Достопочтенный монах

Виктор Матюк

Достопочтенный монах

Миром движет мерзкий страх, без него бы грешный люд зачах и со слезами на очах
Оказался бы на вторых ролях! Трах! Бах! Какой-то грохот в придорожных кустах,
Там баба на сносях, а над ней склонился молодой монах, он долго роется в штанах,
Что-то ищет впопыхах, то ли его блохи кусают, то ли ему жить яйца мешают?
Никто точного ответа никогда не узнает, так часто в жизни бывает,
Когда большой скандал в семье исподволь назревает!
Даже если он и вправду мал, кто-то же пламень той ссоры разжигал, и дровишки в костёр бросал,
И молча, выжидал, куда повернётся тот скандал? Никто слова и выражения в тот миг не подбирал,
Кто-то был внимателен, кто-то послал всех к ****и матери, наши руководители и председатели,
Их секретарши и заместители в люди не вышли, пока голос Всевышнего не достиг апогея своего!
Вот сад, вот огород, чей сегодня черёд отделять от правды несусветную ложь?
Без любви заживо пропадёшь, и до старческих лет не доживёшь! Ядрёна вошь!
Монах с виду статен и хорош, с ним приятно вести непринужденный разговор,
Он не выносит сор из избы, вот если бы не следы на снегу, он бы спал в стогу сена,
Самое время ложиться спать, хватит на лаврах почивать! Без подогрева не сходишь налево,
Страсть исходит из чрева и огнедышащего зева, тот монах и вправду был умён
И на редкость он силён в естественных науках, у него сильные и мозолистые руки,
Не еврей и не дуралей, но пасёт по четвергам свиней! Явственность ему ясна,
Он осле сна бодрствует полдня, а после глотка церковного вина, вспоминает былые времена,
Тогда земля по всей округе буйно цвела, а из зарешеченного наглухо окна
Вся дальняя околица видна! Где-то ходит Сатана, он обходит яркий свет горящего окна,
В окнах - белизна, а в душе – цветущая весна! Слабое эхо  прошло через вспаханное поле,
И по Господней воле монах задумался о своей судьбе и доле, он любит простых людей,
Стремится стать ещё добрей, и улыбка до ушей раздевает верхушки стройных берёз и тополей!
Он уже сделал навстречу бедным людям шаг, они жили в сорока верстах от старого монастыря,
Шлю сюда два дня, под ногами горела земля, вокруг полыхала гражданская война и вот дошли,
Здесь конец славянской земли, у всякой веры премудрости свои, здесь молитвы нараспев читают
И мухи днём сильнее кусают, но по вечерам мёд течёт по устам, выдают по пятьдесят грамм,
Пришедшим в православный храм! Божий вихрь прошумел и быстро затих,
Он заставил душу на миг отказаться от утех мирских, моложавый мужик головой к иконе поник,
Блаженный вид принял его стареющий лик! Веру в душе храня, православная земля,
Соловьиным пением звеня, извергала из глубокой низины столбы полыхающего огня!
Пропустив его сквозь себя, монах убедился на своём примере, что былые потери,
Словно в стае дикие звери, между собой всю ночь, вширь и высоту раздаются,
У него же колени плохо гнутся, выстрелы слышны невдалеке и чем ближе к реке,
Тем они сильнее! Кому-то по идее вот-вот намылят шею, но где свои, а где чужие?
Везде одни и те постулаты мирские, только в мотне грех мерещится мне,
Он обрекает божьего раба на тяжкие муки, и грозит скорой разлукой всем,
Кто забыл, что тлен и суета ниспосланы нам взамен всеобщих проблем, а зачем?
В этой атмосфере меняются людские манеры, а вот в стратосфере люди больше богу верят,
Чем самим себе, одни доверяют року, другие - самим себе! В прошлом – шустрый вор,
Переживший на ногах бесчестье и позор жил под землёй в одной из бесчисленных нор
С тех самых пор, когда перестал слушать сущий вздор базарной толпы, увы, все мы – грешны!
Для него придумали боги скиты и монастыри, чтобы мы мир природы постигали не издали,
А вблизи, каждый находит собственный клад, кто-то ему безумно рад,
А кто-то – нет, одним светит полночи очень яркий свет,
А других манит темнота, они готовы спать до утра, а потом наминать на досуге свои бока!
Ливнем хлынула с небес холодная вода, словно в день Всеобщего суда,
Катится с небосвода звезда, мысль мечется то туда, то сюда! Монах бородатый
В полночь встретился с грешником слегка поддатым, они разговаривали медленно и ровно,
Невдалеке стучали о подворотню кое-как сложенные пьяными работниками брёвна!
На Руси все пью поголовно, для этого государство создали все условия,
Во главе угла стоит государственная экономика! А что значит бутылка водки для мужика?
Она,как кружка воды, к бабке не ходи! Нашим людям нельзя жить без узды! Все мы грешны!
