Перо аиста. Глава 8. Среда. 18 февраля 1998 года

Сущность жертвы всегда одна.
Её парадокс в том, что человек
отказывается от самого дорогого
во имя чего-то ещё более дорогого.
Д. Лондон

Среда. 18 февраля 1998 года

Неоновый свет промёрзшей за ночь луны проник через открытую дверь и высек в тёмном пространстве спальни светлый коридор. Я нашарила на прикроватной тумбочке будильник, сунула его в поток бело-голубого сияния. Постепенно глаза привыкли к свету. Часы показывали 7:15. Впервые за последние месяцы мне удалось проспать шесть часов кряду.

Я поставила будильник обратно. Рука ощутила глянец. Это новые фотографии моих дочерей. Их принесла вчера Галина Полуэктовна.

Проводимая Голубушкой гормональная терапия серьёзно пошатнула моё здоровье. Вес стал расти, как на дрожжах, давление скакало вверх-вниз, напала бессонница. Мои жалобы на ухудшающееся день ото дня самочувствие врач-гинеколог неизменно отражала одними и теми же фразами: "А что ты хотела? Тут тебе не курорт. Терпи! Ты же женщина". В итоге я упала в обморок прямо в лаборатории.

Когда шум в ушах оповестил, что сознание возвращается, я открыла глаза и увидела профессора. Лохматый и злой, он стоял рядом с кушеткой и не сводил глаз с девочки-лаборантки. Как только та закончила вписывать показатели в бланк, Лев буквально выхватил лист из её рук и заорал как резанный: 

– Это саботаж! Полюбуйся на свою работу!
Профессор сунул бумагу в лицо Галине Полуэктовне, от чего та присела, часто-часто заморгала и залепетала: 
– Не понимаю, как это случилось...
– Вы должны были отслеживать гормональный статус! – бесновался профессор.
– Мы и отслеживали. Вот, посмотрите! У нас в журнале всё записано! – Страницы гроссбуха зашелестели в руках Галины Полуэктовны. 

– Мне достаточно того, что я вижу сейчас! Вы же из неё старуху сделали! – профессор тряс зажатым в кулачке бланком перед носом Голубушки. – Кровь на анализ брать каждый день! Как хотите, но верните её в норму! И не просто в норму, а в возрастную норму! – приказал Лев Валерианович и с грохотом захлопнул за собой дверь.

На выполнение его распоряжения ушло без малого три месяца. Судя по самочувствию, ко мне, наконец, вернулись мои чуть за тридцать. Захотелось жить, есть, общаться с людьми.

В банкетном зале никого, кроме официантки, не было, даже пост охраны пустовал. На мой вопрос: "Где все?", девушка ничего вразумительного не ответила. Отсутствие людей можно было объяснить ранним часом. А вот невнятное бормотание официантки меня насторожило. Похоже, пока я болела, произошло что-то серьёзное.
"У кого бы узнать?" Все входы и выходы на другие этажи закрыты. Один путь – в оранжерею. "Может быть там кто-нибудь есть?"

На мою удачу, на скамье возле пруда, стянув плечи широким шарфом, сидела Анна. Чтобы не испугать женщину внезапным появлением, я заговорила с ней издали:
– Здравствуй, Аня! 
– Здравствуй, – женщина выглядела совершенно поникшей.
– Как дела? – Я села рядом.
– Как сажа бела. Давненько тебя не видела. Мы с девчонками думали, что тебя увезли отсюда. 

Женщина рассматривала моё лицо и как будто не узнавала. Её внешность тоже изменилась: поблекла, сделалась размытой.
– Я болела. 
– Это видно. – Анна заплетала косички из кистей шарфа. – Сил нет, как хочется курить. У тебя случайно нет в заначке сигаретки?
Я покачала головой.

– Что случилось?
– Нервный срыв у Нели. Вчера. – Анна взглянула на меня. – Сколько ни подсаживали, ни один ребёночек у неё так и не прижился.
– А у тебя?
– Сразу два, – сказала Анна без воодушевления.   

Я готовила себя к тому, что рано или поздно услышу подобное, но новость всё равно застала меня врасплох. "Вот вам и пополнение... Аист прилетел. А ведь я его видела во сне! В ту первую ночь, когда спала в палате карантина! Он меня ещё всю перьями усыпал. Совпадение или интуиция? Да какая в сущности разница..."

– Когда рожать?
– В начале августа. Хотя с двойнями обычно не дохаживают. Раньше рожают.   
Я посмотрела на Аннин живот, но он был закрыт шарфом. Женщина поймала мой взгляд.
– Четырнадцать недель. Ещё не видно.
– Так какое ж тебе курево?!
– Не знаю, как успокоиться. – Анна распустила только что заплетённые по краю шарфа косы.

– Расскажи, наконец, что произошло?
– В этот понедельник у Нели был плановый осмотр. Галина, как всегда, со своими колкостями. Брякнула Нельке, что на неё зря тратят казённые харчи, что толку от неё, как от козла молока. А ночью я проснулась от криков. Прислушалась: шумят в соседней комнате. Я – туда. Там Амалия Нельку держит. Та бьётся головой о стену и вопит, что Аллах её проклял. Вот дура! А какая сильная! Мы с Амалией вдвоём никак не могли с ней справиться.

В суматохе не заметили, что Катька притащилась. Увидела кровь на Нелином лице и побелела, как стена. Амалия мне маячит, чтобы я увела Катерину из комнаты. А Катька вцепилась мёртвой хваткой в спинку кровати, не отодрать. Кое-как я разжала ей пальцы, завела в ванную, умыла, посадила на пол и выскочила обратно в комнату. Амалия уже как-то изловчилась и сделала Неле укол. Та сразу обмякла… и описалась. Пришлось переодевать. А Катька так и сидела в ванной, пока мы возились с Нелей. Потом охранник унёс затихшую Нелю в медблок. Я отвела Катерину в её комнату, уложила в постель и сидела возле неё до тех пор, пока она не уснула.
– Вот вам и первая жертва эксперимента! 
– Это не всё... 

