Ночная смена - сборщики клюквы. Часть 6

Что касается отношений между Уваровым и Ольгой Леонидовной, то здесь всё было не так просто, как объяснил Семёнову старлей. Ольга Леонидовна вырастила двоих детей. У дочери не задалось с мужем, и молодая женщина осталась без средств, но с малышом на руках. Поэтому финансовое благополучие семьи директриса связывала со своим сыном. Ему недавно исполнилось тридцать, и в Никольском он числился хозяином главной торговой точки, средних размеров магазина, не по рангу названного «Центральным Супермаркетом» - с не ахти каким оборотом.

Магазин действительно находился в центре посёлка по соседству с автостанцией, и здесь наблюдалось максимально возможное скопление покупателей - в иные дни до четырёх сотен. Оттого и позарился на него Эльнур Сафаров, мечтавший о монополии, - прочая местная торговля уже принадлежала ему. А единственным человеком, который сдерживал хищный аппетит Эльнура, являлся старший лейтенант милиции Егор Уваров. Отчего же он это делал?

Ольга Леонидовна предпочитала говорить о старой дружбе Егора со своим сыном Юрой, но проницательный наблюдатель без особого труда смог бы разобраться в том, чем реально дорожил старший лейтенант, что его влекло и мотивировало. А влекла его не мифическая мальчишеская дружба, а настоящая страсть, которую Уваров испытывал к Антонине, Юриной жене, обаятельной и стройной крашеной брюнетке. Тоня трудилась директором «Супермаркета», заправляла потоками и бухгалтерией, в то время как муж предпочитал пить пиво или водку, тупо лежать на диване, глядя в телевизор, играть в приставку или на компьютере.

С Юрой вообще было не всё в порядке. Или всё не в порядке. Он с детства отличался истеричностью и возбудимостью без веских причин. Хозяина магазина из него вылепили отец с матерью, бывший главный инженер разваленного совхоза и директриса школы. Подсуетились в эпоху дележа и благодаря связям прибрали к рукам торговые площади. Хотя эти площади принадлежали совсем другому ведомству.

Когда супруга Ольги Леонидовны сотряс и покалечил инсульт, они переписали магазин на сына Юрия. Он как раз закончил политех и вернулся в посёлок, потому что не знал, куда себя деть. Поначалу всё шло более-менее, ведь Сафаров ещё не размахнулся так широко, чтобы отжимать бизнес у местной элиты. А когда размахнулся, тут директрисе и открылось, что крыша нужна не абы какая.

В тот печальный день она сделала сразу два открытия. Первое было связано с происками Сафарова, второе - с тем, что невестка Тоня изменяет Юре. Но изменяла она с Уваровым, тогда ещё лейтенантом. Лейтенант всё хватал налету, судьба к нему явно благоволила, звёзды обещали, что пойдёт он далеко и высоко. И директриса это усекла - своим цепким бабьим административным глазом. Так что вместо скандала и разрыва, которого на нерве ждала Тоня, между двумя женщинами случился вполне себе деловой разговор.

- Конечно, я понимаю, - заявила Ольга Леонидовна, - что за моего сына ты вышла по расчёту.
- Вовсе нет! - робко возразила Тоня.
- Хватит! - пресекла свекровь дальнейшую ложь. - Мне это было ясно с самого начала. Я в курсе, с кем и как ты крутила до Юрки. И если не помешала вашей свадьбе, так только потому, что в противном случае он бы вовсе не женился.
На этот раз Тоня не стала перечить - почуяла, что всё в итоге сложится не настолько катастрофично, как ей представлялось минуту назад.

- Что есть, то есть, - продолжила Ольга Леонидовна. - Мы обе взрослые женщины, и не зачем притворяться дурами.
- Да, - осторожно подтвердила Тоня.
- Вижу, что ребёнок у тебя от Юрки, мне этого достаточно.
- Вашей породы, - согласилась Тоня, желая потрафить.
- Вот только про породу не надо! - снова оборвала невестку Ольга Леонидовна. - Какая уж тут порода! Мужа перекосило, ещё до шестидесяти не дожил! Сына не оторвать от дивана и телевизора! Дочь не смогла наладить свою жизнь! А что твой Вовка похож на моего отца - это точно.
- Что вы хотите?
- Я хочу, чтобы наша семья не скатилась в тартарары. А она туда точно скатится, если эти чёрные отнимут наш магазин. А они отнимут, потому что купили администрацию и милицию.

