Дорогие мои сибиряки

  А.В. ВАСИЛИШИН











ДОРОГИЕ МОИ
СИБИРЯКИ















МОСКВА
2002 г
 
КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ АВТОРа

Василишин Алексей Викторович, родился в Усть-Вымском исправительно-трудовом лагере НКВД в 1945 году, 11 февраля, русский, женат. Мои родители были жертвами  политических репрессий, имевших место в СССР в различные годы. Они были осуждены так называемыми «тройками» по знаменитой статье 58-10 прим, агитация против советской власти.
С октября 1945 года жил в Саратовской области, в Екатериновском районе, в селе Колено.
В 1962 году закончил десять классов средней школы и работал трактористом в совхозе «Коленовский».
В 1963 г. поступил на первый курс самолетостроительного факультета Харьковского авиационного института.
В 1969 г. окончил авиационный институт и начал свою работу в Аэрофлоте, в аэропорту Рощино, Тюменского Управления Гражданской авиации, в качестве сменного инженера.
В 1973 г. после переучивания на Киевском авиационном заводе, получил допуск к полетам на самолете Ан-26 в составе экипажа, в качестве бортинженера.
В 1974 г.-получил допуск к полетам на вертолете Ми-4.
В 1976 г.-получил допуск к полетам на вертолете Ми-8.
В 1978 г.- получил допуск к полетам на самолете      Ил-76т.
1981 г. воин-интернационалист (с мая 1981 г. по декабрь 1981 г. включительно, в республике Никарагуа, в составе экипажа вертолета Ми-8)
1984-1992 г.г.- Командир Тобольского авиапредприятия.
Ветеран труда. Заслуженный работник транспорта России.
1992-1993 г.г. - Председатель Тобольского городского Совета народных депутатов.
1993-1996 г.г. - Депутат Государственной Думы Российской Федерации V-созыва.
1996-1997 г.г. - Представитель Губернатора Тюменской области в Федеральном Собрании Российской Федерации.
1997 г. - Госслужащий Управления делами Совета Федерации- просто мужик с высокой квалификацией по настоящее время.
В 1998 г. - принят в члены союза писателей России.

 В свободное время делаю иконы, имею на то благословление Патриарха Московского и Всея Руси Алексия-II и Патриарха Сербского Павла. Изготовил около 200 икон, которые разошлись по всему миру. Мои иконы есть в Канаде, в США, в Югославии, на Украине.
Жизненный путь 27 лет был связан с Коммунистической партией Советского Союза, о чем не сожалею. Работал всегда с интересом и разумной инициативой на переднем крае строительства коммунизма. В ходе «прихватизации» ничего не «прихватизировал» ни у людей, ни у государства, поэтому смотрю людям в глаза со спокойной совестью без страха и без сожаления. Пою и плачу, радуюсь жизни без всякого напряжения.
По жизни всем людям, с кем жил и работал, помогал безвозмездно, никого не оговорил, никого не предал, ни на кого не держу сердца. Отношусь к людям с почтением, спокойно. Если человек оступился, не осуждаю его, а ищу оправдание, почему он так поступил. Люблю жизнь и людей и не мыслю себя без них. Пишу, как о хороших, так и о плохих, потому что мир невозможен по-иному. Пусть будет Бог в помощь всем и каждому. Может быть, что не так, не судите строго, простите меня.

С любовью к вам        Алексей Василишин

 
Беда всегда не ко времени


Горемыки

На юге Ханты-Мансийского автономного округа есть небольшой поселок Горно-Правдинск. Единственная гора здесь: это крутой правый берег реки Иртыш, который предки, пришедшие  в эти места более четырех веков назад, называли Землерой. И если с горами ситуация вроде ясная, то вторая часть названия поселка, Правдинск, остается не совсем ясной потому, что неизвестно, о какой правде в этих забытых Богом местах идет речь. Если о той, что в эти места,  в не так далекие времена, были выброшены тысячи ни в чем неповинных людей, что именно они положили свои жизни за правду, известную им, или за неправду, в которой они были обвинены, то вопрос как бы сам собой проясняется.
Так вот. Этот небольшой поселок дал свое имя известной организации, что появилась здесь не так уж и давно, Правдинск-нефть.Организацию, что вела разведку нефтегазовых месторождений, разбуривание открытых геологами месторождений, добычу и транспортировку сырья, обслуживал Тобольский авиаотряд. Правдинск-нефть арендовала у нас вертолет Ми-2. Случай, о котором хочу вам рассказать произошел в самом разгаре лета. Стояла жара. Давно не было дождя. В округе горели леса.
Длительный летний день с небывалой жарой и душный вечер сменялись короткой ночью, которая почти не охлаждала раскаленную солнцем природу. Бесчисленное количество мошки, комаров, оводов наполняли воздух гулом и жужжанием, доставляя людям большое неудобство и на работе и во время отдыха. Овод же, загонял лосей в реки и озера по самые рога. Не редко с вертолета можно было увидеть торчащие посреди водной глади ветвистые рога лосей, спасающихся в воде от гнуса.  С раннего утра и до позднего вечера мелководные места на Иртыше, с белым песком на отмелях, были заполнены ребятишками и свободными от работы взрослыми. Такое в Сибири не часто случается.
Несколько дней назад, работавший на экспедицию экипаж отлетал санитарную норму часов и был заменен. В Правдинск прилетел экипаж Безрукова. Собственно говоря, кроме самого командира, в составе экипажа был еще бортмеханик Григорий Луданный. Вот и весь экипаж. Обслуживал вертолет после полетов и готовил его к полету авиамеханик Шишкин Володя. Полеты складывались удачно. Экспедиция регулярно обеспечивала вертолет работой. Своевременно грузила, разгружала вертолет. Каждый летный день составлял не менее шести часов. Питание и ночлег тоже были организованы хорошо. Все это радовало и экипаж и нас командиров, отслеживающих работу вертолета на экспедицию.
Ранним утром, пока ночная прохлада еще не сменилась палящим зноем, командир вертолета получил задание на день, принял решение на вылет и пошел на вертолетную стоянку, что находилась почти на самом берегу реки, не далеко от  деревянного здания аэропорта. Лететь предстояло довольно далеко. Груза было не много, как раз под допустимый для взлета вес. Сопровождающих специалистов от заказчика не было.
По пути  на вертолет, Борис прикидывал, что если так пойдет дело, то  скоро закончится саннорма и вместе с ней командировка. Наконец-то они с женой и маленьким сыном смогут поехать в отпуск к морю. Об отпуске и море они часто говорили с сыном. Борис сам еще не был у моря и на вопрос сына о море отвечал так, как ему подсказывало воображение. Вопросам же не было конца.
Почему море синее? Почему оно безбрежное? А где у него берег? А если берег есть, то почему оно безбрежное? А кому оно нужно и зачем? Если вода в нем горькая и соленая, то как там живут рыбки? А они тоже соленые? А почему рыбки не соленые? А в садике нам давали рыбку и она была соленая. Почему? Есть ли у рыбки ручки? А если нет, то кто рыбкам чистит зубки? И так без конца.
Размышляя о семье, он вспомнил, что перед самым отъездом произошел весьма интересный случай. На кухне, под раковиной забилась давно не чищеная труба. Случилось это утром. Борис лежал в постели. С кухни в спальню пришел Сережа. Тихонько влез под одеяло, но увидев, что отец не спит, со вздохом сказал:
-Горе нам, папа.
-Что за горе, сынок?
-Мама на кухне трубу сломала и теперь ругается. Горе нам.
-Выходит, сынок, мы с тобой горемыки?
-Да, папа, мы с тобой и с мамой горемыки.
Борис встал и прошел на кухню. В раковине стояла вода. Забилась канализационная труба. Достав трос, он прочистил трубу. Но сын еще долго повторял:
-Горемыки мы, папа.
В садике, воспитательнице, Сережа со вздохом сообщил:
-Сегодня наша мама трубу на кухне сломала, а папа сделал. Мы с папой горемыки.
Вертолет стоял на площадке с открытыми капотами. Григорий осматривал щуп, проверяя уровень масла в двигателях. Авиамеханик Шестаков стоял около вертолета.
-Как матчасть, спросил Борис у авиамеханика?
-Нормально. Негромко ответил Володя. А впрочем, спроси у своего бортмеханика. Он тоже спросил, как матчасть и уже час лазит по этой самой  части. Вроде бы ничего не нашел. Короче, вертолет в порядке. Топлива - полные баки, масло в двигателях - по верхней риске, в редукторе тоже норма. Отстой слит - топливо чистое. Можно вылетать. Только вот Григорий капоты закроет.
Григорий, тем временем, закрыл капоты двигателей и спрыгнул на площадку.
-Товарищ командир, вертолет осмотрен, к полету подготовлен. Отстой топлива проверен- чист.
-Отлично. Документы у меня на руках. Груз подвезли?
-Да, груз подвезли. Уже загрузили. Груз я закрепил сеткой.
-Ну что ж,  я посмотрю вертолет и поехали.
Борис осмотрел вертолет по схеме предполетного осмотра и занял место в кабине вертолета. К нему присоединился бортмеханик.

Из показаний очевидца авиационного происшествия Остапова.

Я наблюдал за вертолетом в то утро. Сам я летчик и мне интересно видеть, как разлетаются вертолеты. Ми-2 вылетал последним. Хорошо помню, как пришел командир, выполнил предполетный осмотр. Потом были запущены двигатели. После контрольного висения, вертолет стал взлетать. Все происходило, как обычно. На мой взгляд, командир несколько дольше обычного задержал в процессе взлета вертолет на воздушной подушке. Вертодром к этому времени был свободен, видимо, чтоб не перенапрягать двигатели, командир на воздушной подушке разогнал скорость и только потом перевел его в набор высоты. На мой взгляд, взлет был не тяжелым.

Из показаний очевидца авиационного происшествия авиатехника Долгова.

Утром я выпустил в полет свой вертолет Ми-6 и немного задержался на площадке, прибирая стояночные колодки, банки с маслами и приспособление для слива отстоя. В это время производил взлет вертолет Ми-2. Взлет был легким. Вертолет разогнался и стал легко набирать высоту. Когда Ми-2 был уже над горой, он внезапно дал просадку и, как бы стал левым разворотом заходить  на обратный курс на посадку. С момента взлета до просадки прошли буквально несколько секунд. Звук работы двигателей резко изменился. Он уменьшился. Не успев развернуться, вертолет на наших глазах упал в лес. Через полторы-две минуты, с того места, куда упал вертолет, был слышен не громкий хлопок и повалил густой черный дым.
 
Заняв места в кабине вертолета, экипаж запустил двигатели, опробовал их и запросил у диспетчера разрешение на выполнение контрольного висения и взлет. Диспетчер, получив от экипажа доклад о готовности, сообщил условия взлета, направление и силу ветра, температуру воздуха, фактическую видимость и разрешил взлет.
Борис, плавным движением ручки управления начал разгон вертолета. Он решил использовать для разгона вертолета зону влияния воздушной подушки. Это как бы столб воздуха с повышенным давлением, отбрасываемый вниз несущим винтом, на который вертолет опирается лопастями несущего винта  и скользит по нему  над землей. Высота этой зоны соизмерима с размером длины лопастей несущего винта. Такой метод взлета командир использует тогда, когда условия взлета тяжелые. Вертолет разгоняется у земли, набирает определенную скорость и переводиться в набор высоты.
-Высота семьдесят метров, скорость сто, доложил бортмеханик.
В этот момент резко изменился звук работы двигателей. Вертолет, словно споткнулся. Последовал доклад Луданного:
-Отказал правый двигатель!
Командир увидел, как стали падать обороты несущего винта. Он машинально уменьшил шаг винта. Падение оборотов остановилось. Высота полета уменьшается. Стрелка вариометра поползла вниз. Необходимо, пока есть немного высоты, садиться. Командир перевел взгляд на землю. Прямо под ними картофельное поле. На поле люди занимаются прополкой картофеля. На обратный курс развернуться и сесть на вертодром, нет высоты. Вот слева, за лесом, ровное место с зеленой травкой. Только бы дотянуть.
-Гриша, слева площадка, будем садиться на нее!
Борис отвернул влево в строну спасительной площадки. Но высота падала быстрее, чем хотелось бы.  Левый двигатель на взлетном режиме, но его мощности не хватает для создания достаточной подъемной силы. Вот и приехали. Вместо отпуска сейчас сядем на лес. 
-Командир, не снижайся, а то упадем в лес.
-Пристегнись! - крикнул командир.
Вертолет плавно опустился в лес. Раздался треск разрушаемых винтом деревьев и  вертолет рухнул на землю. Из разрушенных при ударе о землю топливопроводов хлынул керосин,  щедро поливая остатки вертолета и землю вокруг него.

Из показаний очевидца авиационного происшествия Бойкова.

После ночной смены шли с женой домой. Низко над деревьями летел вертолет. На мой взгляд ниже обычного. Я подумал, что он делает. Гул двигателей был приглушенный. Он стал цеплять верхушки деревьев, потом резко упал  на кладбище и сразу же загорелся. От места падения до кромки леса оставалось совсем не много. Я тут же перескочил через кладбищенский забор и буквально через 10-15 секунд был у вертолета. Стал оказывать помощь одному из летчиков. Но у меня не хватало сил вытащить его. У него были зажаты ноги. Вскорости ко мне подбежал второй мужчина и мы вдвоем отогнули обшивку, которой были прижаты ноги и вытащили этого летчика. К этому моменту пламя охватило весь вертолет.

Мужчины, схватив Григория, устремились от вертолета. Они успели сделать десяток шагов, когда за их спинами раздался легкий взрыв. Пламя на мгновение охватило их. Затрещали горящие волосы на голове. Мужчины упали. Поднимаясь после падения, Бойков оглянулся. На том месте, где был вертолет, бушевало белое пламя.
Безрукову Боре было всего лишь 23 года.
Развитие катастрофических ситуаций в авиации настолько скоротечно, а летчики очень заняты, пытаясь в нужном направлении изменить ход событий до последней секунды, что уходя из жизни не успевают произнести слова прощания для остающихся на земле. Так было с Гагариным, первым космонавтом планеты, так получилось и с Безруковым, хотя совершилось то и другое в разное время и на разных летательных аппаратах.
- Мы установили, что причиной катастрофы стало несовершенство силовой установки вертолета Ми-2. Экипажу не хватило каких-то двадцати метров до спасительной площадки. Действия командира вертолета были своевременными и безупречными, но как говорят:
-От судьбы не уйдешь!

1980 год
Тобольск


ПРОФИЛАКТИКА

Выписка из журнала учета проведения командно-руководящим составом профилактической работы с личным составом спецавтобазы аэропорта Тазовский.

1 сентября. За явку на работу в не отрезвленном состоянии, с водителем Федоткиным, в коллективе проведена беседа. Решили: Шофера Федоткина крепко предупредить.
22 сентября. На очередном разборе обсужден антиобщественный проступок водителя Федоткина, допустившего распитие спиртных напитков в рабочее время. Бригадиру Сергееву обьявлено замечание за бесконтрольность. Решили: Шофера Федоткина серьезно предупредить.
25 октября. С участием замполита отряда, на разборе с личным составом, обсужден антиобщественный, из ряда вон выходящий, не совместимый со званием работника Аэрофлота, проступок шофера Федоткина, допустившего употребление спиртных напитков в рабочее время, на рабочем месте, с грузчиком отдела перевозок Турыгиным. День рождения Турыгина, не оправдание этому позорному случаю.
Решили: Бригадиру Сергееву поставить на вид и предупредить, что если он еще хоть раз допустит бесконтрольность, то будет переведен в другую бригаду. Водителя Федоткина коллектив взял на поруки и решил сурово предупредить его.
7 ноября. На общем собрании бригады обсудили не правильное поведение шофера Федоткина на работе, допустившего распитие алкогольного напитка с рабочим аэродромной службы, с которым производили установку посадочных щитов у взлетной полосы.
Решили: Учитывая, то что рабочий аэродромной службы Саитов переведен на работу зольщиком котельной и понес суровое наказание, в этой связи не лишать премиальных Федоткина, по причине глубокого осознания им не красивого проступка, учитывая при этом то смягчающее обстоятельство, что у него пятеро детей. Прошлый раз, когда мы лишили его премии пришлось по просьбе жены выписывать материальную помощь. Коллектив со всей ответственностью осудил и  крепко предупредил Федоткина.
Выписка из журнала учета замечаний командиров воздушных судов к работе наземных служб.
17 декабря. При подъезде к вертолету Ми-8 , Шофер Федоткин, не выполнив своевременно требование бортмеханика об остановке машины, переехал через колодку и повредил топливный бак вертолета. При открытии двери машины, Федоткин выпал из кабины, как сноп. Оказалось, что он сильно пьян.
КВС Спиридонов.



Гарантия год


Начальнику аэропорта Урай
И.Н.БУГАЕВУ

Абиснительная



Я, Мурмурников А.Г., нонче опоздал на работу на шесть часов. Ежели бы я знал, что надотя писать абиснительную, то я вообще бы на работу нонче не пришел. На требование мастера электрослужбы Сучковского, игде я трудюсь не покладая рук, разисняю. Вчерась у меня был весь день и всю ночь день рождения. К утру я канешна не протрезвел. Разьясняю, что в течение года со мной подобного не случиться. К сему.
Мурмурников. 01.04.1970 года. 




ВИДНО ГОДЫ НЕ ТЕ!


КОМАНДИРУ  259 ЛЕТНОГО
 ОТРЯДА ТИШИНУВ.С. от
бортмеханика самолета Ли-2
МЕУС В.Э.

Объяснительная.

Вчера, ко мне в гости, их Свердловска, приехал шурин, брат жены. Мы выпили с ним бутылку водки на двоих. Потом я пошел позвонил дежурному по наряду и узнал, что я в плане. Раньше я выпивал больше и ничего. Ни каких остаточных явлений на медконтроле не обнаруживали. А сейчас, видно годы не те. На предполетном осмотре у меня обнаружили остаточные явления от употребления спиртного. Обещаю, что впредь, со мной, подобного не повторится.

Тюмень, аэропорт Рощино
Подпись. Меус.

 
И где только наш брат, летчик, не бывал!
Каким странам и каким землям мы не помогали!



Тишина


Прошедший день экипажа советского вертолета Ми-8, выполнявшего полеты в небе маленькой центрально-американской страны, что расположена между Гондурасом и Коста Рикой и называется Никарагуа, был наполнен сложной работой по обслуживанию пограничных нарядов и групп бойцов по борьбе с  бандами «контрас». Меняли бойцов пограничных застав, завозили для них продукты, боеприпасы. На один из участков привезли доктора. Там возникли какие-то проблемы со здоровьем бойцов.
Перевозили группы бойцов  отслеживающих передвижение «контрас» в горах, между населенными пунктами, на новые места засад. Десантировали солдат в местах, где отряды в боях с «контрас» понесли потери и нуждались в подкреплении.
Сложные условия полетов в горах и высокие температуры воздуха днем, делали работу не просто тяжелой, а изнуряющей. Температура в кабине экипажа порой достигала почти шестидесяти градусов. Мы буквально варились в вертолете между посадками и последующими взлетами.
Бесконечное питье воды только усугубляло наше состояние. С большим нетерпением, как спасение от жары, ожидали мы окончания полетов и возвращения на Виллу Бланка, к месту отдыха, где работали круглосуточно кондиционеры и, где можно было привести себя в согласие со своим желанием.
Ночью, когда мы спали, зазвонил телефон. Переливы звонка, гулко отдаваясь эхом в пустых коридорах и просторном холле виллы, долго и настойчиво звали к себе. Очень не хотелось вставать. Да и далеко не каждый из четырнадцати наших ребят мог подойти к телефону. Они не говорили на испанском языке. Встать  и подойти к телефону нужно было либо мне, я мог объясниться со звонившим, либо нашему переводчику Аркадию. Переводчик днем не летал с нами, поэтому я сознательно тянул время, полагая, что к телефону все-таки должен подойти Аркадий.
Тем временем телефонный звонок продолжал звучать требовательно и тревожно, вызывая в душе волну тревоги и напряженности еще не успевшую покинуть наше сознание после напряженного дня.
Трубку взял переводчик. Почти одновременно из всех комнат появились заспанные лица летчиков, авиатехников.
Слушая собеседника, Аркадий, прижимая к наклоненной голове плечом телефонную трубку, достал сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурил. До нас доносились лишь отдельные фразы, сказанные нашим товарищем не громко и спокойно.
-Минуту.
...........
-Минуту! Кто говорит?
............
-Кто приказал?
.............
-Нет. Я спрашиваю, кто приказал, а не кто вам позвонил.
.............
-Это точно? Это не может быть провокацией?
.............
-Это говорит переводчик.
……….
-Аркадий. Доложите командующему, что экипаж сейчас приедет. Автобус не надо присылать. У нас автобус есть.
Аркадий положил трубку и повернулся к нам лицом.
-Ну вот! Никого уже не надо поднимать.
-Кто звонил, Аркадий? Что нужно?
-Звонил дежурный офицер с военно-воздушной базы. Ему передали приказ командующего: - поднять экипаж вертолета Ми-8 и срочно вылететь  на побережье Атлантического океана, в город Кабесса. Там около часа назад совершено нападение «контрас» на полицию. Более подробно объяснять не стал. Сказал, что у него есть приказ командующего поднять нас, доставить на базу и обеспечить срочный вылет.
Мы понимали, что правильность вызова практически проверить нельзя. Знали и о том, что имели место провокационные звонки о срочных вызовах иностранных специалистов в их посольства и даже транспорт присылали. Потом по пути в город, на повороте, водитель выскакивал из автобуса, а автобус падал со склона горы вместе с пассажирами. Виновников же трагедии уж и след простыл.
Учитывая специфику нашей работы и не однозначное отношение к нам со стороны населения, как-никак в стране шла гражданская война, мы всегда держали свой автобус и надежного шофера при себе. Он жил, питался и работал у нас и вместе с нами. Это обстоятельство не раз выручало нас.
Не медля ни минуты, собираемся, поднимаем водителя и выезжаем на военно-воздушную базу. Темная ночь. Улицы города пустынны. Ни огонька. Дорога петляет по городским кварталам, восстановленным после землетрясения, разрушившего почти полностью столицу Никарагуа, и кварталам, к которым еще не прикоснулись руки строителей. Они являют собой печальное зрелище обрушенных движением земли зданий, утопающих в тропических зарослях. Просим шофера ехать чуть быстрее. Через пятнадцать- двадцать минут езды, фары высветили на дороге группу людей в военной форме и несколько машин перегородивших автотрассу. Невольно охватывает наши сердца тревожная волна. Что ожидает нас сейчас? Жизнь словно испытывает нас, постоянно соприкасая нас с неизвестностью, выводит на грань риска. Уж больно много, на наш экипаж,  машин, солдат, оружия. Господи, спаси и сохрани!  Приближаемся.
Вышедший на встречу полицейский подает жезлом команду-стой. Наш автобус сворачивает на обочину. Не спеша, полицейский с автоматом на груди, подходит к нашему автобусу. Не провокация ли это? Полицейский и шофер, не громко обмениваются несколькими фразами. Машины полицейских разъезжаются на мгновение. Нас пропускают через освободившийся проход. Мы снова мчимся по пустынным улицам города, затем предместья столицы, выхватывая светом фар, редких в такой час, прохожих.
Вскоре мы были на военно-воздушной базе. У дежурного офицера на рабочем столе лежала записка командующего:
-Между населенными пунктами, ранчо Консуэлло и Розита, на полицейский пост совершено нападение «контрас». Есть убитые и раненые. Приказываю поднять немедленно русский экипаж для оказания помощи. На место боя доставить группу быстрого реагирования и боеприпасы. С места боя вывезти раненых в госпиталь Манагуа.
Подпись
Прочитав записку, командир вертолета задал вопрос офицеру:
Зачем вы по телефону сказали нам, что надо лететь в Кабессу, ведь здесь ясно написано, что предстоит полет в Консуэллу.
Последовал ответ:
Все, что мы говорим по телефону или пишем на бумаге  либо прослушивается, либо просматривается людьми наших противников. Во всяком случае такое не исключено. Зная информацию, они могут планировать и осуществлять меры по уничтожению экипажа и вертолета. Лишить их такой возможности мы можем только тем, чтоб к ним попадала ложная информация. Они будут  искать вас на маршруте полета в Кабессу, а вы будете спокойно лететь туда, куда положено в действительности.
Фактический маршрут полета я сообщу вам лично на борту вертолета перед самым вылетом.
Это условие неуклонно соблюдалось и нами и никарагуанцами, может быть, в том числе и поэтому, мы благополучно возвратились к своим семьям.
Как только забрезжил рассвет, мы заняли свои места в кабине вертолета, взяли на борт группу бойцов быстрого реагирования, носилки, доктора. Запустили двигатели. Дежурный офицер сообщил нам маршрут полета и фамилию человека, который будет нас там ждать и, по чьему приказу мы должны действовать в дальнейшем.
Лететь нам предстояло в поселок золотодобытчиков Сьюну. Там нас ожидал команданте Рауль Родригес, назначенный ответственным за ликвидацию банды.
Час с небольшим полета и мы садимся в Сьюне.  Сразу же после посадки, к нам подъехал на джипе офицер и сообщил, что капитана Родригеса пока нет. Он должен с минуты на минуту подъехать из Розиты, где находился ночью по неотложным делам. Затем предложил нам  пройти в столовую и позавтракать.
Мы не заставили себя долго уговаривать. Выключили двигатели, закрыли, сдали вертолет под охрану и поехали вместе с офицером  на завтрак. Война-войной, а обед по расписанью!  Команданте Рауль нашел нас в столовой. Он оказался нашим знакомым, с которым мы уже не раз работали. Не высокого роста, с бородой и веселыми, с лукавинкой, глазами на круглом лице, плотного телосложения. Через вырезы кобуры, что висела на широком ремне, впереди, справа был виден никелированный парабеллум. Из любопытства прошлый раз мы все повертели в своих руках эту опасную и в то же время привлекательную вещицу.
Как всегда он выглядел спокойным. Даже не предположить, что этот человек со своим отрядом, несколько дней и ночей  преследовал банду «контрас», так называемую «банду восьмерых» . Позади череда бесконечных переходов по джунглям по следам банды, перестрелок. Он приветствовал нас словами:
Буэнос диас эрманос!
Что на русском языке означает- Добрый день братья!
Дружно отвечаем:
Буэнос компаньеро!- Добрый день товарищ! Садитесь с нами. Чашку горячего кофе?
Отпивая горячий и необыкновенно крепкий кофе, Рауль рассказывает:
Вчера, неподалеку от Консуэллы, мы остановились на ночевку. До жилья не дошли. Опустилась ночь. Ночью в дождь идти очень трудно. Решили остановиться. Развести огонь, подкрепиться и дождаться рассвета. Весь день мы преследовали банду «контрас» под дождем, по труднопроходимым джунглям. Бойцы промокли до нитки, устали. Боеприпасы не оттягивали наши плечи, потому что были на исходе.
Завтра предстоял тяжелый день, бой с бандитами. Мы к этому были практически не готовы. Я подготовил письмо с просьбой выслать нам подкрепление и пополнить запасы боеприпасов. Письмо, с одним из бойцов, отправил ночью в Розиту. Мой человек, по дороге в Розиту, попал в засаду и был убит. Уничтожить послание не успел. Письмо попало к бандитам.
Глубокой ночью, вместо ожидаемой помощи и боеприпасов, нас навестили «контрас». Они закидали наш небольшой лагерь гранатами и прочесали из автоматов место нашего расположения. После чего убрались в горы. Проверить результаты своего налета и закрепить успех они не решились. Мы же понесли большие потери. Несколько бойцов были ранены, некоторые из них очень тяжело и не могли идти. Вынести их не было возможности. Только вертолетом можно забрать оттуда наших товарищей, предварительно оказав им медицинскую помощь.
Ночью, выставив около раненых охрану и несколько постов из двух, трех бойцов по разным направлениям, я с двумя бойцами выбрался в Розиту. Доложил центру обстановку. Немедленно, к месту предполагаемого нахождения банды, направили группу,  подготовленных к борьбе с ними,  бойцов.
После завтрака мы отправились к вертолету. Взяли на борт Рауля Родригеса с группой солдат, боеприпасы. Взлетели и взяли курс на Консуэллу. Там нас должна была ждать группа разведки. Там должны находиться несколько раненых в ночном бою  бойцов.
Подлетаем к Консуэлле. Мы раньше бывали здесь несколько раз. Это забытое Богом местечко на земле стало известным всему миру после случая жестокой расправы «контрас» с кубинскими учителями.
Высота сто метров. Слева и справа горы. Под нами густые заросли тропических джунглей. Летим с минимальной скоростью, высматривая известную нам поляну, среди высоких деревьев, пригодную для посадки нашего вертолета.
Вот и она. Делаем контрольный круг, осматриваем поляну, домики, прижавшиеся под кронами деревьев на самой окраине поляны. Никого внизу. Странно. Почему нет людей. Почему не видно находившихся там бойцов. Опасно садиться. Совещаемся с Раулем, как быть. Садиться или нет. Делаем еще один круг. Принимаем решение садиться. Гасим скорость и на высоте около сорока метров зависаем над предполагаемым местом посадки. Странная картина.
Никто не выходит нас встретить, никто не выглядывает из черных проемов дверей ранчо. Не бегут, испуганные шумом вертолета свиньи, не разлетаются, в страхе перед огромной птицей, куры, не бегут к месту посадки многочисленные ребятишки. Все признаки человеческого присутствия человека на ранчо, с которыми мы были знакомы раньше, отсутствуют. Ничто не говорит о присутствии здесь людей.
Рауль делает знак рукой- садимся.
Садимся.
Родригес и солдаты с оружием на изготовку, выскакивают из вертолета и скрываются в зарослях. Медленно тянутся секунды. Из зарослей появляется Рауль  и показывает нам, что можно выключаться. Выключаем двигатели. Остановились лопасти несущего винта. Выхожу из вертолета. Не смотря на раннее утро, душно. Температура около тридцати градусов тепла. Тропическое солнце быстро разогревает охлажденную ночным дождем землю. Поляна покрыта зеленой травой. Среди тридцатиметровых деревьев наш вертолет выглядит маленькой игрушкой, сидящей в колодце.
На поляне расположено несколько фруктовых деревьев. Ветви их буквально обсыпаны крупными, ярко оранжевыми плодами. Тихо. Ну уж очень тревожная тишина.
Иду вокруг вертолета. Подошел к лопастям хвостового винта и, взявшись за одну, посмотрел в сторону джунглей. Под трудно просвечиваемым покровом листьев  густых крон тропических деревьев поднимаются вверх туманные испарения от ночного дождя. Буквально метрах в шестидесяти от меня, по едва заметной тропе перебежками, как призраки в тумане, перемещаются вооруженные люди. Они неслышно появляются, словно тени выплывают, из сумеречного тумана. Один, второй, третий, четвертый...
Почему-то на память приходят слова:
Средь поганых болот чьи-то тени встают... 
Словно завороженный смотрю я на их бег и, машинально покачивая лопасть хвостового винта, повторяю:
Средь поганых болот чьи-то тени встают...
Надо что-то делать. А что? Кроме авторучки в кармане ничего нет! Кто это? Друзья, враги? Бежать в кабину вертолета? Зачем? Все равно не успеем запустить даже один двигатель. Укрыться в вертолете? Но тонкая алюминиевая обшивка защитит разве только от мальчишеской рогатки.
Кричу экипажу непонятно зачем:
Они здесь!
А кто они? Почему  и для чего здесь.
Текут секунды, а кажется, что проходит вечность. Отпускаю лопасть и делаю несколько шагов на встречу неизвестности. Вот уже несколько шагов разделяет нас. Вижу заросшее щетиной, изможденное лицо. Через открытый рот с хрипом вырывается тяжелое дыхание. Слипшиеся волосы, изодранная в джунглях,  побелевшая, от выступившей соли, одежда.
Незнакомец перехватывает автомат и закидывает его за плечо. Обращаясь ко мне выкрикивает: 
Эрмано,  мы свои!
Я отвечаю, с радостью, на приветствие.
Подбежавшие солдаты выстраиваются по контуру поляны лицом к джунглям и пристально всматриваются в глубь, дымящихся туманом зарослей. Одновременно, с противоположной стороны поляны, выходит Родригес с десятком бойцов. Один из них оживленно рассказывает:
Через час, после того, как капитан с двумя бойцами отправился в Розиту за подкреплением, банда вновь попыталась отаковать оставшихся. Однако бойцы охранения, выставленные на тропах заметили их возвращение и предупредили нас. Мы смогли их встретить достойно. Отпор был настолько неожиданным, что бандиты буквально оказались под смертельным огнем. Понесли большие потери и, побросав часть оружия и боеприпасов, бежали в джунгли. Вооружившись мы организовали преследование, но банде удалось оторваться. Преследование ночью бессмыслено и вовсе не безопасно. Да и мы не могли бросить раненых. Сейчас  банда уходит по направлению на запад. Наши товарищи и раненые находятся в трех часах хода отсюда, если следовать строго по ущелью, то это будет с правой стороны.
Часть бойцов, раненых ночью умерли и им помощь не требуется, а несколько бойцов нуждаются в ней. Заодно надо выбросить там и группу поддержки.
Спрашиваю:
А где люди, что жили здесь?
Сейчас на ранчо никого нет. После расправы «контрас» с кубинскими учителями и никарагуанцами, оставшиеся в живых люди боятся здесь показываться. Оставляем на ранчо засаду. Берем группу поддержки. Занимая место в кабине вертолета  перед запуском двигателей, я машинально повторяю вслух:
Средь поганых болот чьи-то тени встают
Косят зайцы траву, трын-траву на поляне...
Наш командир, Василий Николаевич Горячев, с удивлением, озабоченно спросил:
Викторыч, ты это о чем? Какие зайцы, какие болота? Родной, с тобой все ли в порядке?
Взлетаем  и летим по ущелью, вверх по горной реке.
Горы становятся выше и выше, а ущелье уже.  Скорость полета минимальная. Минут через пятнадцать проводник показывает на крохотную площадку внизу. Выполняем заход и зависаем над полянкой. Очень уж она мала. Едва-едва поместится вертолет. Снижаемся. Воздушной струей поднимает в воздух листья, траву, отдельные ветки. Вся эта мешанина из листьев, веток, травы крутится в зоне вращения лопастей, создавая реальную угрозу для вертолета. Прибывшие покидают вертолет. Нам грузят раненых. Это молодые ребята. Не смотря на тяжелые ранения они стараются идти сами, но силы оставляют их и приходиться помогать занять место в вертолете. Все на борту. Рауль машет нам рукой.
До свидания. Аста ла виста. Буэно суэрте! Патрия либре о морир! Аккуратно поднимаем вертолет из «колодца», образованного высокими деревьями окружившими маленькую полянку, и взлетаем.
Спрашиваю у одного из солдат, что ближе ко мне:
Эрмано, где «контрас»? Чтобы обойти их, не попасть под прямой обстрел.
Молодой человек посмотрел в иллюминатор и показал невысокую горушку слева от нас .
Они вот там!
Спасибо.
Отворачиваем вправо и уходим с набором высоты. Набрав высоту, берем курс на Манагуа. В аэропорту военно-воздушной базы нас ждут. Наши друзья знают, где мы были и какое задание выполняли. Заруливаем на стоянку. К вертолету  спешит машина скорой медицинской помощи и наши друзья никарагуанцы, летчики, просто солдаты служб обеспечивающих полеты.
Остановлены двигатели и нас снова охватывает тишина.

