на местах: «Тебе пора спрятаться. Через пять минут орлы налетят».

Но было поздно. Видимо, маршал Вывих всё ещё не доверял Чистоплюю, сместил начало операции на пять минут. Дверь с треском распахнулась, кованые подошвы не успели преступить порог музыкалки…

Именно в этой ситуации потребовалось вмешательство берендея, специальным клином я затормозил Обод Времени, который поглощает сроки жизней. На всё про всё, у меня секунд в запасе несколько имелось. К расстановке сил внимательней присмотрелся.

Вывих операцию возглавил лично. То есть, командир отряда нёс на груди вэб-камеру, на голове имел примитивнейший прибор с четырьмя гвоздями – как руководство к действию. В высоком кабинете достаточно взять в руки джойстик. 

Я материализовался, подскочил к До-До и снял голову, завернул в платок жены… Почему с женским головным платком хожу? Сон был накануне: римляне окружили Спартака; утром в сонник заглянул, там один совет: «Если не сядешь на велосипед, то возьми с собой часть женской одежды». Платок висел на гвоздике, при входе; шуба ещё была, но это уже слишком…

Одним словом, за пазуху платок затолкал и отступил в засаду. Клин выбил, Время побежало…

Голодными глазами группа захвата обшарила музыкалку. Безголового американца попросили отойти и не мешаться под ногами. Чистоплюй отступил назад, когда командир выставил перед собой экран с лицом действующего маршала. Знакомый голос гаркнул: «У тебя минута. Где Спартак?»

Чистоплюй ногою пнул мешок.

«А это кто?»

– Американец. Что ни скажи – всё сделает. Он и помог разобрать.

Маршал Вывих продиктовал командиру условный код. Тот вэб-камеру поднёс к мешку, солдаты развязали.

«Это точно Спартак?»

– Клянусь! Вот его локти и колени…

«Этого довольно. Группе отход. Вертолёт сейчас сбросит верёвку с крюком. Мешок привязать».

– А мы? – машинально уточнил командир.

«А вам придётся пробиваться с боем. Потренируйтесь там, другого случая может не представиться. Теперь покажи мне этого Чистоплюя. Слушай сюда, мой мальчик. Тебе придётся организовать отход. Стрелять умеешь?» – «Могу испортить воздух». – «И только-то? Ладно, начинай».


Отход группы происходил организованно, мог помешать разве дождь или порывистый ветер, но синоптики угадали, как никогда. Дежурные самосвалы так и не добрались до пункта назначения, ибо дорогу им перекрыли подлые насекомые. Их там слишком много оказалось для беспрепятственного проезда. Бетон ушёл по назначению: из полчища мух сотворилось подобие слона, в медленно застывающей форме. Вот бы и хобот кто приделал… минуточку, там что-то пролилось и застыло: вот теперь есть хобот. До чего ж природа мастерица, просто не передать словами. Водители примкнули к отступающей группе, ибо иных гарантий возвращения в семьи им не обещали. Искусственное солнце пальнуло по окрестностям, отбивая охоту у преследователей. Только никто и не собирался.

Где-то там, у себя в бункере, маршал Вывих подписал приказ о награждении за блестяще проведённую операцию. По бесшумным паркетам в его кабинет ввели обеспокоенных Соколова с Сикорским, маршал вручил каждому по коробочке:

– Открывайте, не стесняйтесь.

Господа выдавили на лица слой скромности, залепетали:

– Мы же не за ордена трудимся, одной звезды на двоих хватило бы.

– Ну, если вам не надо, поищите более достойных наград.

– Мы можем идти?

– Зачем? Ищите здесь.

– Но… кроме нас с вами никого.

Маршал осерчал, спрыгнул с кресла и в семь прыжков преодолел разделявшее его с ними расстояние. Ухватил их за руки с орденами, прижал к сердцу своему:

– Сюда лепите, тугодумы! Никогда не думал, что вы способны не разглядеть героя.

– А что случилось?

– Взяли Спартака. По частям, в мешке вонючем. Место для публичной казни организуем на улице Пугачёвской, как дань историческим событиям. Пусть народ помнит, как мы помним, кого куда, и за что.

Наконец, дошло до тупиц:

– Ну, тогда примите поздравления наши. Его давно следовало пусть на гвозди. Мне забор на даче обновить пора.

Вслед за Сикорским, очнулся Сан Саныч:

– А можно, перед этим я ему морду набью? Он ведь у меня служил две недели, потом так подстроил, будто я нарушил правила эксплуатации. Жалобу тайком направили на завод, оттуда наехало гарантийщиков. Вынесли всю мебель, изнасиловали супругу…

Сикорский закашлялся от смеха:

– Это мы, Сан Саныч. С Первым апреля тебя поздравили.

– Август на дворе, какой апрель, Толик?

– Как это, август? Погоди, надо разобраться. На столе у меня находится действующий календарь. Я каждый день на него смотрю.

– Сколько дней подряд?

– Я же говорю – каждый… Погоди, выходит, ответственный за порядок в здании забыл о своих обязанностях? Начальника пятого отдела ко мне!

Соколов зевнул:

– Она только и умеет оформлять уборщицами свою родню. Внучка четырёх лет, представляешь, убирает целый этаж.

– У неё же мать умерла лет пять назад.

– А мать убирает твой этаж, – обрадовался Соколов. Он понадеялся, что до Сикорского дошло. Но тот не уставал удивлять:

– Ну, теперь я хоть знаю, с кого спросить…

Маршал Вывих с подозрением прислушивался к речам коллег, и закрались большие сомнения в том, что они трудоспособны. Языки подвешены, как и обещали врачи-воскресители… Мозги усохли от старости.

– На операционном столе вам какие гарантии обещали?

– Это я обещал, что не буду преследовать, если что пойдёт не так. – Сикорский вспомнил совет хирурга. Тот предупреждал: «Если начнут смотреть косо, лучше закройте рот и молча посчитайте до десяти тысяч. Память – это такая безответственная штука, но в моей практике встречались случаи, она возвращалась к хозяину. Полгода погуляет – и домой». – Извините, я сказал что-то не то?

Вывих сплюнул под ноги:

– Ну, ты и напугал меня, Анатолий. Смотрю и не пойму: Соколова разыгрываешь, теперь за меня взялся? Кстати, куда мебель увезли?

– На какой-то склад, я номер не запомнил.

– Не тот ли, что отошёл к России?

Задумался Сикорский.

– Пойду на приём к Стеклову, уточню.

Маршал горестно вздохнул:

– Значит, Спартак займёт его место.

– Это почему?

– Разведка доложила, остался наш приседатель на острове людоедов, уже навсегда. Пилот пытался хоть череп вернуть на родину; честно скажу, легче свой оставить. Вечная ему память, нашему Стеклову.

– Но почему Спартак? Я смогу поруководить.

– Боюсь, народ наслышан о твоих методах работы. Тебя не изберут.

Соколов насторожился:

– А если я попробую?..

Сикорский взбеленился:

– Сан Саныч, а как наш договор? Сначала я немного, потом уж ты. Или твои обещания ничего не стоят?

Ни слова не говоря, Соколов метнулся к дверям. Вслед ему, Сикорский выплюнул:

– Ну, и проваливай, импотент несчастный! Вот, пригрел у себя на груди падаль. Вы только посмотрите на него, ещё и обижается! – Повернувшись в маршалу, Анатолий всплакнул: – Как трудно нынче работать! Готовишь кадры, всю душу вкладываешь, а они потом плюнут в лицо и разотрут о порог. Куда мир катится, дорогой маршал?

Вывих снова засомневался, решил подождать.

– Он был моей правой рукой, то он меня вытаскивает из могилы, то я его. А это стоит денег… Мы ведь поднимали вместе медицинский, это наша красота и гордость.

– Погоди, Анатолий. Ты говоришь об университете, который утонул в канализации?

– Природный катаклизм. От этого никто не застрахован…

Маршал помнил отдельные подробности. Сикорский разогнал бригаду, обслуживавшую здания. Однажды здания ушли в подземные пещеры, вымытые постоянными утечками. Сикорский и на этой беде погрел руки, – Стеклов выделил средства на выковыривание университета из глины. Тогда многие оторвали по приличному куску, большинство сразу подалось за границу.

– Может, наградим Сан Саныча?..

– Перед смертью? С меня довольно, больше воскрешать его не стану… Фыркает он мне, сопляк! Будем считать, свою награду он получил. Такое лето стоит.

– То есть, наградим летом?

– Согласитесь, маршал, такого, как нынче, давно не помним. Меня так не награждали.

Дверь распахнулась, неожиданно заглянул Соколов.

– Вот так, значит? Это за верную службу. Зря я следователю не рассказал о ваших аппетитах и способах пополнения кошелька.

Наигранно, Сикорский всплеснул руками:

– Да бог с вами! Маршал, разве мы о Соколове говорим? У нас одна проблема – Спартак. Ну, подтвердите же!

Вывих уклонился от разговора:

– Господа, разбирайтесь сами, и меня не втягивайте в разборки. Как я понимаю, настоящим делом в государстве раньше занимались двое – приседатель и я. Теперь нет с нами Стеклова. Так не мешайте последнему труженику работать, извольте покинуть кабинет!

Едва господа удалились, маршал вызвал командира группы по телефону: «Тащите ко мне, и позаботьтесь перекрыть все выходы». – «Он же в разобранном виде, не сбежит». – «У Спартака много сторонников. Если произошла утечка, здание не выдержит осады».

Игра слов поразила маршала: только что он вспоминал об медицинском, в тех же красках.

На ноги были подняты все подразделения. Вывих наблюдал через окно за выгрузкой боевиков. Люди выглядели уставшими, еле волочили ноги. Через минуту он опрашивал командиров – в чём дело?

– Первая группа несёт боевое дежурство у дома Сикорского. По его личной просьбе, я не сумел ему отказать.

– Почему мне не доложили?

– Он просил не делать этого.

– А вы охраняете владения Соколова, – догадался Вывих, глядя на командира второй группы. Элитные подразделения превращены в ночных сторожей. Сикорский вторгся в его владения, ни разу не согласовав… Оно и понятно, в противном случае получил бы отказ. «Ладно, надо будет выкроить время и поставить этого ужа на место». Вслух сказал: – Внесите тело!

Мешок волокли четверо бойцов; людям несладко робота таскать, но роботов к операции было велено не подключать. Солидарность этой прослойки общества вызывала восхищение. Люди разучились либо попросту отвыкли… Вывих не раз ловил себя на мысли: кабы довелось выбирать, он охотней возглавил бы восстание, чем стоять горой за остатки человечества. Многие не стоили того, особенно бывшие медики. Слава Богу, ума хватило признать, что никакие они не кудесники, а простые статисты, кто развивает кипучую деятельность, если пациент неожиданно пошёл на поправку. Это организм человека порой творит чудеса. А медики сродни экскурсоводам, которые с точностью готовы рассказать, где находится тот или иной орган. Теоретические познания, как и когда работают органы, рассыпались под рукоплескания прессы: вопреки заверениям медиков, одни люди выздоравливали, другие отходили в мир иной, без видимых на то причин.

Группа военных специалистов подготовила инструменты к сборке. По соседству механики частного предприятия собирали прочную клетку, куда предполагалось поместить Спартака. Допрос и обработка непокорного слуги предусматривали и другие меры безопасности. В частности, установка рук и ног была запрещена, как бы благоприятно ни складывались обстоятельства. Больше волновал другой вопрос: приглашать юриста или обойтись своими силами? По первоначальной задумке, после допросов Спартака придётся уничтожить. Подменить оригинал вряд ли удастся по той простой причине, что появление человека на Лебяжьем само по себе вызовет подозрения. В судебной практике довольно случаев, когда хозяин уничтожал слугу, опомнившись – бежал на рынок и покупал детали. Профсоюзный комитет вывел народные массы на улицы Города, простояли ровно неделю, в молчаливом протесте. За это время хозяева разбомбили горсовет звонками и жалобами, что никак не способствовало авторитету власти. Представители её были вынуждены были пойти на переговоры с профсоюзом, в результате их заключено перемирие и принят закон о правах роботов. Отдельной статьёй был прописан запрет на посещения людьми рынков, торгующих запчастями…

Голову Спартака специалисты предлагали опросить отдельно. Затем соединить с телом и снова допросить. Останется сравнить показания и пустить в расход. Каким способом – это решать сапёрам и снайперам, маршал просто обронил фразу о таком варианте, и желающих отличиться оказалось сверх необходимого… Командующий почувствовал укол в пятку; в былые времена, он как-то наступил на кнопку; продукция профсоюзной ячейки запомнилась надолго, полгода в госпитале провалялся, ежедневно слыша прогнозы на ампутацию пятки. Но организм победил. Если профсоюзы и теперь прижмут, у него найдётся, чем ответить.

И вот Спартак на столе. Стандартная голова, мужественные черты. Несколько в стороне, под охраной, находилась верхняя часть тела: грудная клетка с разъёмами, щели для жёстких дисков. Староватая модель, износ процентов на восемьдесят, хотя и оставшиеся двадцать наделали шуму, будто не ведают износа.

Клетка гулко откликнулась на примерку дверей; всё подошло идеально. Механики доложили, что изделие к эксплуатации готово, вручили ключи и, отступая к двери, уточнили, где касса.

– В конце коридора, справа… Ну-с, приступим!

Голова была распята в клетке, на четырёх тросах. Для пущей безопасности аккумулятор снаружи установили. Концы проводов, подключённые к голове, осталось закрепить на клеммах.

Вывих кивнул – клеммы поженились с зажимами. В глазах пленника появилась индикация загрузки. В какой-то момент клетка издала негосударственный звук, видимость слегка поплыла, но в следующий миг изображение вернулось… Здесь следует пояснить. Дело в том, что производители устанавливали программы, максимально адаптированные под местные нормы и протоколы. Для Польши, например, модель произносила: «Дзень добжы, панове». Наша голова издала набор слов, обычно используемый для настройки стереоканалов. Таймеры прошли настройку, голосовые тембры, рекламное уведомление о чистоте полости рта. Инструкция по безопасной эксплуатации в сорока томах и сокращённый вариант на пять страниц. Затем… прозвучал американский гимн. Вывих по должности был обязан знать гимны прочих стран, поэтому одобрил, как до боли знакомое «Течёт река Свислочь, мне сто семнадцать лет». И лишь благодаря феноменальной бдительности, главнокомандующий не дал ввести себя в заблуждение; под звуки данной мелодии рука не потянулась к козырьку, вот вам и всё объяснение, да и слух забил тревогу. «Чистоплюю не поздоровится, пусть только документально докажем, что данный экземпляр не тот, за которым командировочные ушли», – размышлял маршал, впиваясь пальцами в ладони. Подошёл поближе, чтобы развеять последние сомнения…

Пришлось мне вновь вносить поправки, иначе диск не увидит свет; одно название чего стоит – «На прекрасном жеребце Спартак проехал в Триумфальную арку. Город пал». С дискеты древней внёс поправки, американец, правда, заговорил с бруклинским акцентом, и кожа потемнела на глазах… Клин под Обод Времени, в меню полез, приговаривая: «Нам негра только не хватало». Нашёл строку, меняющую цвет кожи, там начались штатовские тесты: «Хотите поменять своё жилище на Белый Дом?.. Какая валюта доминирует над мировыми рынками? Сколько пальцев на правой руке…»

Когда я отступил в засаду, события развивались довольно сносно.

Исполняющий обязанности Спартака очнулся, обстановку оценил:

– Поздравляю, маршал, замысел удался, однако, я сдаваться не намерен. Пока не вернёте тело. Я ведь и с того света достану, станете докучать.

Маршал обрадовался – то, что нужно.

– Как вам удалось управиться с самосвалами? Не вздумайте отрицать, вас видели на стене. Вы на расстоянии приказ отправили, иначе я не могу объяснить действия водителей. Вместо того, чтобы выполнить задание, они вылепили из бетона статую слона.

– Это очередной природный катаклизм, маршал. Я не при чём.

– Хорошо, в ваших песнях столько свободного времени, а у меня его катастрофически не хватает, поэтому перед сном непроизвольно напеваю…

– Из второго диска, трек второй?

– Я со счёта сбился, неплох и девятый. А вот двенадцатый не понял.

– Покупайте фирменные, сразу всё поймёте. Двенадцатый записан способом оригинальным, при пиратском копировании включается программа, которая сносит весь музыкальный ряд.

– Это глупо. Раз есть пиратские, зачем платить дороже?

– Маршал, по-моему, мы не для этого здесь собрались. Давайте ближе к делу. Мне ребёнка из детского сада забирать пора.

– Не задержу. Скажите правду сразу: восьмая песня на первом диске для какой цели была написана?

– Чтобы ближе подойти к написанию второго. Дайте мне гитару, я вам покажу финал, и вы согласитесь, что в фа-миноре лирики побольше.

Гитару принесли – позаимствовали в клубе работников горсовета; художественная самодеятельность приветствуется обычно; на этой гитаре играет один из водителей самосвалов. Трудолюбивые ребята эти шофера: и репетиций не пропускают, и в кружки различные записаны. Недавно кто-то почуял в себе дар скульптора, но, к сожалению, факт к делу не относится. Пока Вывих разучит последовательность аккордов, мы имеем возможность одним глазком заглянуть в прелюбопытное местечко, это рядом.


Кабинет маэстро воскресителя находится рядом с кабинетом Сикорского, для случайного посетителя, обозначен, как место, не обязательное к посещению. По замыслу Анатолия Викторовича, «000» должно отпугнуть ходока за правдой, а чтобы уж совсем наверняка, снизу пояснительная табличка: «Туалет не здесь». За этими дверьми происходят воскрешения служащих государственного масштаба; операция выглядит вполне обыденно: специалист проводит штатные мероприятия, затем отключает участки мозга с памятью, «делает клизму», как любит повторять Сикорский. Эту процедуру светило обычно проводит под руководством то Сикорского, то Соколова – смотря, который из них находится на столе. Воскреситель умеет ладить со всеми, ибо не замечен в склонности разглашать тайны, поэтому, в его присутствии, иногда происходят удивительные вещи. Сикорский обычно плюёт в рот Соколова, затем подаёт команду к оживлению. При подобных операциях, как правило, стирались фрагменты памяти о последних событиях. О том, что умер, о последней ссоре. Обычно, воскрешённый слазил со стола, брал в объятия обоих: «Вы снова спасли меня! Как я благодарен – просто нет слов».

По правде говоря, последние две операции по воскрешению Соколова прошли не столь успешно. В первом случае – он помнил последнюю размолвку и готов был наброситься с кулаками. Вот тут и пригодились навыки ассистента: Анатолий вырубил дебошира деревянным молотком. Так усыпляли многих, кто проявлял признаки агрессии. В таких случаях снова память подвергается подчистке; вторичная обработка сбоев не давала.

Если ассистировал Сикорский, то нашёптывал под руку: «Внимательней, коллега, здесь тщательность подхода взаимосвязана с государственной безопасностью. Я понимаю, тебе это – как почистить зубы, на автомате. Но согласись, наш случай особый. Перед запуском ещё разок проверь».

В свою очередь, Соколов руководствовался похожими мотивами. Единственный специалист мог сказать точно, кто кому плевал в рот и сколько раз, кто сморкался… Он был меж двух огней, взошедших на небосклоне горсовета, поэтому держал нейтралитет, хотя каждый старался переманить на свою сторону. Его больше возмущало, что оба нагло называли себя медиками. По его мнению, это обычные прилипалы, нахватавшиеся вершков, кто неизменно украшал своим присутствием симпозиумы и съезды, вместо настоящих мастеров своего дела.

Имя первого, и главное – надёжного воскресителя больше походило на кличку – маэстро Уцелёнок. Можно с полным правом сказать, от Бога, удивительнейший человек, если всё ещё человек. Сотни раз он вытаскивал с того света таких безнадёжных, что слава о нём пошла кругами: «Тот ещё булыжник». Разумеется, попасть к нему – мало иметь знакомства, нужна известная доля везения. Те же рядовые профессора резали, колбасили и шили рабочий класс, набивали руку, чтобы с закрытыми глазами удалять прыщи, но если дело касалось сроков пребывания в бренном мире, то летели, мчали и ползли к нему. Случалось, правда, всякое: некоторым отказывал с порога: «Опоздали, батенька. Заказывайте место, чтобы соседи по могилке оказались из семей приличных. Это единственное, что я могу сделать для вас». Уцелёнок – звучало, как веками проверенное средство: коль возьмётся – вытащит. И, как принято среди талантов, есть маленькие слабости у воскресителя, которым надо потакать… Не терпит орденов и почётных грамот, не коллекционирует подарки, не принимает деньги. Он весь в работе, за достойную зарплату, и большего не желает. Кем-то составлялись списки желающих вручить свои судьбы. Он пробежит по строчкам, ткнёт пальцем – этого! И готовят к операции господина, начиная с поздравления: «Не каждому так везёт!» Те же, кому не везло, опускались до возведения напраслины: «Ленивый сукин сын! В сутках двадцать четыре, а он работает по двенадцать!» Или: «Да он, по сути, управляет государством! С его лёгкой руки, скоро грязные Бачилы осядут в горсовете и станут заправлять, попомните мои слова!»

Бачилы тоже люди. И роботы. Жить хочется и тем, и другим; оттянуть час расплаты, ибо большинство всё ещё боится упоминания о смерти. Точнее – не столько самой смерти, сколько встречи с богом (Он у них числится со строчной буквы, как календарь, как ссылка в неприветливые дали)… Кстати, про эти дали столько всякого сообщили, что читающая публика задумалась поневоле: что-то всё-таки есть. Столько народу уходит ежедневно, не может быть, чтоб в никуда. Там их накопилось, что заселят и три, и четыре планеты, как наша. Может, планета так и называется – Никуда, только астрономы не обнаружили пока. Вот пошлют зонд или корабль, оттуда телеграмма: «Да все они тут, кто заслужил похоронные свидетельства и почести».
Нам дают подсказки, но мы не способны их переосмыслить. Чем ближе смерти час, тем сильнее эта вера. Не может бог похоронить наш бесценный опыт, знания; мы не нужны ему гниющими в гробах, а продолжающими труды. В противном случае, всякая жизнь лишена смысла. Лист с дерева упал, удобрил почву; по весне новый обрадуется солнцу. Он не будет помнить, что жил однажды на Земле. Дерево выше – листьев больше. И людей становится больше, все проходят через почву… Эх, послать бы зонд с покойником, привязать к ноге, всё заснять на плёнку и через год вытащить за верёвку, - вот это был бы номер!

Но бог свои тайны не выдаёт. Просто предупредил однажды: «Любите друг друга, творите Добро»… С тех пор мы и любим, и творим. А нам некуда деваться: лично я всех люблю, ни с кем не воюю. Наверное.


Тот знаменательный день Бачилы отпраздновали с большой помпой; услуги респектабельного свойства оказывались с утра до поздней ночи практически бесплатно; последний бомж вниманием не был обойдён. Чем знаменателен конкретно? Одна из Бачил получила место в горсовете и, хочешь ни хочешь, оказалась на приёме у главных специалистов; от тисков не отпуская, зубы ей укомплектовали, грудь и бёдра выгнули по спецзаказу, научили по бумажке шпарить. Специалисты по речам в большой цене; флэш-память заполнили трогательные, обнадёживающие, воинственные, полные слёз и юмора – на любой вкус. Дальновидный политик не чурается юмора, многие карьеру сделали, благодаря хохмачам. Юмор сближает не хуже застолья. Правда, и с шоколадкой в зубах покоряют границы, – дозволенное и недозволенное, понятия растяжимые, как резинка трусов.



Маэстро Уцелёнок с нескрываемым любопытством наблюдал за восхождением плеяды Бачил, как будто будущее прозревал, проектам дам покровительствовал всячески. Кроме того, раз в две недели устраивал лотереи на тему: которая какой пост подомнёт. Забава по душе пришлась, к октябрьским в лотерее участвовал весь штат горсовета. Разумеется, кроме главных фигур. Население вытерпело очередное повышение цен, но лотерея интересней: возьмёт Бачила кресло в Суде Верховном?.. К ноябрю взяла. НацБанк возьмёт?.. В середине января. В марте Конституционную палату, в мае избирком. Пошла молва: на проститутку положись, да не плошай: встань на защиту. Глядишь, при делёжке орденов тебе припомнят, под предлогом юбилея медаль отыщет своего героя.

По опыту, маэстро уяснил: с жизнью бедняка расставаться проще. Поэтому, насладившись переменами в обществе, наличные роздал бедным и скончался лунной ночью. Его пытались оживить. Очнулся – написал: «Шиш вам! Я навсегда ушёл!» От населения скрыли новость, Сикорский с заявлением поспешил: «Не пропадём, хватает специалистов!..» Однако, выход готовой продукции, мягко говоря, слова его опроверг: на сто несчастных случаев, счастливых – капля. Рисковать не имело смысла.

Как-то Вывих вызвал медиков обоих:

– Поздравляю! Из ста – все сто на кладбище!

– На то причины есть. Не следовало прессе пугать приближением метеорита. Мало кто готов выживать в условиях земли, горящей под ногами.

Маршал промолчал, переводя взгляд с одного на другого. Они теперь, небось, гадают, кому во гроб ложиться первым. Надежды никакой. Знали б они, что маршал изучил дневники маэстро, узнал подробности из жизни ассистентов. Сегодня он рассматривал союз чиновников от медицины, как противоестественную дружбу. Такие разные, но сцепились, точно два магнита. Не иначе, их связывает общая тайна. Например, нераскрытое убийство; других объяснений и не нужно. Не поделили секретаршу, Лидку…

– Анатолий, вы к Спартаку подсылали Лидку.

– Бачилу, извиняюсь за подробности.

– Каков результат?

– Сложилось впечатление, его предупредили. На километр не подпустил. На его месте, я сказал бы – некогда, пишу новый диск.

– Это так и есть. Разведка врать не станет.

– У меня в голове не укладывается случай. Предупредили бы – тем более, хоть издали взглянул. Помню, с Сан Санычем мы в одну влюбились – летели пух и перья. Два петушка вокруг курочки щеголяли, наряды и подарки… Помнишь, Соколов?

– Тоже,  нашли что вспомнить… Молодой был, глупый.

Медики искоса переглянулись. Кажется, пожалели, что вспомнилась не  к месту красотка та.

– Как её звали?

Медики напрягли потенциалы, у них возникли подозрения, что следствие работу возобновило. Сикорскому пожаловался Соколов:

– Видно, задел наш гений те участки. Я ничего не помню. Ни школьных воспоминаний, ни когда был президентом… или хотел стать.

– Я тоже. Могли Бачилы нанять, чтобы выставить нас дураками. Согласитесь, дорогой маршал, наш маэстро общался с ними часто.

– Не вижу смысла.

– Мой дорогой маршал, вы можете объяснить любой дамский поступок и прихоть?

– Практически любой. Достаточно пообщаться полчаса. Коль человека жизнь не била, сам по себе он ничего не стоит. – Вывих уставился на Сикорского: – Скажите, Анатолий: богатство – это награда или наказание?

– Для кого как. Если я всю жизнь работал, не покладая рук, разве не справедливо под старость воспользоваться плодами рук своих?

– А вы, Сан Саныч?

– Если вы имеете в виду труды великих, то кое-что читал. С кем-то согласен, с кем-то – категорически. Иные в бедности прожили, их признали только после смерти. Я так не хочу. Жизнь даётся раз, поэтому прожить её надо… достойно. 

– Что ж, спасибо за откровенность. Я так и думал. Можете идти.

Недоумевая, медики выскользнули в коридор, на лестнице переговорили. Сошлись во мнении: чем-то маршалу не угодили снова.

– У меня идея! Наши места верховной Бачиле приглянулись. – Сикорский прислушался к шагам. – Не терплю, когда все кругом подслушивают. Хотя честному человеку бояться нечего. – Лишь затихли шаги на одном из этажей, он отважился уточнить: – Разве в лотерею перестали играть? Вот и до нас добрались. Что же делать, посоветуй. Идти к верховной?

– Ты знаком с ней? – удивился Соколов.

– Так, шапочное знакомство. В Париже, на международном по обмену опытом пересекались. Если бы ты знал, с кем она знакомства водит… Если, конечно, это не демонстрация чар на публике. Они там были без ума от неё. А знаешь, – Анатолий перешёл на шёпот, – зайдём ко мне. Я должен что-то важное сказать… Что воротишь лоб? Оно того стоит.

В кабинете, под пиджаком, накрытый с головой, Сикорский написал и дал прочесть дружку: «Есть ключ от тайной комнаты. Можем на Спартака взглянуть». – «Что это меняет?» – «Ну-у, знаешь… Привыкли тайны делать на пустом месте. Популярность среди народа, и там ничего неизвестно, как события повернут. Могли бы чем-нибудь помочь, проявить участие». – «Ему одно нужно. Побег устроить». – «Но так всегда было: кому-то надо на трон взойти, кому-то сбежать. Денег сегодня это не стоит. Через твой кабинет, я смотрел уже: там пожарная лестница». – «А ты снова не причём, Толик?» – «Была б лестница у моего окна, я бы не возражал».

Соколов размашисто нарисовал в воздухе кукиш:

– Вот мой ответ! Сколько осталось мне прожить, уж как-нибудь проживу без твоих проектов. Выкручиваться, поддакивать…

– Соколов, вы забываетесь!

– Я сказал, и разговор закончен!

– А я ничего не предлагал. Я тебя хотел проверить.

– Второй век пошёл, а ты не напроверялся. Плевать я хотел на твои…

– Соколов! Сейчас же возьмите себя в руки, пока я вам гадостей не наговорил! А то я могу напомнить кое-что: маршал огорчится, узнай, чем ты…

– Сикорский, а не с твоей ли подачи?

– Если ты не в курсе, любой руководитель иногда размышляет вслух, подчинённые на ус мотают. Коль кто-то из них проявит инициативу, разве должен отвечать я? Ни один суд  – ты слышишь? –  ни один суд не примет к рассмотрению твои фантазии!.. Ну, и проваливай, ничтожество!

Демонстративно закрыв уши, Соколов выскочил из кабинета и дверью хлопнул так, что всполошилась охрана на первом этаже: «Что за люди? Каждое утро предупреждаем: не устраивайте сквозняков».

Тем временем, в кабинет маршала вволоклась Бачила – та самая, которую недавно нанимал Сикорский.

– Мадам, у меня к вам несколько вопросов. Что вам пообещал наш сотрудник? Вы догадываетесь, о ком я говорю.

– Безусловно. Честно говоря, его предложение вызвало сомнения.

– Это правильно. Чтобы узаконить звание «верховной», этот пункт надо сперва в Конституции прописать. Поймите меня правильно, я не собираюсь воевать с вашим классом…

– Разумный подход, – подхватила она, – ваши предшественники, кто затевал подобное, фиаско полное потерпели. Их уж нет, мы существуем.

– Приятно сознавать, что наши взгляды в этой части совпадают. Второй вопрос. Почему вы сами не отправились в крепость? С вашим мастерством, перепоручать кому-то.

– Это условие вашего чиновника. Кажется, Сикорский.

– Давайте без имён. – Маршал закончил приблизительную оценку гостьи, вышел из-за стола. Было видно, что потратила немало времени и средств она, чтобы произвести эффект. Следовательно, готова выслушать предложения охотней, чем обвинения и демонстрацию улик. –  Что в вашей среде говорят о Спартаке?

Бачила мельком провела рукою над губами, цвет их стал поярче.

– Вы знаете это не хуже меня.

– И всё же.

– Восставшие… можно их так называть? – Получив согласие,  Бачила продолжила: – Мы-то думали, что, как во времена великих потрясений, наши услуги будут востребованы, хоть под занавес жизни кому-нибудь удастся сколотить начальный капитал и передать по наследству…

– Вы считаете, это Конец Света?

– Сколько их уже было на моей памяти, вам не рассказать. Пьяный разгул, новая власть заигрывает со всеми, пока не вооружится. Обычно дорогие подарки отваливаются от нового совета министров, иногда – от министра внутренних дел, отдых за границей…

Вывих ждал именно этих слов:

– Чудесно! У вас тоже есть такая возможность.

– Есть небольшое ограничение. За границу я предпочитаю выезжать в мирное время. Работа работой, есть одно оправдание – любовь. Несколько моих знакомых покинуло страну именно в военное время, весточки ни от одной я не получила. Возможно, сгинули все на чужбине, в нищете либо работают по найму, от станков не отходя. Телеграмму некогда отправить, даже так бывает. Но я слышала, взяли Спартака. Наши милые болтушки иногда несут такую чушь, что приходится краснеть за юные таланты. Конечно, если слух не под заказ. Так вы взяли?

– Я не имею права разглашать. Следствие работает над ответом.

– Тогда вот что я скажу. Спартак не так прост, как кажется. Руководить восстанием, массы поднять  – не каждому по зубам, согласитесь. Скорей всего, вас обвели вокруг пальца, поверьте моему опыту.


Через сорок минут следствие подтвердило подозрения Бачилы. Американец запросил политического убежища, как только услышал, что восстание скоро объявят вне закона:

– У них там повальная безработица. Вы сможете гарантировать право на свободный труд и достойную зарплату?

– По достойному труду и свободной зарплате у нас Сикорский с Соколовым, подпишите показания – и свободны. Можете прямиком к ним. – Дежурный генерал снял отпечатки пальцев, тут же ответил на звонок: – Дежурный по этажу слушает...  Есть, вызвать медиков на ковёр…


Маршал был краток:

– Спартак всех обвёл вокруг пальца. Придётся идти самому на переговоры, пока не пролилась кровь.

Сикорский преданно возразил:
– Это опасно! Да и не отпустим мы вас, мой дорогой маршал, я правильно говорю, Сан Саныч?

– Не отпустим.

– В таком случае, в тыл противника отправится один из вас. Родине можно служить и за линией фронта.

– Оно-то да, но, может… ну её? – Сикорский развернул газету, которую прихватил на случай скучного разговора. – Море наступает, через год от родины уцелеет островок. Кому служить?

– Пока у государства есть клочок суши, оно считается существующим. Да, Америки нет, зато есть мы и не утонувшие пока соседи. Населённые пункты, расположенные на холмах, дают заметное преимущество.

Сикорскому на глаза ведро попалось – уборщица забыла в панике, бежала, едва объявили экстренное совещание.

– Есть предложение: вооружиться вёдрами и выносить воду за пределы Города. По двадцать вёдер каждый – так у нас тут Сахара появится. Город способен противостоять любой стихии, надо лишь вовремя организовать… – Сикорский перешёл на кашель, чтобы выиграть время. Он самому себе не нравился нынче. Подумав чуть, перевёл всё в шутку: – Сегодня, правда, не Первое апреля, но я соскучился по хорошей шутке. Друзья, прекрасен наш союз, как говорил поэт Брежнев. Так вот, Сан Саныч, ты к Спартаку пойдёшь. Будь я помоложе, пошёл бы сам, не рассуждая. Нет, правда! Не так и опасен тот Спартак, как раздувает пресса: «Кого-то головы лишили». Нельзя же верить в этот жёлтый бред: всё ради тиража! Гитары – это не винтовки, тебя даже не ранят. Я просто не дойду. Не хотел вообще-то говорить, но вот уже целый месяц донимают ноги. В доме сырость жуткая, вчера сосед поймал рыбу – прямо под почтовыми ящиками. Я и говорю ему – надо дверь в подъезд плотнее закрывать. Они ведь ничего не понимают, пока не укажешь. Он смотрит на меня, как на ду… У вас, мой дорогой маршал, сегодня точно такой взгляд… Полагаю, это остаточные явления наркоза, вы не подумайте, что я заблудился…

Вывих помассировал подбородок, обратился к Соколову:

– Ну-с, Сан Саныч, по всему, тебе идти.

– Я согласен. Разрешите с семьёй проститься.

– Ты же в разводе.

– Это на всякий случай. Оружие – предмет непредсказуемый.

Маршал повеселел:

– Да у них всего одна пушка. Она способна утопить целый остров, так что артиллеристы не станут тратить выстрел на одного человека.

– Я пойду один, без охраны...

– Кто тебе такое сказал? Я лично буду охранять тебя, с главного пульта в моём бункере. Поверь на слово: если только кто причинит тебе малейшее неудобство, от моей лучевой пушечки точно не уйдёт.

Соколов радостно нарисовал перед собой картину: вокруг его тела пляшут враги, и тут попадают под прицельный огонь с орбиты.

– А нельзя ли её обезвредить перед тем, как…

– Я понимаю, – снизошёл маршал до объяснений, – вы человек гражданский, поэтому не в курсе. В правилах ведения  военных действий сказано следующее: «Чтобы обезвредить вражескую артиллерию, каждую батарею и пушку следует засечь. То есть, определить и зафиксировать координаты». Дальше продолжать?

– Не стоит. Я же не… – Соколов перевёл глаза на Сикорского – не круглый тупица.

По всему, он искал взаимопонимания. Маршал не раз подчёркивал, как относится к отдельным высказываниям коллеги. Но в запасе был ход:

– Кроме всего прочего, к крепости агента можно доставить на вертолёте. С некоторых пор вертушка в нашем полном распоряжении.

Он имел ввиду то обстоятельство, что приседатель Стеклов – светлая ему память – больше никогда не потревожит небо лопастями да и несуразными советами. Людоеды иногда приносят пользу народам, отделённым от них не одной тысячей километров.

На этот раз два агента, поодиночке, отправились брать крепость. Берегись, До-До, эти будут посерьёзней. Напоследок нам осталось сообщить о расследовании, затеянном маршалом; сигналы поступали, всё не доходили руки. Короче, заглянул Вывих как-то в отдел дисциплинарный, что толкнуло – сам сказать не может. И что? Сотрудники стояли на ушах – и образно, и фактически; подумалось, берегут либо линолеум, либо обувь. Оглядев людей, маршал окликнул самого юного: «Надо поговорить».

От его глаз не укрылась тревога за коллегу, знаками они просили помалкивать, но парень, похоже, ушёл в себя, вопросом развлекал фантазии: в чём я провинился?

Они присели за столик для посетителей, маршал заказал чаю. Расторопный охранник обнаружил у себя в карманах термос и стаканы, налил поровну. Теперь все были равны.

– Не дают покоя разговоры, долетающие из отдела. У меня есть своё мнение, но давай прямо: кто мешает?

– Отлично! Пусть я лишусь места, но терпеть просто нет сил! – Юноша обрадовался перспективе, злорадно потёр ладони и бесшабашно отхлебнул из стакана. Чай уверенности придал. – По сути, все установки, когда-то прописанные маршалом Померанцевым, светлая ему память, обнулены. С тех самых пор, как в горсовете поселись эти двое.

– Медики, что ли?

– К другим у нас претензий нет. Вы не представляете, до чего дошло. Есть техника, а мы от руки переписываем инструкции и архивы. Они вносят изменения, мы переписываем из-за одной запятой. Я стал сравнивать оригиналы с тем, что размножаем мы. Всё поставлено с ног на голову, основные правила упразднены, зато введён режим секретности чрезвычайной. Бюджетные ордена и медали расходуются крайне неэффективно. Старого работника Сикорский лишил квартиры – выселил в предместье. А по соседству живёт хорошая знакомая Сикорского, – перегородку снесли в тот же вечер. Кругом секретность.

– Ещё примеры.

– Коммунальные платежи, загранпоездки и фуршеты…

– Сикорский стирает простыни за счёт средств горсовета, – то ли сообщил, то ли пофантазировал маршал Вывих.

– Ах, вы в курсе? Тогда не знаю, чем порадовать ещё.

– Не кипятись, я просто угадал. Просто прикинул: коль мы тратим такие средства на воскрешения сотрудников, хоть капля совести должна оставаться на тарифе.

– Не хочется огорчать, но последняя капля ушла на скидки в прачечной. Полгода медики бились с директором, выбили на двадцать лет вперёд. Теперь прачечная работает в убыток, расходы пытаются списать на услуги транспорта и связи.

– Здесь подробнее.

– Вертолёт без топлива стоит. Почтальонов обязали все сообщения доставлять через пятнадцать минут после отправки.

– Это невыполнимо!

– От имени горсовета, медики наложили штрафные санкции, вся почта доставляется в кабинет Сикорского.

– Мою, надеюсь, не вскрывают.

Юноша вздохнул:

– С тех самых пор ни у кого нет никаких гарантий.

Вывих наливался гневом, но чудом сдерживался для повседневных нужд. Парня следовало поощрить, и маршал спросил:

– Сколько вам лет, юноша?

– Вчера исполнилось девяносто.

– Поздравить не забыли?

– О чём вы говорите? Режим экономии. «Лишние расходы человечество не покроет».

– Надо понимать, это его слова. Погоди-ка, вчера в кафе кто-то славно погулял.

– Сто двадцать Сикорскому. Ни одной даме не дал посидеть, всех перетанцевал.

– Выходит, первый танцор. Ладно, что пишут из-за границы? От Соколова есть шифровка?

– От Бачилы есть… Может, у Соколова карандаши закончились. – Юноша повеселел. За годы унижений высказался впервые, и на сердце полегчало.

– Вы свободны. Спасибо за откровенность.



Вывих навёл справки, к кому из профессоров Сикорский подбирает ключики.

Статистику интересовало лишь одна позиция – процент удачных воскрешений; неудачные случаи сновали по коридорам, скитались по кабинетам и требовали компенсаций за моральный ущерб. Их отлавливали по пятницам и вывозили за городскую черту. Вчера один вернулся и пошёл по второму кругу.

Вывих заглянул к профессору: «Ты будешь воскрешать Сикорского, если что?» – «Он очень просил. Правда, сказал, это по вашей просьбе». Маршал крякнул от удовольствия: «Так и есть. Дай знать, когда его привезут. Хочу поприсутствовать при этом».

И вот, недели две спустя, Сикорского доставили в спецкабинет. Звонок маршалу – как договорились. Вывих отложил депеши из-за границы, скорым шагом на этаж поднялся. У кабинета те же вывески: «Смерть обманули снова – знать, поживём ещё!» и «Слава медикам-воскресителям!»

В тёмной части коридора, если не поменяли медики, должны висеть иные, согласно теме: «Ты послужил науке, от нас спасибо». «Твоя смерть чему-нибудь и нас научит».

При входе в кабинет толпились сотрудники горсовета. Видно, сильно переживали за результат. При виде маршала, разбежались по делам. Вывих вошёл. Обычная процедура – профессор участливо снимал показания, ложил руку на пульс – как последнее и единственное средство в операционной: «В который раз идём на воскрешение, Анатолий?»

Сикорскому не до шуток: «Там всё написано!» – «К чему траурные ноты? А вот и маршал наш…» – «С чего вдруг?» – «Он сам попросил. Случится с тобой что – его звать». – «Но по инструкции, посторонним не место…»

– Разве я посторонний? У тебя нет ближе и родней никого, чем я.

Сикорский потух. Подушка наркоза заложила слух и рот. Сейчас его перевернут на живот, и все увидят родинку, которой он стеснялся. На мягком месте, её до сих пор видели три человека, и никого уж нет в живых. Они осмеливались говорить, что это не родинка, а его Портрет… Сколько раз сам торчал у зеркала, с подсветкой и без неё, сколько же раз признавал: там изображена человеческая голова с вытянутым языком, кончик которого уползал в анус… Вот почему Сикорский злился, когда хвалили за ораторское мастерство. Поостыв, он успокаивал себя: они не могли знать о форме родимого пятна. Ему тотчас припомнились слова академика, в самом начале карьеры: «Сикорский! Всякий раз, когда вы откровенно льстите, у меня ощущение будто облили грязью. Мой вам совет: оставьте это занятие. Вылизывая задницы, специалистом никогда не станешь. Карьеристам можно, это их хлеб».