Только теперь Тоня начала осознавать, куда клонит её крученая-верченая многоопытная свекровь. Ольга Леонидовна застигла их с Уваровым в недвусмысленной ситуации - по окончании рабочего дня в подсобном помещении магазина. Потому как в порыве страсти они забыли задвинуть щеколду. Случайно застигла и тут же удалилась, оставив дверь нараспашку и тем давая понять, что они разоблачены. В общем, отпираться было глупо. Но Антонина и представить не могла, что свекровь сумеет закрыть глаза на этот адюльтер - ведь они с Егором превратили в оленя её единственного сыночка. А с такими рогами раньше или позже он всё одно станет посмешищем.

- Уваров, - усмехнулась Ольга Леонидовна, - он из тех, кому дают не только бабы. Берёт, что хочет.
Такая степень откровенности возникла между ними впервые, и Тоня даже смутилась. А свекровь перешла к главному:
- Вот пускай Уваров и обеспечит нам защиту. Чтобы никакая заезжая тварь не посягала на наш бизнес. Потому что с него кормимся мы все. И ты с Юрой, Вовкой. И моя дочь со своим ребёнком. И я с больным мужем.
- Я поняла, - сказала Тоня.
- А что касается остального, - Ольга Леонидовна пригвоздила невестку жёстким взглядом, - о вас не должен болтать никто и никогда. У Егора, кстати, жена, если ты не в курсе.
Тоня бледно улыбнулась и опустила глаза.
- И ещё, - закончила свекровь, - не вздумай больше рожать! Уваров похож на племенного производителя, но нам хватит нашего Вовки.

Тоня покивала, выказывая согласие, никаких вопросов не задавала, ни о чём не спорила. Всё было правдой. Кроме одного - производительных качеств Егора. Усилий он и впрямь тратил много, всяко разно изощрялся, но не очень-то у него получалось зачинать детишек. Его жена, здоровая девка, к всеобщему удивлению очень долго не могла забеременеть, в этой связи испытывала смятение, проверялась, проверялась, получала всё новые подтверждения того, что вполне пригодна, но всё в пустую. И вот только недавно...

Носила тяжело, мучилась токсикозами и страхом потерять долгожданного ребёнка, двигалась не спеша, не допускала ничего, что могло хотя бы гипотетически навредить плоду. Так что неуёмному Уварову всё чаще требовалась Тоня. Они старались не афишировать, но уж тут, как говорится, охота пуще неволи - когда войдёшь в раж, не особо-то глядишь по сторонам.

Вот и расставшись с телевизионной группой Олега Семёнова, Егор отправился всё за тем же товаром, за теми же услугами - в «Центральный Супермаркет», где в подсобном помещении имелся вполне приспособленный уголок - добро пожаловать, и ни в чём себе не отказывайте. Что же касается обязательств по защите магазина от притязаний Сафарова, Уваров выполнял их прилежно. Прежде всего он убедил Лодкина, чтобы тот умерил азербайджанские аппетиты - не хорошо, если вся торговля в районе попадёт в одни да ещё чужие руки, а вдруг народ станет роптать и сигналить наверх? Вопрос повис, и участники схватки напряжённо ждали очередного раунда. Может, и в деле с тройным убийством эти обязательства сыграли свою роль - не главную, но всё же.

Несмотря на расклад, своего непутёвого Юрку Ольга Леонидовна жалела до спазмов, страдала из-за него, плакала, ненавидела ровесников сына, которые добились успеха, и как математичка оправдывалась тем, что не она придумала условия задачи, которую они теперь вынуждены решать. А выживать надо.

