Шарик

- Иван! Света! - Ее голос дрожал, худые морщинистые руки открывали дверь комнаты. - Где вы?!

Она вошла в комнату, где двое детей играли на ковре с игрушками. Ее правнуки. Света играла с куклами, а Иван катал по ковру старый стеклянный шарик, сбивая им расставленных в ряд пластмассовых солдатиков. Завидев старуху, они испуганно подняли головы, а мальчуган схватил с пола стеклянный шарик, и быстро положил его в карман шорт. Но Амелия успела это заметить.

- Я видела его. Давайте его сюда, молодой человек! Он не ваш!

Ее голос дрожал от гнева - она надеялась, внуки это понимали, и дочь тоже. Старуха видела, что Марта, ее внучка, мать детей, вошла в комнату, держа в руках отжатое полотенце, которое она собиралась повесить сушиться, когда услышала крики.

Она гневалась, и не старалась приуменьшить или скрыть свой гнев. Гнев помогал ей спрятать другие чувства - искреннюю обиду, и другое, более глубокое чувство, которое росло в ней с каждым годом ее угасающей жизни - желание поделиться своей тайной, желание всё рассказать. Но она понимала, что не может рассказать ничего. Она дала обещание, и собиралась его сдержать. Пусть лучше думают, что старуха, “столетняя мегера”, как Марта однажды назвала ее за глаза, выжила из ума. Или?... Нет. Никаких “или”.

- Марта, они взяли мой шарик. Мой стеклянный шарик, из моей шкатулки, без спросу!

Мать наклонила голову набок, показывая, что не рада, что ее потревожили. - Иван, ты взял что-то у бабушки Амелии без спроса?! Верни. Давай!

Мальчик засунул руку в карман, но потом решил поспорить. - Я только поиграть! - Он сжал шарик в кармане и сделал жалобное выражение лица. - Можно?

- Нет. Верните его мне, немедленно! - Старуха протянула костлявую дрожащую руку. Она осознавала, что от нервов у нее немного дрожала голова, и показалось бы, что она быстро-быстро кивает, если только не гневное выражение ее лица.

Иван достал шарик. Он медленно подошел, и положил его на протянутую ладонь. - Но это ведь всего лишь шарик! - Сказал он. - Старый и поцарапанный стеклянный шарик! И у него кусочек отбит!

Ладонь закрылась. Старуха посмотрела на внучку.

Марта не отвела глаз, но вздохнула, вспоминая свое детство. Почти тридцать лет назад они так же играла этим шариком без спросу, и тогда кусочек откололся от него, когда она уронила его на каменный пол. О да, он был поцарапанный, и благодаря ей в том числе. Но есть ли такие внуки, кому не интересно покопаться в бабушкиной шкатулке? Марта улыбнулась почти незаметно, и пошла обратно в ванную. Она не была уверена, но ей показалось, что морщинистое лицо старухи смягчилось, и тонкие губы улыбнулись ей в ответ. Она, конечно, была старуха со странностями, но у стариков бывают свои причуды, и однажды Марта постареет сама, у нее не было иллюзий на этот счет. И дай ей бог дожить да такого возраста, как старая Амелия. Она всё это понимала.

Амелия вернулась в свою комнату, и открыла шкатулку, чтобы положить в нее шарик. Но прежде чем сделать это, она глубоко вдохнула чтобы успокоится, и прижала стеклянный шарик к сердцу. Она вспомнила свою юность, и своего старшего брата, который навсегда запомнился ей молодым, и те дни, когда этот шарик был еще совсем новым, и гладким.


1. Шарики.

- Одобряете? - Доктор Антуан Этхарт взял из рук Капитана прозрачный пластиковый контейнер. Контейнер был продолговатый, и в нем было десять стеклянных шариков. Шарики все были новые и гладкие. До помещения в прозрачный контейнер, они хранились в невесомости. Он аккуратно вставил контейнер в специально предназначенный для него разъем, как вставляют торпеду в торпедный аппарат. Этот аппарат не был торпедным, хотя тоже был пушкой своего рода. Над самим аппаратом у доктора был прозрачный голографический экран, но он был желтым, и на него нельзя было нажимать.

Капитан кивнул. Он протянул руку к электронному манифесту, и поставил отпечаток в графе “Капитан Челленджер, крейсер Звездный Ветер, одобряю.” Это была последняя подпись из серии подписей, и желтый экран стал зеленым. - Боги в помощь, Доктор!

Доктор улыбнулся. Он сам не употреблял анахронизмов, но и не возражал, когда их употребляли другие. Жестом ладони он убрал манифест с экрана, и развернул интерфейс управления экспериментом.

Цель эксперимента заключалась в следующем. Имеется десять экспериментальных  плазмоидов. Имеется варп-пушка, тоже экспериментальная. Задача - выстрелить плазмоидами на расстояние в один килопарсек, и выйти с ними на связь. После этого, их крейсер должен отправиться в путь к тому месту, и собрать эти плазмоиды. На полном ходу, Звездному Ветру понадобится месяц для того, чтобы достичь того места. Весь месяц, плазмоиды должны будут исследовать звездные системы своего назначения и собирать информацию, не будучи обнаруженными потенциальными аборигенами. Килопарсек была устаревшей мерой длинны, но доктор Этхарт был человеком не без романтики в сердце.

Доктор нажал на кнопку, и стеклянные шарики засветились мягким голубым светом. Контейнер въехал в отверстие, и исчез в недрах варп-пушки. Готовность. Проверьте телеметрию перед запуском. Доктор Этхарт пробежал взглядом по карте с обозначенными на ней звездными системами. Расчет должен быть очень точным, чтобы выстрелить в нужное место. Плазмоидов - всего десять.

- Приступаю. - Сказал Доктор для протокола, и дал старт. На экране они видели, как первый шарик вылетел из разъема, и остановился на мгновенье в кольце дула пушки. Именно это кольцо выполняет свою главную функцию, и шарик должен находиться в абсолютном покое в этот момент. Старт! На мгновенье, показалось, что перед шариком появилась вогнутая линза - свет исказился, а потом, сам шарик превратился в линию голубоватого света. Этот момент длился доли секунды, но автоматическая камера сделала снимок. Голубоватая линия, которая уходит в даль, становясь красной по мере удаления. Этот снимок потом опубликуют в научных изданиях, Этхарт не сомневался.

- Первый ушел. - Капитан кивнул. Голубая линия таяла у него перед глазами. Зрительная память.

Доктор одобрил остальную процедуру в автоматическом режиме, и смотрел, как остальные шарики, с периодичностью в несколько секунд, проделывают свой путь к кольцу варп-пушки, и отправляются в путешествие в назначенную им звездную систему. Между этими звездными системами лежали световые года, а иногда, и десятки световых лет. “Парсеки”, как сказали бы раньше.
Пятый... Ок. Шестой... Ок. Седьмой... Ок. Восьмой... Ошибка системы наведения! Девятый... Доктор, наблюдавший за процессом с нескрываемым удовольствием, спохватился. Ошибка системы наведения! Десятый... Доктор нажал на кнопку, но опоздал. Ошибка системы наведения!

- Черт! - Доктор не заметил, что сам сказал анахронизм. При том, выругался.

- Не переживайте, Док! - Капитан воодушевляюще улыбнулся. - Больше половины ушли по плану, а с технической проблемой всегда можно разобраться.

Этхарт покачал головой, показывая, что это его не очень утешает, но все равно не стал расстраиваться. Каждый плазмоид стоит кучу денег, верно - но для него было важно успешное завершение эксперимента в целом, хотя он и рассчитывал в глубине души на то, что всё пройдет без осложнений. Он закрыл интерфейс запуска и открыл интерфейс связи. Все плазмоиды были еще в пути. Доктор немного завидовал им. Как жаль, что нельзя вот так самому, перенестись на 3000 световых лет за десяток минут! Но крейсер не сопоставим по размерам с маленьким стеклянным шариком. Может быть, однажды, возможно будет генерировать достаточно энергии, и построить такую варп-пушку, которая сможет отправлять корабли к дальним звездам таким же способом. Кто знает - может, такую пушку потом назовут “Пушка Этхарта”? Или лучше, “Врата Этхарта”? Вряд ли, и Антуан Этхарт это понимал. Хотя он и был руководителем эксперимента, саму идею придумали задолго до него.