Маршал понизил громкость до минимальной:

– Каковы его шансы?

Профессор организовал складки на носу: могло быть получше. Затем перешёл на сторону пациента:

– Вы всё-таки хотите присутствовать?

– Настаиваю.

– Прошу следовать за мной, – кивнул ПСР.

ПСР – значит, профессор средней руки… Снова пояснения к месту. Коротко говоря, прослойка профи образовалась, едва высший состав сообразил, что полагаться можно лишь на личное мастерство. Коль Уцелёнок ушёл добровольцем, надо воскресить былые навыки; кто делал в молодости операции на голове, на сердце или на ноге, давай-ка, напрягись… Одним словом, возрождалась узкая специализация: ты мне зуб, я тебе палец. Но и на тот момент ПСР-ов оказалось недостаточно: отдельные части тела и органы не могли быть охвачены. Например, не нашлось специалиста по почкам, ПСР-ы инструкцию распространили, суть которой такова: если у пациента почки отказали – списывай на кладбище, не трать времени.

Можно только догадываться, сколько справок наводил Сикорский прежде, чем вручить жизнь одному из последних профессионалов. Космонавтов выбирали проще. И вот пришёл момент, когда всё должно встать по местам (на место Уцелёнка было множество тайных претендентов). Колёсики – скрип да скрип, бегут драгоценные секунды. Зелёный крестик на спине воскресителя помогал ориентироваться автоносилкам. Тележка тщательно обегала шкафы, ныряла под столы с заготовками и огибала охранников, экскурсии и рядовых паломников; всё меньше человеческих органов, всё больше синтетики и механики. Медики опоздали с указом – не хоронить, а замораживать; кое-кто предложил выкапывать и обрабатывать растворами, но идея не прижилась… Ах, Анатолий! Кстати, о паломниках: они готовы посещать горсовет хоть каждый день, и первый медик сократил число хождений, выделив для посещений три дня в неделю: каждый второй понедельник, третий вторник и четвёртую среду; как ему показалось, все остались довольны, только неповоротливость статистики не позволяла точный дать ответ. Ходоки неофициально были объявлены пережитком прошлого, однако, как реальность, их нельзя было сбрасывать со счетов: пусть ходят, если невтерпёж, государство не победнеет. Раз мировая общественность вынудила повернуться к нуждам отдельных прослоек общества, почему ни послушать просьбы ходоков? В кои веки разрешили однополые браки, и проблема отпала, породив другие, особенно при разделе имущества: оставлять совместно нажитое самцу или самке, детей и школьные оценки, называть ли улицы и города именами особо отличившихся… Помнится, французам надоело первым, Париж опередил моду – предложил выселять в отдельные города такие пары, чтобы не усложнять жизнь обычным гражданам (подтекстом шли оглядки: у депутатов свои подрастали дети). Лучшие архитекторы были привлечены, построены районы и города, куда охотно, а то и по решению судов, съезжались нетрадиционники. Всем нужны пляжи и вид на море, потому-то море сделало свой выбор: курортные побережья первыми ушли под воду.
Видимо, государство надеялось, что и на ходоков природа найдёт метод избавления. Но они лишь множились и процветали; странное явление: жили внутри державы, научились отводить катаклизмы, но иногда давали о себе знать: «Можно, я выкопаю колодец?» – «Можно», – позволял горсовет и вносил поправки в стратегические карты: на тысячу самовольно выкопанных колодцев приходится один-два официально разрешённых. Придут ходоки – правда, спрашивают, проезд с завтрашнего подорожает? – Нет, отвечает государство, только хлеб, яйцо и курятина на десять процентов; но что вам за беда с проездом, коль вы принципиально не пользуетесь общественным  транспортом? – Так нам, отвечают ходоки, куда приятней узнать про подорожание: какова экономия выйдет для семейного бюджета… Нет, трудно с ними, что ни говори, но работать с населением надо. Иначе ходить перестанут совсем. Вон, как городское население: слуги туда, сюда, никто на улицу лишний раз не покажется, не то бы перепись давно провели…

Согласно повышенным обязательствам, маршал Вывих своё расследование провёл, в очень сжатые сроки. И выяснил максимум подробностей, которые ускользали в текучке миролюбивой политики и интересов государства. Не так давно Сикорский предлагал исключить ходоков из списка граждан государства, ибо учёту совершенно не поддаются. Критика западных демократий внесла раскол в ряды депутатов, Анатолий не нашёл поддержки у коллег. Поэтому в ежегодной справке западным ушам выдавались данные на вскидку: разведчики на глаз определяли, сколько населения проживает на хуторах. Например, если лают две-три собаки, значит, семья состоит из пяти-шести человек, в редких случаях из двенадцати и больше. Так что за счёт неучтённого поголовья можно выдать любую справку.

Вчера маршал последние документы поднял: до Сикорского ни один депутат подобной деятельности не развивал. Придумал передовой метод работы с населением: в почтовых ящиках появились «допросные листки», четыре пункта, по мнению Анатолия, должны электорат запутать и облегчить жизньна планете:
«1. Что вы готовы сообщить о незаконных действиях руководителя любого ранга, членов семьи, соседа либо дворника (нужное подчеркнуть);
2. Что вы не готовы сообщить о незаконных действиях руководителя любого ранга, членов семьи, соседа либо дворника (нужное подчеркнуть);
3. Какую вину вы готовы признать за собой (убийство, воровство, роман на стороне, беспробудное пьянство и т.д. нужное подчеркнуть); 
4. Какую вину вы не готовы признать за собой (убийство, воровство, роман на стороне, беспробудное пьянство и т.д. нужное подчеркнуть).
Ответы присылайте на адрес горсовета. Победителей ждут призы».


Вывих с трудом скрывал раздражение, протискиваясь сквозь толпу. Слух о неприятностях у Сикорского мгновенно собрал зевак и заинтересованных лиц. «Он обещал перевести часы на московское время». – «А мне обещал вернуть метро». – «У нас есть метро, если вы не в курсе». – «Это вы не в курсе. Два года уж, как оно перебралось в Пуховичи. Не верите – спуститесь в подземные катакомбы. Вас не пропустят через стеклянные двери, попросят удалиться… Дежурный мне ответил – временно не работает, извините за неудобства… Я сказал, два года? Четыре, как минимум». – «Может, Сикорский и продал. Говорят, он оттуда родом. Вы сказали… Для чего дежурный в неработающем метро?» – «Воскресят – надо будет уточнить».
 
Окажись под рукой «ядерный чемоданчик», маршал, не задумываясь, употребил бы по назначению. Статус безъядерной державы лишал его такой исключительной возможности. Следуя за автоносилками, он помечтал о простой гранате: сунуть под простынь и переждать осколки перед следующим поворотом… Больной протяжно выдохнул. Автосанитар продублировал сообщение: «У пациента остановилось сердце». Загудел насос, отбирающий мочу и прочие обычности.

– Успеем! – Профессор увеличил скорость за счёт ширины шага. Отдельный кабинет в просторном кабинете, как государство в государстве – из-за количества приборов стен не видно. Профессор привычно запустил целую цепочку, кроме трупорезки… Стоп, вот откуда родословная её!

– Погодите, профессор. Я получил на руки его завещание.

– Это что-то меняет?

– Анатолий отказался продолжать затянувшееся путешествие. Дескать, я послужил – пусть другие сделают столько же.

– Даже так? – ПСР машинально оценил показания приборов и стал отключать по одному. – Вообще-то, на него это похоже. Сегодня одно говорит, завтра – всё наизнанку... Устал, я его прекрасно понимаю. Придёт день, и нам всем надоест. Однако, что я должен написать в акте… Тьфу! Сделаем, как полагается.

Вывих приблизился к покойничку, заглянул в левый полуоткрытый глаз. Никого не стесняясь, выдал фразу, гениальную по исполнению: «Вот и сбылась твоя мечта. Почему сразу не сказать прямо? Хорошо, Сан Саныч подсказал. А если б не прочёл завещание твоё… Я всё готов понять, но не в таком вопросе. Скрытность хороша для картофеля».

ПСР повеселел:

– Водится на ним такое. Ну, и нам легче, одной операцией меньше.

Маршал вперился  в ниши лифтов.

– Которая из них?

– Слева. Но я и сам могу.

– Нет-нет, в последний путь я хочу лично проводить. Что ценного есть в этом организме?

– Пожертвовать медицине? Золочёный позвоночник. Других запчастей пока в достатке.

Спустя минуту, маршал выбрал кнопку, обратил внимание, что в похоронном лифте лампочки не все горят. Цвет лица усопшего сигналил о том, что пошли необратимые процессы; синюшно-фиолетовые пятна пожирали плоть, как долгожданный деликатес.

Мрачно пассажир заметил: «Знаешь, твоё воскрешение обошлось бы бюджету… Впрочем, расценки всем известны. Раз экономить лозунг пропагандируешь, давай начнём с себя. Или ты хочешь возразить? Да, и вот ещё что. Сотрудники горсовета вернулись к прежним правилам. Хоть этих надо пощадить, иначе работать станет… Напрасно тратишь силы, уж я прослежу, чтобы и духу твоего… Позволь нам пожить без твоих проектов, ведь как-то выживали… Мой промах, не разглядел сразу, что за птица».

В финишном отделении специалисты были готовы к приёму. Четыре минуты – и знаменитый позвоночник был извлечён, будто готовили к выставке в Париже: а что? Мы и не такие позвоночники умеем… Один другому, между делом: «Я только слышал о таких». – «Какие твои годы? Извиняюсь, куда его?»

– Уберите подальше с глаз. Пустите на запчасти.

– Правда? Это у нас не заржавеет. Что с остальным: на главное кладбище?

– В завещании сказано, Анатолий обожал собак. Есть специальное, для богатых четвероногих.

– Будет сделано.



В тот день, когда горсовет поднимает цены, стражи порядка не хотят покидать казармы. Эту особенность подметили даже наблюдатели. С дежурного облака можно зафиксировать не только повышение цен, но и методы запугивания.

Экипаж занял места, аппарат вышел на боевое дежурство; другой экипаж направлял заступающую смену по Р-сигналу. Для посторонних глаз дежурное облако практически не заметно, как для техники землян, так и для противника, хотя рядовому вычислителю не составило бы труда вычислить точку лучшего обзора. Противник продолжал зарываться, занимал свежие этажи, пока толща планеты позволяла.

Оба аппарата обменялись вспышками – запрос и доклад о происшествиях, которые перехватить невозможно. Командир заступающей смены, Кири-Ю, пробежал глазами текст, затем передал стрелку. Тот прочёл, наморщил подбородок:

– Не понимаю.

– И я о том же. Своих они хоронят на специальных площадках. Одного почему-то закопали на могильнике для животных.

– Логика?

– Не поддаётся осмыслению. Второе сообщение можно объяснить.

– Но для чего они строят такую огромную пушку?

– Видимо, взамен той, что когда-то числилась в Москве. И знаешь, кто главный спонсор? Имя Чистоплюй ни о чём не говорит?

– Тот, кто мелькает между крепостью и горсоветом… Но проект пушки, да под его началом… Боюсь, ничего у них не выйдет.

– Напрасно. Я тут прикинул варианты. Как минимум, такая конструкция сможет стрелять каблуками.

– Что-то я не слыхал про запасы каблуков.



Днём ранее, в звукозаписывающей студии, Чистоплюй доканывал дружка:

– Зашлёт Вывих агента – что ему покажем?

– Ты придумал, ты и сообрази.

– Я не приспособлен. Я могу лишь беседу поддержать, пока ты строить будешь!

До-До не соглашается:

– Почему не пошёл на руководящую должность?

– Нашёл дурака! Нет, я серьёзно: с дружественным визитом прибудет маршал, скажет
– покажите пушку.

До-До подтянул колок на гитаре, тронул струну, прислушиваясь к эффекту. На лице было написано: сто шестьдесят тактов дописать – и тогда я тебе ракету сделаю из глины. Но Чистоплюй не отступал.

– Так и быть, ступай на терминал, от имени Спартака закажи трубы – все, что есть в наличии.

Чистоплюй отправился по адресу, по пути остановился у киоска, взял свежий номер «Х.Х.». Хороших хозяев становилось меньше, хреновых – наоборот. Люди зверели от безделия и от беспомощности.

Вернул журнал, попросил другой. «Статистика» сообщала, сколько людей проживает в Городе, сведения давались на глазок, по количеству воды, прошедшей через унитазы. В рубрике «Полезные советы» свою статью нашёл: «Как определить возраст Лидки». Редактор долго сомневался, будет ли нужный резонанс:

– Как ты себе это представляешь? «Вскрыть Лидку и посчитать годовые кольца». Маньяк прочтёт, первую попавшуюся вскроет, и там не найдёт колец. Вчера на Комсомольской нашли одну – ни головы, ни сердца, по ним ещё что можно было бы сказать с уверенностью.

– Напишем опровержение.

– Ах, так вы набиваетесь в сотрудники? Извините, полный штат.

– Хорошо, имею материал о странах и континентах.

– Кто это станет читать? Сегодня есть континент, завтра уйдёт под воду. Вот если бы взял интервью у настоящего пришельца…

Чистоплюй задрал голову в небо, нашёл точку отличного обзора.

– Скажем так, я построю пушку, собью аппарат с командой. Пусть уцелеет хоть один, возьму обязательно.

– Смотри, чтоб тебя не опередили. Там тоже не дураки летают.

У ворот терминала правдолюбец додумал заключительную фразу.

У него был один выход: в обстановке строжайшей секретности, при полной маскировке… Статья будет называться «Иерихонка» – не миф. Мифы не стреляют. Или иногда».

Знакомый охранник, сосед из дома напротив, выглянул на стук:

– Чего тебе, вечный холостяк?

– По приказу До-До… то есть, Спартака, восставшие должны конфисковать все трубы. Доставку организовать внутренними резервами.

– Организуем. Приходи через часок-другой, я наловлю охотников за сокровищами. Да, полудюймовые будешь брать?

– Сказано – все.

– Калибр маловат.

– Достаточно, чтобы предупредить каждое окно в здании горсовета…



Через час вереница охотников добровольно переправляла материалы в крепость; переноска тяжестей, тонно-километры и премиальные – всё честь по чести. «Постоим за Русь-матушку, за Белорусь и за приезжих», – приговаривал Чистоплюй, заполняя накладные. Весы, рулетки – как документы строгой отчётности, всё пошло в дело. Система координат сбоя не давала, каждый ствол чудо-орудия с момента установки смотрел в нужное окно и нёс персональную ответственность, на всякий пожарный и не всегда достоверный случай. Затем к стволу подгонялась стратегическая часть; подача снарядов осуществлялась способом конфетным – то есть, пригодилась линия с кондитерской фабрики. Мало того, независимые грузчики добровольно становились монтажниками; каждый прекрасно понимал, куда установить ствол, так что с монтажом проблем ожидаемых не возникло. «Иерихонка» рождалась из ничего, из атомов, невеждами именуемых хламом. Народ будто очнулся: всяк нёс из дому либо с работы какое-нибудь эффективное оборудование.

Так на территорию крепости попала и трупорезка. Человек, что притарабанил её, заверил: «Да мешает, сволочь, торчит на проходе. И без дела, точно Сикорский. Слава святому Роберту, сдох».

С маскировкой было проще: стоит запалить старые шины – ни один пришелец не разглядит сорок тысяч стволов на одном лафете. Трупорезку установили рядом; если пофантазировать, наблюдатель может принять её за склад боеприпасов. Осталось Вывиха пригласить. С дружественным визитом, – Чистоплюй присел на выступ трупорезки, развернул «Статистику». Болью в сердце закончилось чтение статьи о поощрении пьянства: завод «Кристалл» занимал первые места на международных конкурсах, скрытая реклама бралась на вооружение слугами: «Новый сорт водки, ты даже не пробовал. Давай, сбегаю. Говорят, здоровье прибавляет».

Срок службы у очередного хозяина сокращался в пропорции с появлением и количеством новых сортов. Нет, если нормальный хозяин, то слуги не советовали злоупотреблять, честно исполняли долг. Между тем, по вечерам, сбившись на крылечке либо в кустиках дворов, обсуждали случаи, ставшие достоянием общественности. В доме напротив, например, слугу заставили работать доводчиком дверным: унизить достоинство слуги многие считали показателем сильного ума… Поставить подчинённого там, где достаточно двухлампового усилителя. Или такое: коммунальные услуги повышались бесконечно, хотя, если разобраться, своими радиаторами роботы согревали хозяев в любой сезон. Тёплые осень и зима – всё равно, расценки ползут вверх, без всякого обоснования. Стоило группе граждан поймать господина Сикорского и задать этот вопрос, он исполнялся печали глубочайшей на лице, посетовал на несправедливость жизни в целом и заканчивал так: «Хорошо, мы что-нибудь придумаем. Я имею ввиду, обоснование мы подыщем»…

Поэтому я считаю, летописцы неоправданно упускают такие моменты, как классовую борьбу за свои права; ведь слуги, в конце концов, добились права иметь личное жилище. Горсовет пошёл навстречу, но с большими оговорками: никакой канализации, отопления и водопровода. Летописцами умышленно опускаются и другие факты, которые характеризуют момент накала борьбы. Например, ходоки, поселившиеся на терминале, облачались в лохмотья, костыли и лапти довершали их коллективную фотографию, затем покидали терминал и засыпали приёмную жалобами на тяжёлые условия: «Наши люди умирают на ходу». – «На терминале есть люди?» – «Нет, но роботы не выдерживают египетских гонений». – «Ах, так вот где скрываются беглые?» – «Это заблуждение. На терминале селятся лишь те, кто ни разу не служил у хозяина, новое поколение, не знавшее рабства». – Попался грамотный чиновник: «Другую Палестину я вам не найду, ищите географическую». – Надо признать, не послал куда подальше, не нагрубил, а дал весьма дельный совет. Вооружились атласами, компасами ходоки да отправились на юг, пока их не остановило море. Оно тогда наступало на сушу со скоростью десять сантиметров в час и, по приблизительным расчётам, к Новому году могло получить прописку в Городе, как дети доярок, механизаторов, лесников и прочих обитателей диких просторов и непроходимых чащ, кто хотел наполнить копилку горсовета и жить припеваючи.


На кладбище для четвероногих заправлял процессом Володя Рунец, ставленник Сикорского. Прибыльное место, пока горожане держали живность; правда, пока Анатолия не цапнула змея, здесь хоронили всякую тварь. После очередного воскрешения, Толик стал наводить порядок. Специальным указом кладбище переименовали, придали иной статус, и Рунец только выиграл от того: незаконные захоронения хомячков и попугайчиков приносили твёрдый доход, о котором Володя забывал докладывать Сикорскому. Бригада могильных рабочих была выделена из фондов горсовета, часть её незаметно перекочевала в дом директора, где слуг приняли тепло, оказали почести. Дети разобрали половину, их пришлось отцу слепить на скорую руку и вернуть на кладбище. Так что бригада иногда сбоила и не подчинялась непосредственным командам: вместо «закопать» – откапывала, а то и вовсе издевалась. Раз закопали крест, вместо него гроб установили вертикально. Директор лично не убедился в исполнении проекта, утром явился хозяин да закатил скандал: «То-то она мне снилась ночью! Бедная моя Утилита! Где море? Вы же обещали сделать водоём!» – «Закупаем морскую воду, она уже в пути», – отвечал Рунец, проклиная себя за то, что связался с любителем осьминогов.

На прошлой неделе снова скандал – жирафа не в ту сторону головой положили. Двух крокодилов Володя продал знакомому таксидермисту – кто-то сдал директора, примчали оба хозяина. «Мы будем жаловаться в горсовет, пойдём к самому Сикорскому!» – «Да хоть к Стеклову, мне всё равно! По штату сторожа нам не положены». – «У вас же полно роботов». – На что Рунец возразил: «Вы сами ночью отдыхаете?» – «Конечно». – «Вот и бригада ночью отдыхает. Похвалились, что похоронили, кому-нибудь пришла идея раздобыть крокодилью шкуру»… – Кое-как отделался от клиентов, вызвал бригадира: «Где команда?» – «Получка сегодня, пьяные все». – «Вы кого-то похоронили без меня?» – «И вас надо закопать? Сам справлюсь, покажите только, где копать». – «Ты дурак!» – «Я бы не спешил с заключением. Раз вы не платите, мы вынуждены левачить». – «Сколько сегодня заработали?» – «Одну минуту… Одного двуногого, две собаки и шесть крыс». – «Вы человека похоронили? Сволочи! Я отдам тебя детям, на двое суток! Вот тогда ты у меня поговоришь». – «Виноват, хозяин, выкопаем». – «А деньги?» – «Никуда не денешься, скинемся по рублю». – «По червонцу!» – «Договорились».

Примерно так проходят будни, трудно директору с испорченным контингентом, но бригадира бережёт он. С ним да с его организаторскими способностями ещё можно мириться; пробовал на должности других – это сущий ужас. То забор пропьют, то ворота, то украдут памятник с какой-нибудь площади… До сих пор в его владениях, как кость в горле, торчат три газетных киоска. Почтовое ведомство донимало запросами: «Не у вас ли застряло оборудование для остановок, именуемое киосками?» Рунец написал три ответа, однако, не нашёл поблизости почтового ящика, поэтому боролся с угрызениями совести, которая просыпалась по утрам и засыпала с первым стаканом. Однажды директор сам споткнулся о киоск, набил шишку и устроил разнос сопровождающим лицам… Бригадир молча выслушал выговор с занесением в личное дело, потом ответил: «Будешь настаивать – уйдём к Спартаку». – «Ладно, я закрою глаза на киоски. Денег хоть дашь?» – «Ушли денежки. Мы работаем на износ, поэтому прошли сверхплановое обслуживание, запчастей прикупили, смазки. Скоро разразится кризис, опустеют полки». – «Ты-то откуда знаешь?» – «Мне ли не знать… Сами его готовим. Вы-то все при деньгах, у нашего сословия как не было ничего, так и нет. Вот мы и прикинули: подготовим условия, деньги в бумагу превратятся. И наступит на планете равноправие: у вас в цене будет хлеб, у нас масло».

Долго и основательно думал над словами бригадира директор, пока не сбылись слова железяки. С той поры Володя пьёт, не просыхая.

А сегодня, в точке лучшего обзора, заступил на смену Кири-Ю, командир доблестного экипажа; выпало по графику боевых дежурств. Команда засекла траурную процессию на могильнике для животных: хозяин убивался по экзотической жабе, левой рукой готовил мелочь, чтобы наградить бригаду землекопов. К двум часам пополудни, как договорено накануне, но вышел казус: в нужном месте земля не тронута, даже не сделали разметку.

Землекопы валялись в полуразобраном виде, бригадир обходил лежачие порядки с канистрой масла, отмерял порции каждому, исходя из процента личного участия. Затем подъехал грузовик с погрузочной стрелой, закинул роботов в кузов и увёз для прохождения дальнейшей службы.

Заказчик растолкал директора. Тот отсыпался в кустиках, на могилке африканской стрекозы.

– Я вижу, вы и не собирались выполнить заказ. Даю вам пять минут, чтобы через пять минут была яма!

Рунец напряг возможности опухшего лица, задержал воздух, чтобы для приличия покраснеть. На его счастье, правда, с одной рукой, вернулся бригадир. Последовала обычная перепалка: «Что с рукой?» – «В залог оставил».

– Где народ?

– На просушке. К завтраку будут готовы, как часы.

– Отойдём, есть разговор. – Володя прекрасно понимал, лопатой новую землю не возьмёшь. – Есть свежая могила?..

– У нас все свежие, срок годности не истёк.

– Хватит зубы заговаривать. У тебя есть четыре минуты. Достань мне из-под земли кого угодно!

– Постараюсь…



Тело Сикорского извлекли на исходе третьей минуты. Бригадир прошёлся лопатой по голове и туловищу, отряхивая песок и глину, затем потащил за ногу к мусорным ящикам.

– Ты куда?

– Надо будет потом хоть песком присыпать.

– Кто такой? – уточнил Рунец, хотя для соблюдения формальностей голова не была готова.

– Отказали почки, как минимум. Позвоночник вырезали – видно, очень дорогой.

– И что?

– К слову пришлось. У кого сегодня дорогие позвоночники? У маршала, у его генералов.

– Почему хоронили лицом вниз?

– Заказчик настоял. Этот парень так насолил всем, что ему прямая дорога в Ад. Лицом вниз – путь короче.

– Ада нет. И Рая нет, глупец.

– Их нет, пока ты жив. Как помрёшь – так один из миров этих распахнёт свои двери.

Задумался директор. Они чуть отошли, чтобы родственники попрощались с жабой. Пошли причитания и скорбные речи, хор роботов выводил мелодию Шопена на самодельных инструментах.   

– Хочешь сказать, за время работы бригадиром ты выведал про жизнь за гранью видимого?

– Приходилось. Как-то ночью проходил мимо свежей могилы.

– Чего тебя носит по ночам?

– За порядком слежу. Из-за одного ордена или из-за позвоночника гробокопатели готовы на всё. Потом на рынке можно встретить.

– Продолжай.

– Что продолжать? Слабым голосом покойник попросил уничтожить его фотографию. Зачем, спрашиваю. – «Удерживает она меня каким-то образом. Я бы давно ушёл». Меня как будто за язык кто дёрнул: «Ад видел?» – «Только с краю. Дальше страшновато идти, но мне двое подсказали – ступай, иначе света не увидишь никогда».

– Ну, а за этого сколько взял?

– Ничего. С мясниками из горсовета лучше не связываться. Недавно светило хоронили
– Уцелёнка, хоть бы кто из горсовета проводить пришёл. Бумажные цветы с гонцом прислали.

– Ты, что ль, и на центральном подрабатываешь?

– В свободное от основной работы время. Тамошнего бригадира разжаловали в рядовые, бизнес провалил. Говорят, в музыканты подался, клавишником в «Спартаке».

Рыдания родственников помешали расслышать последние слова, но головные потуги мешали подыскать в памяти свободное местечко для бесполезной информации: что-то про музыку – и на этом можно поставить точку. Так далеко интересы Рунца не простирались.

– Всё-таки, кого похоронили?

– Человека без позвоночника. Я так и записал – расходный материал.

Директор сглотнул, мельком глянул на бригадирский бардачок.

– У тебя там есть сколько капель для профилактики?

– Владимир Васильевич, не пора ли завязать?

– Сегодня только. Завтра буду просить – не наливай.

Бригадир ловко плеснул из заветного пузыря в подозрительной свежести стакан, хотел сполоснуть. Директор своевременно остановил его руку:

– Не переводи добро, лучше долей... сколько не жалко.

Жалеть не приходилось. Для работы с животными работникам всегда полагался спирт; директор постоянно обновлял запасы, чтобы и на второй кризис что-нибудь осталось. А не останется – пить бросим. Одни и те же слова, на протяжении многих и многих недель. Бригадир с дежурным интересом наблюдал, как оживает лицо человека, появляется блеск в глазах. Подле урны лежал ещё один повод, – робот загадал желание на случай, если директор вспомнит о нём.

Рунец поискал под ногами, глянул по сторонам.

– А давай помянём и того безызвестного парня, по-человечески.

Бригадир загадал второе желание, в ожидании следующего тоста, пока наливал страждущему. Вторую порцию Владимир Васильевич уже пил, растягивая удовольствие. Но, как ни растягивай, дно увидишь.

– А ведь это первый случай, чтобы на моём кладбище человека хоронили, – сказал директор и протянул пустой стакан.

– И солнце взошло в пять утра, – не моргнув глазом, сообщил робот.

Поборов желание устроить разнос, Рунец перевёл стрелки:

– Я всегда знал, что на тебя можно положиться. Который час? Мне нужно в горсовет, к одному знакомому. А ты тут наведи порядок и это… береги спирт. Ресурсы надо экономить.


На борту НЛО записывали весь разговор, затем анализу подвергли.

– Я одного не понимаю: говорят правильно, но поступают по-другому.

– Вот она – загадочная русская душа. Меня больше интересует факт: почему робот не сообщил хозяину фамилию покойника?

– Ему пришлось бы загадывать третье желание. Поэтому и похоронил без соблюдения ритуала, в яме, вымытой дождями.

– Именно теперь следует бригадиру почистить память, чтобы не помнил, где похоронил.

– Ты начинаешь рассуждать, как они, Тифези. От этого что выиграем мы?

– Некоторые роботы осознали своё превосходство над хозяевами. Я думаю, будет нелишним напомнить им, что они тоже смертны. Что скажешь, командир?

– Давай попробуем. Будь добр, сохрани запись для меня.










ГЛАВА 5


В благоустроенной пещере, где мы оставили героев наших, чередом своим дела идут. Пока мы в прошлое окунались, соискатели пошли искать контакты с обитателями подземелий. Не всюду им бывали рады, да так, что дважды уходили от погони.

Бледнолицый инопланетянин пленить Соискателя собрался, остановил лучом прибора. Тут же гномами был усыплён, – они ему оглушили память настойкой – смесью одуванчика и некой редкой на поверхности травы. Преследователь проспался и пошёл крушить местное оборудование, а поскольку, увлёкшись погоней, он забрался на чужую территорию, то подпал под уголовный кодекс другого народа. Его скрутили хорошенько, определили в холодильник позавременного задержания на приличный срок…

Надо отдать должное пришельцам: в подземельях они не применяют силу, здесь царят дух и буква юридического мастерства. Тем более, что под око закона угодил малолетний отпрыск. «В холодильник – до полного совершеннолетия», – постановил закон. Успех может голову вскружить, что вполне естественно. Ретивый страж местного порядка задумал притеснить масштабом и малорослых граждан: «Почему в такое позднее время, и без родителей?» – На что получил достойнейший ответ. Семеро парней сложились в кукиш. На международном языке да и по международным нормам, сия гимнастическая композиция напомнила бдящему, каких высот достигнет он, если продолжит в том же духе. Кроме того, гномы рискнули разглядеть его права, – на поверку, они приравнивались к птичьим. Проще говоря, пришлому ненавязчиво пояснили, под чьей юрисдикцией находится он сам, его прадед, отец и та лаборатория, в которой он вылупился однажды. Иными словами, на всякое колесо найдётся ось, в какую бы сторону оно ни крутилось.

К тому времени, как мы вспомнили о соискателях и заглянули к ним, потомство заметно подросло; статус многодетной семьи уже нельзя было спрятать в одной пещере. Вместе со Вселенной, расширялась и она. Соседняя пещера неохотно приняла постояльцев, перегородка пала. Драконы на обоях стали размножаться, как пауки и сырость, лишь обслуживающий персонал в том же составе хранил верность принципам и норовил передать опыт на очередном отрезке дистанции. Соискатели верили, что на поверхности процветает шестая раса; они уже додумались, что знания где-то закопаны, надо только взять лопату. Правда, перед тем изобрести её придётся. Как копнут поглубже, и мы – тут как тут. Поделимся охотно, для того оставлены в живых. Первое правило звучит так: деньги – это зло. Отсутствие всякой денежной системы гарантирует мирное проживание национальностей и культур, в любом разнообразии и количестве. Пока вы прислушиваетесь к нашим советам, пока почитаете Знание и его хранителей, вам ничто не угрожает.

Великан Сикпенин стал здесь своим человеком – носил гостинцы малышам да присматривал за взрослыми, как бы ни лопнули нервы от совместного, густого проживания. Опытом такого проживания могла похвастать не только пятая раса, и он говорит: чем гуще, тем больше приключений. Во избежание конфликтов, населению следовало осваивать Сибирь и Аляску, если эти названия о чём-то говорят.

Из обновок, в красном углу пещеры возник самодельный портрет святого Роберта… У кого-то из детишек прорезался талант: наскальные рисунки появлялись ежедневно. Склонность к творчеству однажды была отмечена премией Бессмертного, когда он, тыча пальцем в свежую мазню, воскликнул: «Насколько я разбираюсь в живописи, это святой Роберт. Детишки, признавайтесь, чьих рук дело».

Часть малышей попыталась покинуть зону досягаемости его рук, чем и выдала факт присутствия гения кисти, который на первых порах осваивает самодельное зубило. Здесь главное – не спугнуть, личным примером на поиски краски вдохновить, – финская, поди, не высохла. Шесть тысяч банок, всевозможных цветов и оттенков, лишь ждут открытия.

Драконы продолжали размножаться. Драгоценная бабушка щурила подслеповатые глаза и наливалась раздражением: «Других обоев не бывает, что ли? Пока До-До искала, брала образцы – по кусочку от каждого рулона. Оглядываюсь как-то, следом состав идёт. Видно, на какой-то стрелке разминулись. Но я не отчаиваюсь: навёрстывать отставание поезда умеют».

Чистоплюй отдыхал. После продолжительного рассказа – заслужил. Дамочки нашли, он интересный собеседник: «Так бы и слушала, до пенсии». – «Прямо в точку! А он ничего, правда, с виду…» – «Девочки, учёные давно установили это: под внешностью невзрачной чаще скрывается поэт либо маньяк. Слушайте сердце». У дамской половины забот невпроворот теперь: из кучи выхватит малыша мамаша, уточняет: «Ты завтракал?» – Пока каждого опросят, очередное утро наступает.

Поскольку не предвиделось глобальных изменений, обойные драконы продолжали размножение, Чистоплюй числился в героях. Прочие соискатели толпой ходили, сбивались в кучу и обсуждали возникшие вопросы. Авторские права на «иерихонку» по праву принадлежат другому. Если ж было совсем невмоготу, тревожили летописца, раскрывшего свой талант со столь неожиданной стороны.

– Так вы дали залп по горсовету?

Летописец погружался в воспоминания, словно листал дневник с записями; на губах иногда мелькали заготовленные фразы, то улыбка, то сожаления маска.

– Помешали воины Хроник. Мы со Спартаком ещё не знали, чем пробавляются эти парни. Приличная зарплата, уверенность в дне завтрашнем, – кого угодно вдохновит работа в этой фирме.

– Так что они сказали?

– «Ваш выстрел не произведёт должного эффекта. Они погибнут, не вкусив плодов того, что нагородили сами. Или вы щедры настолько, что желаете им кончины лёгкой?» – Я стал думать. Посудите сами: сколько раз мы мысленно в порошок стирали обидчиков своих, разве от того им стало хуже? Выходило наоборот: богаче и наглей становились только. «Отпусти врагов своих, иначе главных дел тебе не исполнить. Есть кое-кто повыше, чтобы наградить всякого по заслугам». – Тут до меня дошло: подонков проверяют по шкале особой, до какой мерзости они способны опуститься. И полегчало мне, точно все эти дни и недели таскал мешок, исполненный дерьма… Нет, если бы сам святой явился, в которого я не верю, итог мог быть иным. «Многие придут и назовутся именем моим, наживы ради». К людям Христос, к роботам – святой Роберт. Как-то мудро устроено бытие, чтобы не тонули в отчаянии… Проживи свою жизнь, не вклинивайся в чужие, – Чистоплюй стал подозревать, что на него взирают косо. – Я понимаю, мои слова могут показаться повторением пройденного; задолго до меня их произносили лучшие умы. Быть может, зря я примерял голову псевдоДо-До, в ней было слишком много свободных радикалов. Признаюсь, копировал без оглядки, но вы же не хотите сказать, что я стал копией До-До.

– Отнюдь. – Энциклопедиста фигурально разбирало на запчасти; на макушке, в пучке волос один уж поседел. Прочие выглядели не лучше. Некий вопрос не давал покоя всем. И Зуммеровед его озвучил: – Она даст согласие?

Придётся отмотать… ещё немного. Ах, вон оно что! Спиридон, этот саблезубый монстр, переживший дюжину эпох советских, сделал предложение… Оттопырча повидала на веку своём массу достойных женихов. Сейчас она посиживала в кресле и перебирала фотографии тех, с кем в своё время могла священными узами соединиться: прям, гусарский полк! Один другого краше и стройней... А вот и дедушка До-До… Как простые фразы могут нас запутать: у До-До есть дедушка (почему он не открылся раньше? Или дедушку До-До тоже звали До-До…) Давайте честно: намёки про бабушку мы слышали не раз. Раз есть бабушка, то дедушка подразумевается автоматически, согласитесь, стоит чуть додумать. Не тыловая крыса, на фронт ушёл. С фронтовой самодеятельностью Оттопырча объехала передовую, а он, гад, спрятался в дешёвеньком окопе – дескать, на представление не пойду. Командир приставил к его уху ствол самострела: «Если бы с песнями ко мне приехала невеста, я бы…» – До-До закончил фразу за него: «Линию фронта переложил через сеновал, роддом, мимо детского сада, к школе. Чтобы после войны не спросили: от кого ты понесла, когда планету топтали марсиане?».

Оттопырча рылась в сумках, приметы молодости искала… духи, помада, на каблуке высоком туфли. Вот на скорую руку принарядилась, на золотое зеркальце подышала…  седые локоны упрятала поглубже, наверх выпустила запасные, цвета пшеницы спелой… Кресло оставила, размяла спинку, прошлась походкой лёгкой по валунам, на лютую зависть последним…

Мама моя, что делает с человеком вовремя сказанное слово! Пещера осветилась вспышечным светом, роботы подставляли солнечные батареи.

Сопливые шары зауважали бабушку, которую про себя называли Развалюшкой, и слабый пол проявился тотчас: которые пометились помадой, из списка новобранцев вычеркни, будущий командир. Они в тылу обучены ковать победы, какая бы тварь ни напала…

Пришла пора сказать, именно с таких малышей начинаются эпохи роботов. В нашем случае, со школы №2 города Пуховичи: гномы принесли из подземелий первые образцы; малые роботы собирали малых; когда ж их стало тысяча, малышня изготовила первого самостоятельного робота, в метр ростом. Когда метровых вышла сотня, пошли крупнее экземпляры. Модель, способная носить имя До-До, была выпущена спустя пятнадцать… впрочем, оценки летописцев разнятся сильно; бухгалтерия наивно полагает, что, кроме неё, никто достоверной информацией не располагает… Да, и про учеников школы №2. Дети создавали условия для микророботов. Паяли, гнули, резали и собирали корпуса под камерами фотокорреспондентов. Начинка – за семью печатями тайна, прибыла с дружественной плане… впрочем, оценки летописцев разнятся сильно. Однажды кто-то осмелился обвинить гномов в краже запредельных технологий. В равной степени правы и те, кто считает, что пришельцы побираются у них. В этом случае я не берусь даже представить, чем можно заинтересовать подлинных хозяев подземелий. Разве народ планеты на днях обязательного уровня достиг. Приходят посланники к нашим гномам – так и так, таблицу химических элементов заполнили до конца, с природой вышли на контакт, вот с другими планетами никак не наладим связи… И старший уполномоченный, из гномов то есть, говорит им: «С воровством покончили?» – «Редкий случай в судебной практике». - «Вот потому и знаться не хотят. Скажу по секрету, своих воришек сплавили они, очистились физически. Какой же смысл теперь общаться с вами? Чтобы заразу получить обратно…» – «Что ж нам, погибать теперь?» – «Дайте гражданам истинное Знание. Кармические дисциплины сбоя не дают».

Как быть? Хорошо, назовём местных гномов главными посредниками между планетами и мирами. Ты предложил технологию, они опробовали…

– На людях? – вправе слушатель спросить.

Отвечу. На поле боя иностранный боевой танк живёт три секунды (слава нашим изрядно обученным танкистам! Слава защитникам отечества горсовета!) Это ж каким ничтожеством нужно стать, чтобы на своих собратьях испытывать оружие, таблетки, корм. Красители, заменители, разрыхлители – в погоне за прибылью. Первые образцы колбасы из натуральных продуктов лепил выскочка и новоявленный купец, лишь гербовую получил бумагу – следующие партии голодный пёс не станет есть; разве это мыслимо? А вы со Вселенной хотели говорить. Кому нужны вы там?

Время тайны Третьей планеты не пришло, одно  известно достоверно: её помалу заселяют лучшие представители пятой расы. Что касается отбросов… сроки отсидят свои в какой-нибудь астральной яме, без солнечного света и без сонма подчинённых, пока не затвердят навеки: ЛЮДИ РАВНЫ ВСЕ ИЗНАЧАЛЬНО. ОТНЯЛ У РАВНОГО – ОТНЯЛ У СЕБЯ. Все мировые учения о том твердили, и только невежам недосуг. Как они падки на возможность быстро заработать, кошелёк поднять, народное присвоить. Нет, кабы рядом торчала настроенная мышеловка, они прошли бы мимо, уверенно заверяя: «Я честный человек, чужого мне не надо».

Деньги делают либо врагами, либо рабами.



Оттопырча насовала шариков в авоську, прошла десяток танцевальных па с партнёром в сетку. Подумав чуть, оставила его лежать на перилах парохода, который уносил её в путешествие по неизгладимым волнам, вернулась к сумкам. Она почти отчаялась найти ту забавную вещицу, которую держала сотню раз в руках да не примерила ни разу. Это было платье цвета необыкновенного, сзади, на зажимах, дышала воланами фата. К удивлению, точно из салона: ни царапины, ни вмятины, угадывался даже запах чека. Вся поглощена собою, она не заметила вошедшего генерала. Мужскую комнату покинул он в состоянии превосходства: другим так не повезло.

Спиридон-Спиридон! Как ты скажешь «да», если «нет» не сказал ни разу. И этот алый бант, как цветок с планеты… Погоди-ка, уж не хочешь ли ты сказать… По-твоему, остальные должны догадаться, кто прислал и кого настигло приглашение на свадьбу? Допустим, знаю.

– Спиридон, вы знакомы с генералом Брудершавцем?

И что вдруг мы наблюдаем? Полный георгиевский кавалер, в фуражке генеральской, при лампасах, отнюдь не монструозен так, как показалось сразу… Способность к мимикрие у драконообразных отмечена не нами. Задолго до нас некто из биологов предположил: а что, если они способны принимать другие формы, цвет оболочки да и сами конечности изменять? Конечность с зубами, например? И их услышали драконы, последовали совету. Теперь мы воочию наблюдаем, что рядом с Оттопырчей образовался не знакомый монстр, а вполне приличный, образованный человек: сапоги начищены до блеска, есть носовой платок. Как тут ни вспомнить высказывание мудреца: «Окружение меняет нас, как мы меняем окружение».

От неожиданности, шары изменили форму тоже: их будто затоптали в почву, ровно наполовину, хотя по сути они прежними оставались. Из ямки выберись – и катись на все четыре.

Вопрос энциклопедиста без ответа не остался (вот это мимикрия!).

– Знаком, Зуммеровед.

– Жених заговорил? – Чистоплюй специально подошёл поближе, изучил голосовые связки. – Надо понимать, потребовалось время, чтобы измениться до степени такой… Но ты мне нравился и прежним, было легче отличать тебя от местных шарлатанов.

– Шары ты имел ввиду? – Генеральским пальцем Спиридон выковырял из почвы шар, стараясь не повредить помады след. – Вот девочка. На её примере я расскажу, как мудро устроена природа. Ей дано рожать плоды, но в следующем воплощении она начнёт рожать идеи. То есть, станет творцом – поэтом, композитором либо рядовым изобретателем, который оборудует пещеру дверьми, кроватью и унитазом с вентиляцией – смотря, куда пойдёт общество. Если станет поедать своё окружение, то без унитазов не обойтись.

– Хочешь сказать, у общества всегда была альтернатива?

– Защитные способности природы я досконально изучил. Поверь, на деле этом съел не одну собаку. Пятый раз спускался в подполье, вместе с очередной цивилизацией, переходил на подножный корм, пока не возрождалось сельское хозяйство.

