Нарвал. Глава 10

Тай Риз.

   Я прихожу в себя так же как и отрубилась - от боли и сразу. Будто тумблером щёлкнули: раз - и светло. И больно, чёрт. Весь левый бок горит огнём, голова тоже, однако я всё ещё жива, и… И да, я всё ещё Риз. Значит, прыжка не было, и, кажется, гипердвигатель отключён? Я, конечно, могу просто не чувствовать его сейчас, ноющая ломота запросто потерялась бы на фоне куда более сильной боли в рёбрах и плече… Надеюсь, это ушиб, а не перелом. Мои тонкие кости не рассчитаны на то, чтоб по ним лупить, а потом ещё и ронять с немаленькой высоты.
   Охнув, переворачиваюсь на спину - и вижу перед собой лицо Эрика. И не могу не улыбнуться, видя в его глазах искреннюю тревогу.
   Чёрт, у нас там ещё один псих в шахте, а я тут глазки строю!
   - Там человек, наверху, - разжав руку, показываю Эрику кусок синей ткани от форменного комбинезона. Вернее, это карман, как я теперь вижу, видимо, нагрудный, оторванный целиком. Любопытная выходит история… А я ведь с самого начала думала об охоте и прятках! Знать бы, кто на кого охотился - Невидимка на Немо или наоборот.
   Немо! Приподнявшись на локте, поворачиваюсь в сторону кресла. Вот она, важная женщина Эрика. Мне сложно судить, красива ли она - мешает неровное освещение, неудачный ракурс и пятна крови, заливающей подбородок девушки и комбинезон на её груди. Это что ж он с ней такое сделал? Горло перегрыз?! Нет, я, конечно, и сама собиралась убить эту сумасшедшую, но не думала, чтобы… Хотя крови я на нём не вижу. Если Эрик и убил её, то не вручную.
   Пальцы девушки вздрагивают. Жива! Причём это не похоже на агонию, скорее движения напоминают те, что я видела у Эрика. Словно под рукой у неё дека. Бредит? Пытается что-то сказать? Сделать? Не знаю, но я скорее руку себе отгрызу, чем дам ей средство связи с кораблём. Но что с ней теперь делать? Убить, пока она беспомощна? Смогу ли? Когда я шла сюда, рассчитывала на бой, и уж в бою бы точно смогла, а сейчас - не уверена. Вот и смейся теперь над киношными супергероями, Риз. Не так оно и просто, оказывается - добивать побеждённых.
   Я не знаю, действительно ли Немо в чём-то виновата. Возможно, всему виной как раз тот, кто напал на меня в шахте. А может, он атаковал меня, приняв за неё? Нет, мы не похожи, только и того, что обе женского пола, но как знать, каким образом он ориентируется в темноте? С уверенностью утверждать теперь можно лишь что эти двое точно не друзья.
   - Это ты с ней сделал?
   Сейчас ответ на этот вопрос для меня даже важнее, чем то, будет ли прыжок. Я прислушиваюсь к себе и кораблю, и понимаю: не будет. Нет перегрузки, нет протестующего нытья в мышцах. Значит, Эрик отключил разгонный двигатель. И обезвредил Немо. На меня накатывает такое облегчение, что слёзы на глазах выступают. Или это от боли? Я шевелю пальцами левой руки - получается. И кости не сломаны. Просто праздник какой-то. Если б ещё не второй сумасшедший, можно было бы праздновать победу.
   Кстати, а ведь он не был вооружён. Даже если предположить, что наше появление было для него неожиданностью и он оказался не готов, его противостояние с Немо началось раньше. И при этом он не обзавёлся не то что шокером - даже каким-нибудь ударным инструментом, я не о барабанах сейчас, конечно. Палка, гаечный ключ, нож - ничего. К моему счастью, конечно, иначе исход боя был бы иным, но всё же - странно. Если только он не спятил до состояния примата, причём тупого примата, потому что даже шимпанзе умеют пользоваться подручным инструментом.
   Я вновь бросаю взгляд на Немо. Что-то не так в этой картинке… Не даёт мне покоя её рука. Средний палец дёргается, замирает, опять дёргается… Да нет, не похоже это на то, как Эрик работал с декой. Скорее, напоминает что-то другое. В памяти вдруг всплывает люк в коридоре, стук, пауза, опять стук…
   И тут я вдруг понимаю. Чётко и ясно, так, будто знала это всегда. Азбука Морзе - я ведь никогда её не учила, может, читала о ней когда-то, да, точно читала! В детстве ещё, в старых книгах о море, так общались древние моряки планеты-праматери.
   Я буквально прикипаю взглядом к руке Немо. Эрик, проследив мой взгляд, смотрит туда же. И через несколько секунд произносит:
   - Якорь.
   Рука девушки бессильно падает. На лице её - тень облегчения. Я ничего не понимаю, кроме одного: ей было очень, очень важно сказать Эрику это слово.

Эрик Ланге.