- Все десять плазмоидов подали сигнал. Точки прибытия определены. - Инженер закрыл свой интерфейс. Работа выполнена успешно.

- Поздравляю, Доктор. - Капитан кивнул. - И не переживайте из-за погрешности.

Доктор кивнул в ответ. - Благодарю. Мы не сможем получать информацию от плазмоидов в реальном времени, но уверен, что по нашему прибытии, нас ожидает много интересного. Варп-пушка открывает новые горизонты для исследования космоса. - Он знал, что этот момент записывался, и его слова, если и не войдут в историю, то будут услышаны миллиардами, включая, конечно, и спонсоров.

- Штурман, установите курс к первой точке. - Капитан встал с кресла. - Доктор, нам предстоит месяц пути, так что призываю вас не переживать и запастись терпением. Мой шеф-повар приготовил праздничный ужин в честь успешного эксперимента. Не соизволите?

- Благодарю, Капитан, приятный сюрприз. - Этхарт улыбнулся, а капитан склонил голову в знак признания. Скромно, но с достоинством, как он и намеревался войти в историю.


2. Тут помню, тут - не помню.

Для чего человек живет? Для кого-то это - важнейший вопрос, а для кого-то он лишен смысла. Кто-то всю жизнь ищет на него ответ, а для кого-то сама возможность существования такого ответа - возмутительна. Если твоя цель указана кем-то другим, твоя жизнь предопределена, и твоя задача - смириться и исполнять, то кто-то сочтет такую участь несправедливостью и рабством, а кто-то - напротив, увидит в этом стабильность и порядок. И всегда найдется кто-то очередной, кто “любит вас, и у него есть план для вашей жизни”. Иногда, мы живем как роботы, исполняя свои предназначения и играя свои роли. Мы боимся потрясений и перемен, а ведь иногда, они могут разрушить капкан чужих целей и предназначений, дать нам возможность переосмыслить всё, начать с нового листа. Иногда это приводит к катастрофе. А иногда… Иногда, из этого может получиться что-то интересное. В силу определенных обстоятельств, десятый шарик, выпущенный с крейсера “Звездный Ветер” в результате эксперимента, получил такую возможность.

Он пришел в себя темноте, но не в тишине. Он не помнил, как сюда попал, но помнил, что подал сигнал, и что это хорошо, но что в остальном - все плохо. Он знал, что должен был что-то сделать, но не знал, что. Он проверил свою память и нашел в ней проблемы, но не мог определить, в чем они заключались, и это его расстраивало. Его также расстраивало то, что его уровни энергии были сильно истощены, при том, что он не мог их измерить и не помнил, какими они должны быть. Это было странно, но он ничего не мог с этим поделать.

Он помнил чье-то высказывание, которое, как ему казалось, описывало его ситуацию - “Тут помню, а тут - не помню”. И естественно, он не помнил, чье высказывание это было. Он четко знал, что он - один из десяти. Он слышал звук шагов и чье-то дыхание. Он знал, что это дыхание детское. Мальчик, лет 12. Что-то странное было в его походке, что-то асимметричное. Похоже, он хромал. Шарик воспринимал информацию повсюду вокруг себя. Темнота была не совершенной - немного света все же было. Он предполагал, что он... у кого-то в кармане. Он… Он… Он… Самое досадное для него было то, что он думал о себе как о “нем”. Он не помнил, кто он такой, и не мог идентифицировать себя. Из всего, что он обнаружил в своей памяти, “тут” он не помнил.

Вскоре он узнал еще несколько интересных фактов. Во-первых, он понял, что может “подсмотреть”, что мальчик видит, слышит, и даже думает. Он не мог найти никаких указаний на то, что подобная деятельность должна быть ему свойственна, или что она для него этически корректна, но не нашел и запретов. Он также был уверен, что сможет не только читать его мысли, но и контролировать его поведение, если захочет - но решил не делать этого. Во-вторых, он понял, что получает удовольствие от исследования мира вокруг себя, и это говорило ему, что он делает что-то правильное. Он уловил мозговые волны мальчика и стал считывать визуальную и звуковую информацию. Осеннее солнце. Желтая листва. Переменная облачность, без осадков. Тропинка.

Коля шел домой, возвращаясь с пруда, где он и нашел шарик. Шарик показался ему интересным - он был очень гладким, хотя и был черным от копоти.  Естественно, Коля не мог предположить, что шарик свалился с неба, и потому думал, что кто-то держал его над огнем, а потом принес к пруду и потерял. У него не было игрушек, не было совсем, и этот шарик - единственная игрушка, которая у него появилась за долгое время, хотя он и не знал еще, как он будет с ней играть, и будет ли играть вообще. У него было для этого мало времени. Его ждала дома больная сестра, а он не мог быстро ходить. Шарик посмотрел глазами мальчика вниз, под ноги, и понял, почему мальчик хромал. У него не было правой ноги ниже колена - на левой ноге был старый ботинок, но из правой штанины торчал деревянный костыль. Тогда впервые шарик испытал состояние, которое не смог классифицировать.

Коля шел довольно быстро и уверенно, но далеко не так быстро, как шел бы здоровый мальчик. В одной руке он держал удочку, переброшенную через плечо, в другой - жестяное ведро с рыбой. Шарик ждал, когда Коля заглянет в ведро, и он сможет идентифицировать рыбу, но Коля не смотрел в ведро - он, большей частью, смотрел себе под ноги, опасаясь наступить в яму или на камень. Он смотрел то на тропинку, то на растущие по краям ее деревья, то на деревню, дома которой виднелись из-за деревьев впереди.

Шарик с удовольствием замечал каждое дерево, каждую травинку, каждую птицу. Он сверял их со своей базой данных, и сразу заносил в список новых видов (что было естественно, так как его база данных видов была совершенно пуста). Он довольно быстро научился выуживать нужные термины из мозга мальчика - они буквально крутились у него на языке, когда он обращал внимание на очередное дерево или птицу. Шарик классифицировал и записывал всё. “Береза”. Есть. Ель. Есть. Ворона. Есть. У него было сильное искушения просто влезть в мозг Коли и разом считать оттуда все, что он смог бы переварить и классифицировать - но отказался от этой идеи по причине, которую он не смог для себя сформулировать. “Кошка”. Еще кошка, еще кошка, еще кошка.

Когда Коля вошел в деревню, он остановился у первого же дома. Это был небольшой, старый дом, обмазанный глиной, и с камышовой крышей. Поверх глины когда-то была нанесена штукатурка, но сейчас от нее остались только небольшие пятна. “Мазанка”, нашел он подходящее слово в разуме мальчика, и внес в базу данных архитектуры свой первый элемент. У двери была скамейка, на которой и грелись все замеченные им кошки. Коля открыл старую тяжелую дверь, и вошел. Шарик погрузился во тьму, и чуть было не запаниковал, но быстро понял, что глаза Коли просто должны привыкнуть к темноте.


3. Услышанная молитва.

Когда глаза Коли привыкли к полутьме, стали видны внутренние очертания его жилища. Оно было прямоугольным. Весь нехитрый интерьер состоял из стола, нескольких стульев, трех полок с какой-то кухонной утварью, дверцы, ведущей, похоже, в соседнюю комнату, большого сундука, и печи. На печи лежали шкуры.

Когда Коля вошел, шкуры зашевелились, и послышался детский голос, “Коль, это ты?” Девочка, около 11 лет.

- Да, я! - Колин голос был уставшим, и немного рассерженным. - А кто же еще, кому мы с тобой нужны?

В полутьме теперь было теперь отчетливо видно, что девочка села на печи и свесила ноги. Ее трудно было рассмотреть, но шарик заметил длинные волосы и острые черты лица. Лицо было похоже на Колино. Очевидно, что они были брат и сестра. Только, лицо девочки было более угловатым, и казалось бледным в полутьме.

- Опять дьяк приходил. - Девочка кашлянула. - Говорил, что хочет позаботиться о нас. Спиртом так от него и разило.

- А ты что? - Насторожился брат.

- Попросила его уйти. Сказала, что потом поговорим. Глаз он положил на нашу хату и землю, Коля! - Девочка встала с печи, и зашаталась. Она оперлась руками о печь и постояла так немного. Затем, она отпустила руки и сделала шаг в вперед, потом еще один. - Заберет он у нас всё, а нас по миру пустит. Не нужны мы ему!

