Ночные каприччио

Ночные каприччио

посвящается                Никколо Паганини
1

  Я слышала, что здесь гастролирует один скрипач, - сказала Элеонора, глядя куда-то в сторону.  – Луиджи Саганелли.  Вы знаете о нём что-нибудь? Как он выглядит? О его игре ходят такие слухи…
   Молодой офицер Джакомо, который разговаривал с ней, на мгновение задумался. Он знал лёгкий, независимый характер Элеоноры, и полагал, что знаменитый скрипач мог стать его соперником. Правда, девушка была ещё очень молода - недавно ей исполнилось восемнадцать лет, и любовь она знала только по романам. Но ведь, она могла пригласить Саганелли…
   - Он далеко не красавец, - наконец ответил офицер. – Но, говорят, в нём есть что-то такое, что очень привлекает женщин. А его скрипка творит чудеса.
   Чёрные глаза Элеоноры вспыхнули и тут же погасли. Она улыбнулась, думая о чём-то своём.

   - Темнеет, - сказал Джакомо. – Мне пора.
   - Уже? – Элеонора протянула ему руку для поцелуя. – Прощайте.
   Сердце Джакомо сжалось. Он уже знал, что девушка, которую он любил, не устоит перед искусством Саганелли.
   Когда офицер ушёл, Элеонора села на диван и взяла гитару. Но ни петь, ни играть ей не хотелось. Она пощипывала струны, и в пустом зале эти беспорядочные звуки раздавались на удивление громко.
   Её голова была полна мыслями о скрипаче. Никогда раньше она не слышала его игры. Говорят, его скрипка способна говорить человеческим голосом, он может превратить скрипку в трубу, флейту, птицу.… Даже  мычать коровой…  Далеко не красавец… - вспомнила Элеонора слова офицера. – Надо непременно его послушать!
   Следующим вечером Саганелли выступал в главном театре Лукки, и Элеонора пришла на этот концерт. По несчастью, ей попалось такое место, откуда плохо видно его лицо - лишь тёмные ямы вместо глаз, высокая, очень худая фигура. Но музыка, музыка поразила её больше всего. В ней было всё, о чём говорили люди, и в этих простых певучих мелодиях похожих на народные песни, сквозило что-то особенное.  Было ли это любовным томлением – Элеонора не поняла. Никогда она не слышала ничего подобного.
Девушка закрыла глаза: так она лучше ощущала образы  музыки,  возникающие в душе её…
 Она слушала, погрузившись с головой в бурную реку этих прекрасных звуков.
     Когда Элеонора открыла глаза, Саганелли уже раскланивался. Девушка захлопала, чувствуя, как взволнованно стучит её сердце.  «Я непременно его приглашу», - подумала она, с восхищением глядя на фигуру музыканта.
   … На следующей неделе  Саганелли  ужинал в замке  Элеоноры. Ему и раньше приходилось давать концерты на таких ужинах, но сейчас не было ничего похожего на это. Он сидел за столом напротив очаровательной  молодой девушки, и никого больше не было,  кроме слуги, появлявшегося очень редко. Скрипача довольно смущало, что глаза Элеоноры вспыхивали, и на щеках загорался румянец, стоило ей лишь чуть подольше задержать на нём взгляд. Саганелли  понимал, что девушку смущает его манера смотреть на незнакомых людей, впиваясь глазами и, словно проникая в самую душу.
   Элеонора действительно разволновалась, и это мешало ей следить за своими словами.
Она много говорила о себе, о своём старинном замке. Потом замолчала, поняв свою нетактичность. Саганелли тоже молчал, но юная хозяйка дома очаровала его.
    «Человек с такой внешностью, - думала Элеонора, - должен обладать очень пылким характером. Да, он и в самом деле,  довольно привлекателен»…
    Внешность Саганелли  действительно была выразительна, но он был так бледен и худ, что напоминал призрака.  Горящие огромные чёрные глаза, выгнутые брови, нос с горбинкой, пышные чёрные волосы.  Рот чувственный, но неправильный, сильный подбородок. Элеонора не понимала, почему одно плечо музыканта заметно возвышалось над другим, а в остальном Саганелли ей очень нравился.
   Девушка поднялась из-за стола и взяла  гитару. Она была слишком взволнована, и решила выразить своё чувство в музыке. Бойкий романс сорвался с её уст. Саганелли слушал, встав у окна.
   Окончив, девушка подошла к нему и посмотрела на свой сад. Стояла осенняя пора, тюльпаны полыхали красным огнём. Это были любимые цветы Элеоноры, и было видно, что скрипача поражало такое обилие красных тюльпанов.
   Саганелли взял скрипку и заиграл. Девушка снова поразилась – ей показалось, что её собственный голос запел под аккомпанемент гитары. Но скрипач не останавливался, и незамысловатая тема обрастала украшениями, вариациями, и, постепенно, мелодия ушла так далеко, что никто бы и не узнал изначального романса.
     - Ах, браво! – Элеонора зааплодировала в восхищении.
На прощание скрипач поцеловал её руку, и девушка долго провожала его взглядом, пока чёрная карета не скрылась в горах.