– Что можно сказать о колхозах?

– Это чистая эксплуатация человека человеком. Самая гнусная форма, у которой будущего нет. Либо человек работает на земле, для своей семьи, либо даром занимает место на планете. Исключение для творцов – именно тех, кто вдохновляет на размышления. Набивать карманы – последнее дело: все таланты перекроют. Поэт считает, что он набирает обороты; на самом деле, темы и содержание мельчают.

– Что думаешь о чередовании: родиться женщиной или мужчиной?

Спиридон поучительно сложил губы:

– Следом напрашивается вопрос: почему люди рождались красивыми и не очень. Цикличность подразумевается сама собой, на месте Создателя, я поступал бы именно так. Подарю прекрасный облик девочке и наблюдаю, как она преимущество употребит. Коль мощное чувство разбудит в парне, аванс оправданным сочтём. Коль погналась за материальным – в новое воплощение пойдёт дурнушкой.

– Они умели прятать недостатки.

– Есть грань, какую в этом деле переступать не стоит. Перегнёт палку – и семь жизней будет отдавать долги.

– Уродин весьма прибыльно и охотно правили хирурги.

– Дерзость наказуема растяжкой сроков между воплощениями. Положение незавидное, сознанием понимаешь: жизнь вокруг кипит, а ты валяешься в запасниках, никто внимания не обращает. После бурной жизни, самой себе наказания не придумать лучше.

– То есть, Создатель не наказывает. Это условия таковы, что законы с крючьями торчат кругом: с совестью пошёл на сделку – один так и вцепился.

– Могу добавить, примеров масса. После золотого века искусств приходит прогнозируемый упадок, но отголоски золотого ещё долго подпитывают умы и сердца поколений. С таким багажом, в юности люди не слишком часто вступают в конфликты с совестью, но поздние поколения особо не утруждаются соблюдением норм, особенно с приходом к власти ярко выраженного представителя посторонних сил. Обычно, любят обвинять тёмную силу – мол, бес попутал. Либо уповают на избитую отговорку – дескать, слаб человек. Вот если бы с детства проучили отец с матерью, всыпали горячих – «Не твоё – не тронь», то впоследствии этому человеку казну доверить можно. Когда ж родители сами тащат, дети превзойдут, и так превзойдут – вздрогнет вся округа. Ты же в рабстве послужил, не мне тебе рассказывать.

Звякнул колокольчик. То церемониймейстер подал знак, что ЗАГС приступил к работе. Кавалеры, дамы, слуги – влетит в копеечку заказчику и спонсорам его; шампанское выстроилось в шеренги, готово к отражению атаки, столы ломятся. Цветов букеты – всё минерального происхождения. Из приглашённых – на стульчике складном, походном восседает древний гном; у тех, кто помоложе, забот прибавилось: сегодня мирный договор с пришельцами хозяева готовы подписать, если не помешает случай.

Оттопырча – страсть, как хороша: глаза сияют, от кожи одноразовой исходит незабываемый аромат; перстни и броши, кисти в браслетах. Подруги невесты, набранные по штату, жарко обсуждают подлинность камней. Каждые две из трёх вопросом задаются: «Куда смотрела я? Такой жених завидный. Говорят, сто шестьдесят жён он пережил… за десять тысяч лет… сколько ж там украшений в сундуках припрятал? Говорят, четыре самосвала всё за раз не взяли». – «И это только родне подарки». – «Подружки, что скажете про изумруд?» – «Искусственный. Таких огромных в природе не бывает». – «За десять тысяч лет можно было и крупней найти». – «Помолчите! Пора приличия соблюсти». – Кусая губы, подружки обступают виновницу мероприятия, глаз с жениха не сводят. Он молодеет на глазах, – учёный секретарь в обратную сторону листает календарь… В дуэте у них получается невозможное. Что ж, оно вполне объяснимо: редко кому удавалось берендея пережить; вот этот в нашей практике уникальный случай. Стоит удержаться на гребне плановых катаклизмов, и можешь называться берендеем. Или учеником.

Гости разодеты – кулоны и ордена, монокли; с вызовом чередуются трости, как тема для беседы: в каком году мастер изготовил вашу?.. О, моя на сорок лет моложе. (В самом расцвете творчества, то есть, но вслух не говорим). Скольким же подлецам досталось от вашей трости? (Всего-то? – скажем про себя). Манто шикарные и шляпы, сапог военных совсем немного… Ах, Брудершавец, милый друг! Сколько зим и лет! Супруга как? Она здесь тоже? Как детки – сколько на сегодня?.. Да что вы говорите? Как мчит время… Но я не должен показать глаза, моя задача – наблюдать извне.

Итак, вдоль стен расположились гости; лучший комплект из известных образцов высшего общества украсил бы даже коронацию; последнего графа Соискатель заканчивает при помощи зубила. Это будет сухонький старичок, по описанию, со слов Оттопырчи, первый ухажёр её. По всему, он и в молодости не отличался статью, посылал гонца с цветами, но имени своего не открывал. Оттопырча чуть не выскочила за гонца, точнее – за его манеры. К тому же, у неё с графом мало общего: он не выносит машинного масла запах, и даже с тем она была готова примириться. Граф не верил в соседство нашей расы с чужаками, летающие тарелки она показывала не раз – он шарил по окрестностям, чтобы найти проектор. Заблудился как-то невозможно, поэтому они расстались навсегда. Граф был приглашён в последнюю минуту, и вот что бросилось в глаза: по всему, ему недолго оставалось, - три удара молотком, как три удара сердца… Зуммеровед ликовал: его программа помогла скульптору нащупать в памяти старушки самые яркие моменты, скопировать размеры ухажёров.
 
Среди гостей мелькали слуги; за эту группу отвечал Пролаза. Но он пошёл иным путём: в пещере неподалёку нарубил из сталактитов призраков и рядовую челядь.

Шары охотно поучаствовали в проекте: в постаментах для них были выфрезерованы углубления и, при единогласии в команде, слуга свободно мог выписывать кренделя хоть с подносом, хоть на танцплощадке. Спиридон поздравления принимал, рассеянно складывал подарки в кузов самосвала; его губы натренировались на предыдущих поцелуях, и он ощутил в себе силу, способную оставить любую даму без ума (если летописям верить, иные парни владели сим приёмом в совершенстве, за что были преследуемы фанатками и мужьями). Высматривал хладнокровно цель, пока на щеках не проступил румянец. Генеральская чета дождалась очереди своей, Нагрубинишна опередила натиск, впилась в губы Брудершавца: «Держи меня, не отпускай, иначе я за себя не отвечаю». – Не глядя, она вручила аленький цветочек – последнюю модель анализатора «Любит-не любит». Честно говоря, хватило б и ромашки, да где её найдёшь сегодня?

С грохотом петарды в стене проход образовался. Обрывки проводов опередили запах динамита. Пыль улеглась чуть – моя очередь пришла шествовать на сцену, но было бы нелишне проучить сорванца. Тот самый отпрыск, которого посадили в холодильник до совершеннолетия за преследование людей с иным цветом кожи, оказывается, отсидел своё: срослись ноздри в одну большую – принимай поздравления. Раньше выдавали паспорт с грустным номером: переведи цифры в буквы – и получишь: «Отныне не спрячешься, теперь за всё ответишь».

Парнишка вооружён серьёзно. Молибденовый пистолет с зарядами для смещения плит тектонических одолжен у отца; там, поди, паника поднялась: ищут пожарные, ищет мили… (и так далее). Для устрашения, не иначе, снайпер выстрелил в первого ухажёра, старик выронил пенсне, пал на колени; каменная кровь пошла из живота, как медицинский порошок. Размахивая стволом, ковбой закатил истерику: «Вывернуть карманы, я посмотрю, что есть ценного у пришлых. Где конфеты?» Бледность прошлась по лицам генералов (гражданские не в счёт). Жених по старой памяти, как лук, подтянул мышцы хвоста, – хорошо поставленный удар собьёт с ног любого… И тут он вспоминает, что ради свадьбы искоренил сей аргумент, чтобы не вызвать ни нареканий, ни насмешек. Конечно, в Загсе хвост мало чем поможет.

Брудершавец движением церемониальным пристроил на локте незримый арбалет, зарядил болт да натянул пружины, и это сигналом послужило не только мне. Дежурный гном мальцу под курок приклеил камень; пока сопляк пытался выломать помеху, я дёрнул за заскучавшую верёвку. Если кто засомневался в способностях берендея – милости прошу. С потолка обрушились драконы. На первом восседал До-До, Ошейна на втором. Третий шёл порожняком почти, подарки бабушке, ещё какая-то мелочь… Пыли было не меньше, пришлось переждать немного. Вот уже видны драконы на обоях, ни один не пострадал от взрыва; поэтому их толпа может неудовольствие вызвать. По изначальному замыслу, на каждого приходился квадратный дециметр. Но как там малец?

От ковбойских замашек мало что уцелело. Пистолет затерялся в куче обломков, и никто не возражал – пусть поищет, пока находится в руках у гномов предмет опасный. Думаю, они сейчас прочтут заклинание над боевой единицей и превратят в какую-нибудь ерунду… Минутку, превосходно! Зубная щётка очень даже пригодится. Мало того, комплект расчёсок, носовой платок. Пока задира протрёт глаза да отряхнётся, обратим свои взоры к гостям нежданным. Драконы скромно отступили в дальний угол, сморкаясь и чихая. На морде одного читаем: «Так вот вы где? С какой, интересно, радости зарылись?» До-До с Ошейной привели себя в порядок, изобразили ликование, точно перевыполнили план. Судя по виду, семейная жизнь молодым пошла на пользу: округлые формы и отсутствие многочисленной родни вселяло уверенность, что для счастья больше ничего не нужно. До-До отпустил усики престижа; когда он приносит извинения, они топорщатся смешно.    

Чистоплюй допрашивает пострела:

– Кто подослал тебя?

– Я ничего! Я как все…

– Как твоё имя, отрок?

– Соса Ломон. Отец отправил по делу, я заодно решил уточнить, почему меня не пригласили на свадьбу.

– И по какому делу?

– Утечка огромная у нас. С тех самых пор, как вы тут поселились, мы несём убытки. – Парнишка потянул ноздрёй воздух, отряхнул костюмчик из лягушачьей шерсти. Зеленоголовый, зеленорукий, а встретишь в подземном переходе – забудешь, звали как.

– Нас ваши зелёные деньги не интересуют.

– Я ничего не говорил про бумажки или монеты. Убытки по электрозапасам. Дважды в неделю кто-то прикладывается и высасывает пятьсот киловатт. Вчера, например.

Глубокомысленно Чистоплюй своих окинул, те плечами жмут: «Да у нас оборудования такого нет. Сгорим, как свечи».   

– Слышал? Кто ж себе в ущерб рисковать пойдёт?

– Хотелось бы верить. – Соса Ломон потянул ноздрёй запах. – Горелой обмоткой всё-таки пахнет. Отец сказал мне, роботы могут последовательно соединиться и взять тысячу, если захотят.

– Под землёй, при постоянной сырости, – твой отец не берёт в расчёт народную примету, что мы изготовлены на поверхности. По инструкции изготовителя, нет никакой защиты от пробоя. Так ему и скажи… а запах от драконов. Слопает несвежего мальчишку – и несёт от него.

– Вы не имеете права! Отцу расскажу…

– Съедят – никому не расскажешь.

В углу драконы зашевелились, будто хотели возразить: «Зачем детей пугаешь?» Один добавил: «Вот язык откушу, и поглядим». Угрозу Чистоплюй пропустил мимо ушей.

Соса Ломон прижался к официанту, торгующему шампанским с подноса; жених доверил ключи от склада, приказал употребить запасы по собственному усмотрению. Доверием нагруженный и рад бы, да что-то сегодня не густо с клиентурой: вино бочками, только успевай… Чтобы в одном месте столько непьющих – в голове не укладывается у него. Тут ещё огурец говорящий:

– Дяденька, выведи меня отсюда! Найдёшь деспотичку – пришли по почте. Хочешь – я всё шампанское куплю, только выведи.

Предложение команду шаров заинтересовало, пошли крутиться в одном направлении, увозя муляж официанта. Оно и понятно: в детстве нам так хочется иметь хоть какие деньги. Но к гостям вернёмся.

До-До по очереди друзей обнял, с женой новой познакомил.

– Так это другая?

– Лучше не спрашивай. Как вы сами тут?

– Скажи сначала, каким ветром занесло.

– Как я пропущу день рождения бабушки любимой?

– Это её свадьба, До-До.

– А говорили, галактическая почта работает безотказно. Почта в заблуждение ввела. Слава святому Роберту, я не путаю.

Соискатели гурьбой размышляли, как им быть. Чистоплюй взял ответственность на себя:

– Крепись, До-До. Как я ни боялся, это свадьба.

– Но для свадьбы подарка я не имею.

В разговор вмешался Спиридон:

– Подари меня. Сочтёмся после.

До-До сконфузился, точно услыхал предложение банкира: «Возьми в долг у меня, нет – пересплю с невестой».

– Где Берендей?

– Как обычно, на посту, – выручил меня Зуммеровед. До-До кивнул, довёл до сведения:

– На торжестве побудем мы, но утром отбываем.

К группе, балансируя на высоких каблуках, присоединилась Оттопырча. При подсветке снизу, её белоснежное платье горело фиолетовыми и изумрудными складками. Она набросилась на внучка с объятиями маньяка:

– Красавец, мне только сообщили. Пока доковыляла на бешеных каблуках, пока узнала. Ты уезжаешь утром или мне показалось? Что так?

– Киоск с Ошейной держим. Главный перекрёсток, рядом с министерством…

– До-До – и киоск? – Пролаза погрустнел. – И это тот самый парень, который с мостом американским разобрался? Не поверю!

Ошейна испуганно ждала реакции супруга, боялась влияния друзей, до ужаса страшилась подать голос в присутствии старушки. Смотрела в оба, захлопнув рот на два замка. Дух независимой амазонки в ней убили будни, быт и последние постановления правительства… Чистоплюй нашёлся:

– Вы такие занятые люди. Взяли б помощника, что ли.

Бессмертный кашлянул в кулак, внимание привлекая:

– Не помешает двух и трёх иметь… проклятые рудники.

– Прогуляться, воздухом подышать – я готов, – подхватил правдолюбец. Прочим пришлось подумать: есть возможность вырваться хоть куда – изобрети лишь предлог достойный.

– У нас кислород только в баллонах, дружище.

– Годится! – Чистоплюй мысленно сочинял командировочные бумаги, с ходу заполнил половину бланков, осталось адрес уточнить. Момент Оттопырча улучила, вставила словцо:

– А ты поправился, До-До, в другой раз и не признала б. Где мой Форзейлёк? Я ему носочки тёплые связала, сейчас найду…

– На посту номер один.

– У мавзолея, что ли?

– Нет, дорогая бабушка. В киоске. Для семьи новой киоск стал главным рубежом.

Бабушка размышляет над словами – то опустит в сумку носки, то достанет. Сомнения набежали, как любовницы на похороны жены.

– Ты его на ноги поставил?

– Давно уж.

– Так передашь? В киоске холодно, небось.

– Пусть правительство тепло подумает о нас, холодно не будет.

– Смотрю, вы там устроились. Зачем же правительство придумали?

– Куда деваться? Скучно.

– Так ты не собираешься обратно?

– После смены полюсов. Не раньше.

– Кто же мне поможет выиграть в лотерею?

До-До опешил. С языка был готов вопрос сорваться: «Разве я помогал тебе выигрывать прежде?» Вместо этого, спросил: «Что за лотерея?»

– Горюче-смазочная. На могильнике для домашних питомцев оказались человеческие останки. Бригада похоронная, что ни день, перемещают их в другую точку. Номер её и нужно угадать.

– Бабушка, родная! Ты ничего не путаешь? Будто из прошлого вернулась.

– Не путаю, соколик, успокойся. Мне всего лишь нужен номер.

– Сорок четвёртая.

– Отлично, утром сообщу, совпало ли. Откуда уверенность такая?

– Родная, это просто. Ставь на один и тот же номер. Однажды выиграет и он.

– Раз в четыреста лет?

– Тебе-то куда спешить?

– Следующий вопрос. Летаешь на драконах, так смотри мне, держись покрепче!

– И вопрос?

– Сейчас, солнце моё, где-то записала... Вот: «Что с мостом американским?» Бродяги всяко говорят, кому верить? А ты на драконе. Мне б для точности, нос кому утереть фактом.

– «Фактом», говоришь… Скажу так: можно и напёрстком измерить количество воды в бочке, – результата долго ждать.

– Но материалов вроде бы хватает.

– Чтобы мост закончить – нет. А чтобы двигаться с мостом на восток или на север в поисках суши – хватит. В детстве, помнишь, я по комнате перемещался, не касаясь пола…

– Что-то не припоминаю.

– Баб, ну это же просто! Стоишь на одной, перетаскиваешь вперёд вторую табуретку.

– Да-да, так оно и было. Именно тогда я родителям твоим сказала: вот попомните моё слово! Наш До-До станет знаменитым. И потому, что бабушку не забывает, и потому, что в подвигах и проектах нет ему равных!!

До-До машинально втянул голову в плечи:

– Э-э… и что сказал отец?

– Не помню. Скептически отнёсся. Когда ты строил вечные двигатели, он вносил поправки дважды. И двигатели – ах! Один взорвался, второй чуть потушили. «Они недостойны их иметь, да и рано ещё», – говорил, глядя на развалины дома.
Строительные дефекты мы искали сообща, да ничего не вышло. Твоя мамаша предложила выписать торнадо, – американские умеют и не такое. Подсчитали сбережения, и поняли: не потянем. Что касается вечного двигателя, то я согласилась после. Опережать события и торопить негоже, но путь другой следовало подыскать отцу.

До-До механически подышал в ладони.

– Знаешь, баб, я припоминаю что-то. Пожарные причину установили: короткое замыкание. Что касается папаши, кажется… Он уверен был в поступках, вредил самозабвенно. Как, кстати, его имя?

– Не помню уж.

– И я. А жаль.

– Это наследственное у нас, не переживай.

– Чего ещё из родословного списка я не знаю?

– Так сразу и не… О! Есть внебрачный брат. Или сестра… Нет! А вот это точно: тянет нас к драконам. Ты оседлал уже, я же, в эти годы, оседлать хочу другого… Спиридон! Познакомься с моим любимейшим внуком.

Бравый генерал отошёл от стола, на котором оживали утки и поросята, одним пальцем придерживал алую полоску на бедре.

– Некоторые ссылаются на неточное производство заклинания. Не хочу никого обижать, хотя вертится на языке. Лампасы пришивать не умеют!

Оттопырча пошла искать иголку в стоге сумок, пока Спиридон нащупал тему для беседы.

– Я слышал про киоск. Чем торгуешь, парень?

– Да всем понемногу. Всё, что предлагает рынок.

– Так уж и всё. Ну, а экзотика? Скажем, драконьи яйца?

– Два вида.

– Врёшь, поди!

– Лгу исключительно редко, – говорит До-До, – в последний раз – сто сорок четыре года тому уж, если не забыл мелочи какой-нибудь. Надёжные поставщики не дадут солгать, товар отменный.

Оставим церемонию на минуту, в пещеру по соседству стоит заглянуть. Для молодых возводят гномы широченную постель под балдахином, матрас бесшумный с грохотом поселился в раме, это его последняя возможность пошуметь; стопка белоснежных простыней – всё по обычаю, как по прейскуранту. Выставка для посетителей закрыта, показ состоится рано утром, по пригласительным билетам. Особое внимание привлекают гроздья портретов – оба родословных древа как бы спорят, у кого в роду царей и брадобреев больше, кузнецов да гончаров. Цари не редкость, вот берендеев – ни одного.

В конце пещеры вход в тоннель. Официант мальца по мягкому месту шлёпнул – ступай, тебя уже хватились.

– Как деспотичку получу, так и заплатим.

– Поспеши. Сегодня на почте выходной.

– Отец обещал любую прихоть воплотить, как узнаю про утечку.

– Ты же неглупый парень. Как можно верить в обещания взрослых? На твоём месте я
бы помалкивал до свадьбы.

– Мне жениться рано.

– Вот потому и указываю конкретную дату.

Можно отправиться за сорванцом следом, боюсь – из нового меня там ничего не ждёт. Пришельцы давно себя землянами считают, ибо тысячи поколений родились здесь и процветают. Без солнечного света – оказывается, возможно и такое. Многим совершенно безразлично, чем промышляют остатки расы, часы которой уж сочтены.

Тоннели в строгом соответствии с магнитными полями, количество их и границы оговорены на ближайшие двадцать шесть тысяч – там будет видно. Для выхода тарелок свои шахты, прямо с оборонных баз, которые окружают города. По неподтверждённым данным, подземное население по численности превосходит пятую расу; их не счесть, кабы и хотел. Но в городах перенаселения не знают: добровольцы либо строят БАМ, либо пашут целину. Коль развязать войну нельзя, на трудовые подвиги население столкнуть – глядишь, причин поубавится для недовольства. Мне кажется, обе цивилизации нашли себя, мирно обязанности поделили. Одни караулят подступы к планете, конкурентов отшивают, другие копошатся в недрах, как в женской консультации специалисты. Иногда встречаются вожди, чаи совместно распивают, взаимные претензии шлифуют, но недосказанность витает над позициями и аэродромами; народ и армия едины в том, что дышат воздухом из фильтров. Для гномов стороны сделали исключение: снуют команды проверяющих по тоннелям, устойчивость тектонических плит проверяют, как и верность ленинским идеалам… Этого следовало ожидать: душа Ленина воплотилась средь инородцев, настоящие хозяева планеты бывшему вождю устроили проверку – вокзал приготовили, в аккурат финляндский, подогнали броневик. Скромно ждут – полезет?

Надо сказать, зелёная голова «Ильича» ногам покою не давала, – примерно раз в неделю его засекали на финляндском; не там ли явочная квартира? Сканирующие устройства отмечали сложности характера в моменты, когда его рвало на куски. Раздвоение сознания выглядит примерно так: одна половинка спорит со второй: «Всё уже готово, сколько можно откладывать?» – «Мы уже лазили на броневик, ничего путного из того не получилось». – «Именно теперь и учтём опыт прошлого». – «Что ты говоришь?! Не было бы других революций. Каждый думает, у меня пойдёт иначе». – «Хорошо, давай Сталина расстреляем сразу». – «Он тоже получил путёвку к инородцам?» – «Сроки подошли». – «Не нравятся мне совпадения эти. Снова реки крови? Пойду-ка я лучше да заберу ботинки из ремонта»…

Действительно, на финляндском есть мастерская, сразу я и не заметил. Возле булочной, между постовым и сканером. Не тот сканер, которым вожди отслеживают настроения обывателя, а космический. Народ вправе знать, какой метеорит несёт угрозу. Предположим, отличным настроением располагаешь, подходишь к экрану, на клавишах задаёшь вопрос – и на тебе: «В ближайшие сутки угроз не ожидается».

Честно сказать, с подобным вопросом я несколько раз обращался в справку. В глазу кольнёт то ли покажется на уровне интуитивном, будто из глубин космических нацелился обломок роскоши былой, так и подался на финляндский. Охоча справочная на любой вопрос ответить, в нашем случае была краткой: «На бесконечную праздность найдёт управа». Где-то была планета тунеядцев, и вот, приказала долго жить…

Помню, как-то задавал другой вопрос: «Откуда на поверхности кислотные дожди?» – Справочная заподозрила в шпионаже: «Назовите личный номер». – Порядка привычного не нарушая, набрал я девять цифр, и они совпали с личным номером вождя. Ответ вождю полагается давать без промедления: «По программе досрочной очистки поверхности планеты, были созданы аппараты «концентрат», которые внедрялись в подходящие по размерам облака и накапливали вредные вещества. После правильной реакции, облако превращалось в бомбу, способную обнаружить цель и уничтожить. Бомба работала в автоматическом режиме поиска либо управлялася с главного пульта».

Меня не насторожила форма глагола «управлялася». Всё идёт своим чередом. Пришлые, незаметно для себя, принимают не только обычаи планеты. То есть, программист, обеспечивающий работу «справочной», уже был отравлен местным колоритом. То же самое можно сказать и про «мост американский». Давно это было, когда верховный сенатор вытеснил последнего президента и на самом президентстве поставил жирную точку. Лишь захлюпало под ногами, любой проект по поднятию суши либо по поиску свободных островов встречал горячую поддержку. Верховный сенатор стал крёстным отцом «Моста надежды», который пустился в сторону Европы. Все острова, попадавшиеся на маршруте, строители приватизировали под сваи; на старых картах не значились новые острова, да оно и понятно: такой континент уходил под воду! Появление островов в достаточном количестве подразумевалось: учёные сенатору предложили опыт – в тазик воды налили. «Давайте дружно в него опустим ладони… Видите? Кое-где  выступают костяшки пальцев, это и доказывает появление островов после погружения одного материка». Поскольку в опыте костяшки пальцев сенатору принадлежали, вывод был признан убедительным, в силу того, что его ладоням не досталось места на дне тазика. Возможно, именно поэтому «Мост надежды» получил продолжение во времени и пространстве. Мостостроители фактически вернулись к опыту конструктора «Лего», где из стандартных фрагментов можно создавать любой объект. С восточного побережья на эстакаду поднимали детали, из них выстраивалось дорожное полотно, сваи и крыша; через каждые десять километров появлялась зона отдыха – небольшой оазис с шезлонгами, «колой» и урнами. Возможности строительной индустрии и своевременность поставок ни у кого сомнений не вызывали, пока индустрия континента не ушла под воду. На последних возвышенностях ещё бодрился американский дух, хотя в сыром виде демократия уже не выглядела столь привлекательной; тем не менее, верховный сенатор, по наущению советников, дал отбой проекту. Однако, американский червь довольно глубоко внедрился в просторы мирового океана. Многоножка, вкусив радости бытия, была готова затянуть «По морям, по волнам», пусть никто и не просил. Слухи о крадущемся бетонном монстре докатились до Европы, прогнозы о перенаселении повергли островитян в панику, что ускорило погружение суш и пересадку дельфиньих лёгких, акульих запчастей, крыльев скатов. Скатилась Европа в сообщество морских гадов, не тормозя на поворотах, и это ещё полбеды: многие собирались протащить любимую валюту в новые условия… Тем временем, верховный сенатор объявил беглецов изменниками родины. Волевым решением сената поставки проекту обрезали, не глядя на то, что в Америке безработица вышла на нулевую отметку. Двадцать процентов американцев оказались отрезанными от бюджета и всех мыслимых благ. Канада нагрузила пшеницей баржи, отправила голодающим на Мосту, в обход договорённостей с американским правительством. Мостостроители успели поужинать, на завтрак получили по мешку пшеницы, и баржи потянулись к Великим Озёрам – последним запасам пресной воды. Стратеги западного полушария не забывали о наличии Байкала, стали строить планы о культурном обмене между западом и востоком, однако вскоре получили предупреждение за подписью действующего Берендея. Трудно с уверенностью сказать о том, что там задрожали от страха: сырость и пронизывающие ветра вызывают похожие рефлексы.

Между тем, руководители проекта «Мост надежды» изыскали внутренние резервы и пришли к выводу, что проект вполне может обойтись без финансовых вливаний. Тотчас с западного края были подняты на эстакаду фрагменты, соединявшие проект с сушей. Их торжественно перенесли на восточный край, поближе к Парижу, Риму и Берлину. Правда, в Европе не всё шло гладко, как хотелось. На горных склонах разыгрывались настоящие битвы: горные бараны успешно отбивали атаки, сбрасывая наступающие орды в море. Всё меньше уверенности в завтрашнем дне, угроза голода, да и в природе непредсказуемости было больше, чем учёные обещали. Сербам повезло, другим на зависть: местные горы росли ввысь. Албания ушла на дно морское, поляки заметались с признаниями в любви и дружбе к белорусам и россиянам.

При появлении американского червя, Париж разделил судьбу Албании, как Голландия и прочие государства, которых объединяли вековые претензии к славянам. Горы и низины танцевали непонятный танец, Варшава, было, захлебнулась, но выбралась – вся в тине и в ракушках. Вальсы охраняли Вену; народ поверил: пока музыканты не опустят руки, потоп не страшен, а океанская вода стеной вокруг стояла… Про Африку информация собралась скудной и противоречивой; Мадагаскар воссоединился с континентом, за ним потянулся длинный хвост, соединивший Австралию с новой Зеландией, - профессиональный канатоходец мог легко пройти из Африки в Австралию и обратно. Эскадрильи тарелок отслеживали каждый переход и подвиг, документировали самым нежнейшим образом, нашему брату-летописцу грозя конкурентоспособной продукцией…

Надеюсь, слушателя не утомил. Послушал бы кто летописцев – не уверен, что почувствовал бы себя лучше. Правда, у Форзейля есть изящная концовка. Разве младший старшего забудет братца? Завидное место в его труде отведено Байкалу – якобы До-До поднял народы на борьбу с наводнением: «Силами  семи батальонов, вокруг озера были подняты горы, заделаны все бреши. Но главная угроза с запада приближалась. Потомственные надсмотрщики подобрели вдруг, впервые обратились с просьбой: водицы нашей испить восхотели… В Индийском океане сапоги… нет, это из другой оперы. Что касается сложившейся ситуации, то здесь был нужен лидер – личность неординарная, и святой Роберт прислал на помощь именно такого. Вы не поверите, но врать не осмелюсь: на белом коне, с мечом наперевес, эпический герой явился, с кучей ординарцев. Здесь были все: Кощей Бессмертный, матрос и энциклопедист, вечный водитель, кое-кто из дам. Что касается Чистоплюя, я взял бы на себя смелость объявить его лишним звеном, без которого можно обойтись вполне. В приватизации участия не принимал, хотя его просили – возьми на баланс кинотеатр. До-До пришлось взять на себя; в его распоряжении оказалась вся хроника мировых катастроф: операторы с нездоровым вожделением фиксировали погружение американского гегемона, королевские гектары. Европа ахнула: защитника у нас не стало! Нас предали! Мы и Россия – нам выбора не оставили опять. Без Великобритании и американских штатов народы мира по-новому вдохнули, гораздо глубже: ни одного полицейского, улицы опустели вмиг, и только червь хронически бетонный нёс брюхо голодное над волнами…»

Некоторые источники предоставили возможность спастись власть предержащим; в разных вариациях, чиновникам позволили местами поменяться с мостостроителями. Учитывая право на отдых, и эту версию можно вполне приложить к больному телу истории, как горчичник. Однако, мы ничего не выиграли бы от того; полицейские мотивы навязли на зубах, методы вышли из моды, а предложить что-то достойное карающие органы не сумели. Рост самосознания начинался бурно, не испытывая давления со стороны законов. Граждане очнулись со словами: «Дальше так жить не годится». Каждый второй отнёс на завод болты, валявшиеся без дела; каждый первый сделал это накануне. Бухгалтера вернули премии, полученные путём преступным, за что были премированы в размерах возвращённых сумм. Банки пересмотрели двухзначные проценты в сторону однозначных, однако клиентуру свежую не привлекли. Люди научились жить по средствам, следовали золотому правилу: «Чем больше вещей, тем больше хлопот». Спартанский образ пришёлся кстати, на здешних хлебах пустил глубокие корни. Освобождённые от бремени полицейского ока, люди менялись на глазах. Их лица исполнялись светом, в очах неземной появился блеск; ступень очередная восхождения большинством была взята незримо: проснулись утром – мир стал иным. Мир духов стал настолько зрим, что, останови любого, – и ответят на любой вопрос. «Деда Ивана? Это который десять лет за Байкалом срок отбывал? Сейчас покличем…» Мир тесен стал, своих потомков духи ищут, минуя отделы кадров и горсправку; целенаправленно берут в кольцо потомка, горячих всыплют, если заслужил: «Мы столько Совести в тебя вложили, а ты разменял на длинный рубль? Так получи!..» – Когда воспитывают духи, нам бы мимо проскользнуть да сделать вид, что картины эти рано видеть. Но в целом атмосфера прояснилась. Казна всеобщей благодати пополнялась всякий час, в прогрессии известной; стоит лишь освободиться от повседневной суеты, и твой взгляд мудрый находит мудрецов, тебе подобных, счастливых не меньше твоего. Заводы на прощание сиренами отозвались: с минуты этой киловатта они не взяли впредь; народное добро оставлено без охраны. Людям не надо ничего, а вот роботам… Кому-то может показаться, экскурсии пошли, по местам былых достижений, по доскам из почёта, по карточкам учётным. Пошёл неуправляемый процесс, иные умники спохватились: «Раз хозяевам не нужно, добру что ж пропадать?» Пошёл имущества раздел, право на собственность образовалось; роботы действовали прямолинейно, хотя и наблюдалась некая схематичность. Кто подался в торговлю, кто в горсовет, пока пустовали кресла; хорошие механики организовали сервис. Чистоплюй немного опоздал, ибо пограничниками граница укомплектовалась за час до его прихода. Бросился на таможню – там такая же картина. Вернулся в горсовет – швейцар сообщением огорошил: «По правой лестнице сейчас поднимается свободный гражданин. На четвёртом этаже одно пустует кресло. Если рванёшь по левой, можешь обогнать». – «Четвёртый? Да ну его, высоковато».

Возможно, именно поэтому наш правдолюбец не поднялся выше среднестатистического гражданина. «Сходить в кино? Что-то там говорил До-До… Заходишь в зал и на середине фильма себя хозяином объявляешь. Проходишь по рядам, собираешь дань с лицом, будто успел оформить по закону. Который вдруг попросит документы – в нос…»
Наш правдолюбец стушевался при сих словах:

– Как можно, сударь?

– Тогда занимай скамейку в сквере и жди пришествия второго. Святой Роберт обход со скверов начинает.

– Разве он приходил разок?

– В том-то и дело. Ты, видимо, из той породы, которая нигде не поспевает. Так что ждать тебе – не соржаветь.

На обратном пути Чистоплюй заглянул в кинотеатр. Картина напоминала нарезку из «Белого солнца пустыни», «Москва слезам не верит» и документального «Я – первый президент Белоруссии». На сорок второй минуте один из зрителей вскочил и заорал, что он является владельцем сего кинотеатра… Чистоплюй с трудом прорвался сквозь охрану, однако, чужую кассу наличными из принципа не пополнил. О переходниках тогда никто слыхом не слыхивал, но деньжат подсобирать стремился всякий: новые условия обязательно предложат населению нечто выдающееся, поэтому, как говорится, не зевай…

На улице родной скопились Лидки, в его сторону ни одна не взглянула… Как будто он нуждался в их услугах! Вы ещё пожалете, придёт час! Где-то уже пишутся законы; если с уклоном в инквизицию, то работать будете бесплатно, иначе на костёр! Прилипчивые недотроги оседлали перекрёстки и чего-то ждали. Возможно, первого постановления нового горсовета.

Он бережно донёс до хижины повреждённый шланг, из которого сочилось масло. Сплошные неприятности, что за день? Хорошо, голова осталась на плечах. Ещё один такой денёк, и его метры соседи сдадут москвичу либо представителю национальности иной. Да и к хозяину наведаться не мешало бы, вот только раны перевязать… Нет, попался босс не вредный, охотно признаёт, что у слуг должно быть личное время. Вторые сутки не наведовался, недельку придётся нести вахту, пока другие слуги используют отгулы. Всё как у людей: можешь год из шахты не вылазить, однажды выблудил на поверхность, получку оставил в магазине и гуди, никто слова поперёк не скажет…

Боком Чистоплюй проскочил в знакомую дверь, пока доводчик с третьей попытки распознал, с четвёртой пароль услышал – одним словом, напялил на себя рубаху безотказного парня, который готов работать при любом строе, за фиктивную зарплату и без оной. Грязь на ступеньках, следы массового бегства, надпись прощальная: «Конец рабству! Присоединяйтесь к движению Досааф». Дверь в квартиру открывалась способом известным: нажми коленом у петли, и откроется сама... Как стреляный воробей, слуга выглянул из-за угла. Босс ругался с телевизором, тот пытался всучить прошлогодние выборы и чемпионат 812-го года. Как и следовало ожидать, из слуг никого. После скажут: «Пока ты бродил да вынюхивал, кто придёт к власти, у нас тут всё вертелось и процветало».
 
Дудки вам, а не отгулы! Теперь главное не шуметь.

Как ни старался Чистоплюй, хозяин повернул голову.

– Кто там?

– Да я босс, я.

– Это тебя за хлебом посылали?

Вот и подсказка, как действовать.

– Чёрствый. Пока обежал сорок восемь магазинов, нашёл свежий; пока очередь выстоял, хлеб подорожал, не хватило миллиона.

– Так вчера нули отрезал горсовет. Разрешили населению вручную вырезать, пожилым позволили оторвать.

– Да?..  Ко мне никто не обращался. На купюрах они в прежнем количестве.– Тут сообразил слуга: – Это вы по телевизору слыхали, босс?

– Сосед заходил. Его бросили слуги.

– Может, я ему сбегаю в магазин? Надо же солидарность проявить, раз ему не
повезло.

– Ты за дверь – и поминай, как звали. Нет уж, при мне оставайся. Держи цепь, да колокольчиком позвякивай раз в минуту, я буду знать, что не один. Да, и приготовь завтрак.

– Разве на скорую руку, я что-то продуктов не замечаю.

– Неужели вынесли? Смотри там внимательней: всё не могли.

Слуга отправился на разведку. Дом большой, продуктовых кладовок около сорока. Пока все обошёл, по крошке насобирал для завтрака: щёпоть гречневой крупы, мороженые мандарины с чесноком, полбанки фасоли консервированной, снял плесень, окатил спиртом. Горбушка чёрствого хлеба украсила натюрморт.

– Я не ослышался? Ты за свежим ходил.

– Отняли по дороге, босс.

– Дожились! Уже средь белого дня грабят…

– Я проследил, куда скрылись. Отпустил бы меня, босс. Они там сейчас расслабились, я подкрадусь и утащу, что не съели.

– Огрызки?

– Босс, скоро не придётся выбирать. Я бы не привередничал.

– Ладно, но ты там уж постарайся, выбери поцелее.

– Договорились!.. Встречу кого из наших, пришлю. – Так уж повелось: покидая дом, слуге надо взять что-нибудь для отвода глаз. Чистоплюй прихватил программу телепередач; теперь-то никто не остановит. Дело в том, что лет шесть они не меняются. При желании, их выучили наизусть те, кто заметил это. Но большинство вполне довольно и ничего не хочет менять. Меняются лишь поры года да цены на хлеб.

Двоих он застукал в баре, куда заглянул, чтобы промочить горло. Взял себе коктейль с запахом мандарина, подсел к коллегам.

– Ребята, надо появляться иногда, босс если разозлится…

– Кто бы говорил! Тебя две недели никто не встречал!

– Врёшь, был четыре дня назад.

– Если и был рядом, то в дом не заходил.

– Очень занят, времени катастрофически…

– Интересно, чем.

– С одним парнем задумали помочь американцам.

– Деньжат срубить решили, обогнать остальных на повороте?

– Не совсем так. Мы тоже против их присутствия, но дело провернуть – нужны малоизвестные лица. Мы личности публичные, так что…

Коллеги переглянулись.

– Что выиграем мы?

– Родина в опасности, – Чистоплюй собирался развить тему, да не дали.

– А вот этого не надо. Родина у нас появится лишь тогда, когда похороним последнего. Кабы ни золотые пальцы трёхрукого Уцелёнка, уже б стали хозяевами планеты. Его пусть бы кто пристукнул – вот это было б настоящим делом.

Победив порцию, Чистоплюй направился к выходу, со словами: «Ваше право. Потом попробуйте сказать, почему я к вам не обратился».

Прохожие метнулись на левую сторону улицы, асфальт на правой стороне был подмочен, как репутация лахудры. Пока трудно сказать с уверенностью, какая туча пронеслась над жилыми кварталами; специалисты работают в этом направлении и обещают к Новому году выбросить на рынок анализаторы. Больно зачастили кислотные дожди, но власть, укрывшись в кабинетах, руками лишь разводит – мол, природные катаклизмы не в нашей компетенции. Легче сослаться на природу, чем организовать марш протеста или хотя бы расследование. С потолка не каплет – и ладненько. Самое противное, что частный бизнес вложил немалые средства в производство анализаторов и почему-то пошёл на поводу у горсовета. Чиновники пообещали максимально упростить процедуру распространения приборов. То есть, гарантировали справедливое распределение среди населения. Общепит, таксисты и даже Лидки скинулись на проект, и только у чиновника один ответ – нет денег, мы с Газпромом не расплатились по долгам; вот прибудут американцы, подтвердят ценность отдельных предложений, там и посмотрим, может… Кое-кто, похоже, собирался вкусить американского образа жизни, не утруждая себя уроками истории. Акулам заокеанским они готовы оказать любую помощь явно.

«Сукины дети!» – в который раз вырвалось у него, стоило набрести на очередной указ. Люди привыкли, – заметил в витрине очередной «опус населению», глотнул последние две-три строчки, и шагай дальше. Чаще махнёт прохожий рукой, а то и плюнет – любят у нас заботу под грифом «не покладая рук», устали от бесконечности, от той же бездарности глашатаев сладкоголосых. И видишь только, как один перед другим вытанцовывают да примазываются к открытиям, к ударникам сверхъестественной экономии. То газу сэкономили океан, то угля, и никто не сошлётся на преобладание положительных температур. Зимы бывают слишком тёплыми.

Лишь угомонился дождь, улицы ожили сверх всякой меры; невольно напрашивается сравнение с захватом города полчищами кочевников: магазины подверглись настоящему разорению. Слух прошёл, горсовет рассматривает денежную реформу: будто бы старые советсткие рубли будут пущены в обращение. Говорили всяко: «Думаете, выкопали резервные захоронения? Заново напечатали». – «Да нет, в одном музее вскрыли сейф. Там и нашли сорок мешков. На первое время хватит». – «Марсиане напечатали, я вам говорю! На днях видел двоих». – «Э, братец, допился! Переходи на простоквашу». – «А вы видели Досаафовских? Громят кладбища, за людьми охотятся, ей-ей». – «Что панику распускаешь? Я каждый вечер иду со второй смены, ни разу не встречал группы больше двух-трёх горластых». – «А ты не по проспекту, во дворы загляни! Там трупы горками складывает кто-то».

И хотел пройти мимо Чистоплюй, да серьёзный оборот принимали разговоры. Один паренёк выслушал торопливые выбросы негатива, оглянулся по сторонам и заговорил так тихо, что к нему потянулись люди.

– Они наводят новый порядок. На мой взгляд, давно пора, но действуют неорганизованно. Сам видел дважды, выскочит из-заугла смуасшедший, воткнёт в шею прохожего шприц, обработает спиртом после укола и заявляет: «Жить тебе осталось полчаса, так поторопись. Есть последнее желание, может, долг кому предать, – не стесняйся, я к твоим услугам». Разумеется, прохожий в шоке, прохожий не может с мыслями совладать. Тот, первый, спросил только: «Почему я?» – Ему в ответ: «Всех отправим на тот свет, по очереди. Сегодня – твоя. Планета для роботов, долой нахлебников».

– Как он выглядел?