Коля смотрел на нее некоторое время молча. Потом, убедившись, что она может идти, отвернулся к окну. Он постоял молча еще несколько секунд, собирая силы. - Не заберет. - Сказал он наконец уверенно, хотя в голосе все еще чувствовалась усталость. - Я не позволю ему это сделать. - Он подошел к ней, и взял ее за руки.

Девочка улыбнулась, а затем освободила свои руки. “Она спешит” - заметил шарик. Она покачала головой, затем, подошла к ведру. - Ты наловил карасей?

- Да. Не много, но на ужин хватит. - Сказал брат виновато.

Девочка медленно подошла к полке и взяла нож, и так же медленно вернулась к ведру.

- Амели, иди ляжь! - Коля подошел к сестре. - Я сам почищу и приготовлю. Он попытался взять из ее рук ведро, но она не отпустила.

- Я почищу. Я смогу. - Она оперлась рукой на тяжелую дверь и надавила на нее всем свои незначительным весом. - Принеси пока воды.

Когда дверь открылась, шарик увидел еще две вещи. Вернее, их увидел Коля. Когда сестра вышла и подперла камнем дверь, чтобы она не закрывалась, и золотистый свет осеннего солнца проник в их мрачное жилище, мальчик посмотрел на стену над печкой. И тогда шарик и увидел две фотографии. Они были помещены в деревянные рамки без стекла, и сильно потускнели и поблекли. На одной, был изображен мужчина лет сорока, с бородой, усами, эполетами, и лентой через плечо. На другой - другой мужчина, тоже с бородой и усами, в темного цвета рубашке. Черты первого были утонченными, второго - грубыми.

- Папа… - Коля вдохнул, как будто собирался что-то сказать, но задержал дыхание, и не сказал ничего больше. Он взял еще одно ведро, поновей, и вышел во двор. Прошел мимо сестры. Амелия сидела на скамейке и чистила рыбу. Шарик заметил, что она на самом деле была бледной, и очень худой. Вокруг нее полукругом сидели коты, как внимательные ученики, внимающие каждому слову своего наставника, ловящие каждое его движение. Только не наставления были им нужны.

Коля прошел несколько кварталов и остановился у каменного колодца. Он наполнил ведро и пошел назад, держа ведро в левой руке, чтобы вес приходился на здоровую ногу. Поздоровался с соседями. Дед Назар улыбнулся в ответ, а баба Марья покачала головой. Он не чувствовал к себе особого внимания из-за своей ноги - в прошлом году, их деревню зацепил фронт, и калек в деревне было немало. Но из детей, калекой был только он один. Коля прошел мимо двух знакомых, Ивана и Никиты, которые сидели на скамейке, лузгали семечки, и весело беседовали о чем-то с Аллой, есауловой дочкой. Они сделали вид, что не заметили его, когда он прошел по грунтовой дороге мимо.

Поставив ведро на землю, он сел рядом с сестрой, и смотрел, как она выполняет свою работу. Больше всего на свете ему хотелось бы, чтобы она поберегла силы, чтобы позволила ему самому почистить рыбу. Но он знал, что не может требовать от нее постоянно лежать. Поэтому, он сидел и наблюдал за сестрой молча, с грустью. Наконец, рыба была почищена. Коты дрались за внутренности, головы и хвосты.

- Сможешь развести огонь? - Амелия села на печь и устало вздохнула. Она уставала от всего. Стоила ей пройти немного, или выполнить какую-то работу - неважно, насколько легкую, она через некоторое время уставала.

- Да, ложись. Сейчас наколю дров. - Коля вышел на двор и взял топор. На небе появлялись первые звезды.

Часов у них в доме не было, но шарик определил, что было около 10 часов ночи, когда они с сестрой сели есть. Амелия ела плохо. Коля то и дело уговаривал ее съесть еще ложку ухи, съесть еще кусок рыбы. Ничего кроме рыбы и ухи, за столом не было. Съев не больше, чем пол тарелки, девочка попросила брата помочь довести ее до печки. Коля укрыл ее старым одеялом, а сверху - шкурой. После этого, он принес еще воды, подогрел ее не огне, и помыл посуду. Остаток ухи он накрыл крышкой и оставил до завтра.

Было около полуночи, когда Коля пошел в соседнюю комнату. Он оставил дверь открытой, чтобы слышать дыхание сестры. Прежде чем лечь, он снял одежду и отвязал свою деревянную культяпку. Он положил одежду на табурет, стоящий около кровати вместо тумбочки, лег, и укрылся старым одеялом. Некоторое время он лежал молча и неподвижно, а потом вспомнил о шарике. Мальчик сел, и нашел свою находку в нагрудном кармане. Опять лег, и принялся рассматривать шарик в свете луны, заглядывающей в открытое окно.

- Интересно, чей ты? - Спросил он через некоторое время шепотом.

Шарик посчитал, что этот вопрос был риторический, и что у Коли не было оснований считать, что шарик может его слышать.

- Кто тебя потерял? - Коля стер с шарика остатки копоти. - Может, Аленка? У поповской дочки может быть такая игрушка. Хотя, ей больше нравятся куклы. Или, есаулина Алла? - Он подумал. - А знаешь, - сказал он наконец, - это не важно. Теперь ты мой. Теперь ты моя игрушка и мой единственный друг. - Он отвернулся к стенке и поднес шарик к глазам.

У него уже давно не было игрушек, и не было друзей. На друзей теперь просто не было времени. Так он говорил себе, хотя знал, что настоящая причина - в том, что он - калека. Каждую ночь, лежа в постели, Коля думал о разных “почему”. Почему он родился на свете? Почему они с сестрой так рано остались без родителей? Почему ему суждено было потерять голень на противопехотной мине, и почему он не умер в тот день, а был обречен стать калекой? Почему его сестра заболела в такие трудные времена, и почему никто не может сказать, что с ней и как ей помочь?

“Почему” было много. Особенно, Коля жалел о том, что полез за фруктами в заминированный двор. Если бы не его упрямство, сейчас он был бы здоровым и сильным мальчиком, который мог бы позаботиться о своей сестре. Он видел, как каждый день ее силы таяли, капля за каплей, и он боялся. Во сне, у него было две ноги, и он мог работать. Он мог помогать в поле или в огороде. Он мог носить воду, он мог всё. И он мог бегать, и плавать, и прыгать. Во сне, он был рад, что не полез в тот сад в тот день, и не потерял ногу. Его нога была на месте, сестра была здорова, родители были живы. Но каждое утро он просыпался, и жалел, что не умер во сне, просыпался с единственным желанием - остаться лежать в постели, пока не умрет. Но потом он с ужасом думал, что станет с сестрой, если это произойдет. И тогда, он вставал.

Часто перед сном, Коля задавал эти вопросы и изливал эти чувства темному углу на потолке, а иногда - висящей на стене иконе. Но ни угол, ни икона не слышали его. Сегодня, он разговаривал с шариком, и, хотя Коля этого не знал, шарик его слышал.


4. Сон.

Когда Коля уснул, и его дыхание стало ровным и глубоким, шарик проснулся. Он лежал в постели, около лица мальчика, в углублении, куда он скатился из разжавшейся ладони. Шарик вообще не спал. Но теперь он проснулся особым образом. Он не знал как и почему, но он только что принял важное решение. Он решил переступить через несколько своих главных директив. Он не осознавал их как таковые - но в нем некоторое время велась внутренняя борьба. Три сотых секунды - целая вечность. И он решил.

В глубине шарика возник голубоватый свет, блики пробежали по лицу спящего, как блики солнца на глади воды. Шарик взлетел и беззвучно переместился на середину комнаты. Окно во дворик было приоткрыто. Он подлетел к окну. Свет стал на мгновение ярче, а затем погас, скрытый под оболочкой из скелета, мышц, и перьев. Крылья оттолкнулись от воздуха, цепкие когти вонзились в оконную раму, крепкий клюв настежь открыл приоткрытое окно. Ворон сел на подоконник и обвел взглядом темную комнату. Птица бы ничего не увидела, но шарик - видел. Он посмотрел во двор и включил нейронный интерфейс. Коля во сне глубоко вздохнул. Его сон начался.

Ночь была прохладная, но не холодная. Одна из тех золотых осенних ночей в октябре, когда веяние осени уже чувствуется, но воздух еще не успел остыть. Ветер шелестел листвой. Пахло листьями, и травой, и сыростью. Вокруг было темно, и только звездное небо и луна, окрасившая мир в черно-белое, были светом в полной тьме. Ворон посмотрел по сторонам и оттолкнулся от подоконника. Расправил крылья, и взмыл вверх, к небу и звездам. У спящего Коли захватило дух. Коля не раз падал, но никогда не летал.