Никарагуа
1981 год 
;
Что же ты, сынок, домой не едешь,
Может, на чужбине хорошо?
Слова, сказанные мне моей Мамой во сне.

Встреча с Мамой

Не рифмуются строки
И душа не поет-
Слово Мамы родимой
Мне уснуть не дает.

Древний город Сибирский,
Что Ершовым воспет,
Где пришлось жить, работать,
Часто видится мне

На завальном кладбище
Камень - серый гранит,
А под камнем тяжелым
Гроб сосновый стоит.

В том гробу моя мама-
Мариею звать.
Далеко от Сосновки
Ей пришлось умирать.

Разметало по жизни
Близких родичей ряд,
Далеко их могилы-
Ни крестов, ни оград

Сколько лет я в столице,
Мать осталась одна
И лежит на погосте
Стройной церкви сестра.

Поле хлебное снится,
Запах зреющей ржи.
Босоногим мальчишкой
Я стою у межи.

За межой Мамин домик:
Два окошка с лица
И крылечко родное,
Два держащих столбца.

У крыльца моя Мама,
Словно в юности стать.
Она манит рукою,
Хочет сына обнять.

Но меж нами граница.
Вовек не пройти.
Нету к Маме дороги,
Нету к Маме пути.

-Здравствуй, Мама, родная,
Сквозь межу я кричу.
-Ты прости, дорогая,
Я к тебе прилечу.

Меня Мама не слышит,
Манит снова рукой.
Тихим голосом просит:
Навести дом родной.

Побывай на могилках,
Да слезы не жалей.
И свечой восковою
Крест холодный согрей.

Моей Маме и братьям
Поклонись до земли.
Далеко я зарыта
От  родимой земли.

Подыши ранним утром
В сердцу милом краю.
Я твоими глазами
Посмотрю на зарю.
 
ГАЛИФЕ

Лето в Западной Сибири самое замечательное, но зато и заме короткое время года. С нетерпением ждут его прихода сибиряки. Связывают с летом свои самые лучшие надежды на сытые осень и зиму. Только летом предоставляется людям  возможность что-либо построить на даче или вообще, что-нибудь сделать  по дому, по хозяйству. Лишь в конце мая освобождается от остатков снега земля и, прогреваясь на солнышке, начинает, как говорят на Украине, паровать.
С приходом лета солнце надолго задерживается в зените, прогревая застуженную долгой зимой землю, подготавливает ее к приему посадочного материала под новый урожай. Высокое солнцестояние разогревает снежные шапки на горных вершинах Тянь-Шаня и Урала, наполняя талыми водами сибирские реки, которые, подчиняясь законам природы, понесут их в моря и океаны, омывая сибирскую землю после долгой зимней спячки.
Земля покрывается буйным разнотравьем, кипень цветения которого словно ковром покрывает поля, не залитые полыми водами луга, опушки леса. Жужжат над  разлившемся морем цветов шмели и пчелы, собирая сладкий нектар. Из него получится ароматный, экологически чистый, с замечательными вкусовыми качествами, подобный лучшим в мире бальзамам, мед.
Набирают силу клейкие, изумрудного цвета, листики, что затрепещут на безбрежных сибирских лесах. Просыпается во всем живом мире трепетное чувство, что люди называют известным всему живому словом- любовь. Появляется желанная надежда в сердцах молодых и пожилых людей. Остались позади долгая, с трескучими морозами, зима, длинные стылые ночи.
На смену им пришли тепло, белые ночи, цветы, шумливая зелень лесов, безбрежные разливы рек Сибири, ледоход, навигация. Бегут с юга на север и обратно белоснежные красавцы теплоходы. Трудяги толкачи ведут караваны барж. Рассекают водную гладь пассажирские «Ракеты» и «Метеоры» на невидимых глазу крыльях, оживляя своими гудками прибрежные населенные пункты.
Суетятся на реках и бесчисленных озерах рыбаки, вытряхивая из сетей трепещущее рыбное серебро и золотого карася, тысячи тонн которого украсят стол  не только сибиряков, но и жителей многих городов нашей страны.
Много забот появляется у нас, авиаторов. Уберечь, приписанные к нашему авиапредприятию,  аэродромы от бушующего половодья. Очистить от грязи взлетные полосы и вертолетные стоянки. Обновить аэродромные знаки, полосатые указатели направления и силы ветра, «колдуны». Облетать все приписные площадки, проверить их подготовку к полетам в весенне-летний период. Вымыть, вычистить все помещения. Подготовить к полетам все воздушные суда, обучить личный состав особенностям работы в весенне-летний период.
И все-таки, несмотря на массу возникающих, как грибы после дождя забот, все мы ждем наступления лета, с летним теплом, мошкой, комарами. Работаем с напряжением, но весело, с огоньком, потому что всем нам желается от наступающего по всему фронту лета только хорошего, душевного, что даст нам, сибирякам, заряд на долгие осенние и зимние месяцы.
Весь город трудится, не покладая рук, защищая себя от затопления. Для подведения итогов этого трудового марафона и постановки задачи на следующий день, городское руководство практиковало проведение планерок, как правило, после рабочего времени. Дело обстояло настолько серьезно, что вопрос спасения подгорной части города  стал чрезвычайным.
В городе для всех руководителей предприятий был установлен нескончаемый рабочий день. Нас могли поднять по тревоге  в любое время суток и потребовать ответственности за порученное дело. Иногда обстоятельства требовали немедленного созыва отдельных руководителей предприятий, для подведения промежуточного итога проделанному труду и выдачи нового задания.
Однажды вызывает меня, командира авиапредприятия, председатель Тобольского горисполкома Сергей Егорович Лебедкин с докладом о положении дел в аэропорту по предотвращению затопления летного поля. А надо сказать, что наш аэропорт, хоть и не далеко от города, а добраться  в город можно было только по воде. От аэропорта трамвайчиком до базарной площади, либо через Бизинскую переправу, у нефтебазы, на пароме, вместе с машиной. В те времена, о которых вам, читатель, рассказываю, моста через реку Иртыш не было.
Получив приказ явиться пред очами высокого начальства, посмотрел расписание трамвайчика. Трамвайчик только что отошел и будет только через два с лишним часа. Можно успеть к началу очередного часа на паромную переправу. Принял решение ехать через паром.
В гараже, где стоял командирский УАЗ-469, не оказалось водителя. Борис Гаврилыч ушел в столовую на  обед. Пришлось немного подождать. Используя свободную минутку, зашел к нашему автослесарю-мотористу Махмутову Биктимиру узнать, как продвигается ремонт снятых с грузовых автомобилей двигателей.
 Я очень уважительно относился к немолодому, влюбленному в свою работу, замечательному человеку. Биктимир-ока, как я называл его, платил мне той же «монетой». Мы были хорошими товарищами. Всегда интересно поговорить с хорошим человеком, но вдвойне, если он к тому же специалист своего дела.
Не долгим был разговор, пришел мой водитель, и мы сейчас же выехали на переправу. Мне казалось, что машина едва движется, хотя понимал, что Борис Гаврилыч везет меня настолько быстро, насколько позволяет разбитая после зимы дорога. Поглядывая на часы, понимал, что мы скорее опоздаем, чем успеем к началу движения парома.
-Командир, что на часы посматриваешь? - спросил Гаврилыч.
-Похоже, мы уже опоздали. Нельзя ли, чуть быстрее?
-Алексей Викторович, куда уж быстрее? И так мчимся 60 километров в час! А ели не успеем, подождем! День-то, какой замечательный разыгрался! Мы миновали деревню Бизино и ехали по насыпной, покрытой песчанно-гравийной смесью дороге. Слева и справа от дороги плескались пойменные воды Иртыша. Справой стороны находились залитые поля совхоза «Советская Сибирь», на которых выращивались капуста, морковь, свекла и не только для городских нужд, но и для поставки в северные районы Тюменской области. Десятки тысяч тонн капусты, моркови, картофеля  отправлялись из Тобольского района на север области.
Слевой стороны от дороги стояли, по самую крону в воде, развесистые, с шарообразными кронами, ветлы.
-Не спеши, Гаврилыч!
-Почему, командир?
-Паром уже начал движение на ту сторону.
-И то ладно! Позагораем маленько. Все равно нет смысла возвращаться в аэропорт. Сейчас у трамвайчика аккурат перерыв. Все равно мы быстрее переправимся на пароме.
Не спеша, подъехали к переправе. Борис Гаврилыч  заглушил мотор, и мы вышли из машины. Была средина дня. Солнышко стояло в зените. На небе ни облачка. Тишина вокруг необыкновенная. Даже признаков наличия ветра нет. Ни дуновения, ни ряби на воде, ни трепета листиков на стоящих в воде ветлах. Вода около самой дамбы.
Степенно катит свои воды могучая река. Широк Иртыш и глубок. Запросто ходят по нему до самого Омска теплоходы типа река-море. Стоят в воде красавицы ветлы. Распустили они свои клейкие листочки. Трутся об их шершавые толстенные стволы жирные язи, но это обстоятельство не нарушает патриархальной тишины. Пожалуй, ветла, это одно из редких деревьев способных выстоять в весенних водах и не погибнуть.
Тишина нарушается только негромким звуком выхлопа работающих дизелей буксиров-толкачей, что возят баржи, нагруженные техникой, с одного берега на другой, кукукающим звуком ракушек, что ликуют в весеннем разливе, на мелководье, да гулким звуком двигателей изредка пролетающих вертолетов.
Значит, сидим мы с Гаврилычем тихонько, тишину слушаем, на самом солнцепеке. Достал я пачку «Казбека». Размял табак папиросы и чиркнул спичкой.
-Командир, ну зачем Вы курите? Такая благодать вокруг, воздух чистый. На сто километров вокруг ни одного микроба, а Вы дымите ну чисто пароход. Баловство ведь это. Нет подышать теплым весенним воздухом, а Вы этой пакостью травитесь!
-Ладно тебе, Гаврилыч! Все я понимаю, вот докурю и брошу!
Сидим мы с водителем, что называется «загораем». По-настоящему-то мошка да комары не дают загорать. Подходит к нам мужичок. Мужичок ладный такой, ухоженный. Поздоровкался с нами. Оказалось знакомы они с Борисом Гаврилычем. Присел с нами. Достал «Приму». Закурил. Говорим о том, о сем.  Борис Гаврилыч возьми и спроси его:
-Василий, а где ты щас робишь? Смотрю на тебя, вроде ты стал справный такой, ухоженный и на лицо ширше.
-В прошлом году, осенью, наш нефтехимкомбинат пасеку приобрел. Бросил, значит, я свое матросское дело и заделался пасечником, стал ить пчеловодом.
-Пчеловодом? - протяжно переспросил  Гаврилыч. Так ты, Василий, пчел- то только на картинке видел. А за ними знаешь, какой уход нужен? Пчела-то, она тварь капризная!
-А чо знать-то? Поставил улики и жди, когда ане меду полный улик натаскают!
-Ага, натаскают ане тебе при таком-то обхождении. Сколь ульев-то?
-А, пятьдесят штук. А на счет уходу, я так скажу. У мово шурина была пасека. Я у него бывал и видел, как он с имя обходится. И ни чего сложного там нет!
-Ну раз нет, так нет! А кто  у тебя в напарниках? Одному-то коло пятидесяти уликов так натопчешься, мало не покажется.
-Нас двое, пасечников-то. Я да Федька Ровнов. Ты знаш ево. Когда мы с тобой матросами ходили на пароходе, он на теплоходе «Иртыш» механиком был.
-Как не знать?  Помню его. А ты, помнишь, как он пел? Просто так, без денег, а лучше всяких там артистов. Вот голос, так голос. Бывало, как запоет, вся команда свободная от вахты наверх вываливат. Да и на рядом стоящих пароходах народ выходил послушать. Так значит вы вдвоем робите?
-Ага, вдвоем. Правда есть ишо один мужичок, грузчик или как там его, разный рабочий чоли. Но он не все время с нами.
-И как пасека, взяток-то есть, ай как?
-Да как сказать?
-Как есть, так и скажи!
-Мы недавно переехали с пасекой на новое место, в район Верхних Аремзян. Там травостой, я тебе дам! Цветов море. На вырубках и просеках Иван-чай, что твое половодье! Есть и взяток. Семьи, что посильнее, хорошо несут, послабее которые, тоже несут, но меньше. В общем есть мед.
-А свои улики у вас есть?
-А то нет, конечно, есть! В своих уликах семьи посильнее. Взяток хороший. Да с имя, цела история приключилась.
-Какая такая история? Расскажи.
-А чо рассказывать-то?
-Чо рассказывать, чо рассказывать!? Рассказывай, да и только!
-Все равно не поверишь
-Ладно, тянуть. Как девка красная! Поверишь - не поверишь! Валяй, рассказывай!
-После переезда на новое место сразу почувствовали, что мед прибыват. А в наших уликах и того пушше. И што ты думаш, не успели мы порадоваться, как наладился к нам в гости медведь. В прошлом году на том месте были овсы, он на них прикормился видать и не ушел  в другое место. И што главно, комбинатовски улики не трогат, а наши, в которых меду больше берет, сволочь!
Сурьезный гость. Он по весу определят, какой взять. Если тяжелый, значит меду больше. Вот он наши улики и стал чистить. Сам понимашь, какой зверь. Подобраться к нему не просто. А он заладил к нам через день, а то через два. Чешем мы с Федькой «репу», думам, чо такого сделать, чтоб отвадить его или пристрелить. Он ведь может и днем притащиться, когда мы с уликами работаем, в сетках да с дымарем. Улик-то откроешь, пчелы гудут недуром. Неслышно  чо вокруг деется ни хрена. А этот «друг» подойдет в такой момент сзади итак приголубит, что без башки останешься.
Что делать? Доложили по начальству, чоб и ане тоже значит, думали, как нам избыть эту беду. А пока начальство думат, решили мы, чоб обезопасить себя,  дежурить днем и ночью. У меня собачонка есть,  Белка. Я ее на пасеку привез. Собака зверь чуткий. Она может медведя раньше нас почуять. А если взлает, то смотри гостя. Улики решили обрабатывать по очереди. Один с уликом, второй с ружьем, на стреме неподалеку Мишку выглядыват.
Изладили мы из свинца пули. В патроны всыпали по две мерки пороха, заложили пули. Дежурим ночь, день. Вот уж четыре дня, четыре ночи прошло, а «гостя» нет. А пасека прямо на опушке леса стояла. Поле мысочком в лес вклинилось. Лес с двух сторон. Тихо за деревьями-то. И  осмотрительность, при таких обстоятельствах, вовсе не лишняя.
Значит, проходит так дня четыре. Выходим с Федором на пасеку. Он в маске, с дымарем, а я на стреме, с ружьем. Безопасность, стало быть, ему обеспечиваю. Часов в одиннадцать я случайно веки-то и смежил на мгновение. Открываю глаза:
-Мать твою Бог любил! Через колоду от Федьки ишо один пчеловод стоит. Мой улик, сволочь, разорят. Пчелы-то вокруг него, как туча черная. А ему чо от них. Он здоровущий такой, гладкий. Шерсть на ем длиннюшшая и веришь нет, аж лоснится. Стоит он на задних лапах, а шерсть на ногах у ево свисат, ей Богу, как галихве у мента. Гад, берет рамку и лапой загребат мед и вместе с вощиной в рот ташшит.
От такой наглости я прям остервенел. А еслив я обозлюсь на чего, то такой решительный становлюсь, только держись! Знаешь, как обидно стало. Щас, думаю, ты паскуда, у меня получишь. Смотрю на Федьку, а тот ничего не чует. Я как заору. Медведь, как поворачиватца и прям на меня. Веришь, нет, как шифанер.  Как дал из двух стволов сразу! Аж ник,  в глазах темно сделалось и искры поплыли, в глазах-то. А то как же, пороху-то двойную мерку засыпали. Не дай Бог промахнуться, порвет обох, заломат.
Сколько мгновениев темнота с искрами в глазах были, не помню. Только, когда взгляд мой обыхался, вижу, медведь наворачиват от нас в лес, аж пятки голые, веришь, нет, в жопу втыкаются. Думаю:
-Не уйдешь, гад такой!
Я за ним. На ходу ружье перезаряжаю. Федор кричит:
-Стой! Ты куда, дурак нисесси? Он тебя заломат.
Но где там, меня уж не остановить. Если я чего задумал, меня не остановить! Он в лес - я за ним! И, это, кричу чего-то. Уж и не помню что, но громко. Медведь по лесу мчится, деревья, валежник ломит, а я за ним мчусь. Через деревья, через кусты, только так перескакиваю. Вот-вот догоню. Второй раз в зад ему из двух стволов бах, бах! А он все равно мчится, деревья налево и направо валит. Я уж было, совсем его достал! Чуть что за галихве не схватил! И тут, видать, он сильно перепугался. Медвежья болезнь на ево напала. Как начал он дристать. Струя, как из пожарного шланга, метра три. Прям до меня достала. Вонь такая, не приведи Бог!  Я так увлекся погоней, что в ево гавно уделался весь как есть. Пришлось прекратить преследование. Такая жаль! Чуть-чуть не завалил Мишку. Убежал подыхать в лес. Как-никак шесть пуль в ево всадил. Я б еще в ево стрелил, да вот жаль только, кончились патроны с пулями.
Воротился я на пасеку, а от меня смердит, как от пропастины. Уж чистился, чистился, а все равно запах не проходит.
-Да, досталось тебе! - посочувствовал Гаврилыч рассказчику.
А тут уж и паром пришвартовался. Сели мы с водителем в машину и на паром, а наш рассказчик в другую сторону.
-Вот ведь, как бывает, чисто, как в сказке. Повезло мужикам. Товарищ медведь, зверь сурьезный!- прокомментировал рассказ Борис Гаврилыч.
А я подумал:
-Пути Господни неисповедимы.
По жизни приходилось слышать от людей такие выражения:
-Земля, брат, круглая, вернешься туда, откуда пришел!
-В жизни все повторяется!
Это я к тому, что всякая история имеет продолжение. Не была исключением и та, которую, вы, читатель, только что узнали. Быстро летело время в делах и заботах. Вода в реках продолжала прибывать, вместе  с ростом уровня воды росло напряжение горожан от осознания того, что неминуемо наступит затопление подгорной части города. Перестали ходить рейсовые автобусы на Тюмень. Затопило автодорогу. Работники аэропорта в Тобольске и в Увате день и ночь дежурили, опасаясь прорыва дамб и затопления, летных полей.
А вода все прибывала. Вопреки прогнозу моего водителя Коскина Бориса Гаврилыча.
-Вода будет прибывать только до того момента, как на деревьях развернется полный лист.
Уж и полный лист развернулся, а уровень воды не остановился. Жители подгорной части города трепетали от наступления возможной беды. В случае прорыва дамбы, водяной вал высотой более трех метров мог накрыть всех живущих под горой. Многие оставили свои дома и перебрались в нагорную часть города, к своим родственникам.
Город напрягал все силы для спасения подгоры от затопления. День и ночь работали люди и техника. Наращивали дамбу. Работали, мобилизованные в связи с чрезвычайными обстоятельствами, самосвалы, экскаваторы. Круглосуточно работал штаб по предотвращению возможного затопления и преодолению возможных последствий наводнения. Упорство людей было вознаграждено. Вода остановилась. Раскрученная машина возведения дамбы продолжала работать.  Ушли в прошлое ночные бдения, планерки и все то, что мы называем чрезвычайщиной. Изменилась и тематика городских планерок у Лебедкина.
Теперь речь шла о выделении в качестве помощи машин, финансов, людей близь лежащим колхозам, совхозам, поля которых попали под затопление водами рек Иртыша, Тобола.
В этой связи, вызывает меня к себе Сергей Егорович. Как только вылетели все мои самолеты и вертолеты, что предусматривались в плане полетов, мы с Гаврилычем двинулись в город через переправу. Выехали заранее, чтоб успеть наверняка. Подъезжаем к паромной переправе, а паром уже отошел. Порядок такой был раньше. Если машина скорой помощи с больным из села в районную больницу, к Филонову Валерию Андреевичу едет, то паром отчаливает немедленно. Все с пониманием относились к этому. Никто никогда по такому случаю не роптал.
Вышли мы с водителем из машины и уселись рядышком, на дамбе. Снова я достал пачку папирос, снова напомнил мне Гаврилыч про отраву, про пакость, про свежий воздух. А я пообещал ему в очередной раз бросить курить, как только докурю. То есть получается так, что в жизни все повторяется. Снова стоял замечательный день. Теплый, солнечный, тихий. Быстро катил, свои бурые воды Иртыш на стремнине.  Недвижимо стояла вода в залитой пойме.
 Мошка и комары расплодились в таком количестве, что буквально не давали вздохнуть. Воздух был наполнен противным гудением этих кровососущих тварей. В машине гнус донимал значительно меньше, но там было очень жарко. Сломанными ветками мы отбивались от  всей нечисти, желавшей напиться нашей крови.
Так вот! Сидим мы с Гаврилычем, тихонько про меж собой говорим о том, о сем. Подходит к нам мужичок. Роста среднего, с черной кудрявой шевелюрой, открытым лицом. Не молодой, но еще и не старый. Поздоровался с Гаврилычем за руку. Протянул руку и мне. Я привстал, пожал руку, назвал себя.
-Куда путь налаживаешь? - спросил Борис Гаврилыч.
-В Байкалово. Там хорошие липовые леса, а липа щас аккурат цветет. Хочу туда часть пасеки поставить.
-Неплохо бы липового медку на зиму припасти - вздохнув, сказал Гаврилыч.  Медведь-то к вам появляется, нет?
-А ты откуда, Борис, про медведя знашь?
-По сарафанному радио передавали.
- По какому, какому радио? Ты все шутишь, Борис!
-Недавно мы с командиром так же вот паром ожидали, и к нам подошел твой напарник.  Рассказывал нам, как вы с медведем управились, как он гнался за мишкой, как шесть пуль в него вложил, как гонял его по лесу, почти хватал за галихве, и как медведь обдристался. Целый час нам здесь рассказывал. Шибко интересно!
Брови Федора полезли вверх, глаза округлились, лицо приняло выражение толи озлобленности, толи удивления, толи выражало и то и другое сразу.
-Кто медведя гонял? Напарник мой чоли? Чо он вам наплел такого?
Борис Гаврилыч честно пересказал Федору, то, что рассказал нам Василий. С нетерпением слушал Федор пересказ. Когда Борис остановился, Федор аж крякнул от удивления и не удержался от сильного выражения в адрес своего напарника.
- Курвец, сука такой! Ты смотри, как плавно сбрехал! А? Видал ты хреноплета такого? Медведь обдристался - нараспев протянул он. Шесть пуль в жопу всадил! А то, как же! Сам он гамнюк обдристался и все пули как есть целы! Нет не все, а четыре точно.
-А две куда девались?- не удержался я от вопроса.
-Как целы?!- изумленный таким поворотом событий воскликнул Гаврилыч.
-А так! Целы и все! И ни за кем он не гнался, паскудник такой!
-А в самом деле, что там у вас приключилось? - переспросил Гаврилыч.
Вот что рассказал нам Федор.
-Переехали мы с пасекой под Верхние Аремзяны, обустроились. Благодать вокруг, дай Бог каждому.  Цветов вокруг море разливанное. Взяток хороший пошел. Но не долго мы радовались. Раньше на том месте, где мы пасеку поставили, были овсы. Видимо медведь прикормился на этом месте и решил не покидать его. Наладился он к нам в гости. Зверь он крупный, чуткий, осторожный. Соседство с ним очень опасное. Вполне может подкараулить, охотник он известный. Подойдет сзади и, мама крикнуть не успеешь.
Заняли мы оборону. Привезли ружье, шесть пуль отлили, патроны зарядили. Сообщили о медведе руководству комбината, Страшевскому Николаю Елисеевичу, чтоб оне тоже меры приняли. Страшевский значит, над нами  руководит пасекой-то. Васька свою собаку из дома привез. Говорит, что лаечка. Собака в нашем случае очень даже не лишняя. Мишка пахучий зверь, собака его далеко чует. У Васькиной сучонки хвост-то кольцом, вот и все, что у нее от лаечки. Оказалась беспутной псина.
Договорились дежурить. Выхожу ночью до ветру. Охранника моего нет ни где. Я туда-сюда! Он фуфайку на землю бросил и посыпохиват подлец такой! Я его разбудил и принялся стыдить.
-Что же ты делаешь? Какое же это дежурство? Медведь нас при таком дежурстве заломат, мы и пикнуть не успеем. А он мне:
-А собака на что? Она медведя учует шум поднимет, а тут и я с ружьем.
Трудно с ним не согласиться, без сна тоже невозможно. Замены нам нет. А днем робить надо. Так он и меня расхолодил. Потерял и я бдительность. Думаю:
-Хрен с ним спит. Я-то в избушке. В случае чего топором отобьюсь. Так и пошло. Он ночью дежурит, то есть, спит на улице, а я днем. В один из дней, надумал я свои улики проверить. Говорю Ваське:
-Ты присмотри за мной, пока я буду улики обрабатывать. Сядь неподалеку от меня и присматривай за лесом, чтоб медведь не застал врасплох. Он согласился. Принес ружье и метрах в пятнадцати от меня устроился на опушке около поваленного дерева. Собачешка его, как на грех,   завеялась куда-то.
Работаю я с уликом в сетке, с дымарем, а Васька сторожит меня. Пчелы-то сильно гудят, когда крышку снимешь, да рамки для осмотра достаешь. Надо же посмотреть, что с маткой, червит она или нет, сколько трутней, как работает семья, прибывает ли мед, оттягивается ли вощина и так далее. Да мало ли чего. Может, какие рамки сменить надо.
Стою, рассматриваю рамку и слышу, что пчелы вроде бы сильнее гудеть стали. Пчел не прибавилось, а звук усилился и стал каким-то звенящим. Покрутил головой и вижу, через колоду от меня стоит  медведь. Не так уж и большой. Навроде пестуна, может года три ему. Но все равно ладный такой мишка. Не боится человека, видимо не стрелянный. Это я сейчас так плавно рассказываю, а тогда струхнул не на шутку. Медведь крышку с улика сбросил, достает рамку и сгребат лапой вощину с медом  себе в пасть. Пчелы вокруг него вьются, криком кричат. А чо ане ему. У него шерсть такая, что пчела не пролезет до шкуры.
От такого соседства душа моя рывком в пятки опустилась. Думаю:
-Что ж Васька проморгал медведя и, чего ждет, не стреляет. Такого-то можно из нашего ружья завалить.
Оглядываюсь, а напарник-то мой на солнышке угрелся и посыпохиват, как сурок. На сучонку свою понадеялся, а она смылась куда-то, толи за зверьком, каким, толи за птичкой увязалась. Кричу ему, что было силы:
-Васька, б... , так твою раз эдак, стреляй! Стреляй, гад ты этакий!
Он очунился и, как увидел медведя, дал такого хода в сторону избушки, что не приведи Бог. Получается, что остаюсь я с медведем один на один с дымарем в руках. Бегу вслед за ним. Сетку сбросил. Тут уж не до пчел. Кричу ему:
-Васька, ружье брось! Брось ружье зараза!
А он, суконец, как на крыльях летит по тропинке, только рубаха развевается. Ну, так само и я за ним. Перед тем, как в избушку забежать оглянулся на пасеку, а медведя и след простыл. Я к избушке, а дверь закрыта. Кричу:
-Открой дверь, падло! Открывай без разговоров!
Хрен там! Васька на все засовы дверь закрыл и сидит в избушке трясется от страха. Мало помалу обыхался я это от быстрого бега. Вижу, что медведя нет, опасность миновала.
-Открывай, скотобаза такая, дверь!- кричу ему. А самого меня прямо всего трясет от злости. А он не открыват, гамнюк. Снова кричу:
-Открывай дверь м...к ты этакий! Медведь убежал. Наверно уж до самого Увата пропер!
Нет-нет все-таки уговорил его открыть дверь.  Он дверь открыват, а сам весь, как холодец трясется. Спрашиват:
-Игде значит медведь?
-В манде, говорю, уж, небось, мимо Увата пробегат! Ты чо сволочь не стрелял, ты чо умчалси с ружьем, а меня оставил с медведем один на один с голыми руками.
А он отвечат:
-Не знаю, чо мине в голову стукнуло.  Затмение како-то нашло. Ты ба говорит, тожа ба так несси, если ба тебя в сортир так потянуло.
- Сортир сортиром, а чо ружье не бросил, если не от медведя, а в сортир убегал!?
- А чо толку-то от него, от  ружья-то, даже если бы я и бросил его тебе! Я сначала сам хотел в медведя стрелить, да ружье заклинило.
-Врешь ведь, скотина! Дай сюда ружье!
Подает он мне ружье, а оно на предохранителе стоит.
-Падло, ты! Ружье - то на предохранителе стоит!
А он в ответ:
-Это я щас его на предохранитель поставил!
Снимаю с предохранителя, тут же в сенцах, нажимаю на оба курка. Веришь, нет, Борис, пулями целую шиферину с крыши вынесло. Еле-еле в руках ружье удержал! Малехо охолонули, чую запах, какой-то стоит, ну прямо смердит. Спрашиваю его:
-Чо у нас смердит-то?
Он молчком из избушки  и ходу в кусты. А тут и сучонка его на выстрелы прибегла. Проходит некоторое время. Куда это думаю, напарник мой девался? Выхожу из избушки, сел на ступеньки, закурил, чтоб снять напряг. Вижу, выходит он из кустов и на ходу ширинку застегиват. А за ним  его собака чо-то в зубах ташшит. Походит он ближе и говорит:
-Ты, это,  Федор, не подумай чо такого.
Подходят они ближе, рассмотрел я, что собака несет и говорю:
-Я, Вася, ничего не подумал, только вон следом за тобой собака, не твои ли трусы обдристанные ташшит. В обшем не сработались мы.
Вот такая вот история приключилась. Со стрельбой, но без крови и без потерь.