   Я не отказываю себе в удовольствии немного полапать Риз, прикрываясь проверкой того, не сломано ли чего – знаю, знаю, я ужасный человек и всё такое, но почему-то мне остро не хватает ощущений от прикосновений к её телу. Именно сейчас. Даже несмотря на то что где-то там, на заднем фоне, медленно угасает женщина, которую я любил – мне органически необходимо потрогать Риз. Убедиться в её… реальности. Убедиться в том, что физический мир вообще существует. Я касаюсь её горячей, рвано вздымающейся под тканью комбеза груди за секунду до того, как нарастающий шум в моих ушах становится откровенно оглушающим, и ориентировочно за минуту до того, как из моего носа тонкой струйкой хлынет тёмно-бурая кровь – и меня отпускает. Неожиданно и быстро. Здравствуй, суровая реальность, я не скучал по тебе, больная, жестокая стерва – и ещё на сто лет остался бы в объятиях Вэ-Эр, если бы не ты, лейтенант-коммандер. Если бы не ты. И если бы не твоя улыбка.
  Но что за ерунда вообще творится на этом корабле? Паззл, в котором по-киношному идеальным главным злом была вернувшаяся из туманного небытия Сети Линда, начинает расползаться в моей голове на кусочки, и мне это не нравится. Я не люблю чувствовать себя идиотом, а именно им я и был, когда пытался подогнать факты под гипотезу. О чем говорили факты? О том, что Линда на корабле, о том, что у неё была моя дека и о том, что она застукала нас с Риз. Сложно с уверенностью утверждать даже что она была тем, кто сделал… то, что произошло в криокамере. Если она была единственным живым человеком на этой посудине, помимо нас – да, всё сходится, но раз уж тут есть кто-то ещё – это кардинально меняет дело.
   Синяя ткань – значит, комбез такой же, как на Линде. Кто-то из членов экипажа? Я силюсь вспомнить имена с табличек на каютах, но я, похоже, придал им слишком мало внимания. Счёл, что нет смысла хоть что-то запоминать. Скорее всего, и правда не было – имя само по себе не несет совершенно никакой смысловой нагрузки, в конце концов. Но всё же было бы немного легче, хотя бы эмоционально, если бы я знал, кого винить. Не за Линду, не за тела в криокамере, не за то, что меня чуть не размазало ровным слоем по зависшей посреди долбанного ничто космической станции – нет, это всё не мое дело. Ну, почти - кроме последнего, хотя там я просто оказался бы не в том месте и не в то время – пуля-дура, все дела, глупо обижаться. Но эта паскуда четыре раза чуть было не прикончила Риз… Одна мысль об этом заставляет мою кровь кипеть.
   Вопрос Риз застает меня несколько врасплох. Я решаю, что отрицательный ответ слишком очевиден и лишь молча кошусь в сторону Линды, вид которой становится всё более и более неважным с каждой секундой. Возможно, мне стоило бы подойти, не знаю, подержать её за руку – но я испытываю почти физическое отвращение от одной мысли. Будто бы вся моя тактильная брезгливость полностью свернулась сама в себя для Риз, зато знатно отыгралась на этой женщине. Я разглядываю её лицо – чёрные круги под глазами, в уголках губ пролегли глубокие печальные морщины, кожа потускнела, а волосы посеклись. Проклятье, да она что, на дерме сидела всё это время? Всё перед моими глазами застилает красной пеленой, и я в шаге от того, чтобы рывком подняться, подойти к этой бездушной марионетке в шкуре Линды, влепить ей хорошую пощечину, поднять за грудки, хорошенько встряхнуть и велеть убираться к чертовой матери, пока я не распотрошил её и не раскидал всю вату – или какой там в ней наполнитель – по всей рубке, но тут я замечаю слабое движение.
   Я… Якорь? Я озадаченно кошусь на Риз – так, словно жду от неё объяснения. Нет, само собой, она знает не больше моего, но я уже привык к тому, что она служит для меня поводырём по странному, чересчур праведно-логичному миру Эр-Эл. Я не знаю никого с такой фамилией, я не знаю ни единого софтверного
приложения под таким названием и я никогда не бывал в месте под таким названием. Якорь, якорь… что же это за якорь?

Тай Риз.

   Якорь… На лице Эрика - полнейшее непонимание. Но почему? Ведь подавать знак Немо могла только ему. Значит, была уверена, что он поймёт, и слово это достаточно ёмкое, чтобы что-то объяснить. Что? Сомневаюсь, чтобы это относилось к "нарвалу" - какие могут быть якоря в вакууме, за что их тут цеплять, да и зачем? Корабли этого класса не приспособлены к посадке на планеты, они зависают вне атмосферы, или стыкуются со станциями, не более. Бредит? Да нет, не похоже это на бред, слишком упорно девушка повторяла это слово, а морзянка - не то, что плавает на поверхности разума, чтобы отбить ритм, осмысленный, повторяющийся, нужна концентрация. Тогда что? Обращённая к Эрику просьба? Я не знаю слэнга хакеров, или дайверов, как их там правильно, но слово ему явно ни о чём не говорит. Может, это имеет какое-то отношение к моим словам о человеке наверху?
   Я таки поднимаюсь на ноги, скрипнув зубами от боли в боку. Так, голова не кружится, отлично, сотрясения нет, моим бедным дырявым мозгам встряска точно не на пользу. Стоять смогу? Да, вполне. Правда, используя плечо Эрика вместо подпорки. Может, и без него могла бы, но мне хочется чувствовать под рукой его тепло, да и, признаться, это знак для Немо: моё! Хотя я даже не уверена, что она нас видит - глаза девушки открыты, но зрачки неподвижны, расширены, смотрят куда то сквозь меня.
   - Эй, ты меня слышишь? - Она точно жива? Протянув руку к её шее, я с трудом нащупываю ниточку пульса. Мои медицинские познания тут заканчиваются на уровне "пульс есть - жив, нет - наоборот". А вот как определить, в сознании ли она? - Если слышишь… моргни, что ли.
   Если сейчас нажать на слабо бьющуюся под пальцами жилку сильнее - она же умрёт, да? Практически безболезненно. Не худшая смерть, во всяком случае, приятнее, чем она готовила мне. Хотя… А если не она, если Невидимка? Но морзянка? А что морзянка? Может, он тоже её знает. Развелось знатоков.
   Веки девушки едва дёргаются, но, видимо, это "да". Чёрт, как же сформулировать вопрос, чтобы ответить на него она смогла так же просто? Не спросишь ведь, что такое "якорь". Или кто…
   - Якорь. Это… Дьявол…
   И опять движение век. Что? Я ведь так и не спросила. Нет, толку не будет.
   - Нужно отнести её в медотсек… Наверно. Хотя с моими познаниями хорошо, если я ей вместо обезболивающего вколю глюкозу, а не цианид. Но хуже от этого ей вряд ли будет уже, - не знаю я, зачем оно мне надо, спасать эту Немо. Сочувствия во мне к ней нет совершенно. Видимо, совесть? Сложно заниматься своими делами, если где-то рядом умирает человек… Но ведь я её точно угроблю, если полезу лечить. А что, если засунуть её в криокапсулу? Хотя не факт, что переживёт заморозку. Что за закон подлости? Почему она просто не умерла, всем было бы лучше! В том числе и ей самой.
   - Слушай, Эрик. Если возможно, надо врубить свет на корабле. Разблокировать медицинский отсек, вряд ли мы найдём ключ, но это должно делаться и с центрального пульта. Только тогда, наверно, кому-то придётся дежурить здесь, чтобы он опять всё не отключил?