*

Павловы не стали противиться общению с журналистами, пытались доказать, что их сын не виновен и ни в каких скинхедах никогда не состоял. «Это как раз понятно, - думал Семёнов, - разве мать с отцом признают, что вырастили убийцу. Использую пару фраз - для полноты картины, а в общем, снимать здесь больше нечего». С тем и поехали в Жуковку к невесте. Правда, соседи Павловых  предупредили, что из неё слова не вытянешь:
- Она же как немая, только глазами зыркает и молчит. А скорее всего, увидит, что едете, и спрячется.

Так и вышло - невесты дома не обнаружили. Зато её родители очень повеселили -  реальный аттракцион, пропитые, опухшие синяки. А какой отличный получился кусочек с их категоричным заявлением:
- Ну, мы свою дочку не на помойке нашли, да - за фашиста не отдадим. И всё! И плевать, что они богатые. От такого зятя какие у нас будут внуки? Гитлер какой-нибудь?
И всё это на фоне бардака в доме и разрухи во дворе. 
- Я в армии служил, - добавил глава семейки. - У нас в роте были ребята и с Кавказа, и с Узбекистана. И эти, как их - туркмены. Хорошие ребята. Мы тогда и не знали, что такое скинхеды! А теперь - вот.

Буду монтировать в стык с Блохиным, думал Семёнов, и в груди у него сладко ныло, уже хотелось укрыться в аппаратной, пересмотреть материал, заняться творчеством, съездить на Хлебокомбинат и в общежитие, где живёт Елена Смирнова. Олег чувствовал, что и там их ждут удачные кадры. А ещё его грело интервью с директрисой.

Конечно же, Ольга Леонидовна не могла никому в этом признаться, но вообще-то всё происшедшее её порадовало. Понятно, что она испытывала к Сафаровым давнюю и устойчивую неприязнь. Оставалось только сожалеть, что в том «Фольксвагене» не оказался и старший из братьев. Однако кривить душой ей приходилось в постоянном режиме, так что, не моргнув глазом и никак не выдав себя голосом, она произнесла на камеру очень выверенную речь:
- Прискорбно, когда случаются неприятности с твоими учениками, ведь мы вкладываем в них всю душу. Что уж говорить о таких страшных преступлениях. Костю Павлова знала хорошо. Тихий немногословный мальчик. Особыми успехами не отличался, но никогда не был ни двоечником, ни хулиганом. Боюсь, это страшная закономерность, но именно такие тихие дети оказываются однажды втянутыми в антигуманные, я бы даже сказала, звериные организации.
И ещё один синхрон: 
- Знаете, ведь погибший милиционер Миша Сумин тоже учился в нашей школе. И когда я представляю, что в тот ужасный момент они встретились глазами - Костя и Миша, и Павлов хладнокровно нажал курок… Это выше моего понимания. Ведь это наши дети. Наши дети, которые идут нам на смену. Что же это за смена такая?

Когда уже в сумерках возвращались в город, Олег Семёнов понял, как назовёт своё журналистское расследование. К риторическому вопросу, который задала директриса, он прилепит фразу, которую бросил отец Елены Смирновой, невесты беглеца.

Ольга Леонидовна:
- Ведь это наши дети. Наши дети, которые идут нам на смену. Что же это за смена такая?
И тут сразу вступает заросший алкаш из Жуковки:
- Ночная смена. Я вот никогда не любил ночные смены. А дочка любит. Они такие - просто откровенно не догоняю нынешнюю молодёжь, как говорится. Вообще.
При этом он выпятил нижнюю губу, и в его мутных глазах появился неподдельный страх.

«Короче, на смену заботливым родителям, добросовестным служителям закона и самоотверженным педагогам идут некие ночные существа - непонятные, подлые, кровожадные... Отличная метафора - Татьяна Владимировна порадуется находке своего бывшего студента. Или не порадуется? Неважно. Я тут не классической филологией занимаюсь...»

Если иметь в виду контекст, то отец рассказывал о том, как после ночных смен Ленка спешит в деревню, чтобы проводить больше времени с женихом. Но какая разница, что там, в контексте? Какой сегодня удачный день, думал Олег. Он позвонил жене и предложил по его возвращении посидеть в кафе, поскольку днём у них не получилось. Лучше - в бильярдной. Там можно и хорошо поесть, и шары покатать.
 