С высоты, деревня казалась маленькой. Он видел изгибы улочек, которые веером расходились от старой церквушки в центре. Его дом был на самой окраине, а за ним - луг, деревья, лес и озеро. Ветер обтекал его со всех сторон, нежно гладил перья. Редкие низкие облака оказались всего лишь туманом. Коля всегда хотел знать, из чего сделаны облака. “Все ли облака туман?” - подумал он. И услышал в голове ответ. “Да”.

Ворон сделал круг над деревней и направился к лугу. Он снижался так стремительно, что Коля во сне закрыл газа. Когда он их открыл, то почувствовал землю под ногами. Ноги было четыре, и это были не ноги, а лапы. Коля не видел себя, но знал, что он теперь - волк. Он уловил запах зайца и бросился за ним. Травы неслись к нему и оставались позади. Он опять как будто летел, несся по лугу на своих четырех сильных лапах, приближаясь к цели. Заяц бросился к лесу, и волк продолжал преследование среди деревьев, пока не настиг свою добычу.

На некоторое время, сон прекратился. Прошло некоторое время, которое, впрочем, Коля не заметил, как и все мы не замечаем время между снами. Когда Коля увидел продолжение сна, луна и звезды уже сместились на небе, а сам он стоял на берегу пруда и смотрел в воду. Два зеленых глаза горели в воде. Его глаза. Он вошел в воду передними лапами, и глаза расплылись в волнах. “Что в озере?” - подумал во сне Коля, и погрузился в воду. Вместо лап у него теперь были плавники и хвост.

В воде было темно, но Коля все видел и чувствовал. Он был удивлен тем, как звуки и запахи разносятся под водой, но особенно его удивило зрение. “Неужели рыбы так хорошо видят в темноте?” - подумал он, однако не получил ответа. На дне был ил, и коряги, и остатки старой лодки, которая когда-то была привязана у берега, а потом затонула и развалилась. Большой сом выплыл со дна и попытался съесть его, но не смог. Коля не испугался. Он понимал, что его просто нельзя съесть. Опустившись на дно в самом глубоком месте (оно оказалось не таким глубоким, как Коля ожидал, всего-то метров пять), он стремительно поплыл вверх и выпрыгнул из воды. Это было здорово. На лету, он опять превратился в птицу и понесся вверх.

Он взлетел вверх на несколько километров. Он видел, что у него теперь были другие крылья - длинные и широкие, они раскинулись по обе стороны, с каймой из перьев. Он кружил, продолжая набирать высоту с каждым взмахом. Деревня внизу превратилась в серое пятно. Озеро - в серебристую лужу, которая переливалась и блестела, когда в ней отражалась луна.

- Тебе страшно? - Услышал он голос. - Остановиться?

Коля подумал. Ему было немного страшно. Но вместе с тем, у него было чувство, что он может доверять себе и своим крыльям. Голос, который он слышал, был уверенным и спокойным.

- Мне не страшно. - Сказал он во сне, его губы беззвучно произнесли слова в темной комнате.

Он взлетел еще выше.

- Девять километров. - Услышал он опять. - Выше?

- Да.

Последние облака остались далеко внизу. Крылья пропали. Хвост пропал. Клюв исчез. Он теперь не видел себя. Земля уходила все ниже и стала похожа на чашу. Небо становилось все больше. Звезды перестали мерцать. На востоке появилась алая полоса. Земля перестала быть чашей и стала похожей на шар. Внезапно, лучи солнца из-за горизонта ударили в лицо, и он увидел внизу огромный шар, большая часть которого была совсем черной, и только небольшая долька на востоке - светлой.

- Хочешь узнать, что там? - Спросил его голос.

- Хочу.

- Ты знаешь, почему там светло?

- Почему?

- Потому что там - уже день, а у нас - еще ночь.

Коля промолчал, обдумывая.  Он уже забыл про страх. Было только желание - посмотреть еще дальше, узнать, что там. Светлая долька приближалась, и скоро он рассмотрел зеленые леса, горы, нити рек, и огромные моря. Океаны. Коля слышал это слово, но никогда раньше не видел.

- Ты знал, что мир круглый? - Спросил голос.

- Да. Я слышал.

- А верил?

- Не знаю. - Признался Коля. Ему не хотелось говорить. Он рассматривал все вокруг. И голос не настаивал.

Скоро, земля стала меньше. Она на самом деле оказалась большим голубым шаром, который, однако, быстро уменьшался. Сначала он уменьшился до размеров арбуза, потом - абрикосы, и, наконец, вишни. Повсюду вокруг была только тьма и звезды, и луна. Солнце блестело высоко над головой.

И тогда, Коля запаниковал.

- Мне страшно, я хочу назад! - Закричал он во сне.

- Не бойся! - Ответил голос. - Я могу вернуть тебя назад. Но я думал, что ты хочешь полететь к солнцу.

Коля раздумывал только секунду. - Я хочу назад. - Сказал он.

- Хорошо.

Коля увидел, что земля опять растет в размерах и приближается. Он перенесся на ночную сторону, и стал опускаться. Коля обратил внимание, что светлая долька приблизилась. - Ночь заканчивается! - подумал он. И услышал голос. “Да.”

На самом деле, шарик не возвращался назад. Он смоделировал возвращение во сне Коли, пока сам он продолжал свой полет к солнцу. Когда мальчик во сне вернулся назад и погрузился в глубокий предрассветный сон, шарик уже проделал половину пути. Лететь в вакууме было легко, и легко было развивать предсветовую скорость. Он, конечно, не мог лететь достаточно быстро, чтобы приблизиться к скорости света, но и при половине такой скорости, его полет занимал всего пятнадцать минут.

Зачем ему лететь к солнцу? Все дело в том, что он не помнил, кто он, но понимал, что его силы заканчиваются. Заканчивались с тех пор, как он оказался на этой планете. Шарик не знал, на сколько точно еще хватит сил, но предполагал, что всего на неделю. Его база данных галактических видов была недоступна, но за последние часы, он смог наскрести кое-какую информацию, которая просочилась в его сознание. Он обнаружил остатки записи об одном виде, который подходил под его описание. Солы были видом разумной жизни, состоявшие из чистой энергии, которой они могли управлять по желанию. Они могли принимать облик любого существа, умели контролировать свой объем, и даже немного - массу (что казалось странным, но он не мог это перепроверить).

Так вот, шарик предполагал, что он - сол. Солы считали себя детьми солнца, и питались энергией звезд. Расса галактических наблюдателей, они проходили ритуал очищения от плоти каждый раз после окончания срока своего прибывания среди культуры, за которой они наблюдали. Ритуал возвращения к собственному “я”. Сол, находясь в том теле, в котором он жил среди своих подопечных, подлетал к солнцу. Не слишком близко, чтобы не погибнуть. Но достаточно близко, чтобы потоки лучей и плазмы были ощутимыми, как языки живого пламени, которые слизывали с него плоть, разрывали ее, разрушали, испаряли, пока не оставалась только чистая энергия. Через боль и смерть тела, сол возвращался к своей природе и обретал питание и очищение.

Однако, шарик не был солом. Он не был даже живым существом, хотя, в каком-то смысле, это можно было бы оспорить. Так или иначе, он понял, что ошибался. Чем ближе он подлетал к солнцу, тем становилось горячее. Вылетев за орбиту последней, каменной, вечно повернутой к солнцу одной стороной в приливном захвате, планеты, он почувствовал, что перегревается. Ему пришлось вернуться назад ни с чем, и его энергия не пополнилась ни на каплю.

Шарик успел вернуться до того, как кто-то из детей проснется. Небо уже алело рассветом, и во дворике было светло. Шарик влетел в раскрытое окно, и вернулся на свое вместо рядом со спящим мальчиком. Когда спустя пол часа Коля проснулся, он удивился своему необыкновенному сну. Он бы и дальше считал, что это был сон, если бы не тушка зайца на столе.


5. Разговор.

Амелия проснулась от шепота в соседней комнате. Это был голос ее брата. Голос был приглушенный - похоже, он говорил шепотом, чтобы не разбудить ее. Он нервничал или злился, и его шепот был гораздо громче, чем он этого хотел. Нет. Не нервничал. Он был просто взволнован.