– Давай прогуляемся, – предложила я. 
Мы неспешно пошли к выходу из оранжереи. 
– Вчера днём медсестра, которая дежурила возле Нели, оставила её одну. Ушла на полдник. Всё не наестся! А Неля, оказывается, только делала вид, что спала. Соорудила петлю из пояса халата и привязала её к изголовью кровати. Хорошо, что те, кто за нами следят, вовремя увидели Нелькины выкрутасы.   

– Где она сейчас?
– Амалия и психиатр увезли её в город, в психушку... Неля больше сюда не вернётся. Кому нужна суррогатная мать со слабой психикой? Они же хотят вывести суперсолдата!
– С чего ты взяла?!
– Верка сказала. Она любит языком потрепать, а я этим пользуюсь. Стараюсь вытянуть побольше. С тебя брали подписку о неразглашении?
Я кивнула.
– С нас тоже. А Нелю объявят сумасшедшей, и что бы она ни говорила, никто её слушать уже не будет.

– Но как можно вывести суперсолдата? – для достоверности мне пришлось сделать изумлённое лицо и взять тоном повыше. 
– Как выводят элитный скот, так и его выведут, – буркнула Анна. – Наверно, у тебя в родне были богатыри. Но, как ветеринар, я бы тебя забраковала. Мне кажется, тобой трудно управлять, – она посмотрела на меня исподлобья.

– А что ты обо мне знаешь?
– Больше, чем ты думаешь. Верка много болтает о твоём бывшем муже, о...
– Это грязная история!
– У неё все истории грязные. А насчёт суперсолдата не сомневайся, выведут. Наш профессор в генах профи. Что нужно – усилит, что не нужно – ослабит. Мы выносим и родим детей. Генерал их выкормит, озлобит, как волчат. Втемяшит, какую-нибудь нацистско-братскую идею. И готово! Вот увидишь, детей у нас отнимут, чтобы те не привыкли к ласке. А нам будут подсаживать новые эмбрионы. Ты знаешь, что ещё женщин привезли?

– Нет! Значит, генерал расширяет "производство"?
– Верка сказала, они – в юго-западном секторе. 
– И сколько их там?
– Не знаю... Как хочется курить! Хоть траву жуй, – Анна подняла с земли пожухлый лист, растёрла между ладоней и стала нюхать оставшуюся от него труху.

– Ты уверена, что родятся мальчики?
– А ты думаешь, суперсолдаты – это девочки? – ответила Анна вопросом на вопрос.
– Голова совсем не работает, – я улыбнулась, как можно непринуждённей.   
– Честно говоря, анализами и УЗИ уже замордовали. Говорят, аномалий нет. Тогда зачем такая маета? Нечисто здесь что-то...   

"Значит, Светило всё же оказался прав. Руки, ноги, голова и всё остальное у новых людей – на месте", – пролетело у меня в голове. Вслух я спросила:

– Как Катерина себя чувствует?
Мне хотелось знать, беременна ли она, но спросить напрямую у меня язык не повернулся.   
– Она очень испугалась криков и вида крови. Честно сказать, на Нелю и правда было страшно смотреть. Если бы ты видела, как она извивалась, как выворачивалась. Жуть! Откуда столько силы? А Катерина – девушка впечатлительная. Хотя, какая она девушка? У неё тоже двойня.

…Судьба безжалостна. Ты не представляешь, как сильно Неля хотела ребёночка. А Катька до сих пор вроде как не понимает, что находится в интересном положении. У неё десятая неделя, её тошнит по утрам, а она твердит, как попугай, что, наверно, съела что-то не то. Безумие – выход из непосильной ситуации. – Аня подняла с земли ещё один лист и потому не заметила, как меня удивили её последние слова.
Она озвучила в точности ту же мысль, которая пришла когда-то и ко мне. А может, мы прочли её в какой-нибудь книге? Или всё же мысли витают в воздухе?

– Я боюсь думать, что детей отнимут.  Может их всё-таки нам оставят? – Анна резко остановилась. 
Она жаждала утвердительного ответа, но я не смогла обнадёжить её понапрасну.
– Не рви душу! Подождём – увидим. Меня так пичкают лекарствами, что свет не мил. Дали вот ещё месяц отдохнуть. А потом опять примутся за своё – яйцеклетки выковыривать. Крепись и ты. Все мы – подопытные кролики. Но я надеюсь, что как-то всё разрешится. Мы освободимся, вот увидишь!

– Бедная... Ты не знаешь, к какому монстру попала, – охладила мой пыл Анна. – Это правда, что у тебя отняли дочерей?
Я кивнула. Она вдруг обняла меня, крепко прижала к себе и стала говорить шёпотом:
– Верка рассказывает нам с Катериной жуткие вещи про генерала. Нас за это точно хлопнут или упекут в психушку.
– О чём ты?
– Меньше знаешь, крепче спишь, – Аня легонько оттолкнула меня от себя.
– Какой тут сон!

– Честно говоря, я не воспринимаю всерьёз Веркину болтовню. Она соврёт – недорого возьмёт. Она вообще без царя в голове. У неё все потребности – на уровне хлеба и зрелищ: поспать, пожрать, оттянуться.
– Не скажи. Она же рассказывает вам о себе и о других не за кусок хлеба.
– Это да! Ей хочется привлечь внимание, показать себя значимой особой на особом положении. Она ведёт себя с нами покровительственно. Клеймо негде ставить, а туда же! Такие, как она, признают только силу.