*

В этот же самый вечер перед младшим Павловым открывались куда менее приятные перспективы. Он точно знал, что ни в коем случае нельзя идти домой и лучше даже не приближаться к деревне. А ещё Костя понимал, что связь, которую установит с ним семья, будет осуществляться через дупло в старом дубе на их горке, а связной станет его Ленка. Он не сомневался в ней ни секунды. Он верил в неё даже больше, чем в себя.

Выбравшись в серых сумерках со скотного двора бабки Клавдии, он вжался в стену и выглядывая из-за углов в обе стороны, изучил обстановку в Ивановке - ни живой души, ни намёка на милицейское присутствие. Холод и сырость тут же вытянули из него всё тепло, что он успел накопить, пока таился в сене. Никуда не хотелось идти, но подгоняли голод и боязнь за родных, в число которых Костя включал и Ленку, как иначе. Необходимо удостовериться, что с ними всё в порядке и сообщить, что жив-здоров. На полусогнутых он добежал до леса и отправился туда, где надеялся найти весточку. Крался опушкой, готовый нырнуть в чащу при первой же опасности.

Бабье лето началось именно в эту ночь. Обложные тучи как-то вдруг раздвинулись, и между ними на Никольский район взглянула луна. Ноги хлюпали по набухшей влагой траве, за одежду цеплялись молодые елочки.

Костя знал, что его ловят по-взрослому. Телевизор в доме бабки Клавдии работал на всю громкость, Костя лежал в сене и слушал - передачу за передачей, в том числе новостной выпуск с экстренным сообщением о своём дерзком побеге. Диктор пообещал, что уже в ближайшее время на их канале выйдет большой сюжет, который сейчас готовит коллега Олег Семёнов.

«Вот бы связаться с этим Семёновым, - думал Костя, - и рассказать ему правду, чтобы люди узнали о моей невиновности. Тогда на меня не смогут повесить убийство. Во всяком случае это будет непросто».

Хотелось есть, но голод мучил меньше, чем неизвестность. Сомневался, что поступил правильно, когда бежал. На ум приходили фильмы, в которых героям грозили сильно добавить за побег. Но тут же он вспоминал Уварова и понимал, что не хочет снова с ним встречаться. За старшим лейтенантом закрепилась недобрая слава. В прошлом году он задерживал знакомых Кости, пацанов из Дольного, - за драку с приезжими. А пацаны всего лишь заступились за своих девчонок. По возвращении из ОВД, в котором их двое суток держали и запугивали, они сначала заявили, что отомстят, а потом заткнулись и зажили как-то незаметно.

Никакой особой подготовкой Костя не отличался. Он отслужил в ПВО, и никто не учил его выживать в экстремальных условиях. Но имелись навыки, которые он усвоил сызмальства, ведь лес всегда был для них и развлечением, и кормильцем - как говорила покойная бабушка - здесь и гриб, и ягода, и дрова на топку, и доска на стройку, и дичь на праздник, и рыба на постный день. Эти тропки в дебрях, болотца и ручьи, просеки, луговины, овраги он хорошо знал, вот только ночью они выглядели иначе. Обманывала темнота, обманывал свет луны, обманывали звуки. Обманывали деревья, кустарники и пни, притворявшиеся людьми и зверями.

Часто замирая и вслушиваясь, он двигался к заветной горке. И опять подавлял в себе предательское желание свернуть в деревню, понимал, что соседи его сдадут - те, кто не любит их семью. Потому как живут они иначе. Отец - один из немногих в округе крестьян, которые не опустились, не запили, не отправили своих жён торговать в городе завозным шмотьём или бананами в найме у скользких типов - на рынках, на развалах, где повезёт приткнуться...

Павловы выделились из Акционерного общества, надрывались, но обрабатывали свою землю и получали доход. Бывали и стычки, когда их пытались грабить - то подкопают картошку, то раздерут стог сена, оставленный до зимы на выкосе. А уж бросать без присмотра технику и вовсе нельзя - не упрут, так навредят.