Девочка приготовилась встать, развернулась на холодной печи лицом к стене и ногами к полу, и медленно соскользнула вниз. Не смотря на всю предосторожность, она чуть не упала. В голове всё как будто сжалось, и болело. Она с грустью подумала о том, что слабеет с каждым днем. Когда она обрела равновесие и отдышалась, ее внимание вновь привлек разговор из соседней комнаты. Теперь она была уверена, что слышала еще чей-то голос.

- У меня нет имени.

- Выбери себе имя.

- А какие имена бывают?

Это было очень странно. Второй голос был гораздо тише. Амелия не могла разобрать, чей это был голос. Ей хотелось пойти и посмотреть, но она чувствовала, что ей надо еще несколько минут, чтобы ноги смогли идти.

- Ну… Много разных имен бывает…

- Коля. Мне нравится это имя.

- Стой… Я - Коля.

- Я знаю. Красивое имя. Я тоже буду Коля.

- Это мое имя. Не надо, чтобы имена повторялись.

- Как хочешь. Тогда какое? Какие имена бывают?

- Данило, Сергей, Петр, Борис, Иван…

- Иван. Я выбираю Иван… Что?

- Так звали моего отца…

Амелия небольшими шажками прошла к ведру с водой и зачерпнула. После нескольких глотков, она почувствовала себя гораздо лучше, как будто вода наполнила ее голову и раздвинула ее изнутри. Боль прошла.

- Ты против?

- Нет. Просто… Ничего. Я не против.

Она подошла к двери так тихо, как только могла. Дверь была прикрыта. Она заглянула в щель. Коля сидел на заправленной кровати. Возле окна кто-то стоял. Амелия попыталась рассмотреть. Ей было плохо видно, но она видела какого-то мальчика, возрастом примерно как ее брат, и такого же роста. Его русые волосы были немного светлее, чем у брата. Он был одет в рубаху и штаны из мешковины. Он сидел на подоконнике, босые ноги были скрещены на полу.

Нужно было приниматься за работу. Амелия знала, что у нее было совсем немного времени, прежде чем ей опять придется лечь. Конечно, брат помогал ей, как только мог, но эти мальчишки… Они никогда не могут подмести как следует, или помыть пол, как нужно… И все же, разговор заинтересовал ее, и она решила вернуться на печь, и полежать еще немного, поберечь силы, и послушать, о чем они говорят. Гости в их доме были событием редким, если не считать дьяка Феофана, который наведывался к ним периодически, намекая на то, что возьмет их под опеку. Их, и особенно их дом и дворик. Дьяк Феофан был черной тенью, нависшей над ними. Когда Амелия думала о нем, ее сердце сжималось. Так же, оно сжималось, когда она думала о том… О том, что с ней будет через некоторое время. Ее брат - он ведь калека. Что будет с ним, когда… Она помотала головой, чтобы отогнать от себя дурные мысли,  и, взобравшись назад на печь, опять прислушалась к разговору.

Чем дольше Коля с Иваном разговаривали, тем громче становились их голоса. Когда они понимали, что забыли про то, что должны разговаривать тихо, в их разговоре наступала пауза, и они продолжали разговор тише. Иногда Амелия задерживала дыхание, когда было плохо слышно. Глупые! Они старались не разбудить ее, но она давно проснулась, и хотела знать, о чем они говорят. Но не могла же она им об этом сказать. Как бы это выглядело? “Коля, можете говорить погромче, я уже проснулась, и мне не слышно, о чем вы там говорите!” Девочка улыбнулась.

- Тогда как я мог видеть этот сон?

- Я не могу объяснить.

- Ты волшебный? Что еще ты умеешь?

- Я не волшебный. Я просто… другой.

- А что ты умеешь? Ты умеешь превращать воду в вино? Или исцелять хромых?

Амелия представила себе, как брат посмотрел на свою деревянную культяпку, лежавшую на полу у кровати.

- Нет, Коля. Я не умею ни того, ни другого. Если бы я умел, я бы… Я бы вылечил твою ногу.

Разговор давно показался ей странным, еще тогда, когда мальчик попросил ее брата выбрать ему имя. Но теперь, это было уже совсем... При других обстоятельствах, она подумала бы, что ее разыгрывают, но розыгрыши уже давно остались в прошлом для этой маленькой самьи из двух детей - в том далеком времени, когда у них была хотя бы иллюзия беззаботного детства, когда родители были еще живы.

Амелии захотелось войти в комнату и посмотреть поближе, что там происходит, и кто с Колей разговаривает, и она пожалела, что уже легла. Теперь, ей придется лежать, потому что если она сейчас опять встанет, то она уже ничего не успеет сделать до обеда. Она сосредоточилась и старалась услышать каждое слово.

- Я же сказал, что я не знаю. Я не знаю кто я, и я не знаю, откуда я.

- А как ты выглядишь на самом деле?

- Я могу выглядеть как угодно. Почти. Но ты знаешь, как я выгляжу на самом деле.

Пауза. Как же ей хотелось видеть их лица, их жесты… Пожал ли Коля плечами, или кивнул? Или..?

- Я хочу тебя спросить. - Коля говорил медленно, как будто подбирал слова. - Зачем ты здесь? Я имею ввиду, здесь, у меня дома? И почему ты дал мне этот сон, и поймал для нас зайца? Почему ты помогаешь нам? Тебя послал... Бог? Почему ты выглядишь сейчас так, как выглядишь, а не иначе?

Опять пауза. На этот раз, Амелия догадалась, что Иван ждет, не продолжит ли Коля свою тираду вопросов. Или думает. Наконец, он заговорил.

- Я знаю, у тебя много вопросов. Я не знаю, кто я, и как я здесь оказался. Ты подобрал меня на берегу пруда. Так я оказался здесь. Я помог тебе, и выгляжу так, как я выгляжу сейчас, потому, что я подумал, что было бы хорошо стать твоим другом.

Пауза. Амелия была готова закричать “Да что вы там делаете! Разговаривайте здесь! Я уже давно не сплю!” Но она молчала.

- У меня нет друзей. Если ты будешь моим другом, я буду только рад! - Колин голос был тише обычного.

Амелия незаметно для себя опять погрузилась в мысли. Что это может быть? Какой-то мальчик, наверное, из другого села, забрел к ним. Вроде так выходит? С начала войны, в их селе побывало много незнакомых людей, и некоторые из них были бездомные дети. Если Коля найдет себе друга, подумала она, то это будет хорошо. Им нужна была помощь. Но что, если он - сумасшедший?

Большая часть разговора не укладывалась у нее в голове. Сумасшедший, или контуженный? Если рядом с ним разорвался снаряд, и он все забыл - могло такое быть? К ним на ночь однажды заходил старик, который ничего не помнил, и голова у которого тряслась. Он сказал, что рядом с ним разорвался снаряд. Он чудом выжил, но был контужен… Иван - контуженный, или сумасшедший? В любом случае, пользы от него мало. Амелию беспокоило то, что Коля верил и принимал участие в разговоре так, как будто… Как будто он тоже контуженный или сумасшедший. Не мог же он сойти с ума за ночь?

- Коля, можно и я задам тебе вопрос?

Сестра насторожилась.

- Давай.

- Ты спросил у меня, но я не знаю ответа. Может быть, ты знаешь? Кто ты? Для чего ты живешь?

Если бы она могла видеть себя в зеркале! Она ожидала вопрос с подвохом. Она боялась, что это будет вопрос, на который лучше было не отвечать - как вопросы, которые задавал дьяк Феофан. Но у них дома не было зеркала. Что это за контуженный, который задает такие вопросы? Да еще мальчик? Может, все-таки, сумасшедший? Хотя Амелия поняла, что не верит в его сумасшествие. И хотя она не смогла рассмотреть его, контуженным он тоже не выглядел. Она насторожилась, чтобы не пропустить ни слова, но пауза была долгой, и она ничего не пропустила. Сестра представляла себе, как Коля сидит на кровати, смотрит в пол, думает…

- Я это я… - Сказал наконец Коля. - Я не знаю, кто я… Но я знаю, для чего я живу. Я живу для сестры, для Амелии. Она болеет, и ей нужна помощь, и поддержка. Я думаю, я живу для нее.

