Данный голос 7

Миша продолжает любопытствовать

– Вообще-то, если ты помнишь,  я хотела заняться другим, но если это «торчащие ниточки»… Ну, может, и расцвела. Но это не главное. У меня созрела теория разумного эгоизма. Знаю, что она рождается во многих головах. Но неким отличительным свойством моей теории является раздел «о самозапрещении влюбления» в тех, кто по моим понятиям никогда не ответит взаимностью. – Что не для меня, то не для меня.
Правда, в моей жизни случился один досадно – симпатичный промах, концовку которого мне дорассказала моя мама лет десять тому назад. У нее была подруга – приятельница, имевшая непонятного мужа, и от него очень красивого сына, на 3 года старше меня. (Объясняю непонятности предыдущего предложения: «подруга – приятельница». Это про то, как вначале девчонками становятся подружками – неразлейвода, а по мере движения по жизни, обзаведясь  своими всякими хлопотными делами, душевно встречаются все реже и реже. Подчеркиваю: душевно. Хотя как в мамином случае виделись они на одной службе каждый день. В такую пору пылкая дружба переходит в  приятельство.  «Непонятный муж» маминой приятельницы. Мне он был непонятен потому, что все время жил в каких – то  разных таежных местах, домой не приезжал лет по десять, но всегда свою семью снабжал очень неплохими деньгами. На любительских фотографиях я никогда не могла различить его лица. Все заслонял абсолютно голый череп. Мама говорила, что он катастрофически облысел очень рано. Еще я знала, что он с высшим строительным образованием, как и сама мамина приятельница.)
 Идем дальше по тексту.
 Первое искушение влюбиться в этого красивого мальчика я поборола в том возрасте, когда нас вместе отправляли в один пионерский лагерь, и он был определен в первый отряд, а я во второй. Тогда я себе сказала, что стыдно цепляться к большим мальчикам.
Второй раз мне было ниспослано сущее испытание в 18 лет. Мама умудрилась отправить меня отдыхать в Крым вместе со своей приятельницей и ее взрослым сыном четверокурсником. Я, соответственно, перешла на второй.
Этот красивый мальчик превратился в обжигающего красавца, который каждый вечер на свои  красивые стройные загорелые ноги надевал белейшие шорты (они особенно белели в крымских сумерках), и отправлялся на танцы, издевательски приговаривая, что маленьких туда не пускают. Злая, как мегера, я оставалась коротать такие вечера с маминой приятельницей, получившей, к тому же, наказ меня блюсти. К концу третьей недели я вышла победительницей из изнуряющей схватки сама с собой, и могла честно  себе сказать, что я плюю на этого негодяя сегодня и во веки веков.
Потом у него были две женитьбы, и, по крайней мере, три, известных мне, дочери – красавицы. Потом он стал толстеть и попивать водочку, став мне окончательно неинтересным. И уже после смерти своей матушки, он, встретив, как-то раз, мою маму, в разговоре сказал, что тогда в Крыму был в меня отчаянно влюблен (или не отчаянно, но как-то так влюблен, приятственно для меня, взрослой тети, слушавшей мамин пересказ).
– Браво,  историйка симпатичная для твоего самолюбия, и крепчания теории разумного эгоизма.
– Вот – вот. Знаешь, сколько раз она срабатывала?
– Думаю, что – миллион.
– Около того. И в институте одном, и в институте другом, и в институте третьем.
– Подожди, я запутался в твоих институтах.
– Ну, в институте, где училась, потом в институте, куда пришла работать (вовсе не в этот, где сейчас  с тобой сидим), а  тот, где  пролетели 17 лет. Потом в другом институте, куда пришла серьезно повышать свою квалификацию в течение двух лет, получив даже второй диплом  уже не просто врача, а врача – биоинженера.
– Ой, Иячка, не так скоро, ибо чует мое сердце: не все здесь так чисто. Поэтому давай  сделаем то, что собирались сделать – насколько можно, разложим по полочкам нашу родословно – семейную хронику. Что подняла брови? Я что-то не так понял? О наших с тобой корнях. 
– Но я не хочу по полочкам, на каждой из которых по одному бывшему родственнику. Из всего этого множества мне интересны 3 – 4 персоны, и жизненно важны еще несколько: деды (одного из которых застать в живых не представлялось возможным), бабушки (в меньшей степени), и, конечно отец, мама и наша с тобой  общая тетушка. Вот уж к кому было бы смешно обратиться «тетечка».  Конечно, в жизни я ее называла тетя Вера. Но сейчас, когда ее давно нет, рассказывая о ней,  хочется  употребить андерсеновское Любимая Тетушка, потому что в моей жизни она играла   настоящую сказочную роль доброй феи. Да, я обязательно напишу об этом, и насколько можно – о  дедах с бабками и отце с мамой.
–  Ну, вот тебе и корни.
–  Нет, это уже комель, да ствол.
– Пусть так, но главное – написать,  сегодня опять голову своим «дамством» заморочила.