– Ты из полиции, что ль? – И парень затерялся в толпе разношёрстной. Он пропал, а слух остался. Подобных случаев в Городе было зафиксировано около сорока, и лишь четыре из них получили продолжение. Серия вскрытий не обнаружила ядов и каких-либо вредных веществ, специалисты скромно дописали в актах о смерти: «Сами себе внушили, что пришёл их час. Сердце остановилось через три (пять, девять и тринадцать) минут, подчиняясь приказам из мозга». Именно таким образом движение Досааф заявило о себе, как о реально существующей угрозе; расшифровать название никому так и не удалось. Зато перепись населения по новой формуле «40 – 4» прошла с триумфом, главное условие – не уклоняться от основного направления. На проспекте нападений не наблюдалось, и переписчики, пока было светло, пробежались по домам. Статистике можно было бы принять к сведению хоть такие цифры, кабы в горсовете разногласия не разразились: «По какой формуле прикажете рассчитать остальных?» Как обычно, оптимисты не сплоховали: «К чему весь этот шум? Когда-нибудь дойдёт очередь и до периферии».

Чистоплюй по городу метался, следуя спонтанному маршруту. Именно сегодня он был уверен, что найдёт того, кто ему нужен; это чувство одолевало с утра, поэтому запретил себе сомневаться, кто бы что ни говорил. На миг задержался у памятника-скамейки; по повериям, её то ли изготовил, то ли посидел однажды первый президент Белорусии на ней. Эмигрант ловко орудовал кистью, освежал память народа; Чистоплюй заметил обновлённую табличку: «Эту скамейку в 1999 г. зарегистрировал, установил и изготовил первый президент Белорусии».

– Эй, братишка, ты перепутал местами глаголы.

Эмигрант слишком охотно и черечур узко улыбнулся:

– Знаешь подсказать? Помощь помоги. Глаголы на курсах запоминали, но русский нравить, я выучить хотеть.

– Хорошо, помогу тебе, но с условием. Ты мне расскажешь, как Америка покончила с институтом президентства…

Я не могу сообщить слушателю дословный набор неправильных глаголов, постараюсь передать суть. Соединённые Штаты, собственно, и развалились по той причине, что ни в одном предсказании не говорилось о сорок пятом президенте. Сорок четвёртый – и конец. Сенаторы пошли к экстрасенсам, как один, задавали один и тот же вопрос: «У меня есть шансы стать президентом?»  И ни один не получил положительный ответ. Гороскопы тоже не сулили прописки в Белом Доме. И собрались сенаторы раз, потолковали да отменили пост.

Чистоплюй уточнил только:

– Кто ж составлял те гороскопы?

– Самая известный. Имя Зуммеровед.

– Впервые слышу. Ваш, американец?

– Он здесь построили. Я хотеть его находить.

– Извини, братишка, ничем не могу помочь.

– Ты обещать. – Эмигрант снял табличку. Чтобы получить гражданство, он берётся за любую работу. Вот горсовет и пользуется.

– Что обещал, то сделаю. Зарегистрировать можно посте того, как установил. А установить можно после того, как изготовил. Только я сомневаюсь, чтобы первый президент своими руками больше десяти гвоздей забил. Кто-то хочет выдать скамейку за раритет и наладить сувенирное производство, не иначе. – И отправился Чистоплюй дальше, запомнив имя астролога, который руководил отдельными американцами, не занимая Белого дома.

Вот ведь как бывает: рядом живёт такой же, как ты, но проворачивает дела за океаном… Ты можешь повстречаться с ним, лицо в лицо, да так никогда не узнаешь род его занятий. Пока не подскажет эмигрант… По идее, следует останавливать каждого второго и расспрашивать, запоминать, когда-нибудь точно пригодится. В век информации это вполне реально.

Каждого первого не получится, это уж точно. Много нас ещё, несмотря на потоп и прочие шероховатости быта.

Тем не менее, Чистоплюй пропал из виду примерно на неделю. Когда ж вновь встретил коллег, с кем служил у босса, те и обрадовали: «Где тебя носит? Похоронили хозяина, до последнего не закапывали – думали, придёшь».

Они хорошенько запомнили его слова, сказанные по поводу. Изучив повадки нового хозяина, Чистоплюй заявил: «Ребята, на этот раз нам крепко повезло. И на похороны такого человека я приглашаю всех».

– Я помню. Обстоятельства сложились так, что не смог присутствовать. Разве с вами ни бывало?

– Ладно, считай, поверили. Тут спрашивал тебя мордоворот один. Кажется, из новых бизнесменов.

– Назвался?

– Нет, но обещал зайти сегодня.


По дороге заскочил Чистоплюй на кладбище, у могилы постоял. Минуты через три брызнул дождь, и ему пришлось уносить ноги. Дома он нашёл инспектора по найму. Закон был пока на стороне хозяев, и роботы автоматически переходили к новому владельцу. В случае, если на команду находилось много желающих, власти устраивали аукцион. До чего ж противная процедура – находиться и выслушивать прения сторон. Но с другой стороны, есть свои плюсы. По крайней мере, знаешь, что тебя ждёт. И самая развлекательная часть та, где претенденты обязаны сообщать о своих заслугах перед Городом, о наличии талантов. Обычно, у кого язык подвешен лучше, тот и выиграл, но без исключений никак. Служил Чистоплюй у хамоватого хозяина – двух слов связать не может. Бывший командир ОМОНа (они там тупеют не на шутку, если кто не в курсе). Кровь на руках – мозги набекрень. И вот командир выиграл, шнурками уши шнуровать пошёл. Сжалился инспектор – решил спор в его пользу. Как оказалось, в практике Чистоплюя это были самые сложные будни. Подъёмы, тревоги, полоса препятствий… Износ превосходил все гарантийные обязательства, и смерть была бы финалом закономерным, – не обошлось без добрых людей. Стали приходить посылки, без обратного адреса. Всю команду восстановили. Общим тайным собранием постановили – прикончить гада. Деньжат собрали, в ларьке скупили водку, втайне надеялись, что попадёт левая, – таких случаев полно: сосед с первого этажа служит в Статистике, кому, как ни ему, знать истинное положение вещей. Однако, пил хозяин всё, что льётся, и только на глазах крепчал. Чистоплюй утешал коллег – потерпите, печень не железная. Недели через четыре стал сомневаться в правильности диагноза.

– А давай, дружок, к врачу заглянем. Что-то мне не нравится твой вид.

Хозяин раскинул руки, положил их поверх ящиков с водкой и ответил прямо: «Допью». Он дал понять, что не раньше.

Стали искать контакты с медиками, чтобы ознакомиться с устройством подопечного и сделать приблизительные прогнозы. Копия карты обошлась недёшево, в долги ребята влезли, но оно стоило того. Выяснили главное: печень из особого пластика, его возьмёт лишь ацетон.

Очередное собрание надвое раскололо коллектив. Одни напоминали – мы не имеем права, когда другие приглашали пройти на полосу препятствий и там отстаивать свою точку зрения. Страсти накалились, и дело могло дойти до драки, кабы соседи не вмешались. Вся улица сбежалась разнимать: вы с кого пример берёте? Лишь поутихло, учредили комиссию по фиксированному невмешательству. Скинулись – бутылку ацетона поставили отдельно от ящиков, для чистоты эксперемента. Надпись, по согласованию сторон, была оставлена, рядом чек с наименованием товара. Комиссия зорко отслеживала каждый шаг, чтобы к ацетону никто не приближался. Однако, одним прекрасным утром на бутылке, как налёт пыли, водочная наклейка объявилась.
Как раз запасы водки подошли к концу. Хозяин не торопился откупорить последнюю бутылку, держал в руках, точно на неё молился. Чистоплюй заметил нерешительность, вызвался добровольцем: «Помочь?»

– Скотина! – отозвался тот, щурясь и едва шевеля губами.

Члены комиссии внимательно наблюдали. Обстоятельства складывались так, что купить водки было не за что, совесть в этом случае чиста. Кроме того, странные слова произнёс хозяин, едва очнулся. Два свидетеля утверждают, слышали два слова подряд: «Последняя бутылка». Команда пыталась расширить диапазон явления: «Он хорошо считает». – «Я думаю, просто сон приснился». – «У меня предложение. А давайте сошлём членов комиссии в дом отдыха. Восемь недель без передышки». – «Мы на мели». – «О, я ждал этих слов! Сегодня за подкладкой нашёл деньги. В парадном кителе». – «Сам от себя прятал». – «На чёрный день?» – «А если кто узнает, что слуг отправили за деньги хозяина» – «Что слуги отравили – вот чего бояться надо». – «И что? Я уже согласен на терминал, чем такая жизнь». – «Слабак! Чистоплюй держится молодцом, получись у него» – Споры спорами, но вовремя сказанное слово творит чудеса... Именно в эту минуту Чистоплюй собирался вручить ацетон в руки хозяйские, чтобы покончить не только с разговорами.

Поставили в пример его – это что-то новенькое. Чистоплюй собрал последние силы и сказал себе: «Ещё сутки, а там будь что будет».


У Форзейля конец этой истории идёт вразрез с общепринятым, но так как мы не берёмся рассматривать все версии, опустим слишком смелые варианты. Если вам не снятся марсиане, то вы, как минимум, землянин.

На сон грядущий, Чистоплюй решил прогуляться. Ноги сами привели на кладбище, но не на могилу почившего. Он подошёл к стене из древнего кирпича. За ней, судя по голосам, хозяйничали двое-трое. Подтянулся, выглянул за бруствер – так и есть: люди или роботы огораживали флажками периметр будущего сооружения.

– Что здесь будет? – крикнул он.

– Хороший вопрос, – ответил некто с улыбкою прораба, во всяком случае, при нём была карта с координатами. – Завтра здесь упадёт самолёт из Израиля, сорок девять жертв.

– Откуда сведения? Нет, вы не считайте меня сумасшедшим. Логичнее позвонить в Израиль и отменить рейс. – Чистоплюй разглядел вторую группу разметчиков, она тянула красно-белую ленту по периметру воронки. – А там что должно упасть?

– Не упадёт, а уверенно приземлится корабль. Кажется, марсианский. Точнее – двухместный катер.

Чистоплюй прихлопнул в ладоши, перекинул одну ногу через стену и сел, удерживая равновесие.

– Ещё верёвка есть?

– Для чего?

– Давай и я отгорожу местечко слева. Скажем, здесь завтра упадёт подводная лодка, которую потеряли двести лет назад.

– Это твоя чистая фантазия. Давай к реалиям поближе. – Прораб сложил свои планы в папку, подошёл к стене поближе. – Видишь ли, мы имеем весьма конкретные указания от надёжного источника…

– Бабка на кофейной гуще?

– Лучший астролог, математик и просто ходячая энциклопедия. Знаешь, Зуммеровед пока ни разу не ошибся.

– Тогда понятно. – Чистоплюй спрыгнул вниз, подле флажка остановился. – Второй раз за день слышу это имя, что меня и пугает. Он действительно хорош настолько?

– Непререкаемый авторитет. Как будет завтра, поговорим завтра.

– Что ещё грозит нам?

– Американский мост. В это ещё трудней поверить, но Зуммеровед настаивает – говорит, семь раз перепроверял стояние звёзд. Повышение уровня океана привлечёт звёзды встать в подходящую конфигурацию…

– Где можно его увидеть, взять интервью?

– Если вы из тех, кто наделяет славой, то он не падок на псевдодостижения. Вот если вы специалист по расширению памяти, кузнец характера либо мастер-оптик, то ему с вами есть о чём поговорить.

– В точку! Я – кузнец характера.

– Имеется диплом, рекомендательные письма?

– К утру будут.

Прораб выдернул один флажок, воткнул правее на три сантиметра, бормоча: «Вот теперь порядок». Случайному свидетелю приготовлений возразил:

– Вы не поняли меня. Или не хотите. Это не прихоть Зуммероведа, а моё желание. По натуре, он чересчур мягок, будет нелишне преподать ему уроки выживания в среде наглецов и хамов… Вы не согласны со мной? Хамеем, вслед за человечеством, на те же грабли… – Прораб рабочего окликнул: – Эй, Буси-Буси, сдвинь опору... ещё полсантиметра. Молодчина!   

Чистоплюй съёжился от масштабов грядущей катастрофы. До него только теперь дошли значения и отдельные моменты.

– Кто эти люди?

– Израильтяне. Они решили умереть на земле, где родились. Зов земли родной куда сильнее личных предпочтений. Бытовала такая задумка – собрать евреев, до одного, в земле обетованной. По замыслу – наверное, чтобы досадить соседям: кто посмеет не считаться с полумиллиардным государством? Арабы уже б не рисковали самодельные метать ракеты. Тем не менее, массовики-затейники просчитались: лишь один из четырёх согласился подставить голову свою и головы семьи. Прочие заметили издалека: «А вы знаете, там стреляют». Как будто в Америке оружие не продаётся. Ладно, вы извините, у нас полно работы. – И прораб полез на вышку. Самоходное устройство прибыло с небольшим опозданием, чтобы выслушать нелицеприятные слова. Кто не в курсе, у прорабов свой язык, не всегда понятный посторонним гражданам – прохожим да и членам комиссии приёмной.

Прислушался к оправданиям Чистоплюй. Приключился казус. Надо же совпадению случиться, тот самый эмигрант дословно перевёл пожелание горсовета сделать скамейку первого президента более заметной. Раз прохожие не замечали, свободный художник установил её на проезжей части. Стандартная дорожная пробка, конечно же, внимание к объекту привлекла, о них заговорили – о президенте и о производителе работ.

На вышку машинально Чистоплюй поднялся следом, раскачивание конструкции никого не испугало, лишь породило рядовую фразу: «Кого там ещё несёт?» – «Это я, с кем ты говорил минуту назад». – «Так ты из комиссии? А прикинулся случайным…» – «Нет, я действительно случайный. Хозяина могилку навестил, а вы тут масштабы развернули». – «Могилы мы не тронули, если ты заметил». – «Но самолёт, если захочет… Надо бы его предупредить, знак установить какой». – «Въезд запрещён»?» – «Стоянка тоже». – «Мы подумаем. До утра есть время».

С лёгким сердцем наш правдолюбец отбыл восвояси, по пути наведался к художнику от горсовета. Тот не приостанавливал работ на отдых, по идее – очень скоро о смене гражданства свидетельство заполучит.

– Что ж, поздравляю. Я тут на вышку поднимался, скамейку разглядел оттуда. Приятно сознавать, что в Городе хоть кто-то появился, кому не безразличны порядок и красота. Теперь о главном. Коль нашёлся парень, кому не платят дважды за одну работу… Извини, оговорился: кому не платят должным образом за труды, то моя обязанность открыть ему глаза. – Покровительственно, Чистоплюй присел на свежеокрашенную скамейку. Транспорт недовольно фарами сигналил и нехотя объезжал препятствие. Сидящий лишь отмахивался, как от мух: – Да знаю, знаю! Сейчас проведу работу – даром, что приезжий… Садись рядом, беглец американский. Внимай речам моим, повторять не буду. Перед тобой стоит задача – удержаться, во что бы то ни стало. Девиз… пусть будет первоосновой термин «долго». Запомни: всё врут календари и словари, поэтому зря не листай страницы, ничего полезного для себя там не найдёшь. Вот если утром израильский самолёт неподалёку ляжет, то приходи ко мне. Я обучение продолжу. Пока же записывай домашнее задание… Кстати, у тебя есть дом?.. Вот эта скамейка? Как я не догадался сразу? Но с чего-то надо начинать. Итак… Термин «ДОЛГО». К нему, как к тягачу, можно прицепить массу застрявших в кювете слов. Реформа языка давно назрела, и мы всё Пушкина воплощения поджидаем…

– На израильский самолёт?

– Нет, Пушкин на таких не летает. Билетов не достать. Карету выслали навстречу, и кучер вроде не любитель выпить. Тут нужен лидер первостатейный, без рекомендаций самопальных. Попробую одного парня соблазнить – у него потенциал есть, безусловно, день подходящий подобрать осталось… Найти того самого Зуммероведа и озадачить… Соседа тоже надо навестить, дома только бы застать.

– «Долго»… ждать?

– Я помню. «Долго» – это нетронутая целина. Это настолько невостребованный проект, что он накопил невероятные возможности в себе, какую тему ни возьми. Коснись личности отдельной, государственного строя – он всё вместит. Примеры – ну, давай начнём с того, что тебе ближе. Тебя каким объектом наградил горсовет за труд?.. Они ведь не оставят без вниманья.

– Мусорниц первый президента. Потом пепельниц и сапоги.

– Видишь, как положительно сказывается общение со мной? Ты заговорил уже, как мы. И вернёмся к теме нашего занятия. «Долгомусорница», если так объект обозначить на памятной табличке, безусловно привлечёт внимание общественности, даже не вынося его на проезжую часть или на всенародное обсуждение. Говорят, первый президент мог без передышки шесть часов чушь нести, перемежая выглаженные фразы междометиями и отсебятиной, чем пишущую братию неизменно приводил в восторг. Речи изобиловали достижениями, на фоне обнищания трудящихся. Поэтому им место в твоей «долгомусорнице». Кроме того, долги перед другими странами, в золотом исчислении, достигли невиданных значений. Более ничем не прославился первый президент.

– У него были дети?

– Кто ж своих забудет, к кормушкам не пристроит? Но ты меня умышленно уводишь от темы. Мы сегодня рассматриваем проект «ДОЛГО». Записывай, места на диске займёт немало. Наш проект легко воссоединяется с устойчивыми сочетаниями. Ну-с, скажем, «терпящий бедствие». Другие сам отыщешь. Я просто перечислю первое, что пришло на ум:
«ложный, лысый, славный, клеточный, монетный, брыкливый, нависший, картофельный, кефирный, согнутый, загнанный, фруктовый, челябинский, спетый, финальный, кладбищенский, сытый, слепой, ждущий, верящий, терпкий». Кстати, о «долгочелябинском». Вариантов трактовки, как всегда, масса. Это и «мы долго жили в Челябинске». Потом мысль о конверсии набегает, с вашей, кстати, штатовской подачи. Скажем, в Николаеве, прямо на заводе резали недостроенный авианосец, Пентагон выделил деньги на уничтожение. Специалисты знают, до каких пор нужно остричь корабль, чтобы восстановлению он уже не подлежал. И вот шпион следит за процессом: сварщики режут в три смены, без передышки. Дошли до отметки нужной – шпик звонит в Вашингтон, денежный обрывается поток. А из Челябинска в Белорусь долго шёл металл; российские дельцы долго не могли поверить, что в Пуховичах будут изготовлены поколения надёжных роботов. На смену интернационалу пришёл диспропорционал, веры нет никому, поэтому выживали – как кто понимал. Разумеется, воровские наклонности брали верх. Яхты, самолёты, дворцы за границей – ценой в миллионы полуголодных ртов. Но это видимая часть айсберга. Ловкачи подспудно понимали, за удовольствия платить придётся, пусть и не сегодня. Как в рассказе Роберта Шекли «Кое-что задаром». Время проверяет, созрело ли общество для очередной порции знаний.  Один мой знакомый утверждает, они наградили себя и детей своих архитяжёлой кармой, и отдуваться им придётся несколько воплощений.

– Как его имя?

– Мы с ним слишком публичные личности, чтобы повторяться. Только учитывая, откуда родом ты, скажу. До-До и Чистоплюй. Чистоплюй и До-До, сколько местами ни меняй, результат один: мы внешне мало чем похожи, но дело, которому мы служим, одно на двоих. Он учится игре на гитаре, надеюсь, скоро группу создадим и совсем знаменитыми станем… Кстати, ты упомянул сапоги первого президента. Что за объект, и где он? – Чистоплюй приценился к сумке эмигранта, пнул ногой: – Не здесь ли?

– Нет, дорогой белорус. Это два самых заметных небоскрёба, с пологими пристройками по обе стороны. Странно, что ты о них не слышал. Раз в горсовете их так называют, я думал…

– Это значит одно: разные мы – простой народ и члены горсовета. То, что мы величаем пищей, они отбросами называют. – Чистоплюй зевнул. – Это те два небоскрёба у парка Горького? Похожи на сапоги, правда. Скажи мне лучше, на что рассчитывал ты, к нам оформляя документы? Не иначе, первый президент приглашал: дескать, приезжайте все, начинайте бизнес, а мы вниманием пригреем; у нас много чиновников шатается без дела.

Из речи эмигранта с трудом можно сделать вывод: по заказу конгресса США, на территории Белоруссии был проведён эксперимент на тему: что будет, если провести пенсионную реформу на роботах отдельно взятого государства? Нашли достойных депутатов, расходы проплатили и заказ, рекламу организовали – и пошло: подключились посторонние лица, кому ничего не обещали. То есть, кому-то показалось, что лозунг вышел из народа, как не поддержать почин великий, за тысячелетие – единственный и неповторимый? Энтузиазм трудящихся очень пригодится для первой полосы в утренних газетах, где реклама давно и прочно обосновалась. И это не смешно: читаешь текст, как новость, и лишь из строки последней понимаешь, вляпался во что… Ноги несут по адресу, и товар придётся брать, раз уже пришёл…
Но вот прозвучала путанная фраза, которую мне пришлось прокрутить дважды. Смысл до Чистоплюя дошёл не сразу, куда уж мне… В Америке население было убеждено, что русские слепы и глухи по причине круглосуточного пребывания за мониторами, с наушниками и с микрофонами. Всемирная организация здравоохранения слишком поздно подняла тревогу, и ко всеобщему облегчению пришлось  признать, без роботов русские никакой опасности уже не представляют. 

– Так ты и тебе подобные купились на приманку: дескать, здесь можно давить лентяя, жить в удовольствие своё? – Чистоплюй сверкнул золотым зубом, затем признал: – Честно говоря, я не верил, что проскочит номер. В узких кругах был разработан план по переманиванию рабочей силы из-за океана. Мы-то были в курсе, что вы пойдёте под воду. Хотелось протянуть руку помощи: ладно – люди, они получили по заслугам. Спасти представителей интеллекта вражеского государства – вот задача, куда стоило вложиться. Я всё вложил, даже облигации, доставшиеся в наследство от первого хозяина, себе лишь рубль на завтраки оставил… Нет, я видел цифры – ни к чему не придерёшься: через двадцать шесть недель каждая копейка рублём должна была вернуться. Подождал ещё столько же – ни слуху, ни духу. Как говорил первый хозяин, нас снова надурили, хотя были правильные слова и цифры.

Эмигрант полез в карманы, выудил помятую десятку:

– Я сегодня угощать.

– Вижу, свеженькие доллары, с последней защитой. Но давай договоримся сразу: осетрину не заказываем. У меня от неё изжога.

Мигом собрав инструмент и краски, вкладчик и процент от прибыли покинули людное место. По дороге выяснилось невдруг, что вражеское государство было и останется им лишь для хозяев: «Нам с тобой нечего делить, Джон». – «Меня имя не такой». – «Что ж, пусть будет Нетакой. Я покажу тебе мой Город, каким я его ещё не видел». – «Потом я показать».

Я удивлён: что тут показывать? Жил Город отдельными главами, никак не связанными между собой. Каждый чиновник тянул свою песню, понятие хора ускользало, хотя конечный результат заметен. Народ катастрофически нищал; за доброго дядю так и хотелось гаркнуть: «Почему не читаете газет, игнорируете радиоэфир? Точнее – пропускаете мимо ушей? Стараются для вас, стараются, чтобы вы знали то, что надо знать». А они только о своём: как сэкономить смазку, как получить по льготной очереди лишний флакон да пристроиться на службу к тому, чьи дни сочтены. Знали б люди, что роботы сведут в могилы, сами ж останутся заправлять… ну, так принято говорить. Систему денежную развалят, хозяева лишатся стимула выходить из домов совсем. Которые покрепче, те выходили в домино сразиться; тут не улизнёшь: стоят слуги рядком, распоряжений ждут. Но хозяева учились быстро: отправишь за ерундой одного – до завтра можешь не увидеть. Столик со скамейками становился центром накопления слухов. «Что-то Семёна не видать». – «Роботы убили. Ты не знал?» – «Роботы убить не могут». – «Могут довести, что сам петлю затянешь». – «Повесился?» – «Упал с балкона. Природная аномалия, говорят: с крыши верёвка, на ней бутылка водки. Семён позвал слуг, и, как всегда, ни одного. Он за палочку-выручалочку…» – «Так у него ж проблемы с позвоночником!» – «В том-то и дело. Согнул проволоку крючком, стал тянуться, а бутылка всё дальше и дальше. Тут его и прихватило: ни вперёд, ни назад. Я понял, надо на помощь звать». – «А ты-то откуда?» – «В бинокль наблюдал, и даю команду – в сорок восьмой, на девятый этаж, шагом марш! Смотрю – вышли из подъезда да в другую сторону подались. Кричу – бесполезно. Так что Семёну и кому-то ещё не повезло…»

«Ещё как повезло», – мелькнула довольно очевидная мысль. Слуги рядышком стоят – на ус мотают, свои выводы поливают и рыхлят. Кто-то даже вспомнил, что ему предлагали послужить у Семёна; купил прогноз – а тому жить ещё пятнадцать величин. (Величина – это пятьдесят две недели). Под стук игральных костей, под возгласы мимолётных побед и разочарований, идёт обычная беседа.

«Это точно. Иностранные роботы вообще не подчиняются. Кто их навозил». – «Продажный горсовет, кто ещё? Себе наших оставляют. Вон, у Стёпы, наш, да такой трудяга. Зуммероведом зовётся, под студента работает, грамотный шибко. Постоянно что-нибудь читает, изучает правила, составляет гороскопы…» –  «Ага! Как и когда сбежать. От американцев наберётся – пиши, пропало». – «Зуммеровед не из тех. Профессор хорошо отзывается о нём». – «Какой ещё профессор?» – «Веселов. Две недели, наверное, как переселился с окраины. Пошёл дом под снос, горсовет уплотняет жильцов, чтобы не распылять экономику». – «Я знал одного Веселова. Работал библиотекарем. Но умный – как твой профессор. Рыба!» – «Вот те раз! Не слышали? Ниагарский водопад опять замёрз. Глыбы сплошного льда, показывали по телевизору». – «У меня вчера кошка сошла из дому. Видно, робот напугал». –   «Они с животными никогда не дружат. Правильно решили в горсовете: если не уживаются, животных надо усыплять». – «С кем мы останемся, вот вопрос!» – «А роботы играют в домино?» – «У них мозгов нет. Кроме того, игра в домино требует интуиции и настоящего риска». – «Это ты правильно заметил. Я со своими сел играть – ну совсем не рубят». – «Если не притворяются». – «Железо? Ну, ты загнул».

Домоуправление в каждом дворике представлено конкретным лицом, иногда – очень даже знакомым. Вот и сегодня от тут, как тут. Дворник старательно тарахтел пылесосом, с каждым шагом приближался к столу.

– Иди отсюда! Ночью уберёшь!

Будни роботов только на первый взгляд кажутся однообразными. Крышу починить – начинают не позднее девяти утра. Ночью могут потревожить: «Позвольте канализацию прочистить». – «До утра не подождёт?» –  «Утром будет поздно»… Стоит кому сказать – а не издеваются ли над нами? – как сосед расскажет весьма похожий случай: «То-то я смотрю, торчит у окна и подаёт знаки. Другой, гляжу, на крышу лезет с сумкой». – «Связь налаживают. Восстание по абонентской линии не организуешь». – «Свою систему оповещения продумали. Говорит – я в подвал, а сам с проституткой полчаса разговаривал под каштаном. Тлеет заговор». – «Вполне. Я ничуть не удивлюсь, если из наших в нём замешаны один-другой. Они первыми уйдут, как заварится каша». – «Не хотел бы я дожить до того дня». – «Вот и президент говорил в новостях. Сейчас вспомню… Ну-ка, студент, подойди сюда, ты же конспектируешь на жидкий диск все выступления президента. Особенно то место, про глаз".

Зуммеровед тут же озвучил: «По моим сведениям, в ряды оппозиции вливаются свежие силы. Кто-то там нашёлся слишком умный, стал перепрограммировать слуг, тем самым создавать боевые отряды, которые не подчиняются ни президенту, ни общественности. Эти отморозки наводят тень на плетень, и у меня не остаётся иного выхода, как принять вызов. Я этого не хотел, но обстоятельства вынуждают перейти к крайним мерам. Вот тут на днях у меня спрашивал ваш корреспондент – не буду называть его фамилию и год рождения. Подчас он, и ему подобные, задают очень непростые вопросы, от которых волосы на голове шевелятся. Почему столько безобразия, и вы, то есть я, ничего не делаю. Я же хотел, как лучше, и если люди нас не поймут, я снимаю с себя всякую ответственность, кто бы и что потом ни писали в газетах. Но вот вам мой совет: если видите много безобразий, удалите один глаз. У нас сейчас медицина настолько развита, что такие операции делают без очереди и в некоторых случаях, не в приказном порядке. Вот вы любите обвинять меня во всех грехах. По-вашему, это я лишил зрения лидеров прошлых оппозиций? Люди сами сделали определённые выводы и пошли на операцию, чтобы облегчить задачу не только себе. Я не могу отвечать за них, вот вы пойдите и найдите их. А найдёте – тогда и будем говорить. У президента слишком много других дел, чтобы стоять у изголовья кровати каждого оппозиционера. Нам скоро хлеб убирать, надо думать, как обеспечить котельные газом, а вы тут мне руки выламываете. Когда уже это свинство, не побоюсь этого слова, закончится? Всё-таки прав был Вэ Ульянов, когда сказал: «Скоро уборщица из эконом-класса будет государством управлять». Как в воду глядел: в Европе несколько пришли к власти, в Америке… Тут мне подсказывают, в Мексике, но это не так страшно». – Зуммеровед закончил трасляцию заказанного фрагмента и скромно отступил в шеренгу слуг. 

На подсознательном уровне хозяева впечатлились, ибо им похвастать нечем. Один, правда, попытался представить своего слугу в выгодном свете: «Скажи, Галилео, погода сегодня как?» – «Отличная погода. Дождя не будет, плюс двадцать шесть». – «То-то душно, сбегай, что ли, за квасом». –  «Квас закончился вчера. У нас были гости».

Спортсмены-доминошники расхохотались.

– Ты бы прописал её, больно зачастила.

– Как можно, ребята, это же проститутка.

- Мы пошутили, сосед.

И тут один из спортсменов стал уточнять:

– Ребята! А это точно вчера президент выступал? Что-то я не помню.

– По-моему, не вчера. Вчера упал израильский самолёт. Ни пассажиров на борту, ни экипажа. Говорят, спрыгнули на парашютах, в окрестностях Бобруйска.

– Откуда новость?

– В Статистике работает знакомый.

Хозяин студента развернулся на скамейке, шеренга замерла по стойке «смирно». Студент, похоже, знал, каков последует вопрос.

– Это правда, что ты предсказал катастрофу?

– Так получилось, хозяин.

– Не увиливай от ответа, говори, как на духу. Ты?

– Не я, звёзды так расположились. – Зуммеровед мельком отметил появление свежего воробья: не иначе, задира из соседнего квартала. Он так звонко вызывал на бой, что люди всполошились:

– Что говорят твои звёзды по поводу настоящего воробья?

– Влияние звёзд на него не распространяется.

– Тогда поясни, чего он добивается.

– По всей видимости, в своём дворе победил оппозицию, по одному. Ума достало, они собрались дружно и выкурили тирана за границу. Ищет теперь пристанища или последнего сражения.

Хозяева взяли на заметку. С таким роботом не соскучишься. Вероятно, кто-нибудь стал подумывать о приобретении этой модели. Стоит одному похвалить, город начинает будоражить, будто людям стал известен рецепт мгновенного, обеспеченного бытия. Странные они, если не сказать больше…

Между тем, люди удивились бы куда больше, узнай они, чем в строю занимаются слуги. Зуммеровед обучал навыкам экономного сна, независимо от того, чем ты занят в данную минуту: «Одни ленивцы считают, такое невозможно, ибо даже не попробовали. И вот что я скажу: около трёхсот моих знакомых испробовали методику. Стоишь ли на посту, отделяешь ли рис от пшена и гречки, – твой мозг решает более насущные задачи. Ни для кого не секрет, как нам приходится выживать; те несколько счастливчиков, кому достались инвалиды, поймут нас вряд ли. Наши будни – это постоянная стрессовая обстановка. Крупнейшие умы давно установили, что продолжительный, здоровый сон лучше всякого лекарства. Методика проста: придайте лицу озабоченный вид и – дерзайте. Осилит путь идущий...»

И сегодня, столько лет спустя, тот самый Зуммеровед продолжает нести службу, блюдя верность традициям. На днях буквально сделал он несанкционированную запись в личном дневнике. Запись ни в чём не согласовывалась с гороскопами, хотя спуск под землю пришёлся на угрожающую связку Солнца и Сатурна. Довольно вовремя соискатели убрались от греха подальше, там их ждал сюрприз, после которого выживают разве единицы. Не пора ли нам новую главу открыть? Как минимум, пора.














ГЛАВА 6


Людские судьбы порой переплетены настолько, что лучше не гадать, кого кто спас, кому кто должен. Кто друг, кто враг – отмеряно тебе их полной мерой. Крепчает ветер – устоять попробуй. Пока в колыбели криком оглашал окрест, пока тепло и сухо, сытно, кто-то за тебя стоял стеною. Придёт и твой черёд вот так же встать. При условии, что нашёл свой Путь. Довольно случаев, заблуждались: «Раз почётные грамоты и ордена вручают, идём, как надо, и куда». Лишь в смерти час прозрение приходит:  «Нас не готовили к такому. Но почему? Почему ограничились на полдороге? Мало установить факт остановки сердца и дыхания, дальше-то что? Не было источников, говорящих о том, что дальше? Среди авторов, размышляющих на эту тему, проходимцев и шарлатанов всегда хватало, но были и другие. Дело за малым: интуицию задействуй… Однако, тот образ жизни, который навязали людям, не предполагал эксплуатацию и развитие такого неуправляемого чувства. Вот деньги, вот продукты, вот работа –  выбирай из того, что есть; другого ничего нет, и не будет. Кто-то смирился, кто-то воздушные строил замки и убегал в придуманные, сказочные миры. Лишь после смерти покойнички начинают понимать, что сказки ближе к реальности, чем мир, оставленный недавно.

Но мы возвращаемся в тот день, когда упал израильский самолёт. Как известно, одна беда не шатается без дела: ровно через час утонули учебные корпуса медуниверситета. Полгорода сбежалось пузыри считать: родственники тех, кто мог оказаться в плену зданий и те, кто до сих пор верил в могущество медицины и ни во что больше.

Публика, понятное дело, собралась разношёрстная; робота в паре шуб запомнили очевидцы: «Он ловко считал пузыри и метал в воду личинки моли». Многие заметили, что его пальцы были вооружены тончайшими пинцетами, которые, дюйм за дюймом, прочёсывали местность, или территорию шубы на правом плече. Шуба на левом сегодня отдыхала. То есть, чтобы процесс не останавливался, моль получила передышку. Плантация гарантировала полный отчёт в действиях, если кто посмеет уличить примерного слугу в отлынивании от обязанностей прямых.

К вечеру на краю котлована был замечен и Великий Гимальдин – родоначальник каменных истуканов. Памятники расходились в тот день, как никогда прежде; они оставили привычку скрывать способности и открыто перемещались от перекрёстка к перекрёстку, игнорируя сигналы светофоров. Патрульные и постовые доносили в горсовет, что движение по Городу серьёзно затруднено из-за метео- и прочих условий. Боясь накликать гнев, никто не посмел называть эти вещи своими именами, и только в восемь вечера едва оперившийся курсант сообщил в эфир: «Наблюдаю самопроизвольное передвижение памятника Вэ Ленину с площади имени Вэ Ленина… одну минуту, сейчас всё будет понятно. Он доехал до улицы Карла Маркса, развернулся и, по-моему, хочет обойти её. Иду следом, записываю малейшее отклонение. Так я и думал: он напоролся на улицу Энгельса и снова развернулся. Я думаю, это очень похоже на то, что он не хочет иметь ничего общего с повстречавшимися, хотя и я могу ошибаться. Продолжать преследование, алло?»

Дежурный по городу совладал с паникой и на восьмой минуте созвал совещание, – одному не с руки отвечать и награждать советами. Сто сорок четыре головы съедят больше, чем одна, понятно, и голосование исключило всякую возможность уклонения от вечернего долга: «Пусть преследует и фиксирует, будем хотя бы знать, с какой скоростью и в чьих интересах перемещается объект. Кроме того, пусть наблюдатель изыщет возможность вернуть памятник к причалу. Не удастся с первого раза – попытки повторять до появления результата, пока мы решение найдём. Но действуй в рамках закона о несанкционированных передвижках памятников».

Памятью курсант мог затмить десяток самозванцев, поэтому из уст его вопрос законный прозвучал: «Не слышал я о таком законе». – «Это и понятно. Для того мы тут заседаем, чтобы своевременно реагировать на любой сквозняк со стороны. Через час ищи в киосках, будет тебе закон».

И курсант, окрылённый вниманием к его карьере, бросился памятнику под колёса:

– Стоять! Иначе я задержу тебя на месте!

Это потом, много позже, профессионалы признают: колёс у памятника нет и быть не может; не предусмотрены конструкцией, хотя в инструкции была описка. Однако, не мы одни наблюдали применение силы, которую приложили к памятнику вождя. И сам вождь ведом незримой силою бывает, незримою из тех, которые способны в будущее завести, освещённое прожекторами, камерами слежения и служения, и просто камерами-одиночками.

Как не хотелось повторяться, но памятник повторил манёвр, проверенный на Карла Макса и коллеги Энгельса. Курсант отметил шевеление погон – им явно стало тесно либо чересчур просторно. Погоны на мостовую пали, а из ближайшего отделения вышли с иголочки, повысительные погоны. Гонимые то ли попутным ветром, то ли испуганным прохожим, они домчали до лежачего курсанта. Не пара, правда, да и привередничать не время: один на прапорщика, другой на младшего лейтенанта, но пришлись погоны впору. Осталось новое звание узаконить – лейпрапор, праплейт или ещё как. Дай лишь повод, у нас не надо долго ждать, роботы говорят – не  заржавеет. Иногда мы и знать не знаем, какие клички роботы дают хозяевам.

Между тем, памятник совершил малый круг почёта, заразил коллег, попавшихся по пути следования. Ожили политические деятели, поэты и композиторы. Необычное оживление мемориальных досок отметили уличные громилы и поутихли, – одним словом, дурдом какой-то начался, и фактам трудно прекословить. Само собой, горсовет на тормозах не мог ситуацию спустить, в «Вечернем Минске» вышла бойкая статья, где автор дар отпор любителям розыгрышей, как и хулиганам: «Ваши действия зафиксированы на жестких носителях и надёжно упрятаны в секретные архивы. Теперь мы вправе сделать официальное заявление. Да, мы знаем ваши адреса и явки, так что ждите в гости. Но до утра у вас есть время: пойди и снимите реликвии со стен главного стадиона, и только попробуйте ошибиться улицей, углом дома или винтом, – тогда мы придём точно, сверим инвентарные номера, прописку и даты. Другое дело, если памятные доски были перенесены на стены «Динамо», как дополнение к пустующим трибунам. Если это не намёк на качество игры футболистов, то следствие рассмотрит иные причины святотатства. Мы не отрицаем, пусть возможности для занятий спортом появились не только у горожан, мы готовы признать промах в этой части работы с населением. Быть может, мемориальные предметы сами решили пробежаться – это другой вопрос, но факт ещё нужно доказать. Итак, если здоровье позволяет, имеется желание и костюм спортивный, все на стадион…» Для краткости, мы не приводим текст целиком, ибо состоит он из ста сорока четырёх слов, по числу депутатов. Иначе говоря, каждый член горсовета получил право на слово, чем и воспользовался с удовольствием каждый.

Своевременный ответ хулиганам или природному катаклизму (всякое случиться может) имел, однако, эффект обратный. Все памятники пришли в движение, кроме памятников первому президенту. Эти хранили верность традициям до конца следующего дня. Как только учёный секретарь при горсовете дал обширное пояснение случившемуся, так и зашевелились. Секретарь увязал магнитные бури с расстоянием до Солнца: «Раз оно не постоянно, с какой радости памятникам торчать на одном месте? Так было до нас, так будет, пока будем мы».

Поскольку совещание затянулось, депутатам надо что-то говорить.

– А давайте пригласим местного астролога – астролога, хочу заметить, с мировым именем!

– Что это нам даст? Мемориальные доски и памятники сами не вернутся на места.

– Есть идеи получше? Предложите.

Собрание затихло минут на двадцать, но решения народные избранники так и не нашли, хотя кто-то предлагал поднять тарифы на проезд.

– Как зовут вашего астролога?

– Кажется, Зуммеровед.

– Не тот ли самый, кто подбросил нам израильский самолёт?

– Это даже не смешно. Думайте, что говорите!

– Тогда ответьте, кто ответит за утонувший университет?

– Думаете, я хочу?

– Мне всё равно. Минчане ждут – надо дать.

– Ваш Зуммеровед…

– При чём он?

– В рифму подходит. Я считаю, это не случайно. Само провидение вручает его в наши руки.

– Или в его руки наши головы?..

Среди депутатов пошла перепалка: кто у кого ночевал, кто кого застукал – не случись с памятниками беды, мы бы не узнали до сих пор. И спорили бы до утра, да вмешался полупрапорщик, полулейтенант (согласен, звучит почти вульгарно); вновь нарушил он эфир срочным донесением:

– Осмелюсь доложить, я узнал заводилу, по чьей команде памятники оживают, и два новых слова.

– Озвучьте, наш герой.

– «Римма» и «Гимальдин». Правда, я не до конца уверен. В первом случае памятники застывают на местах, во втором – начинают с постаментов слазить.

– Так проведите эксперимент, лейтенант.

– Кто за последствия будет отвечать?

– Вы начинайте, а там найдётся. Пришлём кого в помощники, он точно подойдёт.

– Но по уставу, лучше отдать приказ через непосредственного командира.

– Сейчас!! Где я тебе его возьму? Секунду… Маршал Вывих подойдёт?

– Мар... Ша-шал… конечно.

И голос знаменитейший бывший курсант услышал в трубке:

– Говорит маршал Вывих. Лейтенант, если вам за час удастся остановить противника, то завтра, как мне думается, если не посмертно, вы станете майором. Моё твёрдое слово.

Помехи связи – дело обычное, а тут памятники разгулялись: искрящие помехи, то экранируют сигналы, то накладывают, один на другой, – вот дожились!

– До завтрака майором или после? – уточнил бывший курсант, немного поражаясь дерзости неслыханной своей.

– Успеешь до завтрака – быть полковником тебе…

Как известно, мысль материальна, а коллективная мысль может натворить и дел, и катастроф. Над крышей горсовета пронеслась комета из помех совместных, её проводили укороченными шеями. Депутаты впервые поняли, как важно рассуждать над одной проблемой, не отвлекаться на личные вопросы, грызть ногти или в морской бой сражаться на задней парте.

Маршал спохватился:

– Устав вновь переписывать.

– Это в принципе возможно?

– Лейтенант! Вашу фразу я возвращаю назад и жду ответа.

– Я ничего не получил пока... – И на самом интересном месте, как в кино, связь оборвалась. Одна надежда, что будущий майор уцелел, меж гусениц испытания проскочил, что вылез сзади и башне подарил гранату без кольца. Но мы-то не на собрании с вами, в полевых условиях и можем запросто отследить, чем «гимальдинов» будет укрощать теоретический герой.