Эрик Ланге.

   Я порываюсь было спросить, даже зная, что ответа мне не услышать, но тут Риз с силой хватает меня за рукав комбеза и тяжело поднимается на ноги. Я перехватываю тонкое запястье и помогаю ей, быстро, без единой просьбы или намека подставляя свое плечо. Возможно, сейчас мы с Риз тоже стали друг для друга якорями, позволяющими удерживаться в незнакомых пространствах – без лейтенант-коммандера я давно заблудился бы на этом треклятом корабле окончательно, да и вообще, скорее всего был бы уже давно мёртв. Но и она без меня не дошла бы до этой рубки, спалив мозги в гипере или же погибнув под залпами антиметеоритных орудий. Хорошо, что если Линде тоже нужен именно такой якорь? Но тут я ей не помогу, наша эмоциональная связь давно разорвана…
   А, чёрт. К горлу подступает тугой комок тошноты, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не скорчиться в углу, выблёвывая содержимое полупустого желудка.
   Я… технически я знаю, что делать.
   - Видишь ли, птичка, мы можем хоть обколоть ее мощнейшими обезболивающими, которые найдем – гул мириадов реактивных двигателей в её ушах будет нарастать до тех пор, пока не разорвет черепную коробку изнутри. Её сознание сейчас глубоко фрагментировано, если будет проще понять – считай, что она запустила программу самоуничтожения. Она умрёт, что бы мы ни делали. Если только…
   Мои руки ходят ходуном, а зубы болезненно стучат друг о друга, когда я вновь активирую "нейротоксин". Я не думал, что сделать это будет так сложно. В горячке боя, в случае непосредственной угрозы моей жизни или жизни Риз – да, это одно. Но просто так взять и ввести эту дрянь той, что жила Сетью… Это преступление. Это значительно хуже, чем забить её насмерть ногами. Это остановит процесс на той стадии, на которой он находится сейчас: я не исключаю того, что её внутренние органы могли уже успеть превратиться в решето, но не отрицаю и того, что она может быть еще в относительном порядке.
   - Отойди, птичка.
   Я подхожу к Линде, бессильно обмякшей в кресле мешком из-под марсианских ананасов, и мои губы искривляет откровенно безумная не то усмешка, не то гримаса боли. Богом клянусь, я убил бы человека, который сделал бы со мной… это. Сначала его, потом всех вокруг, а потом – себя. Прости меня, Линда. Пожалуйста, прости.
   Кончиками пальцев я трогаю нежно-голубую венку, яростно бьющуюся на виске так, словно маленькая птичка – королёк, пытающийся вырваться из клетки и разбивающий грудку в кровь о её прутья - здесь под кожей скрываются контакты электродов-антенн. Прости. В ту секунду, когда с моей деки в мозг Линды отправляется вирус, мне отчаянно хочется забиться в угол, закрыв глаза ладонями и что-то заунывно напевая. Не знаю, смогу ли когда-нибудь простить себя за то, что сделал сегодня. Я едва не отбрасываю деку в сторону тем жестом, с каким невольный убийца роняет нож, на который кто-то со всего маху насадился брюхом, и лишь усилием воли останавливаю порыв. Повернувшись к терминалу, я начинаю выполнять ценные указания Риз, стараясь не обращать внимания на дрожь в руках. Нужно отвлечься, занять себя работой. Включить свет, разблокировать двери медицинского отсека, организовать точку доступа для деки под номером гамма-двадцать-один-четыреста-двенадцать и только для неё, при попытке несанкционированного перехвата контроля перенести заряд статического электричества, накопленного генераторами, и выдать на терминал.
   - Не понадобится дежурить. Запахнет шашлычной – можем расслабиться, хе.
   Я сохраняю настройки и поворачиваюсь к Риз – к Риз и Линде. Сейчас остаётся только ждать, пока "нейротоксин" подействует – по моим расчетам, в лучшем случае ещё секунд десять. Я не хочу этого видеть – но будет только справедливо, если я увижу. В конце концов, это моя вина.
   Всё это – моя вина.