 
Откровение
В 1986 году умерла моя мать. Кроме меня, у матери было еще трое сыновей. Двое умерли маленькими, а третьему, когда его убили, было девятнадцать лет. Жили мы с мамой вдвоем и, поэтому я был очень привязан к матери. Когда я вырос и создал свою семью, мать жила с нами, помогала растить нам детей. Очень тяжело переживал ее потерю. Мысленно я продолжал разговаривать с ней. И эти диалоги привели меня к мысли:
-Что происходит со мной? Матери уже нет, а я продолжаю разговаривать с ней, то есть процесс общения с ней у меня не остановился.
Я задал себе вопрос:
С кем я продолжаю беседовать, почему возможным стал этот диалог? Мать умерла. Умерло её тело, а нематериальный ее дух остался на земле. Человечество уже назвало этот вид материи астральной материей. Это вид материи, который существует вне зависимости от физических законов известных на земле. На нее не действует сила земного тяготения. Для нее не существуют ограничения на скорость перемещения в атмосфере земли.
Вероятно, по этим причинам астральные тела могут перемещаться в атмосфере земли с невероятными скоростями, не опасаясь быть разрушенными от возникающих при этом перегрузок. Это особый вид материи, свойства которого недостаточно изучены человеком.
Если, как утверждает теория Дарвина, человек произошёл от обезьяны, то всё, что связанно с жизнью человека на земле уходит навсегда вместе с его смертью. А фактически же, остается на земле дух, нематериальная субстанция, с которой мы как бы продолжаем общаться. Не за этой ли субстанцией прилетают к нам пришельцы других миров.
То, что они прилетают к нам, факт установленный. Ни золото, ни алмазы, ни что-либо иное, ценное с нашей традиционной точки зрения, они не забирали. Нет таких фактов. Контакты инопланетян с землянами имели место, но они носили скорее познавательный характер. Экипажи НЛО как бы изучали человека, проверяли, какого уровня развития достигла человеческая цивилизация и в каком направлении продолжает развиваться, а иногда даже оказывали некую помощь, как правило, медицинскую. Излечивали необъяснимые с медицинской точки зрения заболевания.
Конечно, сомнительно, что это является основной целью посещения ими земли.
Но все-таки они за чем-то прилетают, что-то увозят! Весьма вероятно они увозят то, что для нас не представляет никакой ценности то, что мы просто не видим, чем воспользоваться, еще не научились. Возможно, урожаем для них является астральная материя, которая специально выращивается на земле, как на исследовательском поле, по задуманной ими технологии, в условиях земли, и которая является неким материалом по созданию супер цивилизации.
Как-никак полученная на земле астральная материя представляет собой обогащенный знаниями всего человечества материал способный стать основой сотворения неизвестных нам цивилизаций имеющихся в глубинах галактик. Может быть там жизнь вечна. И каждый из нас займет в той жизни место достойное уровню его знаний, умений, способности к самодисциплине и так далее, а землянам, тем что без царя в голове, преуспевшим в мерзостно пакостных делах, места там вовсе нет. Как знать!
Как опытные садоводы представители иных цивилизаций прилетают на землю проверить, сколько и какого качества выращено нужной материи и есть ли необходимость их вмешательства в процесс проводимого ими эксперимента. В этой связи у меня возник второй вопрос к самому себе:
Кто или что есть человек на земле? Каковы истоки происхождения человечества. Произошёл ли человек от обезьяны, как утверждает теория Дарвина, или человек является творением Создателя или Всевышнего?
После долгих раздумий, анализа прочитанных книг, прожитой жизни я ответил себе на этот вопрос так:
Человек является творением Всевышнего. Если же Бог создал человека, то следует задуматься над тем, как мы жили, как мы живем и, как мы будем жить. По каким законам, какую должны исповедовать мораль, какими должны быть наши духовные ориентиры? Вот такой неоднозначный вывод привел меня к тому, что материалистическая теория развития мира не дает ответа на многие вопросы истории развития человечества.
И вопреки требованиям коммунистической морали, утверждавшей, что религия это опиум для народа, я стал изучать Ветхий завет, Новый завет Библии, Закон божий, а также другую литературу, связанную с духовным развитием земной цивилизации. Изучая эти документы, я открыл для себя новый мир. Духовный. Прочёл Законы, по которым развивалось человечество и много других интересных и мудрых мыслей.
Полученные знания заставили меня по иному расставить приоритеты по жизненным ключевым вопросам. Я заметил, что из глубины веков дошло к нам не так уж и много свидетельств прошлой жизни, но они упорно утверждали, что до нашей цивилизации на земле существовали другие цивилизации, которые погибли по причине того, что возможно не оправдали надежд Творца, создавшего их.
То есть в результате развития цивилизаций получалась астральная материя не пригодная для использования Творцом. А если в результате развития цивилизации рождается порочная астральная материя, то теряется сам смысл поддержания жизни этой цивилизации. И я понял, что мы стоим точно на таком пути. Нас бесконечно сотрясают всевозможные межгосударственные и межнациональные конфликты.
Мы безудержно вооружаемся, воюем. А отдельные представители земной настоящей цивилизации, уже допускают нанесение превентивных ядерных ударов по себе подобным. Развитие человечества в таком направлении не отвечает планам Создателя. Потому, что из нас получается не пригодная для Творца астральная материя. Практически из глубины веков к нам не пришло информации достаточно глубокой, способной направить развитие земной цивилизации по правильному пути, не повторяя ошибок наших предков, так как цивилизации не имели способов передачи подобной информации нам.
Единственное, что пришло к нам из глубины веков - это наскальные изображения, каменные идолы, иконы и древние каменные сооружения. Но эти графические свидетельства несли с собой очень малую информацию, неспособную дать нам эмоциональные переживания человечества в те времена, их заботы, печали, производственные и личные проблемы, в общем, тот духовный мир, в котором жило человечество. Какую астральную материю производили наши предшественники.
Однажды мне в голову пришла мысль о том, что люди, созидающие что-либо, например иконы, оставляют около своих произведений часть своего биологического поля, часть своей ауры, то есть часть своего астрального тела, которая способна передать через века всё ту информацию, которой владел мастер.
Аура этих людей была очень богатой и чистой, так как являлись служителями церкви, были просвещенными людьми своего времени, вели праведную жизнь, не были втянуты в какие то межчеловеческие, межличностные проблемы, хотя имели прекрасное представление в целом о жизни, протекающей вокруг них.
Не поэтому ли за почерневшие доски с едва заметными на них ликами святых умные люди платят большие деньги. Не за доски, а за сопровождающие их биологические поля. Вероятно, что в скором будущем человечество научится считывать информацию, которую заложили древние мастера в те произведения, которые дошли до нас. И тогда мы сможем из первых рук получить информацию о том, как жила и развивалась цивилизация, как она обогащалась в творческом плане, каким был научно-технический прогресс и, по каким причинам цивилизация приходила к своему концу.
Спустя несколько месяцев после смерти матери, я был в служебной командировке в Коми АССР. Там я родился в 1945 году, в Усть-Вымском трудовом лагере НКВД. В перерыве между рабочими заседаниями посетил универмаг. В отделе детской игрушки я увидел набор резцов для резьбы по дереву. Я купил этот набор, хотя не знал, что буду делать с помощью этих резцов. Какой-то внутренний голос подсказал мне сделать это приобретение.
С нетерпением я ждал своего возвращения домой. Я думал, что удивлю мир тем, что вырежу что-то очень значительное, хотя даже не представлял себе, что я буду вырезать и на чем я буду вырезать. Оказавшись дома, раздобыл кусок деревянной доски и сел с инструментом за стол, чтобы сделать то, что могло бы удивить людей. Так и просидел я целый вечер над куском этой доски с купленным инструментом и не смог сделать ни одного движения. Наверное, потому, что цель моя не была мне видна.
Прошло около трех месяцев, и я оказался в командировке в Краснодаре. В магазине «Букинистическая книга» мой взгляд случайно упал на открытку, на которой был изображен ангел из узнаваемой всем православным миром Рублевской тройки. Словно током пронзило моё сознание:
Какие простые линии, какой привлекательный образ предстал перед моим взором. Вот это то, что я должен делать. Цель ясно открылась мне. Я купил эту открытку и снова с нетерпением ожидал возвращение домой в Тобольск. По прибытии домой я уже знал, что мне делать. Достал кусок приготовленной доски, инструмент, карандаши и приступил к работе.
Через неделю образ ангела был готов. Я показал свою работу друзьям, они немало удивились, но, тем не менее, одобрили моё начинание. С образом ангела я подошел к Владыке Омско-Тюменской Епархии Феодосию, бывшему Экзарху Западной Европы. Он внимательно выслушал меня, осмотрел моё произведение, одобрил его и спросил:
-Не делал ли я, каких либо ещё работ на дереве, другого плана. Я поинтересовался:
-Что вы имеете ввиду?
На что Владыка ответил вопросом.
-Не делал ли ты русалок и чертиков? Я ответил:
-Нет, не делал. Это моя первая работа. Тогда Владыка взял мою руку в свои ладони и доверительно сказал:
- Я прошу тебя, не делай ничего иного, кроме икон. Полагаю, что тебе дадено Богом это нелёгкое, кропотливое и очень трудоемкое искусство - делать иконы, создавать образы Господа Бога, Апостолов и Святых. Я не могу назвать то, что ты сегодня сделал иконой и не могу благословить тебя. На то есть свои особые причины. Знаю, что ты не крещен и не имеешь благословения на такие дела, которое дается человеку вместе с окончанием духовной семинарии или духовной академии, но ни первого, ни второго учебного заведения ты не заканчивал.
Но если ты проявишь терпение, усидчивость трудолюбие, то судя по первой твоей работе, думаю сможешь достичь значительных результатов, но имей ввиду путь твой будет очень тернистым, кроме труда и отказа от многих человеческих услад тебе предстоит окреститься и получить благословение на эти богоугодные дела у самого Патриарха Всея Руси и вести праведный образ жизни. А это, как раз даже очень не просто.
Я не возражал Владыке Феодосию, хотя слабо представлял себе, как я атеист, член КПСС с 20 летним стажем, командир авиапредприятия, получу крещение и благословение от Патриарха.
Только не бросай того, что ты начал, не останавливайся - сказал мне Владыка. Дай Бог тебе терпения и настойчивости.
Следуя совету, Владыки Феодосия, я продолжал кропотливую работу над иконами, постигая премудрости этого не известного мне труда. Выполнил около двадцати работ среди которых образы Спасителя, Владимирской Богоматери, Серафима Саровского, Сергия Радонежского, Ахтырской Божьей матери, Казанской, Чернобыльской божьей матери и много других.
Шли годы, вокруг бушевала перестройка. Быть верующим вошло в моду среди новых русских. Настал и мой час. В январе 1991 года, в командировке в Ленинграде, я был окрещен по просьбе Владыки Феодосия в Спасско-Преображенском соборе. Я принял крещение с полным осознанием того, что я делаю и во имя чего. Первая ступенька на пути, предсказанном мне Владыкой, была сделана. В 1992 году закончилась моя работа в аэрофлоте, я престал быть командиром авиапредприятия в связи с тем, что люди избрали меня председателем Городского Совета народных депутатов города Тобольска.
Вокруг бушевали политические страсти, рушился моральный кодекс строителей Коммунизма, вместе с коммунистической партией Советского Союза. Разрушился и сам Советский Союз, распавшись на отдельные национальные государства. Безжалостно разрушалось все, что мы бережно создавали. Перестройка и приватизация перемалывали не только построенное нами, но и сознание людей, выставляя им в качестве духовных ценностей катящийся впереди доллар. Зазвучал иной лозунг:
-Новое поколение выбирает пепси!
Не студенческие строительные отряды, не работу до седьмого пота, не песни под гитару у костра после трудового дня, а пепси - символ еще неизвестного нам некого благополучия.
Работать в этой обстановке было очень сложно. Но я не прекращал работу над иконами. Я видел, что каждая следующая икона была выполнена более точно и более красиво, чем предыдущая.
Наступил 1993 год. Президент Российской Федерации, своим Указом упразднил Советы народных депутатов, как власть. И я остался без работы. Затем последовал расстрел Белого Дома, разгон Парламента России. Были объявлены выборы в Государственную Думу Российской Федерации.
Я принял участие в выборах. Таким образом, 12 декабря 1993 года я стал Депутатом государственной Думы Российской Федерации. А в январе 1994 года переехал на работу в Москву. Жил в гостинице Россия. Несмотря на загруженность работой и очень сложные условия жизни в гостинице Россия, я не бросил свое занятие иконами.
В марте в составе делегации Государственной Думы России, которую возглавлял Бабурин Сергей Николаевич, я выехал в Сербию. С собой прихватил икону Николая-Чудотворца, сделанную в Москве, потому что по программе у нас была запланирована встреча с Патриархом Сербским Павлом. В конце встречи я подарил Патриарху свою икону и попросил у него благословение на этот нелёгкий Богоугодный труд. Патриарх Павел высказал добрые слова за выполненную мной работу и в присутствии моих коллег - депутатов Думы благословил меня.
Получив благословение, я с новой силой и удвоенной энергией продолжил работу над иконами в короткие часы отдыха и выходные дни. Я работал в перерывах между пленарными заседаниями в рабочем кабинете, в самолетах, в гостинице, на территории России, и территориях других государств, где мне приходилось бывать: США, Ливии, Вьетнаме, Словении, Боснии- Герцеговине, Болгарии. Везде и во всяком месте, где находилась минута свободного времени.
Я подумывал о том, какую икону выполнить, чтобы обратиться с ней к патриарху Московскому и Всея Руси Алексию II с просьбой о благословении на иконотворческую работу. Мой выбор остановился на образе Андрея Первозванного. Это образ Святого Апостола, первого ученика Иисуса Христа, явившегося проводником православной христианской религии на Руси. Андрей Первозванный был покровителем Руси, покровителем  новой столицы России, построенной Петром Первым. Образ Андрея закреплен и на флаге Российского флота, так называемый Андреевский флаг. Эти условия определили мой выбор.
Три месяца трудился я над этой иконой. И вот наконец она готова, я придирчиво осматривал её, искал ошибки и возможные огрехи, но так как мои познания в иконотворчестве были невелики, мне казалось, что работа удалась на славу. Будучи в Тобольске я показал свою работу новому владыке Тобольско-Тюменской епархии епископу Дмитрию, который готовил приезд Патриарха Московского и Всея Руси Алексия Второго в Тобольск на празднование двухсот пятидесятилетия Тобольской духовной семинарии. Я сказал Владыке, для кого предназначается эта работа и зачем. Владыка одобрил мой подарок Патриарху. А так же одобрил намеченный путь к получению благословения на иконотворческую работу от Патриарха. Теперь осталось только ждать.
В конце июня 1994 года я узнал точную дату прибытия Патриарха в Тобольск. Явившись в Тобольск в день приезда Патриарха, я взял приготовленную икону и, как мы договаривались с Владыкой, отправился к месту расположения Тобольского Кремля, где должна была состояться встреча Патриарха Алексия с горожанами. Около Кремля собралось множество народа. Люди ожидали появления Патриарха после его возвращения из Абалакского монастыря. Он скоро должен был появиться.
Около импровизированной трибуны был установлен микрофон. Охрану Патриарха обеспечивало множество сотрудников городского отдела внутренних дел и оцепление, состоявшее из казаков. С иконой меня пропустили почти к самому микрофону. Вот, наконец, появился Патриарх. Он неспешно подошел к микрофону и обратился с приветственным словом к жителям Тобольска и его гостям.
После обращения образовалась маленькая пауза. Воспользовавшись этой паузой я преодолел разделявшие нас 3-4 метра и обратился к Патриарху.
-Ваше Святейшество, разрешите вручить Вам в связи с Вашим приездом в город Тобольск мой скромный подарок. Изображение образа Андрея Первозванного с фоном Тобольского кремля. Патриарх бережно взял из моих рук работу и спросил:
-Кто автор этой работы? Я еще раз повторил.
-Эту работу я сделал сам.
Патриарх Алексий уточнил.
-Все делали только Вы? Вырезали, красили?
-Да, только я.
Обращаясь через микрофон к собравшимся людям, Патриарх произнес:
-Не оскудела российская земля талантами.
-Ваше Святейшество, я прошу Вашего благословения на иконотворческую работу. И сложив руки для получения благословения, сделал еще шаг на встречу Патриарху. Таким образом, при стечении большого количества людей я получил принародное благословение на дальнейшую иконотворческую работу.
Получая благословение, я понимал, что жизнь моя должна складываться, таким образом, как требует того законы, изложенные в Новом Завете. Я должен быть честным, не иметь дурных помыслов, относиться ко всем людям, как приятным мне, так и не очень также, как к самым близким, не подличать, а сердце должно быть открытым для всех.
Свои работы я стал подписывать, обозначая авторство, дату изготовления и по праву называл выполненные мной образы иконами. Несколько работ я выполнил для своих коллег депутатов Государственной Думы. Среди них Иван Рыбкин, Артур Чилингаров, Александра Ачирова, Владимир Капустин, генерал Столяров, Светлана Орлова. Много работ я сделал по просьбе моих друзей Сербов.
1994 году мы с женой были в санатории «Дубовая Роща» в Железноводске. Там я работал над образом Божьей Матери Иерусалимской. Когда черновик был готов, в один из дней, мне приснился сон. Как будто Божия Матерь сошла с иконы и сказала мне несколько слов.
-Хорошо осмотрись среди своих друзей.
Эти слова очень сильно запали мне в душу. Я думал, чтобы это значило?
Хорошо осмотрись среди своих друзей.
Прошло несколько месяцев. В Тобольске я встретился с нашим владыкой Епископом Дмитрием. Рассказал ему об увиденном мною сне и спросил:
-Не знает ли он, что сон означает.
-Владыка, подумав, ответил:
-Сон этот означает, что кто-то из твоих близких друзей откажется от тебя или предаст.
Сколько я не перебирал в своей памяти друзей, все они мне казались добрыми и надежными. Одним словом, даже предположительно не смог определить, кто же окажется моим другом способным просто отказаться от меня.
Ровно через год, увиденный мною сон действительно сбылся. Совершенно беспричинно прекратилась наша дружба с человеком, с которым в течение шести лет мы дружили. Об этой дружбе знал почти весь город. На самом деле причина-то была. Просто она мне была не видна. Мы с ним не ссорились, не ругались. Все оказалось проще, чем я мог предположить. На очередных выборах в депутаты Государственной Думы мой бывший товарищ поддержал, по неизвестным мне причинам, другого человека. В мой же адрес плеснул достаточно грязи. Предательство все-таки состоялось!
Работая с иконами, я стал более внимательно приглядываться, прислушиваться к тому, что нас окружает, что по нашему разумению происходит само по себе и просто так и, как правило, остается не замеченным нами. Мало чему мы придаем значение из того, что происходит вокруг нас. Может быть, поэтому мы порой занимаемся не тем, чем нам определено заниматься в этой жизни. Сегодня можно с уверенностью сказать, что рядом с нами достаточно много людей, которые, прожив на земле, сделали хорошую карьеру, стали совершенно неожиданно и для себя и для окружающих заниматься другими делами. Стали писать, рисовать, врачевать, заниматься сельским хозяйством и так далее. Я вот в свои 46 лет стал делать иконы.
 Терпеливо Всевышний ждал, пока я реализую свои увлечения авиацией, полетами, космосом. Полагаю, что именно Он, хранил меня все это время. Во всех моих делах мне сопутствовала удача, конечно не без труда. Себя я не жалел и, тем не менее на моем самолете  за шесть с лишним тысяч часов налета ни разу не остановился двигатель, ни разу не было отказов техники, что могли бы привести к катастрофе.
Когда я выполнял интернациональный долг и летал в военное время в центрально - американской стране, снаряды, предназначенные для нашего вертолета, случались либо прежде, чем мы прилетали к месту назначения, либо после того, как мы успевали взлететь с того места. Иногда мы узнавали о готовящейся против нас акции заранее и успевали избежать печального исхода.
 190 часов налетали мы в условиях военного времени. Считаю, что Бог хранил меня с тем, чтобы со временем, я все-таки приступил к тому, что написано мне на роду: занялся иконотворческим трудом.
Работа с иконами требует постоянной практики, ее кропотливость и точность движений резцом требует хорошего зрения. Пришлось одеть очки. Однажды в моих очках потерялся очень маленький винтик. С помощью магнита я винтик нашел. Но он был настолько мал, что закрепить его было не возможно. А работа над образом Спасителя была в самом разгаре. Меня подпирало время. Эту икону я пообещал сделать ко дню рождения моего хорошего друга. Срывался срок. Я очень сожалел об этом.
Если бы у меня была такая малюсенькая отверточка, то я отремонтировал бы очки и дело пошло, думал я возвращаясь с работы домой. Шли мы вместе с моей супругой. Я высказал ей мысль об отверточке. Время было уже позднее. Мы зашли в продуктовый магазин. Купили нужные продукты и направились к дому. На автобусной остановке, в глубоком снегу, я увидел что-то блестящее. Нагнулся, чтобы подобрать увиденное. Жена заворчала на меня:
-Вечно ты подбираешь всякое барахло. Оно вот нужно тебе?
Каково же было ее удивление, когда я показал ей находку. Малюсенькую отверточку. Ровно такую, какая была нужна мне, чтоб отремонтировать очки и продолжить работу над образом Спасителя. Разве это не Божье провидение?
Однажды я привез в Москву из Тобольска толстую плаху из лиственницы. Разделал ее на две части, чтобы сделать из них две иконы. Спустя некоторое время обнаружил, что оба куска лиственницы дали трещину по торцу. Взял одну заготовку. Нарисовал на ней образ Тихвинской Божьей Матери и стал вырезать икону. В ходе работы видел, что трещина продолжает распространяться. Когда работа вчерне была закончена, нарисовал вокруг головы Богородицы нимб и отложил заготовку на некоторое время.
Пока дела не позволили снова взяться за работу. Прошло недели две или даже больше. Взявшись за работу, над иконой, с удивлением обнаружил, что трещина дошла до нимба вокруг изголовья Божьей Матери и остановилась. Еще большим было мое удивление, когда я достал ответную часть плахи, на которой ничего не было изображено, и увидел, что она треснула пополам. Трещина прошла по тем же волокнам, что и на ответном куске доски.
Практически у каждого человека были подобные или похожие проявления о нас или о наших делах, но они остались просто не замеченными. Мы не замечаем того, что автобус подходит к остановке вместе с нашим приходом, электричка метро открывает двери с нашим появлением на платформе, а магазин продолжает работу, когда нам нужен хлеб, хотя время его закрытия уже вышло. Не обращаем мы внимания и на то, что кто-то переуступает нам купленную вещь, которая нам очень нужна, а в продаже их уже нет.
Вы выходите на лестничную клетку, а перед вами открываются двери лифта. Конечно же, все это случайно, мы так думаем, а иногда даже не обременяем себя и такими мыслями. Даже когда в нашей жизни происходит что-то очень значительное, мы и это относим к случайностям. Не очень ли много происходит с нами случайного?