Монах был и вправду умён, у него под монастырскими стенами вырыт собственный схрон,
В нём он спал и отдыхал, при восковых свечах старинные книги читал, ангелов встречал
И ранним утром на небеса провожал! Там его идеал! Та монастырская гора
Лежала у берегов седого Днепра, там юность и молодость бородатого монаха прошла,
Он на первых порах пребывал в бегах, прятался от полиции, но благодаря своей интуиции,
Блистал эрудицией, а конфликты с полицией есть у всех людей
И чем они скорей отказываются от марксистских идей,
Тем ближе для взора стают цветущие просторы!
Тот инок жил на бобах, его пугал тлен и прах, питался скудно,
Но знал подспудно, что ему воздастся всё равно и всё, что было в прежней жизни грешно,
Утонет, как трухлявое бревно, то есть уйдёт на самое дно, где и вправду темно и не видно ничего!
Время прошло, полысело высокое чело, а всё нытьё не украшало совместное с братией житьё!
Уворованное добро с молотка ушло, не осталось ничего, он ел проросшее зерно и не пил вино,
Думал о скверне и поступках неверных, не ходил налево, отслеживал своё родословное древо,
Почитал Адама и Еву, ему виднее, где и чьи идеи могут легко намылить отступникам шею!
Не знаю, как у вас, но у нас на околицах Днепра с вечера и до утра дуют промозглые ветра,
А холода донимают до костей, тепло хранится только в душах праведных людей! Всё это трепотня,
Пустая и никому не нужная болтовня, что длится три дня, у него кровоточит нижняя десна,
Не хватает организму витамина «Ц», его согревает мысль о всемогущем Творце, но Его нет нигде,
Он живёт на незримой звезде или это только так кажется мне? Да, не придирайся,
С од иночество свыкайся, молись, греши и кайся, сам в своих мыслях разбирайся!
Ты – отшельник, мой бывший подельник, я же отпетый бездельник,
Мы встретились в прошлый понедельник чисто случайно во время покаяния,
Все муки и страдания спрятались в подсознании глубоком,
Их смоют холодные потоки дождевой воды, мне бы толику счастья,
Но в момент причастия дерзкая мысль возвращает душу из небытия,
В грешную плоть возвращается жизнь! Вновь грешить не торопись,
Подумай: есть ли в этом какой-то смысл? Риск велик - провалиться в глубокий арык,
Крик в степи стремглав затих, душа лишилась сна, ей бесконечность не видна,
Она бросилась наутёк, и едва её тропа была видна между строк!
В мире жестоком трудно жить иноку одинокому,
Наполненному рознями, распрями и склоками, происходящими с людьми,
Когда законы бытия отдыхают в тени огромных дерев, тленный мир презрев!
В горе отвесной мало воды пресной, там есть огромные лазы, их не обнаружишь сразу,
Бога то славят, то хулят, разное о нём бедные люди говорят, свет к вечеру тает,
Сердце с приближением ночи замирает, день медленно убывает, а ночь чувства убивает!
Душа страдает, она к небу взывает, оно никак её мольбы не воспринимает!
На высокое дерево уселись синицы, монах за весь день впервые услышал голос птицы,
Он вылез из своей норы, дым валил из крестьянской избы, расположенной за полторы версты,
Крик малолетней детворы к яви вернул его сокровенные мечты, отшельник вытащил топоры
Из загашника своего, взыграло нутро, ему грустно и совсем не смешно, хотя закрома пусты,
Он здесь отдыхает от мирской суеты! А чтобы делал ты? Инок валится с ног, он насквозь промок,
Он тяжело пережил Великий Пост, в эти отдалённые места редко ступала чужая нога,
Но Золотая Орда самовольно пришла сюда, дабы захватить супротив доли и судьбы
Богатые селения и города! Беда! Беда! Беда! На всю округу звонят медные купола,
А вчера здесь полыхала тишина с раннего утра и до позднего вечера,
Не мной подмечено, что монахам вечером делать нечего!
Татары готовят погром, эта затея ни кончится добром, гордиев узел надо рубить топором
Ночью и днём, чтобы потом не сожалеть ни о чём! Догорает крестьянский дом,
А за углом монастырская братва смотрит на образа Апостола Петра, он словно снят с креста,
Им на пятки наступают холода, всем мужикам пора браться за рукоять острого топора!
Идёт война между злом и добром, между луком и топором, между саблей и копьём,
Между бесом и ребром, в голове полный разгром, он дожил до седин,
Он такой здесь не один, не крестьянин и не господин, плечи шириной в аршин,
Пешим ходом пройден горный Крым, позади остался Херсонес, но бес с поля зрения не исчез,
Не поведя бровью, затеял войну с любовью, лишил людей здоровья, и море крови разлилось,
Мир стал на убожество похож! Хоть бейся, хоть кусайся, жизнь бьёт по яйцам,
Да так, что тьма и мрак сносят чердак у мужиков и местных баб! Раб своих страстей
Обходит толпу пришлых людей, его отовсюду гонят взашей, у нет ни блох, ни вшей,
Неужто он попал в сообщество дикарей, а не православных людей? Князь гуляет в Москве,
Ему бы затеряться в многоголосой толпе, ан, нет, ему нужен высший свет!