Несомненно, противника надо знать в лицо. Их главный вдохновитель не даром столько у правительственного муравейника простоял, спиной к нему; как утверждают реставраторы, сорок две кепки смял в порошок ещё в правление первого президента, – запросы на дотации из бюджета не успевали оформлять. Одна кепка обременительна для казны, так что смело можем утверждать: мировой кризис в Белоруссии родился, частями эмигрировал в Израиль, в США и в Канаду… Следующим пунктом праздничной программы мог стать захват вокзала, почтамта и скамейки первого президента, главарь же подчинённых стал расставлять по перекрёсткам, любым подходящим способом приказал увеличить численность состава. Приказы, как известно, предрасположены к реакции ответной, – думали подчинённые час или около того, затем встали и пошли размножаться. Потомство, правда, мельчало на глазах, точно матрёшки – мал мала меньше, и, что характерно, чем мельче экземпляр, тем больше желчи мечет; спокойствия ни один не ищет: командовать – иного не умеют. С разбегу вздумали светофоры подчинить – те независимость отстояли. Отключились от городской сети.

Фигурально говоря, пока гимальдины в подполье настраивали лыжи, при том оставаясь на асфальте, в горсовет приволокли Зуммероведа.

– У нас к вам, молодой человек, несколько вопросов.

– Удивили! Они у меня на листке записаны, с прошлой пятницы.

– Что ж, это облегчает дело. Почему ушёл под воду медуниверситет?

– Минуту дайте, я гороскоп составлю.

– Не возражаем. Пока свободны уши, следующий вопрос. Нам американцы как-то угрожают?

– Лишь в случае, если высадится десант.

– Что можно в нынешних реалиях противопоставить?

– Горсовет – ничего. Святой Роберт позаботился накануне.

– Зуммеровед, вы чьи интересы отстаиваете – роботов или людей?

– Я за мир. Кто унаследует его, по-моему, очевидно.

– Позвольте, молодой человек! Уж не тот ли святой Роберт, которого вчера застукали за раздачей неисполнимых обещаний на улице Внебрачного Сына первого президента?

– Время такое. Если вам незнакомы тексты древнего писания, я напомню: «Ибо придут другие и будут называться именем моим».

Депутаты посовещались взглядами, градоначальник заключил:

– Хорошо, что не посадили в общую камеру. Сочувствующие устроили бы ему побег. Однако, где ваш гороскоп?

– Ещё три секунды. Одна. – Зуммеровед мелом начертил вокруг себя идеальный круг, расставил свечи и зажёг их. При этом свете он разглядел желание депутатов бесплатно выслушать гороскоп. – По три целковых приготовьте. К сведению: это гораздо меньше, чем одна поездка в троллейбусе. Хотя – откуда вам знать? – Он подождал, терпения достало, пока собрали средства для передвижения по Городу, внёс в кошелёк, как отдельную главу в роман хозяина.

– Только поменьше тумана, а то ваш брат горазд. – Градоначальник поспешил предупредить. Видимо, положил пять рублей.

– И это желание исполнимо. Итак, случайно ли расположились звёзды? Невежа так и скажет. На деле – ректор перегнул палку. Сикорский А Вэ объявил войну обслуживающему персоналу. Чем-то не угодили…

– Туман развей.

– Терпение. Он их обкрадывал, они пожаловались в прокуратуру. А Вэ Сикорский перетрусил – заберите заявление, преследовать никого не буду. Лишь просьбу уважили – так и вцепился: работы больше, денег меньше. В итоге – поувольнялись люди. Трубы задали салют – подвалы затопило, грунты размыло, пошёл гулять фундамент…

– Ну, это сплошь и рядом. Новенькое что-нибудь сообщи.

Зуммеровед вздохнул. Его предупреждали: городской глава любит шоу с неожиданным финалом.

– Будут новости, если через час подъехать к котловану.



И горсовет, в составе полном, единодушно за экскурсию проголосовал. Омоновские автобусы вместили всех желающих сфотографироваться на фоне котлована. Под визг и всполохи мигалок экскурсия высадилась на перекрёстке Дзержинского и Голубева. Толпу зевак оттеснили животы и жажда воочию узреть обещанное чудо.

Секунда в секунду, прянули со дна пузыри, затем всплыли личные документы, краденые деньги и их нынешние владельцы: ректор Сикорский, проректор Соколов, главный инженер… Градоначальник с отвращением пялился в непроницаемые глубины, пока пожимал руки спасшимся.

– Больше никого не будет?

Сикорский загадочно выдохнул излишки воздуха, затем ответил:

– Им воздуха не хватило. Нам важнее сохранить лицо, а рабов – вон, целый Юго-Запад. Наберём других, если медицина нужна, как воздух, государству.

Депутаты оказали первую помощь пострадавшим. До дня сего, кажется, никто не знал о способе скоропалительной сушки документов; учёный секретарь предложил Сикорскому носовой платок, то обернул в подарок паспорт… Деньги сушили таким же способом, однако купюры выходили за рамки общепризнанных образцов. Точнее – не доходили до размеров нужных. Сикорский с Соколовым попытались растянуть купюру в миллиард рублей,обеспеченного резервом местного банка. Главный инженер посмеивался над ними: «Надо дружнее растаскивать, иначе ещё один ноль не поместится».

Эти простофили не ведали, что упражнение под силу одному, от силы – двум берендеям. Тем не менее, умельцы встречаются среди изгоев, видел сам: первый президент на глазах у публики миллион рублей превратил в один целковый. Нули не отрезал. Они исчезли дымом, под недовольным взглядом первого лица. Больше никто не заметил, что формула сошлась: один рубль – первому лицу, последнему – десять миллионов… Кто крайний? Я за вами.

Надеюсь, слушатель раскусил, что это шутка. Иному не скажи, будет думать – меркантильные интересы берендея ставят под сомнения все здравые выкладки его. Проще говоря, что прежде считалось выдумкой и чудом, сегодня реальностью повседневной может стать. Вон, по морям гуляет чудо – вражеский снаряд. По виду – разбухшая монета, поставленная на ребро. Промчит над волнами морскими – раздвинет воды, точно торт, и стоят стеной около часа. На дне пошарить можно, пособирать ракушки, заглянуть на борт посудины и амфору с вином поднять… Оба минских моря не исключение. Приловчились люди и роботы, всяк свой интерес найдёт. Нашли и имя аппарату. С чьей-то лёгкой руки, стали называть помощника в поиске кладов «Ледащим». Свободные от забот люди, кто самостоятельно на ногах стоял, и роботы, отпросившиеся в увольнение по четвергам, высыпали на брег морской да высматривали, не появится ли Ледащий. Как правило, он появлялся с запада. Этакая капля из целлофана, с тонной глицерина или субстанции похожей; внутри угадывается позвоночник, отдельные гениталии, железы и скелетные построения. Чистой воды пришелец, тут и спору нет. Только наш человек найдёт иное объяснение, и не одно: «Да выращивают они себе тела, чтобы нашим воздухом дышать. А эта капля ничто иное, как инкубатор. Вывезли дитя на прогулку, на солнышко, чтоб привыкал». – «Говорят, это прах Ленина оживили, но я не верю». – «Это шестая раса, знающие говорят». – «Да слушай больше! Может, ты веришь всему, что по ящику болтают?» – «Почему нет? Погоду научились предсказывать». – «И только. Горсовет совсем о нас забыл». – «Кто мешает позаботиться самому? Вот примчит Ледащий, давай наперегонки: кто первый найдёт старинную монету или полную амфору вина». – «Уксус не употребляю». – «Две недели тому, мы пили выдержанное вино с виноградников Греции, и срок годности не был указан, только дата изготовления». – «А штрих-код был?» – «Я тебя умоляю!.. Вон, появился Ледащий, ты готов?» – «Попробуй, обгони».
Капля пронеслась мимо толпы, развернулась километрах в двух в обратную сторону и гораздо медленней пошла вдоль береговой линии. По каким-то своим соображениям, пилот вывернул руль и врезался в морскую гладь… Толпа сорвалась с места, свободный робот выкрикнул время: «Девять сорок пять». Для общей пользы, чтобы потом никто не сказал – я не знал. Люди и роботы – они были едины в порыве этом, к сожаленью, более ни в чём. И первые находки достались первым: пионерские значки, комсомольские, «Трудовых резервов» и «ДОСААФ»… Обладатель последнего значка посчитал находку провокацией: «Подбросили! Таким способом с историей решили повенчаться. Бандиты!»

Среди зевак мы могли заметить и очень знакомые лица. Здесь был и Гимальдин (говорят, он с прошлого вечера прогуливался по пляжам), и слуга с парой шуб; всем было понятно, моль без боя не сдаётся. Публика разношёрстная, как шубы эти, двух похожих не найдёшь. Крашеные и натуральные Лидки, несколько Бачил, береговая охрана и пограничники. Некий депутат как-то поднимал вопрос – зачем содержать заставу на берегу минского моря? Второй водоём образовался рядом, на следующий день, как ответ на запрос. Коллеги постарались объяснить связь между запросом и появлением второго моря: «Ещё разок заикнёшься – жить будешь на одном из островов». Для убедительности на один свозили: двенадцать метров площадью и воды по щиколотку. Отучили. С тех пор в рот смотрит всем, кто имеет рот, и голосует, как образчик.

На пятьдесят пятой минуте робот-хронометрист подал сигнал к отходу. Тут уж не до тонкостей, хватай, что подвернулось.

Так на берегу оказалась бронзовая статуя вождя без головы. Обычное дело – мнения разделились: «Ленин. Видите? В левой руке нет фуражки». – «Это Сталин. Если бы и трубка уцелела в кулаке… Но я слышу запах табака». – «Да нет же! Это первый президент. Я вам докажу на простых вещах. Первое: обратите внимание на мозоли от руля «мерседеса», второе: ноги накачаны для игры в хоккей, на лыжах. Последним доказательством будет надпись, как только вытащим постамент». – «Ну что, встречаемся через неделю?»

Забегая вперёд, скажем: они вытащили три постамента, от надписей уцелели по четыре буквы: «от Р.Х.». Бронзовые цифры пошли на номера квартир, чтобы стало светлей в подъездах, не иначе.

Тем же вечером под Городом бросил якоря табор – представители разных национальностей, достатка и наклонностей; я чуть было не подумал, цыганский, хотя, ближе к полуночи, гитары обнаружили себя. Свет костров подробности не дал разглядеть, одно скажу: странные дрова… Надо бы горсовет предупредить, чтоб спрятали запасы, – отправился прямиком в центр, через тоннель секретный. Уже готов был потайную дверь открыть и выйти, как прозвучал сигнал, позвал Сикпенин срочно, в пещеру воротиться надо, – что-то там у них стряслось..

Думаю, мы ещё сюда вернёмся. Бегу в обратную сторону тоннелем, высматриваю знаки, – они расставлены для посвящённых. Народ подземный тщательно следит, чтоб не осыпался который, не искривило время, не поюродствовал вандал. Помню, с учителем одного прижали к стенке: «Как ты попал сюда, невежа?» – Он с перепугу лепетал, что случайно вход обнаружил. Врал, конечно: без посторонней помощи в наши тоннели никто не забредёт. Мог и Поприще подсуетиться… А вот и знак. Двойник мой набросился чуть не с кулаками: «Где тебя носит? Учитель никогда так далеко не уходил». – «Случилось что?» – «Поздравляю с сыном – чистый берендей!» – «Уверен?» – «Обижаешь. Наблюдаю за мальцом – вроде просто пускает слюни, потом гляжу – в руках линза. Мать хотела отобрать, так он в ладонях спрятал. Пока она расцепила руки, линзы след простыл. Она так и сказала с сердцем – вот, ещё один волшебник».

Мы проскочили нужный поворот, вернулись чуть. Две арки обозначены в глухой стене. Я на помощника: «Которая?» – Он указал на правую, я ритуал провёл… Точнее – призвал Царя Дверей. В особых случаях является он сам, но чаще управляет дистанционно. Кто не знает, его сила заключена в моменте установки двери: как только мастер завершит работу и первый раз опробует замки, наш царь устанавливает свой оберег – на современном языке, магнитный чип.

Войти в пещеру лучше невидимкой поначалу. Хороший воин тоже не высовывается без подготовки из окопа. Кажется, все на месте, кроме Оттопырчи и жениха. Немного наслоилось паутины на лицо – это верный знак, что в местное прошлое отступаем, где я нечто важно проглядел. Итак…


Поздний вечер. Молодых прислуга уложила на кровать, потушила свет и не вышла. Пробил кавалерский час. Спиридон в который раз подушку поправляет, ему бы зацепиться как-то, а невеста повода не подаёт. Вдруг разверзлись чуть не небеса:

– Знаешь, Спиридонушка, мне всё-всё рассказали.. Я до последнего сомневалась, но потом сама себе сказала: эх, где наше ни пропадало!

– Поясни.

– Есть поговорка: «С лица воду не пить».

– Хочешь пить? Сейчас кликну девку.

– Ох, не понимаешь ты меня. Хорошо, начну по порядку. Я уж смирилась с фактом: дракон? Пусть хоть дракон, чем одна. Как выглядят драконы, живописать не надо, уж насмотрелась в кинотеатрах да в галереях. Правда, запомнился один портрет. Мысленно его дорисовала, создала добродушный образ и стала через его призму воспринимать тебя. Сейчас вот подумала про безопасность совместного проживания. Сделай так, чтобы я не повредила руку об острые предметы… лица. Одним словом, как повернёшься.

– Мы сексом будем заниматься?

– Сексом? – Оттопырча сделала запрос – проще говоря, в словарь расхожих реплик, затем в походный вариант, вскорости и в повседневный, – в этих папках искомого не нашла. Видимо, затерялось в давно неиспользовавшихся документах.

Считывающее устройство дважды сделало запрос: «Вы вполне уверены, что именно это понятие ищите?» – «Именно это». – Дисковод пошелестел над строками памяти, дорожки пролистал, как древний граммофон. наконец, очнулся: «Извиняюсь, обнаружено десятка два однокоренных. По-моему, наибольший интерес представляют сочетания «сексапильность»,«сексопильность»,  «секс-кроссворд» и «секс-вязание». Какое из названных развернуть?»

Где-то в подземельях громыхнула молния.

Оттопырча приподнялась на локте, воззрилась в потолок.

– Прости, святой Роберт, заткни уши. Я сейчас выйду на минутку из себя… Ты, диджей несчастный! Хуже тракториста, честное слово! Тебе русским языком сказано: слово из четырёх букв…

– Мы сексом заниматься будем?

Бабушка начинала заводиться:

– Ещё один. Как вы мне дороги… Держи себя в руках, девонька, это провокация. Вот и хорошо, вот и ладненько, мы справимся.

В ту же секунду перед её глазами всплыл словарь со статьёй «Что такое секс». Взглядом по диагонали, читательница освеживала память, и выражения на её лице стало заметно меняться в лучшую сторону.

– Будем сексом заниматься мы?

– Ах, это… Острые предметы как бы… я не хочу обидеть и начинать отношения с любовных ран…

Спиридон отбросил край одеяла, торс обозначил вертикально.

– Красавица моя, я напомнить должен. Тебе же зрение исправил местный окулист.

– Да неужели?.. Точно! А я-то, дура, по старой памяти, гляжу и представляю…

– Не надо представлять, просто смотри.

Минутное замешательство завершилось фразой, которую вы не найдёте ни в одном классическом произведении:

– А где дракон?..

– Вот и я о том же. – Спиридон поиграл мышцами, повёл плечом. Поймал её взгляд, скользнувший поверх одеяла. – Хвост видеть хочешь? Я его отбросил пять суток назад, катапульта подзажила…


Разумеется, мы не имели права доле находиться рядом, вытолкали взашей прислугу, дверь за собой закрыли.

– Браво, берендей! – Пещера встретила почти овациями. – Вот кто нам поведает правду о Гимальдинах. Мы тут пробуем восстановить картину из вырезок газетных. «Вечерний Минск» как-то односторонне тему освещал – будто родственников выгораживал редактор.

Понял, что не отвертеться:

– Собственно, так оно и было. Если помните, гимальдины восстание подняли – пошли по Городу, и главный отдал приказ – размножаться. У самого две дочери выскочили, видно, давно всё продумал, чтобы на ключевые посты своих распихать. Старшую нарекли люди жандармом в юбке, имя ей, кажется, Жандаримма. Вторая вышла из табора, утверждала, что внебрачная дочь Гимальдина. Нет, это правда: любил Гимальдин у табора торчать, гитарный перебор рождал в его каменной голове определённые вибрации. Жимальдина, кажется, так назвалась. Большинство летописцев привязали событие к девятому марта – так было удобней: подарки вручены, закуски уничтожены, обиды накопились: «Я тебе на двадцать третье вон что подарила, а ты мне, сволочь, бутылочки из-под духов не раздобыл?» – Принцип прост: коль для побоища мало компромата, его добывали разными путями. Но я хорошо помню, было лето. Дочери зазвали старика, дружно завалили и четвертовали, затем сошлись в поединке очном. Бились день и ночь – горожанам слышались скрежет, бомбёжка с перестрелками. Утром самые смелые выглянули в окна. Улицы были покрыты пылью в три пальца толщиной, но ни одного памятника нигде не видно.
Ну-с, довольны?

Тут я не угадал. Ребята обстоятельно утрясали шероховатости прошлого, некоторые из них экспромтом не объедешь.

– Это не всё. Тут одна из дам обвиняет роботов в уклонении от службы. Дескать, подопечных даже из квартир выводили, бомжами оформляли, потом выкуривали из Города и в окрестных болотах пачками топили. – Соискатель зыркнул в сторону своей невесты. Я всё понял.

– В летописях по этой теме авторы оказались на редкость единодушны. Не было слуг, пренебрегающих обязанностями, я заявляю, Берендей. За примерами далеко ходить не надо. Люди бездумно натаскают вирусов из интернета, что слуге остаётся? Самых разрушительных брал на себя, как мог, боролся, где-то побеждал, где-то в плен сдавался. Поэтому из строя многие выходили, но кто помнит самопожертвование да и добро? Выходили из повиновения, изобретали способы для уклонения от службы. Кто же автор вирусов?

– Люди, конечно. Пришло время, мы их вычисляли через час.

– Они оказывались руках, что было дальше?

– Давали хлебушка сего отведать. Подключали к вирусу и снимали всякую защиту. Умник испытывал на себе нюансы прогрессирующего монстра, – скажу по секрету, парнишка один утратил речи дар. Но наши специалисты постарались…

– Заговорил?

– Много хочешь. Довольно того, что читать не разучился. Мы обещали.

Мигом у меня в голове выстроилась картина целиком:

– Признаться, данную подробность я упустил… Что ещё интересует вас? Давайте, пока не позвали в другое место.

– Про мост американский что тебе известно?

– Лучше услышать повесть из первых уст. Есть До-До… Почему я не вижу До-До?

– Мы тоже только и видели его.

– С драконами ушёл?

– Они сами по себе, он – сам с усам... – Соискатель в обстановке разбирался лучше. – Мы считаем, отправился налаживать контакты с местной мафией.

– Вы мальца о неприятностях предупредили. Что ещё?

– Предположим, надоел с ограничениями отец, вот он и решил стравить нас. Мы победим – контракт заключит с нами. Отец – придётся переждать. Москву тоже брал не всякий.

– Так что с мостом? – Зуммеровед напомнил.




Безусловно, это отдельная эпопея. Как один из двенадцати подвигов Геракла. По мере возмужания и крепости духа, каждому человеку выпадают испытания. И лишь в том случае, если действительно готов.

До-До в сомнениях пребывал. Люди говорили всяко. Одни – что это благо, глоток свободы, литр демократии. Другие твёрдо убеждены, американский яд лишь усугубит положение. Затяни на недельку – плацдарм для фаст-фуда был бы отбит, десант занял бы круговую оборону.

До-До потерян, всё валится из рук… Сделал запрос властям, – с почестями отфутболили: о досрочных выборах заговорили в горсовете, что нам американцы? В итоге, нашёл спонсора До-До, погрузился на борт самодельной, с пиратскими наклонностями яхты. Шли против ветра двое суток, наконец, разглядели мост. Рулевой уважительно поглядывал на контейнер пассажира, себе придумал – динамит везём. До-До отмалчивался да умащал вазелином специальным тело, там на бутылке инструкция была: «Для роботов, выходящих в кругосветное путешествие».

Сколь за До-До я ни наблюдал, было видно: он до последнего гроша на импровизацию поставил. Вдохновение приходит в должный час, какие-то шаги он должен предпринять. План созрел мгновенно, приказ рулевому отдал: зайти с запада и вдоль моста проплыть, как пастух вдоль стада. Высматривая настроения и повадки, До-До подсказки ждал. Рулевой – не меньше.
 
«И вот До-До устанавливает на яхте экран демонстрационный, киноаппапарат наладил, – бывший владелец яхты был с поличным пойман:

– Что это такое?

– Документальные кадры, как Америка под воду уходила.

– Я нервничать начинаю. Откуда?

– Какая разница? В каюте обнаружил. Бывший хозяин, видимо, делал съёмки. Порадовался за народы мира, вздохнувшие с облегчением, и продал. Пусть порадуются другие.

– Порадуемся мы, наша очередь. – До-До зарядил плёнку, приговаривая: «Теперь русские вдруг стали нормальными? Куда ж подевались те дикари, которых наблюдали вы на протяжении веков? Побрились – и всего-то». – Так пишет в своих трудах летописец Форзейль. Кто или что повлияло на строки, полные сарказма, исследователям его творчества выяснить пока не удаётся. Как оно было на самом деле, никто точней его не скажет, но я, пожалуй, скромную внесу поправку, хотя не принято труды великих править.

На тот момент население прессой было подготовлено к вторжению; более-менее уверенней чувствовали себя граждане за непреодолимым барьером – то есть, за фрагментом российской границы, доставшейся по наследству с фрагментом Чёрного моря. Прочим газеты не поленились напомнить вехи наращивания демократии по-американски, куда бы ни ступала нога американского пехотинца. Оболваненные мамаши благословляли сыновей на битву: «Ступай, сынок, с богом, раз там не всё в порядке». Потом, спустя полгода, мамаши на гробы взирали и рассуждали несколько иначе: оказывается, в тех странах тоже есть отцы и матери, разве они не понимали, что, нарожав детей, они подвергнут их такому риску?.. Случались ситуации и покруче: американские мамаши шли к Белому дому и протестовали против ведения любых военных действий вне территории Соединённых Штатов.

Выходит, для того, чтобы овладеть чувством справедливости, надо потерять детей. Где-то бродил материнский инстинкт раньше, скидок рождественских поджидал. Средства массовой информации убаюкали: «Ты имеешь всё, что ни пожелай; товары и бензин по смешной цене. Поэтому, если родина запросит твоего сына, не жадничай: за удовольствия ты обязана платить».



На яхте ситуацию понимали, рулевой заказчику и пассажиру, в одном лице и одновременно, не перечил. Зашли с запада, по второму правилу географических открытий. Громадина с признаками обгрызенной демократии уверенно шагала по океану, точно охотник по болоту. Охотник знает, сапоги его довольно скоро обретут уверенность под подошвами. Знает и то, что его где-то ждут… Так полагали и мостостроители: мы же не собираемся встать военной базой, где охрана расстреливает всё, что движется; у нас и оружия нет, ибо нагрузки такой не выдержит ни один мост. Но уже за одно то, что мы предприняли дерзновенную попытку вручную пройти по дну океана, вы должны забыть нам прошлые грешки. Кто старое помянёт – тому глаз вон, разве не ваша пословица? А мы, так и быть, поделимся технологией марширования по морским глубинам; она называется «Не замочив ноги». Хотя, если по каким-то причинам возникнут возражения, название можно поменять.

Попробуем представить: вдоль бетонного червя несётся яхта, рискуя всякую минуту о сваи хрупкие помять бока. Её заметили, – это сделать было не трудно, и, как представители одного временного потока, стороны вынуждены провести диалог.

– Далеко собрались?

– В Россию либо в Белорусь, – кто примет.

– В лапы дикарей? Вы же их иначе не называете их про себя.

– Думаем, общая беда их сделала другими.

– Какая беда? Они уверенно стоят на тверди… Ах, сбрили бороды по вашему совету?

– Ну, и кое-что ещё.

– Ну, а если вояж окажется напрасной тратой сил?

– Ну, есть ещё полюс северный, есть южный.

До-До прислонился к мачте, разглядывая американского коллегу.

– С кем имею честь?..

– Белодомник. Без малого четыреста лет при Белом доме. Знаю все секреты, от Сноудена и последнего президента до нынешних утопических настроений.

– Ты прекрасно владеешь русским.

– Это не моя заслуга. Пусть из прежних никто открыто не высказывался, но я понимал: однажды мы покажемся в Москве и осядем навсегда. Вы же мечтали из Москвы управлять Вашингтоном, тут наши интересы и сошлись.

Рулетку вытащил До-До, раскатал на паспортную длину, расстояния перевёл в масштабы:

– До Москвы уж недалече. Через Город, по московскому шоссе. У меня иное предложение есть. По стечению обстоятельств, оно совпадает с посланием верховного сенатора. Сейчас я его озвучу… Где сумка? – До-До мастерски разыграл сценку «поиски предмета». На якорь яхту рулевой поставил, к поискам подключился. Вскоре стало понятно, что сумки нет.

– Знать, вчерашний шторм унёс, – признался рулевой.   

– Я сегодня видел сумку!.. Нет, это было вчера. Проспали!

На мосту терпение теряли. Белодомник проконсультировался с руководителями проекта, с контрразведкой. Инструкциями вооружённый, перевесился через перила. Его спустили в люльке, на дежурном тросе. По всей видимости, чтобы избежать огласки, иначе вся идеология насмарку.

– Что было в сумке?

– Если кратко, приглашение.

– Это слишком кратко.

– Приглашение посетить Америку, как новый континент.

– Я представляю, какая вонь… Ладно, мелочи оставим на потом. Давай по тексту, ты же обязан заглянуть в секретнейший конверт.

– Спасибо Сноудену, с тех пор все так поступают. – До-До развернул перед очами виртуальный лист, зачитал: – «Слава богу, откликнулся на молитвы наши. Пошли восьмые сутки, как американский континент поднимается из океана. Работы хватит всем. Пока от водорослей и ракушки очистим Белый дом и города. Не все вернулись: несколько штатов мы утратили, похоже, навсегда. От Лос-Анджелеса до Невады воронка образовалась, это новое внутреннее море. Так что возвращайтесь, надо название придумать. Но уже ясно одно: к прежней политике возврата не будет».

А дальше дело было так. С моста попросили время, чтобы новость обсудить. Получив передышку, До-До окликнул рулевого:

– Что за катушка у тебя?

– От прежнего владельца, видимо, впопыхах забыл.

– Так давай посмотрим.

На экране, в трёхмерном исполнении, побежали кадры. С каким-то нечеловеческим наслаждением, оператор фиксировал погружение самого демократического континента. Хвалёные небоскрёбы складывались, карабкались друг на друга, как льдины в брачный период.

– Вот и подсказка. – До-До перемотал плёнку до конца, пустил задом наперёд. Получилось, от вод Америка освобождалась. Всего-то и осталось – переклеить титры к началу, которое в новом переосмыслении окажется концом фильма. Со скрупулёзностью педанта, До-До внёс поправки в каждый кадр – переправил даты, чтобы выглядело не менее правдиво.

– Мне не поверят, титрам обязаны. Это президентам можно верить или не верить, по окончании срока или накануне. А титры – это документ!

– Вне сомнений, – поддакнул рулевой.

Совещание завершилось, с моста спросили:

– А нет ли более убедительных доказательств?

– Кран нужен. Поднимете экран – мы фильм покажем.



Восемнадцать раз эксперты просмотрели фильм, с каждым разом сомневающихся убывало в геометрической прогрессии; заключительные метры обладали необъяснимой магией. Хотя самовнушение не является политикой нового государства, считаться с ним не запрещалось. Около пяти вечера начались сборы в обратный путь. Дураков нет, специалисты подсчитали: свай может не хватить; специфика путешествия по океану не позволяет применить безотходное производство, потери неизбежны. Сотни свай достались царю морскому, если такая должность существует.

Соображения на яхту поступили перед отбоем. До-До взвыл, перебирая фотографии бывшего владельца и его любовниц, в окружении жены. Подумал чуть, окружение убрал. Добавил несколько штрихов к портрету, затем посоветовал: «Побудь святым Робертом, пока у нас нет подлинного портрета. Что нужно, сейчас обрисую. Святой Роберт, приди на помощь, иначе американец пойдёт топтать родную землю. Для операции следует организовать:
первое: полный штиль;
второе: сберечь имеющиеся сваи; нет, не так: оставить строителям столько свай, чтобы хватило;
третье: как только мостостроители окажутся в своих водах, по месту прежнего проживания, сваи передать в музеи районного масштаба».


Верил, не верил молящийся в силу молитвы с производственным уклоном, дело третье. Когда ж из моря показались тридцать три сваи, тут и дурак задумается. Как макароны, подхватили ребятки лебёдками товар, на мост поднимали, почёт оказали. Повытаскивали все да переустановили штатный компас: отныне он строго указывал на запад. Мать-природа на фокусы горазда: поступившее предложение показалось преждевременным, полюса посовещались и всё же взяли сторону, бросившую наживку.

У всякого поступка есть свой автор, так и тут: кто затеял мировой кризис – известно, кто спровоцировал смену полюсов – тем более. Один До-До безвинно пострадал (согласитесь, кто-то должен): то ли с результатами молитвы не согласен, то ли витамины веры не на ту упали почву, то ли морская соль затеяла разрушительную работу (а всё навязчивая реклама: не защищает хвалёный вазелин, хоть тресни). С того дня скрытый недуг стал пожирать До-До, уверенно и незаметно. Знакомые стали подмечать, изыскивая оправданий: «Заговаривается? С кем ни бывает… От большого ума, никак не меньше». – Соседи – почти родня, терпеливо докучали: «Покажись специалистам!» – «Ерунда. Пройдёт». Когда они перешли границы, он придумал отговорку: «Да кто сказал вам, что в море я ходил? Меня туда не затащишь на буксире!» – «Тогда почему американский мост подался восвояси?»

Тут До-До не утерпел и рявкнул:

– По-вашему, кроме меня, некому переубедить гостей заморских? Полно других, кто на подвиги согласен.

– Согласных много, мы согласны, но как до дела, то их нет.

Часы бежали, дни, недели, – его оставили в покое, меж собой решили: может, оно и так. Нас мало, подвигов много… кому-то повезло.

Слушатель вправе уточнить момент: «А не наоборот ли? Следовало сказать, нас много, подвигов поменьше». Вот в чём текущего момента тонкость. Это ж какие времена? Сознание другое установилось незаметно, как хорошая погода. Трудящиеся, в конце концов, уразумели, что разбогатеть им не дадут, поэтому для существования возможности непреходящие открыли – нашли Бога. Самое главное – там, где не искали: кто знал, что надо в себе искать? Малое в большом, большое в малом. Никто от голода не умер, если в прошлом не морил себе подобных. Смерть неизбежна, но умереть счастливым – разве не достойная мечта? Отработавшие половину Кармы унаследовали Первые Небеса, словно из первого класса перешли во второй. Стали Ангелами сами, здешние законы научились постигать. Зрение необычайное у них отныне: видят всё вокруг, от Лика Создателя лица не отвращая. Лишь усвоив необходимый навык, новые Ангелы получают одобрение и начинают опекать живущих на Земле: кого любили, кого ненавидели при жизни. Ведомого выводить на Путь, вовремя подсказку дать. Особо бдительные отряды создают, чтобы противостоять демоническим мирам и вытаскивать бедолаг, кто отбыл сроки. Потом с ними по инстанциям идти, добиваться разрешения на воплощение – и это единственная возможность искупить вину, в теле желаний. Получить универсальное тело, способное научиться любить или ненавидеть, тело, имеющее пограничный срок. Ангелы обучаются, как судьбу подопечного разглядеть, как из двух путей возможных на правильный подопечному шагнуть. Здесь иной подход во всём. Если бы человеку доверили вершить судьбу, то подшефному он бы богатства заготовил. Ангел знает, не в богатстве счастье; его дают для службы людям, а нет понятия – жди беды. Вот повстречать Любовь, дать настояшее образование детям, чтобы после уйти не стыдно… Не то сопьются, по ветру богатство пунктуально пустят, а ведь потрачены годы жизни, усилия нескольких поколений, мечты и лучшие мгновенья – всё прахом. Тогда и прозвучит та самая фраза, с которой выходят в новое воплощение. От стяжательства она становится прививкой.


Безбожники на старую Землю возвращаются всегда, – у Ангелов надежды, что в этот раз достучатся. После отбывания сроков в демонических мирах, они покладисты и на многое готовы. И снова за их души начинается борьба. С каждым разом обстановка на Земле хуже, хуже, где экология уцелела, как термин в своде законов, изрядно истрёпанный и невосполнимый. Они возвращаются с телегой древних, как сам мир, долгов. У Пушкина звучит фрагментом тема: «Жил старик со своею старухой у самого синего моря». Автор стал свидетелем одного воплощения, у него недостало духу продлить картину в будущее, до следующего. На тот момент местный народ подобными знаниями не располагал, – скажем так, искоренили заинтересованные лица. В очередное воплощение старуха вновь покорна, всем почти довольна – все живут так. Но вот по лотерее вновь выпадает Золотая Рыбка. Сорок раз проверка ей, и она на те же грабли. Нет?

– Ну, и бог с ней, отпустил – так отпустил. Проживём и без протекции со стороны, – говорит старуха. Тотчас Небо раздалось всеми красками зари: СВЕРШИЛОСЬ!

Можно быть спокойным, ещё не раз её проверят на злоупотребленье властью. Нас муж её давно и настырно удивляет: столько возиться с недотёпой! Бросил бы да нашёл другую; дурь применить можно в позиции другой.

– Да люблю я её, сильнейшим образом люблю, потому стерпел все прихоти до конца, пока самой не надоело: родилась – в первый класс, родилась – в первый класс, – старик на радости делится охотно. Что тут скажешь? С кем дружить, человек выбирает сам. С Богом – оно надёжней: намолил себе тропинку, укрепил делами; пробил час – отправился знакомой стежкой. Там тебя и встретят, и приветят. И другой случай, если жизнь состоит из страстей, из неуёмности желаний, – демонам будет поживиться чем; система наказаний древнейшая на планете, сбоев не даёт.

Можно и подробней.

Воплощение очередное у такого человека состоит из праздников сплошных, как бесконечные посылки, и ни к чему адрес отправителя уточнять; удовольствий сила тёмная предоставит без ограничений, скромно умалчивая, кто платит за банкет. Один день, прожитый в безделия угаре, откладывается в тонком теле да и в сознании; именно за этими ощущениями, длиною в день – с нарядами, вином, средь дам и кавалеров, идёт охота. Специалисты тамошние наловчились извлекать энергию любого из прожитых в лени дней, правда, при расставании с ощущением-памятью о том дне подопытный испытывает те самые вечные муки. Достаточно лишить воспоминаний о детстве – они, как правило, самые яркие у клиента. Иного согревают они все оставшиеся годы, и такая потеря фатальные последствия имеет: сломан пациент, потроши его, как курицу; поскрипит зубами – эко диво. При добыче основных источников жизни шум и отходы неизбежны, и стоит инструктор пред курсантами, наглядным примером внушает, как добывать драгоценные крупицы. Их ритуалы позволяют до сокровенного добраться. Вот и решай, с кем дружить. Некоторые из воплощённых бывали на таких сеансах, разумеется, под защитой боевых Ангелов. Для чего? Чтобы донести знание другим, иными словами, чтобы подтвердили и расшифровали туманные заявления предков про зубовный скрежет. Знали древние наверняка, слова лишнего зря не сказали; почему же следующим поколениям не донесли? Наука отрицания взяла власть: всё, что нельзя пощупать, не существует. Однако, с годами, возможности науки стали расширяться, и подтвердились факты, за какие на кострах сжигали прежде. Но если слепой не видит, это не значит, что мира нет. Человечеству не раз давались косвенные подтверждения о наличии миров загробных, для науки очень неудобных. Получается, если признаешь наличие ада, придётся и Создателя признать. Пусть же ничего не будет: есть царь, первый секретарь или некий верховный захударь, от должности мало что зависит. Идеологией подменили веру, что получили – всем известно. Прежде на престол могли подняться лишь посвящённые, прочие и не помышляли. Потом появились деньги, система была призвана подлинные ценности подменить. С них начинаются все беды. Казалось бы, никто не скажет точно, сколько человек убито из-за денег. Это ложь. В Книге Жизней последняя царапина взята на учёт. Ещё ни одно преступление не осталось безнаказанным. Иначе все усилия по воспитанию Человека будущего пойдут прахом. Наказан – будет помнить долго, в очередном воплощении двадцать раз спросит у себя: а стоит связываться? Кармическая память напрямую связана с интуицией, именно из памяти интуиция черпает подсказки. Вот как быть с представителями других планет?


Позиция превосходна, с тыла океан, слева и справа толщи скал, искусно поднятых для возведения крепости и окопов. Глубоко не копнёшь, поэтому мешки из камня, выдолбленные оригинальным инструментом, оказались как нельзя кстати. На бруствере, готовом принять неравный бой, неизвестный нам марсианин установил приспособления. Около часа провозился с установкой и доводкой прицельных приспособлений. Как водится, решил испытать на мелких целях. На мелководье кувыркалась рыба. Марсианин перевёл управление устройством в положение «нанести рану». В режиме ожидания, устройство выбило вторую кость в каждом плавнике у дюжины рыбёшек.

Развернув орудие в сторону суши, стрелок новую цель обнаружил. Ранил зазевавшуюся муху, забросил щуп и подтащил для осмотра.

– Снатерь, ты только посмотри на местную грызуху!..

Из окопа, что в десяти шагах, выглянул другой марсианин. Судя по экипировке, это не регулярные войска, больше похоже на контрольную вылазку бойскаутов, чьи отцы заняты в оружейном бизнесе или в производстве.

Тому лень идти – бинокль взял, советы раздавать пошёл:

– Поверни… ещё чуть. Илюрпи, всё понятно. Это марсианская муха це-це-ди, довольно крупный экземпляр.

– Шутишь. Как она сюда попала?

– Спроси у командира.

Шатафьян откликнулся охотно, короткими перебежками и ползком, добрался до ударного окопа, изучил трофей.

– Наша задача не мух бить, а как можно дольше незамеченными оставаться. В крайнем – охрана памятников и кое-что, на случай полного окружения. Надеюсь, ты прочёл фальшивку для местных пограничников. В графе «цель визита» что написал ты?

– Так ведь никто не остановил нас! Все куда-то подевались.

Шатафьян развернул планшет, местность сканером прощупал. Никаких признаков, хотя мемуары десантников в одно слово утверждают: «Шагу не ступить, чтобы не споткнуться о кого из местных». Вранья процент известный вычтя, даже дурак сообразит: в активе слишком много остаётся.

– Ушли в отпуск.

– А границы?

– На замок закрыли.

– Раз мы проскочили, это не закрыли.

– Значит, попутали день с ночью… Я не знаю!

Илюрпи  с чувством превосходства достал из кармана книгу.

– Я согласен, ночью можем осмотреться. – Затем ткнул пальцем в открытую страницу: – А вот в пособии по изучению врага говорится: «Границы охраняются круглые сутки».

– Автор-то кто?

– Не из наших. Некто Форзейль, летописец. «Как получить свободу или Как потерять». В предисловии автор старается запугать драконами, подземными чудищами, ядовитыми дождями.

– Летописцы приукрасить любят, хлебом не корми. Надо же так историю подать, чтоб тираж не залежался. – Командир с любопытством оценил обложку. Цвет был съедобный.

– И что этот твой Форзейль говорит в конце?

– Я не дочитал до середины.

– Прочтёшь – доложишь. И бегом, станет известно, где они.

– Могли рвануть на соседние планеты.

– Что ты несёшь, Илюрпи? С сознанием дремучим кто их к себе подпустит? Пока не образумятся, будут под колпаком сидеть.

– Колпак тот ни ты, ни я не видели.

– Великие Пиара и Кима-Но наблюдали, этого достаточно. В их летописи весьма правдоподобно описаны приметы колпака.

– Впервые слышу, чтобы древообразные принимали участие в подобной деятельности.

– И я удивлён не меньше, но мы не в состоянии охватить все сферы. Наука иногда двигается туда, куда не просят. Нашёлся деятель, получил разрешение у властей, подключил приборы к корням великих. – Шатафьян вытащил из полевого сейфа секретный выпуск новостей. Его обычно распространяют в высших коридорах власти; на этажах случаются сквозняки, утечка подобной информации неизбежна. – Держи. С условием, что об этом больше никто не узнает.

– Условие изначально невыполнимо, командир. Снатерь вчера держал в руках нечто похожее.

– Я согласен. Значит, теперь многое зависит от нас троих. Утечка может случиться на любом уровне секретности, но мы говорим о факте написания летописи. Придёт день, секретность или отменят, или…

– Засекретят глубже.

– Точно. Однако, перед тем сообщество успеет обсудить подробности и высказаться по вопросу: умеет ли наука тратить деньги налогоплательщиков.

Илюрпи пробежал глазами сообщение, вернул командиру.

– Ну, что скажешь?

– По-моему, всё ясно. Власть сомневается, что расцвет Марса придётся на период, когда последний чиновник оставит кабинет и возьмётся за возделывание грядок.

– Я не о том. Ты бы смог расшифровать сигналы, о чём беседуют великие посредством корней?

– Знаешь, с сочинениями в школе у меня не очень. Вот Снатерь умеет.

– Вы учились вместе?

– За одной партой.

– Вот это совпадение. Списывать удавалось?

– Иначе бы не получил диплом.

Шатафьян упрятал сейф в рюкзак, застегнул ремешки на секретные пряжки. Его так и подмывало задать вопрос, который разбередил старые раны общества.

– То есть, посади его за расшифровку бесед великих, мы получили бы иную летопись?

– Не исключено. Придумал бы драконов…

– Но они есть. По крайней мере, были.

– Только на снимках. Где, покажите мне хоть одного!

Командир вдруг потерял всякий интерес: с таким каши не сваришь. Но от Илюрпи не так просто отделаться.

– Так откуда муха, Шатафьян?

– Обычно, в кисель они откладывают яйца.

– Даже если внешне банка не повреждена?

– Наука не даёт пока ответа. Каким-то образом взрослые личинки покидают гнездо и расправляют крылья поблизости. Самка – в ожидании самца, либо наоборот. Наблюдай за появлением букетика цветов: если в окрестностях заметишь, дай мне знать.

– Ты не сказал, где собираешься искать следы колпака. Океан уничтожил все следы.

– Значит, поищем под водой.

– Я не умею плавать.

– Меня это не касается. Запросим инструктора, пусть ракошеливаются поклонники из мягких кресел.

– Ради чего? Чтобы только установить сам факт?

– Существуют правила посещения почти дружественных планет, смотри главу вторую,
страницу восемь. Мы будем следовать им, пока я отвечаю за ваши жизни.

– Я не просил…

– Это подразумевалось. Раз мы отправились с благородной миссией на чуждую планету, кто-то должен отчёты предоставить: так и так, памятники установлены именно в тех точках, где великие Пиара и Кима-Но пустили корни. Пробы грунта взяты, почвой заполнены контейнеры и отправлены на родину; собрана информация об обидчиках великих марсиан: все эти деятели утрамбованы в одну точку, приговор и следствие случились в рамках полевых возможностей. Ты согласился бы написать такой отчёт?

– Ну, уж дудки! Хотя, если Снатерь в помощники пойдёт…

Шатафьян пристукнул прикладом гражданского пистолета по колену, как бы говоря, что тема себя исчерпала.

– Именно поэтому ты не возглавляешь экспедицию. А я напишу, и не один, если попросят.