;
ВОЕННАЯ ТАЙНА

5 февраля 1998 года окончилась моя командировка в Тюмень, где прошли лучшие годы моей жизни. Жизни интересной, наполненной всяческими событиями веселыми и грустными, приятными и не очень. В этом городе я превратился из молодого специалиста в опытного руководителя, командира объединенного авиационного отряда.
Командировка моя была связана с выборами Барышникова Николая Павловича, помощником которого  я работал в Совете Федерации, В Тюменскую областную Думу. Позади двухмесячный предвыборный марафон, бесконечные встречи с крестьянами юга Тюменской области, ответы на вопросы простых людей.
-Будем ли жить, наконец, по-человечески?
-Когда же прекратят власти обманывать земледельцев, учителей, детей, врачей?
-Когда наш Президент займется делами? То пил беспробудно, что проспал встречу с Премьер-министром Ирландии. Теперь бес конца нас убеждают в том, что он жив и здоров, как никогда, что он знакомится с документами в госпитале день и ночь.
-Как вы относитесь к рыжему реформатору Чубайсу и его реформам?
Очень трудно было ответить честно совестливому человеку, которым является Николай Павлович, а вопросам казалось, не будет конца. И вот все позади. Выборы прошли. Николай Павлович избран депутатом Тюменской Областной Думы от южных районов области. Можно расслабиться и вылететь домой в Москву.
 Самолет стоял на перроне  рядом с аэровокзалом. Был он окутан клубящимся облаком горячего воздуха из машин, подогревавших пассажирский салон перед вылетом. В ожидании начала посадки некоторое время люди стояли у трапа. Машины, сделав свое дело, отъехали от самолета. За это короткое время мы успели, что называется задубеть. Как-никак морозец под тридцать градусов. Медленно отъехал от самолета замороженный февральской стужей трап. Закрыта входная дверь. Занял в самолете, вылетающим вечерним рейсом в Москву свое место, смежил веки в надежде поспать в пути.  Щелкнул микрофон, и приятный голос невидимой нам стюардессы произнес:
-Уважаемые пассажиры, добрый вечер. Экипаж самолета Ту-154 «Тюменских авиалиний» приветствует вас на борту нашего корабля, выполняющего рейс номер 242 по маршруту Тюмень-Москва, командир корабля, пилот первого класса, Петров Николай Юрьевич....
 Услышав фамилию летчика, что поведет наш корабль в Москву, я предался нахлынувшим на меня воспоминаниям.
Конец августа 1975 года. Мы, работники инспекции по безопасности полетов и летно-штурманского отдела Тюменского Управления Гражданской Авиации Фроловский, Грачев, Холомьев, Кочергин, Похлебаев, Горячев, Петров и ваш покорный слуга провели конференцию по особенностям выполнения полетов в предстоящий осенне-зимний период с летным составом аэропортов Плеханово и Рощино. После подведения начальником Управления, Хохловым Иваном Тихоновичем, итогов, свободно вздохнули. На радостях решили «отметить» это очень важное для всех нас событие. Прикинули, сколько взять водки, хлеба, тушенки. Еще накануне заказали своим друзьям-летчикам, привезти арбуз из Ташкента. Собственно говоря, все и началось с этого полосатого четырнадцатикилограммового красавца, лежавшего на заднем сиденье Похлебаевского газика. Рассуждения на заданную тему прервал наш коллега Петров Юрий Николаевич. Он предложил поехать всем нам к нему домой и там отметить окончание подготовки к полетам в предстоящем периоде. Жил он вместе с отцом в собственном доме, в частном секторе. Не долго раздумывая, мы согласились.
Наше воображение тут же нарисовало картину стоящей на столе кастрюли, с дымящейся с разварки картошкой, горки соленых огурчиков, из бочки, теплого, из пекарни черного хлеба, открытых банок ароматной тушенки и так далее. Слюни, что называется, от такой картины у нас вытянулись мгновенно аж до бороды.
Приезжаем домой к Петровым. Я попал к ним впервые. Дом нашего товарища стоял среди других частных домов, утопавших в зелени садов. Было это напротив кинотеатра «Октябрь», где теперь стоят высотные дом и ничто не напоминает о том, что здесь раньше каждую весну бушевала белая кипень цветущих садов.
Отец Юрия Николаевича в прошлом был летчиком. Да и теперь он, будучи пенсионером, продолжал свое любимое дело, работал инструктором тренажера самолета Ан-2 вместе со своим другом, тоже летчиком-ветераном  Владимиром Артемьевичем Биркиным. Увидев у себя во дворе вместе с сыном сразу столько летчиков, большинство из которых прошло через  его тренажер, он искренне обрадовался возможности еще раз пообщаться с летунами, поговорить с ними о любимом деле.
Сейчас же в доме закружилась подготовка к небольшому торжеству. Кто-то вытягивал воду из колодца. Кто-то принялся чистить добытую накануне рыбу для ухи, кто-то чистил картошку, резал лук и так далее. Свободные от «наряда», пользуясь тем, что на улице стояла сухая, теплая погода, уселись за длинным столом, что стоял  в саду, среди яблонь, а в обычные дни выполнял функции верстака.
Все мы были молоды, здоровы, что называется, годны к летной службе без ограничений, а посему еще и веселы и счастливы от осознания своей причастности к большим государственным делам, что происходили в Тюменской области и активными участниками, которых мы были. Это был самый пик работы по созданию в Западной Сибири топливно-энергетического комплекса Советского Союза. Полное отсутствие каких-либо дорог делало нас, авиаторов, наряду с геологами, строителями, нефтяниками героями происходящего, поистине грандиозного события.
Разговор в компании шел, как огонь в хорошо разгоревшемся костре. Конечно, мы говорили не о любви, а о работе, которой все мы отдавались целиком и полностью. Время от времени к нам выходил из дома отец Юрия Николаевича, чтобы послушать нас молодых и свое слово вставить про любимое дело. Мы с удовольствием слушали этого веселого, и в то же время остроумного и строгого человека.
Тут же среди нас крутился маленький сын Юрия Николаевича.  Обычно не многословный Владимир Георгиевич Похлебаев задал ему вопрос. Будучи немного глуховатым, как истинный вертолетчик, нагнулся к малышу, немного повернув голову ухом к собеседнику, чтобы выслушать ответ.
Колян, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
Пацан не замедлился с ответом.
-Когда я выласту, стану, как папа, летциком!
-А на чем же ты будешь летать?
-На самолете!
-На каком же самолете ты будешь летать?
- На самолете  Ан двасать четыле!
Мы дружно загудели, одобряя ответ малыша. А лукаво улыбающийся Юрий Николаевич Кочергин, решил просветить пацана о трудностях летной работы.
-Коля, а ты знаешь, чтобы стать летчиком, надо хорошо учиться и быть дисциплинированным, потому что все летчики настоящие офицеры.
-Канешна знаю - ответил малец.
А Александр Иванович Холомьев, единственный из нас, летавший на истребителе во время Отечественной войны, заметил:
-Ну, мужики, вы даете! Мальчонке еще и пяти лет нет, а вы ему про какую-то дисциплину толкуете! Не хватало, чтоб вы ему сейчас про «Наставление по производству полетов» вопрос задали. Он, поди, это слово первый раз в жизни от вас слышит!
Петров старший вступился за внука.
-Знает он это слово, знает! Будьте уверены.
И радуясь тому, что таким образом вступает в наш разговор, сказал:
-Я вам сейчас расскажу одну историю про дисциплину. Ты, Коля, иди, погуляй с детками, пока мы тут с взрослыми поговорим - обратился он к внуку.
-Случилось это летом. К нам в сад пришли друзья Колькины. Принялись в разные игры играть. Шумят, кричат. А потом затеялись воевать. Определили штаб, начальников, часовых расставили. Бегают, падают, «стреляют», кричат. 
-В наступлению идем!
Все смешалось. Не понять, где немцы, где русские. Сплошная круговая оборона и всеобщее наступление.
-Я тебя убил! Падай!
-А я тебя невыносимо тяжело ранил! Ты тоже падай.
-Если ты меня ранил, то санитара вызывай!
-Сам вызывай!
-Чо ты в миня стриляишь, я уже первый в тебя выстрелил!
-А ты промахнулся!
-Нет, я не промахнулся!
-Ну, тогда у тебя уже патроны кончились!
-Споры у них, накал «боевых» действий. Одним словом, воюют.
Ну и я в гущу событий попал. Стою тут же у верстака,  доски строгаю. Все мне видно, все слышно. Внука моего на пост часовым поставили. Стоит он, шельмец, навытяжку, деревянную палку-ружье к себе прижал, глазом не моргнет. Вот уж все разбежались. Я и не понял сразу-то. Толи вовсе убежали, толи в глухую оборону залегли. А Колька все стоит. Дело было к вечеру. Подходит он ко мне тихонько и спрашивает:
-Дед,  ты  на войне был?
-Был говорю.
-Скажи мне, можно часовому, ну хоть не надолго, оставить пост?
-Что ты, Коля, конечно нет! Надо сначала сдать пост, начальнику караула, а потом только можно уйти.
-А если нет, кому сдать пост. Они все убежали.
-Надо подождать. Военная дисциплина, как военная тайна, их нельзя нарушать!
Смотрю, он голову опустил и поплелся на свой пост. Проходит некоторое время. Снова он подходит.
-Дед, а дед?
-Что, Коля?
Дед, ты на войне был и раз ты летчик, значит и командир. Можно тебе военную тайну расскажу.
-Нет, Коля, военную тайну можно рассказывать только начальнику штаба и командиру отряда.
- Дед, а если очень нужно рассказать? Если не тебе, то кому можно?
Чувствую, что-то не то. Надо смягчить позицию.
-Вообще-то нельзя. Ну, в крайнем случае, может бабушке.
Пошел он к бабке. Я слушаю, что дальше будет.
-Ба, можно я тебе военную тайну расскажу?
-Что ты, что ты! Я же женщина.
-Ну и что? Ты же моя бабушка!
-Нет, не могу взять на свою душу военную тайну!
-Ну почему, Ба!
-А вдруг я ее, да и расскажу кому-нибудь. Я ведь к воинскому делу никогда никакого касания не имела. Разве вот, если деду. Он у нас и на войне был.
-Ага, деду! А он сказал тебе рассказать!
-Нет уж, говорит бабка, пусть на других не сваливает. Иди и расскажи ему военную тайну.
Возвращается он ко мне.
-Дед, бабушка сказала тебе военную тайну рассказать!
Я продолжаю упорствовать.
-Нет, Коля, военную тайну можно рассказать только своему командиру.
-А где я его сейчас найду. Они все убежали.
-Не знаю, как тебе быть. Случай не бывалый.
Опустил Колька голову и поплелся в сад. Мне по-настоящему даже жалко его стало. Маленько погодя, подходит он ко мне.
-Дед, я все-таки доверю военную тайну тебе. Бабка про тайну может рассказать кому-нибудь. А про тайну нельзя никому рассказывать.
-Ну, давай, рассказывай.
- А чо рассказывать? Я обосрался, пока стоял на часах. Я не нарошно, не со страху. Я все ждал, что они меня заменют, а они убежали все.
-А чего ж ты все стоял, раз они убежали?
-Ага, они с меня честное слово взяли, что я буду стоять на посту.
Слезы ручьем брызнули из его глаз.
-Тихо, Коля, не реви, а то бабка услышит.
Хватаю  его и, вместе с одеждой, вот в эту двухсотлитровую бочку с дождевой водой. А тут, как на грех и бабка выходит. Как увидела, что мы в бочке плещемся,  сразу на нас накинулась:
-Вы, что там мне воду баламутите! Эта вода исключительно для стирки предназначена!
-А, мы, что делаем?
 А сам ей мигаю, дескать, уймись.
 -Мы военную тайну застирываем.
Значит, воду-то по назначению используем.












 
Замечательному летчику,
Володе Юдаеву и его экипажу
посвящается


Первый самостоятельный

18 мая 1976 года, на рабочий стол начальника Тюменского Управления Гражданской Авиации Ивана Хохлова дежурный диспетчер Тепленко положил коротенькое донесение от командира Нефтеюганского авиапредприятия Каяшева Ивана Федоровича.
Сегодня, в 6 часов 30 минут, московского времени, на удалении 20 км. от аэродрома вылета, в районе озера Сартым-Тоух, на высоте 150 метров, на вертолете Ми-4 НР 32265 Нефтеюганского авиапредприятия возник пожар. Экипаж произвел вынужденную посадку перед собой (читай, упал там, где его застала возникшая нештатная ситуация), на лес. Вертолет сгорел, пассажиры, экипаж не пострадали. Состав экипажа: Командир вертолета пилот II-класса Юдаев В.В., второй пилот Андреев В.А., бортмеханик Крылов В.И. Пассажиры и экипаж вывезены с места события вертолетом Ми-8 в аэропорт вылета. Создана комиссия по расследованию случившегося.
Как это было?
А было это так. Прохладное майское утро. Чистое небо над Нефтеюганском и лишь белый инверсный след от пролетающего на большой высоте самолета расчертил голубое пространство на две половины от горизонта до горизонта. Погода замечательная, как говорят летчики:
-Погода пять нулей или миллион на миллион.
Коротка майская ночь на севере. С рассветом оживают улицы Нефтеюганска. Спешат люди. Кто на автобус, кто ведет детей в детский сад.
В положенное время служебный автобус привез из города в аэропорт  дневную смену авиаработников- авиатехников, диспетчеров, летчиков. Одним словом - работников неба и земли. Приехал на вылет и экипаж командира вертолета Владимира Юдаева. Перед началом работы прошли медицинский контроль и получили разрешение на выполнение полетов.
По пути к синоптикам встретили  представителя «заказчика». Им оказался давно знакомый человек, с которым давно совместно работали. Обменялись приветствиями. Юдаев спросил:
-Куда, Зиночка, сегодня летим? По плану или есть изменения? Если есть изменения, то их придется согласовать с дежурным командиром.
-В основном по плану. Только сначала вывезем вахту на буровую, она в плане есть, а потом как заявлено.
-Сколько человек вахта, какой груз при них?
-Как обычно. Десять человек и рюкзаки с личными вещами. Другого груза нет. Володя, надо бы сегодня вылететь побыстрей.
-А это за чем?
-Раньше сядешь - раньше выйдешь! Я хотела сказать, если раньше взлетишь, то и раньше закончишь работу. У меня сегодня день рождения и желательно прибыть домой раньше, стол накрыть и всякое такое.
-Слава Богу, а то я подумал, что схватки начались.
-Какие схватки Володя, уж тридцать лет сегодня!
-Зина, я пошутил! А ты, в самом деле «завязала», на-сколько я знаю, муж у тебя, что надо. Надо полагать, он сегодня с нами прямо к праздничному столу прилетит?
-Точно не знаю, но очень хотелось бы!
-Хорошо.
Немного подумав, командир обратился к бортмеханику:
-Виктор Иваныч, иди принимай вертолет. Сегодня нам дали вертолет под номером 32265. Посмотри остаток топлива и если есть необходимость, дозаправь до 900 литров.
-Понял. - ответил бортмеханик и ушел выполнять приказ командира.
По дороге на вертолетную стоянку бортмеханик Виктор Крылов размышлял сам с собой:
-На дворе май, а погода установилась летняя. Солнце жарит, будьте любезны. Будто бы пик лета наступил. Теплынь, даже жарища, целыми днями солнце висит над землей, на небе ни облачка, дождей нет, кругом сушь, пылища, я тебе дам!  После зимы полив стоянок еще не задействовали. Хотя бы дождь прошел, а то после запуска двигателя образуется столб пыли, как после взрыва атомной бомбы. До стоянки вертолета путь не длинный. Вот и вертолет.
Авиатехник, что готовил машину к вылету, у вертолета.
-Привет, старик!
-Привет, Витя! Обижаешь. Старик ни старик, а тоже скоро поеду переучиваться по программе бортмехаников. Уж и «тугаменты» командир подписал!
-Как матчасть?
-Высокий класс! - авиатехник показал вытянутый вверх большой палец. Порядок.
-Посмотрим.
Проверил документы вертолета, карту-наряд на обслуживание. Действительно все в порядке.
Посмотрим матчасть. Открыли капоты двигателя. Замечаний нет. Открыли капоты редуктора. Замечаний не обнаружили. По привычному маршруту осмотрели весь вертолет. Авиатехник ревниво следил за действиями бортмеханика.
Выполняя свои обязанности, Виктор размышлял:
-Легко работается, на душе приятно, когда видишь, что вертолет хорошо обслужен. Двигатель чистый. Теплый еще. На соединениях и капли масла не висит. Смазок в маслобаке, в редукторах по норме. Хороший денек выдался, успевай поворачиваться!
Виктор принял вертолет, оформил бортовой журнал, а тут уж и командир со вторым подходят.
-Товарищ командир, вертолет осмотрен, замечаний по техническому состоянию нет. Заправка 900 литров, масла в редукторах по норме. К опробованию двигателя и трансмиссии готов.
-Отлично. Сейчас мы со вторым осмотрим вертолет и будем запускаться, опробовать двигатель и трансмиссию. А как отстой топлива?
Пока вы смотрите вертолет, мы с техником проверим отстой.
После опробования двигателя и прокрутки трансмиссии техник с механиком стали проверять затяжку демпферов лопастей несущего винта, а командир и второй пилот ушли к диспетчеру принимать решение на вылет.
Спустя минут пятнадцать, вернулись вместе с «заказчиком», дежурной службы перевозок, которая привела восемь взрослых пассажиров и двух маленьких детей. Разместили пассажиров в салоне вертолета. Прежде, чем занять рабочее место в кабине, командир переспросил у второго:
-Аркадьевич, у тебя с документами все в порядке. Заявки, списки на месте.
-Порядок, командир, все здесь, - второй пилот поднял портфель и пощелкал пальцем по блестящей застежке.
-Если все в порядке, занять рабочие места, доложить готовность к запуску.
Бортмеханик занял свое рабочее место. Встал на стремянку, наполовину протиснувшись в кабину пилотов и в который раз пошутил:
-Командир, угадай с трех раз, кто такой. Не птица, а летает, не столб, а стоит?!
Все уже давно знали отгадку - Бортмеханик вертолета Ми-4.
Но, услышав от Виктора известную загадку, искренне рассмеялись.
-Отставить- сказал командир- доложить готовность к запуску.

Рабочее место диспетчера управления воздушным движением. Выписка из записи переговоров экипажа с диспетчером.
Экипаж: - Нефтеюганск, 38265.
Диспетчер: - 38265, ответил Нефтеюганск.
Экипаж: - 38265, подписано решение на вылет на 95 буровую. Разрешите контрольное висение, взлет?
Диспетчер: - 38265, ветер 160 градусов, 6 метров в секунду. Контрольное висение и взлет разрешаю. Выход на 100 метров, левым.
Экипаж: - Понял, разрешили.
В 6 часов 17 минут, примериваясь к своей ноше, вертолет выполнил контрольное висение, после чего уверенно ушел ввысь. Наблюдавшие за взлетом авиатехник и «заказчик» Зинаида Николаевна вскоре утеряли маленькую темную точку, скрывшуюся за линией горизонта.
Работа в полете шла, подчиняясь своим законам, обусловленным требованиями технологии работы экипажа. Каждый был занят своим делом. Командир осуществлял пилотирование вертолетом, второй пилот, удерживая на коленях планшет с картой, вел ориентировку на местности, сверял местоположение вертолета с утвержденным маршрутом полета, бортмеханик осуществлял контроль за работой двигателя и трансмиссии.
Ровная работа двигателя, хорошая погода, удачно начавшийся рабочий день поддерживали хорошее настроение. В 6 часов 29 минут второй пилот доложил:
-Командир, подходим к поворотному пункту, озеру Сартым-Тоух.
Он поднес карту ближе к глазам командира и ткнул пальцем в голубое блюдце на карте:
-Вот это озеро, что правее нас.
-Понял. Берем курс 180 градусов.
Через тринадцать минут после взлета: в 6 часов 30 минут, экипаж вышел на связь с диспетчером.

Выписка из записи переговоров диспетчера с экипажем:
Экипаж: - Нефтеюганск, 38265.
Диспетчер: - 38265, ответил Нефтеюганск.
Экипаж: - 38265, прохожу поворотный пункт, озеро Сартым-Тоух.
Треск на пленке, шум, прослушивается связь другого вертолета...
Диспетчер: - 38265, вас «забили», не понял вас, подтвердите свое место!
Шумовые помехи, треск  на пленке, неразборчивый текст из-за наложения одновременной связи нескольких бортов...
Экипаж (прослушивается с трудом):- 38265, захожу на вынужденную в районе озера ... (далее не разборчиво)
Диспетчер: - 38265, не понял вас, не понял вас! Что вы проходите, куда заходите? Подтвердите место!? 38265, 38265 ответьте!
Экипаж вертолета Ми-822311, командир Книга:
- Нефтеюганск, 22311
- Диспетчер:-22311, отвечаю.
Экипаж 22311: - 22311 наблюдаю «четверку», садится на вынужденную в районе озера Сартым-Тоух.
Диспетчер: -22311, вы наблюдаете его, что с ним?
Экипаж 22311: -22311, Наблюдаю, наблюдаю «четверку». «Четверка» горит. Между нами семь-восемь километров. Направляюсь к ней.
Диспетчер: - 22311, вы можете оказать им помощь? Подойдите к месту посадки, дайте нам место, азимут и удаление! Может быть, вы сможете подсесть там?
Экипаж 22311:- Понял 22311, подойду ближе посмотрю. То место, где он упал, покрыто лесом. Лесной массив там, тайга. Вряд ли удастся подсесть.

Обстановка на борту
В 6 часов 30 минут командир «четверки» доложил диспетчеру аэропорта Нефтеюганск о подходе к поворотному пункту, озеру Сартым-Тоух. В момент связи с диспетчером в двигателе раздался резкий металлический скрежет, появилась резкая тряска. Казалось, что двигатель вот-вот оторвется, из-под капота повалил, закрывая фонарь кабины пилотов, черный дым и красные языки пламени.
 В следующее мгновение двигатель остановился, тряска прекратилась. Под напором встречного ветра дым, копоть, гудящие языки пламени принялись вылизывать корпус вертолета, словно старались закрыть собой блистера пассажирской кабины, отрезать навсегда людей сидящих в вертолете от мира человеческого.
Сразу же едкий черный дым и копоть потекли через щели в кабину пилотов и в пассажирский салон, заставляя цепенеть сознание от возможного рокового исхода, вызывая к жизни трудно управляемый инстинкт самосохранения. Обстановку для командира усложняло то обстоятельство, что ему из-за дыма и пламени совершенно не видна земля.
Сохраняя спокойствие, командир выполнил экстренные операции, предусмотренные для таких случаев инструкцией по летной эксплуатации, доложил диспетчеру  о выполнении вынужденной посадки. В дальнейшем связь  вертолета с диспетчером прервалась.
В процессе расследования комиссия задала командиру вертолета вопрос:
-Почему не отвечали на неоднократные запросы диспетчера? Работали или нет средства радиосвязи после остановки двигателя?
На что командир ответил:
-Работали. Для обеспечения посадки они мне были не нужны. Я слышал, что в эфире работает с диспетчером «восьмерка», упоминался номер нашего борта. Для меня главным в этот момент было определить расстояние до земли, придать посадочное положение вертолету и посадить его. Не от связи, а от действий экипажа зависела жизнь пассажиров и наша жизнь. Поэтому не мог себе позволить отвлечься от пилотирования вертолета, чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля. Не каждый день приходиться сажать горящий вертолет.
Далее события развивались следующим образом.
Командир механику:
-Доложи, что в салоне, открой входную дверь!
-Понял!
Виктор спустился в задымленный салон. В этот время командир, через разрывы дыма и пламени, развернул вертолет против ветра, выбрал подходящее место для аварийной посадки и вел горящую машину к земле. Успел подумать:
-Все ли правильно делаю? Обороты несущего вина не потеряны, скорость снижения чуть больше шести метров в секунду, вертолет слушается рулей. Значит не все потеряно. Успеть бы долететь до места посадки. Не взорваться бы.
Из салона показалась голова бортмеханика:
-Командир, с левого борта от двигателя и почти до выходной двери дым и огонь. Горит масло, что течет по борту от двигателя. В салоне дым. Паники нет. Защелку двери снял.
-Витя, снова вниз, мы без тебя здесь справимся. Открой дверь, чтоб запор не заклинило при посадке. Садимся!
Вот и земля. Вертолет ткнулся в болотистый грунт. Стойки шасси провалились,  вертолет оказался на «животе». Положение оказалось устойчивым.

Обстановка в салоне
Из объяснений пассажиров:
«... После нескольких минут у вертолета изменился звук работы двигателя, сразу появился дым, ужасная тряска и мы начали падать. Мы конечно испугались и было ринулись к выходной двери, но в этот момент сверху спустился летчик и приказал всем сесть на свои места. Вид его был суров и решителен, и как нам ни было страшно, мы подчинились его требованиям и выполнили команду...»
После этого бортмеханик поднялся в кабину и доложил командиру обстановку в салоне, закрыл противопожарный кран, закрыл створки капота двигателя, справился о срабатывании противопожарной системы и снова спустился в салон к пассажирам и спасительной двери. Сейчас для бортмеханика было главным не дать развиться панике. Если пассажиры вновь рванутся к выходной двери, то на заключительном этапе полета, в момент посадки создавшаяся задняя центровка может привести к приземлению вертолета на хвостовой винт, что приведет к опрокидыванию машины. И тогда никто не сможет выскочить из горящего корпуса вертолета.
Бортмеханик сам себе:
-Не ссы, старик. Что надо еще сделать, чтобы быстро вывести пассажиров?  Стопор с двери снят. Не вывалиться бы, а то пассажиры подумают, что я сбежал, и ринутся к двери. Может быть десантную дверь сбросить.  А если вертолет все- таки перевернется при посадке, куда людей выводить? Только через блистера. А блистера чем бить? Топором. Ага, вот и топор под сиденьем. Сюда его!  Топором по блистерам и в первую очередь пацанов на улицу выброшу. Они легко пройдут. Потом их мать, потом остальных. А может быть, при посадке грузовые створки разойдутся. Через створки-то гораздо легче покинуть вертолет.
Последовал толчок, прервавший его размышления.
-Слава Богу! Приземлились и не перевернулись. Только вот дверь почему-то не полностью открылась. Оказалось, что вертолет приземлившись на болото, провалился в мох. Мох не дает открыть дверь шире.
Схватил пацанов, выпихнул их наружу, потом их мать, далее отца, Не спеша, без паники остальных. Вот и все, теперь сам. Легко скользнул из горящего вертолета на улицу. К этому моменту в салон прорвалось пламя из двигательного отсека.
-Всем отойти от вертолета, возможен взрыв!
Бортмеханик уводит пассажиров в безопасное место и возвращается к вертолету, чтобы убедиться, что в вертолете никого не осталось.
Из протокола опроса второго пилота
-Кто первый обнаружил пожар и как он проявил себя?
-Практически все члены экипажа одновременно. После ровной работы двигателя, слух резанул металлический удар в районе моторного отсека, затем скрежет, сильная тряска. Через мгновение вырвалось пламя и дым с левой стороны, и еще через мгновение повалил черный дым и языки пламени справой стороны.
-Ваши действия в момент возникновения аварийной ситуации?
-По команде командира включил противопожарную систему и стал следить за приближением земли для того, чтобы сказать командиру, когда взять «шаг», чтобы произвести посадку. Командир успел мне крикнуть, что из-за дыма совершенно не видно земли.
-Ваши действия в момент приземления?
-Перед приземлением помогал командиру пилотировать вертолет. Крикнул ему, чтоб брал «шаг» и садил вертолет на хвост.
-А чем было вызвано такое предложение?
-Садились мы на лес, и я опасался, что при строго вертикальной посадке стволы деревьев проткнут фюзеляж, как шампур протыкает шашлык. Чем это могло кончиться трудно предположить. Вообще-то в руководстве по летной эксплуатации другие рекомендации, но они написаны учеными людьми в институтских кабинетах, а не при выполнении реальной посадки на лес.
-Ваши действия после приземления?
-Освободился от привязного ремня, снял гарнитур, взял портфель с документацией и покинул вертолет через боковую дверь. Спрыгнул на болото. Нос вертолета был низко опущен, так как передние стойки шасси провалились в болотистый грунт. Двигательный отсек был полностью охвачен пламенем. После покидания вертолета отбежал на безопасное расстояние, где уже находились пассажиры. Через несколько секунд к нам присоединились  бортмеханик и командир.
Уважаемый читатель, вам известна, конечно, пословица:
-Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается!
В авиации происходит несколько иначе:  события, о которых вы сейчас читаете, длились всего лишь 26 секунд. Мы тщательно выверили время, и получилось, что с момента разрушения двигателя до посадки прошло менее полминуты. В эти секунды, когда развивалась аварийная ситуация, экипаж продолжал работу в исключительно трудных условиях: Горел вертолет, среди пассажиров возник беспорядок, из-за дыма и пламени плохо просматривалась земля, не было пригодной для выполнения посадки площадки.
В сложнейших условиях экипаж действовал самоотверженно и дружно. Своими действиями им удалось спасти людей, избежать катастрофы. Нам только кажется, что люди не оценивают нашего поведения. Это не соответствует действительности. Окружающие нас люди, даже в сложной ситуации, если они доверили нам свои жизни, оценивают то, как мы действуем.
Вот что написала пассажирка Бакушина, летевшая на вертолете в тот день с мужем и двумя детьми на 95 буровую:
«... В аэропорту, когда мы подошли к вертолету, я обратила внимание на летчиков. Все они были молоды, красивы, хорошо выбриты, одежда выглажена и аккуратно сидела на них.  Это вызвало уважение к ним. Видно было, что они любят свою работу. Когда в полете загорелся вертолет, летчики выли себя уверенно. Это вызывало ощущение, что все закончится благополучно. После посадки летчик открыл дверь. Все мы с его помощью организованно вышли и побежали от вертолета, а летчики вышли последними. Буквально через несколько секунд наш вертолет взорвался...»
Машинист Егоров написал:
-»...Выпустив пассажиров, бортмеханик отвел нас от вертолета, а сам снова вернулся к горящей машине. Мы побежали дальше в лес, через некоторое время нас догнали вертолетчики. Вертолет был объят пламенем. Прошу отметить решительные действия бортмеханика по предотвращению паники среди пассажиров в воздухе и за оказание помощи при эвакуации из вертолета.»
Пассажиры подтверждают, что члены экипажа действовали разумно, аварийная ситуация контролировалась ими и не была пущена на самотек, что в целом привело к благополучному исходу.
Из протокола опроса командира вертолета В.В. Юдаева
-Ваши действия в момент приземления?
-Перед посадкой, по информации второго пилота, создал вертолету посадочное положение и добрал «шаг» до упора. Из-за дыма и пламени мне совершенно не видна земля перед посадкой.
-Вы, слышали, как второй пилот говорил вам о необходимости посадки на «хвост»?
-Слышал. Я понял, почему он так говорил. Но в то же время боялся, что при посадке на «хвост» разрушится хвостовой винт и вертолет по этой причине опрокинется на левый борт, где расположена выходная дверь. Это обстоятельство сильно усложнило бы эвакуацию людей из горящего вертолета. Поэтому перед посадкой, когда положение вертолета было посадочным, я старался поддерживать поступательную скорость, чтобы корпусом повалить деревья в момент посадки.
-Ваши действия после посадки?
-Через левую дверь покинул горящий вертолет. И находился около него на тот случай, если понадобится моя помощь для эвакуации пассажиров. После доклада бортмеханика о том, что все пассажиры отведены в безопасное место, мы побежали вслед за ними, опасаясь взрыва топливного бака. Вертолет был полностью объят пламенем. Тушить подручными средствами было бесполезно.
-Какие борты находились в зоне вашего приземления?
-Над нами летала «четверка». Ее командир пытался подсесть к нам. Но так как местность была лесистая, то сесть ему не удалось. Он, снизившись на минимально возможную высоту, открыл свой блистер и показал нам направление, куда следовало идти. Пока мы с пассажирами шли в указанном направлении, прилетел вертолет Ми-8, командир Книга Степан Иванович,  забрал нас  всех и привез в аэропорт Нефтеюганск.
-Как вы оцениваете действия членов экипажа?
-Каждый действовал, в соответствии с требованиями летных законов и по совести. Их действия оцениваю, как положительные.
-Можете ли, предположительно сказать о причинах происшествия?
-Скорее всего причиной случившегося является внутреннее разрушение двигателя.
Необходимо особо отметить действия второго пилота. Многие из читателей зададутся вопросом:
-А что собственно такого он сделал?
Выше отмечено, что командиру из-за дыма и пламени было плохо видно землю. В этой ситуации второй пилот оказал командиру неоценимую помощь. Он правильно определил момент, когда надо выполнить единожды возможную операцию  для осуществления приземления. Начало этого маневра точно определил второй пилот, а блестяще выполнил командир. Условия для этого были созданы бортмехаником, решительные действия которого предотвратили панику пассажиров в горящем вертолете.
Из протокола опроса бортмеханика Крылова В.И.
-Какими были ваши действия в момент отказа двигателя?
-Отказ был внезапным. Параметры работы его соответствовали установленному режиму работы для крейсерского полета. Когда случился отказ, возникла такая сильная тряска, что приборов на приборной доске было не видно. Я думал, что у вертолета оторвалась лопасть и, что нас вот-вот перевернет. Но переворота не последовало. Двигатель остановился, и тряска прекратилась. По команде командира спустился в салон для уточнения обстановки. Успокоил пассажиров. Дым проникал в салон из двигательного отсека. В блистер левого борта было видно, что по борту течет горящая жидкость и пламя. Создавалось впечатление, что вертолет полностью охвачен огнем. Поднялся в кабину, доложил командиру обстановку, перекрыл пожарный кран, для большей эффективности системы пожаротушения, закрыл створки капота двигателя. Снова  по команде командира спустился в салон к пассажирам, опасаясь паники с их стороны. Приказал всем оставаться на своих местах. Приоткрыл выходную дверь и оставался около нее до самой посадки.
-На ваш взгляд, какой была обстановка в салоне перед посадкой?
-Сквозь сумрак дыма в салоне видел людей, детишек прижавшихся к родителям, их глаза, что смотрели на меня с надеждой.  Никакого страха не чувствовал, для меня это все-таки было работой. Мысли были заняты поиском выхода из сложившейся ситуации. Прикинул варианты эвакуации, если обстановка усложнится. Например, если вертолет перевернется при посадке.
Стоя у приоткрытой двери, видел людей, семью, что летела с нами. Решил, во что бы то ни стало семью эвакуировать первыми. В первые секунды, когда вертолет, окутанный дымом и пламенем, пошел к земле, наступило какое-то оцепенение, но усилием воли преодолел его. Цепеней, не цепеней, а надо было работать!
По настоящему испугался, когда все мы уже отбежали от горящей машины на безопасное расстояние. Противно задрожали колени, затряслись руки, по телу пошел озноб, будто я выскочил из ледяной купели, язык плохо слушался меня, у самого корня языка возникла боль, из-за которой просто не мог говорить. Когда нас привезли в Нефтеюганск, и фельдшер из медсанчасти обследовала нас, организм справился с испугом. Я пришел, что называется, в себя.
В жизни действительно всегда есть место подвигам. Совершают их разные люди, каждый по-своему. Объединяет всех их в первую очередь личная самоотверженность, высокое профессиональное мастерство. Эти качества приводят к положительному исходу, казалось бы, безвыходных, катастрофических по своим последствиям, роковых ситуаций.
Кто же наши герои? Простые, скромные, молодые ребята. У них свои семьи, свои житейские, как и у всех нефтеюганцев проблемы. Пожелаем им долгих лет жизни, успехов в работе, большого личного счастья.