– Значит, вы воюете?
– Уже нет. Поначалу сцепились пару раз. Но Верка задницей чует, с кем ссориться, а с кем щебетать. Как поняла, что давить на меня бесполезно, стала надоедать рассказами. О себе, о своих друзьях-подругах, о генерале.
– Сплетница, одним словом, – сказала я.
– Не просто сплетница. Шпионка! Следит за всеми: за нами, за врачами, за теми новеньким, из юго-западного сектора. Что же они тем женщинам подсаживать-то будут, если у тебя отдых затянулся? Оспанович с врачей шкуру снимет.

– Кто же он такой, этот генерал? – забросила я ещё раз удочку.
– …Как рассказала Верка, её отец познакомился с ним в Афгане. Интернациональный долг они выполняли, понятное дело, не с оружием в руках. Генерал тогда ещё не был генералом. Он так возвысился после распада Союза. Наш патрон владеет арабским и хорошо знает Коран. Хотя в его устах имя Всевышнего – это кощунство, – Анна закатила глаза и покачала головой. – Его дед был муллой и, видимо, натаскал внучка. Вот генерал и занимался в Афганистане "чистой" работой.

А у Веркиного отца место было ещё теплее – полковник интендантской службы. Через его руки шёл провиант и обмундирование. Этим-то он и заинтересовал нашего генерала. Как они скентовались, Верка точно не знает. Скорее всего, её папик воровал из солдатского котла, а генерал его поймал на этом. Ну, а вместе они уж стали работать по-крупному.

Оказывается, в конце восьмидесятых обновлялся неприкосновенный запас Армии. Под шумок тогдашней неразберихи, эти два товарища присвоили огромную партию списанных продуктов и пустили её в розничную торговлю. Во времена тотального дефицита покупателям и в голову не приходило искать на банке тушёнки или на пакете муки срок годности. 

На вырученные таким манером деньги из Афганистана в Союз потёк ручеёк наркотиков. Скоро он превратился в полноводную реку. Представляешь? Наши ребята там гибли, а эти… Ничего святого! – Аня взяла меня под локоть. Я почувствовала, что она дрожит.

– Не бойся! Сама говоришь, что Верка наврёт – недорого возьмёт.   
– Врать такое про родного отца? 
– Ну, если нет царя в голове.
– Понимаешь, она не просто рассказывает. Она хвастается этим, гордится, – Анна покачала головой и продолжила: – В общем, после вывода войск из Афганистана Веркин отец получил очередное звание и с почётом был отправлен на заслуженный отдых. Размер пенсии, сама понимаешь, принципиального значения для него уже не имел: наркотрафик сбои давал редко. Всё было схвачено! А в 92-м наш патрон стал не каким-нибудь, а таможенным генералом, и проблемы исчезли вовсе.

Но, как сокрушалась Верка, её отец недолго пользовался плодами рук своих. Через год после вступления генерала на высокий государственный пост Веркин папик умер. Веркина мать нашла его, лежащим ничком, на пороге сауны в их загородном доме. Пенсионер уехал туда с большой компанией. Только стражи порядка не нашли никаких следов. Совсем никаких! Сауна и дом были тщательно вымыты. 

– А от чего он умер? – спросила я.
– От острой сердечной недостаточности. Полиция не стала выяснять, кто и зачем сделал генеральную уборку. Веркиного отца похоронили с почестями, как героя-афганца, после чего жизни его вдовы и дочери дали резкий крен.

Генерал сначала содержал их, а потом стал давать всё меньше и меньше. Оправдывался тем, что деньги – в обороте. А однажды он прямо заявил: "Девочки вы взрослые, пора самим зарабатывать на пропитание".

А что они могли? Они же, как я поняла из Веркиных рассказов, привыкли жить на всём готовом. Мать никогда нигде не работала, была на полном содержании у мужа. И надо думать, на исключительно хорошем содержании. Загородный дом пришлось продать. Мать пристрастилась к алкоголю, стала спускать "нажитое непосильным трудом" на альфонсов, на услуги салонов красоты и пластических хирургов. Как жила дочь, ей дела не было.   

А у Верки – ни профессии, ни рвения. Вот уж воистину, что вперёд неё лень родилась. В общем, она оказалась на особом положении в притоне у генерала: на кого он указывал, с тем спала и за тем шпионила.
– Ничего себе! Наркотики, проституция, компромат, опыты на людях. Хорош генерал!
– Так ведь он ещё и в политику пошёл! Ты когда последний раз смотрела телевизор?
– Давно, – призналась я.

– А ты включи любой из местных каналов и обязательно увидишь нашего "кормильца". Он – звезда экрана. Скоро выборы. У него своя партия. Агитирует почём зря! Брызжет слюной, что он – боевой офицер, прошедший Афганистан. На его руках умирали друзья-однополчане. Он лучше других знает цену человеческой жизни, чести и достоинству...
– Так и говорит?
– Ещё цветистей. Как-то даже стихи читал.
– Какое лицемерие! А семья у него есть?

– О-о-о!!! – неожиданно горько и протяжно, как ночная птица, выдохнула Анна. – Это отдельная песня. Хочешь знать о его домочадцах в общих чертах или в подробностях?
– Спешить вроде бы некуда. Но не слишком ли ты много знаешь? Сомнение берёт.
– А ты не сомневайся. Врать мне незачем. Хочу, чтобы иллюзий у тебя поменьше осталось, чтобы ты жила в реальной жизни, а не в придуманной. Ты вроде бы женщина здравая. Нам бы вместе держаться. Одной здесь совсем плохо. Нелю увезли. На Катерину никакой надежды нет. Кулёма-кулёмой. Раскисла. Спит целыми днями, да жалуется. Не опора она. Обуза.   

– И всё же? Откуда информация? 
– Имя называть не буду. Не хочу хорошую женщину подставлять. Судьба свела меня с ней невзначай. Как ни банально, но Алма-Ата – город маленький. Прошлой зимой, можно сказать в прошлой жизни, кот этой женщины выпал с балкона третьего этажа и порвался о кусты. Кот для неё – свет в окне. Мы выхаживали питомца долго и тщательно.