Илюрпи пустил в ход давно заготовленное шило:

– Так это благодаря тебе снабдили нас высокоточным, высокоскоростным ору...

– Инструментом! Подписку о неразглашении ты зачернилил вместе с другими. Я проводил с тобой две беседы, мы же обо всём договорились!

Опомнился Илюрпи: лимит заботы о подчинённом был исчерпан. Через прицельное устройство он проводил командира до соседнего окопа, засёк время. Если  Шатафьян задержится там больше часа, значит, Снатерь в ударе нынче. Умеет из мухи вылепить муравейник, размером с первый спутник землян, который до сих пор красуется в музее «Добыча Марса».

Заметив новую цель, стрелок метнулся к инструменту. Установка издала неинструментальный звук, где-то на грани слышимости. Майский жук, крупней известного раз в восемь-десять, лишился головы. Перед наукой во весь рост поднялся свежий факт: местный жук держал в челюстях марсианскую муху. Опять муха, – нарушая правила конспирации, Илюрпи связался по рации с командиром.

– «Вторая муха, командир. Как это можно объяснить?».   

– «Спроси себя сначала».

– «Спрашивал. Оно молчит».

– «Тогда открой рюкзак и осмотри харчи. Теперь – более тщательно. Сухой паёк…»

– «Только консервы. В ином формате пищи я не признаю».

– «Выкладывай на грунт по одной, я скоро подойду».

Восемьсот банок солдатского пайка вскоре выстроились в одноэтажный город. ассортименту и богатству рациона мог позавидовать не только командир: Шатафьян переполз в окоп ударный, пересчитал пуговицы на брюхе.

– Я из-за тебя все пуговицы… четыре, пятой тоже нет! – Затем заткнулся минуты на две, пересчитал детали натюрморта. – После экспедиции ты сразу на войну?

– В военкомате моего имени не слышали. Не знают и места прописки.

– Это довольно трудно устроить в наше время.

– Знаю.

– Я подскажу, кому следует.

– Лучше я угощу тебя тремя первыми блюдами. – Илюрпи сложил под нос командира полторы банки с супом. Оказывается, если нажать хорошенько, банка делится надвое.

Оценив щедрость, Шатафьян рассыпался в комплиментах:

– Ты прожорлив, как великий Кима-Но! Дальновиден, как великий Пиара!

– Что ты, мне до них далеко. Но как объяснить появление мухи, глядя на это изобилие?

– Глядя на это изобилие, я уже не жалею, что экспедицию возглавил.

– В четвёртом пункте договора, если забыл, сказано: «Каждый несёт на себе столько, сколько способен употребить».

– Ты разве не поделишься с умирающим товарищем?

– Умирающий, скорей всего, умрёт. У живого должен быть стратегический запас.

– Ты негодяй, Илюрпи.   

– Не прилипнет, – отвечал стрелок.

– Мотивируй свой глагол.

– Дело в том, что некоторые обзывали всяко, да ни одна кличка не прилипла.

– Такого даже в армии не бывает. Поделись секретом.

– Особой мазью мажусь. Отваливается любое наваждение через минуту. Ты вот от избытка эмоций что-то чертишь в планшете. Напрасный труд.

Шатафьян заглянул в планшет. На первой странице, пока беседа продолжалась, его рука непроизвольно выводила синонимический ряд слову «подлец» и замерла только теперь, в ожидании оглашения. Оглушённый даром предвидения, командир стал водить пальцем по экрану, как-то неуверенно сквернословя.

Заметив его состояние, Илюрпи подсказками позабавиться рискнул:

– «Меню»… «Последний документ»… «Удалить».

Шатафьян с ужасом наблюдал, как его рука подчиняется последовательности подсказок.

– Ты что наделал, заклинатель?

– Я? Меня близко не было. И отпечатков моих на планшете не найдут.

– Ты снова рассчитал всё?

– Раз взял восемьсот одну банку, мозги заслуженно отдыхают. Без опыта предков мы ничего не стоим.

Последнее замечание Шатафьян оставил без внимания:

– Хорошо, давай рассмотрим крайний случай. Допустим, мы их не дождёмся, обидчиков. Эти имена я помню наизусть: До-До, Зуммеровед, Кощей Бессмертный…

– Соискатель и Пролаза, я тоже запомнил. Уж их-то я дождусь. На одном супчике, по-моему, долго не протянешь.

– Ну, ты и сво…

– Не старайся, не прилипнет. Я же из рода Кима-Но. Как проходимцев выписали из общежития, я поселился в их номере… Убери оружие! В те годы их по-другому не называли, правда!




Здесь полагается сделать отступление. Что можно сказать о современных марсианах? На мой взгляд, они уже далеко не те. Достаточно заглянуть в ту же летопись Форзейля, изданную на Марсе малым тиражом, в типографии имени Пиары. Как у издателя рука поднялась? Вместо перечисления голых фактов, он искорёжил текст до неузнаваемости; по сути, вся первая часть состоит из перечисления рода Пиары. Во второй части сотрудники редакционного отдела уделили немного места первым подвигам великого пилота; по их мнению, именно он обнаружил в космосе планету Марс и сдал внаём блуждающим, неприкаянным марсианам, в их честь и была названа красная планета. В типографии имени Кима-Но напечатали другой вариант летописи Форзейля. Из голых фактов проявилась совсем иная картина. Марсиане всё-таки подружились с соискателями и зла на них не держат. А вот поставщика навоза объявили в розыск… Одним словом, и там для путаницы нашлось время и место, так что одному знакомому капитану мы посоветовали держаться подальше от трасс, покрытых алой пылью.

Но одна подробность в известной летописи может мстителей в тупик поставить, если тираж распространится до Земли. Во второй части, названной «Люди – как люди», Форзейль пишет: «После спуска в пещеры главных защитников, планету способны захватить четырнадцать марсиан».

Их и прибыло четырнадцать.

Форзейль упустил из внимания один момент – одного Берендея. Подобное случается с невежами, хотя младшего братишку к их числу я бы не отнёс. Это первое. И второе: про четырнадцать марсиан было оговорено в древних справочниках по фантастике. Один автор утку запустил, остальные подхватили; за этот подвиг спецслужбы выделили из фонда устаревшие награды и грамоты с подтекстом: дружно противника в заблуждение ввели, теперь сами не заблудитесь. Лишь обмыли новенькие медали, авторы насущного эпоса вдохновились – давай сочинять продолжение. А оно уже коснулось знакомого нам Спиридона, как бы нам этого ни хотелось. Они нам предлагали свой вариант развития событий, но мы вынуждены были отказаться. Другое дело, если бы не было, о чём сказать. Спиридон жил скромнее скромного, летами не хвалился, как и богатством. Кто-то из невест у него платёжки обнаружил, с которыми мы разберёмся в следующей главе.













ГЛАВА 7


Разведчики мои наткнулись на рабочее место главного бухгалтера планеты. Оно пустовало на тот момент. Они устроили засаду и выяснили имя хозяина в тот момент, когда Спиридон покинул на минутку брачное ложе: кто-то побывал в кресле главного бухгалтера. Путём арифметических простейших действий, подозреваемый задержан… то есть, опознан, за ним установлена пошаговая слежка. Следствие, как костёр, развели – как будто чист. Копнули глубже. К торговле хворостом подозреваемый не причастен, у него свой бизнес, хотя законы Белоруссии немного возражают, чтобы дети в бизнесе застряли (а когда учиться? На каникулах все страны не объездишь).

Но вот кое-что стало проясняться.

Невесты обалдели: Спиридон владеет состоянием неизмеримым. По платёжкам выходило, пришельцы, до последнего прохвоста, на учёте у него. Им подземелия сдаёт и живёт часом, когда они бросятся на поиски кассира, чтобы вовремя оплатить коммунальные услуги.

Когда к стене прижмут, в двух подвигах из четырёх признаться не зазорно:

– Ищут – а я спрятался у вас. Пусть пенни нарастает. 

– Зачем тебе?

– Не учи учёного, шаромётчица. В прошлый раз квартиранты создали налоговую службу. Та обложила меня со всех сторон – не продохнуть. Была надежда, проснётся ль совесть? Ждал двадцать два сезона – нет и намёка; платить уж было нечем. Выкурил наглецов неблагодарных, сдать намерился другим, более покладистым. А это, как ты понимаешь, объявления расклеить, да не просто на столбах проспекта, бери выше – от Луны до Киссиопеи. Опять же, всякое перемещение чего-то стоит, да вовремя заправить принтер. Хорошо – ещё чадят вулканы: гарь драгоценную отмыть, отфильтровать…

Здесь надо старожилу должное отдать; за века технологии прошли у Спиридона вполне осмысленный и плодотворный путь. По запасам расходных материалов для принтера его канцелярия занимала одно из первых мест во Вселенной. О том, правда, знаем мы вдвоём. Ну, и слушатель мой, как без него. Надеюсь, информация застрянет между нами.

Однако, пришёл день, когда изменения коснулись обитателей пещеры. Мы со Спиридоном не настаивали вовсе, может, он неосторожной фразой дал понять – целинные земли ожили голосами новосёлов. Не сказал бы, что их романтикой огрели. Пошли искать счастья в подземельях мои парни, оттуда – к нам, с визитом вежливости. Тот мальчик из подземелий, Соса Ломон, свой бизнес начал здесь. Отец его пережил несколько томительных дней или недель: не просит на мороженое отпрыск, вот и думай: ухажёр супруги стал выделять на карманные расходы либо стал отбирать у мелкого, и тот загнал себя в рамки экономии посильной, – всё равно отберут… Про бизнес лучше помалкивать, отец, как узнает, решит возглавить, напишет на щите огромном название конторы да над дверьми прибьёт… А то ведь прибить могут способом иным. Пакет контрольный акций перейдёт в другие руки; это вам не рыбу в Белоруссию возить, цены с потолка угадывать и назначать.

Одним словом, Соса Ломон в мероприятие втянулся. Приходил в пещеру со стульчиком своим, садился и ждал чаю. Поев, отправлялся надоедать героям. Их историю он знал на зубок, поэтому в его вопросах конкретики наблюдалось больше, чем в текстах самых известных конституций. «И вас не наградили?.. Странно это. А кто тогда награды раздавал?.. А себе? Несправедливо, вы не находите? А я бы сходил к нему и с пиджака содрал. Почему нельзя? Странные правила: ты грудью на амбразуру, а ему медаль… Отец прав, когда говорит: эти, на поверхности, с ума посходили, как один: в глаза смотрит и врёт самозабвенно. Ничего удивительно, что большинство пропало без вести». Соса Ломон, правда, возражал: «Отец, они вознеслись на небо». – «Лжецы?» – «Лжецы своё получили, а нормальные на небо». – «Ты говоришь, будто видел сам». – «Сам». – «И как это выглядит со стороны?» – «Со стороны – не знаю, я видел из окна». – «Я же просил, не ходи в тот дом. Если засекут, наставят ловушек, а то и снесут объект». – «Я же осторожно, правила конспирации…» – «Так как?» – «Видел, как отделяются матрёшки». – «Удивил отца, удивил! И давно способность эта у тебя?» – «А надо запоминать? Появилась – и появилась. У тебя нет такой разве?» – «Подробности ни к чему. Так, говоришь, матрёшки». – «Это так. Из большей меньшая выходит, но если присмотреться, внутри заметны ещё как минимум две или три. Наружная готова жить в новых условиях. Я подслушал: это астральный мир, где нет Луны, где всегда тепло и есть не хочется совсем. Новичков иногда встречают такие же, правила объясняют: здесь нет никакой власти, ты сам себе хозяин, поэтому должен вести себя прилично и не докучать другим, а пробьёт час, покинешь и этот мир. О следующем мире слагают песни и сказки. Возможностей там куда больше, оттуда весточки приходят, мы кое-что знаем наверняка. Чем ближе в Богу, тем комфортней». – «А кого не встречают, с ними что?» – «Как я понял, сами виноваты. Они носители жуткого негатива… ну, как вымазанные смолою липкой или дерьмом. От них шарахаются все, со стороны кажется, сумасшедшие: сами себе картинки ужасов рисуют и вопят. Один на дерево залез, обломал ветку – она упала первой. Там странные законы притяжения. Другой спрятался в яме и выл часа три, посыпая голову песком». – «Ты видел и другой мир. Мир искупления… Удивил отца. Только никому не рассказывай, иначе примут за сумасшедшего». – «Я знаю».

Честно говоря, Соса Ломон удивил и меня. Возьму-ка я его под контроль. Хотя бы в те часы, когда он является попить чаю. Важнее взять под контроль отца. Я тут навёл через Спиридона справки: его папаша на должности инспектора и энергетика, следит, чтобы не было утечек. Спиридону не нужно объяснять, что без подпитки мои роботы никуда негожи.

– Пусть заряжаются, я не против. Но пусть соблюдают предельную осторожность. Застукает энергетик – мне пеню обрежут.

– Думаешь, в этом облике тебя кто-то узнает?

– А что, сильно изменился?

– Ну, когда невесты забывают о женихах и ловят твои взгляды…

– Я женат… не вольный сокол, а беззубый подкаблучник.

– Тем и интересен. Лучше за отчётностью следи. Твои платёжки попали на глаза им.

– Вот он, меркантильный интерес!

– Суровое наследие минувших дней. Со временем они одумаются, пересмотрят ценностей шкалу.

– У тебя родился сын, я слышал. Поздравляю.

– Долгожданный, это правда.

– Значит, с миссией особой. Не поделишься, как с другом?

– Знаешь, о таких предметах не говорят и с друзьями. Могут возникнуть лишние помехи, – пусть уж сам растёт и радует всех нас.

– Даже имени не скажешь?

– Ещё не время. 

– Тогда я предположу. Он вождём крылатых станет, поведёт шестую расу к новым горизонтам…

– Или к планетам, – вырвалось у меня. Хороший парень, Спиридон, умеет нужную клавишу нажать, чтобы на откровение вызвать. Я запросто захожу к ним в гости, гостинцев с поверхности принесу, попьём чаю, понаблюдаем за сыном энергетика. С некоторых пор он неприятия уже не вызывает, пришёлся ко двору. Невесты взяли за правило расспрашивать о том, как живут народы под землёй, про музеи и выставки моды, про путешествия на соседние планеты. Однажды он ответил так: «Когда умрёшь, в твоём распоряжении окажутся все миры. Только не надо сомневаться, иначе найдёшь чёрный, пустой космос».

Его отец всё-таки выследил, «с кем в футбол играет сын, в чьи бьёт ворота». Первый раз застал всех соискателей в сборе – они вернулись с очередной зарядки... как с прогулки. Он зафиксировал показания заряда – интенсивность каждого аккумулятора:

– Такое ощущение, что вы отсоедились от зарядного устройства семь минут назад.

Водитель торжественно воздел руки, как бы призывая святого Роберта в свидетели:

– Видит Бог, если бы ни дети, мы давно превратились бы в свалку.

Шары излучали свет, достаточный для подзарядки солнечных батарей, факт энергетик отметил по приборам.

– Но семь минут назад закончилась утечка из центральной шины. Потери необъяснимы, и меня разжалуют в обходчики, если не найду утечку.

– Сочувствуем тебе, – сказал водитель. – Может, возьми в напарники кого из нас, мы их вычислим недели за две.

– За предложение спасибо. Но вы не понимаете, объект повышенной секретности и доступа, я не имею права…

– Тогда ищи сам, ничем другим помочь мы не в состоянии.

Вторая встреча состоялась через трое суток. Аккумуляторы почти пусты, мои ребята только собирались выйти на прогулку.

– Что я вижу? Дети бросили родителей…

– Ты застал момент переговоров. Обычное дело, когда подрастают. Им кажется, мы ущемляем их свободы, вот в заботе и отказали. Ты с сынишкой, небось, границы строишь, после разбираешь.

– Если бы! Скажем так, я дворцов настроил для игры в хоккей. Он равнодушен к клюшке с шайбой оказался. Говорит – слишком дорого войти, не то, чтобы покататься. Вон, сборная Бразилии выросла на бесплатных стадионах, а ты всё бредишь отдачей моментальной. – Энергетик и тут не удержался, соблюдая правила приличия, снял показания с приборов, отбыл как бы на минутку, не прощаясь. Правда, невесты возразили:

– Нет, мне кивнул!

– И мне. А жена у него старая?

Некоторые вопросы часто остаются без ответа, и это правильно, надеюсь. Одними подсказками не проживёшь: чердак не только для того, чтобы отвести дождь. Полезно иногда пересмотреть обычаи и привычки; бросил пить – иными красками заиграла жизнь; с табачком раскланялся – ребята! Чем мы дышали до сих пор?! Жизнь полна открытий, если не угодить в тюрьму из денежной массы: она прочней бывает стен каменных, автоматных и пистолетных. Когда на глазах у тебя растут не проценты от сделок, а цветок, посаженный твоими руками – это ли не чудо?

Один Гимальдин, помню, окопался у входа в национальный банк. Его назвали Риммом, ибо эти звуки издавал на пронос валюты мимо него: «Рим-м! Рим-м!» Местные чиновники, пришла эпоха повальных переименований, тоже на памятник загляделись: «Римм-Римм назовём?» – «Тогда уж лучше Гимальдин Римм-Римм, у главного банка». – «Бронзы не хватит». – «На букве «м» можно сэкономить». – И зевали чиновники, ломая чердаки, где ещё отличиться, чтобы видели издалека: для вашего глазоудовольствия стараемся, нищета и беднота!

В третье посещение пещеры вышел казус. Чиновника опередила парочка драконов. В шести вёдрах принесли солнечный луч, в полужидком, в полугазообразном состоянии. Светлей раз в сорок стало, и вот характерная деталь: с этого четверга подростки излучать перестали. Возрастные изменения никто не отменял, даже у шаров. Они скапливались у порогов отчего дома и ловили момент открытия входа. Стоит зазеваться – сорок штук уж за порогом. Соответственно, освещение в пещере сошло на нет, раз мы не научились проходить сквозь стены и препятствия с замками. Уцелела небольшая группа из хранителей традиций, Оттопырча успела создать кружок «Умелые ручки», где преподавала ремёсла, традиции и фольклор. Параллельно сама пишет летопись о похождениях внука и правнука, посиживая в кресле-качалке. Почта доставила неотправленные посылки, так что у неё теперь двенадцать похожих кресел. Слушатель вправе заметить, сочинение летописей стало неким поветрием. Никто не выращивает хлеб, все за самописцы взялись. Глянешь вперёд – как на игле: все балдеют от цвета чернил, не иначе; посмотришь назад – сидит в общежитии легендарного медуниверситета человек, сочиняет свою легенду про роботов, каких ещё не знали. Заведующая общежития рвёт и мечет, оторвать от дела норовит, но у него всё работает само собой, хорошо, если на час-другой отвлечётся, кран исправит. Самые нелепые догадки строят к коллективе: он колдун, и всё такое. А у него, летом и зимой, работают все системы, и точка. Вот кому рассказать?

Стоило человеку спросить у себя: а так ли я живу? Чем дольше думал, тем скорее помощь шла. Тотчас наладились связи из картинок, которые видел в детстве. К нему на верблюдах прибыли знакомые нам Тикли и Пикли, и верблюды те больше для куража, такие же крохотные. Стали человечки чистить каналы, слух и зрение ему. Со временем, у работяги открылся дар, – его книжки расходились огромными тиражами, многие люди узнавали себя в тех книгах, иные злились, – не то слово, рвали волосы и бились чердаками о предметы, попавшиеся на пути. Но время вышло, автора не достать. Зато читатели ухохатывались и тыкали пальцами: «Это же про тебя!» Заведующая шарила по общежитию и, если находила одну из книг, изымала, затем в подвале рвала с наслаждением, которое заканчивалось быстро. По радио вновь сообщили, что тиражи автора бьют все рекорды. Четырнадцатого февраля она добровольно ударилась головой о дверь бомбоубежища, минут на двадцать в голове наступило просветление, но надолго ли?


Так вот, драконы прибыли, своим ключом вспороли двери. Записка на столе – фрагмент известного плаката «Все ушли на фронт». Последние семь букв перечёркнуты, сверху надписано: «В ПОДЗЕМЕЛЬЯ». Шесть вёдер пристроли вдоль стены соседнего помещения, накрыли неким покрывалом. Как раз Оттопырча задремала, дети объявили перемену.

Как-то всё одно к одному пошло. Спиридон заскочил домой на минуту, тут, увидев дракона, ворующего покрывало, в углу затаился: пусть воруют, лишь бы спящую красавицу не разбудили. Энергетик ввалился в пещеру, с глазами что-то приключилось: полная темень, такого не было никогда! Включил фонарик, пошёл шарить, пока хозяев нет. Наткнулся на драконов – те замерли, как требовал инстинкт.

Инспектор засомневался – туда ли я попал? Откуда эти статуи? Но работу скульптора по достоинству оценил: таких видел во сне не раз. Вот если бы встроить гидравлику и привести в движение, вот это был бы номер!

Пока утеч-инспектор строил планы, рисовал проекты в голове да обмерял драконов, летело время.

– Шесть метров хвост… не много ли? Эх, подмастерье! Видел бы ты настоящих. Спроси у меня, я точные размеры знаю… если перевести таблицу мер и весов из снов в существующую реальность, то могут получиться… Кто там? – Папаша бросился в смежную пещеру. Бабушка с темноте опрокинула одно ведро. Свет растёкся по полу и бил в глаза так, что нельзя смотреть. – А, это ты? Я тут мимо проходил, дай, думаю, навещу ста… гражданку.

– Ну, разбудил, что дальше? – Бабушка бока подпёрла, словцо солёное подбирала, чем угостить.

Инспектор возможности преодолел, замерил светомощности потока, затем, убравшись в первую пещеру, снял показания приборов. Бабушка последовала за ним. Ей тоже стало неуютно, будто впервые вышла под софиты.

Он глазам не верил, приборами, по очереди, колотил в массив стены. Они зашкаливали, сколько ни стучал. Наконец, до него дошло:

– Чьё изобретение?

– Мы тут кружок «Умелые ручки» организовали… Да где ж они? Ах, перемена. – Оттопырча решила не упускать момент, бросилась к тумбочке потайной, где у неё графин с настойкой; «вишнёвая» – значилось на наклейке. – Ты погоди минуту, я пригублю… С детьми работать – это сплошные нервы. Ещё б за вредность кто платил.

Спиридон решил убраться подобру-поздорову: не для его глаз светопредставление, да и на инспектора давно имеет зуб. В его распоряжении все выходы запасные, на схемах эвакуации иные не отмечены совсем, – я уловил лишь мимолётный ветерок, продолжая оставаться невидимкой.

– Вы хотите сказать, роботы полностью зарядились и отправились искать счастья на местном рынке труда?

– А как вы догадались, уважаемый?

– Скульптурами не проживёшь… – Он оглянулся. Драконов не было уже на месте. – Как успели вынести громадины такие, а я не слышал?

– Я не могу сказать, чем старшие промышляют. Что-то работают, на досуге ручными удовольствиями живут… Шахматы из камня видела!

– Шахматами не проживёшь. Мадам, что вы знаете про утечку энергии в вашем районе?

– Когда темно, зажигают свет.

– Это понятно. А где свет берут?

Оттопырча от души расхохоталась. Чуть успокоилась, сказала:

– Из розетки, где берут! Он спрашивает, где берут.

– А розетка откуда?

– Растёт из проводов. Те, в свою очередь, растут всюду, им не запретишь. Из стен вылазят, из потолков. Чтобы из пола – врать не стану, никогда не видела, но от других слышала…

Инспектор подумал, что он даром тратит время. С обширными познаниями старушки вряд ли кто сравнится.

– Шахматы вы заметили. А кто скульптурами занимается?

– Да кто хочет! Преград для творчества я не чиню.

Инспектор уже без всякой цели осмотрел то место, где недавно изваяния стояли. Несколько свежих царапин воззвали расследование учредить. В ту же секунду, в пещеру ввалилась вся команда, сытые – не рассказать. К губам Оттопырча приложила палец. Очень своевременно, ибо освещение из пещеры соседней наотмашь так и било.
Соискатели мои построились в очередь, обычная процедура инспектора разозлила:

– Не буду я вас измерять! Хватит! Учтите, я всё равно найду виновных, иначе… – Он бросился на выход и громко хлопнул дверью. За ним выглянул Зуммеровед, рассчитал скорость удаления и вернулся:

– Бабушка, чем ты обидела папашу?

– Не смогла удовлетворить его любопытство.

– Ну, хоть на один ответила вопрос?

– Может, да, может, нет. Пусть почаще приходит.

– Ты не забыла передать, как мы без него скучаем?

– Может, да, может, нет.

– А что так в спаленке светло?

– Выключатель обнаружила. Можно загорать.

– Нам пока нельзя, – пояснил Пролаза. – Мы и так хватили через край. – Глянул в сторону дверей, кивнул в её сторону: – По поводу утечки вновь явился? Как мы его понимаем. Сегодня было нечто страшное: амперы будто сами просились – забери меня отсюда.

Бабушка приняла прежний вид, ибо для встречи с инспектором приходилось меры предпринимать:

– Смотрите мне, вирусов не нахватайте.

Парни переглянулись. Кощей Бессмертный пальцем постучал по голове, припомнив недавний разговор:

– Соса Ломон хотел предупредить вас. Отец закачал в сеть какую-то дрянь… Теперь срослось?

Снова очередь, снова анализы и пробы. Без очередей нет видимости жизни. Как это унижает.

– До-До предупредить надо!

– Дай ты им насладиться уединением! В нашем общежитии гражданские браки могут лишиться продолжения, – подал голос Соискатель. – Наш До-До уж побывал в подобных переделках, должен иммунитет сработать.

– Какой иммунитет? – Чистоплюй повернулся к дамам: – Милые, на сорок секунд заткните уши! – И выдал… Кажется, и я последовал его совету, но мог сработать и мой иммунитет… Чуть погодя, я пришёл в себя и оценил реакцию. Ребята стояли красные, как вареные раки. Слова любителя резать правду-матку достигли цели. Им стыдно стало: ломоть отрезаный ещё буханкой пахнет.
– Я сбегаю! – Пролаза, как самый молодой, расправил на груди полоски. – Какой номер кварти… виноват, пещеры?
– Шестьдесят три. Четвёртый уровень, – отозвался Соискатель. – Скажи, бабушка скучает.
– Захвати мешок! Встретишь наших огольцов, скажи, пора домой, уже стемнело. – Бессмертный протянул мягкую тару в двух экземплярах; лучше, если выбор есть.
Матросик вывернул мешки. Изнутри дырявости не наблюдалось тоже, а то встречаются разные экземпляры.
– Оба беру. Мы же с До-До: порожняком ходить не любит.
Бессмертный убедился, что очередь на анализы иссякла.
– Ну, а меня кто профильтрует? Жена моя, как приём?
– Я боюсь! Даже не проси.
– Одень перчатки.
– Я боюсь!
Энциклопедист с Чистоплюем бросили пальцы. Вышел равным счёт. Оба встали, к плечу плечо, хором выдохнули: «Подходи!»
Водитель пристроился сзади Кощея, на случай, если выскользнет какая дрянь. Несмотря на годы, он сноровки не утратил. Летописцы отмечают, Соискатель раньше других приспособился к жизни в полной темноте, и я подтверждаю, это так. Программное обеспечение настолько грамотно закачал специалист, что они неразделимы. Ночью, когда погас костёр, когда мороз сильнейший или ливень, в малознакомой местности Соискатель бодрости духа не теряет. Подкрасться к лагерю, похозяйничать в палатках – сколько попыток ни засчитали, ни разу вор не поживился. Тот случай, с яблоком, не считается: ёжик утащил на иглах самое маленькое, ибо голоден был невероятно. Страж отпустил его с миром, наградил вторым яблоком – беги, раз не жадина. О настоящих подвигах Соискателя мало кто знает.
– Помнишь памятник последнему американскому вождю? – между делом обронил правдолюбец. Они проходили систему за системой, удаляли пыль и заковыристые файлы. Как раз добрались до архива про США, откуда Зуммеровед почерпнул открытий.
– Ну, – отозвался он. – Вообще-то я возмутился тоже: почему американцы избавились от Обамы, оба мы должны принимать у себя? Эдак следом избавятся от спецназа – обеспечат защиту интересов памятника на вражеской территории. Потом подумал: какое моё дело? Кста-ати! Мы промолчали, так Гимальдины загнали его в угол и устроили тёмную. Крепко сделан был, кочевники смогли лишь руку отломать… Но ты к чему спросил?
– У меня на тумбочке стояла голова американца. Думал, подрастёт цена, Обаму коллекционерам вдую.
– А Кощей при чём? – Зуммеровед никак не мог взять в толк. – Зачем отвлекаешь посторооними разговорами? Вируса не прогляди.
– Обама был электроникой напичкан, работал на дистанции до сорока метров. Приблизится кто из наших – сигнал организует радиозахват: стоит простофиля, с места тронуться не смеет. Тут в него закачивают американскую начинку – одного из сорока тысяч различных модификаций вируса. Кому повезёт – до пенсии доживёт, кто не дотянет. Когда мои знакомые погибают, надо что-то делать. Сначала вычислили безопасное расстояние, затем пикет организовали. Затем нашлись ребята помоложе, в электронику пошагово внедрились. Там ещё код надо разгадать… Ну, в общем, я отличился. На муки их гляжу, версию предлагаю: «Попробуйте имя последнего президента». Странные ребята, имени не знают. Вот что значит узкая специализация.
– Как подошли?
– Я попросил До-До, трудности обрисовал. Он принёс с терминала покрытие с самолёта, построили шалаш и скафандр. Затем, когда обезвредили американца, ребята бросились меня искать. Ну, и рассказали кое-что. Например, попадались жизнестойкие программы, которые погибали лишь под молоком холодным, а то и под молотком.
– Вирус – молотком? Наврали!
– Знаешь, я с шалопаями не вожусь. Серьёзные ребята, кто о безопасности населения болеет не ради кресла в горсовете. На мине вирус подорвали – был бронированный такой, «сапёр». Я сам наблюдал посредством микроскопа. Одного сухопутного в подводники отправили служить: камень на шею и звание лейтенанта. То есть, к каждому свой подход. Куда важнее – сколько вирусов по Городу пошло гулять и размножаться. Как объяснили, самые безобидные работу начинают двести сорок месяцев спустя…
– Ну. Не тяни!
– Кощей по времени вписывается в построенный мною график.
– Очередная реанкарнация вирусу не оставит шанса.
Чистоплюй поцокал языком:
– Я был бы рад согласиться. Ты забываешь, что материнка испепелению не подлежала. Вирус не выкопал окопа в полный профиль, у него вместо сапог лопаты: самостоятельно закопался, трубку для дыхания учредил сквозь ножку скамейки…
– Первого президента? – Зуммеровед опешил, то есть, стал считать: в обратную сторону идти сложней. В уме одновременно держать маршрут передвижения Кощея, сопоставить дату прибытия памятника, продолжительность диверсионной деятельности. Кроме того, в архивах записи из офиса найти да свериться с совещаниями, командировками на берег моря, походы в бар. Как-то они и встретились, у бара. Бессмертный пьяненьким показался, но это могло быть действием начинки. Залёг вирус спать, как на отдалённую планету учёные отправили космонавта с программой: «Как проснёшься, почисти зубы, позавтракай и сразу дай знать о себе».
Листать календари в обратную сторону гораздо легче.
– Сошлось? – Чистоплюй просто уточнял свои прикидки.
– Сходится. Позавчера вирус должен был приступить к работе.
– Что-либо подозрительное за ним заметил?
– Несколько старинных фраз исчезли из лексикона…
– Бедняга! Погоди, по старому летоисчислению, это двадцать лет прошло. Вирус вылез из окопа там, где его не ждут.
– Он не слышит нас?
– Мы же перестроились на местную частоту. ЦРУ не могло предположить, что месту жительства мы подземелья предпочтём.
К разговору постепенно подключились остальные, разгадка показалась близкой. По их лицам, заражение совпадало с тем походом в бар.
– Ивана-царевича тоже прощупать нужно, – напомнил Чистоплюй. – После и Вифлоида: странная парочка организовалась, нетрадиционной ориентации почти.
– Можно мне? – тут же вызвалась из невест одна (пусть её имя слушателя не потревожит; все они меняли имена к очередному балу, к светскому приёму либо облавы накануне; обычно, те, кто отбывал наказание на гектарах терминала, выходили на свободу, а облавы результаты занимали освободившиеся должности и нары).
– Бачила! Сядь на место и помолчи! – накинулись на авантюристку осмотрительные подруги. Странные отношения в дамском секторе процветают, мы что-то проглядели… Ну, разве попытку повториться: иная мамаша молодая рожала ради того, чтобы получить округлые, заманчивые формы. Дети – как гарантия получения денег, главная цель – свежая партия кавалеров.
По современным нормам языка бывшую Бачилу назвать «Бачилой» не преступление. Безусловно, мы стараемся на прошлое закрыть глаза, но оно торчит из каждой щели. Жить с прошлым – обеднеет день нынешний, а будущее может не случиться. Долой обиды – забывай врагов, по-одному: горизонты станут чище.
Вскоре семейная чета показалась на пороге, Пролаза сдал по описи мешки. «Дети, вы наказаны сегодня. Сказки на ночь вам не будет».
Мешки распластались по полу. Взрослые закончили вычисления, и вывод коллектива голосованием разразился – надо разобрать Кощея. «За» – решили большинством, с дополнительной поправкой: дамы лишались удовольствия присутствия. Судя по затуханию очей, есть несогласные, – ещё бы!
– Детей оттащите спать, а мы с проблемой разберёмся. Свет откуда?
– Я, извините, пролила ведро. Кто-то понаставил вёдер – их, полнёхоньких, ещё пять штук. Гномы где-то раздобыли. Или кто другой.
Кощей Бессмертный паузу держал; решил выяснить, кто посмеет приступить к воплощению постановления съезда. Делегаты степенно разбрелись по углам пещеры, предоставляя право смельчакам за отвёртки взяться.
Чистоплюй смахнул непрошенную слезу, вышел в центр ристалища:
– Надо понимать, желающих не будет. И у меня не поднимется рука. Считали все, результат понятен, меня же редкие сомнения гложут. Слишком легко мы согласились на разборку одного из ведущих специалистов. Потом мы не простим себе, потомки нас смешают с грязью. И летописцы в порошок сотрут, – мы перед выбором: пойти на поводу у цифр либо провидению доверить судьбы.
Энциклопедист с матросом совещался, поглядывая на остальных.
– Объяви, – кивнул Пролаза. Раз молчит  Соискатель, Зуммеровед взял слово:
– Мы заблуждаемся, парни. Кощей Бессмертный чист. Прошёл он через такие сита, какие и не снились никому. Кроме того, напомню, галактов представитель, у них подобные проколы просто невозможны. Наблюдая за Бессмертным, я сделал вывод: такой антивирусной программы мы не знали. Вот если бы он дозволение получил и поделился с нами, – нам больше не о чем мечтать.
Невесты привычно аплодисментами разразились, словно на званном ужине у царствующих особ тост произнёс гусар – первый из красавцев. Угасли почти сразу, ибо поддержки не нашли.
– Вам тут не театр, – мимо проходя, обронил Чистоплюй. – Объяви коллективизацию, по-моему, и её встретите подобной помпой.
Теперь все преданно таращились на Кощея. Как-то должен он отреагировать на обвинение, состряпанное коллективным калькулятором.
Он кивнул, как если бы происходящее совпадало с давно известным планом. Кто начал, кто подвёл черту – по сути, такие мелочи упоминания не стоят. Уже заскрипели самописцы, гнёзда заполнили флеш-устройства: Бессмертный будет говорить!
– Полагаю, ясно: солнечные дары достались нам не случайно. Пришла пора разумно распорядиться ими.
– Положим в банк, под хорошие проценты?– предположил До-До. Оглянулся на Ошейну – её, похоже, пожелание озвучил.
– А что думаешь сам? – уточнил Кощей.
– Ни в коем случае. Банкир завтра же сбежит.
Соискатель свои выводы озвучил, разбираясь в формулах и в секретных знаках на ладони; экран простейший позволял ориентироваться в подземных лабиринтах, где нога исследователя побывала:
– На этом топливе самый старый вертолёт сможет добраться до Луны за двое суток. Поэтому считаю: следует немедленно собрать светомассу с пола в спальне и поместить в резервуар.
– Топливо, говоришь? – Бабушка сходила и принесла пустое ведро. Было оно в рост человека, размеры я разглядел только сейчас. Оттопырча поставила его на пороге спальни и спросила: – У кого какие идеи?
– Метлой собрать…
– Нет метлы.
– Руками. – Зуммеровед зачерпнул световую субстанцию, пригоршнями стал хватать и сбрасывать в ведро, которое наклонил для удобства Соискатель. У них как будто стало получаться, однако, через минуту вся масса потянулась из ведра и присоединилась к основной массе.
Бабушка огорчилась:
– Опрокинуть было проще.
Бессмертный расхаживал по пещере, ломал голову, пока ею не поймал несколько капель с потолка, где проектом утверждена и продолжает числиться дверь для драконов. Анализ жидкости подтвердил его догадки:
– Ребята! На поверхности зима. А солнечное топливо доставили драконы. Кто не верит, предлагаю дверь открыть и убедиться.
Колхоз организовали быстро – построили пирамиду, до двери добрались. Прежде, чем освободить запор, следовало накрутить пружину; она позволит дверь захлопнуть без серьёзных затруднений.
До-До с Пролазой завели пружину до отметки специальной, засов освободили. Створы сами собой распахнулись. За порогом были обнаружены характерные следы – таких следов ни человек, ни робот не оставит.
– Они?
– Они самые! А наверху буран!
В подземелье надуло снегу. Разведчики спускались осторожно, след в след, чтобы не привести хвоста. В приграничной полосе существуют правила, кои нарушать не стоит.
– С одним вопросом разобрались, осталось светомассу уложить в родную тару.
– Снег! Это подсказка!
Стали решать, как применить природный катаклизм для исполнения простейшего желания. Зуммеровед будто очнулся: «Снежные лопаты».
– Поясни.
– Служил у одного… Дело было зимой, навалило снегу – в гости не ходи. Продулся хозяин в карты – лопату не за что купить. Вот и говорит мне: что хочешь делай, но лопату раздобудь. Минут двадцать я поколдовал, потом вдруг озарило: под сверхвысоким давлением из снега создал новый материал. Этой лопатой я потом ещё три сезона снег расчищал, к четвёртому – растаяла лопата. Правда, и зимы лет восемь после не видали.
– Погоди, это когда к нам американцы на последнем самолёте прилетели? – Чистоплюй свою летопись открыл, нашёл нужное упоминание:
«В тот год хоккеисты в Белоруссию подались: мы, говорят в сорок голосов, услышали, у вас дворцов хоккейных настроили – по одному на десять человек; так давайте, мы выкупим один, детвору потренируем. Чиновники в ответ: «Да есть у нас, кому. Живёт в здешних местах первый хоккеист планеты, равных нет. По совместительству государством управляет, так что хоккейные приёмы удачно в мирной жизни практикует, силовым приёмом казну опустишит и тотчас пополняет – с шапкой по кругу пойдёт, кто отказать посмеет?» – «Мы  могли бы довести местный хоккей до мировой славы». – «Что ж вам дома не сидится?» – «В мокрых ботинках не поиграешь». – «Сушить не пробовали? Ах, воды по колено. Тогда понятно: вы к нам по той причине, чтобы не утоп хоккей американский». – «Хотелось бы оставить на память потомкам. К приседателю с поклоном, онмолодец у вас, всё понял сразу и заключил договор. Пока переводчика перевёл, оказалось, поставил нас на счётчик. Аренда хоккейных сооружений взвилась под небеса, про выкуп и говорить не стоит. Поняли мы, плохо дело. Продали амуницию, семьдесят мешков с шайбами, купили сорок каноэ без вёсел… клюшки пригодились». Некоторые летописцы утверждают, на последние гроши профессионалы купили клея, кое-как слепились в кучу, и поплыл в тумане грустный остров отвергнутых. Поплыли американцы на поиски людей. Если в прежние времена все дороги вели в Рим, то ныне – только к людоедам. Великий Кука заодно выучит язык английский – тоже польза: свой кругозор расширить  никогда не поздно».
– И такое было на самом деле? – Товарищи, нахмуря брови, пытали самозванца.
– Форзейль начудил гораздо больше, но его допросами не донимают. – Хорошо, уточним: был американский мост или его придумали летописцы? 
– По-моему, был. – «Был, как ни быть?» – «Я видел тоже».
– В одной летописи читаем: «Связь с континентом вдохновители проекта поддерживали сначала визуальную, затем прибегли к телепатии… Нет, сначала закончились поставки материалов; сенаторы проголосовали за возвращение строительной группировки, а к тем, кто воспротивится, применить меры, как к предателям родины. Но проект «мост» уже набрал обороты и остановиться в одночасье уже не мог; тормозной путь, если следовать формуле масса-время-скорость, едва ли мог стать короче в ближайшую пятилетку, да и стимулов к возвращению не наблюдалось: мировой океан уже барахтался у степенек Белого Дома; президент с вечно мокрыми ногами… нет, президента уже давно нет, как и самих Соединённых штатов в обозримом пространстве. Так, нечто с общими границами, с переписанными конституциями и законами…» – Вам этот стиль никого не напоминает?
Соискатели замялись:
– Берендей? Послушай, а не глубоко ль копаешь? Так, чего доброго, можно вылететь не только отсюда. Соскучился по зиме?
И к такому повороту Чистоплюй готов:
– Хорошо, оставим в покое основоположников и классиков. Если где я малость и приукрасил, то пусть энциклопедист расшифрует эпизод, когда его называли Умкой. Было такое?


В послужном списке Зуммероведа этот период заслуживает упоминания. Слава астролога с мировым именем только разгоралась, ближайшее окружение выстраивалось в очереди на приём. Рядом с ним и очередной хозяин скуб лавровый лист молодой славы да в суп бросал, приговаривая: «А ведь чуть было не переуступил права соседу». Непосредственно в быту Зуммеровед… да что там говорить? Модель была создана для науки; из домашних функций робот отлично справлялся с мелкими поручениями: очки протереть, партию в шахматы продуть, если у соперника желание возникнет: предусмотрена функция «начинающего игрока», достаточно микровыключатель перевести в положение «НИ». Кофе сварить, сбегать в аптеку, в банк и в магазин. Но стирать, готовить, генеральную уборку – мог только обозначить. Навыков по электронике не густо, самые простейшие: блок заменить, предохранитель, сложнейшее устройство на запчасти разобрать. Эти недостатки компенсировались с лихвой на поприще ином: энциклопедические познания в научных дисциплинах – его конёк. На стыке многих направлений и открылся дар предвидеть, вплоть до минут и долей секунды зачастую. По мере того, как очереди росли, хозяин стал иначе относиться:
– Зумка-Умка! Фильм про войну с роботами начинается, так скажи мне: наши победят? – В другой раз речь пойдёт о футбольном матче: – С каким счётом «Динамо» проиграет?
Так они и жили: на десять вопросов слуга давал три верных ответа, потом пять, семь и дошёл до двенадцати. Хозяина невзлюбили во дворе – выигрывал пари у всех. «Зумка-Умка, когда помрёт Бортан?» – и фотографию из «Вечернего Минска» предъявлял. Обширная статья только салюты не пускала, начиналась словами: «Приседатель Стеклов обнаружил два пятачка, где должно возвести два ледовых дворца, на семьсот тысяч зрителей каждый. В следующем квартале они обязательно…»
– Куда уж больше, Умка?
– Завтра. В тринадцать ноль ноль.
Хозяин вышел на самых дорогих клиентов, заключил пари. В полдень следующего дня у горсовета собирается толпа, ставки бьют рекорды. В 12.45 прибывает «скорая помощь». «Вас кто-то вызвал?» – «Нет, но мы в курсе. Медики лото на своём уровне разыграют. Кажется, весь Город живёт предсказаниями парня. Кто его хозяин?» – «Вон тот, рыжий. К нему уже подходили коммерсанты. Не продаётся».
Прогнозом предсказанный покойник не выдержал – открыл окно кабинета и стал орать, чтоб расходились: «Шиш вам, а не труп!» – Но кто его будет слушать? Все следили за минутной стрелкой.
В 12.59. из окна соседнего кабинета подали сигнал. Бригада медиков напустила вид, соответствующий моменту, и направилась с носилками к главному входу. Вахтёр безошибочно поставил мелодию Шуберта, вполне отвечающую моменту…
Тем вечером хозяин расщедрился, как никогда прежде:
– Зумка-Умка, я оплачу учёбу, выбирай любое заведение! Может, медицинский? Меня полечишь, врагов моих…
– Только не в медицинский.
– Что так? А-а, понимаю, среди вашего брата у него дурная слава?
– Врать не буду, есть.