Я ИХ ЛЮБЛЮ

Летчик Чередниченко прибыл к нам в Березово сразу после майских праздников. Полеты не выполнялись. Внезапно наступила оттепель. Погоды по районам работ, для нас вертолетчиков, не было и летчики все толпились в штурманской. Часть сидели на крылечке, лузгали семечки и плевались.
 От безделья, что длилось несколько дней и успело нам надоесть, мы рассказывали друг другу разные истории и анекдоты, которые уже все знали наизусть. Не успевал рассказчик закончить первую фразу, а мы уже знали, чем все закончится.
В одиннадцать часов утра из Тюмени прилетел рейсовый самолет  Ли-2. Друзей или родственников мы не ожидали, а они и не появились, в чем мы могли убедиться, так как в окошко было видно прилетевших пассажиров, поэтому продолжали лениво молоть всякую чепуху. Андрей Дымнов стал рассказывать нам давно известную историю о том, как экипаж улетел на базировку, а жена командира вертолета...
В этот самый момент дверь в штурманскую комнату открылась, и вошел незнакомый нам летчик. Как-то уверенно вошел, по-хозяйски. Молодой, высокий, в до блеска начищенных хромовых сапогах, кожаном пальто нараспашку, отутюженных брюках, на шее сверкал белизной шелковый шарф, на голове фуражка-»мичманка», какой не было ни у кого из березовских летунов.
-Здравствуйте, товарищи! - произнес вошедший. Не тихо, не громко, но уверенно, так, что мы все услышали и все, как один, смолкли и встали.
-Наверно инспектор новый из Свердловска, а то, бери выше, из самой Москвы.
Вошедший не заставил нас долго пребывать в неведении.
-Садитесь, товарищи! Я ваш новый коллега. Командир вертолета  Ми-4, прибыл к вам для прохождения дальнейшей жизни. Именно так он и сказал, не дальнейшей службы, а дальнейшей жизни.
Присутствующие с недоверием отнеслись к сказанному, не спеша, заняли свои места. Наступило неловкое молчание. Дальнейший разговор не «клеился». Новичок спросил, как пройти к командиру отряда. Андрей Дымнов вызвался его проводить. Андрей и гость вышли. Мы с плохо скрываемой завистью смотрели вслед крепко сложенному, аккуратно и красиво одетому летчику и  продолжали сидеть молча. Произошло нечто такое, что заставило нас более внимательно посмотреть друг на друга и на себя.
Рассказывать анекдоты не хотелось. Мы смотрели на свои болотные и кирзовые сапоги, давно позабывшие ласку человеческих рук, покрытые березовской глиной, на помятые, давно не глаженные, с «волдырями» на коленях, брюки, потрепанные куртки, шарфы, что выглядели, словно портянки и молчали, стыдливо осознавая происшедшее. Да! Нам действительно было стыдно за то, что мы докатились до такой жизни, погрязли в неуважительном отношении к самим себе. Вероятно, мы выглядели, как стадо диких баранов.
Почти десять дней мы не летали и никто не догадался привести себя в порядок, подстричься, почиститься, погладиться. Стыдно было и за своих жен. Они ведь тоже приложили к этому свое бездействие, безразличие, провожая в таком виде на работу. В общем мы испытали на себе позорное и тлетворное влияние текучики трудовых будней, позволив себе опуститься до неприличного вида.
Да и наши командиры не отличались выправкой, чтоб своим видом нас до нужного уровня подтягивать. Только и знали, что твердили:
-Не пить, не гулять, на работу не опаздывать, руководство по летной эксплуатации выполнять, безопасность блюсти, приписками летного времени не заниматься, в семье, чтоб порядок был и так далее. В общем ни командиры, ни замполит не требовали от нас бравой выправки, чистоты, блеска. Главным требованием было, чтоб мы летали, чтоб выполнялся план, обеспечивалась безопасность, что мы всегда добросовестно делали. И еще кое-что себе позволяли делать  в тихую, вопреки требованиям руководства. Руководство предполагало, чем мы занимаемся, но смотрело на это сквозь пальцы. Как-никак приписки летного времени позволяли, и план перевыполнить и топливо сэкономить. Вид вновь прибывшего летчика всколыхнул наши души.
Командир вертолета Демушкин, никогда не отличавшийся выправкой и, ходивший вечно в черной рубашке, чтоб реже стирать на оперативной точке, заметил:
-Посмотрим, какой он, этот лихой молодец в работе. Не горюйте, мужики. Подумаешь, дамский угодник! (Кстати сказать, Демушкин, как в воду глядел.)
Новичок не захотел жить в общежитии. Заручившись согласием командира авиа эскадрильи, он несколько дней ходил по поселку в поисках подходящего жилья, снял для себя комнату.
Еще несколько дней сдавал зачеты по знанию матчасти вертолета Ми-4, его аэродинамики, особенностей эксплуатации, руководства по летной эксплуатации, по метеообеспечению полетов и так далее. Зачеты принимали у него чуть ли не комиссионно, словно мстили ему за его бравую выправку. Но и в голове у Михаила Евлампьевича был такой же строгий порядок. Зачеты он сдал на отлично.
Сформировали ему экипаж. Вторым пилотом определили Андрея Дымнова, очень осторожного и достаточно опытного летчика, а бортмехаником молодого Сергея Швецова, летающего первый год. Дали аэродромную тренировку, тренировку в рейсовых условиях, проверили на слетанность и допустили к полетам.
Как только сформировали Михаилу Евлампьевичу экипаж, он  не приказал, а попросил, но достаточно твердо, чтобы члены экипажа содержали себя в порядке: брились, чистились, гладили одежду. Одним словом были на достойном уровне, как и подобает летчикам. Глядя на этот экипаж, командиры авиа эскадрилий, замполит, даже командир летного отряда Джугашвили стали строго относиться к внешнему виду подчиненных. На разборах по этому поводу иногда устраивали полный разнос. Командир объединенного отряда, Михаил Константинович Шаповалов, оглядывая на разборах свой летный состав, довольно потирал руки. Смотри, какие молодцы у меня оказывается. По чаще бы таких командиров, таких летчиков присылали, как Чередниченко!
Летали с базы, то есть из аэропорта Березово. А работа была там, где геологи искали нефть и газ, где строители поднимали первые буровые вышки для промышленной добычи газа, где строители вели линии электропередач, где прорубались в вековой тайге просеки, а рыбаки добывали замечательную сибирскую рыбу из рек и озер. А рыбка-то была замечательная: муксун, щекур, сырок, таймень, знаменитая сосьвинская селедочка, карась.
Нет налета- нет денег. Летчики спрашивали у Андрея:
-Ну, как летает твой командир?
-Нормально летает и мне дает за штурвал подержаться.
В душе Андрей злился на то, что его определили в экипаж к новичку, что он уже третий месяц без налета. Еще больше он злился на жену Люську,  которая пилила его за то, что стал мало зарабатывать. Сил пресечь ее нытье в себе не находил, поэтому еще больше злился на самого себя.
-Подумаешь, три месяца без налета. Ну уж не совсем без налета. Пятьдесят часов все-таки налетываем на санзаданиях, вывозке вахт, с почтовиками. Да и не всегда же так будет.
В августе впервые экипаж выставили для работы на базировке. Работа с «заказчиком» всегда радовала. На оперативной точке сами себе хозяева. Нет над тобой никаких начальников. Сам себе царь и Бог, и воинский начальник. Берешь у «заказчика» заявки под санитарную норму и, если успеешь отлетать, то отлетываешь все 70 часов.
Бывает, что работу, рассчитанную на 70 часов, выполнишь за 60 или за 55. В таких случаях полеты заканчивали и на  оставшиеся 10-15 часов просто выписывали задания на полет, рисовали барограммы, писали штурманские расчеты. Иначе говоря, занимались откровенной припиской летного времени. Хоть и боязно было, но позволяли себе это делать, потому что  если не все, то большинство экипажей грешили этим. Делал это, как правило, второй пилот. Некоторые так наловчились рисовать барограммы, что рисованные было невозможно отличить от подлинных барограмм.
Прибыв на точку, Андрей думал:
-Теперь саннорма, считай у нас в кармане. Слава Богу, Люська перестанет брюзжать.
На оперативной точке Хулимсунт (есть и такой населенный пунктв Тюменскеой области), в первый же день, Михаил Евлампьевич с экипажем до поздней ночи беседовал с «заказчиком». Изучали по карте район работ, характер работ,  места возможных непредвиденных посадок, наличие точек заправки их удаленность от маршрутов полетов.
На утро командир поднял экипаж очень рано, вывел на лужок и заставил делать зарядку и сам ее делал, чем немало удивил и членов экипажа и жителей маленькой сибирской деревеньки с  необычным для слуха названием. Случай прямо небывалый. Три мужика на глазах деревни делали зарядку. К восьми часам утра экипаж позавтракал и, приняв на борт груз и «заказчика», произвел взлет.  К четырем часам дня вернулись в Хулимсунт, и второй пилот, Андрей Дымнов, занес в свой актив первые шесть часов налета.
Михаил Евлампьевич оказался не только хорошим летчиком, но и способным организатором. Его внимательный взгляд, внушающий доверие, внятный, неторопливый, аргументированный конкретными примерами диалог быстро доходил до сознания собеседника. Он быстро примирил  «заказчиков», со всеми нашел общий язык, открыл им новые перспективы на возможное обслуживание любым вертолетом нашего отряда. И если некоторые из наших коллег не летали из-за отсутствия у их «заказчиков» работы, то наш командир брал работу других «заказчиков» и наш борт не знал, что такое простой.
С любовью относился командир к вертолету, часто интересовался у Сергея, своего бортмеханика:
-Сергей Прокопьевич, есть ли у тебя книга по техническому описанию двигателя, а по конструкции вертолета? Как у нас обстоят дела с фактическим расходом топлива или масла? А укладываемся ли мы в нормы расхода?
Перед вылетом мог спросить:
- Как будешь действовать, если на взлете откажет двигатель?
Или:
-Что будем делать, если в полете начнет расти температура масла в двигателе или в главном редукторе, а если внезапно упадет давление масла?
От четкости действий экипажа в таких случаях зависела жизнь пассажиров и экипажа. К примеру, скажу, что редуктор способен работать в условиях падения давления масла чуть больше минуты. За это время надо успеть приземлиться. Если же протянешь время, то редуктор разрушится, и вертолет попросту упадет со всеми вытекающими последствиями. Вот почему нужна четкость знаний действий при возникновении особых случаев в полете. На размышление время нет.
Второму пилоту Дымнову доставались другие вопросы, связанные с ориентировкой на местности, с районом полетов, с погодными условиями, аэродинамикой вертолета на малых скоростях или в крейсерском полете.
Не дай Бог, вас застигнут при полете в горах сложные метеоусловия. От неминуемой катастрофы вас спасут только четкие знания контрольных точек маршрута, в которых меняется направление полета и знание безопасных высот маршрута.
Все эти параметры полета должны тщательно отрабатываться в каждом полете, когда метеоусловия позволяют сравнить расчетные данные при конкретных условиях полета с фактическим прохождением вертолета по маршруту. Это очень кропотливый труд, но именно такие знания навигации позволят обеспечить безопасность полета в сложных метеоусловиях.
Постепенно мы привыкли к таким коварным, со стороны командира, вопросам. Мы повсюду таскали с собой учебники. До хрипоты спорили в поисках конкретного ответа на вопрос, поставленный командиром. Бортмеханик и второй пилот досконально знали, где разместить в вертолете груз, как его закрепить, что делать с ним в случае аварийной посадки. Могли быстро подсчитать путевую скорость, упреждение курса при боковом ветре, как с минимальным риском использовать максимально возможные способности вертолета.
Иногда Михаил Евлампьевич мог внезапно задать такой вопрос:
Сергей Прокопьевич, прикинь на пассатижах, какая у нас путевая скорость и скажи мне остаток топлива при прибытии в Саранпауль. Или:
-Хватит ли нам топлива от Саранпауля до Неройки и обратно. Это был вопрос  фактически второму пилоту, так как он содержал в себе элементы штурманского расчета, но бортмеханик должен был дать ответ. Так Чередниченко готовил в экипаже возможную взаимозаменяемость.
Летать, Михаил Евлампьевич любил. Летал умело, можно сказать смело, уверенно. Отлично понимал и чувствовал вертолет. Не любил летать пустырем, или даже с половинной загрузкой. Загружались, как правило, всегда под предел. Это обстоятельство особенно удручало бортмеханика, так как загружали вертолет под его присмотром.  Весов нигде не было, а командир говорил, что надо взять это и это тоже.
В конце концов, Сергей так поднаторел в определении веса груза и определении взлетной массы вертолета, что позволял себе поспорить и с командиром, исключая тем самым перегруз.
Видимо командир и добивался от своего экипажа четких знаний своих обязанностей и даже несколько больше, чем предусмотрено инструкцией.
Каждый взлет и посадка были сложными, с использованием предельных возможностей машины. Андрей соображал:
-Понятно за чем командир всегда грузится под предел. За 60 часов перевезем нужное количество груза, а на остальные, что остаются до саннормы, распишем задания, нарисуем барограммы, как это случалось иногда раньше. Работалось весело и легко, дни летели за днями. Вот уж и саннорму в 70 часов отлетали. Даже и приписывать ничего не пришлось.
В конце летного дня бортмеханик и второй поинтересовались у командира:
-Михаил Евлампьевич, сегодня конец саннормы. Завтра летим домой?
-Маленько подождем. Может какие-нибудь ЦУ (ценные указания) или ЕБЦУ (еще более ценные указания)  с базы поступят. Может быть, саннорму продлят.
-Михаил Евлампьевич, ну «заказчик» дает нам заявки на полет до дома, если санному продлят, то мы прилетим снова сюда. Какая нам разница, где ожидать? Так лучше делать это дома.
Командир сокрушался:
-Когда я воспитаю в вас чувство хозяина, чувство достоинства советского летчика, темнота, вы, сибирская! Вертолет государство дало нам,  полагая, что мы будем использовать его только по назначению и только бережно и экономно. Дает нам за это хорошую зарплату, одевает нас, учит, заботится о нас. А вы, как обыватели рассуждаете, собираясь к женам под бочок, да еще говорите, что «заказчик» оплачивает! Что он из собственного кармана вам платит? Кто, он, «заказчик»? Граф или князь, или промышленник? Чьими деньгами он распоряжается?
И сам себе и нам отвечал:
-Народными деньгами он расплачивается. Добро, чтоб его было больше, надо беречь! Подождем немного, думаю, ЦУ придет все-таки с базы.
Такого оборота экипаж не ожидал:
- Ага, не положено! Саннорму отлетали без приписки, с максимальной загрузкой, с максимальной экономией, а домой полетят другие!  Роптали между собой второй с бортмехаником, а открыто в спор с командиром вступать не решались. Командир-то по-всякому был прав.
Живем день, второй, третий. Книжки не читаются, злимся, маемся от безделья. А Михаил Евлампьевич, знай себе,  зарядку заставляет нас делать, гуляет по окрестностям, как он говорит:
-Совершил туристическую прогулку местного значения под девизом - Знаешь ли ты свой родной край! Ребята, а что вы не гуляете? Это же очень интересно. Вы, уверен, никогда здесь не гуляли вдоль речки, или в бору. Разве что с вертолета наблюдали местность. Да знаете ли вы, что люди из самой столицы сюда едут, чтоб побродить по нашим лесам в поисках белых грибов, сплавиться на лодках по нашим сибирским рекам, ловят хариусов, тайменей, щук и платят за это удовольствие хорошие деньги. А у вас  такая исключительная возможность и вы ею не пользуетесь. Поверьте мне, вы еще вспомните об этом, но время будет упущено.
Андрей и Сергей соглашались с ним, но все равно хотелось домой.
На четвертый день командир, утром вернувшись от «заказчика», приказал:
-Всем  на вертолет, думаю, что саннорму продлили, но радиограмма где-то затерялась.  Готовимся лететь в Неройку.
Летаем продленку, погода лучше не придумаешь. Только мы отлетали продленку, погода испортилась. Пошел дождь со снегом, потом и вовсе снег выпал. Похолодало, смазки в редукторах и шарнирах несущего винта перестали соответствовать температуре наружного воздуха. В общем все экипажи на оперативных точках прекратили полеты. А мы-то уже отлетали все, что нам положено. А тут и радиограмма с базы пришла:
-Экипажу Чередниченко разрешается продлить полеты.
Вот и славно. Волки сыты и овцы целы. И разрешение есть и продленка есть!
Был Чередниченко родом из Харьковской области, толи из Чугуева, толи из Купянска. Вырос в крестьянской семье. Отец погиб на фронте.  Был единственным ребенком в семье. После получения похоронки на отца, мать боготворила его. Миша, окруженный материнской любовью, рос и воспитывался сложно. Высокий, стройный, черноглазый, очень смышленый, он учился легко и только радовал своими успехами мать. Рано стал увлекаться девочками, да и как было не увлекаться, если он был одновременно, тайно любим всеми одноклассницами.  Закончил, не без приключений, школу. (Переспал со своей учительницей, что в начале года приехала в школу после окончания пединститута.) Поступил в высшее военное училище летчиков. Закончил его с отличием.
Начал летать на вертолете Ми-1, в числе первых в своем авиационном полку, переучился на вертолет    Ми-4.  Женился, обзавелся детьми. К своему большому сожалению попал под сокращение вооруженных сил Советской Армии, что проводил Никита Хрущев. Некоторое время не мог устроиться на работу, на летную службу в Гражданской Авиации, несмотря на отличные характеристики, данные ему авиационными командирами при увольнении из армии.
С большим трудом удалось устроиться на летную работу почти на самом краю земли, в Магаданском Управлении Гражданской Авиации.
Из центральной части России жена не захотела ехать за мужем в Магадан, столицу Колымского края. Через пару лет она благополучно вышла замуж, переехала с новым мужем и детьми на Украину. Ей было все равно, где и как живет ее бывший муж, чем занимается.
При этих делах она получала с мужа-летчика совершенно приличные деньги на содержание детей. Когда ей казалось, что муж утаивает от нее часть своих доходов, она напоминала о себе бухгалтерии авиационного отряда, где летал алиментщик, просьбой сообщить средний уровень зарплаты гражданина Чередниченко.
Михаил не обижался на бывшую жену, не злился. А чего обижаться-то? Деньги-то на детей. Денег, что он зарабатывал, ему хватало с лихвой. Жил он один. В Березово, Чередниченко тоже жил один. За квартиру платил  щедро. Помогал деньгами и членам экипажа. На вопрос бортмеханика Сергея Швецова:
-Михаил Евлампьевич, мы с Андреем деньги у вас занимаем, вы хотя бы записываете, сколько мы должны?
-Сережа, если мы друзья, а я думаю, что это так, то бессмысленно вести счет. Дружба не имеет цены. Другу я готов отдать без всякой расписки и большую сумму, если ему это очень нужно, если друг в затруднительном положении. Если вы предполагаете, что мы не друзья и не станем таковыми, то твой вопрос- дело твоей совести. Вы сами рассчитывайте свои возможности, но долг возвращайте.
Надо полагать, что какие-то сбережения у него складывались, ведь мы хорошо зарабатывали. Нам это было глубоко безразлично.
Шло время, в связи с тем, что у нашего командира был хороший опыт, допуска к полетам в сложных метеоусловиях, наш экипаж часто посылали на перегонку вертолетов в ремонт и из ремонта, посылали за редукторами вертолета Ми-4 в Свердловск,  за запчастями в Тюмень. Это были интересные полеты. Большинство наших коллег-летчиков жили безвыездно в Брезово и поэтому с некоторой завистью поглядывали на наш экипаж.
Шло время. Экипаж Чередниченко был признан лучшим в летном отряде. Командир заслуженно пользовался авторитетом. Полеты для Михаила Евлампьевича были частью жизни. Жизнь он любил, как и любил летать. Летал, как маг и волшебник. Теорию полета знал хорошо и мог об этом рассказывать очень просто и интересно, понятно и без высокомерия.
Многие могли бы для себя сказать - делай жизнь с Чередниченко, да вряд ли кто осмелился сказать об  этом вслух. С замполитами у Михаила Евлампьевича  возникли проблемы. Была у него слабость - женщины.  А любовь и водочка под ручку ходят. Можно было понять его. Всего сорок лет с небольшим, а семьи нет. Организм хорошо отлажен, работает как швейцарские часы, как говорил сам Чередниченко, а жизни нет.
На базировке в Саранпауле «заказчик» выделил для жилья экипажу отдельный деревянный дом, а питались  в доме по соседству. Соседка, тетя Аня, Анна Павловна, была вдовой женщиной. Муж ее толи умер, толи его на охоте медведь задрал, люди сказывали. Что действительно случилось мы не знали, а сама она нам не рассказывала, разве что командиру нашему говорила.
 Михаил Евлампьевич и Анна Павловна пришлись по душе друг другу. Каждый вечер после нашего возвращения из полетов она приходила к нам с горшком свежего, только что надоенного молока.  Михаил и повариха усаживались на скамеечку, что была рядом с домом, на зеленом лужке. Анна Павловна зарумянившись от предстоящего общения с дружком, заводила разговор. Она охала и ахала от восхищения и уважения к такой трудной и сложной работе, которой занимались летчики.
-Трудно вам летать, поди? Как только не страшно, высотища-то, какая? На крышу влезешь и то высоко, душа захолонет, а тут высочень такая, триста, а то и все пятьсот метров. Вот подкрепись, молочка свеженького попей. Исхудал, поди как, сердешный.
Михаил Евлампьевич басил ей в ответ:
-Ну что вы, Анна Павловна беспокоитесь, работа как работа. И вовсе я не исхудал. Просто я такой по жизни худой, но зато любвеобильный.
Почти на каждой оперативной точке, где наш экипаж базировался, у командира была любимая женщина. Замполиты поругивали его, а кое-кто из летунов, в тайне, просто завидовал ему. И все-таки хороших деловых качеств у него было столько, что Чередниченко прощали его слабость по отношению к женскому полу. В Березово он остановился на квартире так же у молодой, незамужней женщины, что работала медицинской сестрой. Однажды, в период вынужденного перерыва из-за метеоусловий, он рассказал нам:
-Как-то возвращаюсь с базировки, а к этому времени мы с ней, с Верой Александровной, так сказать, сошлись в гражданском браке, а дома гульба идет. Уж, не на собственную ли свадьбу прибыл? - пронеслось в голове. Захожу, а в горенке пир горой! Моя Александровна встретила меня, роднее некуда. Говорит:
- Миша, а не прокатиться ли нам с тобой на «Москвиче»?
Я прямо ахнул. Думаю, неужели она мне «Москвича» в подарок купила? Я никак не ожидал такого поворота событий. Жениться-то я на ней не обещал. Даже не говорили с ней на эту тему. Видимо  придется переселяться, если такое случилось. Говорю:
-Я не претендую на такое отношение, что я для вас сделал хорошего? У меня права-то такого нет и прав нет. А впрочем, если дело сделалось, то давай прокатимся по поселку, где наша не пропадала. Так и быть!
- А Верочка налила нам обоим по полстакана водки московской и подает мне на блюдце. Улыбается хитровато и говорит:
-Ну, поехали, Мишенька, что ли?!
-Поехали, говорю, а у самого аж от сердца отлегло. Страсть, как не люблю осложнений и ссор с женщинами.
 Самую сложную, самую трудную, мало оплачиваемую работу, командиры впаривали нашему экипажу. Чередниченко никогда не отказывался, никогда не брюзжал по этому поводу.
Так прошло два года, с момента прихода к нам Михаила Евлампьевича. Вылетаем однажды в Свердловск на ремзавод за редуктором. Получили его, загрузили в вертолет. Пошли командир со вторым принимать решение на вылет в Березово. На диспетчерском пункте, когда Чередниченко подписывал решение на вылет, к нему  подошел незнакомый летчик, видимо большой начальник, судя по нашивкам, чуть не до плеча и спросил:
-Чередниченко, что вы здесь делаете?
-А, Валентин Алексеевич, здравствуйте! Вот принимаю решение на вылет.
Вроде как бы даже  обрадовался Михаил Евлампьевич.
-Как принимаете решение на вылет? Вы же сняты с летной работы без права восстановления, с изъятием пилотского свидетельства. Покажите ваше свидетельство, я должен его у вас изъять.
-Щас вот, только руки освобожу. Вы его мне  давали? Ах нет! Так не вам его и изымать!
-Ну ладно, я знаю теперь, как с вами поступить. Добром не отдаете, его у вас с милицией заберут. Я доложу по инстанции. Тебе не место в Гражданской Авиации!
-Ну  и хрен с тобой, докладывай по инстанции, только я тоже не сидел, сложа руки! Два с лишним года командиром вертолета летал!
Чередниченко плюнул «в сердцах»!
-Изобретай трехсторонний тупоугольник!
На том и расстались. Еще в полете, давай мы налегать на командира:
-Расскажи нам, что с тобой произошло такого, что незнакомец так с вами разговаривал? У тебя не должно быть тайн от экипажа. Может быть, мы сможем, чем вам помочь.
-Вертолет Ми-4 я утопил, когда работал в Магаданском Управлении Гражданской Авиации, вот что случилось.
Приуныли мы от такого известия. Тут уж и впрямь трудно сказать, что делать дальше. Прилетели мы в Березово. Бортмеханик со вторым пилотом домой отправились, а командир в кабинет командира авиаотряда.
Долгим был разговор Чередниченко и Михаила Константиновича Шаповалова. Услышав от собеседника о том, что произошло с ним ранее, в Магадане и за что  был снят с летной работы Чередниченко с изъятием пилотского свидетельства, Михаил Константинович просто ахнул. У него в авиаотряде не просто нарушитель летной дисциплины, а преступник, да еще какой. Как могли такое прохлопать летные командиры, кадровики, в конце концов, куда смотрел замполит. Шаповалов спросил:
-Михаил Евлампьевич, больше двух лет ты у нас летаешь. Что ж ты раньше мне не открылся? Ты же знаешь, что я к тебе со всей душой относился?
-Вот потому и не рассказывал, боялся оскорбить ваше доверие своим откровением. Я полагал, что начальник отдела кадров территориального управления вам говорил об этом. Да и в моем летном деле написано об этом.
-Как написано?! Не может быть такого.
-Ну почему не может быть? Все может быть.
Михаил Константинович нажал кнопку и пригласил к себе в кабинет командира летного отряда Джугашвили Владимира с летным делом командира вертолета Чередниченко. Как только вошел в кабинет Джугашвили, Шаповалов забрал у него документы на Чередниченко и спросил:
-Владимир Григорьевич, скажи мне, только честно, глядя прямо в глаза, ты хорошо знаешь, Чередниченко, читал ли ты его летное дело?
-Конечно, хорошо знаю. Наш лучший командир вертолета. Летное дело читал и много раз, почти два раза в год, при каждой сезонной подготовке.
-Что можешь сказать о нем хорошего или плохого.
-Что случилось, Михаил Константинович?  Вы так взволнованы! Да кроме хорошего, я об этом человеке ничего не могу сказать.
-Ни хрена ты не знаешь! Я сейчас тебе кое-что почитаю.
Шаповалов полистал увесистую папку с личным делом Чередниченко.
-Ага, вот. «За преступление, связанное с нарушением всех летных законов, выразившееся во взлете на перегруженном вертолете, что привело к утоплению вертолета в реке Кулу, с летной работы снять с изъятием пилотского свидетельства. Материалы расследования авиационного происшествия передать в прокуратуру для привлечения Чередниченко к уголовной ответственности».
-Ну как тебе все это?
Джугашвили сидел с открытым ртом.
-Михаил Константинович, виноват, но я полагал, что вы знали об этом, когда принимали решение о приеме Чередниченко на работу в наш отряд. Я воспринял ваше решение, как приказ. За чем мне было лезть с таким вопросом к вам? Я летчик, а не тихушник какой-нибудь и не подсиживаю вас. Вы подписали приказ о принятии на работу, считал, что так надо. Я уважительно отношусь к вашему мнению.
Шаповалов воскликнул:
-Вот так раз! Вот это да! По правде сказать, я даже не читал летного дела, когда подписал в Управлении приказ подготовленный Фармагеем! Понадеялся на него, а он подсунул мне такое, понимаешь, гнусное дело. Он порекомендовал Чередниченко. Да, ситуация!
Джугашвили вступил в разговор:
-Да не убивайтесь, вы Михаил Константинович, чего посыпать голову пеплом. В конце концов, ничего плохого не произошло. Чередниченко один из лучших наших летчиков. Не так уж это и плохо. Надо подумать, как нам выйти из сложившихся обстоятельств.  Ну, объявят нам по выговору и что? Не переживем что ли? Или у вас, их мало навешено? У меня самого их, как у жучки блох! Одним больше, одним меньше. Хрен с ним. Я готов получить еще один за своего не самого худшего летчика. Летчик-то Чередниченко просто замечательный.
В разговор вступил, молчавший до сих пор Чередниченко:
-Михал Константиныч, Владимир Григорьевич, я виноват перед вами и к тому же грешен подлец. Прошу у вас прощения и прошу вас о помощи.
-Теперь, вы, все знаете. Вы знаете и меня и мои способности к работе. Виноват, был грех, но я честным трудом доказал, что я не потерянный человек и могу хорошо работать и обеспечивать не только высокий уровень дисциплины, но и безопасно выполнять полеты. Кому станет лучше или легче, если сейчас меня снова втопчут в грязь? В конце концов, за прошлые дела суд меня счел возможным не лишать свободы, что происшедшее со мной не плод злого умысла. Шаповалов прервал его:
-На счет умысла ты не спеши. Был он или не было его, пусть останется на твоей совести. Только я скажу так:
-Благими  умыслами вымощена дорога в ад!
Так что помолчи насчет умыслов своих. Ловко ты нас «обул», «змей подколодный. Надо бы выгнать тебя, как собаку, да рука не поднимается.
-Михаил Константинович, помогите сохранить любимую работу. Но сами подумайте, куда я пойду, кому я нужен. Только вы знаете, что я человек не потерянный. Моя работа для меня единственный  духовный стержень, что позволяет мне ощущать себя равным среди людей! Она -  весь смысл моей пропащей жизни. Лишиться работы для меня, все равно, что расстаться с жизнью! Владимир Григорьевич, Христом Богом прошу, вы же летчик, помогите! Клянусь вам обоим, доверие ваше оправдаю! Ну что вы молчите?
-Да, задал ты нам задачку, мать твою Бог любил! Ладно, хватит распинаться, побереги силы для дальнейших объяснений. Их, предполагаю, еще достаточно будет. Пока что напиши подробное объяснение на имя начальника Управления Гражданской Авиации Кулешова. Мы с Джугашвили добавим к ней свои объяснения и пошлем все это начальству в Тюмень. Как знать, может все образуется.
-А как с экипажем, Михаил Константинович, ведь ребята ни в чем не виноваты?
-Хрен с вами. Пока бумаги ходят, разрешаю вам летать. Хоть и надо было бы для порядка отстранить тебя от полетов. Как ты, Владимир Григорьевич?
-Пусть будет так. Пусть летают, но только с базы. Если отправить их на базировку и не дай Бог, что там случится, нас тогда просто за ноги повесят. В общем так, Чередниченко, иди, свободен. Но не забывай, что мы за тебя в ответе, чтоб все было в полном ажуре.
Снова летаем с базы. Снова пристаем к командиру:
-Расскажи, да расскажи, что произошло, почему вертолет утонул? Может все-таки и наша помощь потребуется.
-Нет, хлопцы, ни чем вы мне не поможете.
 А историю из своей прежней жизни он нам все-таки рассказал.
Было это в Магадане. Я работал командиром вертолета Ми-4. Все складывалось, как нельзя лучше и с полетами и с личными делами. Была у меня  женщина, молодая, красивая. Работала у нас синоптиком. С ней мы жили, то есть были в  гражданском браке. Жена моя, как узнала про Магадан, сказала:
-Езжай, Миша, если работа для тебя дороже всего. Не могу отговаривать, но с тобой не поеду. Не дам погубить ни себя, ни детей в вечной мерзлоте. Для меня за Уралом земли нет.
На этом и закончилась наша семейная жизнь. Для себя, никаких иллюзий по этому поводу не строил, слишком серьезно моя супруга расставила точки над i.
Так вот! Работаю в Магаданском Управлении год, второй, третий. С «синоптахой» моей живем в полном согласии. В один прекрасный день наш замполит разводится со своей женой-красавицей. Она остается дома, в отряде, и работает в службе перевозок. А ее суженный разведенный уезжает на три года в Ленинград, на учебу в ВАУ / высшее авиационное училище/.  Через полгода туда же на повышение квалификации уезжает моя сожительница. Распрощались мы полюбовно - езжай с Богом, учись. Хорошее дело учеба, куда с добром!
Снова остался я один. Почти каждый день виделись с Ольгой, бывшей женой замполита. То посмотрит на меня, то потрогает. Многие наши летчики жадноваты, за собой не ухаживают, копейку на себя боятся потратить, а может и жены не дают. Ходят, как мазурики, а я себя всегда содержал, как и положено приличному человеку. Может быть, и поэтому Ольга ко мне проявила знаки внимания. Я ей ответил тем же. Время-то быстро бежит. Моя «синоптаха» письмецо мне прислала, что дескать у нее с замполитом образовался серьезный роман и, что они возвращаться в Магадан не собираются.
Когда дело приняло такой оборот, наша дружба с Ольгой быстрыми темпами переросла в любовь, и я переехал жить к ней. Быстро пролетели три года. Наш замполит вернулся, но не в отряд, а в аппарат Магаданского Управления Гражданской Авиации, большим замполитом. «Птаху» мою он бросил в Ленинграде.
С его прибытием начала наша жизнь с Ольгой давать перебои. Я на базировку, а бывший ряженный суженный к своей бывшей. Раз пришел, два пришел, три пришел. Я к Ольге, что происходит? А она мне говорит:
-Миша, люблю я его. Зовет он меня к себе. Я уже дала ему согласие. Ты уж меня прости.
Подумал я, подумал и решил:
-Если они надумали сходиться, то пусть сходятся. На пути у них становиться не стану. Да и Ольгу полюбил. Не хотелось делать ее жизнь кошмаром.
Сошлись они, а моя жизнь стала походить на кошмар. Где бы я ни находился, замполит меня ревновал к своей жене. Что уж у них за отношения такие были, что он меня доставать стал. Или уж она ему, что наговорила про меня!
Однажды летом, полетели мы на прииск. Повезли муку, хлеб, крупу и всякую всячину, не помню точно что. Да и не важно это. Обратно загрузили несколько ящичков с золотом, охрану, семью из трех человек, что летели на материк, в отпуск.  Как на грех в артели старателей у мужика аппендицит воспалился. Пришлось брать его и фельдшера.
Прииск далеко от места базирования. По этой причине топлива взяли почти под предел. Площадка для взлета ограниченных размеров, а тут еще и время поджимает. День к концу, а мы в горах. А в горах сами знаете надо произвести посадку до захода солнца. В общем все сошлось в одну точку. Прикинул взлетный вес. Получается, что взлет возможен только с использованием «воздушной подушки» и то с большой натяжкой.
Запустили двигатель. Выполнил контрольное висение. А вертолет не висит. Перегрузка получилась. И выбросить никого нельзя. Выключились. Пошел я площадку смотреть, чтоб максимально использовать ее длину для взлета с использованием «воздушной подушки». Площадка расположена на самом берегу реки Кулу, на ее отмели, а с обеих сторон реки горы и лес.
 Решился я взлетать. Прошли мы всю площадку, а нужной скорости не набрали. Выскочили на воду. Как только оказались над водой, исчезла «воздушная подушка» и вертолет по самое «брюхо» погрузился в воду. Ничего сделать не могу. Прилипли к воде. Давай разгонять вертолет, а он не разгоняется. Упражнялся я, упражнялся, ничего не могу поделать. И взлететь невозможно и сесть невозможно. Глиссируем по реке на брюхе. Вокруг вертолета воздушной струей от винта подняты вихрем столбы воды, брызг. Ничего не видно, как в тумане. Куда двигаться, что предпринять?
Наткнулись мы колесами на камни речного переката. Вертолет качнуло, я не успел отреагировать,  лопастями несущего винта задели по воде. Тут же и приводнились. Дно, хоть и не глубокое, но не ровное. Вертолет опрокинулся, и все мы оказались в воде. Приехали, что называется, как говорят на Украине:
-Целуйте нас мы с поезда!
Ну а дальше, что произошло понятно и без комментариев. Снять с летной работы, отдать под суд. И больше всего к этому развитию событий приложил руки наш большой замполит. Он умудрился даже себе выговор объявить за это происшествие. Как бы за низкий уровень воспитательной работы с личным составом. Потом был суд. Муж Ольги думал, что меня в тюрьму упрячут.
Суд решил, что я не опасен для общества, умысла злого не усмотрели и в связи с тем, что я выплатил нанесенный ущерб предприятию и раскаялся в содеянном, определили мне по приговору один год с отсрочкой наказания и отработкой этого времени в нашем же отряде, в наземной службе.
Почти год я катал бочки с горючим по аэродрому.
-А что потом было, Михаил Евлампьевич, как вам удалось восстановиться  на летной работе у нас в Березово.
-Это предмет отдельного разговора.
Настало время, и этот разговор состоялся. Вот что рассказал нам наш командир.
Сняли меня с летной работы и отдали под суд.
Пока суть да дело, суд возьми да и оправдай меня. Год условно я не считаю для себя наказанием. Конечно, я не сидел, сложа руки в ожидании суда. Коммерческого интереса в моих действиях не было, а это оказалось главным. Я сумел доказать суду, что ошибся  в  определении  взлетной  дистанции,  в определении направления и силы ветра, что эти параметры определялись мною на глаз, приблизительно, поэтому не смог взлететь. Суд посчитал, что в моих действиях есть ошибка, но не нарушение. За ошибку, которую может допустить каждый человек, срок не дают, то есть в камеру не закрывают. Мои обвинители не смогли доказать иного, они твердили, что я махровый нарушитель дисциплины и летных законов. Иных доказательств не приводили, что в конце концов вывело судью из себя. Фактически формулировку решения суда я подсказал судьям сам.
Суд позади, что делать дальше? Написал во все Управления   Гражданской   Авиации   с   просьбой сообщить, есть ли потребность в вертолетчиках. Это то же самое, что я делал после демобилизации из армии.
Из Уральского Управления пришел ответ, что нужны вертолетчики в подчиненной им Тюменской авиагруппе.
Собрал свои нехитрые пожитки и полетел в Свердловск. Захватил с собой икры черной, красной несколько банок, балыков копченых. Захватил с собой свое летное дело, что удалось мне заполучить у судьи после суда. Прилетел в Свердловск, а дело было в самый раз под 1 мая. Впереди большой праздник.
Прихожу на прием к начальнику отдела кадров Уральского Управления Гражданской Авиации Фармагееву Ивану Спиридоновичу. Вы должны знать его. Расчет мой был прост. Все чиновники, если они берут взятки, способны решить любой вопрос. Только вот подходов у меня к нему не было.  Надо было, чтоб тебя кто-нибудь подвел к нему и отрекомендовал. А уж потом они так закрутят  дело, что вряд ли кто разберется. Вся сложность для меня заключалась в этом. Я уж и по времени подгадал, под праздник. Тут вроде и решение принять надо и разбираться особо некогда.
Так вот, прихожу я на прием к Ивану Спиридоновичу, так, дескать, и так, хотел бы устроиться к вам на работу. А он ни в какую. Не могу, говорит принять на летную работу без личного дела. Не можете меня принять на работу, как гражданского летчика, так примите, как сокращенного из армии. Для таких, как я был специальный Указ. Военные документы у меня в порядке. А он заладил, не могу и все тут. Вроде бы не отказывает, но и не решает мои дела. Затягивает дело, но из кабинета не гонит. Ну, думаю, Миша, решайся!
Ладно, говорю, спасибо и на добром слове. Пойду по миру с сумой. Зачем только я в армию пошел учиться на летчика, да за чем приехал сюда в такую даль понапрасну. А сам тихонечко приоткрыл замочки у своего чемодана, встал и к дверям. Чемодан-то открылся, и из него покатились банки с икрой черной, с икрой красной, копченые балыки, купюры денежные под шкаф, под стол. Я, было, наклонился подбирать, а потом захлопнул чемодан и говорю:
-Пропади оно все пропадом. Не получается с работой и не только это добро, но и свет мне не мил. Жизнь для меня все равно закончилась. Пусть и это все пропадает! И пошел на выход.
А Фармагей подбирает мои потери и кричит вслед:
-Погоди! Не уходи, как тебя там. Да не бежи ты, ради Бога! Не кончилась жизнь-то! Молодой ты еще!
А я знай себе к выходу рулю.
Он мне вдогонку:
-Ну, погоди, ты, в самом деле.  Посиди здесь в коридоре. Есть у меня для тебя одно предложение. Да согласишься ли? Сейчас схожу к  начальнику Управления, переговорю с ним. Вчера был у нас командир отряда Березовского, Шаповалов. Тяжелый был с ним разговор, очень ему вертолетчики нужны. Остынь маленько, паря!
Вот так и оказался я у вас в Березово.
Месяца через два пришел из Тюмени документ о снятии Чередниченко с летной работы. Собрали мы собрание, обсудили личное дело нашего товарища. Вынесли решение:
Ходатайствуем о восстановлении Михаила Евлампьевича на летной работе, как летчика прекрасно зарекомендовавшего себя. Отослали свой документ в Управление. Видимо наше письмо навело руководство на какие-то размышления, потому что приехала к нам из Управления большая комиссия.
Проверили организацию летной работы, качество подготовки летчиков, дисциплину. За различные обнаруженные  нарушения,  которые,  конечно  же, обнаружили, наказали наших командиров и некоторых из нас. Предварительно побеседовали со многими из нас с глазу на глаз, промыли наши мозги, а проще сказать припугнули. После такой подготовки снова провели в собрание в летном отряде. Теперь Чередниченко предстал перед нами, как человек бесчестный, лгун и обманщик, махровый нарушитель трудовой и технологической дисциплины, что не совместимо с дальнейшим пребыванием его на летной работе и в Аэрофлоте в целом. А когда Андрей Дымнов было, заикнулся о том, что Чередниченко честный человек, хороший летчик, что приписками не занимается, что дисциплина и у него и в экипаже хорошая, то по предложению замполита, его самого чуть не сняли с летной работы.
Выходили мы с собрания, словно в воду опущенные с мыслью, что вот так могут разобраться с каждым из нас в отдельности. И не важно, хорошо ли ты работаешь или плохо, был бы повод. Все остальное придумают, назовут такими словами, что нам по жизни даже и незнакомы. Чередниченко уехал из Березово, уехал навсегда, и что с ним было дальше неизвестно. Судьба - индейка, а жизнь - копейка.
;
БРАТ