2

Элеонора продолжала ходить на концерты Саганелли, и почти после каждого концерта приглашала скрипача на ужин. До позднего вечера они вдвоём сидели в гостиной, пили вино и музицировали.
   Однажды, когда вечер выдался хмурым и пасмурным, Элеонора спросила:
   - Вы ещё остаётесь в Лукке?
Саганелли кивнул, поднося к губам бокал с рубиновым вином. Взгляд его был ясен, и уже не был колючим. Девушка поняла, что скрипач знал  о её любви. Вскоре музыкант ушёл.
   От вина и волнения, что всегда охватывало её при встрече с Саганелли, Элеонора темнота всё сгущалась, не могла уснуть. Она тосковала по скрипачу.
   Постепенно темнота всё сгущалась. Светлое ночное небо очистилось от серых клочковатых облаков, чистые звёзды сгрудились у окна. А над горами, ставшими в эту ночь совсем близкими, повисла тёмно-жёлтая Луна.
   Элеонора не могла думать ни о ком ином, кроме Саганелли. В раздумье она подошла к окну и обратила взор на луну.
   Где-то внизу расстилался сад полный прохлады. Тихо журчали струи фонтана. Девушка замерла, слушая ночные шорохи.
   Вдруг до неё донёсся нежный, высокий женский голос. Сначала девушка не поняла, кто поёт у неё под окном, но это оказались звуки скрипки. Неужели это Саганелли играл в саду? Элеонора усмехнулась, втайне от себя желая этому верить.
   Между тем, Голос продолжал, молча жаловаться на свою судьбу – она одинока, её любовь несчастна. Всё это девушка различила в музыке -  настолько ясной была мелодия. Слова только помещали бы здесь.
   К женскому голосу присоединился мужской,  чем-то похожий на голос Саганелли. Он умолял, девушка отворачивалась, она не верила, что любима. Долго шёл этот страстный диалог.  Под конец оба голоса слились в общей мольбе, в крике, обретая друг друга.
   Музыка смолкла, казалось, её не было вовсе, но она продолжала звучать в душе Элеоноры. «Вдруг, это и в самом деле был Саганелли?».
Девушка не выдержала и выбежала в сад.
   На воздухе её разгорячённую, объял неожиданный холод. Элеонора села на край фонтана и подставила руки под прохладные струи. Силуэты кипарисов ярко вырисовывались на посветлевшем  небе, призрачно горели освещённые окна.
   Вдруг кто-то сел рядом с ней. Элеонора в некотором страхе обернулась и увидела Саганелли.
   - Это вы?! – вскрикнула она.
Саганелли таинственно молчал. Его глаза сверкали даже в темноте. Девушка смущённо отвернулась. И между ними произошло то, о чём скрипач рассказывал в музыке.
   Элеонора поняла, что он уже  любил  её …

   Девушка проснулась, промокшая от росы. Стоящее в самом зените солнце заливало сад.  Рядом с ней на холодной траве лежал Саганелли. Улыбнувшись, он поцеловал её.
   - Ах… - только и молвила Элеонора.