Амелия отвернулась к стенке. У нее из глаз покатились слезы. Она накрылась с головой одеялом и закрыла лицо ладонью, чтобы ее плача не было слышно. Она лежала так, потеряв счет времени, перестав слушать разговор в соседней комнате, и мысли, как стая неуловимых птиц, мелькали и кружились у нее в голове.

- Амели, ты еще спишь? - Коля стоял посреди комнаты. Иван стоял рядом с ним.

- Уже нет, я только что проснулась. - Ее слезы уже высохли. Главное, чтобы ее не спросили, почему у нее глаза красные.

- Амели, я хочу познакомить тебя со своим новым другом. Его зовут... Иван.


6. Немного пасторской опеки.

Время летело быстро. Шарик, которого звали Иван, познакомился с Амелией, и две недели жил у них с Колей  в доме. Днем он помогал им, вечером отправлялся на охоту, принося им цветные сны и что-нибудь поесть. К солнцу он больше не летал. Вечерами, когда солнце красило комнату в багрянец через прикрытое окно, и маленькая семья собиралась на ужин, Иван садился за стол со всеми, хотя ничего не ел. И Коля, и Амелия отчаялись понять, кто он, и почему он ничего не ест и не спит, и он просто стал для них другом, облегчившим тяжкое бремя их жизни.

За две недели, Иван перечитал все книги, которые нашел в деревне, и поверхностно ознакомился с мыслями почти всех ее обитателей, кроме своих друзей. Мысли друзей он не читал. Ему казалось, что он совершит что-то неправильное, что-то вроде предательства, если сделает это. Оставим читателю судить, прав он был или нет. Скажем только, что если бы он ознакомился с мыслями двух своих друзей, то ему, возможно, удалось бы избежать одной нелепой истории.

Однажды вечером, когда дети сидели за столом, в дверь громко постучали. Коля пошел к двери, а Иван стал невидимым. И вовремя! Не дожидаясь, пока Коля откроет дверь, дьяк Феофан распахнул ее настежь с криком “Ага! Не ждали, разбойники!” Его лицо было красным, и вовсе не от заходящего солнца, и в комнате сразу запахло перегаром.

- Что вы тут делаете? Ужинаете? - Он сделал большой шаг к центру комнаты, и потом три маленьких шажка к стене, стараясь сохранить равновесие. Оперся рукой о стену.

- Здрасьте. - Сказал Коля. Амелия молчала.

- А эта шо? - Дьяк вдруг показал пальцем на третью тарелку, стоявшую на столе. Она была пустой. Дьяк подозрительно сощурил глаза. - Гостей ждете?

- Н-нет. - Сказала Амелия.

- Да! - Сказал Коля.

Дьяк услышал Колю. - Молодцы! - Сказал он. - Господь усмотрит! - Он опять шагнул к центру комнаты, к столу, и оперся о него рукой. Хорошо, что стол был крепкий. Он заглянул в котел в центре стола. - Что там у нас Господь послал? - Он и сам знал что, потому что запах рыбной похлебки наполнял хату, и через приоткрытое окно достигал улицы

Вообще, дьяк не собирался заходить. Он шел домой после успешных похорон и панихиды из соседнего села. Но пока он шел, он опять успел проголодаться, и, так как считал этот дом уже почти что своим, решил проведать сироток с пасторским визитом. Феофан выпрямился, готовясь дойти до свободного места в три-четыре уверенных шага. Его лоб наморщился, глаза сосредоточенно смотрели на пустую тарелку на другой стороне стола. Но надо было сперва обойти стол. Нет, четыре шага. Или даже пять. Много! Он рассчитывал действия, чтобы не упасть.

Пока дьяк Феофан рассчитывал действия, шарик думал, и у него был план. Он уже знал, что дьяк пользуется сиротством детей, чтобы присвоить себе их дом и землю. Он знал, и слышал это от Амелии, что “Если бы отец был бы жив, он никогда бы этого не позволил.” Когда Амелия говорила это, она почему-то почти всегда смотрела на Колю, а Коля опускал глаза. Шарик знал, что отца Коли и Амелии звали Иваном. Его портрет был одним из двух портретов без стекла в деревянной оправе на стене над печкой.

Когда Феофан отвел глаза в сторону, чтобы еще раз собраться с мыслями и приготовиться к первому шагу, он вдруг заметил, что в комнате произошла какая-то перемена. Он занес было ногу, чтобы сделать первый шаг, но потом опустил ее и уставился на другую сторону стола широко открытыми глазами.

На месте, которое было пустым еще секунду назад, сидел мужчина. Что это был за мужчина, сомнений не было. Военный мундир. Эполеты. Медали. Голубая лента через плечо. Аккуратно уложенные волосы. Подстриженные борода и усы, которые узнавались сразу. Соколиный взгляд и утонченные черты лица. Боже ты мой! Да у дьяка дома у самого висел его портрет! И у кого не висел!

Дьяк вытянулся. Его глаза раскрылись широко, как у Христа на иконе. Он весь побелел - и куда ушла вся краска с его лица!

- Г… Государь?! Николай А… А… - Дьяк силился сказать что-то еще, его губы со складывались трубочкой, то открывались, борода и усы двигались так, как будто жили собственной жизнью. Он то наклонял голову, то качал ей, то запрокидывал ее назад - но не смотря на все потуги, он не мог больше издать ни звука от удивления.

Коля сначала оперся рукой о край стола, а потом и сел. Дети сидели, сами бледные, и смотрели то на дьяка, то на человека за столом широко открытыми глазами.

Государь встал. Его вид был грозен. - Горе вам фарисеи, обкрадывающие домы сирот и вдов! - Сказал он. - И меня зовут Иван.  Я их отец. - Он кивнул головой в сторону детей. - И я здесь живу.

Дьяк удивился еще больше. Его голова склонилась набок в вопросительной форме, его брови вылезли высоко на лоб и губы опять сложились трубочкой. Выло видно, что он хотел что-то спросить, но не мог. Наконец, он выдавил из себя несколько звуков. “Вы… Вы…” - только и смог сказать он, а потом, “у-у-у…” И больше не мог выговорить ничего.

- Я здесь живу! - Повторил Государь. - Я, я их отец. А ты - вон отсюда! И если переступишь порог этого дома еще хоть раз, или позаришься на чад моих… - Государь покачал головой, давая понять, что словами невозможно выразить того, что тогда с дьяком будет.

Теперь дьяк испугался. Его руки, которые до этого одна держалась за стол, а другая висела справа, как если бы он стал по стойке “смирно” лишь правой стороной, поднялись в воздух на уровне его груди, и как будто перебирали что-то невидимое, пока он силился сформулировать мысль.

- Я… Что вы.. Я… - Только и мог сказать он, виновато качая головой.

- Вон! - Государь показал на дверь.

Дьяк отскочил и упал на зад.

- Вон отсюда! - Кричал Государь.

Не оглядываясь, Феофан прополз на четвереньках к двери, открыл ее передними руками, как собака, оперся о косяк, поднялся, и выскочил на улицу. Через несколько мгновений на улице послышался благой крик, “А-а-а! Я видел! Я видел его! Государь жив!”

Естественно, ему никто не поверил. Всё происшедшее списали на пьянство, а поп сказал ему, чтобы тот не смел больше пить без него. Это был последний визит дьяка в их дом. Протрезвев и старательно восстановив всё в памяти, он решил, что нечистая сила приложила к этому руку, и что старая мазанка и клочок земли сирот были прокляты, и не стоили его внимания.

Когда дьяк вышел, и Государь сменил свой вид на привычный им вид мальчика по имени Иван, дети еще некоторое время сидели молча, осознавая произошедшее.

- Что? - Спросил Иван. - Что-то не так?

Алина показала на старые фотографии на стене. - Папа на фотографии слева. - Сказала она.

Дети рассмеялись.


7. Чудо.

Прошел месяц. После приключения с дьяком, Шарик избегал появляться на людях, но этого ему и не требовалось, чтобы помогать маленькой семье, как он только мог. Он охотился, помогал по дому, учил детей читать и писать. Все чаще он думал - нет, не думал - мечтал, что он теперь - часть этой маленькой семьи. Если изначально исследование доставляло ему удовольствие, то теперь он познал новое удовольствие - удовольствие быть полезным, удовольствие заботиться - и он заботился о детях с радостью.