Брат умер морозной ноябрьской ночью. Квартирантка остановила старые ходики, завесила черным полушалком зеркало. Запричитала над покойником бабка Лукерья. Она  растила внука с годовалого возраста, потому что ее дочь упрятали в Усть-Вымские исправительно-трудовые лагеря НКВД, якобы за агитацию против советской власти. Много народу из деревень было забрано в 1937 году по этой статье.
 Снега долго не было. Земля трескалась от мороза, крепкий ледяной панцирь покрыл пруды и реки. Давно прошел праздник Покрова, уж и месяц прошел после Покрова, а снега не было. Поначалу отсутствие снега даже радовало селян. Можно было еще пасти скотину по колхозным полям, где она без особого труда могла найти корм, что позволяло сэкономить заготовленные на долгую зиму корма. Но ударили крепкие морозы и скотину поставили на зимнее содержание. Теперь с тревогой смотрели люди на поля, засеянные озимыми, как бы не вымерзли без снежного укрытия.
Надо было сообщить о смерти сына его матери, которая жила в селе Колено, что в 15 километрах от Сосновки. Алька, двоюродная сестра умершего, пошла на конюшню, взяла у сторожа лошадь, запрягла ее в полуфурок и поехала в Колено за матерью.
Матери и мне, младшему брату, ничего не было известно о случившемся, поэтому мы спокойно спали. Резкий стук в окно среди ночи разбудил мать. Она поднялась с постели, открыла дверь. Я сквозь сон слышал, как Алька говорила матери о том, что Вовку ударили, и он теперь умирает. Надо ехать в Сосновку, может, удастся застать его живым.
Алька, как и я, родилась в Усть-Вымском лагере НКВД, где наши матери отбывали наказание за агитацию против советской власти. Она была на шесть лет старше меня, но все равно я был очень удивлен тем, что она одна ночью приехала в Колено и не побоялась ни темноты, ни волков, ни мертвецов, что с косами по дорогам стоят.
Мать быстро собралась, скрипнули, закрывшись, двери и я снова крепко заснул. Утром проснулся засветло. В избе  холод собачий, печь некому было затопить. Не охота вылезать из-под теплого одеяла в охваченную стужей комнату. В окно увидел, что к дому подъехала телега, а в ней сидела Алька. Быстро вылез из кровати и, пока не вошла сестра, оделся. Алька сказала мне, что мать осталась в Сосновке и, что мой старший брат Вовка сегодня ночью умер.
Мне было всего десять лет. Далеко не все  происходящее вокруг  понимал, как следует, поэтому я не заплакал от такого известия. Мне было непонятно, как это вдруг мой брат крепкий и здоровый и вдруг умер. Как это так можно, вот так вдруг, взять и умереть? Похороны мне приходилось видеть и даже присутствовать на них, но тогда хоронили чужих мне стариков и старух. Я знал, что старые люди умирают, когда совсем состарятся.
Как мог умереть крепкий, молодой, здоровый мне было не понятно. Скоро должен идти в солдаты и вдруг умер. А кто тогда в солдаты пойдет?  Реакция моя на Алькино сообщение была такая, я слушал ее и почему-то улыбался. Похоже, что для моего десятилетнего сознания жизнь и смерть были понятиями чуть ли не равнозначными. И еще не понятно, где и кому лучше жилось, тем кто уже умер или тем, кто продолжает жить.
Бабушка Луша часто, перед сном вместо сказок читала мне молитвы и рассказывала о том, что умерший человек тоже живет только на том свете и живет очень даже неплохо, если на этом свете не делал ничего плохого. Что люди живут там в раю, едят вкуснющие  райские яблоки. Мне самому иногда хотелось умереть на некоторое время, чтоб посмотреть на райскую жизнь и за одно попробовать райских яблочек. Вовка по моему мнению ничего плохого не сделал на этом свете и теперь будет пробовать райские яблоки.
Алька тем временем погрузила па подводу две бараньи тушки, взяла самые большие кастрюли, что были у нас, уехала назад в Сосновку. Мне же передала наказ матери оставаться дома на хозяйстве и никуда не отлучаться. Топить печь, кормить корову, овец, коз, курей. Скотину поить вечером теплой водичкой с отрубями, курам наливать воду тоже тепленькую, но с утра. Попросить соседку, тетю Шуру, подоить вечером корову. Я не возражал. За хозяина, так за хозяина.
Дома за печкой лежали сладкие арбузы, и моя мысль сразу же перекинулась на них. Я подумал:
-Раз я хозяин, значит ем, сколько хочу. Меня нисколько не смутил материнский наказ хозяйствовать по дому. Часто, уходя на работу, она приказывала следить за домом, поэтому хорошо знал, что делать, в какой последовательности и когда.
Первым делом достал и разрезал арбуз, потому что еще не завтракал. Потом пошел в курятник, налил курам тепленькой водички. Возвращаясь в дом, увидел у порога  черного кота Ваську, который умывал лапкой свою мордочку. Этого кота принесла нам соседская девчонка Надька, когда он был совсем маленьким. Девчонкам всегда везет, потому что мать дала ей за котенка целый рубль. Да за рубль я мог столько котят натаскать домой, только мать не дает мне денег.
  Заодно вспомнил, что и сам сегодня не умывался. В избе было холодно, умываться не хотелось. Коту-то не холодно. На нем вон какая шуба. Намочил холодной водой руки и осторожно протер глаза и вытер лицо полотенцем. Покрутившись еще у арбуза, сел за уроки. Хозяйство хозяйством, а школа школой. Вдруг двойку поставят. А если не пойти в школу, то мать ремнем так ввалит, что мало не покажется. Потом она скажет, что все равно любит меня, но это потом, что порка это так, чтоб я не баловал, что наказание пойдет мне впрок. Только вот, что такое впрок, я не знал, но все равно побаивался.
 Закончив делать уроки, пошел к соседке договариваться, чтоб она вечером подоила корову. Соседка, как узнала что у нас убили Вовку, запричитала, заохала, стала почему-то гладить меня по голове и вдруг спросила:
-А почему же ты не поехал в Сосновку? Ведь брата похоронят и ты больше его никогда не увидишь.
-Так я хотел поехать, да мать оставила на хозяйстве. Нельзя скотину просто так без присмотра оставлять, да и в школу надо идти.
-В школе ничего не случится, за скотиной я присмотрю. Оденься потеплее и иди в Сосновку на похороны.
Я припомнил ночной разговор матери с Алькой и теперь начал понимать, что этой ночью в нашей семье  произошло что-то страшное для нас. Засобирался в дорогу. Повесил на дверь замок, занес ключ соседке и ушел из дома. Путь мой пролегал через речку , что протекала около нашего села. Целая ватага детворы гоняла по льду огрызок кукурузного початка от ворот к воротам.
Пацаны позвали меня поиграть с ними. Немного побегал вместе с ними, вспомнил, что надо идти в Сосновку. Пошел вдоль по реке. Там где лед был прозрачным, увидел сверкнувшую чешуей рыбку. Лег на лед и стал наблюдать за тем, что происходило подо льдом. Там виден целый мир. Колебались водоросли от течения, плавали рыбки, поднимались со дна светлые пузырьки воздуха. Я ползал на животе по льду, высматривая подробности происходящего в реке. Первый раз в жизни увидел то, что происходит в воде.
Налюбовавшись вдоволь подробностями подводной жизни, тронулся в путь. Поднялся в гору. С горы открылась панорама села. Отыскал взглядом наш маленький домик, что стоял в гуще других. Была средина дня, ярко светило солнце. Мороз прихватывал щеки и кончик носа. Это обстоятельство меня нисколько не пугало. Одет я был тепло и 15 километров для меня не представлялись непреодолимыми.
К вечеру был в Сосновке. Огней в домах еще не зажигали. Пустынна улица, не лают собаки. Тишина висела над всей деревней, казалось, что в деревне все вымерло. Тихонько подошел к бабушкиному дому. В сенях стояли и в полголоса говорили люди. Никем не замеченный, тихонько скользнул в избу. В избе молча сидели люди. Матери среди них не увидел.
Брат лежал на кровати накрытый одеялом. Я даже подумал, что он спит. Легонько подталкиваемый руками старушек, сопровождаемый скорбными взглядами, медленно продвигался к кровати, где лежал Вовка. Мною начал овладевать страх. Одна из старушек вымолвила еле слышно:
-Пройди, касатик, посмотри на своего братика.
И приоткрыла одеяло. Я увидел бритую голову брата, запекшуюся кровь по краям ноздрей, приоткрытый рот, да легкую царапину на верхней губе с правой стороны. Если бы не кровь, то я подумал бы, что Вовка спит. Брату весной исполнилось 19 лет. Этой осенью он должен был идти в солдаты, то есть в армию. Рослый, 190 сантиметров и, как говорят, косая сажень в плечах. Легко крестился двухпудовой гирей, словом крепкий и здоровенный мужик. Его могучие руки, даже у мертвого никак не хотели лежать скрещенными на груди. Их удерживала в таком состоянии цветастая тесемочка, которой они были связаны.
Мне казалось, что Вовка едва слышно дышит, что он вот-вот откроет свои черные, цыганские глаза и улыбнется мне. Но этого не произошло. Стало трудно дышать, слезы комком подступили к горлу, слезы  ручьем покатились из моих глаз. Плакал я долго. Чья-то рука гладила меня по голове, и от этого мне становилось только горше. Пришла мать. Она села на стул около кровати, движением руки привлекла меня к себе. Теперь мы плакали вдвоем. С наступлением темноты все люди, что находились в избе ушли по домам. Некоторое время бабушка, мать и я молча сидели около Вовки, не зажигая огня. В избе было холодно, и я порядочно замерз. Бабушка Лукерья пошарилась в печурке, достала коробок со спичками и зажгла керосиновую лампу.  Она едва осветила хату.  Мы продолжали сидеть молча, только бабушка чуть раскачивалась на табуретке из стороны в сторону. Мать сидела не шелохнувшись. Ее руки, опущенные на колени, изредка вздрагивали.
Вошел бабушкин брат, дед Васька, Он поманил меня пальцем и увел к себе домой, не сказав при этом ни слова.
В хате остались только бабушка и мать.
Тетя Даша, жена деда Васьки, накормила меня щами. Когда я съел щи, дала мне большой кусок белого хлеба и кружку компота из сушеных яблок вкусноты необыкновенной. Только сидя за тарелкой с щами я почувствовал голод и вспомнил, что целый день не ел, очень устал, отмахав 15 километров пешком по морозу.
Из-за стола дед унес меня на печь, сунул под голову фуфайку. Уснул я мгновенно. Проснулся от ощущения тишины и свежести. В доме никого не было. Ночью выпал снег. На улице ярко светило солнце. Солнечные лучи проникали через разрисованные морозом стекла и освещали выскобленные половицы. Я быстро оделся, отыскал валенки, что лежали на печи, и вышел на улицу.
Было тихо и, как мне показалось тепло. Глаза резало от ослепительной белизны. Надо было даже прищуренные глаза прикрывать ладошкой. В открытую дверь хлева были видны овцы жующие корм. Из-под горы поднимался к дому дед Васька. Он вел на веревке корову, которую водил к колодцу не водопой. Мы поздоровались с ним. Он спросил меня:
-Ты, куда направляешься, «бродяга».
Он так называл меня с того самого момента, как я помню себя.
-К бабушке.
-Ладно, паняй к бабке.
Я направился домой к бабушке. Улица была пустынна. Путь не далекий, метров сто всего, преодолел быстро. Вот и наша изба. Заходить в избу не хотелось. Еще не отошел от вчерашних слез. Покрутившись возле избы, подался в сад. В саду спокойнее. Никто не погладит по голове, никто не будет жалеть. За сараем был сделан верстак, на котором местный кузнец, дядя Афоня, строгал доски. Под его ногами валялись золотистые стружки, пахло деревом. Стружки были у кузнеца на бороде, на руках, на валенках, на фуфайке. Несмотря на холод, руки его были без рукавиц, кучерявые волосы на голове не прикрыты шапкой.
Увидев меня, он качнул головой, словно поздоровался. На его щеках увидел слезинки, толи от яркого солнца, толи от мороза, а может еще от чего. Кузнец был для меня чужим человеком. У него было пять дочерей и он называл Вовку зятем.
-Ты чего это стружишь?- полюбопытствовал я.
-Вот зятю своему гроб делаю.
Мы помолчали. Мне нечего было спросить у него, а ему нечего сказать мне. Я поплелся в избу. В избе никого не было. Пошел к соседям, что жили рядом с нашей избой. У соседей было достаточно много людей, там была бабушка, Алька, квартирантка. Они разделывали мясо, раскатывали тесто, чистили картошку, пекли блины. Меня усадили за краешек стола. Наложили в тарелку картошки, мяса, отрезали добрый ломоть черного хлеба. Наелся я, что называется, до отвала. Поблагодарил за еду соседку тетю Улю. Снова вышел на улицу. Алька вышла следом за мной. Спросил у нее, где же Вовка И мать? Она сказала мне, что мать уехала в Малиновку, в больницу, где будут делать какое-то скрытие у брата. Что за скрытие такое мне было не известно, как непонятно и для чего нужно это самое скрытие. Вот похороны, это понятно, а скрытие непонятно что и за чем.
После обеда все ждали, что мать привезет Вовку из Малиновки после скрытия. Гроб, что сделал кузнец, обитый красной материей с черной каймой, попахивая деревом, стоял в сенях. На кладбище мужики ломами и топорами долбили мерзлую землю, рыли могилу. Только вечером пришла машина из Малиновки. Мать привезла Вовку после скрытия. Брата с машины переложили в подготовленный гроб. Пока его перекладывали, во все глаза смотрел на него, но никакого скрытия не обнаружил.
Гроб с Вовкой занесли в избу и поставили головой в передний угол, где висела икона Божьей Матери. С этого момента все происходящее приобрело для меня иной смысл, я понял суть случившегося. Я понял, что брат больше никогда не встанет, что после похорон его никогда не увижу, что наступающая ночь последняя для него ночь дома, что завтра его унесут на кладбище и он не вернется сюда никогда, ни через день, ни через год.
Семья наша состояла из трех человек. Теперь брата не стало. Я вышел из дома, забился в сарай, в угол , где лежала солома и заплакал. Следом за мной в сарай пришла наша собака Жучка. Она уселась рядом со мной и, слушая мой плач, тихонько скулила. Собака разделяла мое горе. Жучка слизывала текущие по моим щекам слезы. Я ощущал прикосновение ее шершавого языка к моему лицу. От сознания этого плакалось еще горше.  Сколько я там сидел вместе с собакой не помню. На улице стало темно. В сарае нас нашла тетя Даша. Она пыталась меня утешить, но у меня текли слезы, которые невозможно было остановить. В ответ на ее слова  я твердил:
-Нет больше моего братика. Теперь никто, никто не заступится за меня. Никто не поможет мне.
Бабушка с матерью снова остались с покойником в нетопленой избе. Я же забрался на теплую печь в доме деда Васьки и долго не мог сомкнуть глаз от страха перед смертью, пока сон наконец не одолел меня.
О чем думали, Лукерья Филипповна и мать, оставшись на ночь у гроба покойного можно только предполагать. Раньше тоже были потери в семье. В 1937 году по ложному доносу расстреляны дед Алексей и отец  Володи, Степан Михайлович. Не выдержав издевательств надзирателей, погибла в Усть-Вымском исправительно-трудовом лагере НКВД дочь Лукерьи Филипповны Вера,  В 1942 году погиб при освобождении Украины младший сын Лукерьи Филипповны Владимир. И вот теперь в уличной деревенской драке убит Володя. Просто так, ни за что. Не на войне, не в лагере. Лежит он большой и сильный, молодой и совершенно здоровый, в сосновом ящике и его бритую голову очерчивает шов, выполненный врачом толстыми нитками через край после вскрытия. Жить бы ему да жить.
Возможно, бабка Лукерья вспоминала 1937 год, когда в НКВД забрали сразу мужа, зятя и дочерей Веру и Марию. Как осталась она с годовалым внуком Вовкой, сыном Марии, на руках и тремя еще не ставшими взрослыми сыновьями, Сергеем, Алексеем и Владимиром. Как сама доращивала своих сыновей и растила внука, пахала и сеяла, косила и убирала. Господи, за что же послал мне жизнь такую тяжелую?!
Мать моя, Мария Алексеевна, возможно, вспоминала о том, что потеряла мужа в 1937 году, похоронила свою родную сестру в лагере, где заключенных за людей не считали и с собаками обходились гораздо лучше, чем с зэками. Как ждала она своего освобождения, рассматривая фотографию своего первенца. Мечтала о том, как вернется домой, обнимет сына и, как  увидев ее, сын убежал, спрятался. Чужие люди наговорили ему, что мать враг народа, чуть ли не самый страшный, самый коварный преступник. Как было горько и обидно, что родной сын называет ее теткой Маруськой, а не мамой.
Сколько ласки и материнского тепла было отдано, чтоб эти родные черные цыганские, как у отца, глаза посмотрели на нее доверчиво, прямо, а не из-под лобья. И вот теперь они закрылись навсегда.
Ночью разыгрался в степи буран, началась метель. Ветер гулко гремел листами железной крыши, бился в затянутые морозными узорами окна, завывал а трубе. В нетопленой избе молча сидели две женщины у гроба молодого парня рожденного и выращенного ими. Наступил рассвет, а за ним обозначился день. Метель не прекратилась. С утра копачи закончили копать могилу.
Хоронили брата в 12 часов дня. За гробом шли мать, бабушка, дед Васька и многие односельчане. Шел снег, ветер швырял холодные, колкие снежинки в лицо. Сзади всех плелись мы с моим другом Васькой. Холод пробирал нас до костей.
Гроб поставили на краю вырытой могилы. Дядя Костя, наш сосед, сказал о безвременной смерти моего брата.  Стали прощаться с Вовкой. Мать и бабушку отвели от гроба, а сам гроб накрыли крышкой. Тут появился дед Васька. Лицо его было мокрым от слез. Он взял горсть земли, приподнял крышку гроба и положил землю на лицо покойного и сказал:
-Земле предали.
Я стоял и смотрел, как забивают гвозди в крышку гроба. По лицу моему текли слезы.