Его родственники пью медовуху в Киеве - граде, никому ничего не надо, огромное стадо коров
Враг захватить давно уже готов! Не дрожи! Иди защищать свои рубежи! Пусть ветер дует из окна,
В опасности православная страна, лежащая по берегам великого Днепра! На них позарился Сатана
В образе плюгавенького мужика, он ростом мал, но зол, как шакал,
Он свою жену предал ради бабы молодой, взял официальный развод с женой!
Елки-палки лес густой, народ ходит сам не свой, давится дешёвой колбасой,
А за широкой и привольной рекой продолжается бой не на жизнь, а на смерть,
Так будет и впредь, нам на ухо не наступит медведь, наша сеть тонка и незаметна,
Словно бы создана из паутины и пепла, она как перистые облака, приплывшие сюда издалека,
То есть из-за бугра! Под опавшим деревом видна полночная звезда, но она бездушна и холодна,
В его ските нет полноценного окна! Простота мы, простота, нам привычна нищета!
Во имя чего идёт воина? Кому нужен раздел барахла? Лучше в сумасшедшем доме,
Чем на вражеском пароме, кроме всего болит и ноет всю ночь взбешённое нутро!
Есть из-за чего мучиться и страдать, пришла пора осознать, что вражеская рать
Не блещет красотой, на ней убор простой, шум и треск слышен за кормой!
Подпоручик молодой, невысокий и слегка хромой, вбежал к монаху в тёмный скит
И, как обалдуй три минуты неподвижно стоит, дальше проходить боится,
Почто ему ночами не спится? Некуда мыслям, нечем гордиться,
Он слегка горбится и вытирает пот с морщинистого и прыщавого лица,
А чуть ниже живота болят два огромных волосатых яйца! Руки сложены крестообразно,
Этот солдафон выглядит безобразно, у него на уме одно, а делает другое,
Хвост держит трубою, но не готов он к бою! Бог с тобою, монах,
Ты должен первым сделать шаг навстречу неприятелю и благодаря Создателю
Дать отпор бесчестному провокатору, бывшему собирателю иноверцев, трудно больному сердцу
Все эти страсти пережить, людское горе невозможно сразу забыть! Карта бита - нечем крыть!
Жизнь покажет, как карта ляжет! Вокруг и холодно и грязно, но не всё безобразно, как кажется,
Страсть уляжется на дно и всплывёт наверх только то, что и вправду было грешно! Ничто ни свято,
Меняются православные даты, как перчатки, а взятки гладки, на первом месте – бабы и бабки,
Они, как тёмные лошадки последнюю одежду готовы снять с подпасков без лишней огласки!
Никто не боится угодить в пекло Ада, мне же на память пришла Шехерезада, не её,
А она имела мужчин спереди и сзади, строила им глазки и до самой смерти рассказывала сказки!
А сама под свежескошенным стогом шла навстречу оргазму напролом, могла часами наблюдать,
Как мужчина пытался в розовых снах до утра на двух крыльях летать,
От усталости валился с ног, но не мог никак достигнуть апогея,
Перечить природе страсти не смею, хотя по идее, все мы в постели балдеем,
Но достигнув божественной высоты, тут же прячем голову в зелёные кусты,
Дабы слухи об изменах не дошли до бывшей жены! Не для того мы рождены,
Заметать свои едва заметные следы в нашей природе, уходят годы, проседь покрывает брови,
Ничто нам не внове, в голову лезет разная фигня, ей приходится уделять всю ночь и половину дня!
Страсть действует наверняка, она оседлала своего боевого коня, мыслей не густо,
В голове в тот миг – пусто, даже от нежданного хруста никто не просыпается,
Околевают конечности от быстропроходящей бесчеловечности,
Потом на смену стонам и крикам приходит гробовая тишина,
Страсть вновь лежит в спальном ложе одна, ей даль небес совсем не видна!
Тлен и суета с раннего утра врываются со стороны открытого настежь окна!
Жизнь прожигается нелепо, вокруг любовь, выстроенная из гари и пепла,
Неужто обречены все мы: жить среди непролазной тьмы? Лучшие умы человечества
Выбирали выражения и слова, чтобы донести до жалкого большинства,
Что не для того нам дана голова, надо думать сперва, а потом тащить шлюху в дом
Перед сном! Хватит спать под свежескошенным стогом!
Домой бегом, пусть проходит беседа за скоблёным столом,
Досуг, коротая в сгущающейся мгле, ощути дыхание приближающейся осени
На собственной спине, и ты сгоришь в полыхающем огне! Ты вырос здесь, познал впервые грех,
Здесь вообще не холодно и не грязно, но бытие черным-черно, оно словно перебродившее вино!