3
Имя Саганелли исчезло с концертных афиш. Молва уже успела его похоронить, но люди не забыли о его колдовской музыке.
   И никто бы теперь точно не узнал в новом садовнике синьоры Элеоноры ди Лука скрипача, имя которого, как залп пушки, потрясало всю Северную Италию.
   Саганелли забыл о скрипке – его сердцем завладели Элеонора, гитара и красные тюльпаны. Он часто сравнивал этот сад, где дни проходили неспешной чередой, усыпанные лепестками тюльпанов, орошённые бесконечными поцелуями, под звон гитары – с садами волшебницы Армиды, где  крестоносец забывал о возложенном на него тяжёлом долге и, околдованный, засыпал в объятиях возлюбленной.
   Прохладное утро, жаркий день с работой в саду, сиреневый вечер, лунная ночь – так вели счёт дням уединённые от всего мира в замке влюблённые. Весна сменилась летом, лето – осенью, осень – зимой. Дни убегали, но Саганелли и Элеонора жили только друг другом.
   - Мне не нравится твоё имя, - сказал Саганелли, когда Элеонора пришла в сад посмотреть, как он срезает тюльпаны для букета.
   - Оно слишком громоздкое и напыщенное – продолжил Луиджи. – А должно быть лаконичным, как… крик чайки.
   - Ну и как ты назвал бы меня? – девушка выбила ножницы из его рук, и принялась ерошить его густые волосы.
   Саганелли задумался.
   - Диде, – сказал он. – Никак иначе.
   - Так просто?- удивилась она. – Что же, мне нравится моё новое имя.
      Находясь рядом с Диде, Саганелли был глубоко ей благодарен за то, что она спрятала его ото всех. Всё равно, что подумают о них другие! Скрипач знал, как похоронила его мирская молва, и желал, чтобы этот прекрасный плен длился бесконечно. Он обожал Диде, ей одной он посвящал сонаты для скрипки и бесчисленные пьесы для гитары, и эти произведения и он, и Диде считали наилучшими. Благодаря ей он играл на гитаре также виртуозно, как на скрипке…
   - Какая грустная соната, - как-то странно сказала Диде, когда Саганелли сыграл ей новую, шестую сонату.  – У меня от неё ноет сердце, я хочу плакать. Она говорит о бесконечных слезах, расставании, печали….  Зачем ты написал её?
   Саганелли собрался разорвать ноты, но Диде остановила его:
   - Не делай этого. Она слишком прекрасна, чтобы быть уничтоженной.
 Но, если она вправду сочинена тобой в тоске, и если когда-нибудь ты забудешь меня,… или уйдёшь,…  пусть никто не узнает ничего ни про меня, ни про эти три года, что мы провели здесь вместе с тобой, упиваясь бесконечной любовью…
   Но Саганелли не дослушал её. Какая-то посторонняя сила заставила его сделать это.
Он бросил скрипку на пол, и Диде вскрикнула от ужаса, когда Луиджи приблизился к ней. Его лицо было искажено яростью.


  4
Кто-нибудь! Кто-нибудь! Он убил меня!
   Спящий замок очнулся от этого крика. Слуги бросились в спальню госпожи.
   Диде лежала на кровати, и в свете месяца была видна зияющая рана на её груди. А посередине комнаты, залитый лунным светом, стоял Саганелли с окровавленным ножом в руке. Он был мертвенно бледен, на его лице читался ужас, смятение, жалость, трепет. Увидев подбегавших к нему слуг, он поднял руку с ножом, чтобы оборониться, но его окружили. Саганелли хотел подобраться к окну, но его повалили, скрутили руки…
   А убитая возлюбленная Диде осталась в опустевшем замке. Глаза её закатилось, чёрные кудри рассыпались по восковым плечам, она изогнулась в неестественной позе, и последний стон вырвался из её уст.
   …Саганелли очнулся.   Закованный в тяжёлые цепи, он лежал на каменном полу.
Сквозь решётчатое окно глядело тоскливое небо.
   Скрипач ущипнул себе руку, чтобы поверить, ни сон ли это, и замер от страха. Он действительно заключён в тюрьме, и может быть на долгие годы.
  - Это сон, всего лишь кошмар, надо пробудиться.…  И я снова увижу солнце и тюльпановые поля.… Но нет! Я в тюрьме, я в кандалах… Я убил… И кого же? Диде, Диде, ту, которую я любил больше всего на свете!
   Он вытянуся на холодных камнях и потерял сознание.