;
МАНГАЗЕЯ ЗЛАТОКИПЯЩАЯ

Россия, Матушка, так говаривал русский человек, вкаладывая в это слово свою любовь к земле, на которой мы с вами сейчас живем. Матушка, что же сегодня делают с тобой, что с тобой творят!? Русские ли люди опускают тебя в тот позор, который мы переживаем сей час? Нет тяжелее преступления нашего всенародно избранного Президента, чем попранное детство, попранное девичество наших детей отправленных на панель, на голодную смерть, без права на образование, на оплачиваемую работу, на достойную жизнь. Окружающие Президента Ельцина демократы, прежде всего господа Явлинский, Чубайс, Гайдар, Бурбулис, Козырев, Собчак, Президентская Администрация, сформированное из демократов Правительство Черномырдина подзуживали и понуждали его к расстрелу всенародно избранного Верховного Совета России и наконец «умыли» Россию кровью в братоубийственных войнах, что развязали внутри страны. 
И никакие прохвосты из средств массовой информации не смогут переубедить нас в том, что это не так. Окружающая действительность убедительнее любых лживых заверений,  независимо от того, кем и с высоты какого общественного положения произносятся эти речи.
И все равно, Матушка Россия, ты велика и могуча! Многих видела ты управителей и кропотливых собирателей, и бездумных разрушителей. Отчего же не отряхнешь со своей груди беспредельно жадных  до твоего белого тела кровососов?
Только с Севера Тюменской области на запад, так милый сердцу наших демократов, протянулись аж восемнадцать веток газопровода. Каждая труба диаметром 1500 миллиметров, что называется, дружба между народами ближнего и дальнего зарубежья во весь рост. Россия на запад нефть, они нам негодные к употреблению продукты из своих просроченных стратегических запасов. За такое благо американские и западноевропейские друзья  наших демократов приглашают своих российских подельников читать лекции, за которые платят большие деньги. Если давать демократам деньги за проданную Россию просто так, то это будет взятка, это будет позор, а если за лекции про успешное разрушение СССР платить, то вроде бы как за некие дела, хотя дела такие в России никому не нужны.
Получив свои «серебренники» демократы возвращаются в Россию и с утроенной силой соревнуясь друг с другом гонят российское сырье своим зарубежным хозяевам. Деньги за поставленные сырьевые ресурсы оседают на заграничных счетах, чтоб не платить налоги в российский бюджет. Кому же предназначены наши сырьевые ресурсы? Надо заглянуть, кто же стоит там, на другом конце этих потоков. Удивляться можно до посинения или до опупения, но то, что увидишь никак радостного состояния не прибавит.
Хозяевами  становятся, наряду с платежеспособными клиентами западных стран, свободные от опостылевшей им России республики Кавказа с гордыми, желающими хорошо жить, но не способными оплачивать энергоресурсы, горцами, самостийные Украинцы в широких шароварах, в карманах у которых, кроме кукиша еще и фига из трех пальцев скручена, Молдаваны, братающиеся с Румынами, ну очень цивилизованные прибалты, цивилизованность которых просто соседствует с намерениями соратников Адольфа Гитлера о стерилизации части населения. Словом все хотят и в то же время не хотят и, более того, не желают и не будут.
-Чего хотят и чего не будут?
Хотят нефти, газа, энергоресурсов и как можно больше.
Не хотят, и не будут платить за эти ресурсы. Им просто некогда заниматься такими прозаическими делами, как расчеты. Это мешает им гордиться  своей принадлежностью к свободным и независимым государствам. Только россияне, что направляют им эти самые ресурсы, не гордые. Они могут месяцами не получать зароботную плату, жить впроголодь в неотапливаемых квартирах, да еще к тому же быть должниками у своего Правительства, которое свой народ не защищает ни от бандитов, ни от проходимцев, да и само часто запускает загребущую руку в карман своих подданных. Да что говорить о россиянах, они ведь вроде, как плебеи, а если так, то они достойны именно такой жизни. Россияне это не люди, русские это только питательная среда для возрастания титульных наций.
Наши ворковитые демократы-управители не устают повторять с экранов телевизоров, со страниц многочисленных независимых от мнения народа газет:
-Дадим Родине нефть, газ, золото, алмазы, зерно!
Если не спеша разобраться с этим, то без особого труда можно установить, что Родина находится вовсе не в России, а в Израиле, в ЮАР, в Америке и еще кое-где поближе, но все равно за пределами России. Мы же, живущие и работающие в России и даже в местах расположения сырьевых ресурсов, в понятие Родина не входим, поэтому нам как бы и не положены эти самые ресурсы. Как все оказываеться просто, а мы глупые аборигены думаем, почему это наши города замерзают  в лютую стужу без тепла и электроэнергии. Да не положено нам этих ресурсов! Они нужны ну просто позарез там, за пределами России, там оказывается надо спасать людей. Итальянцы, французы, грузины, прибалты, весь северный Кавказ, панимаешь, замерзает. Подумаешь какой-то Сахалин, Камчатка, Чукотка или какое-то Приморье замерзает! Вымерзли целые поселки и районы на севере, в Магаданской области, Якутии и так далее. Так ничего же не случилось! Так пусть и дальше вымерзают. Вот если начнут замерзать за границей, так это другое дело. Тогда прекратиться денежный дождь, что поливает наших олигархов и наших госчиновников из Правительства. А вот этого никак допустить нельзя. Вот  под треск лопающихся систем отопления в наших городах идет реструктуризация, реорганизация, приватизация. Идет уничтожение наших энергосистем, их расчленение. Тем временем из стран СНГ так нуждающихся в российских энергоресурсах и из  гордой Чечни выгнали без всяких предварительных условий и договоренности практически всех русских. Только из Грузии выехали, бросив все, 340 тысяч русских, осталось чуть больше 10 тысяч- русские жены грузинов и их дети. Из Чечни изгнали 250 тысяч русских, остались несколько тысяч стариков и старух, которым и выехать-то не подсилу. Подвергаются постоянным унижениям и оскорблениям со стороны чеченцев. Ввела Россия визовые отношения с Грузией, вынужденно, по причине того, что грузины позволили чеченским террористам свить гнездо на своей территории и там готовить свои теракты против российской армии, против России. Грузия запричитала, как же бедные русские будут ездить в Грузию? Да никак! Нечего им там делать! Другое дело, что у грузинов огромный интерес к безвизовым поездкам в Россию. Очень усложняется жизнь криминальным группировкам, разного рода аферистам. Прямо скажем, наступили им на хвост, сделали больно первый раз за многие годы, вот и закричали они на все лады. А то что Грузия готова , что называется, лечь под НАТО, так это ничего?
Нэзалэжна Украина, где русских довольно много, поступила по принципу:
-Бей своих, щоб чужие боялись!
Чужие - это русские. Убежден и вековая практика подтверждает это, русские и украинцы - один и тот же народ. Россия началась от Киевской Руси. Корень России в Киеве. Так вот украинские демократы устроили границы и таможни с Россией такие, какие не существуют даже с западными странами, да к тому же установила такие цены на билеты для проезда по железной дороге, что редкий украинец способен пересечь ее границы. Гривен не хватит, чтоб билет приобрести. Желающим въехать на территорию нэзалэжной на автомобильном транспорте, такие условия создали, столько часов надо простоять на харьковской таможне, что никакого терпенья не хватит. Если же таможеннику дашь наличными 1500 рублей, пролетишь через таможню, как шальная комета. Очень любят украинские таможенники русские «деревянные». Власть же закрывает на это глаза. Достаточно посмотреть на личные иномарки таможенников, стоимостью в десятки тысяч долларов, чтобы понять, что за скромную зарплату таможенника, с большим натягом, не купить даже украинский «Запорожец».
Однако стихия проклятущая, куда меня завела от размышлений о Родине! Так можно и до диссиденства дойти. Так вот, получается что Родина, это где-то там, в невидимом для человека далеке, а не в Тюмени, или Магадане, или на северных границах необъятной нашей  страны. Вероятно именно по этим причинам в упомянутых уголках, где живут северяне, дальневосточники, сибиряки до сих пор бездорожье, не газифицированы села, районы, целые города. Нет решения транспортной схемы перевозки людей. И никого это не волнует из нашего дорогого, в полном смысле этого слова, Правительства.
Закрома Родины тоже не для простого народа. Почему ж так?  А ...яй... яй!  Да потому, что из наших закромов растаскивается бюджет через щели, что прогрызли с согласия депутатов Парламена воровитые чиновники высшей власти. Они-то за определенную мзду: за два процента или за три, или за пять, в зависимости от того, кто какую должность исполняет, тот столько и берет, раздают гарантии, кредиты, трансферты, но не тем, кто добывает сырье, создает материальные ценности, кормит государство. Кормить государство сегодня далеко не каждый себе может позволить. Почему же? Да потому что, кредиты, топливо, семенное зерно дают под такой процент, что лучше на эти кредиты закупить продукты питания за границей. А чиновникам этого только и надо. Они уже за определенную мзду договорились с «проклятыми капиталистами», которые, оказывается, вполне законно могут выплачивать покупателям приличные комиссионные. А за эти комиссионные наши чиновники не то, что Россию, мать родную готовы продать. Так что сдыхает сельское хозяйство и пусть сдыхает. Заграница поможет, не безвозмездно, но что делать, если свой производитель не может на черноземе вырастить дешевый хлеб.
А дорогим-то хлеб делают как раз эти самые наши доморощенные управители из министерств и различных ведомств, так называемые олигархи, если хотите - новые русские.  Да, к сожалению, эти новые русские вовсе не русские, а большей частью выходцы с кавказа, из стран СНГ, граждане Израиля, имеющие двойное гражданство в земле обетованной. Понакупили у наших чиновников себе должностей и рулят, как хотят.  Кормят дорогих Россиян всякой хренотенью вроде ножек Буша, или бешенной английской говядиной, или зараженным французским зерном, то есть такие продукты закупают по дорогим ценам, которые хозяева по своим законам даже скоту не могут скормить. И вот эта пакость покупается, нашим чиновным людом, читайте демократами, как хорошие продукты, за совершенно приличные деньги, которые называют во всем мире валютой. А чего не покупать-то, ведь не для себя,  для дорогих Россиян радеют. А вы думаете, что дорогие Россияне просто так, сами по себе вымирают по миллиону в год. Да нет же, от того, что поедают не пригодные для питания продукты, пьют не пригодные для употребления технические спирты, от голода, от холода, да и мало ли еще от чего, например, от болезней, что вызывают некачественные продукты. А наш Президен - наш Гарант, вместе со своими соратниками, демократами, даже не пытаются оградить нас от такой напасти.
Сегодня в странах СНГ имеются дороги, мосты, аэровокзальные комплексы, построенные в советское время, а россияне вынуждены до сих пор жить без дорог, без аэровокзальных комплексов и не только на окраинах России, но и в центре  страны. Оно может быть и верно, зачем вокзалы да аэропорты, все равно у россиян нет денег на самолет, что на самолет, даже на поезд. Сегодня проблемма поехать из региона в регион похоронить умерших родственников. Редко кто может себе позволить такое. Но это демократов не волнует. Председатель Правительства Черномырдин, не устает повторять, что дела на промышленных предприятиях стабилизировались.  Народ по этому случаю так говорит:
-Состояние больного стабилизировалось, он перестал дышать!
Любит наш народ пошутить, что с него взять.
Весь советский народ принимал активное участие в развитии западносибирского энергетического комплекса. И, в первую очередь за счет сибирской нефти и газа, бывшие республики СССР получили хорошее развитие. А здесь и перестройка подоспела с беловежскими соглашениями. Только Россия не успела улучшить своего материального положения за счет нефти и газа. С имеющимся багажом и вошла каждая республика в независимую от России жизнь. Вот уж действительно, каждому свое! Соседи наши сумели и свое себе оставить и нашего часть прихватить. И по сей день кричат о своей доле в имуществе СССР, имея ввиду имущество России. И это благодаря выпестованной коммунистами интернациональной политике. Нахрена нам такой интернационализм. КПСС ставила задачу первоочередного развития окраин. Из феодального строя прямо в высоко развитое коммунистическое общество. Но, как показала жизнь, пошли не впрок мощные финансовые вложения в окраины СССР. Без русских специалистов и рабочих, что уехали в Россию от беспредела творимого в республиках СНГ националистами, остановились могучие заводы, возведенные прежде в национальных окраинах.
Не сразу опомнилась Россия, оставшись наедине с собой. Что называется, приехали! Целуйте нас, мы с поезда! Остановились, осмотрелись, озадачились. Что же произошло? Осознали. Но с финансами-то теперь какие трудности. Пытаются в некоторых регионах выправить положение, что-то создать для людей, приблизить понятие Родина к конкретному человеку-труженику, постоянно борющемуся из-за нерадивых, да к тому же и воровитых чиновников с холодом, голодом, стихией, рискующему своим здоровьем, обреченному демократами на жизнь в суровых краях безвыездно, навечно. Кое-что получается,  но очень тяжело.
Правительство, собирая налоги, распределяет их по своему усмотрению и, надо сказать не всегда справедливо. Например? Пожалуйста.
Денег нет на закупку топлива для Чукотки, Сахалина, Камчатки, а Правительство строит в чистом поле столицу Ингушетии на бюджетные деньги. Столица тоже понятно нужна, но не на костях же умирающих от холода и голода людей. Почему это сейчас возникла в ней нужда, а не в обозримом прошлом, когда люди создавали свои государства, строили свои города. Видите ли Правительство считает, что так целесообразнее. Это Правительство так считает, а русский человек, работающий без зарплаты, еле-еле сводящий концы с концами, кормящий в деревнях своих детей протравленным комбикормом, так не считает.
Мы тоже хотим жить за свой труд по-человечески. Родина это мы с вами, добывающие сырье, золото, алмазы, выращивающие хлеб, мясо и т. д. и т. п. Это мы рожаем, ростим и даем своих детей на ее защиту. А что делают с ними ворковитые генералы. Морят голодом, заставляют строить генеральские котеджи, где гибнут наши дети не при исполнениии служебных обязанностей. А чтобы рядовые солдаты были сговорчивее, развели в армии, так называемую «дедовщину», с которой борются не прикладая рук, потому что эта самая «дедовщина» им, генералам, как раз на руку.
Все это считается нормой демократической жизни. Такая точка зрения Президента и Правительства, нас Россиян, не устраивает. Опостылело российскому народу, что он не коренной, не титульный. А то и вовсе получается, что россияне- люди третьего сорта. Смею утверждать, что наши соседи в республиках СНГ нисколько не умнее забитых россиян, но они в своих республиках устранили всех русских от власти. Национальные кадры в республиках СНГ устроили у себя такую жизнь для людей, которой вряд ли кто позавидует. Некоторые из них, так называемые олигархи, предпочли свободную жизнь в своей стране, зарубежным тюрьмам и теперь там отсиживаются в ожидании окончания расследований, которые проводятся в отношении них правоохранительными органами Родины и страны их теперешнего пребывания.
 В России же, в первую очередь в Администрации Президента, в Правительстве, в окружении губернаторов, в окружении глав муниципальных образований находятся в большинстве своем выходцы из стран СНГ, купившие себе должности у бедных русских чиновников. Они как раз решают дела не в интересах россиян, а в личных интересах, в интересах республик, представителями которых они являются. Им наплевать на «дорогих» россиян, на государственные символы России. Они считают своей Родиной Израиль, Америку, иные государства. Они подчиняются зарубежным законам, встают под чужие гимны и проповедуют иные истины и ценности, нам не приемлемые. Может быть, им давно пора уехать на свои исторические Родины.
Так нет, они будут до самой смерти управлять россиянами, потому, что они считают, что могут бес конца нами манипулировать с помощью подвластных им средств массовой информации. Утверждаю, что не могут они управлять, не умеют, потому и живем очень плохо. Вот и кувыркаемся мы вместе с Матушкой Россией. Но доколе?

1998 г. Москва
 
СВАДЬБА

Создать с козой семью не смог козел.
Под стать, красивой не нашел козы.
А очень уж хотелось женатым быть, крутым!
Овечка с золотым руном ему глянулась.
Милашка!
Ах, как нежна, красива, а как скромна!
Потупив взор и опустив глаза,
На ушко козлику твердила:
-Все, что нужно мне, всегда при мне
И больше ничего не нужно мне.
Лишь сердце полное любви открой,
Чтоб любовалась я твоею добротой.
Размякнув от речей, козел принял,
Поистине ослиное решенье.
И к огорчению родни рогатой
Женился на овце козел.
Ну не осел!?
И с самого начала жизнь не заладилась у них.
Козел в трудах. От них винтом пошли рога.
Овечка, модницей, мотовкой оказалась.
И вскорости, терпению козла пришел конец.
В сердцах козел сказал овце:-
А зря!-
Что шубка лисья ей, как зайцу стоп-сигнал!
Возник в семье очередной скандал.
Алмазной пилкою, почистив копытца, поправив перстни и браслеты,
Смахнув притворную слезу,
Овечка бекнула и кинула козла.
Со зла.
И к маме уходя, сказала:
-Козел рогатый!
Да если бороду тебе обрезать, укоротить рога,
То будешь не козел ты, а полная коза!

Мораль:
Задумаешь жениться, с горяча, то вспомни про козла.
И если ты Козел, невестою тебе Коза.

Москва, 7 число октября,
2001 год от Рождества Христова
 
НАГНИБАЛ

Город Тюмень. Февраль. Пятница. Вечер. На улице вьюжно.   Ветер гоняет снежные струи вдоль дороги, около домов, завывая и свистя в отверстиях сливных водосточных труб. Будний день. Никакой не праздник, разве что только конец рабочего дня. Прихожу домой после работы. На лестничной клетке слышу через закрытую дверь, что сосед пришел раньше меня и проводит очередную планерку со своей женой. Он всегда ее проводит, когда приходит домой под «турахом», то есть, под «кайфом», или проще, под «мухой».
Только вымыл руки, не успел выслушать последних известий от своей суппруги, как раздался звонок в дверь. Открываю. На пороге она, наша соседка Люська, директор дома культуры дока «Красный октябрь». И не одна, с приличным  багровым фингалом, только что сработанным соседом. Люська, увидев меня, падает мне на руки так споро, что я едва успеваю ее подхватить. Сразу ощущутив на руках ее теплые груди закованные в лифчик. Завожу ее на кухню на обозрение моей суппруги. Увидев Люську, жена запричитала:
-Люся, голубушка, что с тобой? Кто тебя так посмел?
-А кто еще, как не мой Толян, изверг и кровопийца. Присосался ко мне, как клещ и сосет кровушку из моего белого тела, да не по капле, а стаканами, подлец, хлещет. И за чем я только за него вышла за муж, за негодяя такого? Каков был тихоня! Бывало, слова из него щипцами не вытянешь, а стал чисто бандит и замашки у него бандитские. Рта не дает открыть. Чуть что сразу кулаки сучит. Сучкоруб хренов. Я ему что - лесина безмолвная что ли? Хватит! Натерпелась!
Жена моя говорит мне:
-Алексей, мы тут пообщаемся, а ты сходи, поговори с Анатолием. Он ведь к тебе со всем уважением. Слушает ведь тебя. Поговори, сколько можно безобразничать? В понедельник женщине на работу. Как ей идти с таким синяком? Он ведь не сойдет за два дня.
Одеваюсь, иду к соседу, как парламентарий. Надо ведь мирить голубков. Не будет же евонная Люська жить у меня. Можно переночевать раз, два, ну три, но не жить же ей у нас. Что люди скажут.
-Алексей многоженник. У него две бабы в доме живут. А хотя бы и так! Пусть мелют, что хотят. На каждый роток не накинешь платок. Я так вроде спокойно к этому отношусь. Опять же жена. Раз она меня посылает на переговоры, значит, она что-то разумеет? Иду к соседу.
Дверь открыл Анатолий. На вид он был, как бы слегка выпивши, но никак ни в лоскуты, как говорила его Люська.
Толян, увидев меня, обрадовался: - Заходи, Алексей. Пошли на кухню. У меня там «коленвала» пол-бутылки (впрежние времена была водка, которую в народе так называли за ее этикетку). Вмажем.
Проходим на кухню. В самом деле, на столе початая бутылка водки, хлеб, огурцы, сало. На электроплите, в кастрюльке варятся караси. Все тихо мирно, никакой войны семейной, никакого напряга. Сели мы за стол. Похоже Люська обстановку оценила неправильно.
Анатолий разлил водку в стаканы. Чокнулись. Со словами:
 - Ну, поскакали. - Анатолий опрокинул содержимое стакана в рот.
На душе, после выпитого, потеплело. Теперь все житейские проблеммы уже не казались неразрешимыми. Клиент практически готов для душевного разговора. И я приступил к выполнению того, за чем был послан сюда.
Толян, я вот посмотрю на тебя, на твою жену, вроде бы по отдельности вы хорошие люди. А чего вас мир не берет? То под левый глаз ей фингал поставишь, то под правый.
-Зарабатыват, вот и приходиться ставить.- вздохнул сосед. Вся эта канитель в чем? В ейной гордыне. Она, видите ли, своим вышним образованием трясет передо мной, как флагом. А спрашиватца, на хрена она за меня замуж выходила. Она же знала, что я образованный на четыре класса. Чой-то ей видать во мне нравилось. По началу, в первые года, все было нормально, а потом стала она меня етим образованием попрекать. Дескать, неуч. Сколько разов она от меня слово брала насчет моей учебы. А я так думаю:
-Зарплата у меня в два раза больше, чем у нее, так нахрена учиться, чтоб ейные сто двадцать рэ получать? Так вот никак не уймется. Как выпью, она начинат меня воспитывать. Муж, стало быть, ей нужон с образованием. А как же тогда заповедь Господа нашего Иисуса Христа? А он завещал нам любить ближнего, как самого себя. И вовсе не обязательно, чтоб у ближнего было вышнее образование. А ета образованная сука в ботах (у Толяновой Люськи действительно были резиновые боты на застежках) этой заповеди не принимат.
Ты знашь, Алексей, за што я ей ноньче врезал? Никаких таких намерений у меня и близко не было. Прихожу домой. А слегка выпивши был. В туалет так хочется поссать, что аж в ушах плещется. Сил держать  нет никаких. А эта сука в ботах грит:
-Анатолий, вот тебе мусорное ведро, вынеси мусор.
А я ей говорю:
-Погодь не до мусора мне щас. Чо ты сама то не вынесла?
-Я не вынесла, а ты сейчас вынесешь.
-Пошла ты….. и все лесом! И делаю попытку проскользнуть мимо нее в туалет. А она стает на пути, руки рашшеперила и не пропускат. А я чую, что еще несколько мгновениев и не донесу свое добро до сортира. И вот тут я ей и врезал. Она-то пала. Я через ее перешагнул и в сортир. А она кричит на меня, как-то. Вроде по-русски, но хрен поймешь:
-Нагнибал африканский! Или огибал африканский! Не помню точно. Нагнибал, дорвался до моего белого тела и пьешь мою кровушку!
Алексей, вот чес слово, я погулял с бабами всласть, но прямо скажу, никого из них я не нагнибал. Ни тех, с которыми гулял, ни эту суку в ботах тоже не нагнибал. Но если это и случилось когда, но только раз, когда мы с Люськой табунилися игде попало. Не помню, где нагнибал, может в подъезде. Дак ты сам мужик. Представляшь всю эту кухню в подъезде. Так опять же она сама нагнибалась, а теперь кричит, нагнибал!
-Может быть она говорила каннибал африканский, а не нагнибал.
-А может и так, говорила, кто ие знат! Ети ученыя так тебе скажут, что хрен разбиресси, толи похвалили тебя, толи обругали. А если каннибал, то чо это азначаит?
-Канибалл это человек или группа людей, которые едят человечину.
-Ух, ты! А чо и такия оглоеды, ой, людоеды ишо есть в наше время?
-Есть.
-И игде они такия, к примеру, живут. На Севере или на Юге?
-В Африке живут, а может и еще где есть. Точно не могу сказать.
-И кого эти самые канибаллы едят, своих али чужих?
-Я слышал, что в какой-то африканской стране эти людоеды съели немецкого посла.
-Ого, прям посла съели? А немцы чо?
-Немцы, как узнали, ахнули и ноту им, этим африканцам.
-Алексей, погодь, нота это что, десант, бома или винтовка такая?
-Нота, это протест письменный.
-А они чо?
-А они прочитали и свою ноту немцам. Что вы, дескать, обижаетесь? С кем не бывает, ведь случайно! Мы вашего посла съели, а вы нашего съешьте и квиты.
-Да, дела! Посла съели, это тебе не Люське под глаз врезать. А она сразу, нагнибал, то есть каннибал! Да мне до етих каннибалов, как до луны пешком. А все равно обидно. Видать еще придеться Люську проучить, чтоб лишнего не наговаривала. Люди-то узнают, что она меня так обзыват, подумают черте чо.
 
ЖИВУТ ЖЕ ЛЮДИ

Нет, недаром люди говорят, что муж и жена одна сатана! Встречаешься с ангелом, женишься на ангеле, а проходит время и замечаешь, что рядом с тобой далеко не ангел, да уж чего греха таить, сам на черта смахиваешь. И как-то вовсе незаметно это превращение происходит. Думал я, думал, почему такое возможно с нами мужиками. В народе есть такие вот пословицы-присказки отражающие нашу семейную жизнь:
-Какой едет, такую и везет.
-Какой сам сукин сын, такая у него и жена.
-С кем поведешься, то того и наберешься.
-С кем поведешься, от того и забеременеешь. ( Эту не считайте. Она хоть и не ошибочная, но отражает иные отношения различных полов.)
-Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать.
-Назвался груздем – полезай в кузов.
-Глаза во лбу, куда смотрели, когда выбирали, а теперь ешьте, хоть повылазьте!
В нашей семье, в роли деспота, тирана, бессердечного обидчика, неспособного понять тонкого женского организма, выступаю конечно я. Скажете почему? Отвечу:
-По жизни так сложилось. Выросло само по себе из нашей будничной жизни. Пример?
-Пожалуйста.
Если мы идем в театр, скандала не избежать. Причина? А то их нет? Сколько хочешь.
Как всегда нечего одеть, все устарело, отстало от моды, выцвело, обтрепалось. В процессе очередной ревизии нарядов взгляд ее затуманит внезапно нахлынувшая слеза и супруга с упреком скажет:
-И вообще по твоей воле хожу, как «оборванка». Процесс одевания затягивается настолько, что приходиться ожидать свою половину у дверей, уже, будучи одетым, минут тридцать-сорок. Говорить в этот момент что-либо нельзя. Запросто можно подлить «масла» в «огонь». Я и без того в роли демона, обижающего легко ранимую женскую душу. Наконец дверь в квартиру закрыта. И все равно лак на ногти наносится в лифте, как последний штрих театральных сборов.
-Между прочим, мог бы и мои сапоги немного почистить.-замечает жена, глядя на мои туфли. Все равно у дверей час топтался.
 В зрительный зал входим с третьим звонком, едва успев сдать в гардероб верхнюю одежду. Тут уж не до стопки коньяка с бутербродом. Слава Богу жив!
- Нет, я не жалуюсь! Что Вы! Напротив, я очень счастлив! Наверно все так и должно быть всегда. Жене лучше знать, что мне нужно, а что нет. А то вдруг выпьешь, а аппендицит уж тут, как тут. Или заворот кишок случится с непривычки-то. А так жив себе и здоров.
Если предстоит ранеее, за много дней вперед, запланированная встреча в ресторане с друзьями, по случаю дня ее рождения, то возникают иные непреодолимые силы, но в которых виноват тоже я. Праздничное платье, в котором супруга должна предстать перед гостями, к назначенному дню не готово и его шитье заканчивается  почему-то в день торжества. Толи пуговиц нужных, толи ниток не оказалось. Возникает необходимость везти жену к портнихе, а та занята. Ей ее дети подбросили внуков на выходной.  Приходтся выполнять еще роль няньки, развлекать чужих детей. Вот платье готово. Едем домой. Попадаем в пробку. Вот мы уже опаздываем и в ресторан к назначенному времени. Гости пришедшие в ресторан раньше нас, сиротливо толпятся в ожидании хозяев.
- Виноват конечно я, тупой, бессердечный и всякий разный, к тому же и водитель хреноватый, раз вовремя не смог привезти. У всех мужья, как мужья, а ты… В общем вы поняли, какой я. Короче:- молчи грусть, молчи!
Если я пришел домой раньше с работы и пошел выгуливать во двор изнывающую от нетерпения собаку и к моменту окончания прогулки является домой жена, то она язвительно заметит:
-Давай и дальше так делай. На работу, в театр, с собакой на улицу в белой рубашке и непременно в галстуке. Жена постирает. Прачка бесплатная, ничего, что руки от стирки скрючились. Думаешь, о чем и о ком угодно, только не о жене. Тебе все равно, вокруг себя людей не видишь. При этом непременно уронит прозрачную, как хрусталь, слезу. И, конечно же, я посрамлен!
Это при всем притом, что наша стиральная машина - полный автомат. Только что не развешивает и не гладит белье.
Если мы приглашены на юбилейную встречу к ее подруге, жена обязательно проведет опрос общественного мнения, то есть спросит у меня,
-Какой, по-твоему, подарок надо купить Люсе?
На мой ответ:
-Кофточку пуховую розового цвета. Кофточка будет к лицу Люсе и согреет ее в одинокой жизни.
Она ответит:
- Донжуан тоже мне нашелся! Много ты понимаешь в женщинах!. Жизнь прожил, по работе из провинции до Москвы добрался, а как был крестьянином, так и остался! Розовая кофточка!? Будет ей к лицу! Да у нее розового румянца уже лет пятнадцать нет. Ей больше к лицу темная шаль!
На мое слабое возражение:
-А что ты предлагаешь?
Жена мечтательно скажет, глядя как бы в необозримое прошлое и одновременно будущее, что простираются вокруг до самого горизонта:
-Ей надо подарить что-нибудь такое…, что-нибудь такое…, такое. Что могло бы подчеркнуть в ней красоту женщины бальзаковского возраста, подчеркнуть ее чувственность, утонченный шарм. Что могло бы напомнить ей о том, что в жизни рано ставить точку, что еще не все возможности исчерпаны, что еще возможны варианты, что она женщина хоть куда!
Ты смотри, как время летит! - в душе отмечаю я:
- Вот уже и до бальзаковского возраста дожили вместе! А кажется, что только вот вчера из ЗАГСа вернулись.
Опять же на мое замечание о том, что Люська всего две недели, как выписалась из больницы, где ей делали очередную «подтяжку» жена измерит меня уничтожающим взглядом и с гневом глубоко оскорбленной мной женщины произнесет:
-Колхозник саратовский! Молчи уж, может за умного, сойдешь! Много ты знаешь о женщинах, на что они способны. Лишь бы ляпнуть! Смотри, не вздумай там, у нее, про больницу или про «подтяжку» вспомнить, или что-нибудь про возраст. Я не знаю, что тогда с тобой сделаю.
Если мы едем в гости к теще, то я всегда готовлюсь заранее. Закупаю вермишель, различные крупы, тушонку, различную колбасу, мороженых курей, мороженую свинную ногу, мороженую и соленую рыбу и так далее. Гляда на мои приготовления жена с укором скажет:
-Ты что из себя скомороха блаженного строишь? Ты зачем обижаешь мою маму и всю мою родню? Кто едет? Мы едем или продовольственный магазин? Мои родственники что, в деревне голодные сидят, ждут, не дождутся тебя с продуктами? Да?! Ограниченный ты человек, когда я только тебя перевоспитаю? По себе судишь о других. Мама нас ждет, а не твои продукты.
Каждый раз, когда мы приезжаем в деревню, сходится вся родня. С удовольствием поют, пляшут, конечно, с рюмкой и хорошей закуской. Не забывают и меня поприветствовать. Если бы не мои припасы, то половина тещиной живности, что хрюкает, кукарекает, роется в земле, последовала бы в котел.
Езды до тещиного дома около тысячи километров. За рулем бессменно я. Приезжаем к месту назначения, после радостной встречи жена заявляет родственникам, что она очень устала от дороги. А я как-то так, без устали оказывается, могу. Вот так пока и живем. 
По всему я уж должен, как бы на демона смахивать. В зеркало на себя гляну, ни хвоста, ни копыт. Видать еще не истек нужный срок совместной жизни. Значит все еще впереди.
 