Руки монаха сложены крестообразно, он молится не напрасно за отпущение грехов своих,
Он за полтора года истину почти что до конца постиг, принял постриг, теперь его задача:
Выучить наизусть каждый стих Святого Писания, но вот неудача, душа то стонет, то плачет,
Не нужны ей подарки злого декабря, вокруг неё вертится немало разного ворья, у него нет жилья!
Засунув руки в брюки, пошитые клёшем, бородатый инок едва не остался с носом,
У него скопилось к батюшкам немало серьёзных вопросов, его взгляд, как всегда
Упирается в крутые речные берега, на одном из них возвышается высоченная гора,
Взойти на неё без проблем нельзя, скользит узкая стезя, каменьями выложены её отвесные края!
Там опасно после проливного дождя! Из-за каждого куста может вынырнуть разбойничья голова
И что тогда? Прощай, Свобода и простор, ведь ими не ограничен влюблённый в бога взор!
Звон цепей и перезвон колоколов услышал на реке местный рыболов, мал его улов,
Это ясно без слов, стоит взглянуть на его лицо и больше не надо спрашивать ни про что!
Невдалеке виднеется дремучий лес, вспоминается древний Херсонес, и высокий разрез
На женской юбке, в неё едва вмещается барышня в соболиной шубке,
Которая оставив срочные дела неспешно шла по заснеженной мостовой,
Из-за статной фигуры той, монах простой и в доску свой потерял навеки сон и покой!
Они друг с другом не жили, но пылко полюбили, душу издавна травили и надрывали жилы,
Пусть завидуют им внуки, они не сидели ни минуты, сложа нежные руки,
В каждом звуке им чудилась песня, в объятьях сплетались тела грешные,
Расходились поспешно по своим домам, а по пятницам и четвергам шли в божий храм,
Чтобы помолиться там о смягчении греха, кругом пошла шальная голова! Могло быть хуже,
Везде замёрзшие лужи, кроме жизни в сумасшедшем доме, ничто не напоминало о судьбе
И вот на тебе: ни себе, ни людям, как не суди и как не ряди, никто не знает, что ждёт его вдали?
Черты невиданной красоты долу смели огромные цветы, вспенилась озёрная гладь,
Нам трудно влюблённые души одним махом понять, исчез с деревьев предновогодний наряд,
Блекло стал выглядеть тот зимний сад, что в самом заде, мужик при полном параде,
Ему одно лишь надо от статной и красивой бабы: он хочет и спереди и сзади! Ох, уж эти бабы!
Дело в шляпе! Скрипнула старая калитка весьма некстати,
К великому стыду они целовались всю ночь у полночной звезды на виду!
Я твержу из последних сил, что прежний пыл у монаха напрочь остыл,
Он о ночных прелестях любви совсем забыл, а каким он парнем был!
Каждый мужик к блуду с детства привык, с годами вытянулся его огромный кадык,
Стал морщинистым лик, они через десять лет встретились в длинном коридоре,
В её глазах – печаль и горе, вот такая любовная история привела дельного мужика
За стены старинного монастыря! Он был с детства приучен к труду и напоминал пчелу,
Которая рано поутру покидала улей свой, чтобы поздно вечером вновь вернуться домой
С нектаром и пергой! Улики стояли в лощине, даже пчёлы привыкли к мату и чертовщине,
Мимо проходили заезжие мужчины, с виду - купцы и продавцы, а в душе – пошлецы!
Земля горела у них под ногами, она была изрыта подковами и сапогами,
Его жизнь прошла в шуме и гаме, он бы женился на красивой бабе,
Но, взойдя на вершину, пролетел мимо, жениться не захотел и остался не у дел!
Он – был смел и удачлив, пило вино на разлив, семью удивил: побоялся женских удил!
Не было сил сопротивляться греху, страсть у всей округи на слуху,
Она закуталась в соболиную доху, и спит на прошлогоднем снегу
В холод и в пургу! Кровь бурлит, душа горит, а плоть пылает, и никто наверняка не знает,
Кто и кому на грех намекает? Кто же эту жизнь опошляет? Кто свои ошибки смиренно признает?
Однако же всем нам предстоит встретиться на бесовской меже в одном неглиже,
На очень узкой и скользкой тропе! Не упасть бы на крутом вираже, грешны мы все,
Страсть лиха, как же трудно увернуться от греха, хотя со старика уже сыпется долу труха,
Но и он пялится туда, где, не потеряв толику стыда, не вытащишь рыбку из пруда!