Хозяйка оказалась не просто бабушкой-пенсионеркой, а доктором медицинских наук, известным и уважаемым в своё время гематологом. Перестроечный хаос лишил её любимой работы, привычного окружения и почитания со стороны коллег и учеников. Моё появление внесло в её унылое существование некоторое оживление. Она охотно беседовала со мной на разные темы, делилась своими новостями, расспрашивала о моих. У нас, как это часто бывает, нашлись общие знакомые. Я стала к ней захаживать, и постепенно мы сблизились. Отношения стали доверительными, несмотря на то, что по возрасту она годилась мне в бабушки. От неё-то я и узнала подробности семейной жизни генерала. Тогда я, конечно, и знать не знала, кто он такой, и предположить не могла, что попаду к нему в такое рабство.    

Разговор обещал быть долгим. Мы, не сговариваясь, развернулись и пошли обратно к пруду.
– Когда у Верки проскакивали обрывочные фразы о жене и дочерях генерала, я не сразу поняла, что уже слышала о них от этой моей приятельницы. А ей верить можно.

...Расскажу сначала о его жене. Затюкал он её до последней крайности. От мужниных унижений и полного пренебрежения у несчастной женщины развился псориаз в тяжёлой форме. Она потеряла почти все волосы. А, говорят, была писаная красавица! Жена генерала – дочь партийного бонзы. В своё время на её руку и сердце претендовали сыновья самых высокопоставленных отцов. Причём не только потому, что её родитель был влиятельнейшим чиновником, но и потому, что она была хороша собой, воспитана, образована, имела покладистый характер.

– Почему же никто не открыл ей глаза на избранника? – вырвалось у меня.
– Влюбилась по уши! А влюблённым, сама знаешь, бесполезно что-то говорить. Внешность у генерала презентабельная. Всем экипирован, сволочь: красив, высок и в уме ему не откажешь. Хитрый и коварный – без мыла влезет. 

А сейчас у него, кроме всего прочего, власть и огромные деньжищи, поэтому распоясался генерал до омерзения. Говорят, свои любовные похождения он никогда особенно не скрывал. А сейчас, как депутат, на полном серьёзе хлопочет о введении многожёнства.

Как там у Островского в "Бесприданнице"? "Стыда не бойтесь, осуждений не будет. Есть границы, за которые осуждение не переходит: я могу предложить вам такое содержание, что самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать и разинуть рты от удивления". 

– Почему жена не уйдёт от него? Дочери ведь уже, наверно, немаленькие?
– Немаленькие, но избалованы. Золотая молодёжь. Жена тоже привыкла к роскоши. Кому охота сносить унижения, гробить здоровье, а потом вдруг отрешиться от всех благ? Ты что! Для таких, как она, оказаться за бортом "элиты общества" – хуже смерти.

К тому же, генерал пошёл в высокую политику, а там нужно слыть примерным семьянином. Никого не волнует, как на самом деле он обращается с женой и детьми. Главное, чтобы выглядело всё презентабельно. Жена – воплощение элегантности, воспитанности, женской мудрости и смирения. Дочери – рафинированные куколки. Усилия прилагать не приучены. Зато умеют пустить слезу, надуть губки и театрально топнуть ножкой. После чего все их капризы должны быть немедленно исполнены. Всё это похоже на learned helplessness.

Я подумала, что Анна поставила диагноз на латыни. 
– На learned… что? – не смогла повторить я.   
– С английского "learned helplessness" – это "выученная беспомощность". Очень интересное психологическое явление, – глаза Анны блеснули. – В начале шестидесятых, если мне не изменяет память, молодой учёный Мартин Селигман проводил в Пенсильванском университете серию опытов. Он хотел привить собакам условный рефлекс страха на высокий звук.

Для этого собак помещали в закрытые ящики, чтоб они не разбежались. Сначала включали громкий звук, и сразу следом по полу ящика прогоняли ток. Удары были довольно сильные. Учёный рассчитывал, что, спустя некоторое время, собаки будут реагировать на звук так же, как на удары электричеством. И когда он откроет ящики, то собаки выскочат.

Но результат оказался совершенно непредсказуемым. На последней стадии эксперимента, ящики открыли. После звука и удара током собаки ...даже не сделали попытку убежать. Они лежали на полу и скулили от боли. Селигман объяснил это тем, что живое существо становится беспомощным, если какое-то время от его действий ничто не зависит. Животное привыкает к тому, что избежать боль не в его силах.

– А люди? – спросила я.
– В том-то и дело! Экспериментально доказано, что беспомощное поведение возникает и у людей. К тому же выученная беспомощность легко переносится человеком с одной ситуации на другую. 
– Неужели все такие? – усомнилась я.

– К счастью, нет. Но "необучаемых" только треть. Слушай дальше. Учёные на этом не остановились. Решили изучить влияние беспомощности на иммунитет крыс. Всем подопытным животным привили некоторое количество раковых клеток. При нормальных условиях выжить должно было пятьдесят процентов особей. Затем всех крыс разделили на три группы.

Первая получала умеренные удары электрическим током, и имели возможность их избежать. Вторая группа получала неминуемые удары и стала беспомощной. Третья (контрольная) группа вообще не подвергалась электрическому воздействию. В ней, как и предполагалось, смертность составила обычную для теста пропорцию – пятьдесят на пятьдесят. Среди "беспомощных" крыс умерло семьдесят три процента особей. Этим было доказано, что выученная беспомощность может влиять на сопротивляемость организма. Но еще более удивительная вещь произошла в той группе, где крысы имели возможность выключить ток. Смертность в этой группе составила всего тридцать процентов! Меньше, чем в группе, которая ни с какими неприятностями не сталкивалась вовсе! – сияла Анна. 