Как водится в революционную эпоху, всё, что в мирные времена - по причине строгих запретов или за ненадобностью - выпадало в осадок, взбаламутилось, резко всплыло и заполнило поверхность. Расхлябанные, избавившись от надзора начальства и парткома, повели себя точно неразумные дети - пустились во все тяжкие, какие были доступны. А доступно им было немногое - нажраться до свинского состояния, взбеситься, побуянить и отвратительно помереть - в пожаре из-за непотушенной сигареты, в петле из-за белой горячки, в угаре, отравившись сивухой. Несчётное количество народа померло в районе за последние годы. Редкий мужик разменивал седьмой десяток. Кладбища расползались свежими могилами - идёт иная тётушка вдоль холмиков с венками и охает: «Надо же! - и этот, и этот, да ведь мы с ним только-только у магазина болтали, кажись, вчера - когда успели?» Молодёжь убегала с концами. Население резко сократилось, перемешалось с мигрантами. Мигранты поначалу настороженно или даже робко глядели по сторонам, дивились, а потом давали себе волю. Люди из местных, которые покрепче, сохранявшие память, цельность или стержень, замкнулись на своих семьях, их дети учились в городе, тихо наведывались по выходным, трудились на грядках, помогали управляться со скотиной. Может, ждали лучшую пору, может, не верили в её наступление, но держались, строили собственную судьбу, друг с другом общались без фестивалей и карнавалов.

Хорошие отношения складывались с дачниками, что приезжали на лето отдыхать, растить урожай. В отличие от коренных эти люди работали на земле с охотой, ставили теплицы, парники, садили такое, чего тут отродясь не видели. А ещё шли к Павловым за молоком, творогом и сметаной - вкусно-полезно кормили деток-внуков. Теперь Костя крался и думал, а может, связаться с теми-то или теми-то, чтобы они там, в областном центре или в столице, поискали ему надёжного адвоката, помогли обратиться в прокуратуру, куда-то ещё, где нашлись бы честные служители закона.
 
Так и добрался до горки, которую они с Леной мечтали сделать своей усадьбой. Луна заливала холодным светом кроны деревьев. Что-то метнулось в стороне, вспыхнула пара глаз, Костя пригнулся. Протявкала лисица.

Осторожно ступая, он приблизился к дубу, дотронулся до ствола ладонью, присел и нащупал камень, залез рукой в дупло. Пакет с тетрадкой и всем прочим лежал внутри. Но больше - ничего. Теперь Костя стоял и думал, как же ему разобраться, была здесь Ленка или нет. Сунул пакет за пазуху. И вдруг учуял непривычный для этого места запах - копчёного сала. Он протянул руку, пошарил над головой и обнаружил то, зачем пришёл. Аккуратно снял с ветки мешок, обрадовался его приятной тяжести и, прижимая к груди, укрылся в гуще леса.

Возле берега Мошки Костя расположился на комле упавшего дерева, на ощупь и нюхом изучил содержимое мешка и распознал всё до последней мелочи. На душе полегчало. Понятно, чего там рыскала лиса. Хорошо - не медведь или волки.

Не включая фонарика, Костя принялся сооружать толстые бутерброды - жадно жевал, невольно припоминал, как они с отцом коптили это сало. Тяжёлая рукоять ножа, мощный клинок вселяли уверенность, что теперь он не такой беззащитный. Но самое главное - его грели мысли, что вся семья с ним. Все приложили руку - мама паковала еду, носки и бельё, отец готовил ему набор для выживания в лесу, сестрёнка отдала конфеты, а Ленка, его Ленка всё принесла и спрятала так, что он не мог не найти. Значит, где-то есть и записка.

Наевшись, он с головой спрятался под объёмным чёрным дождевиком из полиэстера, который тоже обнаружил в мешке. В свёрнутом состоянии дождевик занимал место с три кулака, а в развёрнутом укрывал до колен. Под ним можно было светить фонариком, не опасаясь, что кто-то заметит в лесу подозрительный огонёк. Костя вынул из пакета тетрадку и сразу увидел на обложке Ленкино сообщение. Он глотнул настойки, сунул в рот шоколадный трюфель и глянул на ночной мир повеселевшими глазами.