Тай Риз.

   Что ж, теперь я хотя бы знаю, что это сотворил с ней не Эрик. И да, это приносит облегчение. Всё-таки мне неприятно было бы знать, что он способен так обойтись с женщиной, которую когда-то любил. Я понимаю, что тот образ Эрика, что существует в моей голове, наполовину мною же и придуман, и что на самом деле он может быть совершенно иным, но я каким-то образом чувствую его, как чувствуешь солнце кожей, даже закрыв глаза, и для меня он - совсем не циничный убийца. Самообман? Возможно.
   Я не очень-то понимаю, что именно он делает. Судя по словам - пытается ей помочь, а вот судя по выражению лица, по тому, как держит свою любимую деку, будто это ядовитая змея - это скорее эвтаназия. Несколько секунд я совершенно уверена, что сейчас увижу агонию Немо, и смотрю то на неё, то на Эрика, суетящегося над пультом - его движения несколько утратили привычную уже мне плавность, плечи вздрагивают, словно от сдерживаемых рыданий. Тело выдаёт его чувства куда сильнее, чем лицо. Я уже собираюсь пробормотать что-нибудь дежурно-утешительное, вроде "ты всё сделал правильно", или "ей так будет лучше", а то и "ей _там_ будет лучше" - мало ли, вдруг он религиозен, и верит в какой-нибудь дайверский вариант рая, - но тут Немо моргает. Расширенные во всю радужку зрачки, смотревшие куда-то в свою собственную реальность, сужаются и фокусируются на мне - видимо, повернуть голову, чтобы посмотреть на Эрика, у неё нет сил.
   А потом она плачет. Будто кран открыли - слёзы просто катятся из оживших глаз, она их даже не пытается сморгнуть, перепачканная подсыхающей кровью нижняя губа дрожит, и меня вдруг пронизывает острая жалость, совершенно неуместная. Я не знаю, что с ней сейчас произошло, но это не слёзы облегчения - это скорбь, отчаяние, боль в жидком виде. Надеюсь, что мне никогда не придётся плакать вот так.
   - Ты держись. Мы отнесём тебя в медотсек.
   - Поздно, - хриплый голос, скорее даже, шипение. Чёрт, я и сама вижу, что поздно - возможно, если бы здесь был врач, Немо бы можно было помочь, а так… Если честно, я её даже трогать боюсь, кажется, оторви я её от кресла, она просто распадётся на части, как сломанная кукла, внутри которой лопнули все стягивающие её конечности резиночки. Однако я всё же попытаюсь, только сначала стоит узнать хоть что-нибудь.
   Понять бы ещё, что спрашивать.
   - Что случилось с "нарвалом"? Кто убил экипаж? Это ты направила корабль на таран? Кто тот человек, там, в шахте?
   Вот так, иду ва-банк, вываливаю всё и сразу. Авось, ответит хоть на что-то, прежде чем улететь в страну тучных пастбищ.
   - Куро… коори, - произносит Немо. Эм… что? Однако Эрику, похоже, эта абракадабра о чём-то говорит, судя по его реакции. - Письмо. Дека. Пароль - твоё имя. Теперь… Закончи… что начал.
   Мне не нравится этот тон. Это звучит как "добей меня", разве что сформулировано другими словами. И вот тут я чувствую себя тем самым второстепенным персонажем из супергеройских фильмов. Кажется, я уже готова встать между ними и помешать Эрику прикончить девчонку, если, конечно, он и вправду собирается это сделать - не потому, конечно, что опасаюсь, будто сработает принцип "убив дракона, сам становишься драконом", а потому что очень тяжело жить, зная, что на твоих руках - кровь когда-то любимого человека. А ведь я знаю, как это. Только вот не помню, откуда…
   - Эрик, тащи её в медотсек. Нужно хотя бы попытаться что-то сделать. Если не выйдет, я приведу в порядок криокапсулу, и заморожу её до прибытия в порт. Это хотя бы даст шанс.

Эрик Ланге.