Теперь, когда запаса его энергии оставалось совсем немного, он старался не думать о своем скором конце, отчасти потому, что были и другие проблемы, которые огорчали его радость. Девочка Амелия стремительно теряла силы. Коля уже приводил к ней всех сельских бабок, и несколько раз звал заезжих врачей - тех, кто соглашался осмотреть его сестру за умеренную плату. Бабки всегда находили причины, всегда разные, и выполняли свои ритуалы. Врачи всегда разводили руками, но ни те, не другие не могли ей помочь. Если изначально Шарик воспринимал ситуацию как данность, то со временем, он начал переживать, глядя, как силы покидают ее. Он проецировал развитие симптомов во времени, и близость ее скорой смерти пугала и огорчала. И события разворачивались быстрее, чем он предполагал.

Однажды утром, когда на улице лужи затянуло первой тонкой корочкой льда, а в ямках лежал мелкий как крупа снег, Шарик приготовил завтрак, накрыл на стол, и принес тарелку с несколькими пирожками к постели Амелии. Прежде чем поесть самому, Коля обычно кормил сестру. Теперь, она уже не вставала совсем. Коля сажал ее, подставлял под спину подушку, садился на край кровати, и ждал, пока она поест. Но не сегодня. Сегодня, Коле с трудом удалось разбудить сестру, он не мог ее посадить - она беспомощно сползала вниз. К обеду, она сказала, что ей стало тяжело дышать и даже открывать глаза. Тогда, Шарик увидел в глазах своего друга страх и отчаяние, которого он не видел раньше.

Они с Колей молча сидели за столом и смотрели на сестру, как медленно, с трудом, одеяло поднимается и опускается у нее на груди с каждым вздохом. Шарик с ужасом видел новые мысли в сердце друга. Да - уже больше часа он делал то, чего не делал уже много недель - он читал мысли мальчика, и он ужасался глубине его страдания, переживания, предвкушения утраты, и страха. Страха, что одеяло опустится, и больше не поднимется. Страха, который наступал с каждым ее дыханием.

Шарик не знал названия болезни, которой болела Амелия, но он знал ее причины. Он регулярно сканировал девочку, и видел, как болезнь развивается в ее детском теле, как нервные клетки гибнут, и как жизнь угасает в ней с каждым днем. Внутри Шарика шла борьба - уже больше недели. Но теперь, борьба должна была закончится, потому что времени бороться больше не было.

- Коля… - Сказал Шарик - Ты, наверное, знаешь, что у меня осталось совсем немного сил.

- Да, ты говорил. - Коля посмотрел на него. - На месяц?

Шарик кивнул. Коля молчал, но Шарик знал его мысли, и видел в его глазах страх - скоро, Коля останется один.

- Я хотел бы сделать вам с Амели подарок. - Улыбнулся шарик. - Я думаю, что я могу помочь твоей сестре. - Говорить эти слова было трудно, но когда он сказал их, ему вдруг стало легко.

Коля посмотрел на него, и Шарик продолжал.

- Я думаю, что во мне еще осталось достаточно сил, чтобы направить их на Амели, и исцелить ее. - Каждое слово давалось ему теперь с легкостью, и улыбка на его губах была естественной. - Я могу так изменить свою силу, чтобы победить ее болезнь, и придать ей новые силы. - Он видел, как глаза мальчика вспыхнули надеждой, но его лицо тут же омрачилось.

- Но ведь ты сказал, что у тебя осталось совсем мало сил?!

- Достаточно. Я надеюсь.

Шарик встал и подошел к постели. Коля подошел вместе с ним. Теперь, Шарик видел борьбу внутри друга. И он видел, что Коля все понимает.

- Шарик?! - Амели открыла глаза и посмотрела на него. - Я все слышала. Не делай этого… Я не хочу… Не такой ценой… - Сказала она с трудом и опять закрыла глаза. Похоже, она теперь была без сознания.

- Не бойся, Амелия. - Сказал Шарик с улыбкой. - Никто ничего не теряет. Он посмотрел на Колю. - Ты помнишь, Коля, я как-то спросил тебя, для чего ты живешь?

Мальчик кивнул.

Шарик опять улыбнулся. Ему было приятно делать то, что он решил сделать, хотя и очень… страшно. - Ты ответил мне тогда, что живешь ради своей сестры… Я долго думал об этом. И я пришел к выводу, что я тоже живу ради вас, вас двоих. Вы - единственная семья, которую я знал, единственная семья, которую могу назвать… своей. - Он обвел детей взглядом. - И теперь, я хочу сделать свой последний шаг, и я не могу не сделать его. Примите его, как мой последний подарок.

- Семья. - Коля кивнул. Он тогда не придал значения тому разговору. Он никогда не пытался посмотреть на все, что происходит, глазами Шарика. Хотя, даже если бы он и попытался это сделать, то он бы не смог. Он смутно понимал только одно - он все это время принимал Шарика как чудесную данность, и теперь, события происходили слишком быстро, чтобы за ними можно было угнаться.

Коля видел, как друг положил ладони на лоб сестре. Волны синего света пошли по его рукам, перешли на тело Амели. Комната погрузилась в синее сияние. Шарик стал прозрачным. Теперь он весь состоял из синего света, весь превратился в волны, в потоки силы.

Амелия стала дышать чаще и сильнее. Наконец, она открыла глаза. - Шарик! - Сказала она. На лице осознание и беспокойство. Но она открыла глаза! Она сказала! В последнее мгновенье, она увидела на его лице улыбку.

Без предупреждения, свет прекратился. С громким стуком, шарик упал на пол, и покатился по половицам. В комнате воцарилась полутьма

Коля сначала не понял, что произошло. Некоторое время, он стоял у постели сестры в оцепенении, открыв от удивления рот. Наконец, придя в себя, он бросился на пол и поднял его... Обычный стеклянный шарик, в нем больше не было синеватых искр, ни одной.

- Зачем ты ему позволил?!

Он перевел взгляд с Шарика на сестру. Амели сидела на кровати, свесив ноги, и плакала. Он не знал, что ей сказать. Но однажды, он соберется с мыслями, и все ей расскажет.


8. А вот и Боги.

- Это здесь? - Капитан Челленджер окинул взглядом комнату, низкие потолки. - Вы уверены?

- Да, да! - Доктор Этхарт спешно проследовал за капитаном внутрь.

Дети растерянно смотрели на двух мужчин, без спроса открывших дверь и вошедших без стука. Их было двое. Первым вошел высокий и румяный военный, одетый в мундир генерала царской армии. Или по крайней мере, так Коля предположил - ведь мундир выглядел очень внушительно. При этом, он не знал, стал бы бы нестоящий генерал вламываться без стука, однако, чутье подсказывало ему, что генерал был не настоящий. Наверное, фуражка с красной звездой. Следом за генералом вошел старик с лицом сумасшедшего, одетый в какую-то гражданскую одежду, которую Коля не знал, но решил, что такую, наверное, сейчас носят в городе. Оба вошли и, убедившись, что за ними не следят, закрыли за собой дверь.

Надо сказать, что и Капитан, и Доктор приложили максимум усилий, чтобы не вызвать подозрений. За деревней с корабля ежесекундно велась слежка, и если бы кто-то другой попытался за ними проследовать, или войти в жилище, то он был бы моментально нейтрализован и его ближайшая память была бы стерта. Вошедшие не переживали, что их могут увидеть или раскрыть - но они оба переживали за шарик, которые не подавал сигналы. О нет, они не рассчитывали, что их технология может попасть в руки аборигенов и быть ими использована, по крайней мере, не сейчас. Но потерять шарик очень бы не хотелось. Это было бы ложкой дегтя в бочке меда, коим был в остальном совершенный эксперимент.

- Дети, где он? - Этхарт не хотел показаться злобным, но он был взволнован.

- К… кто? Спросила девочка.

Мальчик, хромая, подошел к ней, и обнял ее за плечо. Покровительственный жест. Старший брат.

- Они ищут Шарик, Амели - сразу догадался Коля. - Наш Шарик.

Капитан заметил, что у мальчика нет одной ноги ниже колена. “Бедолага,” подумал он, “Он обречен страдать с таким дефектом на этой планете.”

- Садитесь. - Девочка отодвинула стулья. - Я налью квасу.

Капитан сел за стол, Доктор, после секундного колебания, понял, что быстрее не будет, и тоже сел. Похоже, Капитан никуда не спешил, и Этхарта это немного злило. Амели поставила перед ними деревянные кружки с квасом. Доктор понюхал и сморщил нос. Капитан понюхал и отпил немного, но больше пить не стал.