– Ничего себе! А как насчёт людей?
– Прививать раковые клетки, конечно, никому не стали. Нашли другой способ оценить влияние беспомощности на качество и продолжительность жизни человека. Эксперимент проводили в лечебнице для престарелых.

На одном этаже старикам дали одну инструкцию, а на другом – другую. Инструкция, которая давала людям право выбора, звучала примерно так: "Я хочу, чтобы вы узнали обо всем, что можете делать сами в нашей клинике. На завтрак вы можете выбрать либо омлет, либо яичницу, но выбор нужно сделать накануне вечером. По средам и четвергам вы можете посмотреть кино, если запишитесь заранее. В нашем саду есть цветы. Вы можете выбрать, какие хотите, пересадить в горшки и унести к себе в комнаты. Но при одном условии: ухаживать за цветами вы будете сами".

А вот другая инструкция. Она лишала стариков выбора, хотя преподносилась, как забота. "Я хочу, чтобы вы узнали о тех добрых делах, которые мы делаем для вас здесь, в нашей клинике. На завтрак – омлет и яичница. Омлет мы готовим по понедельникам, средам и пятницам, а яичницу – в остальные дни. По вечерам в среду и четверг вас ждёт кино. В среду – тех, кто живет в левом крыле, в четверг – тех, кто в правом. В саду растут цветы. Мы хотим, чтобы они радовали вас в ваших комнатах. Сестра выберет каждому по цветку и будет за ними ухаживать".

Обитатели одного этажа распоряжались своей жизнью. Другого – получали те же блага, но без возможности влиять на них.

Через восемнадцать месяцев учёные вернулись в лечебницу. Тесты показали, что группа с правом выбора оказалась более активной и счастливой. Мало того, в этой группе умерло меньше людей, чем во второй (лишённой выбора). Поразительный факт – возможность самому решать, что делать, может продлить жизнь, а беспомощность, возможно, убивает.

– Откуда ты всё это знаешь?
– Я хоть ветеринарный, но всё же врач. Чтобы питомец поправился, нужно учитывать психологию животного и его хозяина. Одними пилюлями вылечить нельзя, – объяснила Анна.   

– А как насчёт той трети "необучаемых"? Что им помогло не стать беспомощными? 
– Пока не ясно. Возможно, оптимизм.  …Но у беспомощности есть и другая сторона. "Жертва" может извлекать выгоду. 
– Каким образом?

– Беспомощные люди вызывают сочувствие и желание помочь. Кто откликнулся, тот попал в ловушку. Он уже не может сделать вид, что не заметил, и безучастно пройти мимо. Он становится подчинённым беспомощного.

Например, ты спрашиваешь: "Почему жена не ушла от генерала?" А зачем? Мне думается, своей безропотностью она связала блудного мужа по рукам и ногам и исподволь манипулировала им. В итоге, имела всё, что душеньке угодно. Дочери впитали иждивенчество, как само собой разумеющийся стиль жизни. Генерал – подонок, но без него жена и дочери – обычные тётки, а при нём – генеральские особы с огромными возможностями.

– Как-то всё шиворот навыворот.
– Конечно! Это же созависимые отношения. Если присмотреться, то в жизни полно таких семей. Наверно, даже большинство.

– А сколько у генерала дочерей?
– Две.
– Как сложились их судьбы?

– Про младшую ничего не знаю. А вот старшую после школы отправили учиться в Англию. Учёба за рубежом требовала упорства и усердия, однако молодую леди не научили работать. Сама понимаешь, привычка – вторая натура. Она и за границей больше времени проводила в модных бутиках и барах, чем в аудиториях и библиотеках. В конце концов, беспечную студентку отчислили за неуспеваемость. Но она уже успела найти там богатенького земляка, забеременела и с помпой вышла замуж. Супругу нужно было доучиваться, поэтому молодожёны остались в Англии.

Во время беременности будущая мама наблюдалась, понятное дело, не в студенческой, а в частной клинике и рожала там же. Сынишка появился на свет вполне здоровым, а вот у его мамы (что удивительно!) после родов развился сепсис – общее заражение крови. Диагноз тяжёлый, но для молодой женщины, которая может позволить себе лучшее лечение в любой точке мира, он не был фатальным. Со стороны врачей требовались экстренные и грамотные меры. Со стороны больной – присутствие духа, упорство и сила характера. Но этого-то в ней и не воспитали! Стало быть, проявлять было нечего. 

К тому же в ситуацию вмешалась мама – жена нашего генерала, которая сама всю жизнь играла роль жертвы. Проявить характер – взять и вытащить дочь из болезни – она просто не могла. События потекли по привычному для их семьи сценарию.

Меня поразило, что Анна проделала такую большую работу: определила место каждого "персонажа", нашла явные и скрытые мотивы поведения. Я понимала, куда она клонит, но всё же спросила:
– По какому?
– По сценарию жертвы, конечно. Жена генерала вдохновенно вошла в образ матери, чья юная дочь не сегодня-завтра может сойти в могилу. Цинично звучит, но болезнь ребёнка – идеальный инструмент манипуляции! – от избытка чувств Анна закашлялась.

Я хотела возразить, но она мне не дала:
– Понимаю, что это звучит дико! Но я знаю, что говорю. Мать думала не о дочери, а о себе, несчастной. В драматических обстоятельствах роль беспомощной женщины заиграла новыми красками. Никто не вызывает столько сочувствия, сколько мать безнадёжно больного ребёнка. Маразм, но болезнь старшей дочери она использовала для достижения своих целей.