   Я разглядываю Линду, пытаясь предсказать, что произойдет с ней в ближайшие несколько минут. Честно говоря, я никогда не наблюдал действия "нейротоксина" вживую – только последствия в виде птиц с обрезанными крыльями, шатающихся по загаженным переулкам Чиба-сити, заливающих зенки самым дешёвым виски, который они только могут найти, ширяющихся самой убийственной дрянью, которую только можно достать на чёрном рынке – сломленных, опустошённых. Уничтоженных. Я не знаю, как именно действует "нейротоксин". Может быть, её тело изогнётся в страшной судороге, заставляя её почти встать на мостик, опираясь кончиками пальцев ног на стул и ритмично долбясь о пульт управления головой, а потом она свалится на пол, её начнет колотить, изо рта взбитыми сливками хлынет пена? Может быть, свет разума в её глазах медленно угаснет, и речь станет размеренно-монотонной, как у идеальной марионетки, Евы будущего, которую описывал Вилье де Лиль-Адан? Реальность оказывается одновременно более мягкой и более жестокой, чем я предполагал: нижняя губа Линды обиженно выпячивается вперед, как у школьницы, которой отказал в свидании объект её обожания, и через несколько секунд она начинает плакать. Нет, плакать, пожалуй, даже не слишком подходящее слово. Она начинает рыдать – горько, будто потеряла самое важное, что у нее было, саму суть своей жизни.
   Нет, не будто.
   Её голосовые связки издают странные, фантасмагоричные, пропитанные болью звуки, словно она и вправду Ева будущего, найденная спустя много веков, и фонограф внутри неё покрылся толстым слоем ржавчины. Звук её нового голоса, может быть, искажённого общим истощением, может быть – повреждением голосовых связок, причиняет мне почти физическую боль. Я не хочу, совершенно не хочу её слушать – но слушаю, жадно ловя каждый звук. "Поздно"? Чёрт побери, я знаю, что поздно. Я вряд ли смогу её спасти, если внутренние органы серьёзно повреждены – я всего лишь остановил процесс разрушения её разума, и, скорее всего, спас от гарантированного инсульта. Это не значит, что, если её сердце работает из последних сил – оно внезапно снова застучит так, будто ничего и не произошло. Сеть убивает нас, тянет из нас соки, словно лоза, оплетающая нас по рукам и ногам – это та цена, которую мы платим за то, чтобы быть свободными. За то, чтобы держать глаза открытыми. За то, чтобы отличаться.
   И тут я слышу японскую речь. Речь, которую я не слышал уже очень, очень давно – на том транспортнике, на котором я, с позволения сказать, "служил", японцев не было, а сам с собой я обычно разговариваю по-немецки. Я прожил в Чиба-сити достаточно долго для того, чтобы более или менее освоить язык, но вот особенно родным он для меня так никогда и не стал. Я воспринимаю его на слух, говорю на нём и читаю на нём – не больше. Лингвистические глубины меня всё равно никогда особенно не интересовали. Но сейчас, сейчас, услышав своё имя на японском, я склоняюсь к Линде и прислушиваюсь так внимательно, что у меня начинает звенеть в ушах. Письмо? Дека? Закончить то, что начал… Я болезненно закусываю нижнюю губу. Я уже отлучил её от Сети – всё, что ей остается, это умереть. Умереть – и, возможно, позволить хотя бы своему сознанию полностью перенестись в мир, где расстояние измеряется битами и байтами. Возможно, мне бы следовало милосердно свернуть ей шею – но я не могу этого сделать. Просто физически не могу. Называйте это трусостью, слабостью, малодушием – мне всё равно.
   Я молча подхватываю лёгкое как пушинка тело Линды на руки, осторожно придерживая голову. Дело тут не в каких-то остаточных чувствах, хотя, может быть, и в них – не знаю, не хочу об этом думать вообще никоим образом. Потом, со всеми этими любовными треугольниками я разберусь потом. Сейчас нужно спасти эту идиотку. Никогда, никогда на моей памяти она не принимала опрометчивых решений, когда дело касалось Сети – и мне хотелось бы знать, что привело к тому, что она так облажалась. Переходы следуют один за другим, поворот сменяет поворот – и я почти вваливаюсь в медотсек с Линдой на руках. Бережно укладываю её на не первой свежести койку – ничего, пока сойдет. Впалая грудь хрипло поднимается с каждым вздохом. Я уже успел испугаться, что она умрет у меня на руках, но, видно, сегодня Сеть милостива к нам обоим. И что же теперь нам делать, Риз, м?

Тай Риз.