Без греха наша жизнь пуста! По нему звонят колокола, измяты два крыла у бородатого мужика,
Его заела нужда, дела пущены на самотёк, жизнь преподносит новый урок, не возьму в толк:
Какой мне прок, если брошусь от баб наутёк? Не варит котелок, а рот закрыт на амбарный замок,
Топорщится слог, что-то шевелится между волосатых ног, детородный орган спермой истёк,
Вокруг пустота: ни деревца, ни травинки, ни куста,
Только две блондинки красуются на пожелтевшем фотоснимке,
Они сидят в обнимку, как две сестры, которые в одного мужчину по уши влюблены!
Мир тьмой окутан, кажись, монах грех со святостью спутал, святое и грешное смешал,
И начался базар-вокзал! Желание любить и половой жизнью жить всегда на марше,
Так было и раньше, но чем становлюсь старше, боюсь оступиться на вираже,
Вот и стою полночи на заповедной меже, боязно мне, странные миражи на стене!
Грех вовне, а снаружи и того намного хуже, страсть голову вскружит, она кого угодно сдюжит,
Мечется взгляд, монах тому общению с пришлой женщиной рад, но не может впопыхах
Драться с ангелами на ножах! Он войну первым не начинает, он лишь припоминает,
Когда миловидная блондинка с ним кончает, как он ей говорил пошлые комплименты вслух,
Язык грешника и вправду вспух, а пустой звук растаял вдалеке,
Страсть ведёт женщину в кровать на коротком поводке и приказывает: «Спать!»
Никому не узнать, что у неё на душе, давит на душу небосвод, дождь за шею свои воды льёт,
Здесь нет мирских забот, всё само собой течёт, вот только мёд не попадает в рот!
Былые проколы не в счёт! Иной раз жизнь так тебя к стенке прижмёт, или возьмёт в оборот,
И не заметишь сам, что ты и вправду был наивен и упрям! Опрокинут наземь гранёный стакан,
Примят на земле прошлогодний бурьян, в доме течёт водопроводный кран,
А нежный женский стан похож на огромный современный аэроплан,
Но у него есть один существенный изъян: стоит ему перекрыть кран,
Тут же остановится весь караван! Я в детстве этому значения не предавал,
Просто вёл образ жизни развратный, пока не повернул обратно, и по причинам понятным
Не теряю надежд, что мой каждый шаг, мой каждый жест напомнит женщине, что честь
Превыше всего! В пустой голове, как в густой квашне, бог весть, что творится,
С кавардаком трудно смириться, жизнь летит под откос и потоки горьких слёз
Падают на обод машинных колёс! Вправду и всерьёз трудно решается половой вопрос!
Состояние не стояния не преодолевает без женской помощи большие расстояния,
Трудно расставить на всём пути знаки препинания, не зная заранее, что и как?
Целый день грязь и ливень обезображивают старенький плетень, падает серая тень на межу,
Я за ней полдня слежу, невдалеке медленно хожу, изредка смеюсь и даже ржу,
Там тоска душу ест, ей не нужен отъезд, пока порох в пороховницах есть,
Дорога нам совесть и честь! Их ни у кого нет, они сбежали с насиженных мест!
Стареющий инок давно уже сбился с ног, следуя за учением Христа,
Проповедей нагорных глубина без измерения была ясна, но только издали она видна!
Вблизи – темнота, не видно ни фига! В тени лежит заросшая травой тропа ветхого старика!
Одна сторона медали освещала прибрежные дали, а вторая порождала распри и скандалы,
Ответ был прям, если бы господь сам наедине сказал бы нам: «Идите следом за мной
И Вы обретёте душевный покой! Вы за мной, как за каменной стеной!
Без меня – в опасности, даже в эпоху гласности о себе напоминали мелкие идеалы,
В частности выкатывались с глаз белки, а кремлёвские ходоки говаривали, что добра не жди
От советской власти, горе и напасти наполняют грудь, как своды неба Млечный Путь!»
Думал я: «Да ладно, пусть не всё в жизни складно, не только мне и больно, и досадно,
Но нет пути обратно! К прежней жизни не возвратиться, от грехов бы исцелиться!»
Пришлось сутками трудиться до седьмого пота, на уме была работа, и как бы она не была тяжела,
Жизнь неплохо шла и не резала белые пояса с помощью обоюдоострого ножа наподобие клинка!
Он дал себе обет молчания, и ни потому, что не представлял заранее, что любое обещание
Надо скрупулезно выполнять, трудно молчать, когда с тобой живые люди говорят
И что-то постоянно на ухо бубнят, что даже стёкла в монастырских окнах звенят!
Жизнь без слов кажется нам и впрямь пустой, ночной порой живёшь, как изгой в стороне чужой,
Бродишь по кельи сам не свой, худо, худо, тяжела тоска без блуда! Эти мысли откуда?
Они давят на хилую грудь, искажают истину и суть, они повсюду разгребают каменьев груду
На узкой стезе и на высокой колее, где рытвины и ямы и не видны, строят златоглавые храмы!