Собраться духом

– Нет, миленький, дело не только в дамстве, как ты называешь.
Я еще не собралась духом. Мне трудно быть простой повествовательницей, говоря, например, об отце. Ком стоит в груди, и слезы – сейчас скажу старое слово - застят глаза.
– Потому что пил?
– Не только. Потому, что он так несчастливо родился и жил, потому, что я многого не понимаю в этой судьбе, но с ужасом вижу, насколько мой сын повторяет своего деда, имея, собственно, его же характер.
– Не будет твой сын вторым Сергеем Николаевичем. В одну реку, как известно, дважды не входят.
– И дважды, и трижды. Вспомни, лучше, про яблоньку  и ее яблочко.
– Ой, Иячка – яблочко. Тебе ведь еще посчастливилось сдавать великий предмет «истмат». Как ни назови, того бородатенького, но сказал он однажды слова правильные:  «бытие и т. д.» Ерничают некоторые – «битие», но сама понимаешь, второе – вторично.
–  Равно, как и само бытие. Первичен генотип, и все возможности фенотипа заложены оным.
– Иячка, нет! Возразить сразу тебе захотелось, хотя, если честно, точной формулировки произнесенных терминов не помню – генотип – это ведь сумма наследственно обусловленных свойств, а фенотип,  соответственно сумма приобретенных. Можно так сказать, правильно?  Сама же любишь говорить, что природа любит принцип «и – и», и не терпит «или – или». Ну, ведь вопиет пример «гомо совьетикуса». Теперь, поди, разберись в его генотипе и фенотипе, это уже вещь в себе, что по праву дает основание говорить о новом качестве в социобиологии.
– Да. И, к сожалению, эти социоэксперименты для нас с тобой – не схоластика. Они действительно, определили бытие нашей семьи, ее беды, и, возможно, даже болячки.
– Завтра то обо всем этом поговорим серьезно?
– Понимаешь, еще сдерживает страшный недостаток информации. Практически, получается, что я тоже из того рода – племени, родства своего не помнящего. Глубина генеалогической проработки – не больше прабабушки со стороны отца. Даже про прадеда мне никто вразумительно не мог из старших сказать, как только то, что он рано оставил прабабушку (вдовой?) с единственным сыном – моим дедом.
– А что про свою бабушку рассказывали внучата, если не отец, то  любимая тетушка? Она же  должна была помнить свою бабушку – твою прабабушку?
– И она ничего почти не рассказывала. То ли бабушка тоже рано умерла, то ли ее внуки не любили. Может, она не любила жену своего сына, и потому, не жаловала всю его семью. Можно полагать, что характер у нее был крут,  и сыну своему она его передала, а после, некоторые и его  дети, как и он сам, могли не на шутку расходиться. В прямом смысле. Моя любимая тетушка много лет не пускала на порог свою родную сестру.
– А из всех своих многочисленных племянников, признавала только тебя,  Иячка, о чем родне заявила почти официально.
– Был такой факт в биографии моей тетушки. Но, вообще, она у меня была, что надо! Умница, да красавица, да любимица отца, моего деда, его первый ребенок из десяти живых (двое последних близнецов у бабушки не выжили).
– Нет, давай все-таки с деда, хотя я сам лично своим существованием обязан как раз  тетушке, тете Вере.
– Да, и я помню об этом всегда, хотя существование твое подпадает под категорию мнимого. У тетушки не было детей, и всю жизнь она обожала своего любимого и ненаглядного Михаила Трофимовича. И когда он на 58 году жизни умер, она, стоя в церкви на отпевании в глубоком трауре, сказала, скорее в пустоту, нежели моей рядом стоящей, беременной маме: «Не для кого теперь жить, некого теперь любить». А мамулечка, услыхав это, сказала, что отчаиваться нельзя, нужно жить, у нее родится сын, она его обязательно назовет Мишей, и тетушка сможет опять обрести смысл жизни.
– Но, как известно, я не родился. Родилась ты.
– Но тетушка о тебе все время вспоминала, до самой своей смерти, спустя 28 лет от моего рождения, и твоего нерождения. Тебе так и осталось 28 лет, а я продолжала жить и стареть  дальше.
– Да, сентиментальная история. Но мы опять отвлеклись от нашего деда. Рассказывай, перебивать не буду.

Дед. Прерванная нить
....................

–