Суждения Анны вызвали у меня протест:
– Этого не может быть! Ты думаешь, муж был ей дороже дочери? Бред!
– Кто был дороже – муж или она сама себе – я не знаю. Но вряд ли дочь! – щёки Анны стали пунцовыми, зрачки расширились, и глаза от этого казались чёрными. – Как будто ты не знаешь, что ненормальные бабы ради мужиков жертвуют детьми. Классический пример – Анна Каренина: бросила сына ради любовника, родила от него дочь, сожгла душу ревностью, истериками, подсела на наркотики, ужасным образом покончила собой и осиротила детей. И всё это только потому, что страсть к мужчине и жалость к себе затмила любовь к детям!

А легендарные жёны декабристов, которые попёрлись за мужьями-бунтарями в Сибирь? Их поступок нам преподносили на уроках истории и литературы как подвиг, как образец женской любви и верности. Любви и верности кому? Что мы знаем о судьбах их детей? Ничего! Что сталось с ними? Этот вопрос никто и не задавал. Что такое дети по сравнению с их родителями? Нечто второстепенное. Вырастут как-нибудь. А я на своей шкуре прочувствовала, каково это, когда мать сосредоточена на мужике! Когда она выдавливает дочь из дому, чтобы та не мешала её женскому счастью! – Анна кричала, позабыв о беременности.

– Хорошо! Хорошо! – я подняла руки в знак капитуляции. – Тебе виднее. Пощади себя.   
Мы погрузились каждая в свои мысли и, не проронив ни слова, обогнули пруд. Я села на скамейку. Анна взошла на мостки, зачерпнула пригоршню воды, умылась, стряхнула капли с рук, подошла к скамейке, но не села, а облокотилась о спинку и снова заговорила:

– Знаешь, а жена генерала, наверно, искренне верила, что спасает дочь, – Анна хотела до конца излить будоражащие её мысли. – …Не дай бог такое никому! Но скажи на чистоту, что бы ты делала на её месте?
– Минуй нас чаша сия!
– И всё же? – допытывалась Анна.
– Убеждала бы дочь быть стойкой и выполнять предписания врачей. Жить активной, полной жизнью. Спорт, друзья, посильная работа и какие-то впередиидущие цели.   

– А что сделала жена генерала? – спросила Анна и тут же ответила:
– Она привезла дочь домой, отдала новорожденного внука родителям зятя. ...И пошла по знахарям. Они обещали быстрое выздоровление. Нужно только принести в жертву барана, снять сглаз, порчу, родовое проклятие. Мракобесие и душевная лень взяли верх. Поползли слухи: "Девочка смертельно больна. Врачи бессильны. Не СПИД ли у неё?" Перестали приходить даже те, кто на первых порах проявлял искреннюю заботу и желание помочь.    

В итоге, время было упущено. Через полтора года такого "лечения" больная потеряла всякий интерес к жизни. Перестала вставать с постели и постепенно утратила способность ходить. Она лежала в затемнённой комнате, не общалась почти ни с кем, кроме сестры-сиделки и матери. Молодая женщина впала в глубочайшую депрессию. Несколько раз выпивала лошадиную дозу снотворного, но её спасали. В таком жалком состоянии её и застала моя знакомая-доктор. Её в качестве эксперта-гематолога пригласил дедушка больной – тесть нашего генерала.

Когда врач попросила отдернуть плотную портьеру, чтобы осмотреть пациентку, та пропищала матери: "Опять ты кого-то притащила!" Молодое лицо пугало мертвенной белизной. Длинные, давно нечёсаные волосы разметались по подушке. Фурункулы покрыли всё тело. Особенно жутко выглядела мокнущая язва на левой ноге. Бедная девочка неестественно вывернула её в колене и держала поверх одеяла.

На все вопросы врача больная твердила одно и то же: "У меня неизлечимая болезнь. Оставьте меня в покое!" Телесно жизнь в ней ещё теплилась, но психологически она была уже мертва. А ведь ей было всего двадцать три года!

Открывшаяся реальность потрясла мою знакомую: что за невежество, попустительство и равнодушие? Она спросила деда: "Почему возле больной нет психотерапевта?" Тот только пожал плечами и промямлил: "Я не знал, что всё так плохо". Врач даже не стала спрашивать: "Чем же таким важным вы были все заняты? Куда смотрели? На что надеялись? Принесли ребёнка в жертву!"   
– Подожди! – я стряхнула с себя оцепенение. – Ты хочешь сказать, что её не спасли?
– Конечно, нет! Умерла...

У меня зазвенело в голове, и я приложила пальцы к вискам. Анна села рядом:
– ...О её смерти моя знакомая узнала из прессы. В центральной газете она прочитала соболезнования родным и близким покойной. Не исключено, что дочь генерала всё же покончила собой. Вот такая история. ...А генерал построил на малой родине мечеть в память о безвременно ушедшей дочери. Теперь он вхож в религиозные круги. Пожертвования ведь ото всех принимают. Ему за его щедроты, небось, ещё и ручку жмут. ...Ты когда-нибудь задумывалась, для чего приносят жертву? 

– Во искупление грехов? – неуверенно сказала я, потому что в вопросе, наверняка, был какой-то подвох, иначе бы Анна не спросила.
– Другими словами: "Возьми, Господи, вместо меня кого-нибудь другого: агнца, ребёнка, Иисуса!" И чем больше крови, тем богоугодней дар?
– Не знаю...

Мне было мучительно даже слушать Анну, а отвечать на её каверзные вопросы – вообще не выносимо. Я поймала себя на мысли, что критиковать Бога самой – это вроде, как критиковать своих родителей. Совсем другое дело, слушать критику в их адрес из уст посторонних людей. Это возмущает и рождает желание вступиться.

Но Анна тоже Его дочь, и я хотела бы знать, какие мысли одолевали её. Женщина она далеко не глупая. У неё пытливый ум, она много знает. Если говорит, то, значит, основательно подумала прежде, чем сказать.
– Ты спрашивала себя, чем дары Каина были хуже даров Авеля, если Бог их не принял? – Анна посмотрела мне прямо в глаза. 
– Нет, – созналась я.