Будущего монаха, не ведавшего страха, житейский вихрь везде носил, он любил и кутил,
О божьих заповедях на краткое время забыл и едва не лишился мощи и сил,
Наконец он к божьей пристани приплыл, посмотрел на жизнь со стороны
На пресные щи и монастырские блины и решил для себя, коль эта земля
Его грешником родила, он уйдёт с родительского двора, не солоно хлебавши,
Не как пострадавший, наоборот, он неторопливым шагом к истине пойдёт!
Жизнь неторопливо шла, о себе напоминала мирская суета лишь издалека,
Он грелся у костра, как вдруг мысль одна из глубины души стремглав всплыла:
Старость почти пришла, а у него нет ни кола, ни двора, грехов много и все они ниспосланы богом
Со стороны горных отрогов! Как с ними жить? Как быть? К какому берегу плыть,
Чтобы умерить собственную прыть? Везде сквозит, в любой миг может прерваться нить бытия,
В тот миг исчезнет с поля зрения земля, и кем в том мире буду я? Тяжела шапка Мономаха,
Но и жизнь на воле этой не краше, мы пьём грехи из общей чаши и боремся за счастье наше!
В блуждающем взоре – тоска, боль и горе! Ветер треплет старую доху, что-то происходит вверху,
Он живёт внизу, почти в подземелье, одиночество стало его самоцелью, но не безделье
В дальний скит его привело, морщинами уже давно покрылось высокое чело,
Ему надоело жить грешно, пусть тьма душу веселит и в дальнем углу костёр не тлеет, а горит!
Он – наполовину инвалид, поясница по ночам немыслимо болит, невдалеке ручей журчит,
И вопрос ребром стоит: как дальше жить? С кем тяжкую ношу разделить? Он пялится во мглу,
Страшно и боязно самому находиться там, где страх следует за тобой по пятам!
Он назвал мечту прислужницей своею и, как тень следует за нею, ему перечить не посмею,
Ибо тлетворные идеи придумали не славяне, а иудеи, это было давно, нынче мир, как решето,
Где видно всё, но тебя не интересует давно уже никто! Нет ни семьи, ни дома,
Только душевная боль и истома направляют взгляд в сторону никеля и хрома!
Мысли, как снежинки кружатся и под ноги, как опавшие листья неспешно ложатся,
К чему грешники стремятся? Погулять да посмеяться, чтобы вновь наедине остаться!
Инок смотрит в гору, левой рукой треплет полу старого пальто, ему уже давно не нужен никто,
Все мысли свалены в кучу, там горы и кручи, лощины и лес дремучий, при первом же случае
Бес встретит его на собственной меже и скажет, что здесь равны все, забудь о роке и судьбе,
Они впредь никогда не помогут тебе выбраться сухим из воды и сбежать от моей кабалы!
Без узды, как без коня, жизнь и вправду несносна и тяжела, трудно всё ин с нуля,
Уста его немы, у монахов свои проблемы, все мы – выходцы из той системы,
Где в своё время возникли неразрешимые вопросы, кто-то инока попросит помочь в беде,
Но он сам живёт в нужде, печален его судьбы итог, народ почти издох,
Пасти колхозное стадо целый год не смог, а какой ему прок валиться с ног, не получая ни шиша,
За душой нет ни гроша, кроме дырявого шалаша из прогнившего дотла речного камыша!
Стрела сомнения тут же исказила его прежние представления,
Здесь чуждая среда, каменья с примесью льда, а в словах – одна вода
И больше нет ни черта! Тлен и маета опутали своими сетями богом забытые места,
Видать по всему неспроста! Такова наша судьба, душа грешна и к тому же слаба, в её очах мольба,
И только горька слеза к яви одним махом возвращает досужую мысль старика!
Болит левая, а от сапога остались одни голенища, подошва истёрлась дотла,
Скудная пища опостыла, солнце редко светило над седой головой, он бы вернулся домой,
Но нельзя, сюда, в эти крутые берега упёрлась его извитая стезя! Надо смириться с исходом,
Подружиться с местным народом, пусть проходят годы, улетают невесть куда,
Словно днепровская вода, именно та, что омывает эти крутые и пустые берега! Вот так всегда,
Одна нога здесь, а вторая – топчется вблизи воображаемого рая, но нет его на земле,
А где же он есть? Грех и ересь – других провинностей не краше, сидишь вблизи параши
И мечтаешь о том, чего не знаешь и даже не представляешь: куда твои мысли понесёт талая вода?
С каждым годом труднее общаться с пришлым народом, суета под небосводом, проходят годы,
Уходят годы, нет полной свободы для мыслей и дум, боязно в темноте и на свету, холодно во рту,
Мы теряем время попусту, вместо того, чтобы жрать халву! А на том берегу кто-то прямо на лету
Падает в холодную реку, на зависть хромому соседу, но окунувшись в проточной воде,
Вновь возвращается к своей семье! В минуту эту деревянный крест упал с табурета,
Монах его не заметил и вдруг подул встречный ветер, закачались холмы, а мысли мои,
Что взяты у неба взаймы, силы утроили, и нервы мои мигом успокоили! Долу опустились веки,
До речного русла промёрзли глубокие реки, но коль речь зашла о простом и грешном человеке,
Тогда надо отбросить в сторону всенеотложные дела, только бы кругом не пошла седая голова!