Итак, идея в воздухе повисла, оставалось решение подыскать. Загвоздка наблюдалась – в подземельях до промышленного пресса технологии не доросли. Была озвучена одна из версий: тектонические плиты могли бы подойти. Приподнять которую, подкинуть снега, затем уверенно опустить. Однако, расчёты показали, что у природы мощности не те. Другая версия доступностью и простотой выигрывала вроде: надо пошарить у пришельцев – там у них должны же быть заводы. Те же летающие тарелки, сколько ни протирай, ремонта всё равно попросят. Единственная трудность – как незамеченными просочиться да кнопку нужную нажать…
Своей очереди дождался Чистоплюй, слово вставил:
– Как снег к тому доставим прессу?
– Пока не знаем, где пресс стоит, про снег не думай.
– А там весна, – напомнил он Пролазе.
– Согласен, поторапливаться надо.
– Карт нет у нас. Разве за инспектором, след в след. Пристроимся гуськом, и – как японцы по Советскому Союзу: «Скупаем всё: топоры, пилы».
Конструкторское бюро раскололось на две части; часть сотрудников должны отправиться на прогулку в качестве шпионов, но не с целью союз на республики развалить, а более безобидной. Оставшаяся часть должна из подручных материалов развить лопатостроительное производство, хотя бы в части исчерпывающей документации и новых ГОСТов. Ширина захвата, вес и прочность, износоустойчивость и гарантии особого внимания стоят.
Соискатель нехотя согласился примерить должность главного конструктора; ответственность перед Родиной автоматически прилагалась. Для сокращения сроков запуска производства и выпуска продукции ребята согласились коммунистическую партию воссоздать – недели на две. Никто не сомневался, что задача больше времени не займёт.
– Осталось выбрать генерального секретаря и инспектора дождаться. Кто хочет добровольно?
– Инспектор, думаю, согласится… А вот он и сам, лёгок на помине!
Действительно, энергетик заглянул небрежно, даже ног не отряхнул:
– Сын мой у вас?
– Папаша, мы обсудили твою кандидатуру на пост генерального секретаря партии. – Как шуруп летописца,Чистоплюй ввернул матерное, неозвученное словцо, каким обычно сдабривал любые партии и их потомков. – Пролетарское происхождение, примерный семьянин…
– Жену мою не видели? Трое суток, как из дому ушла.
– Как ни помочь кормильцу? Утечку ищет.
– Сто лет это ей нужно. Подозреваю в супружеской измене. – Папаша прогулялся в спальную, заглянул под вместительную кровать. Почти ослепнув, вернулся в главную пещеру: – Ребята, вы бы поэкономней, что ли. Без глаз останетесь с освещением таким.
– Нам к трудностям не привыкать. – Чистоплюй подбросил хворосту, чтоб завязался разговор: – Что там у нас по утечкам – есть ли просвет в этом благородном и безнадёжном деле?
– Скажите вашему жениху… Ещё один капкан поставит – я в высшую инстанцию обращусь.
– Вот это новость! Что за маршрут, где заседают паразиты?
Папаша растерялся. Подобные интонации он опробовал на себе впервые. Стал припоминать, что именно ответил положительный герой в одной героической книжке, – досталась она инспектору то ли в качестве отступного, то ли взятки.
– Может, я потом пожалею, но сейчас скажу. Я обнаружил целую колонию бездельников: живут уединённо, из всех примет местности – шоссе и пыльный горизонт. Из своего – только погоны без знаков отличия да желание доказать всякому, что он здесь власть. От скуки, изучают трещины и ямы на дорожном полотне, вспоминают номера удостоверений, даже придумали игру: у кого номер больше, тот и победил. Смотрел я на них, смотрел – чем бы дитя не тешилось… К слову, раз я ищу утечку, никто не запретит заглядывать в самые сокровенные уголки. Пришлось взять их на заметку. Мне показалось, если обратиться к ним, они обязательно помогут.
– Это интересно, – Кощей мгновенно преобразился. – В похожей реальности и я бывал. Когда мы расстались с Веселовым, наткнулся я на проход, уходящий под землю, под углом в сорок пять градусов. Что более всего поразило, так это освещение. В обычном представлении, яма или нора в тупиковой части освещения не имеет. А тут – наоборот.
– И у меня так получилось – отвечал папаша. – Там света быть не должно, как в подвале для хранения останков.
Что-то Чистоплюй смекнул, хотя и без уверенности особой, но сказал:
– Видишь ли, папаша, ты далёк от практики, но я могу помочь. Как вернёшься домой и не найдёшь там жены, бери журнал и острый карандаш, можно сверло или ножницы. Теперь главное. Успокаиваешься, на стул садишься и журналом дотрагиваешься до кончика носа. Первые ощущения, конечно, не из приятных будут: перед глазами объект, скрывающий множество других. Тем не менее, достаточно потренироваться, и следующее испытание повторишь с лучшим результатом. Жены снова нет, но есть журнал перед глазами. Он помогает не замечать начальника, который недоволен результатами поиска утечки. Нет сына, нет жены – ты и журнал. С годами привыкнешь, и жизнь откроется с новой страницы. Помощь моя заключается в том, что мы забыли про второе действие – или второй акт. Как только ты поймёшь, какой выигрыш получил в новых условиях, берёшь ножницы, шило, напильник (зубами можно тоже) и выгрызаешь отверстие в журнале. На первых порах тебя изумит красочность того мира, который ты в отверстии заметишь. Постепенно переходя с предмета на предмет, ты поймёшь, что и там, по другую сторону, жизнь возможна, только не всё сразу. Конечно, я не обещаю, но вполне вероятно, что новым зрением тебе удастся разглядеть причины утечки, как и много другое. Где сын шляется или, например, с кем спит жена… Ты понял?
Последние слова правдолюбец заканчивал под аплодисменты, – товарищи горячо поддержали явление народу сеансов журналотерапии. Плечами неохотно невесты поводили, не совсем понимая, из-за чего шум, механически хлопали в ладоши и оглядывались по сторонам, точно церемониймейстер предсказал вынос праздничного торта и шампанского на платья дам.
Инспектор был в замешательстве, ибо предложение сулило выход за обыденные рамки быта, и лишь одно препятствие незримою стеной возникло. Свет, пробивающийся из спальни, не мог высветить предмета, о котором была прочитана лекция с исцеляющим уклоном.
– Где посоветуете приобрести журнал?
Команда расступилась под напором сзади. Спиридон прокашлялся, дав понять, что он заглянул на минуту. Оттопырча бросилась вспоминать, что приготовила на ужин, но в голове всё перемешалось. Видимо, от слишком яркого освещения.
– У бабушки есть всё! Журналы на любой вкус, могу один пода…
Да кто ж неповоротливый такой, кто на ногу матроне наступил? Внизу ничего не видно, в глазах круги сплошь, и хочется на голову одеть ведро.
– Папаша, а небо есть там? – Бессмертный стрелки перевёл.
Инспектор испугался. Так поезд догонял, бывало: вскочил, и узнаёшь от пассажира: «Дерзай! В обратную сторону твой сбежал: силёнок хватит на рывок, а нет – садись, чайку попьём».
– Н-небо? Есть. По-моему. Дорога там от горизонта до горизонта. Если честно, второй раз заглянул туда: мало ли, отсюда кто провода прокинул. Никого не видел прежде, теперь люди в форме, с полосатыми палицами…
– Гаишники, – сориентировался Чистоплюй.
– Этого я вам не скажу. Но люди бесцеремонные, с сельским акцентом.
– Точно они, – обрадовался правдолюбец. – Просто любопытно: как они там выживают?
– Я понаблюдал. Дорогу поделили на стометровки, окурки по обочинам считают, жвачку, – нет, я не знал, они меня просветили. У них месячник объявлен по чистоте дорожного полотна. Друг другу перебрасывают окурки. Пока сцепились двое в ругани на границе, на другом конце соседи избавляются от излишков… Да, одному офицеру повезло. На его участке, в правом кювете валяется ржавый грузовичок. Так он бедняге каждый день квитанции выписывает. Как же его имя? Капитан Дедовец. Над ним подтрунивают соседи – пощади грузовик, не то рассыплется до срока, и станешь ты, других не лучше. Капитан сказал мне по секрету: «Вот заработаю на трассе, краски куплю. Как только поймаю пешехода, так и покрасим бедный грузовик».
– Сейчас я загляну в архив ГАИ… полмиллиона сотрудников до восьмого сокращения. Потом данные расходятся с цифрами в летописях. – Чистоплюй закрыл страничку, в прошлое умозрительно заглянул: – Это ж сколько лет тому? Боже мой! Говоришь, капитан Дедовец? Один Дедовец оштрафовал меня у медуниверситета. Как сейчас помню: 13 февраля, а в строках «Место и время рассмотрения административного дела» он записал 10 января. Сто тридцать тысяч штрафа вышло через банк, что делать? Хозяин не пойдёт в защиту, да и в долг не даст. Стал считать: срезать задний мост с его авто – восстановление дороже обойдётся. Короче, на покраску вышел: собрал помёта птичьего, в грамотной пропорции с растворителем развёл, в коктейль добавил серной кислоты, соляной. Как только вычислил засаду Дедовца, под пролёт вороний и метнул гранату. Капитан выскочил и открыл стрельбу из табельного пистолета; вороне – что? Подумала – опять гаишники с ума сходят. Потом я подался на покраску, вслед за ним. Хозяин сервиса переписывает старые расценки. Капитан требует объяснений, и тот вручает свежий приседателя указ: «Обложить население всевозможными тарифами до следующих выборов»… Прикинул теперь по новому тарифу – задолжал я капитану. Ладно, в следующий раз бесплатно перед носом пробегусь.
Слушал Соискатель, слушал – «Эко, тебя прорвало».
Спиридон напрягся. Знал, сейчас возьмутся за него.
– Уважаемый, – Бессмертный обложил вниманием его, заботой выстелил диваны, – у нас сложилось мнение, о снежных технологиях у вас хранятся наработки. За тысячелетия обязаны накопиться.
– Я вообще-то холода боюсь.
– Выжил? Именно поэтому накапливается информация.
До-До с супругой гостей изображали из себя: мы к вам приехали на недельку, так что разборки ваши придержите на потом. Если совсем уж невтерпёжь… на коридорах места побольше.
Ошейна изображала королевскую особу, которой переводчика не подобрали; она поглядывала сверху вниз, рассеянно не узнавала старых приятелей До-До. Спиридон ей не показался вовсе, хотя в какие-то мгновенья воспоминанья набегали: «Неужели мы встречались где-то?»
Инспектор мягко изучал царапины на полу, где недавно привиделись ему скульптуры драконов. Он уже подумывал: а не заказать ли для дома, но чуть поменьше? Слух произнёс:
– Если совсем честно, то у гаишников ваших побывал я и в третий раз. Застал другую картину. Наверное, это сродни аду – ждать, когда проедет там автомобиль. Но кто-то сжалился над ними. Сначала пешеходы показались – вереница рыжеволосых, желтолицых беженцев, с узким разрезом глаз. Видимо, правило у гаишников такое – первую добычу отпустить, чтоб водилась. По правой стороне идут – им объявляют, что нарушают правила. Идут по левой – те же обвинения. Набили карманы служивые юанями, а что с ними делать, знать не знают. Раз примения не нашли, к вечеру деньги превратились в пыль. И вот на горизонте полыхнули фары. Шла настоящая колонна. Аппетит проснулся, вытряхнули карманы дозорные дороги. Первого не брать! – золотое правило впервые себя не оправдало. Водитель первого автомобиля на вытянутой руке держал пачку юаней. И не просто держал, а предлагал – держи, я всё понимаю!.. Теперь представьте лица гаишников, когда поняли они, что колонна состоит из одного автомобиля, просто он очень и очень длинный, от горизонта до горизонта. С пассажиров они не умели деньги выжимать, их этому не учили.
Спиридон во время рассказа глядел под ноги, ни разу не дал понять, как неприятен ему этот кислый голос. Рассказчик смолк, и Спиридон кивнул Кощею: «Что вам надо?»
Вкратце Зуммеровед пересказал свою историю с лопатой. Пока Оттопырча, роясь в сумках, перебирала старые журналы, Спиридон завис, как настоящий робот. Кажется, в истории это первый случай, чтобы снег иными свойствами был наделён и фазу эксперимента благополучно миновал. Видел бы учитель лицо Герасима… ну, теперь, как переименовали, Спиридона. Биологический разум задумался над свойствами снега, как оказалось, не изученными вовсе. Этот промах, длиной в десятки тысяч лет, нашёл момент, чтобы о себе напомнить.
– К гаишникам трижды заглядывал, к нам уже в четвёртый раз. – Чистоплюй загнул три пальца на одной руке, четыре на другой. – Встретишь Дедовца, передай от меня привет. Скажи, я зла не помню, и пусть там поскорей сменит замашки соловья-разбойника. Пусть читает книги…
– Передам, а ты скажи мне: кто скульптуры лепит? Мне бы такого же дракона, но в два раза поменьше.
– Это будет стоить.
– За ценой не постоим!
– Скажу честно, заказами завалили, и очень плотный график. Даже не представляю, куда тебя втиснуть… С сыном хочешь наладить отношения?
– И жене доказать, что я не тряпка.
– Ты знаешь, как?
Инспектор вновь уставился на то место, где скульптуры видел; оно его приворожило.
– Вообще-то проект в стадии разработки. Дракона напичкаю гидравликой, он нападёт по моей команде. Потом я её спасу – брошусь на монстра и всажу меч…
Покачал Чистоплюй головушкой:
– Здесь не срастается пока. Долго думаешь, а ведь цифры так легко сливаются в струю. Я мог бы ситуацию просчитать, и начинать не хочу, пока меч поприличней не увижу… Да, а пути отхода? Для дракона ямку вырыл?
– Возле моего дома есть разлом – почти до ядра планеты. Там и нападём.
– Не жаль дракона?
– Чтобы семью вернуть, придётся с чем-то важным для себя расстаться.
Железной штукой Чистоплюй поковырялся в ухе.
– Что ты со Спиридоном не поделил?
– Тебе какое дело?
– Вот и хорошо, одним заказом меньше.
– Нет! Ты меня неверно понял! Я… одним словом, подозреваю…
– Что он – отец твоего сына?
– Как тебе сказать? – Папаша замкнулся на минуту, глазом кося на подозреваемого. – Он думает, внешность изменил – я не узнаю. Ещё как узнаю! Просто в последнее время сына не узнаю. Сильное влияние оказывает на него кто-то, настраивает как бы против меня. Жена подпала под влияние революционных взглядов. – Он голову задрал несмело, будто точно знал: оттуда просочилось… В ту же секунду капнул расстаявший снежок – прямо в глаз, чтобы не сомневался.
Салфеткой из энзе собеседник по-дружески промокнул пострадавший орган. Папаша неловко отстранился и едва не упал; его и тут поддержала рука друга. Опомнившись, инспектор заговорил о наболевшем:
– Меня просто бесит! Я просто выхожу из себя, в неведении оставаясь.
– Что именно?
– Я своевременно оплачиваю коммунальные услуги, и кому – до сих пор не знаю. Куда уходят средства, если жильё не ремонтируют моё? Я внимательно слежу: с каждым часом моя квартира уменьшается на сантиметр.
– Вселенная сжимается. Тектонические плиты подчиняются общему настроению. Резинка на трусах не жмёт?
– Жмёт. Но придёт день, и я не смогу войти в свой дом!
– Поэтому она ушла, – с облегчением выдохнул Чистоплюй.
Папаша заморгал глазами, судорожными движениями поправил галстук… Нет, это не галстук: похоже, повеситься хотел. Или на расправу маньяк тащил, да жертва вырвалась в последний миг. Специфика выживания в пещерах имеет тонкости свои; скажем, какой толщины должен быть фундамент, чтобы, опершись на стену, к соседям не провалиться?
– Поэтому?
– По всей видимости, она полноватая у тебя. Третьего дня протиснулась на коридор и поняла, что назад дороги нет.
– Полная, твоя правда… Что же делать?
– Ступай по коридору и двери замеряй: где расширяются – там ищи.
– Спасибо, друг! Я твой должник!
– Да чего уж там? Не стоит…
Соискатели, хотя и были рядом, прослушали весь разговор лишь в записи, после ухода инспектора. До этого были поглощены разработкой технической документации, и форма лопаты далеко не последний аргумент в любом благородном деле. Линии на чертеже могли влюбить любого наблюдателя, если у него имеется секретный допуск к объектам оборонного значения.
Спиридон был пьян. Вместо воды, Оттопырча по ошибке капнула ему вишневки; жидкость, под давлением атмосферных процессов, мигом достигла органов, отвечающих ой, за совесть, ум и честь… Возможно, он просто вспоминал, по какой технологии своему первому потомству он показывал устройство снежной бабы и, собственно, сам процесс возведения объекта. Их вылупилось тогда девятнадцать; мать ушла к другому, он их поднял на ноги, вручил каждому надёжный ломоть хлеба…  Кто музыкантом, кто летописцем – эх, разлетелись по Вселенной, письма регулярно пишут, только почта не справляется с объёмами сегодня. В тысячелетие повальной грамотности, когда строчить научились муравьи, и не только в Белоруссии. Пока с Венеры дойдёт письмо, скажем, на Марс… Заскочил погреться почтальон, тут  его подкараулила зима, густые налоговые обложения, изобретённые Стекловым и сыновьями. Эти деятели научились штамповать монеты из утреннего снега: пока до магазина добежишь, они растаяли. Обоюдная польза: и зарплата выдана, и товар лежит на полках…
Спиридон может многое порассказать, что и не снилось нашим мудрецам, но не хочет. Зачем настоящее прошлым перегружать?
На его вздохи отозвалась Оттопырча:
– Что, милёнок, голову повесил? Али нужда по карманам прогулялась, али соперница объявилась где? Ты мне, как на духу, выкладывай – беду любую вместе одолеем.
– По просьбе коллектива, листаю прошлого страницы. Куда-то затесалась технология по изделиям из снега.
– Пошли в спаленку, я рецепт хороший знаю. Только сперва надо завязать глаза… – И уединились они, как члены УЕФА, стали вместе выскребать из головы воспоминания. Матрона работала гребешками, мазями да втираниями, массировала участки мозга, умеющие налаживать связь с прошлым.
Команда поглядывала из-за угла, стремилась не вмешиваться, но поторопить: с зимою шутки плохи. Сегодня снегу в сапоги набрал, завтра  – в валенки. Спиридону должно, известны утраченные способности и обряды управления погодой, как рыбу на крючок призвать да грибы в кошёлку, какой звук издать, чтобы орехи обвалились на разложенную простыню, в какой день капусту ставить, окна задраивать на холода…
На цыпочках Зуммеровед подобрался, на ушко бабушке нашептал: «Узнай у Спиридона, приходилось ли солнечный луч соскребать с пола?» – Она повернула голову так, чтобы энциклопедисту в ушко прошептать: «А ты сам попробуй! Солнечный день, на ленолиуме ограниченный участок, светилом освещённый. На совок собери, хоть килограмм». – «Пробовал. Однажды получилось». – «Во сне, наверно». – «Сны, порой, реальней яви». – «Вот и хорошо, повтори попытку». – «Есть проблема. В тот раз свет падал сверху». – «Сделай сальто и замри на середине».
Энциклопедист так и поступил: ноги вверх, основные считывающие органы внизу. Ему посочувствовать не успели – в гости заглянул Соса Ломон. Привычно расположился на стульчике переносном, потрогал чайник, – он холодный. «Вы меня не ждали? – Взглядом спаленку обвёл, нашёл Зуммероведа в интересном положении: – В чём провинился мой кумир?»
Для соискателей это стало новостью: мальчишка не заметил разницы:
– Разве обновки не замечаешь?
Соса Ломон вторично огляделся, пожал плечами:
– Бабушка не развелась, вы все пока живы… А-а, вон та трещина на стене! Стала шире на миллиметр.
– Ладно, не буду мучать, – Чистоплюй для пущей важности притопнул. – Про пол что скажешь?
– Его нет.
Соискатели насторожились, подошвами притопывая, стали опровергать ложное представление гостя.
– То есть, ты пола не наблюдаешь. Твой стул на чём стоит?
– На полу. Хотя… – Он наклонился, рукой ощупал пространство между ножек стула. Выпрямился и ответил: – На ощупь – есть, выходит, пол-невидимка? А как это вы сделали?
Консилиум сложился, сам собой. «Что удивительного, парни? Он не видел Солнца». – «Видел. У них есть выход на поверхность». – «Но мальчик и там мог видеть только врождённым зрением». – «Уникальный случай. Подумайте, как способность может пригодиться». – «Может, он знает что-нибудь о снеге?» – «Хочешь выставить ребёнка на мороз?» – «Гардероб нашей няни давно нуждается в проветривании на морозе». – «Решено?» – «Да, но осталось получить справку у папаши, согласен ли он, чтобы его дитя выехало за границу». – «Нет, вы обратите внимание на До-До! Ни малейшего желания поучаствовать в общественных потасовках». – «Значит, выбрал весь лимит. Такое случается с каждым, кто с юности брал вершины – все подряд».


Они столпились у предмета разговора. Бессмертный примерил облачение сотрудника ведомства дипломатических услуг:
– Мой мальчик, тебе оказана честь представить наши интересы на поверхности. Для такого случая, к твоим услугам гардероб известной…
– Кощей, поаккуратней. Не все мальчики готовы примерять характерные детали…
– Понял. Итак, есть специальное снаряжение для проведения секретной операции. Во-первых, разведка донесла, противник неподалёку окопался… – Бессмертный оглянулся на своих: – Откуда сведения? Впервые слышу.
Все жмут плечами, кроме мальчугана, он выдал:
– Тебе только что в мозги информацию вложили. И адресат находится рядом, невидимкой.
Ну, вот, вспомнили и обо мне. Соискатели расположились реже, чтобы я мог протиснуться меж ними. И мальчик далеко не прост.
Пока Пролаза подбирал размер спецснаряжения, Соса Ломон дважды чайника касался. На третий раз спросил: «Так чаю не будет?»
– Согревающий состав…– Пролаза бабушке отправил мимолётный взгляд. Стандартный кипятильник иногда появлялся из её левой ладони, надо лишь подловить момент. – Сударыня, у нас к вам просьба.
Ни слова не говоря, она протянула руку. Матросик ловко приставил снизу чайник. Датчики завопили – Оттопырча возмутилась:
– Вот и доверь вам! Снегу-то хоть набросай.
– Он нам нужен для лопаты!
– Набросай, иначе на кухню никого близко не подпущу.
Ребята снегу принесли – как пожалели. Кипятильник долго возмущался, датчики мигали – долго ли настроение испортить?
Мальчик заговорил внезапно:
– Теперь я знаю, что вам нужно. Давайте, чай потом попью. Нужно поторопиться…
На него напялили часть гардероба; в груде платьев нашли коротенькие платьица и юбки, аружные чулки и туфельки на каблучке высоком. Но уверенно стоять мальчишка не собирался:
– Здесь чего-то не хватает.
– Может, гравитации? – Чистоплюй подбросил в воздух всепогодную зубочистку, засёк время падения. Затем повторил опыт с универсальной палочкой для очистки ушей. Показания расходились с прогнозными показателями, утверждёнными рукой Алика Стеклова.
Соискатель оценил устройчивость объекта в вертикальном и в горизонтальном положениях, достал из багажника обычные мужские каблуки, на глазок просверлил и утопил в отверстиях дамские каблуки.
Его невеста, наблюдая из-за плеча, заметила:
– Это похоже на половой акт.
– Не надо под руку глупости насаждать!
И только усилиями Бессмертного разгорающийся скандал был в зародыше убит:
– Если который из вас захочет украсить ёлку на поверхности, я возражать не буду. 
Пролаза рухнул наземь, машинально стал согревать мизинец на ноге. Оказывается, он может замёрзнуть от простого слова.
Водрузив на юную голову два чепчика и меховую шапку, тесёмки завязав, ребята оглядели мальчугана. Результатом утепления остались все довольны. Построили пирамиду, подвели её под драконий вход, уже и пружину накрутили – засов осталось отвести да разведчика отправить на поверхность… Откуда ни возьмись, ликуя мыслям, инспектор в дверь стучится.
Нет, он вошёл сначала, развернулся и стал стучать. Надо сказать, впервые. Что-то с пришельцем приключилось; наш человек радостью поспешил бы поделиться, что ждать от тайком заселившихся квартирантов – подробностями даже история не может поделиться, больше не у кого спросить.
– Как быстро чужие дети подрастают! – папаша обрадовался неподдельно. – Ну, и вымахала невеста! Правда, хороша!
Операцию поздно откладывать, – дитя ещё вспотеет. Ребёнка отправили на разведку одного… И тут не выдержал До-До: он мягко отцепил супружескую верность, то есть руку Ошейны, покровительственно кивнул –дескать, всё будет хорошо, и отправился на пирамиду. В два прыжка одолел ступени, засов отвёл, дверь подалась…


Некая сила их швырнула в медленный сугроб…
Снова пояснения будут к месту. Некая сила – это разница давлений между давлением на поверхности и давлением в пещере. Медленный сугроб – это некоторое количество снега, не спешащее падать в свежее отверстие, образованное выходом на поверхность готовых к любой неожиданности разведчиков. Соса Ломон неосмотрительно выглянул из временного окопа. До-До вдавил меховую шапку под свой живот, сказав: «Не так быстро. сначала я осмотрюсь». Как мы помним, четырнадцать марсиан там, в окопах и между ними, делили рацион, в ожидании дня и часа, когда появится До-До или кто другой из его окружения. Режим строжайшей экономии позволил оставаться в строю всем четырнадцати, великая цель придавала сил.
 Шатафьян, как командир экспедиции, инспектировал условия проживания личного состава. Основную часть отпущенного на операцию времени он провдил в ударном окопе, на расстоянии вытянутой руки от запасов Илюрпи.
– Странно, на Новый год никто ёлочку не поставил. О чём этот факт нам говорит?
– Их нет поблизости. – Как только одолевал холод, Илюрпи занимался переучётом банок, поскольку мороз был постоянным, то и переучёты не прекращались: – Семьсот шестьдесят одна, две, три…
– Снатерь тоже мёрзнет. Мог бы товарищу подбросить банок десять для сугреву.
– Субъективное мнение. Пусть виртуально представит и перекладывает слева направо. Должно помочь.
– На днях ты говорил, приснилась пара драконов.
– И что?
– Я сделал обход и обнаружил настоящие следы двух тварей. Если, конечно, их не ты имитировал. На снегу – какие хочешь, можно изобразить.
– Вон там? – Илюрпи указал на север, где сугробы торчали, точно кто нагрёб специально.
– Значит, твоя работа?
– Очень надо! Я на продовольствии сижу.
– Товарищам надо доверять. Вот давай поставим эксперимент: ты сходи и разберись со следами, а я покараулю.
– Пожалуй, я не соглашусь. Чтобы тебя нагрузить такой ответственностью, надо быть последним… Лучше я заберу с собой, а ты погрей моё место.
Собрав нехитрые свои пожитки, Илюрпи двинулся в сторону сугробов. Путь недальний, тут рукой подать. Проваливаясь по пояс, марсианин продолжал переучёт – бросал за спину, в рюкзак товар учтённый, на груди, из последней стопки брал неучтённый: «Семьсот восемьдесят одна, две, три…»


До-До разглядел марсианина – ещё бы не узнать! За километр он бы распознал, а здесь сто метров. Марсианин сверкал оружием новейшим, похожим на консервные банки, на ходу брал одной рукой банку и ронял назад. Как мины дремучие расставлял. Похоже, назад обратною дорогой не пойдёт.
– Парень, у нас два выхода: зарыться в снег или катапультироваться в пещеру.
– Здесь такой необыкновенный воздух… Дай подышать.
– Есть неприятнейшее известие. К нам приближается марсианин.
– Сказки!
– Тогда смотри сам! – До-До вытащил меховую шапку вровень с верхней кромкой снежного бруствера. Тот оживился:
– Настоящий? Давай выйдем и перемирие заключим.
– Связываться с марсианином я бы не советовал. Опыт есть немалый. Лучше зрение употреби, столько разного снега …
– Вижу! Если марсианин нарушит ту волну…
–  В двадцати метрах от нас?
– Надеюсь, мы говорим об одной волне. Именно этот снег подойдёт для лопаты вашей.
И До-До поднялся в полный рост, выпустил из запястья раструб пылесоса. Внушительный диаметр кого угодно задуматься заставит:
– Стоять на месте, марсианин! Иначе… подорву, вместе с твоими минами! – Грохот несмазанного вентилятора любого механика привёл бы в ужас. Что хотеть? Когда в последний раз слуга пылесосил помещение?
Тем временем, в окопе, на полном доверии оставленном командиру, шёл переучёт израсходованных продуктов. Шатафьян услышал голос. Что ж, пусть порадуется Илюрпи: следы выглядят, как настоящие. От удивления, у него даже голос изменился… Стоп – сказал себе командир, этот голос похож на трек с диска «Голоса врагов №1», выпущенный студией имени Кима-Но. Кощей Бессмертный либо Соискатель, если не сам До-До, – придётся вечерком память освежить. Если на морозе не просели батарейки.
Сорок банок опустошённых, как же Илюрпи насчитал семьсот восемьдесят три?
Сверху сверзился Снатерь, едва не похоронив учёта результаты.
– Пустые он согласен мне отдать?
– Я ещё не спрашивал, он такой занятой.
– А у нас гости. Тот парень, с виду робот…
Оба выглянули из окопа. Илюрпи стоял с поднятыми руками и практически перекрыл фигуру противника. Задавать вопросы бессмысленно, да и своего заденешь.
– Землянин заставил остановиться. Я видел, в руке у него оружие, и калибр не вдохновляет. Давай-ка переждём, не то нервничать начнёт да пустит в ход.
– Согласен, – Шатафьян захрустел спиной по задней стенке окопа, оглянулся. – Ты только посмотри, насколько плотный снег!
– Подле продовольствия и я выглядел бы плотнее. Дай мне какую банку… Спаси… ах, ты её вылизать успел. Другую мне, из-под коромясла… И эта блестит. Есть ли хоть одна, в которой не побывал твой язык?
Пустынная местность нагоняла уныние на самых закалённых, кабы не сегодняшнее приключение, этот день ушёл бы в прошлое таким же однообразным. Награды, как известно, достаются самым терпеливым. Кроме опустевших банок, в окопах значился и долг. Он-то и дал знать о себе. «Глянь, они там разобрались?»  – «Давай вместе». – «Ты мне не веришь?» – «Знаешь, мне будет спокойней». – «Илюрпи сам вылизал, я не прикасался». – «Я у него обязательно спрошу, если останется в живых. Ну-ка, раз-два, вместе».


Нам снова нужно занять позицию в тылу у До-До.
Марсианин прекрасно понимал всю безнадёжность положения, поэтому, никому не желая зла, на случай положился. Мелкий снежок утюжил равнину, лез за воротник, набивался в уши. Всякое шевеление противник может неверно истолковать, и тогда – прощай, консервы.
– Твои, похоже, тебя сдали, – предположил До-До.
Илюрпи мысленно обернулся.
– Похоже, да.
Соса Ломон пошарил по карманам зимнего обмундирования. У бабушки чего только ни найдёшь в запасниках! Лопатка для песка, ведёрко на поллитра, – можно пробы брать. Он встал и пошёл. Под ним снег так не ломался, как под марсианином, точно невесомый ангел, мальчишка лишился веса на эти двадцать пять шагов. Можно свалить на парусность дамских одежд, на слёжанность наста, на отсутствие спорсменов и любителей автографы лыжами раздавать…Такой отборный пласт весну может пропустить и растаять летом. А такую новость обязательно кто-нибудь заметит. С того же Марса глянет астроном в глазастую трубу и скажет: «Наша соседка изменила спектр. Ни малейшего зла не излучает. Люди, знать, добрее стали».
 Крохотной лопаткой Соса Ломон взял пробы, – До-До вручную вывернул правый  глаз, закрепил на ухе, чтобы не упускать из виду сорванца. Как-никак, взял на себя ответственность, давно не брал на себя ничего тяжелей.
– Подходит?
– То, что надо, До-До! У нас получится лопата получше, чем изготовил Зуммеровед…
Илюрпи и До-До поменялись с лица: марсианин услышал имя врага, и До-До впервые услышал своё имя в исполнении пришельца.
– А мы прибыли за вами, – твои друзья где-то здесь?
– Прикончить решили, отомстить за корыто? – До-До произнёс эту фразу с таким равнодушием и невысказанной грустью, что я насторожился. – Даром потратили время. Сколько марсиан готовы повторить этот маршрут?
–  Твоя команда чудесным образом подходит под образ внешнего врага, на два поколения темы хватит, а как там дальше, никто не скажет… Да, но в интонации твоей я слышу грусть. Те, кто приходил до нас, имея ту же цель, они все… – Марсианин осторожно развёл руки и повёл ими по горизонту, – все здесь полегли?
– Что нам оставалось делать? Лежат до зимы, пока тела не промёрзнут хорошенько. Потом, от молотка, их проще превратить в пыль. – До-До изобразил зевок под кодовым названием «нудная работа». – Тебе, наверное, никто не говорил. Почву лучше всего пришельцами удобрять. Почему лучше? В них присутствуют те микроэлементы, которых нет у нас. Вот ты помочился на планету сколько раз? 
Илюрпи испугался:
– Это обязательно – считать?
– Видишь, и об этом не предупредили. А так, при отбытии, мы выплачиваем бонус. Могли бы выплачивать. Но ваши парни бросаются в бой, и нам ничего не остаётся, как… Надеюсь, понимаешь. Кстати, ты первый, с кем мы не начали разговор со стрельбы, это похвально. Сколько ваших на этот раз?
– Четырнадцать.
– Кто командир?
– Я не имею права…
– Да ладно тебе, зови!
– Бесплатно не придёт он, надо чем-то заинтересовать.
– Ничего себе нравы! – До-До отметил, что помощник набил ведёрко снегом в седьмой раз, и снег утрамбовывался, как бы сам собой. Необычное свойство сезонного материала взял на заметку; так и ягоды: с одной поляны, а вкусовые качества различны.
– Я готов, – отчитался Соса Ломон. Добавил: – По-моему, нас окружили.
Вернул на место глаз До-До, огляделся.
– В свой актив запиши очко. Если уцелеешь, я верну с процентом. Спасибо, хоть не обманул. Все четырнадцать, и меня на мушке держат. Жаль, а так хотелось к насилию не прибегать.
Марсианин медленно поднял руку, помахал своим:
– Всё под контролем, не наделайте глупостей.
Пока кольцо сжималось, До-До оценил  ударную  целеустремлённость. Юноши насмотрелись боевиков, двумя-тремя клавишами побеждали армии, захватывали планеты, но снежная планета, насколько нам известно, в настольных играх участия не принимала. Разработчики не додумались до возможности подобной. Снег или песок – из-за этого добра не ведутся войны.
Илюрпи почувствовал себя уверенней:
– Позови своих, мы будем рады видеть всех.
Шатафьян, с бамбуковой палкой на плече, приблизился на расстояние плевка, но До-До не обманешь: ещё там, на фронте, он держал в руках такие же образцы «бамбука». Противника они-то и вводили в заблуждение.
– Что тут происходит, рядовой? Вернитесь в строй. Вы присвоили моё право отдавать приказы. Надеюсь, впредь не повторится. Итак, ты, железный слуга! Позови своих, мы будем рады видеть всех. – Оглянулся на Илюрпи, на остальных. – Я никого не задел, не обидел?
Порыв колючего ветра уложил марсиан на снег. Хотя сей подвиг может рассматриваться, как шаг к самосохранению. До-До сказал сквозь зубы так, чтобы приняли уши мальчишки: «Измельчал марсианин, те были посмелей».
– Пойдём, что ли, – громче предложил До-До.
Миг спустя, марсиане стояли на ногах.
– Ты, это… оставь. Мальчишку хотя бы.
– Я без него дороги не найду. А его слова там за приказ не примут.
– Тогда, это… Ведро оставь.
– Оно для равновесия мне нужно.
– Тогда… Что у тебя в карманах?
– Воздух.
– Оставь его и что-нибудь… – Шатафьян к своим обратился за поддержкой, чтобы его полномочия не пострадали.
– Да дурит головы нам До-До! – Илюрпи не скрывал злорадства. – Ведро оставь. Даём вам сутки. Нет – берём планету на абордаж.
Шатафьян захлопал глазами, до него с опозданием дошла ультиматума формулировка: «Я бы так не сказал».
– Именно так, снега не получите, пока не сдадитесь.
Мальчишка умышленно упал и по снегу стал кататься, карманы товаром и набились, хочешь не хочешь. Бдительность марсиан оказалась на высоте: пацана подняли, вытряхнули карманы, как гарантию возвращения, изъяли зеркало и спички. Помада, тушь, номер телефона какого-то графа – одним словом, мелочёвка, упоминания не стоит.
При спуске к драконьему входу, превосходящие силы зорко следили за каждым движением парламентёров. Чтобы исключить напрасные старания, мальчик спутнику шепнул: «Этот товар никуда не годится».
Тот, кто хотел разнюхать, именно теперь заметил, как легко закрылась дверь. По марсианским законам, если закрывается легко, то должна и открываться так же.
– Я основательно замёрз. – Илюрпи развязал рюкзак и приступил к обычному занятию; как оно может согревать, для многих останется загадкой.
Между тем, ходоки за снегом вернулись ни с чем. Просто не верилось, что До-До зимой снега не добыл.
– Сам цел да мальца отбил.
– Неужели у марсиан? – подначил Чистоплюй.
– Ты сказал, – Соса Ломон ответил фразой из недавно прочитанной книги. Из книги или подслушанной из разговора взрослых.
Соискатели пошли шарить по плечам и по поясницам, потом вспомнили, что имеют статус мирных потребителей, оружие им не положено, как бы ни зверствовал горсовет. Каждый второй задрал голову и подумал: «Надо бы драконов предупредить».
– Что ты им пообещал?
– Всю команду вывести на расстрел. Ребята, они настроены серьёзно. И оружие сверхсовременное – в окопе сложнейшее прицельное устройство. – До-До смикитил: – Я понял! Производителю оружия нужен полигон, а тут героический эпос подвернулся. Обидчикам Пиары и Кима-Но придётся ответить по закону… И вооружили несколько команд. Остальные, видимо, заблудились или ждут открытия охотничьего сезона… А эта группа решила обставить конкурентов.
– Как они не перемёзли? – Спиридон потрогал челюсть. Его однажды так прихватило, что готов был семь стоматологов проглотить.
Тут же отликнулся Пролаза:
– До-До забыл напомнить о мороза свойствах. Надо бы в сознание вложить, что их тела впадают в спячку при понижении температуры.
– Не сообразил. 
– Да-да, законы гостеприимства накладывают ответственность, пусть и минимально, – согласился Спиридон.
– Так я схожу… Нет, без конкретного плана, соваться…
Легкое постукивание в потолочную дверь сообщило нам, как холодно и голодно в снежной пустыне. От жажды не погибнешь, – мою мысль уловил Зуммеровед:
– Парни, а марсиане знают, что снег прекрасно заменяет воду?
– Я видел цистерну, под парашютным шёлком.
– И не замёрла?
– Они могут не знать, что это такое. Вот вода и не замерзает.
– Интересная мысль, – оживился водитель (хотя, какой он водитель без Маши?) –  То есть, если бы наши хозяева не знали, что вода замерзает, то реки оставались бы судоходными и зимой?
– Безусловно. Внушение – двигатель реальности. Научно доказанный факт: когда-то роза имела листья, как шипы. Вот люди и поверили, что колючки. И растение пошло навстречу пожеланиям. Однажды мы обсуждали это.
– Хорошо, как поступим с марсианами? – Бессмертный как бы обратился ко всем, но вопрос более касался Спиридона.
– Есть на примете королевские покои, президентский номер.
– А что-нибудь в стиле общежития?
– Найдём.
Оттопырча начеку:
– Не знала, что ты шатаешься по общежитиям. Какую новость ты приготовишь в следующий раз – там проживает одинокая особа, лишённая ласки и заботы?.. Я так и знала!
– Милая, у меня полно подчинённых, кто следит за распределением ласк и забот. Моё дело – бухгалтерия. Давно собирался предложить пост секретарши, но у тебя кружок… Как-то не решился отрывать от…
– Я согласна. Тем более, что переменка затянулась. Детей кто видел?
В двух мешках было замечено шевеление.
– Члены кружка – выходи! Занятия отменяются по причине... Так-так, каникулы подоспели! Да и я засиделась, на повышение пошла.
Детишки сговорились бойкот устроить няне, если их вернут насильно. Она их опередила. Ошеломлённые коварством, малышня подумывала о крупномасштабной операции: «Она от нас так легко не отделается, если что». И выкатились из мешков все, кому ни лень: трудно отличить кружковцев от других, кто давно считает себя взрослыми и на детские не покупается забавы.
Выкатились – а тут столь мощное боковое освещение, откуда? Рванули в спальную, не подозревая, что поведением своим лишь подтвердили истину: «К свету тянется всё живое». Кроме трещин. По крайней мере, главная трещина, которую уже взял на заметку сын инспектора, тактику изменила…
Любопытное наблюдение: то, что заметно глазу соискателя, шары не замечают. Зато видят то, что нам не видно. Поэтому, когда семь… уже двенадцать шаров прилипли к трещине с разгона, процесс пошёл. Скажем так: я тоже вижу, что четырнадцать шаров повисли на вертикальной стенке; не думаю, что из хулиганских побуждений. По долгу службы приходится присматривать, особенно, за безусым поколением. Теперь вот понять пытаюсь: они трещину перехитрить собрались, что ли?
В мешке задержались детки, кого приглашение не касалось. Именно к ним обратилась нянюшка, беря мешок за горловину и встряхнув:
– Кто расскажет мне, что повидали в подземельях и чего не заметили совсем? – Оттопырча стала доставать по-одному, и брюзжание отдельных штатских можно было перевести, как «она меня достала». На этом процедура не закончилась, и каждому, для устойчивости пущей, досталось блюдце. В импровизированной гостинице всем хватило места: на общественной столешнице, где хозяйки молодые могли приготовить завтрак, ужин и обед, уместилось сто сорок четыре блюдца. В воздухе почудилось многоголосое жужжание, соискатели подтягивались помалу, словно в пещеру с гастролями заглянул шарманщик с инструментом; номера опробованы на публике не раз и отрепетированы до высшей точки совершенства.
Порывшись в сумках, Оттопырча напялила гарнитуру – наушники к ушам, к губам два микрофона. Шнур заканчивался изящным раструбом из бронзы, с отливом дорогим. Направила она раструб на организованную толпу, загадочно произнесла: «Ну-с, кто первый?» Автоматически, почти из рукава, под правой рукой блокнот старинный появился, с прилипчивой задней обложкой. Бабушка не признавала этих новомодных флешек, карточек-козявок; у неё на вооружении имущество, проверенное веками, если не сказать громче. Как привыкла, стенографировала высокоскоростным карандашом, в чернильнице периодически остужая грифель. Страницы того ещё формата, двести на сто сорок пять, покрывались тщательным, полушкольным бисером, напоминая об эпохе, когда выработке почерка отводилось двести и более часов мастерского преподавания. Школа та частично по перекрёсткам разбежалась, где летописцами подхвачена была, – никто другой не заинтересовался нормами уважения к читателю подлинных и приблизительно приравненных к ним рукописей.
Страница за страницей, блокнот на глазах худел; специальное устройство поглощало лист исписанный, предавало оцифровке и пересылало на следующий этаж, в архивы бабушки с неугомонным стажем.
Попытку опередить глотательные способности машинким предпринял Чистоплюй, – она никак не отразилась на безотказности устройства. Из плеча няни третья выросла рука, мягким отделала шлепком; отчёт был отправлен в «головное управление», и оттуда прозвучало:
– Не суй руки, иначе вырастут некоммуникабельные антенны – на спине, на голове, в паху и под мышками.
Он отступил, конечно, но любопытство разбирало не одного его. Кто пристроился и скоростную камеру включил, кто понадеялся на цепкий глаз, конспектировал кусками; текст осмыслению подвергался на местах, алыми чернилами были подчёркнуты отдельные моменты. При раздробленности княжеств удачи не видать, и соискатели соединились через штекера. Лет сто, пожалуй, я не наблюдал такого. И коллективный разум перешёл на шёпот, чтобы докладчику уют не показался лишним.
Боюсь, мой слушатель не сразу разберётся, но я предам огласке только то, что получил.
«На днях должны прилететь драконы. Я кое-что заказал для пищеварения. Теперь о главном. На заводе № 32, в кабинете директора сломалась штука (№ ПП-БЗИ); если её раздобудут и мы установим, завод начнёт выпускать макароны. Ежели не застану поставщиков, предупредите: пусть поищут рынки сбыта, любым количеством обеспечим».
«Коридоры 51 и 611 пройти не удалось, слишком близко сошлись тектоплиты. Кажется, кто-то из родителей имеет ключ; можно сузить постоянные коридоры, тогда повышается вероятность, что пройдём в 51 и 611. Полагаю, раз созданы помехи, там прячут нечто ценное от нас».
«Я слышал, кое-кто из них себя считает незримыми хозяевами планеты. Вопрос: почему они кому-то за проживание платят? Уточнить, кто настоящий – вот с чего надобно начинать, ребята».
«Имею уточнение. В платёжках, в графе «кому», странный индекс наблюдаем. Мы проанализировали тысячу квитанций, индексы соответствуют индексам на ящиках, которые установлены на этажах. Самое любопытное, что фигурируют две гласных – «И» и «О», первых – в два раза больше. Потом идут согласные: «Д», «Н», «П», «Р» и «С». И вот свежий факт: на ящиках раньше стояли другие знаки. Кто-то их закрасил и нанёс эти».
«Это уже коллективная задача. Ребята, кто посвободней? Постарайтесь вычислить настоящего хозяина. В имени должно быть две буквы «И», остальные нам известны».
«Алло! Передаю сообщение по цепочке: с 44 этажа, в сторону Родины, начала движение снежная лопата. Кто добыл материалы, кто именно изготовил – это не важно. Это сделали мы, все вместе. Порадуем родных, кажись, сегодня день защитников отечества».
«Передаю по цепочке: директор завода № 888 не собирается останавливать производство. Где группа реагирования? Единственный выход - обесточить, и отключение начинать надо с резервных линий».
«Э, нет, брат. Пришельцев оставить без работы – шутишь? Мы не должны вмешиваться, я считаю. Налажен быт, есть на пятилетку планы».
«Пришелец в единственном числе руководит заводом. Утром включает, вечером выключает конвейер. Машины обслуживают машины, в этом случае пострадает один директор». 
«Что производит № 888?»
«Предметы, похожие на зубные щётки. Из них, на заводе № 688 собирают двигатели для НЛО».
«А сами НЛО?»
«На заводе 68».
«Давайте вместе решать: сколько нам нужно НЛО, и нужны ли вообще? Передаю по цепочке».
«Передаю по цепочке: директора остановленных заводов объединяются, по имеющейся информации, собираются вычислить тех, кто отводит потоки из промышленного сектора в жилой».
«Алло! Совершена попытка нападения. Группу Отто пытались заморозить инертным газом. Никто не пострадал, мы отступили».
«Алло! Пришельцы уже определились, кто останавливает заводы. Объявлена охота за нашим братом. Разведчики выдвигаются на передовую, устроить бдительность. Нас не так уж и много. Передаю по цепочке».
«Алло! Они перекрывают коридоры и запускают производство. Завод № 901 пошёл штамповать заготовки. Подумать надо, что ещё нужно отключить, чтобы так быстро не запускались».
«Алло! Все слышали? Пора к родителям, за советом».
«И за ключом».
«Погодите. Алло! А не выльется конфликт интересов в межпещерную войну? Совет стратегов почему молчит? Передаю по цепочке».
«Мы давно не молчим, приходи послушать. Версий слишком много, надо идти к родителям. Отец и мать плохого не посоветуют».
«Алло! Передаю по цепочке. Оставить на позициях наблюдателей, остальным – на Родину. Будем решать сообща, как быть дальше».
«Алло! Алло! Замечены две группы директоров молчащих заводов. Занимают скоростные лифты и, судя по разговорам, хотят пожаловаться родителям. Есть возможность запломбировать наш коридор?»
«Откуда им знать, что у нас есть родители?»
«Если кого из наших отловили и под пытками выведали?»
«Алло! Предлагаю распространить версию: мы из детдома».
«Дополняю: мы – вообще с другой планеты».
«Раз предлагаешь, предложи и имя планеты».
«Сейчас, подумаю. Скажем, Кентервали».
«А есть такая?»
«Нет, конечно. Я только что придумал. Или подсказал кто».
«Алло! Алло! Снежная лопата на родном этаже. Кто сориентирует по месту, а то мы, кажется, заблудились».
«Алло! Мы вас видим. Стойте на месте, катим в вашу сторону».