– "И был Авель пастырь овец; а Каин был земледелец. Спустя несколько времени, Каин принёс от плодов земли дар Господу, – Анна цитировала Бытие без единой запинки. – И Авель тоже принёс от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился и поникло лицо его. И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лицо твоё? Если делаешь добро, то не поднимешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним".

– Ну ты даёшь! Вот это память!
– Представь, я училась в Библейском колледже! Мать и сестра моего сожителя примкнули к одной из Новых церквей и меня туда утянули.
– Они же, как ты рассказывала, вздорные женщины.
– Ну, во-первых, "праведный" гнев они обрушивали на меня – на распутную. Во-вторых, исправно платили десятину. В-третьих, я думаю, о душе моей заблудшей они и вовсе не пеклись. Миссионеры работают по принципу финансовой пирамиды: "Пришёл сам – приведи другого".  Вот и весь ответ.

– И как там у них? 
– Поначалу мне очень понравилось. Было всё вполне дружелюбно и даже по-семейному: беседы, собрания, коллективные праздники, подарки, помощь нуждающимся. Но была какая-то неестественность. Я позже поняла, какая. Говорили все так, как будто повторяли один и тот же заученный урок. Слово в слово. Часто совсем не к месту. Выходит, не понимали, о чём говорили. Им как будто даже нравилось, что можно не думать. Достаточно было повторять сказанные кем-то истины. А я хотела понять, почему, например, Бог не принял дары Авеля? Чем они плохи?   

– Может, дело не в дарах, а в мыслях, с которыми их приносят? – откуда-то всплыло у меня в голове.   
– Мне так и сказали, но Старозаветный Бог не знал мыслей людей.
– С чего ты взяла?
– С того, что Он узнавал людей только после того, как те что-то делали. Он ставил препятствие и ждал, как человек поступит. Он узнавал людей в ходе эксперимента. Хочешь пример? В Бытие написано, что Бог, создав Адама, сказал: "…не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему". Но Он точно не знал, кто соответствует Адаму и начал перебирать варианты.

Сначала "Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привёл к человеку, но для человека не нашлось помощника, подобного ему." Тогда Бог предпринял вторую попытку – взял мужскую плоть и внёс в неё кое-какие улучшения. Так получилась женщина, способная вынашивать, рожать и кормить детей.

Анна сняла с плеч шарф, свернула его, подложила себе под поясницу и продолжила:
– Библия – собрание примеров того, что без дел Бог человека не знал. А чтобы узнать, он не гнушался даже искушением. Искушал и наблюдал, чем закончится "тест на вшивость". А разве может Отец искушать? Ведь искушение – это подталкивание к чему-то греховному – вредному для души. Может Бог-Отец и Лукавый – это одно лицо?

– Окстись!   
– Как тогда попал змей-искуситель в Эдемский сад? Кто его – дьявола – туда впустил? Или дьявол вхож в рай?

Я никогда не задавала себе подобных вопросов. Они бы мне и в голову не пришли. Напрасно Светило и психиатр говорили, что у меня детский взгляд на мир. Ничего подобного! Голова забита стереотипами. Слепа как крот! Библию читала-перечитывала, а вполне очевидный вопрос – как попал змей-искуситель в рай? – ни разу не возник. Вроде бы так и должно быть! Им нужно с Анной беседовать, а не со мной. Вот уж кто нутром чует противоречия. А я не могу ответить ни на один её вопрос.

Но Анна, похоже, и не ждала от меня ответов. Она хотела найти их сама. Тогда зачем ей я? Для подстраховки? Она говорит – я слушаю и ловлю то, что ускользает? Вряд ли я ей помогу. Мысли у неё уж больно новые и быстрые для меня. Пока я их поймаю... 

– Если Он всё же читает наши мысли и видит души насквозь, – продолжала Анна, – то, значит, знает, в чём каждый слаб. Зачем Ему искушать слабого?
– Чтобы дух его окреп, – как положено, ответила я.
– Или сломался? – с грустью спросила Анна. – Если Бог заранее знал, что Каин завидует Авелю, то непринятие от Каина даров было с Его стороны провокацией. В итоге, Каин упал до братоубийства. Авель мёртв. От него никто не родился, а от Каина пошёл род человеческий.

Я не успела опомниться, как Анна в подтверждение сказанного привела строки из Бытия:
– "За то всякому, кто убьёт Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. И пошёл Каин от лица Господня; и поселился в земле Нод, на восток от Едема. И познал Каин жену свою, – тут Анна прервалась и прокомментировала: – Не знаю, правда, откуда взялась жена. Наверно, до изгнания Адама и Евы из рая на земле уже жили какие-то люди, – и продолжила цитату: – … Она зачала и родила Еноха. И построил он город; и назвал город по имени сына своего: Енох. У Еноха родился Ирад"... Ну и так далее.

Какая вырисовывается картина? Сначала Бог впустил змея в Эдем. Тот искусил знаниями Еву. Это раз, – считала Анна. – Затем Он изгнал её из рая, а с ней и подкаблучника Адама. Это два. Был готов мстить тем, кто хоть пальцем тронет Каина. От него пошло многочисленное потомство. Это три. Вопрос: какого человека культивирует Бог-Селекционер?
– Нехорошего… – ляпнула я.

– Так почему для Бога стало неожиданностью, что по прошествии лет… – Анна закрыла глаза, и её губы тут же начали шептать кусок Библейского текста: – "Увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и воскорбел в сердце своём"? – Анна открыла глаза. – Раскаялся? Кто кается, тот винит и наказывает себя, а Он наслал на людей воды Потопа.

От Ноя снова пошли многочисленные потомки. Особая фигура среди них – легендарный Авраам. Он угодил Богу тем, что привёл сына Исаака к жертвеннику. И нож уже достал, чтобы зарезать. Сейчас вспомню, как там написано. Давно не читала. Забывается.