   А я уже и забыть успела, как хорошо, когда светло.
   Теперь работают датчики, и лампы в коридорах включаются, когда мы входим в очередной сектор, гаснут за спиной - "нарвал" бережёт энергию. А мне бы, наверное, было даже приятнее, если бы свет был повсюду, много, и никаких теней, в которых может скрываться враг. И плевала бы я на экономию. Но, как я поняла, Эрик отключил двигатегь, так что и аккумуляторы корабля заряжаться не будут, поэтому транспортник перевёл системы в энергосберегающий режим. Что ж, разумно.
   Медотсек выглядит непривычно. Вряд ли, конечно, оборудованию столько же лет, сколько и кораблю… Хотя, как знать. У корабельного врача нет нужды проводить сложные операции на борту, его цель - текучка, подлечить перелом, пожалуй, максимум, что может быть необходимо, в случае более серьёзных проблем пациента всегда можно кинуть в заморозку и сдать с рук на руки специалистам в пункте назначения. Я собираюсь сделать то же самое, только сначала нужно позаботиться о том, чтобы Немо дожила до заморозки, пока я убираю лёд, и ещё - чтобы эту самую уборку льда пережила я. Потому что рёбра болят дико, а во рту отчётливый привкус крови, это точно не хорошо.
   Плоская коробка с экраном, ощетинившаяся проводами и непонятного назначения штуковинами разных форм и размеров, висящая на стене над койкой - видимо, нечто вроде сканера. Мне он без пользы - даже если я сейчас узнаю, к примеру, что у Немо сгнила печень, или что в её животе личинка инопланетной твари, я всё равно не смогу этого изменить. В ящике я нахожу клад - пару лазерных скальпелей, вполне рабочих - когда я сдвигаю переключатель, на кончике, напоминающем фломастер, загорается ослепительно яркая точка. Не самое лучшее оружие, однако им вполне можно резать лёд. Здесь же - пластинка электронного ключа, надо думать, от медотсека.
    Мне нужен инъектор, нужен противошок, нужно кровоостанавливающее - всё это обязано быть в аптечке первой помощи. И обезболивающее, это уже для меня. И, пожалуй, эластичные бинты, тоже для меня.
   Кажется, девушка снова впала в прострацию. Слёзы так и текут по её лицу, мне даже хочется сказать ей, чтобы поберегла влагу, потому что не уверена, можно ли ей сейчас пить. У меня к ней очень странное отношение. С одной стороны, срабатывает нечто вроде… материнского инстинкта, что ли - спасти, помочь беспомощному. Не знаю даже, родилась я с гипертрофированным чувством ответственности, или оно росло вместе со мной, начиная с приюта, где я присматривала за младшими, и заканчивая линкором? С другой же стороны, я не могу забыть, что Немо - вовсе не ангелок. И есть ещё третья сторона. Я ревную к ней Эрика. Куда сильнее, чем могла бы от себя ожидать. Когда он нёс её на руках, осторожно, будто она из хрусталя, когда я видела её голову, покоящуюся на его плече - у меня кололо что-то в груди. Вряд ли рёбра.
   К моей радости, покойный доктор Моррисон оказался достаточно ответственным - когда я подношу инъектор к шее Немо, установив регулятор на нужные мне отметки, он срабатывает, вкалывая в мышцы коктейль из необходимых ингредиентов. Следующий укол я делаю уже себе, с облегчением ощущая, как уходит боль.
   Не очень-то похоже, чтобы ей стало намного лучше. Дышит девушка поверхностно, тяжело и хрипло. Скорее всего, в лёгких у неё кровь. Понятия не имею, что делать в таких случаях, но переворачиваю её на бок, чтобы не захлебнулась. Откуда-то всплывает воспоминание: женщина без лица, моя мать, запах спиртного, и я, сколько мне - шесть? Семь? Я, вот так же переворачивающая мать, чтобы она не захлебнулась рвотой - её тело совсем худое, кости проступают под одеждой, но мне всё равно тяжело, так тяжело… Почему это дряное воспоминание не потерялось вместе с остальными?
   - Я вколола ей противошок со снотворным. Думаю, так лучше. Оставим её здесь, и нужно идти в криокамеру, освободить хотя бы одну капсулу. Жуть как мне туда не хочется. Все эти трупы…
   Я подхожу к Эрику. Сейчас бы спрятать лицо в его плечо, и чтобы он гладил меня по волосам, и слов никаких не надо - просто гладил. Даже подаюсь слегка вперёд, лишь в последний момент останавливая порыв. Это что-то новое во мне - к нему. Не страсть, как до этого, хотя и она никуда не делась. Мне бы и больные рёбра не помешали. Мешают не они, мешает проклятое чувство ответственности за девчонку. И ещё этот Невидимка, призраком скитающийся по кораблю. Нужно было спросить у Немо его имя, совершенно же вылетело из головы.
   - Умеешь накладывать эластичные бинты? Сдаётся мне, у меня рёбра треснули. Хотя, может, просто ушиб. И давай-ка посмотрим твои руки.
   С руками всё странно. Когда Эрик протягивает мне ладони, я с изумлением вижу, что под почти полностью отслоившимися струпьями - младенчески розовая молодая кожа. В этом не было бы ничего удивительного, обработай мы ссадины каким-нибудь средством для ускорения регенерации, но ведь не было этого. Поймав мой удивлённый взгляд, Эрик пожимает плечами:
   - На мне всегда заживает как на собаке. Раздевайся, посмотрим твои рёбра.
   Мне даже страшно расстёгивать комбез. Представляю себе, что там творится, небось, синева сплошная от плеча до бедра. Даже сейчас, когда я вкатила себе двойную дозу обезболивающего, при каждом неловком движении в меня будто ножами тычут, хорошо хоть, фоновая, постоянная боль ушла, правда, тело какое-то слегка не своё, как при лёгком опьянении. Даже, пожалуй, приятное ощущение, надеюсь только, на реакцию не сильно повлияет, иначе, если дойдёт до драки… Ох, надо, чтоб не дошло. Я на корабле всего-то ничего, а уже годовой запас люлей огребла, пора прекращать, у меня тоже есть предел прочности.
   - Надеюсь, у тебя нервы крепкие. В обморок не падай, ладно? - это Эрику. Да уж, не так я представляла свой первый стриптиз для него. Сейчас бы подразнить, расстёгивая комбинезон так, будто обёртку с конфеты снимаешь, но я сейчас не конфетка. Поэтому, повернувшись к нему спиной, быстро снимаю костюм до талии, оставляя висеть, и осматриваю пострадавшую часть моей тушки. Мат-терь божья… Ладно, могло быть хуже. Левое плечо пурпурное, бок - синий, с крупным чёрным пятном в районе нижних рёбер, там, куда пришёлся удар ботинка. Кажется, даже протектор отпечатался. Душевно разукрасили.
   - Выглядит хуже, чем есть, - предупреждаю я Эрика, наконец поворачиваясь. Рукой прикрываю грудь. Да, знаю, он видел меня, и не только видел, следы от его пальцев и губ, дополняющие узоры на боку, отчётливо заметны, от чего я ещё и краснею, являя теперь этакий акварельный шедевр боди-арта. Везёт супергероям, их лупят, а им хоть бы хны, все из себя, как мраморные статуи…
   Ладно, пора признаться себе, что я забиваю голову этим сомнительным висельным юморком только потому, что не могу не думать о близости Эрика. О том, что сейчас его пальцы опять дотронутся до моей кожи. О том, что он увидит на моём теле следы своих рук и губ, печати, подтверждающие: эта женщина принадлежала тебе. И… и хочет принадлежать снова. Смогу ли я удержаться и не наброситься на него, как только он опять замкнёт контакт своим прикосновением? Ой, не уверена… Зря я вколола лекарство, если б мне было больно от каждого касания, было б проще. Наверное… А так… Прохладный воздух касается кожи, я передёргиваюсь, чувствую, как собираются комочками соски. Оч-чень вовремя.
   - Смотри. Начинаешь снизу, от талии, и очень туго, внахлёст на половину ширины бинта примерно, вверх, под грудь. Ничего сложного.
   Угу. Совершенно ничего. Кроме того факта, что он уже смотрит на прикрывающую грудь руку так, будто видит сквозь неё. Нет, так не пойдёт. Я опять поворачиваюсь к Эрику спиной, и только после этого поднимаю обе руки, складываю ладони на затылке, чтобы руки не мешали. Плечо мстительно колет болью, но это не очень-то помогает отвлечься. Куда лучше помогает Немо - я смотрю на её измученное, землисто-бледное лицо. Эта девушка умирает. И умрёт, если я не закончу то, что начала, если не приведу в порядок хотя бы одну криокапсулу и не засуну её туда. Не так и много времени надо. А потом… Потом у нас псих в вентиляции.
   А что псих? В прошлый раз он нам не очень-то помешал.