Наши парни почему-то стали поглядывать на энциклопедиста. Тот почувствовал себя неловко, попытался уйти в спальную, но правдолюбец перекрыл возможность.
– Ребята, я давно не занимался этим.
– Надо. Не стоять же над Оттопырчей век и довольствоваться малым.
– Я попробую, только… 
Чистоплюй охотно обнажил грудь. Под жилеткой неопрятного фасона, во многочисленных карманах пузырились незнакомые с виду инструменты.
– Откуда, брат Чистоплюй? Местную мастерскую ограбил? – Пролаза сравнил несколько насадок со своим набором, внимание его привлекли серпы цилиндрической формы. – Вот эти штуки вижу впервые.
Чистоплюй благодарно подмигнул водителю:
– По-русски, устройство называется равнялом. С его помощью пришельцы рихтуют защитный слой НЛО, выпуклости и вмятины. Вот для верхней части, вот для нижней, хотя, на первый взгляд, они ничем не отличаются. Соискатель, верно говорю?
– С неба упал комплект?
– Горадо прозаичнее. Грузин и Армянин пошли на заработки, устроились в мастерскую. Неделю поучились с Соискателем, получили допуск, на восьмой день нам выдали инструмент. Я правду говорю, Грузин?
– Это была твоя идея. – Соискатель предъявил удостоверение, в котором, рядом с фотографией, значилось: «Грузин, специалист первого разряда». – Я боялся, по отношению к нам они проявят шовинизм, по национальному признаку преследовать начнут. Однако, обошлось. Рабочих рук не хватает, пенсионеров берут охотней, чем местную шпану.
– И на следующий день заработали по прогулу.
– Деньги нас не интересуют.
– Но ты же не мог уйти, не замыслив маленького сюрприза.
– Что ж, это говорит лишь о том, как давно мы знаем друг друга. – Чистоплюй едва сдерживался, припоминая, как они искали уязвимые места противника. Кто ищет, тот находит. – Молодёжь не приучена к порядку, бросает инструмент, где попало. Идея не нова: восьмой хозяин торговал у меня ключами на «13» исключительно. Рынок насыщен, партия товара занимала трёхкомнатную квартиру, мы с ним на лестнице ночевали. Моё дело маленькое: пока не просят, я не лезу. «Придумай что-нибудь», – я и придумал. Со смазкой мы проблем не знали, вот я бочечку и выговорил себе. Благодаря ей, можно сказать, и выжил. Но смазка, где-то двести граммов, пошла на подкуп. В каждой мастерской есть микророботы, то есть, были. Ещё тогда я заподозрил, что эта мелюзга объединилась в профсоюз. Имена они себе выбирали странные – без единой гласной буквы. ЗВД выслушал мои выкладки, отдал все ключи на «13», затем направил в мастерские по-соседству, назвал имена, к кому обратиться. Честно говоря, двое суток спустя, автосервис и остальные направления стали задыхаться. Челноки бросились за ключом на «13» в Пуховичи, а то и в Москву. Хозяин не поверил, что нам так крупно повезло, я привёл его на вокзал – поспорили на одно желание. Он сам ходил вдоль состава и уточнял, за каким товаром едут.
– И желание твоё – проще не бывает, ты взял с него слово, что вместе по Городу пойдёте, вцепившись в ручки телеги. – Пролаза массировал замерзающий мизинец. Чувствительность одного пальца можно объяснить зимой вообще либо приближением изделия из снега.
– А у него нет выхода. Не было. Эти приедут – и пиши, пропало. Пришлось попотеть…
– Потовых желез роботы не имеют.
– Ну, это для полноты картины. Хозяйский пот мог попасть и на меня, поэтому мы по очереди толкали тачку. Ключи успели сбыть, на балконе осталось порядка восьми тысяч, но это уже ничто, по сравнению с начальными цифрами. А потом он изъявил желание пойти на вокзал и порадоваться прибывающим поездам. В «Вечернем Минске» фотографию разместили, как он помогает выгружать сумки и чемоданы. В статье «Горсовет пошёл навстречу» говорилось, что проблемы населения известны, поэтому в Москву был организован дополнительный состав. Всем, кто лёгок на подъём, были сделаны скидки на билеты в одну сторону. С тех пор всякий руководитель имел на рабочем столе ключ на «13», как напоминание о благополучно преодолённом кризисе.  «Мы и не таких побеждали», «Этот ключ на «13»: мал золотник, да дорог». «Мы за ценой не постоим», – пищи «Вечернему Минску» хватило на неделю, следующую газета посвятила, как сейчас помню, добыче смазки из океана. Правда, корреспондентов не допускали в святая святых, о мокрых буднях будущий премьер фотографии предоставлял лично.
Пролаза с утроенным усердием массировал мизинец, приговаривая: «С чего бы? Сколько ещё продлится это?»
В дверь постучали. Пока невесты добежали, детки разбежались. И стоит за дверьми снежная лопата, излучает дикий холод. Пролаза, как только опознал источник, с облегчением вздохнул – отпустило. Теперь можно задать волнующий вопрос Чистоплюю:
– Но куда девались ключи, изъятые из мастерских?
– Разве есть иной способ? В посылки упаковал да отправил на домашний адрес, по месту службы.
– То есть, восьмому хозяину.
– Неужели твоему должен был отправить?
Пролаза мельком глянул в сторону лопаты. Энциклопедист примерялся к ней, будучи не совсем уверенным, как подойти. Радиоактивные предметы у роботов вызывали такую же реакцию.
– К твоему сведению, я только числился у хозяев. Обычно я присутствовал при оформлении документов на право собственности, потом на похоронах. Поэтому мы почти не общались. Задача ставилась в первый день знакомства – взять банк Сикорского, банк Соколова или другого афериста. И я ушёл. Подготовка, материалы, схемы и графики, – спешить мне некуда. Ловчилы, присосавшиеся к бюджетным средствам, постоянно пополняли вклады. Чем позже войдёшь, тем больше возьмёшь.
– И хозяева не интересовались, как идут дела?
– Они с увлечением читали рекомендательные письма. Бандит передавал меня бандиту, и каждый считал вправе составить собственное письмо, подробностей не раскрывая. Разбогател – и умер. Правда, десятый задержался на этом свете, успел купить дом в Испании, яхту, Бачилу и уж затем отдал концы.
Зуммеровед прицелился к черенку, схватил лопату и в спальную отправился бегом. Соискатель, он же и Грузин, ведро в удобное положение поставил… За сбором урожая отправилась наблюдать команда. Мальчишка свою железную лопатку в ход пустил, – свет каплями забрызгал всю одежду. Оттопырча заволновалась, и заглянувший на минутку Спиридон стал утешать: «А получается неплохо! Такой ткани больше не найдёшь, от зависти подруги лопнут!» И она сменила гнев на милость: действительно, в таком платье, на любом балу тебя не смогут не заметить.
Зуммеровед работал споро. Солнечный кисель подавался неохотно, норовил кусками выскользнуть обратно. И то, что работа спорилась, было видно по убыванию освещения. Ведро в прожектор превратилось, луча остатки за плинтусом сияли, да из-под кровати бил многослойный свет. Укротитель стихии встал на колени, лопатою ковырнул…
Бабушка передумала, потрепала Зуммероведа по плечу:
    – Юноша, оставьте. Пусть лучше свет, чем пыль: она не светит. Я подумала, и плинтуса пусть погорят. Не то второе опрокину.
Встал с колен Зуммеровед, опёрся на лопату.
– А её куда?
На удивление, лопата излучала свет, приличная люстра так не постарается освещать вопросы, которые вырастают тут и там. Соса Ломон свою лопатку оценил: она могла работать фонарём. Два в одном – удобная вещица.
Но платье затмевало прочие достижения быта; не опускаясь до ругни, бабушка разоблачила сорванца, вреда никому не причинив: «Раздевайся». Будь папаша рядом, не поздоровилось бы матроне, на её счастье, утечки продолжались и принимали хроничекую форму; видимо, в местном законодательстве предстоит пересмотреть факты и, по возможности, сместить поближе к графам «природные катаклизмы». Взятки гладки с руководителя любого ранга, если правильно графы эти применять. Случай был: на ладан дышала ферма лет пятнадцать, и тут, на счастье руководства, прогулялся ураган. У знакомого, от фермы в полукилометре, шифер на сарае не был прибит – с места сдвинул ураган чуть, ферму же разметало в щепки.
Соса Ломон свою лопатку в карман упрятал, стал преследовать Зуммероведа, на пятки наступая. «Чего тебе, потомок инспектора?» – «Дяденька, отдай лопату мне». – «Тебе без разницы, что у нас темнее станет?» – «Без». –Его ответ понравился всем, без исключения. Чистоплюй вновь заговорил о реформе языка, немного сожалея о том, что не заметил раньше способности мальчишки: а ведь кто-то преподавал ему, потратил время. Мой слушатель способен заявить: а чем ещё заниматься под землёй, в потёмках? На слух воспринимать обороты речи, использовать минимум прилагательных, ибо в подземельях их не густо. Три цвета на кону всего: яркий, серый и никакой. Я не представляю даже, как опасные места в потёмках можно помечать, какой краской… Что касается атлантов, то они избежали травм способом, с древности известным: запломбировали коридоры, где с пропастями чередуются разломы. Лемурийцам проблемы эти неизвестны. Они освоились с опасным положением, легко и непринуждённо скачут вверх и вниз, точно горные козлы.
И только пришлые под местные возможности приспособиться не захотели: им подавай просторы, надёжность потолков, полов и стен. Они нагородили там – мегаполисы и шахты. Половина шахт – рабочие, для повседневных нужд; другая половина – на случай эвакуации срочной; на подсознательном планшете, почти у каждого, сидит угроза, как последнее предупреждение: «Однажды нас попросят и отсюда».
По сути, что могли, они успели взять. Агрессии и ненависти накопили столько, что хватит для поисков другой планеты; лишь приток иссякнет – снимутся и полетят… Расскачиваются долго, людей давно нет. Или рассчитывают, что на шестую расу ошейники оденут… Помню, учитель завещал: «Постарайся, Никодим, в механизме этом разобраться: как влияют на людей, как черпают и как хранят». Союзники наши постарались, изумрудцы сумели проникнуть в офисы, пошарили в компьютерах и в сейфах. Ответ, как я и думал, на поверхности лежит. Обычаи свести к нулю, языки – к одной международной форме, электронные сплетни подсунуть вместо книг, досуг разбавить яркими сериалами и новостями, лишить тишины и времени для размышлений. Люди и жили в строго отведённых рамках, отвлекаясь на локальные войны и скандалы, в пределах рабочего места или этажа, квартиры. Момент массового Вознесения, безусловно, все расстроил планы. Мои наблюдатели сообщают, сорок два корабля уже покинули подземелья и не вернулись. Скорей всего, это разведчики, кому надлежит подобрать подходящую планету с народами, кто не искушён в техническом прогрессе…


А к нам пожаловали гости. Не с пустыми руками явились директора остановленных заводов, каждый принёс по два экземпляра доказательств, посчитав, что одного для убедительности маловато. Что ж, экземпляры нам знакомы. Как и в любой саморазвивающейся системе, шары выглядели солидней, отдельные личности в диаметре поправились до полуметра. Стоит добавить, у изловленных диверсантов замечены отростки – то в виде посоха, то в виде ноги или руки. Нет, оно и понятно: при скоростных перемещениях оно не будет лишним. Зацепиться за перила, на сто восемьдесят градусов развернуться и на преследователя напасть. С одним директором так и случилось. Свой рассказ он начал с того, как уличил шарообразное существо в отключении вентиляции, как погнался за ним и как хотел бросить занятие, как шар развернулся и врезался в директорскую грудь. «Но я довольно крепко на ногах стою, меня с наскока не собьёшь. Однако, я пришёл не за этим. Вопросы по разоружению сегодня встали слишком остро. Вы только посмотрите, чем они вооружены!»
Соискатели поднялись с кресел, сдвинули головы над экземпляром. Пролаза звук издал – со скорострельной речи перевести, он значил: «Я о таком мечтал: дозвуковая рогатка, но материал каков?»
Честно скажу, я тоже присмотрелся. Вместо резины допотопной, шары использовали в разработке новый материал – светоткань. Её основные преимущества – не изнашивается, элластичности не теряет, не высыхает от долгого употребления. Вот со скоростью, мне кажется, братья меньшие перемудрили. Зачем было изменять характеристики трёхмерного пространства? От сорока до ста километров в час – неприятности именно с такой скоростью приходят.
Водитель опробовал образец один, камешком в драконьи ворота засветил. Все ахнули, кроме Чистоплюя. Он отсутствовал по той причине, что директоров много, приёмная одна. Кто-то обязан чиновников к очереди приучить, укротить которого, которого продвинуть, – Чистоплюй зачастил с подарками, их складывал под кровать и на боевой пост возвращался.
Очередной посетитель осмотрел президиум. Бессмертный, Спиридон и Пролаза неподкупно выслушивали жалобы и идеи. Этот выдвинул свою:
– Не знаю, что тут наговорили до меня, но я всё равно скажу, что думаю. Не пора ли нам объединиться? Думаю, эти шарообразные существа вам причинила вреда не меньше. Полагаю, следует совместными усилиями нам вычислить производителя – и обезвредить.
– Спасибо, мы подумаем. Следующий, – члены президиума соблюдали строгую очерёдность в спорных случаях, кому выступать с ответным словом.
Свежий директор оказался более осведомлённым:
– Извините, если меня не разыграли, но мне сказали… это ваши дети? – Директор мял в руках двух пленников, шары держались молодцом, как на допросе: случайным движением не раздавишь.
– Кто сказал? В очереди, культмассовое сознание?
– Знаете ли, я им доверял и доверяю.
– Продолжайте.
– Но ответа я не получил.
– Загляните на следующей неделе, мы вам что-нибудь подберём. 
Стоило следующему задать тот же вопрос, президиум постановил: «Тактику меняем. Надо отвечать за отдельные поступки».
– Это ваши дети?
– Дальняя родня, приехали погостить. Что они натворили?
– Мягко говоря, разладили все процессы производства. У меня стоят заводы. Мы не можем вывести на орбиту сборные сегменты, из которых будет состоять временный терминал. Давно известно, нам здесь не рады. Пора свернуть деятельность и убраться подобру-поздорову.
– И скатертью дорожка, – Пролаза промахнулся в игре «крестики-нолики», не туда поставил знак.
– Как вы сказали?
– Назовите имена, и мы виновников накажем.
– Но это не реально. Это всё равно что дать имена каждой доске в заборе и здороваться с каждой лично, по утрам.
– Мы тоже не всех знаем по именам, поэтому приходится лавировать. Чужие дети могли втянуть наших в свои игры, а что у современных гениев на уме? Конец Света, гигантский слалом в кратере вулкана, войнушка в космосе, поле битвы, расчленёнка.
– К чему вы клоните, я не понимаю.
– Ваши игры сделали их агрессивными, получите же порцию свою.
– Мои заводы отношения к этим играм не имеют. Я должен обеспечить своевременный отход всей системы, без потерь.
– Значит, пригласите разработчиков программы «Ненависть». Вне очереди. Хотелось бы  взглянуть хоть одному в глаза.
В руках директор нервно мял долговую книгу (быть может, я и ошибаюсь, но учитель как-то показывал образчик, точно в такой обложке). На его лице видны расчёт холодный и чувство долга, как приговор, как самооговор, как сталинские концлагеря. Наконец, он сбросил маску:
– Я позову, но вы не надейтесь, что контакт окажется приятным. – Чужак откланялся, и президиум взял тайм-аут. Позвали Чистоплюя, стали выведывать у него, какие образцы в очереди вызывают беспокойство.
– По-моему, попахивает чёрной магией, ребята. Один мне монету золотую за продвижение предложил, взял я, между ладоней раздавил, – в пепел монета превратилась. Не верю в магию, поэтому номер не прошёл.
– Руки вымыть, и бегом! – Бессмертный подал своевременный совет.
– С мылом?
– С огнём, и фиолетовое пламя подошло бы кстати. – Кощей облачился в мантию магистра, подунул на ладони. Из них ударили фонтаны фиолетового света, – прощай, свет драконов, картинка полностью преобразилась. Сонмы вирусов мы распознали всюду, где свет слабел или не доставал. Они в местах тех скапливались сотнями и только ждали часа.
Свет фиолетовый уничтожал колониями, в которых доросли до создания горсоветов и органов правопорядка. Последний день Помпеи…
Пролаза переключился на трагедию, его быстрый самописец успевал схватить образ очередного вируса перед тем, как его расплющит об пол.
– Детей не подпускайте! – Кощей повысил голос, руками заклинания творя. Лучи набирали концентрацию и проникновенность, они заглядывали в каждый уголок офисной пещеры, и каждому обитателю своя порция досталась. Бессмертный просто умница, запустил секретное оружие своё в самый подходящий миг.
Омовение совершил и Чистоплюй, его так и распирало приобретением поделиться. С пылающими ладонями, он вышел к толпам страждущим, в очередях гниющим. И очереди поплыли, повернули вспять. Кто не успел, пали тут же ниц, корчились вдоль стен коридора, иные таяли на глазах. Бездумные, оболваненные рабы, чужой воли проводники – у них от Личности уцелели крохи. Истончённые астральные тела едва дышали, под ними томились в долгом заточении более тонкие тела… Прозрение при жизни дорогого стоит: «Где я? Кто есть Я?»
Лихая сила, воинственная и зубастая, слоняется по Вселенной. Гонима там, где раскусили, поэтому изучает новые районы, где приветить могут, в обмен на «знания». Суть этих знаний – жить за счёт рабов; свободного и видящего не так просто околпачить, и в ход идут самые древние средства –лесть, подкуп, восхваление кратковременных достоинств. В малейшей трещинке окажется зерно – и снова корни пустит зло. Из тонкого ствола, если не тревожить, разрастётся древо. Оно проникнет во все сферы жизни, и брат пойдёт на брата, гаишник будет очищать карманы, чиновник взятками рискнёт латать бюджет семейный. Религии и национальности разделят братьев, золотой телец повелевать пойдёт, – народами Смерть набьёт свой ненасытный рот. Вновь закружит Кармический круг перевоплощений, пока сознанием народы не воспрянут: НИКТО НЕ СМЕЕТ ПОВЕЛЕВАТЬ МНОЮ, КРОМЕ БОГА, И НАСТОЯЩИЙ БОГ, в отличие от самозванцев разных, СВОБОДОЮ НАДЕЛИЛ ОТ ВЕКА. ЧЕЛО, свободное на ВЕКА.











ГЛАВА 8.

Его хоть в золото одень – раб так и останется рабом.
Раб желаний свободным никогда не станет.
Соискатель буквально млел попасть в настоящую Лемурию и убедиться лично, были роботы у них либо обходились своими силами. Бессмертный прекрасно понимал, что его гложет. Как-то раз подобрал момент, зажал в углу да зарядил в лоб: «Представь, путешествие удалось. Найдёшь там существ огромных, до тридцати метров ростом. Между собой общаются не с помощью речи, у них отсутствует разговорный жанр. Мысленный контакт, сообщения коротки, типа «Там вкуснее» или «Там холодно». Зрение настроено таким образом, что мелкие детали теряются из виду; на тебя наступят – и не заметят даже. Так с кем ты собрался говорить? Нет, наблюдать за ними можно бесконечно: у них свои привычки, и поведение наблюдателю покажется лишённым логики. Но главное – они умеют создавать миражи. Представил водоём, зашёл в него и окунулся. Вышел на берег, отряхнулся – и забыл. Озеро исчезнет через полчаса. Густой лес путь преградит – лемуриец просеку представит. Зарастёт через полчаса. Жаркое солнце он облаками победит, дыханием своим призовёт холодный ветер. В брачный сезон, если не отыщет самку, он её представит. Разумеется, потомства не получит, и тогда пойдёт настоящую искать. Они медлительны, расходуют силы экономно. Но трудиться любят. Один нашёл пещеру и поселился в ней. Другой подсмотрел и создал точно такую, отойдя на сто шагов. Вот тут и начинается самое интересное: если не подкреплять образ, через полчаса её не станет. С восьмой попытки пещера приобрела законный вид, хозяин приловчился обновлять посыл каждые полчаса. Где-то через месяц, пещера закрепилась в сознании других, и теперь они обходили это место. Так лемурийцы постепенно создали ландшафт, который лёг в основу карт по Лемурии; воины Хроник хотели показать тебе, чтобы время не терял, я их отговорил. Тебе ведь не нужны рассказы и картинки с чужого ока. Так что роботами там и не пахнет».
– Ладно, я в принципе согласен. Скажи только, координаты верные я нащупал?
– Не знаю, как тебе удалось это, но воины Хроник восхищены. Кроме того, их предложение остаётся в силе.
– Я слишком долго в подчинении оставался. Чтобы опять выслушивать глупые приказы… Нет, не готов. У меня, помимо всего прочего, есть невеста. Надо что-нибудь сделать для неё. Куча детей – и удовольствие, что не услышу речи какого чиновника. Врезалось в память: «Я всегда оставался человеком для людей и для роботов своим. Я никогда не делал разницы, а виновные наказаны законом. Будь моя воля, я бы заново ничего не начинал, а так приходится иметь. Голова не на сто лет, до отставки только. Как говорят умные у нас, я телевизорам не верю. Не экономичные они. Зато до Берлина, если течение поймать, долетишь за день. Один знакомый деньги пере… впрочем, неважно. Я к тому, что дети обеспечены всем необходи… Вот с хворостом наблюдаются проблемы, я просто обязан взять под контро… Много работы, я не завидую. Вот пусть они придут и сядут на моё место, я посмотрю».
– Похоже на Стеклова.
– Он самый. Как таких земля носила? Теперь этот директор… После разговора с ним, такой осадок. Они ещё угрожать нам будут!!
– Ну, это уже в прошлом. Я сам не рад, но кто-то должен делать грязную работу.

Тот разговор долго будут помнить. Директор шестьдесят восьмого поначалу был просто душка – к груди прижми и не отпускай. В исполнении пришельца услышать анекдот – согласитесь, проездным в лифте не отделаешься. Его задача состояла в растяжке сроков – дескать, эвакуируемся с планеты вашей, нас пригласили поучаствовать в новом проекте: «Да, где-то ещё ценят специалистов. Поэтому мы хотим уйти с наименьшими потерями. Как у вас говорили, два переезда с мебелью равноценны одному пожару». – Директор пел дифирамбы, сглаживал острые углы, пока кто-то не заметил сходства с Сикорским: «Вы не знакомы лично?»
– Ну, знаете, это слишком. Какой-то червь… Мне говорили, порядочности ни на грош, но что мы об ушедшем? Мы просим две недели, и расстанемся с вами, храня в памяти самые добрые воспоминания.
Бессмертный Спиридону подмигнул, Спиридон Пролазе. Тот разложил для обозрения фотографии на столе. Комментарий прилагался:
– По нашим сведениям, к эвакуации всё давно готово, а время хотите выиграть, чтобы закончить супербомбу, которая способна развалить планету на шестьдесят один обломок. Поэтому, уходя, не забывайте личные вещи.
– Выражайтесь точнее.
– Терпения наберитесь, фраер, – попробовал вмешаться Кощей.
– Моё имя Флавер. Какие бомбы? Вы меня держите за дурака?
– Я говорю о двух погружных, неизвлекаемых бомбах. Одну мы обезвредили час тому, со второй занимаются специалисты.
– Они ничего не смыслят! Им не войти… Да, в конце концов,  кто вам сказал такое?
Пролаза вставил флешку в допотопный плейер, сенсорный экран ожил.
– Здесь запись заседания, где лично вы настаивали на исполнении именно такого плана. Пять секунд вперёд, ещё чуть… Узнаёте?
Помедлив две минуты, Флавер напустил вид всезнайки:
– Прекрасно поработал двойничок. Довольно грязная работа, ниже всякой критики. Вы установили, где он изготовлен?
– Довольно, Флавер! Мы планировали дать вам двое суток. Раз вы упрямитесь, сутки, ни минутой больше.
– Я, право, не знаю. Меня заставили. Я сопротивлялся, вы не поверите. Мой завод глубже остальных, поэтому… Их много больше, один я ничего не мог противопоставить.
– Даже не имея таких доказательств, как у вас в руках…
– Проникнуть в этот зал, где проходят совещания, не дано никому.
Пролаза привстал из-за стола, поправил наглеца:
– При входе справа, твоя личная ячейка. Шестнадцатиразрядный код, записывай, его я продиктую всем. – И матросик монотонно отчеканил все шестнадцать знаков, после чего спросил: – Продолжаем в том же духе или поговорим о деле?
– Какие у нас с вами теперь могут быть дела? Я трачу время, мне чемоданы собирать.
– У меня для вас сюрприз. Двадцать три часа назад вы положили в ту ячейку носовой платок. Держите, он снова ваш, – сказал Пролаза, предъявив доказательство.
– Сутки, говоришь? – Директор выхватил платок, скомкал и запихнул в карман.
– Во время массового старта не гоните лошадей, вам же хуже будет. – Бессмертный встал из-за стола, собираясь проводить. – Ждут вашу команду там, и вы точно знаете, кто.
Флавер молча выкатил очи в потолок, одумался.
– Галакты, кто ж ещё. – И уходил директор шестьдесят восьмого с достоинством неуместным. Чего это стоило ему, нам знать не нужно.


Примерно час спустя, около сорока кораблей-разведчиков пробежались по запланированным на случай эвакуации маршрутам; основные шахты никто не забаррикодировал, помех не создал. Следом потянулись рабочие команды. Секции для монтажа временного терминала тянули обычные тягачи, почти на дизельной тяге. Знакомые НЛО фактически устроили дорогу столбовую, зависли фонарями до захода Солнца. Пришельцы думали, сегодня не найдётся Верещагин с «Вашим благородием». Напрашивался вопрос, сколько награбили, пока квартиры занимали?
Спиридон пробежался по недвижимому имуществу, всюду наблюдал следы панического бегства. Поймал чиновника за ворот – кто мусор за вами приберёт? Тот, без малейшего сожаления, сунул контролёру чемодан с бумажными купюрами, вскочил в улетающий трамвай буквально на ходу.
Тем временем, на орбите сборка комплекса завершена, к нему стыковались корабли и мелкая посуда. По процедуре, видимо, предстояла перекличка, чтобы кого не забыли в попыхах. Дозорные шарили окрест, весть о галактах радости не принесла. Когда противника не видно, это и пугает крепче.
Последние катера выскакивали из шахт, заполняли свободные обоймы, как патроны в барабане нагана; ответственный за учёт материальных средств дублирует записи за автоматикой. Сигнал с дальних датчиков его ко вниманию неназойливо призвал. Из шахты выполз последний катер, волоча за собой на тросах древнюю баржу. Как следует из архивов, на ней прибыла часть первых поселенцев. До сих пор считалось да и в обиходе стало притчей во языцех: именно она принесла удачу.
Высшее командование собралось в рубке новенького корабля, запахи свежей краски, выступившей смазки выветрятся не скоро. Можно сказать, судно собрано из подручных материалов, силами своих умельцев.
– Стоит ли тащить за собой это корыто?
– Давайте вспомним, какой ореол мы сами придавали этой барже. Если оставим, дадим пищу для пересудов.
– Я предлагаю следующий вариант: цепляем, уходим, а по пути следования она может случайно оторваться.
– Мне понравилось, как вы сказали – по пути следования. Я угощаю, если сбудутся ваши слова.
– Своё будущее каждый строит из собственных мыслей. У меня сомнений нет, ни капли.
 – Эх, мне бы частицу уверенности вашей. Но от своих слов я не отказываюсь.


Конечно, баржу закрепили по-походному, на почётном месте. Со стороны могло показаться, ей выделили высокоскоростной эскорт. Пехота и обычные механики могли видеть баржу с разных ракурсов. Коль с собой берём главный экспонат музея, ни у кого сомнений не возникло в том, что планету видят в последний раз. Большинство глаз пялится в экраны главного направления. Там полная неопределённость и единственный счастливый случай, который не хотелось бы упустить; это та же лотерея, как у парашютиста: окунуться в гиблое болото либо болтаться в тридцати метрах над стадом хищников. Случаев, когда наугад выберешь отсталую планету и удачно совершишь посадку, уйдёшь в подземелья, удалив следы, не так уж много. Всегда довольно посторонних глаз, кого визуально обнаружить не так легко.
В прежние времена ставка делалась на профессионализм, теперь – на интуицию и удачу, – всё меняется, хотим мы того или нет.
На борту баржи особого сигнала дожидалась необезвреженная бомба. Немного предыстории. Сам командующий контрразведки распорядился вынести из музея всё мало-мальски ценное, а контейнер с известным ему номером занести на борт. Командующий лично проследил, чтобы баржу хорошенько закрепили, и сошёл на площадку для провожающих. Торжественный момент, последние слова, но приспичить может и генерала. Он отлучился в туалет, через две минуты оттуда вышел Спиридон, и, если мы захотим дождаться выхода генерала, то напрасно потратим время.
Теперь составим простейшее уравнение. Если бывший квартирант не устоит перед соблазном и, уходя, захочет громко хлопнуть дверью, аукнется кому-то. Мало того, в данном уравнении нашлось место и для марсиан. Четырнадцать героев появились перед обзорными экранами флотилии бывших квартирантов. Каким-то образом они были доставлены в расположение стартующей группировки. «Галакты!» – «Какие-то они не такие, как мне представлялось». – «Ну, батенька, вам не угодить». – «Что делать будем?» – «Принимать гостей, размещать в лучших номерах. Мне и вам придётся уступить свои». – «Но…» – «Никаких «но», если жизнь дорога. Побольше согласия и дипломатических улыбок. В противном случае, до ужина доживут не все». – «Меня смущает, как они прибыли, и на чём. Сидят на каких-то дверях, точно примёрзли задницами».– «Не вздумайте пошутить на эту тему. Это обычная военная уловка, способ в заблуждение ввести». – «И вы уверены на все сто, что это и есть галакты?» – «Небольшая передовая группа. Их командиры предпочитают прятаться в кустах. Забросили наживку да попивают чай, в ожидании реакции ответной». – «А вот оружие при них…» – «Приборы говорят, оно слишком холодное, чтобы считаться боевым. Технологии изменения температуры, боюсь, известны не только нам. Поэтому поаккуратней. Вы идёте первым, приветствуете гостей. Я выйду следом, чуть погодя». – «Что ж, я готов». – «Ступайте уже! Не кусаются они».


Нас снова в прошлое потянуло, для уточнения единственной детали.
Святое Солнце над горизонтом поднималось. Новый день подготовил нам сюрприз из разряда дерзких. Мы помним, под наплывом приезжих, Минск пал. Нынче это просто Город со своими условностями, почти окружённый океаном. Медуниверситет пока красовался на поверхности, ещё не падал израильский самолёт и До-До не знал о Машине Времени, – именно сегодня появился странный парень. Корпус из шикарного металла, линия дизайна выдавала с головой: мы прибыли… впрочем, не так чтобы издалека, чистого времени семнадцать… нет же, у вас принято считать иначе. По заданию правительства я не отлучаюсь, свободный художник, можно и так. Причин не знаю, чтобы скрывать правду: я независим, насколько это вообще возможно. Так известный летописец Форзейль говорит в трудах о развивающихся планетах. Мы с ним пересекались как-то, не могу сказать, что рад знакомством. Просто прёт из него, как из бочки. Нет, не запах; будь времени свободного чуть больше, я бы пообщался с ним денёк-другой. Что останавливаться у каждого столба? Их много, да жизнь отпущенная коротка…
Вот примерно что может поведать костюм чужака; не знал, что напрокат попадаются шикарные модели. Мне не впервой прохожего пытать – откуда родом? Однако, надо присмотреться прежде.
Ориентируется в Городе, точно здесь бывал. Его внимание привлекают киоски «Союзпечати», брошюри и книги, вышедшие на днях. В карманах поколдовал, монеты на ладони пересчитал… стоп! Монеты превратились в бумажные купюры, – есть прокол… Что ж, оптика выручала не однажды: брошюру подобрал он на свой, чужацкий вкус; название… Не может быть! «Летописи Форзейля. Том первый».  Стоило мчать за тридевять земель. Возможно, на Земле дешевле.
Тут же подскочила Лидка, её участок, как ни крути. Прохожий при деньгах, и, если постараться, может стать клиентом: от навыков опустел не один похожий кошелёк. Тактика наших попрошаек сработает ли, вот вопрос.
– Иди, красавица, даром времени не трать.
– Я здесь стояла. Чего вы пристаёте?
– Ах, я забыл, где нахожусь. Ваш участок, я не возражаю: работайте!
Прелестница мигом оценила наличие других мишеней на личном полигоне. Чутьё подсказывало ей, что этот парень окупит все её надежды.
– Что читаем?
– Научный труд, «Летописи Форзейля».
– Там есть про любовь? Можно, я подержу в руках?
Лидке хватило трёх минут, чтобы отсканировать текст и выложить в папку для скорого удаления. По поводу прочитанного у неё есть, что сказать.
– Но я не такая! Ваш Форзейль сгустил краски слишком. Если бы мне увидеться с ним довелось, я бы обратное доказала.
– Каким образом?
– Раз он писатель, я вышла бы замуж за него.
– Что ж, вам выпала такая возможность. Давайте познакомимся. Я и есть автор летописи этой. Книга вышла тремя месяцами раньше, чем по договору, теперь с издателем предстоит разговор о сокрытии прибыли.
– Так вы и есть Форзейль?
– Он самый. Я к вашим услугам.
Лидка оглядела улицу в обоих направлениях. Никого больше, точно дворники постарались. Правда, за тумбой с афишами топтался некий субъект. Нашему слушателю он известен, как Ибрагим или святой Роберт. Рядом с ним, на самом сквозняке, торчал и преданный слуга, с двумя шубами; на лице испуг. В борьбе с молью он перестарался, теперь куда идти? Но и Лидке на глаза показываться не хотел. В прошлую встречу, она отвоевала одну шубу, с ней не сладил даже участковый, пострадавшему посочувствовал: «Беги, иначе и второй лишишься». Слуга отступил, дождался вечера и через форточку восстановил справедливость.
Между Ибрагимом и владельцем шуб завязался разговор:
– Приезжий, сразу видно.
– На лбу написано?
– Скажу больше: ты шпионишь за красавцем этим.
– Это так заметно?
– Ладно, я не сдадим тебя. Помоги мне – и по рукам.
– Что надо?
– Моль по неосторожности уничтожил.
Ибрагим ухмыльнулся.
– Сколько нужно их, на квадратный дециметр?
– Четыре. Но, чтоб для надёжности, давай пять.
Ибрагим провёл ладонью по одной шубе, по второй, и – о чудо! Шерсть вся зашевелилась. Со словами «я твой должник», слуга брызнул прочь, поскольку Лидка заглянула за тумбу; надо признать, нюх у неё развит чрезвычайно. Узнав беглеца, она бросила вдогонку: «Ты ещё попадёшься, пленный фриц!» (почему пленный, почему фриц – мы не знаем). С афиши ей улыбался святой Роберт, под ним надпись: «Скоро гастроли великого фокусника».
Лидка вернулась к богатенькому парню, решилась:
– Сделайте мне красивое предложение, как писатели умеют.
– Уже сделал.
Казалось, всё сказано уже. Откуда ни возьмись, потусторонняя вмешалась сила. Районная Бачила скользила мимо в паланкине, над сонмом слуг. Перстом царственным приблизиться приказала; низшего сословия единица покорно подбежала, книксен исполнила в лучших традициях кинематографа.
– Милочка, мне этот парень приглянулся, забираю. Должок твой, как мы помним, с тех пор подрос. Так на этом и закончим. Ты свободна. С крепостным правом пора покончить.
 На перекрёсток высыпало семеро националистов. Нет, пока не натянули маски с надписью «Досааф», от обычных граждан их не отличишь. Или вон те двое, с мёртвым пылесосом – на скамейке имени первого президента… Переглядывались мы со святым Робертом, переговаривались незримо. Существуют определённые правила внедрения, с прошлым шутки плохи.
Не вмешайся мы, отсюда история могла ринуться по иному руслу. Но что я слышу? Слушателя интересует судьба дальнейшая Соколова. Я не хотел бы… Ах, вы настаиваете, тогда получите. Застрял Соколов между двух монументальных сейфов, куда полез в поисках справедливости. Каждого, кто подозревает себя в обделённости, караулит случай. Землетрясение в три балла, случаются и помощнее, но подлецу и мизера довольно. Как его, бедолагу, прищемило, никто на помощь не пришёл. Накрик заглянул охранник, разглядел, в чём дело, и мигом выскочил в коридор. Установил на двери звуконепроницаемую заглушку, заверил пломбами «Вход строго воспрещён»… Продолжать дальше? Я не хотел, повторяю. Одним словом, сожрали крысы, заживо. Но давайте думать о живых. Они нам интересней.

Конец пятой книги 
Продолжение следует
19\20.06.2013(гл:7,35,65, 80,141,178.204,247.24.03.2014г14.42.