Утвержден командиром

Командир воздушного судна – это такая должность в гражданской авиации от которой зависит   очень многое: безопасность полетов, выполнение производственного плана и так далее. Подготовить специалиста для этой должности, дело вовсе не легкое. Необходимы многие годы кропотливого труда целого коллектива командиров-воспитателей. Необходимым условием при этом является то, что кандидат на эту должность сам постоянно работает над собой. Совершенствует командирские навыки, технику пилотирования, накапливает опыт летной и воспитательной работы.
КВС должен быть всесторонне развитым специалистом способным организовать работу в своем экипаже, нацелить его на выполнение поставленной задачи, создать соответствующий моральный климат в коллективе, которым командует.
Отбор и подготовка пилотов для этой должности осуществляется командным составом отряда, а утверждение на этой должности происходит на уровне либо Управления Гражданской авиации, либо на Высшей квалификационной комиссии Министерства Гражданской авиации.
8 декабря 1980 года, ВКК ГА утвердила в должности командира корабля Ил-76 Анатолия Зиновьевича Фоменко. Этому, замечательному для Анатолия Зиновьевича событию предшествовали долгие годы напряженного труда и учебы. Сначала было Краснокутское училище летчиков Гражданской авиации, полеты на самолете Як – 18, Ан – 2, Як – 40. Затем учеба в Академии Гражданской авиации, защита диплома инженера – пилота, переучивание на самолет Ил – 76, полеты в небе Тюменской области.
И вот сегодня 18 декабря должен состояться первый самостоятельный вылет на самолете Ил – 76 уже в качестве командира корабля.
Тщательно подобраны члены экипажа для молодого командира. Второй пилот В.П. Рогов, имеющий значительный налет на этом воздушном судне, способный практически и сам возглавить экипаж. Штурман В.Г. Моргун - один из опытнейших штурманов летающих на  самолетах Ил – 76. Бортинженер В.Л. Макаров- специалист высокого класса, имеющий богатейший опыт безаварийного налета на самолетах Ан – 12 и Ил – 76. Бортрадист А.А. Рыжов.
Все они зарекомендовали себя специалистами, хорошо знающими свое дело, и будут надежными помощниками своему командиру.
Ухудшение погоды в аэропорту Новый Уренгой, куда намечено совершить первый самостоятельный полет новому экипажу, заставило поволноваться не только Анатолия Зиновьевича, но его командиров-наставников: пилота-инструктора В.Д. Софейкова и командира авиаэскадрильи Ю.Н. Грачева.
Несколько вопросов молодому командиру:
-Анатолий Зиновьевич, как ваше самочувствие перед первым самостоятельным вылетом?
-Чем хорош Аэрофлот, так это тем, что всю жизнь чувствуешь себя молодым. Из училища приходишь – молодой. Самостоятельно вылетел на Ан – 2 – молодой. Переучился на Як – 40 – снова молодой. Вылетел самостоятельно на Як – 40 –опять молодой. Семнадцать лет отлетал я в Аэрофлоте, около десяти тысяч часов налетал и вот сегодня я снова молодой.
Самочувствием хорошее, но волнуюсь, как и мои командиры, что провожают мой экипаж в полет. Преодолена еще одна ступенька, ступенька к вершине летного мастерства. Как-то сложится моя дальнейшая жизнь? Одному Богу известно. Предполагаю, что все будет хорошо.
-Анатолий Зиновьевич, расскажи немного о самолете, чем он хорош, а чем не очень.
- Самолет Ил – 76 всем хорош. Груз способен везти до пятидесяти тонн и при этом заправки не менее чем на пять часов полета. Просторная герметичная, грузовая кабина, оборудована современной погрузочно-разгрузочной техникой и надежным такелажным оборудованием.
-Какие преимущества у герметичной грузовой кабины.
-Доступ к грузу возможен в течении всего полета, в грузовой кабине поддерживается  комфортная температура и нормальное атмосферное давление, что способствует сохранности перевозимых овощей и фруктов.
Если на Ан – 12 при длительныхл перелетах возможно подмораживание овощей и фруктов, то на Ил – 76, это исключено.
Да, погрузка, разгрузка осуществляется на поддонах, в контейнерах, что до минимума сокращает погрузочно-разгрузочные работы. Ведь грузить-то приходится не тонну и не две, а тридцать, сорок тонн груза.
Возможна перевозка крупногабаритных грузов и самоходной техники.
Это, во-первых, и во вторых, а в третьих, внедрение в эксплуатацию самолета Ил – 76 в Тюменской области позволило ускорить обустройство и начало эксплуатации новых нефтяных и газовых промыслов.
В 12 часов синоптики сообщили, что погода в Новом Уренгое улучшилась. Командир корабля Фоменко принял решение на вылет.
Закончен предполетный осмотр самолета, убран трап, закрыты двери, закончена наземная подготовка к полету. Следуют доклады членов экипажа о готовности к полету. Командир запрашивает у диспетчера разрешение на запуск двигателей.
Запущены двигатели. Земля разрешает руление на предварительный, а затем и на исполнительный старт. Самолет плавно трогается с места. Экипаж придает кораблю взлетную конфигурацию. Короткая остановкаб на старте.
В наушниках голос командира корабля:
-Экипаж, доложить готовность к взлету.
Следуют лаконичные доклады:
-Второй пилот готов.
-Штурман готов.
-Бортинженер готов.
-Радист готов.
-Груз на борту, закреплен, оператор готов.
 Командир связывается с диспетчером старта и запрашивает разрешение на взлет. Диспетчер сообщает экипажу условия и разрешает взлет.
-Установить двигателям взлетный режим.
-Есть взлетный. Двигатели на взлетном, параметры соответствуют взлету.
-Экипаж, взлетаем!
Корабль начинает свой стремительный разбег по взлетной полосе.
Штурман:
-Скорость растет. Скорость семьдесято, скорость сто, скорость сто пятьдеся. Рубеж!
-Продолжаем взлет!
Штурман:
-Скорость двести, подъем!
Командир плавно отклоняет штурвал на себя. Набрав необходимую скорость, корабль плавно отходит от взлетно-посадочнойа полосы.
-Высота пять метров!
- Убрать шасси!
-Есть убрать шасси. Шасси убраны. Горит сигнализация убранного положения!
Самолет уверенно набирает высоту.
-Убрать предкрылки!
-Есть убрать предкрылки! Предкрылки убраны!
-Убрать закрылки!
-Есть убрать закрылки! Закрылки убраны!
-Двигателям номинальный режим!
Слаженно работает экипаж.
Штурман:
-Высота четыреста!
Командир:
-«Круг»!
Радист:
-Частота «круга» установлена.
Командир:
-Доложить взлет!
Второй пилот:
-Круг 76503, взлет произвел!
Слаженно работаю все члены экипажа. Через один час сорок минут самолет произвел посадку в аэропорту назначения. Для строек Севера доставлено более тридцати тонн грузов. Обратный полет выполнен ночью, что накладывает дополнительные трудности при заходе на посадку и пилотировании самолета, но и с ними экипаж справился успешно.
В Тюмени, не смотря на поздний час, экипаж встречает командир авиаэскадрильи Ю.Н. Грачев. Комеск поздравил Экипаж с успешным завершением полета, пожелал всем здоровья, дальнейших успехов в полетах и большого личного счастья.
Юрий Николаевич, ваше мнение о новом командире корабля?:
-Фоменко хорошо подготовленный летчик и теоретически и практически. Он имеет богатый опыт инструкторской и воспитательной работы. Словом, в нашем полку, в полку командиров прибыло!
-Как вы оцениваете выполненный полет?
-Для первого раза, полет выполнен на отлично.
-А как оценивает свой первый самостоятельный вылет сам командир?
-Полет выполнен вполне нормально. Все члены экипажа немного волновались, переживали за меня, а я переживал за них. Но все обошлось.
-Что бы вы сказали своим коллегам по работе?
-Благодарен им за то, что они помогли мне стать командиром такого корабля. Особенно благодарен замечательному летчику, моему инструктору, Ивану Яковлевичу Бердюгину, с которым летал в качестве второго пилота, и который меня многому понаучил. Спасибо всем, кто принял участие в моем становлении. Я их доверие оправдаю.
Счастливых вам полетов, Анатолий Зиновьевич!

Тюмень, 18.12.80 г.


Так было

Город Тюмень. Аэропорт Рощино. Утро 20 февраля 1981 года. Морозно. Заиндевелые витражи здания аэровокзала. Все, что движется на перроне или работает окутано  белыми клубами пара. Высокое голубое небо без единого облачка.
На стоянках готовят к полету рейсовые самолеты в Киев, Нижневартовск, Харьков. Грузят грузы в  самолеты Ил – 76 в Новый Уренгой, Надым, еще мало кому известные Красноселькуп, Харасавэй.
Дежурная отдела перевозок ведет пассажиров на московский рейс. Вереница людей протянулась от аэровокзала до трапа самолета. Рулит к месту старта самолет Ан – 12. Мигают проблесковые маячки самолета Як – 40 запускающего двигатели. По перрону в сторону стоянок тяжелых грузовых самолетов медленно движется топливозаправщик-спарка.
Сквозь общий шум из громкоговорителей пробивается сообщение службы информации о посадке рейсового самолета из Нижневартовска. Электрокары с багажом бесшумно катятся к охваченному клубами белого воздуха от работающего  подогревателя самолету. Около самолета Ту – 154 маневрирует тягач «Белаз», готовится к буксирове лайнера перед запуском двигателей. Снует между самолетами машина бортпитания поочередно загружая в них контейнеры с питанием для пассажиров и экипажей.
Авиатехник разматывает шнур переговорного усчтройства, готовится к выпуску самолета в полет. Спешит по перрону машина «техпомощь». Автомашина руководителя полетов спешит освободить взлетно-посадочную полосу после проверки ее технического состояния. Чувствуется напряженный трудовой ритм аэропорта.
Сотни различных авиаспециалистов на диспетчерских пунктах, в лабораториях, цехах, и других невидимых глазу пассажиров рабочих местах, вслушиваются в радиообмен экипажей с землей, следят за экранами радиолокаторов, лечат и обслуживают самолеты, планируют полеты, организуют и управляют авиационными перевозками.
Сегодня коллективу аэропорта Рощино Тюменского управления Г.А. предстоит выполнить почетную задачу - доставить в столицу нашей Родины Москву группу делегатов XXVI съезда КПСС. Одиннадцать часов утра. Стоянка №23. Самолет Ту-134, с бортовым номером СССР – 65017, сверкает белизной. Красными гвоздиками колышутся на слабом ветру вымпела на заглушках. Честь, обслужить самолет, оказана одному из опытнейших авиаспециалистов Константину Георгиевичу Попову. Одна за другой подъезжают к самолету спецмашины различных служб аэропорта для заправки его маслом, топливом, водой. Грузят контейнеры с бортовым питанием.
Командиры и руководители различных рангов, инженеры и техники, диспетчеры и медики, работники аэродромной службы, операторы и водители стараются проявить максимум заботы о лучших представителях рабочего класса и интеллигенции Тюменщины, делегатах съезда КПСС.
Близится к завершению подготовительная работа большого коллектива, которому поручено важное дело - перевозка депутатов. Принимает самолет от инженерной службы экипаж. Бортмеханик I класса А. Бушмелев со знанием дела выполняет предполетный осмотр самолета, контролирует качество его подготовки. За процессом приема-передачи наблюдают главный инженер авиационно-технической базы Михаил Просимяк и начальник ОТК  Валентин Подвинцев.
Открыты парадные ворота аэропорта. Из города прибывают делегаты. Словно специально в день отлета установилась ясная, морозная погода. Ярко светит солнце, мороз пощипывает нос и щеки, заставляет рукавичкой потереть прихваченные морозом уши. Но, не смотря на мороз, на перроне царит теплая дружеская обстановка. Делегаты – женщины с красивыми прическами, да и мужчины принаряжены. Представители предприятий, партийные и советские руководители провожают и напутствуют посланцев области.
Делегата съезда от тюменских авиаторов, героя социалистического труда, пилота I класса, Юрия Южакова провожают начальник Управления Г.А. Геннадий Ласкин, начальник летно-штурманского отдела Виктор Надеин, начальник политотдела Управления Г.А. Иван Савченко и командир авиапредприятия Владимир Бондарев.
Стрекочут кинокамеры. Делегаты и провожающие идут к самолету. Около трапа их ожидает экипаж командира корабля, пилота I класса Юрия Суханова. Юрий Александрович докладывает делегатам о готовности самолета и экипажа к выполнению полета и информирует их о  погоде в Москве.
По трапу в самолет поднимаются лучшие люди  Тюменской области. Так было. Провожающие и делегаты обмениваются приветствиями, пожеланиями. Слышится смех. В 12 часов самолет с делегатами произвел взлет и взял курс  по маршруту проложенному к сердцу нашей Родины Москве.
Счастливого Вам полета, посланцы Тюменщины, плодотворной работы на съезде нашей партии.

20.02.81 г.
 
Раз картошка два картошка

Уважаемый читатель немало удивится, прочитав название рассказа, и задастся вопросом:
- Причем здесь полеты и картошка и могут ли иметь отношение друг к другу эти два понятия?
Оказывается, в жизни случается так, что совершенно не связанные понятия вдруг связываются.

З марта 1981 года, днем, в 15 часов 55 минут, местного времени, в 156 километрах, с азимутом 30 градусов от аэропорта Сургут, потерпел авиационное происшествие вертолет Ми-8 Тюменского Управления ГА, бортовой опознавательный знак СССР – 22278.
Метеоусловия: прогнозируемая погода по квадрату 145; теплый фронт, облачность 10 баллов верхняя средняя, видимость более 5 километров, приведенное давление 748 мм. рт. ст., температура минус 14 градусов.
Бортовая погода в районе авиационного происшествия за 14 часов 20 минут: облачность 10 баллов верхняя, ясно, видимость более 20 километров, температура минус 18 градусов, опасных метеоявлений не наблюдалось.
Данные об экипаже:
Командир вертолета Городцов Евгений Григорьевич, 35 лет, пилот 2 класса, допущен ко всем видам работ и инструкторским полетам, общий налет более 6 тысяч часов, их ,командиром вертолета Ми-8,2326 часов, допущен к полетам по особым правилам визуальных полетов при высоте облачности 100 метров и видимости 1000 метров, разрешен инструментальный заход при высоте облачности 150 метров и видимости 1500 метров, допущен к полетам ночью при высоте облачности 450 метров и горизонтальной видимости 4000 метров.
Окончил Кировоградскую школу высшей летной подготовки в 1969 году, на вертолет Ми-8 переучен в Кременчугском летном училище гражданской авиации в 1976 году, годен к летной работе без ограничений, авиационных происшествий в прошлом не имел.
Второй пилот Миськов Дмитрий Семенович 1956 года рождения, 4 класс пилота гражданской авиации, общий налет 1378 часов, их них на вертолете Ми-8 1318 часов, годен к летной работе без ограничений.
Бортмеханик Хон Владимир Борисович 1955 года рождения, 3 класс бортмеханика гражданской авиации, налет на вертолете Ми-8 949 часов.
Пострадавшие: погибших нет, 3 члена экипажа и 4 пассажира получили тяжкие телесные повреждения и госпитализированы, 4 пассажира не пострадали и после проведенного медицинского освидетельствования отпущены домой.
На борту находилось 30 кг. Груза «заказчика» и личные вещи пассажиров.
При столкновении с землей воздушное судно получило значительные разрушения и восстановлению не подлежит.
Вот так вот. Получив такую телеграмму, начальник Тюменского управления ГА назначил комиссию для расследования причин данного происшествия. Вечером этого же дня мы вылетели в Сургут для проведения расследования.

Представители различных подкомиссий: летной, инженерно-технической, административной, так же транспортный прокурор вылетели на место происшествия. Выполнена работа:
Составлены кроки авиационного происшествия, изьяты средства объективного контроля, произведен отбор проб авиагсм, выполнено описание технического состояния вертолета. Другая часть Вернувшись с места происшествия, подвели итоги. А они выглядели так:
Вертолет на месте происшествия лежит на левой стороне фюзеляжа с курсом соответствующим направлению полета. Разрушен фонарь кабаны пилотов, лопасти несущего винта, хвостовая балка.
С места события изъята касета-носитель, на которой записаны параметры полета перед авиационным происшествием. Барограф, который писал высоту полета вертолета, организованными поисками не обнаружен.
Установлено, что касание вертолета о землю произошло носовой и основными стойками шасси с небольшим отрицательным углом тангажа и на большой поступательной скорости. В дальнейшем вертолет, разрушаясь, продвинулся по земле 140 метров, при этом, возможно, перевернулся вокруг своей поперечной линии, то есть через плоскость вращения несущего винта.
О чем свидетельствует разрушения лопастей несущего винта, хвостовой балки, фонаря кабины пилотов.
Расшифровкой касеты-носителя параметров полета выявлено, что параметры полета вертолета перед происшествием отсутствуют ввиду того, что лента носителя информации закончилась в предыдущем полете. Фактический налет в день происшествия составил 6 часов 10 минут. Допустимый дневной налет 7 часов.
Согласно объяснений членов экипажа события развивались следующим образом.
Через 5-7 минут после взлета из аэропорта Ноябрьский (за 20 минут до происшествия), командир вертолета Городцов, который находился на правом кресле, взял управление вертолетом на себя, а второму пилоту, проходившему программу полетов с левого сиденья перед вводом в строй командиром, дал указание оформить задание на полет, штурманский журнал, заявки «заказчика».
Через небольшой промежуток времени (минут через 5) командир-стажер Миськов заметил, что вертолет теряет высоту. Он прекратил писать и, нажав кнопку переговорного устройства, сказал командиру:
-Женя, держи высоту!
Затем вновь углубился в работу по оформлению документации. Понял ли его требование командир или не понял, Миськов утвердительно сказать не может. Момента столкновения с землей не помнит. Очнулся на земле, в снегу.
Городцов рассказал:
-После того, как я взял управление вертолетом на себя,через некоторое время, вертолет подболтнуло потоком воздуха. Я отдал ручку циклического шага от себя, чтобы компенсировать  положение в линии полета. Когда же вертолет принял нормальное положение, вернуть ручку управления вертолетом не смог. Вертолет продолжил полет со снижением. Попытка вытянуть ручку циклического шага в исходное положение не дала результата. Плавно снижаясь по глиссаде, вертолет столкнулся с землей. Дальше ничего не помню.
Бортмеханик Хон сообщил комиссии, что он не заметил, когда вертолет начал снижаться. Никаких команд от членов экипажа в полете не слышал. Взгляд на землю перенес перед столкновением вертолета с землей. Я закричал:
-Земля, земля!
Однако никто из членов экипажа подтвердитьн этого не смог. Пассажир Зинченко сообщил комиссии.
-Перед вылетом я выставил кабинный высотомер на ноль. Давно летаю на вертолетах и мне интересно знать фактическую высоту полета. После взлета из аэропорта Ноябрьский высота полета была 150 метров, затем она стала уменьшаться. Я не очень обеспокоился, потому что такое бывало. Приходилось летать на высотах до 50 метров. Экипажи объясняли такую высоту полета сильным встречным ветром. Я заглядывал в кабину пилотов и видел скорость полета 250 км/час. Когда высота полета стала уменьшаться менее 50 метров, я подумал:
-Что они делают? Когда переведут вертолет в набор высоты? Но этого не произошло и последовал удар о землю.
Пять суток напряженно работала комиссия. Мы проверили всю систему управления вертолетом. Искали подтверждение возможного отказа гидросистемы или бустеров. Но чистота жидкости гидросистемы, отсутствие механических повреждений системы управления и наконец, результаты исследования автопилота, бустеров управления в научно-исследовательсколм институте гражданской авиации не дали ни малейшего шанса связать причины авиационного происшествия с неисправностью авиационной техники. В основе причины события всплывал личностный фактор. Что же произошло, в самом деле. Пока ваш покорный слуга с членами комиссии занимался на месте происшествия в поисках технической причины аварии, мой товарищ, заместитель начальника управления ГА по организации летной работы, Владимир Краснов занимался изучением личностных качеств членов экипажа, их жизнью в течении суток перед происшедшим.
Мы жили с ним в гостинице в соседних номерах и вечером, по возвращении с места аварии, я заходил к нему в номер, чтобы проинформироватьр его о проделанной работе до заседания комиссии.
Возвратившись  в очередной раз, застал Владимира Степановича задумчивым. В ответ на мое приветствие, он сказал мне:
-Надо сворачивать работы на месте происшествия. Похоже, что вертолет и его системы здесь ни при чем. Причина события в экипаже, а конкретнее в командире вертолета. Можно садиться и писать анализ, как это было.
-Владимир Степанович, если все понятно, скажи в двух словах, как это было?
Было это так. Накануне командир пришел домой около девяти часов вечера. Живет он с женой и сыном в общежитии. Стены разделяющие комнаты выполнены из листов сухой штукатурки, поэтому соседи слышат малейшие шорохи за стенкой. Соседка мне рассказала буквально следующее. Супруги Городцовы весь вечер ругались между собой. Жена плакала и упрекала его в том, что всю семью, все семейные дела приходиться тянуть ей.
Садик ребенку получила она, продукты питания закупает она, что руки по этой причине у нее вытянулись ниже колен. По очередям за молоком для ребенка, в поликлинике с сыном, она и кругом она, она, она, что он даже не знает, где находится детский сад сына. В доме нет ни грамма мяса, ни одной картошины. Почему все это должна обеспечивать я?
Хозяин вяло возражал ей, ссылаясь на свою загруженность на работе. На полеты, на внеплановые тренировки, дежурства, необходимость постоянно включаться в задание на полет к рядовым экипажам в случаях ухудшения метеоусловий по районам полетов.
Жена, плача выговаривала мужу, что она как бы вовсе и не за мужем. Ни вдова, ни невеста. Муж приходит домой только затем, чтобы поесть и поспать. Ни мужа, ни квартиры, никакого обеспечения.
-Ну на хрена нужен такой муж, когда он все время занят на работе и ничегошеньки-то он не может?
Ссора затянулась почти до утра. Утром жена ни сказав, ни слова оделась и ушла из дома. Городцову пришлось взять сына с собой на работу. Раньше такое изредка случалось. Сын только обрадовался такому повороту событий. Они перекусили в аэропорту в буфете. Так сын Городцова оказался на борту.
Выполнив формальности в оформлении документации, экипаж вылетел для работы к «заказчику». По прилету к «заказчику» Городцов договорился с ним о том, что к определенному времени в ОРСе нефдегазодобывающего управления приготовят для командира, конечно за плату, мешок картошки и килограмм 20 мяса. Машина «заказчика» увезет Городцова домой вместе с продуктами. Только прилет был оговорен к строго определенному временит.
Рабочий день складывался очень напряженно, Работали без обеда.  Сын был все время на глазах у Городцова. Он сидел в кабине пилотов на заглушках от двигателя или рядом с бортмехаником, что подтверждает, в своих пояснениях, пассажир Зинченко.
По прилету в аэропорт Ноябрьский, несмотря на дефицит времени, решили пообедать, а больше всего хотя бы покормить голодного мальчишку. Съели первое, по два вторых блюда, выпили компота по два стакана и бегом на вылет.В Сургуте Городцова ждала машина с картошкой и мясом. Евгений Григорьевич полагал, что успеет прилететь в Сургут к назначенному времени, хотя времени было в обрез. Когда вертолет взлетел из Ноябрьска и командир-стажер занял высоту полета 150 метров, Городцов через 5 минут определил путевую скорость, получилось, что к назначенному вроемени он не успевает. Городцов взял управление вертолетом на себя, чтобы не мешал Миськов, поручил ему оформить полетное задание, и прочую документацию. Сам же  установил высоту полета 50 метров, увеличил режим работы двигателей, при этом скорость пол прибору составила 250 километров в час.  Установленный Миськовым курс полета 175 градусов изменил на 190 градусов, то есть полетел не по разводке, а на прямую, чтобы успеть к назначенному «заказчиком» времени. На этой скорости  и высоте 50 метров, прошли минут 15. Миськов сначала обеспокоился теми параметрами полета, что установил командир, но увидев, что тот в полном здравии, успокоился и в дальнейшем не контролировал параметры полета, занимаясь порученным делом. Раньше приходилось летать на таких режимах и не только с Городцовым, но и другими командирами. Того момента, когда Городцов заснул, Миськов не уловил, поэтому не успел вмешаться в управление вертолетом. Очнулся уже после столкновения вертолета с землей. Первое, что он услышал, был голос пацана, который ходил вокруг разбитого вертолета и плачущим голосом кричал:
-Папа, папа миленький, ты где? Ну, где же ты? Мне больно, я замерз!
 Не случаен и тот разговор, который случился между  Городцовым и Миськовым. Командир спрашивал в стажера:
-Дима, что произошло?
На что второй пилот ему ответил:
-Это у тебя надо спрашивать, что произошло!
В личной беседе с комиссией, командир-стажер сообщил, что в день происшествия Городцов был сильно возбужден и, чем-то озабрчен.
Вмешавшийся в разговор бортмеханик сказал:
-Ты, командир, наверно заснул.
После этого возникли чудеса с барографом. Бортмеханик, по просьбе Городцова, нашел барограф и чтобы скрыть полет на малой высоте, уничтожил его. Так возникла версия отказа управления вертолета.
Рано или поздно, но всегда тайное становится явным. Городцова судили, он получил срок, потерял здоровье, любимую работу. Искалеченной оказалась и жизнь семьи. Сняли с летной работы второго пилота Миськова, бортмеханика Хона. Комиссия признала их виновность в случившемся. Но так ли уж они виноваты в происшедшем? Можно утвердительно ответить – да, виновны. Это будет правдой, как правдой будет и то, что не только - человек сам причина своих несчастий. Причину не только уголовных преступлений, но в том числе, авиационных происшествий порождают среда, в которой живет человек, условия его бытия. Согласитесь, было бы странным, если мы увидели на одной скамье подсудимого, совершившего преступление, руководителя предприятия не обеспечившего этого преступника жильем, зарплатой, надлежащими бытовыми условиями, начальника отдела внутренних дел не обеспечившего надлежащего контроля за криминальной средой и допустившего рост преступности,  руководителя города, потакающего своим подчиненным, что привело к созданию в городе обстановки способствующей порождению преступности.
А если разобраться в причинах случившегося с экипажем Городцова по совести, да с пристрастием? Почему стало возможным, что здоровый человек уснул в полете.
В процессе строительства Западно-Сибирского энергетического комплекса принимали участие все Республики Советского Союза. Практически все направления работ имели свое обеспечение. Нефтяники, газовики, строители, геологи, монтажники и так далее, имели свои отделы, управления, специалистов, которые строили для них жилье, обеспечивали продуктами питания, одеждой, мебелью, то есть всем необходимым, что нужно человеку для нормальной жизни. Только Аэрофлот, выполняя, пожалуй, одну из самых важных задач, которую поставили перед отраслью Партия и Правительство в процессе создания энергетического комплекса, не имел ничего. Личный состав Аэрофлота, благодаря абсолютной бездеятельности в этом отношении руководства Аэрофлота, героически преодолевал житейские трудности и, как мы видим теперь, не всегда успешно. Уверяю вас, читатель, что далеко не каждый гражданин способен обеспечить безаварийную работу, если у него не условий для нормального отдыха, если его день и ночь держать на привязи около работы, если его семья не обеспечена нормальными бытовыми условиями и, наконец, если его семья не обеспечена продуктами питания. Во многом нам помогали «заказчики», спасибо им. Но у них были свои работники, которых они были обязаны обеспечивать в первую очередь. И потом, не каждый из нас мог стоять перед «заказчиком» с протянутой рукой. Городцов был как раз таким.
Лично я хотел бы низко поклониться летчикам, чтобы воздать им должное за их героический труд. Они не виноваты в том, что их руководители, грудь которых украсили золотые звезды, ордена, медали за создание энергетического гиганта в Западной Сибири, и которые слишком строго спрашивали с личного состава за выполнение производственного плана и безопасность полетов, но при этом не считали нужным для себя обеспечить своим подчиненным надежного тыла.
Да с них никто и не спрашивал за это.
Дорогие мои земляки-сибиряки, летчики, инженеры, техники, диспетчера УВД, работники наземных служб, Вас было более 36 тысяч, работавших днем и ночью, в жару и в холод, при любой погоде, преодолевавших, в том числе, житейские трудности, равнодушие чиновного люда. Это Вы сделали возможным появление в Западной Сибири, в условиях абсолютного отсутствия дорог крупнейшего в мире энергетического гиганта! Низкий ВАМ поклон! Вечная слава живым! Царство небесное, сложившим свои головы на полях полетов в Западной Сибири! Это были не худшие люди в нашей многонациональной Державе.
;

КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ АВТОРА

ОШИБКА! ЗАКЛАДКА НЕ ОПРЕДЕЛЕНА.
ГОРЕМЫКИ 4
ПРОФИЛАКТИКА 10
ГАРАНТИЯ ГОД 12
АБИСНИТЕЛЬНАЯ 12
ВИДНО ГОДЫ НЕ ТЕ! 12
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ. 13
ТИШИНА 14
ВСТРЕЧА С МАМОЙ 25
ГАЛИФЕ 28
ОТКРОВЕНИЕ 43
ВОЕННАЯ ТАЙНА 57
ПЕРВЫЙ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ 65
Я ИХ ЛЮБЛЮ 79
БРАТ 104
МАНГАЗЕЯ ЗЛАТОКИПЯЩАЯ 114
СВАДЬБА 123
НАГНИБАЛ 124
ЖИВУТ ЖЕ ЛЮДИ 129
УТВЕРЖДЕН КОМАНДИРОМ 134
ТАК БЫЛО 134
РАЗ КАРТОШКА ДВА КАРТОШКА 134
ЦВЕТОЧКИ 134