Эрик Ланге.
 
    Мне всегда казалось, что все женщины очень негативно относятся к бывшим пассиям мужчин, с которыми спят, но по Риз этого совершенно не скажешь. Не думаю, что я смог бы провернуть нечто подобное даже при всей моей малоэмоциональности. Впрочем, в последнее время меня постоянно бросает от почти полной холодности едва ли не в истерику, это необычно и непонятно. Не понимаю, что со мной творится, остаётся грешить на гипер и надеяться, что это временный эффект.
   Невольно я задумываюсь: а какими вообще были бывшие лейтенант-коммандера? Гориллоподобные штурмовики-морпехи? Тонкопалые хакеры-инженеры-учёные вроде меня? Может, другие женщины? Почему-то мне легко представить Риз в постели с каждым из этих типажей. Я знаю, знаю, самое неподходящее время для эротических фантазий, но мой мозг отказывается мне повиноваться. Определённо, все эти постоянные адреналиновые скачки как-то странно действуют на либидо – или просто организм после двух лет воздержания неистово требует натрахаться про запас.
   Я наблюдаю за тем, как лейтенант-коммандер проводит над полубезжизненным синеволосым телом какие-то хитрые манипуляции, что-то вкалывая, зачем-то переворачивая с боку на бок - и мне приходится приложить немалое усилие воли для того, чтобы вытряхнуть из дурной головы образ тонких смуглых пальцев Риз, проникающих под резинку белья Линды. Как я уже говорил, не самое лучшее время для того, чтобы представлять себе групповушку с участием обеих важных женщин, когда-либо присутствовавших в моей жизни. Тем более что что-то подсказывает мне: они обе этого совершенно не одобрили бы. Разве что по очень, очень большой пьяни.
    С явно выраженным интересом наблюдаю за тем, как плотная ткань комбеза плавно соскальзывает с плеч Риз, обнажая смуглую кожу, покрытую следами двух наших недавних… актов страсти, давайте назовем это так. Соитий. Коитусов. Можно выбрать совершенно любое выражение, хотя я и предпочел бы все же "занятий любовью". Недостаточно жёстко для "хорошего траха", заметно более эмоционально, чем "занялись сексом". Я откровенно ощупываю лейтенант-коммандера взглядом на протяжении секунд эдак десяти-пятнадцати, прежде чем резко себя одёргиваю. Эрик, мать твою за ногу, если твое либидо четырнадцатилетнего прыщавого школьника ещё и поддаётся хоть какому-то логическому и рациональному объяснению, то вот память золотой рыбки – уже нет. Что, совсем мозги овердрайвом отшибло? Ты капаешь слюнями на женщину, которой обязался оказать медицинскую помощь! Будь так любезен, дружище, соблюдай долбанную клятву Гиппократа. Никогда не читал текста, но…
   Секунду. В последнее время я мысленно разговариваю сам с собой, да ещё и от третьего лица, куда чаще, нежели обычно. Ну, обычно я этого не делаю вообще никогда. Вот так дела. За несколько безумных часов я не раз и не два с прискорбием отмечал, что моя крыша, и без того всю жизнь державшаяся на парочке проржавевших гвоздей, которыми даже дверь деревенского сортира приколотить стыдно, с каждой секундой плавно, но ощутимо съезжает на несколько миллиметров вниз. Это ладно, это терпимо и всё такое – но разговоры с самим собой? Я встряхиваю головой, словно стреноженный конь, которого резко потянули за удила, и усилием воли останавливаю поток шизофазии, понемногу заполняющий мою черепную коробку. Возможно, мне снова понадобится сесть на нейролептики с транквилизирующим действием. Или… или, может, лучше разогнаться, коль скоро шанс представился?
   Когда Риз поворачивается ко мне, стыдливо прикрывая грудь руками, на моем лице блуждает улыбка. Я стараюсь даже не думать о том, каким психопатом сейчас выгляжу.
   Нет, но правда, Риз – она словно Венера Милосская. Нет, у той не было рук, кто там выходил из пены? Думаю в верном направлении, тоже Венера, но греческая – Афродита выходит из пены. Автор… Ри… Ре? Куда меня несёт?! Ладно, не важно. Важно то, что мое сознание явно функционирует как-то не совсем правильно, и я рискую двинуться по фазе окончательно. Я затрудняюсь сказать, с чем это связано. Меня жестоко дереалит, ещё хуже, чем было тогда, на станции, когда меня ломало по Сети, и я с трудом купирую очередной приступ дрожи в кончиках пальцев. Кажется, я умудряюсь прослушать абсолютно все инструкции. А ведь они должны были быть довольно важны, так? Ладно, попробуем импровизировать.
   Риз вновь поворачивается ко мне спиной, и я неожиданно чувствую острый приступ усталости. Мои веки тяжелеют, словно за наносекунду налившись свинцом, и я едва было не падаю плашмя на пол. Кажется… Кажется, моя нервная система начинает сдавать. Через какое-то время она, надеюсь, адаптируется к некоему изменению, которому она подверглась – не знаю, не то в Сети, не то запоздало ударил гипер, но пока мне следует быть очень, очень осторожным. Я могу странно себя чувствовать, странно себя вести, нести хтоническую чушь и видеть и слышать то, чего на самом деле рядом со мной нет. Надо собраться. Надо. Я разлепляю глаза и стараюсь сфокусироваться на теле Риз. Взгляд плывёт, и, возможно, это к лучшему. Будем вот так делать.
   Снизу вверх, внахлёст, под грудь… Так, вот, должно быть правильно.