Для большинства людей, которых судьба гонит взашей со стези своей, на духовность наплевать,
Жить бы да не горевать, а там, как карта ляжет, жизнь опосля покажет,
На кого путеводная звезда укажет, тот и шагнёт в омут страсти и огня, и пострадает не зря за себя,
А не за того парня, у которого есть своя маслобойня и пекарня! Он жизнь не прожигал бездарно,
Любил молодых вдов регулярно, ласкал их груди во рту, легко переступал через запретную черту,
Но и ему жилось невмоготу, в минуту ту, он готов послать свой грех на виду у всех к злому чёрту,
Пусть бесовская когорта катится с высокой горки по тропинке из пакового льда
Дабы от неё не остаётся и следа! Клоня грех, как наследие дня, что-то в душе тревожит меня,
Какая-то сущая ерунда, о да! Зовёт в поход труба уже который год, время быстро идёт,
Медленно тонет в реке пароход между опустевшими островами, мы себя жалеем словами,
Но не делами выражаем боль и тревогу, идём со временем в ногу, забываем о боге,
Спим в медвежьей берлоге, а днём едва волочим ноги, устав после дальней несносной дороги!
Ничто не свято, ума палата, но каждый год тускнеет небосвод, бесится народ, чего ему недостаёт?
Пусты наши чертоги, нам ли гневить господа бога? Душа грехов набрала много, оттого и плачу,
Надежду в своих мыслях неумело прячу, ни с кем о тяжкой доле не судачу, а дотошный народ
Водит хоровод, и под Новый год украшает окна и стены, а у самого - неразрешимые проблемы,
Вот такой исход у канувшей в Лету общественной системы!
Не время и не час низвергать с пьедестала уставшую страсть,
На дворе - прохладно, на душе - досадно, посмотрим, что будет завтра? Подождём до утра,
Авось отступят холода, уляжется пурга, станут видны пологие острова, а бабья трепотня
Подыщет термин звучный из своей коллекции научной и не станет детородный орган обзывать,
Он был бы с ними встрече рад, а кто из баб не пытался его губами и руками ласкать? Таких нет,
А если отрицательным будет ответ, то он пойдет проказнице во вред, он вытащил её из тьмы,
Давал ей деньги взаймы, а лучшие умы прославляли жезло его во имя крушения греха своего!
Проходит всё и не остаётся ничего! В нынешнем веке вокруг монастыря бродят нищие и калеки,
Никто кроме монахов не позаботится о несчастном человеке! Глупый мир верен себе,
Он пытается сопротивляться року и судьбе, тащит огромный небосвод на сгорбленной спине,
А в это время на старой треснувшей от времени стене, словно на масляном полотне
Носятся миражи, в глуши, во мраке заточения тянутся однообразные дни инока того,
Чьё худощавое чело сквозь терны ада давно уже прошло, про него сказал бы я,
Что в начале декабря с небосвода упала его полночная звезда, не давши ни хрена
Грешникам, павшим за волю отчизны своей, среди них немало придурков и алкашей,
Внешне похожих на приличных людей! Какая-то затеяна за стенами монастыря тихая возня,
Она в покое никогда не оставит даже трухлявого пня и тем более меня!
Гори, гори, моя звезда, звезда любви полночная, ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда, ты у меня одна заветная, другой не будет никогда!
В этом вся беда, исходу такому мешает истома, покуда носят монаха ноги
И ему доверяют проницательные боги, он не хочет оставаться наедине в своей берлоге,
Но по какой ему идти дороге? Где он голову сложит? Почто его эта мысль тревожит?
День прожит и хорошо, считай, ему немного повезло, язык же, как помело, всё, что на ум пришло,
Тут же по всему околотку поползло и вот и до его норы дошло, раздевшись наголо! Вот оно что?!
Заведомо знаю, что доброе имя не запятнаю! Я божью истину на корню здесь постигаю,
Время коротаю и от бытовых проблем неспешно ухожу, вот что вам я напоследок я скажу:
«Тем и живу, что на своём горбу воз нерешённых проблем всю жизнь тащу,
От этих и прочих слезятся очи и днём, и ночью! Я бы скупо прослезился,
Если бы не жил глупо, но вместо того матерной бранью разразился,
Сам себе удивился, мир вокруг меня весь всполошился! На меня враги все грехи повесят,
 Они куролесят, пьют, гуляют и бранью монахов поливают, эти злые соседи
Созданы из олова и меди, они во время полночной беседы смотрят на листья ясеня,
Ни хрена себе! Нрав испытан, куда исчез капитан старого челна?