5

Саганелли потерял счёт дням. Он изнывал от тоски и горя среди влажных, холодных стен своей одиночной камеры и не видел ничего, кроме крошечного лоскутка неба и лица тюремщика.
   Но однажды, к нему вошёл другой тюремщик – старый, с седой головой и внешностью монаха.
   - Я слышал, что вы играли на скрипке, - сказал он с состраданием, голос у него был слабый и надтреснутый. – Возьмите, - продолжал он, вынимая из-под полы плаща скрипку. – С ней вы не будите так страдать в одиночестве.
   Саганелли взял скрипку. Взор его посветлел, и он почувствовал настоящую глубокую радость, как вдруг увидел, что на инструменте всего одна струна. Но когда Луиджи собрался спросить об этом у тюремщика, тот исчез.
«Все они думают, что я настолько гениален, что удостоюсь одной струны?!»
   Но стоило ему приложить скрипку к подбородку и провести смычком по струне, как музыка полилась сама собой.
   Саганелли играл не переставая. День сменялся ночью, дни проходили, проходили годы, а Луиджи не мог оставить скрипку. Для него больше ничего не существовало, кроме скрипки, которая делила с ним одиночество.
   Однажды ночью под потолком его камеры запорхала огромная летучая мышь. Луиджи ужаснулся при виде её безобразного, курносого злого личика, как вдруг она превратилась в бледную женщину с большими чёрными крыльями.
   - Я знаю, кто ты, - заговорил Саганелли. – Я сошёл здесь с ума… Забери мою душу… Я убил Диде…
   - Не нужно так скоро, - сказала женщина. – Чего ты хочешь? Ты ждёшь смерти и покоя, но тебя похоронят здесь, вместе со скрипкой…
   - Свобода, деньги, слава… - прошептал Саганелли, - Свобода – главное….  Но, что ты потребуешь у меня? Не только душу?
   Я освобожу тебя, - ответила она. – Но цену за это ты узнаешь потом. Она очень, очень мала…
    Чёрные крылья ударили Саганелли, и он повалился на склизкий пол. Адская тень исчезла.
   Пошевелив руками, он понял, что ни цепи, ни кандалы не сковывают его более. Прямо посреди камеры лежал напильник. Не было времени раздумывать, сон это или явь. Надо было немедленно бежать отсюда.

6

Посмотрите, как он волочит по полу свои кривые ноги. Должно быть, он долго сидел на цепи.
  - А его скрипка? Говорят, он сделал струны из кишок своей жены, которую убил!
   - Нет! Нет! Он убил сначала свою жену, затем любовницу, и заключил их души в скрипку!
   - А где вы видели такой длинный смычок?  Да он равен по длине мосту через Тибр!
   - А женщины? Они слетаются на его концерты как мотыльки на огонь! Говорят, одна девушка даже сошла с ума от любви к нему!
   - Это да, но вы забыли главное – чтобы получить всё это, он продал душу  дьяволу! За мешок золота!
   - Он сам дьявол, а не человек!
   Саганелли приходил в ужас, когда слышал такие сплетни, в которых была изрядная доля правды. Долгие годы тюрьмы до неузнаваемости изменили его: тело был искривлено и изуродовано от бесконечной игры на скрипке, цепь привела к хромоте, глубокие морщины пересекли его когда-то красивое лицо, выпали зубы.… Среди холодных тюремных стен он заболел чахоткой. Именитые врачи лишь наживались на его недуге, не умея излечить.
   Скрипач был именит, богат, но в жизни его не было настоящего счастья. Он боялся людей, предлагавших ему дружбу, отталкивал женщин, которые засыпали его уверениями  в безумной любви. Он стал жаден, злобен и скуп.
У него было столько же завистников - сколько поклонников. Завистники называли его шарлатаном, считали его музыку безвкусной и грубой, они населяли газеты новыми кривотолками. Поклонники относились к нему как к идолу, называли его волшебником. В больших городах его появление вызывало безумие – люди стремились всё назвать его именем – от женской причёски до приёма в карточной игре. Но нигде не было человека, которого Саганелли мог любить также как Диде.
   Он сохранил в тайне память о ней. Часто в одиночестве играл на гитаре, доверял ей свои сокровенные мысли. Все знали, что он прекрасно играет и на гитаре, но стоило им спросить, почему Саганелли не выступает с ней, музыкант неизменно отвечал:
   - Я люблю её за её благозвучие, гармонию, но отдаю ей должное лишь как направителю мыслей. Иногда я беру её, чтобы вдохновить фантазию для композиции или вызвать полёт воображения, что не всегда  удаётся мне на скрипке. Она мой постоянный спутник во всех моих странствиях.
   Но сколько раз им одолевало желание поехать в Лукку! Он всё ещё питал надежду, что Дидэ жива, Ведь сколь часто видел её во сне  - окружённая тюльпанами, она улыбалась и манила его к себе…. Саганелли не выдержал её ночных посещений. Он понял, что Диде хочет его видеть.
Страшно волнуясь, он подошёл к ограде замка, где проходили такие счастливые дни. Стояла весна, и тосканские равнины, и сад у замка расцветились красными тюльпанами.
   Замерев, Саганелли смотрел на закрытые окна, ожидая, что сейчас к нему выбежит Дидэ, прекрасная и юная… Он уже представлял, как они сольются в объятиях, обещая никогда не покидать друг друга, как вдруг грубый голос спросил:
   - Что вам нужно?
   Саганелли обернулся. За оградой стоял старик с лохматой бородой и сердитыми, горящими глазами.
   - Синьора Элеонора ди Лука ещё живёт здесь?
   - Она умерла двадцать пять лет назад. Её кто-то убил. Я слышал, его потом посадили в тюрьму.
   Саганелли похолодел.
   - Я очень вам благодарен, - сказал он и пошёл от замка так быстро, как только мог.