Тай Риз.

   А ведь он устал.
   Я понимаю это по его прикосновениям, непривычно неуверенным. Дело даже не в том, что он, скорее всего, накладывает такую повязку впервые. Нет… искры, тока - да, дело именно в этом. Я чувствую в нём какую-то перемену, а когда оборачиваюсь - ещё и вижу, в глазах, в лице. Оно было другим пару минут назад, куда более живым. А сейчас он больше похож на того Эрика, каким я встретила его впервые, на станции, когда приняла за сумасшедшего. Такое ощущение, что сейчас он отчасти не здесь.
   Почему я упустила это из виду? Может быть, просто было некогда, за попытками выжить и за вышибающими все мысли из головы взрывами страсти? Из-за них мне пришлось запихнуть проблему моей рваной памяти в отдалённое "потом", как-то позабыв, что в гипере мы были вместе, а значит, досталось и Эрику, причём, учитывая тот факт, что вытащил он меня, а не наоборот - может быть, ему ещё в большей степени. К тому же, все последующие тумаки тоже собирала я, и тут, пожалуй, сработал шаблон: если кто-то в норме физически, то в норме и вообще. Ан нет.
   Я уже и не знаю, на каких внутренних ресурсах мы держимся. Меня пихает в больной бок ответственность. А его? Не думаю, чтобы хакеру-штрафнику приходилось отвечать в своей жизни за кого-то, кроме себя, не тот типаж. Я до сих пор не могу понять, что толкнуло его лететь со мной. Он ведь мог отказаться ещё тогда, на станции. И не было бы меня, Немо, Невидимки… Может быть, не было бы и самого Эрика. Судьба? Не очень-то я в неё верила - до этого дня. Но теперь, пожалуй, верю.
   Повязка держится отлично. Дышать труднее, зато боль практически уходит, хорошо бы ещё и с плечом что-то такое сделать, но там сложнее. Сейчас мне нужна подвижность. И скальпели. Хорошо б ещё нашатыря... Не то чтоб я собиралась грохнуться в обморок в криокамере, но как знать. В принципе, мне совсем не обязательно трогать трупы сейчас, достаточно освободить одну капсулу, а потом запереть отсек, да и забыть о нём, пока не доберёмся до планеты или ближайшей станции, чтобы вызвать патруль, а там уже пусть полиция разбирается. В криоотсек, кроме как через входной люк, другого хода нет, он автономен, так что Невидимка туда не доберётся после того как мы этот проход перекроем. Конечно, мне будет несколько не по себе из-за того, что тела просто валяются на полу в луже криогеля, но когда-то нужно и о себе подумать. И об Эрике. Временно убрать из поля зрения навязчиво маячащие "надо" и "должна", чтобы опять увидеть "хочу". А хочу я отдохнуть. Пристроить голову на груди рыжего Орнитолога и просто поспать хотя бы пару часов - корабль мы остановили, псих безоружен и нам ничего не сделает, а искать его по всему "нарвалу" - дело не одного часа. Пожалуй, проще будет разобраться с навигацией, дотянуть до маяка дальней связи и просто ждать помощи.
   - Спасибо. Отличная работа. Эрик… Я обещаю: как только закончим с девушкой, забьём на всё железобетонный болт и пойдём отдыхать. Запрёмся в капитанской каюте с кучей еды и выпивки, завалимся спать. Только продержись ещё немного, ладно?
   Я решаю не добавлять: "Продержись ради Немо". А то совсем скачусь в патетику.
   Итак, с чего начать? Оставить Немо здесь? В криоотсеке, скорее всего, на полу уже натекла огромная лужа, а оставлять её на полу в коридоре… А почему бы и нет, собственно? Не слишком ли я увлеклась, играя роль добра, чтобы заботиться не только о её жизни, но и об удобстве? Полежит, не простудится. Да и безопаснее ей будет рядом с нами, чем здесь, в медотсеке, одной. Придётся мне опять скрипеть зубами, видя её у Эрика на руках, но ничего, переживу. Потом буду самоутверждаться.
   - В криоотсек пойдём все вместе. Мне нужна будет помощь, чтобы убрать лёд. Ну и чтоб не дать мне захлебнуться криогелем, если я потеряю сознание от ужаса и шлёпнусь вниз лицом, - говорю я Эрику, улыбаясь. Надеюсь, улыбка получилась ироничная. Самоирония - мой конёк, она очень хорошо помогает от истерик, потому что мне жуть как не хочется туда, в красно-янтарный филиал ада. На каком там кругу лёд и вечный холод?