Коля вышел в другую комнату, и вернулся, бережно держа на ладони шарик. - Вы его ищите?

Его? Капитан взял шарик в руки, но Доктор жестом потребовал его себе. Когда Этхарт получил шарик, он сначала рассматривал его с недоверием, а потом достал из кармана какую-то плоскую коробочку и стал нажимать на нее пальцем.

- Это точно он? Точно тот самый шарик? Спросил Капитан.

- Да. - Этхарт положил коробочку в карман. - Это он. - Он был расстроен и кажется, немного зол. - Скажите, как вам удалось поломать его?

- Батарейка села? - Капитан подмигнул.

- Этхарт посмотрел на него недовольно. - Села! - Сказал он. - Все сожжено, все данные, все кванты распутаны. - Он посмотрел на детей с лицом страдальца. - Как?!

- Это не мы! - Сказала Амели испуганно.

- Позвольте, я вам все расскажу. - Предложил Коля. - Как все было.

- Да уж! - Доктор Этхарт покраснел. - Будьте так любезны! - Он краем глаза увидел, что Капитан улыбается детям. Мерзавец! Для него мои неудачи - ничто! Но да ладно… Мое психическое состояние действует на детей, несомненно, подавляюще, и он хорошо это компенсирует. Вдвойне мерзавец! И Доктор улыбнулся.

Коля смотрел на шарик, который Доктор машинально катал по столу ладонью, ожидая его рассказа. - “Все началось с того, что я пошел на рыбалку, ловить карасей…” - начал он.

Коля рассказывал долго. Амели видела, как Доктор, который сначала нетерпеливо махал ладонью и просил мальчика поторопиться, или проскочить моменты, которые казались ему неважными, со временем успокоился, и только иногда недоверчиво мотал головой. Капитан перестал улыбаться. Он слушал рассказ с широко раскрытыми глазами и приподнятыми бровями, и иногда посматривал на Доктора, как бы ожидая от того подтверждения или опровержения Колиных слов. Потом, незаметно для себя, он начал по чуть чуть отпивать из кружки квас, и потом удивился, когда она оказалась пустой.

Когда Коля закончил свой рассказ, все сидели некоторое время молча. - А потом, пришли вы. - Добавил он. - А вы кто? Генерал? - Спросил он у Капитана. - Мы ничего не делали ему, он был нашим другом.

Капитан Челленджер посмотрел на Доктора. - Это возможно? Я не знал, что они могут…

- Конечно нет! - Прошептал Этхарт хрипло. Он прокашлялся. - Конечно, нет! - Сказал он более уверенно.

- Вы думаете, дети выдумали? - Капитан смотрел на Доктора с недоверием. - А девочка - она же исцелилась?

Доктор посмотрел на Амели. - Ну знаете,  - сказал он, - существа с неразвитой медициной часто бывают выносливы. - Он натянуто улыбнулся девочке, как будто сделал ей комплимент. - Кроме того, дети… Дети мастера выдумывать. - Он положил шарик на стол и взялся руками за голову. - Похоже, плазмоид повредился при падении, а дети его нашли и игрались с ним. Вот и всё. - Он встал и отодвинул стул. - Спасибо, дети, но нам пора.

- Оставь им шарик, Док. - Капитан смотрел на детей. - Посмотри, как они следят за каждым движением руки, в который ты его держишь.

- Ай! - Доктор досадно махнул рукой. Он уже представлял себя на конференции, где он должен будет сказать “но…”, говоря о в целом положительных результатах эксперимента. - Это научное оборудование, Капитан!

Капитан удивленно обернулся к Доктору. - Генерал, вы хотели сказать?

Доктор кивнул.

- Ты ведь сказал, что он сгорел. Зачем он тебе? Отдай! Пускай они придумали эту историю, Док, но неужели вы не видите, как много он значит для них? Для вас так важно, чтобы все, что они сказали, было чистой правдой? Они всего лишь дети… Дети, которым не посчастливилось жить в мире без образования и медицины, в мире несчастий и войн. Отдайте им их шарик.

- Высокопарная чушь… - Доктор сморщился. Он посмотрел на детей. Они смотрели та на него, то на шарик, который теперь выпирал у него в нагрудном кармане. - А… - Он опять махнул рукой. - Он ваш. - Он достал шарик и покатил его по столу к детям.

Мальчик поймал его и бережно поднес к глазам. Потом, он унес его в другую комнату, и быстро вернулся. - Спасибо! - Сказал он.

Доктор небрежно кивнул. Капитан горько улыбнулся. - “Твои ноги. Мы могли бы…”

- Нет! - Отрезал Доктор. - Мы не могли бы ничего. Под суд захотели? - Прошептал он.

Капитан перестал улыбаться. - Прощайте! - Он развернулся и пошел к выходу, доктор за ним. - И спасибо за… Квас. - Он опять улыбнулся, и, помотав головой, вышел в ночь.

Доктор вышел следом. - До свиданья. - Сказал он. - Никому не говорите!

Дети кивнули. - “До свиданья.”

Капитан Челленджер и Доктор Этхарт отправились по тропинке к озеру, где их ждал шаттл в выключенными огнями.

Доктор уже переживал не так сильно. “Ладно,” думал он, “что поделаешь? Небольшой прокол ничего не изменит. Скажу, что шарик невозможно было извлечь. Главное, что шарик не потерялся при перемещении, не уничтожился. Ладно… ладно…” Теперь доктора, несомненно, ждала заслуженная слава. Варп пушка, заряженная плазмоидами, может стать новым методом для исследований и сбора информации. Время не было потрачено зря. Доктор улыбнулся. Теперь, пожалуй, он был даже рад. Он сел в кресло шаттла, пристегнулся, обернулся к Капитану, улыбнулся, подмигнул.

Но теперь, когда доктор улыбался, Капитану было тяжело. Капитан был встревожен. Звездный Ветер был современным крейсером, служить на котором было честью и удовольствием. Жена и дети его жили в достатке, устроенные и обученные. За все время службы ему доводилось бывать на недоразвитых мирах, наблюдать их бесконечное барахтание в своих примитивных невзгодах… но… черт, иногда наблюдать это бывало больно. Челленджер чувствовал внутреннюю боль, когда видел страдания и лишения жителей недоразвитых миров, которые жили в шаге от цивилизации процветания, но не были способны даже этот маленький шаг сделать, поскольку для них он был непреодолим. “Черт!” Подумал он, “Когда вернусь назад, поеду с семьей на курорт. Расскажу им эту историю.” И тем не менее, он немного боялся, что смотря в жизнерадостные глаза своих розовощеких и обеспеченных детей, он будет вспомнить грязную военную деревню, и просевшую мазанку, и ее двух обитателей. “Черт!” - Сказал он себе опять.


Эпилог.

Амелия поднесла шарик к глазам. Когда-то, когда она была совсем маленькой, в нем играли голубые огоньки. Это было? Это было на самом деле? Она - маленькая? И у нее был брат, Коля. Коля… Да… Это все было, было… Она вытерла слезу, и поднесла шарик к губам, поцеловала его, и бережно положила назад в шкатулку. Расскажет ли она когда-нибудь кому-то эту историю? Нарушит ли свое обещание, данное сердитому доктору с сумасшедшим лицом? Может, перед самой смертью? Но будет ли у нее время рассказывать что-то перед самой смертью? И кто ей поверит? Да и стоит ли?

Она смотрела в окно, держа шкатулку в руках. На улице ездили машины. Деревья под окном достигали своими кронами подоконника. Где-то внизу ходили люди, работали магазины. Она стояла и смотрела на деревья, но ее мысли были далеко. Она не видела детей, подсматривающих через щель приоткрытой двери, не слышала их шепота, сдавленного смеха. Сумасшедшая бабка Амелия, она совсем, наверное, сошла с ума. Мама говорит, не обижайте ее, ведь она старая…

Она поставила шкатулку на ее место в шкафу. Вытерла слезы носовым платком. Посмотрела в зеркало, на свои морщины, на лысеющую голову, на красные глаза. И она улыбнулась себе. Она не смела грустить, не смела тосковать, не смела обижаться. Не для того она прошла весь этот путь, не для того столько пережила. Они бы этого не хотели. “Я помню вас.” Она посмотрела в зеркале себе в глаза. Прикоснулась пальцами к пальцам своей руки в отражении. “Вы всегда со мной”.