7

Наступил зловещий чёрный вечер, когда свет фонарей повергал в трепет, и каждый дом казался чудовищем.
   Саганелли лежал один на широкой кровати. Сегодняшний концерт отнял у него гораздо больше сил, чем обычно, и скрипка казалась ему вампиром, забравшим силу, красоту, молодость, но оставившим жизнь.
В комнате стояла кромешная тьма, которую не могла разогнать маленькая свеча. Она горела уже с трудом, мигая и плача воском.
   Скрипач закрыл глаза. Весь мир казался ему мелочным и отвратительным. Особенно раздражал лондонский холод и туман. Так хотелось вернуться в родную Италию. …
Саганелли  дышал неровно и глухо, головная боль не давала думать.
   Тут в комнату вошла бледная женщина в белом платье. Если бы Саганелли был в сознании, он непременно узнал бы в ней  адского духа, явившегося ему в тюрьме. Растрёпанные чёрные волосы, тонкие губы, глаза чёрные, пустые, бездонные и страшные, как горное ущелье.
   Она бесшумно опустилась на кровать рядом с Саганелли и коснулась ледяной рукой его лба. Скрипач открыл глаза и резко поднялся на кровати.
   - Ты никогда не оставишь меня! – крикнул он.
   Адский дух, сохранял спокойствие, и на её змеиных губах мелькнула улыбка.
   Я всё знаю, - сказала она, и её голос был подобен завыванию ветра. Твоя плата действительно очень мала,  ведь красота в человеке не самое главное, так ведь?
   - Ты изуродовала меня! Все люди почитают меня за диковинку, за ангела. За дьявола, но только не за человека! Ты слышала, что говорят обо мне люди?!
Меня преследует церковь, они знают, что я в сговоре с дьяволом!
   -  Но ведь многие, очень многие женщины  обожают тебя? У тебя есть слава и деньги. Что тебе ещё нужно?
   - Да что мне в этом? Я с радостью отдал бы свой талант, чтобы быть с Диде!
   - Она сделала из тебя садовника, слугу…
   - Я любил её! – кричал Саганелли. – Она заменяла мне всё. Мне не нужно  ничего, кроме неё!
   - Ты же сам убил её, - усмехнулась она, показывая острые зубы.
   - Уйди не искушай меня! -  крикнул скрипач и закашлялся. Дух с презрением смотрел на него.
   - От тебя осталась только тень, - величественно сказала она – Совсем скоро ты будешь мой. Теперь ты понял, что я требовала за твою свободу?    
   Саганелли обернулся. Его глаза горели как угли. Он схватил скрипку.      
   - Ты будешь играть мне свои каприччио, которые люди окрестили «демоническими»?  - насмешливо спросила она. – Или, может то, что ты посвящал своей обожаемой Диде?
   - Нет. Я хочу, чтобы ты избавила меня от этого проклятия гения.
Оно завладело мной, я его раб, оно отбирает у меня всё, оно убивает меня! Ты слышишь это?!
   - Оно никогда  не оставит тебя! – раздалось глумливое карканье, и большая чёрная птица вылетела из окна.      

8

Чёрная человеческая тень кружила по городу, со страхом и злобой взирая на огромную сверкающую луну.
   Это был Саганелли, который спустя много лет приехал в свой родной город.
Он старался быстрее удалиться от центральных улиц с роскошными домами, и широко шагая, почти бежал на окраину города. Ноги сами нашли дорогу. Вот та трущоба, где он родился. Здесь всё осталось также как и пятьдесят шесть лет назад – и грязь, и бедность, и подозрительные шорохи. Да, это его родное «Убежище». Лучше бы он остался здесь навсегда, довольствуясь скромной работой рыбака. Саганелли наконец, почувствовал себя счастливым.
   Он выбежал к морю. Бушевал шторм, мощные волны бились о камни мола, грохоча подобно пушке. Пена на гребне мола напоминала мифологических гиппокампов.
Саганелли мог бесконечно стоять на мокрых камнях. Он забыл обо всех своих несчастьях, он чувствовал себя сильным, молодым, ничто больше не волновало его. Он взял лодку и вместе с ней бросился в безумное, бушующее море.
…Луна равнодушно взирала на волны, которые глухо шумели.