Однако текст быстро нашёлся:
– "Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: …не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего; ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня. …То Я благословляя благословляю тебя, и умножая умножу семя твоё, как звёзды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твоё городами врагов твоих".

Мне казалось, Аннина память открывала перед её внутренним взором страницу с нужным текстом, и женщина просто читала его. Но голос её при этом менялся – становился похож на механический. И моментально оживал, когда она переходила к своим мыслям:
– Бог ещё раз благословил род, который пошёл от человека, готового убить, но уже не брата, а собственного сына. Какое-то безумие!

Анна встала, взяла со скамейки шарф, стянула им плечи и снова стала похожа на замёрзшую птичку.
– Каин убил из чувства зависти. Авраам был готов убить сына ради верности Богу – ради спасения собственной души, ради пресловутой гармонии. Как можно спасти душу, убив сына? Как? – глаза Анны широко раскрылись, а брови поползли вверх. Она горько усмехнулась.

Её очень мучило то, о чём она говорила. А я не знала, что сказать, чтобы облегчить её страдания. Аннины слова били в точку! По всему выходило, что Бог-Отец поддерживал тех мужчин, которые были готовы убить. Иисус же призывал: "Возлюби!", "Подставь другую щёку!"

Бог-Сын – за жизнь в любви. Бог-Отец – за жизнь в страхе и в крови жертв? Значит, правая рука не ведает, что творит левая? И Бог-Отец не помышлял ни о какой гармонии? Он всего лишь проводил эксперимент? Ему было интересно посмотреть, во что превратятся люди и какую создадут цивилизацию, если Он будет подкреплять в них жестокосердие? Он, и правда, не знал тех, кого создал?

Анна взяла меня за руку, но смотрела не на меня, а на воду пруда. Немного помолчала, потом заговорила. По её монотонному голосу я поняла, что это очередная цитата:
– "…Слушай: если все должны страдать, чтобы страданием купить вечную гармонию, то при чём тут дети? Совсем непонятно, для чего должны были страдать и они, и зачем покупать страданиями гармонию? Для чего они тоже попали в материал и унавозили собою для кого-то будущую гармонию?"

Только после слова "унавозили" я поняла, что она читает Достоевского: 
– …"Пока ещё время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь"... – задохнулась от избытка чувств Анна. – Не понимаю! Хоть убей, не понимаю!

Я обняла её за плечи. Женщина, как будто, пришла в себя, во всяком случае, голос ожил:
– Зачем отмщение, когда Иисус уже распят? Что это за любовь, которая не ценит жизнь? Что это за жизнь, если в ней любить – значит быть готовым убить родного человека? Что должны делать матери, когда богоугодные отцы ради пропуска в жизнь вечную ведут на заклание сыновей?

– Конечно, защищать детей, – не было у меня сомнений. – Я не знаю, есть ли в Библии пример, где бы мать отдала дитя в жертву, как Авраам – Исаака? –  Анна  отрицательно покачала головой. – Согласилась бы Дева Мария так же безропотно выносить и родить Иисуса, знай она заранее всю правду об уготованных Ему муках?

– Вряд ли! – отозвалась Анна. – Если бы она была согласна, то тогда от неё не утаили бы этих подробностей. Ангел сказал ей только: "Он будет велик и наречётся Сыном Всевышнего; и даст ему Господь Бог престол Давида, отца Его; И будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца".

Я устала. Мне хотелось подвести итог:
– Значит, по-твоему, Бог-Отец селекционировал жестокосердных людей? В результате, отцы жертвуют своими детьми и считают это делом богоугодным. Матери зависят от мужей и любовников материально и психологически, потому жертвуют детьми из-за страха быть брошенными. Не все, конечно. Каков выход, на твой взгляд?
– Отцы должны повернуться к детям.
– И отвернуться от Бога?

– Ну почему? Иисус ведь за тем и приходил, чтобы "возвратить сердца отцов детям", – сказала Анна.
– Если хотите жертвовать, жертвуйте собой?    
– Вот именно.
– Тебе надо было задавать все эти вопросы наставникам-миссионерам. 
– А я и задавала. Хотела примириться с собой, простить мать и моего первого мужчину, за то, что бросил меня беременную. Для того и Библию читала, – Анна снова заплетала косы из бахромы шарфа.
– И что? – поинтересовалась я, понимая, что вразумительных ответов она, видимо, не получила.

– Я спрашивала не только у пастора. Ходила и к православному батюшке. Оба сказали, что сомнения у меня от отсутствия веры. Мои вопросы вызвали у них раздражение. А ответы походили друг на друга, как два пятака. Всё разрешилось, когда я попросила батюшку ответить мне с позиции обычного человека, у которого есть свой ум и своя совесть. Его слова меня потрясли!

Он сказал: "Моя совесть – это церковь. А церковь принимает Библию целиком. Бог её нам дал и не нам Его судить". Тогда я, видимо, от шока совсем потеряла чувство меры и спросила: "А где можно почитать те Евангелия, которые не вошли в Библию? Их десятки, а в Библии – только четыре". Ответ был гениально прост: "Мужи-основатели лучше нашего знали, какие тексты оставить, а какие удалить, ибо с ними был Дух Святой".

А я по наивности думала, что Дух Святой как раз и помогает задавать вопросы, чтобы не дать лжепророкам ввести себя в заблуждение. Не стала я больше ничего спрашивать. Устала от жонглирования словами. Бросила я богоискательство. Невозможно понять текст, если из него удалено больше, чем оставлено. Это здесь на меня опять нахлынули недодуманные думы.

– Слушай! – Я легонько толкнула Анну в бок. – Если церковь не допускает людей до большей части текстов со словом Иисуса и об Иисусе, то получается, что мы Его до сих пор не знаем. Ему не позволили до нас дойти, потому и не случилось "возвратить сердца отцов детям".   


Рецензии