Неужто его смыла за борт девятибалльная волна, ситуация авральная
Может возникнуть даже в женской спальне, можно жизни мигом лишиться,
Если на чёрное дело внезапно решиться! Как быть? Стучаться в запертую дверь
Или об искушении забыть? Внутри будет сквозить, коль страсть изнутри выпустить,
О спокойствии придётся до утра забыть!» Монах был встречен братией у входа,
Люди толпись на проходе, он сам решился на подвиг мирской, только бы беда прошла стороной!
Он слился с толпой, дабы обрести душевный покой!
Он придёт само собой, солнце село за лысой горой,
Пыль клубится по дороге столбовой, снег кружится над седой головой,
Постой, утихомирь характер свой, в закрытую дверь постучись, и поймай на лету нужную мысль!
Да катись ты пропадом, мне надоело идти напролом, разбивать стену лбом,
Дуракам не писан закон! Крик и стон раздался в степи, беснуются вдали местные мужики,
Они редко ходят в храм, я же им повода для злоречий не дам! Мужик был умён не по годам!
Титан мысли много думал о собственной жизни, но думы те остались на общественной меже
Во всей своей наготе, старое пальтецо на мне, надоело жить наедине и тащить грехи на спине!
Тусклый свет едва мерцает в окне, чёрный дым клубится в трубе,
Но Дух монаха могуч и крепок, и велик, бывалый мужик смог к нему приспособиться вмиг
И потому истину почти что постиг! Бесспорно он различает запах лекарства и дёрна!
В монастыре запарка, не каждая кухарка может душу инокам растревожить,
Пока к ней в душу достучусь, выучу три или четыре молитвы наизусть, а грусть уйдёт сама
В богом забытые места! Как усмирить волнение? Когда Господь пришлёт душе успокоение?
Я бы рассказал о многом, но тот инок дружит с богом и потому Господь до сих пор ещё ему,
Как себе самому! Необычным бытом околдован и очарован я, невдалеке летает мысль моя!
К ней прикоснуться нельзя, рядом пролегает запретная межа, но здесь много таких, как я:
Ни кола, ни двора, есть Отчизна, но нет цивилизованного жилья! Здесь Родина моя!
Проявляя упрямство, инок стремится безгрешным войти в небесное царство, он дух усмирил,
Грешников приструнил, нет больше ни мощи, ни сил, чтобы кого-то любить до гроба!
У колонны дальней на коленях стоит мужчина с виду идеальный, видный и сексуальный,
У него не клеится личная, недавно был гипертонический криз, любовь скатилась вниз,
А хозяин степи над кручей повис, был смысл – жить и любить, нынче прервана нить,
Грех снова скромно ждёт, куда же утлый чёлн подплывёт? В мыслях - разброд без края и конца,
Ерепенится мысль моя, рядом ходят прихожане и в бурном ликованье читают «Отче наш»,
Лимфостаз больным ногам покоя не даёт, подошвы жаром жжёт, шумят у реки бывалые мужики,
В сторонке стоят старики! Хи-хи-хи-хи! Всему виной грехи, сжаты кулаки, но крик: «Беги!
Ты нервы береги свои! Не наступай никому на мозоли,  страдай от нестерпимой боли!
Охренел ты, что ли? Закрой свой рот и молчи! О стену лбом так громко не стучи!
Будь глух и нем, и ты вблизи себя не увидишь значимых проблем! Всё – тлен, всё – суета!
Простота мы, простота, но совсем не та, что была с раннего утра!»
К горлу подступила тошнота, на ум не идёт тяжёлая работа! Тошноту сменила икота,
Потом возникла рвота, слабость в теле, инок двигается еле-еле, мысли вконец обалдели,
У края общего стола на краткий миг присели и кричат, что здесь сущий Ад, незнакомцы храпят,
Сразу не разберёшь: они спят или глаза в одну точку пристально глядят? Свет исчезает с очей,
Он сторонится полупьяных людей, нутро безмолвием объято, а в голове крутятся чужие цитаты!
Безмолвствуют моложавые бабы, все они на передок слабы, одна сгоряча рубанула с плеча,
И едва не лишила старика последнего яйца, на пол пролилась его моча, что-то, бормоча,
Старик в сторону отошёл, посмотрел на зелёный дол и не счёл за труд пристально взглянуть
На обнажённую женскую грудь! Она отвисла чуть-чуть,  и нет смысла смешивать большие числа,
Каждый сможет, если очень захочет, вникнуть в суть проблемы, но какого же хрена
У молодого монаха разболелось правое колено? Не время и не час время поворачивать вспять!
Куранты звенят уже в который раз, во тьме ночной труден обратный путь домой!
Все мы легкоранимы, но не все кретины, тянем резину до тех пор, пока не станет ясно,
Что напрасно приведения враждебные ползают по лопнувшей стене,
А на другой стороне силы волшебные пытаются противодействовать Сатане!
Труден в земной дыре ночлег, старый дед здесь будет доживать свой короткий век,
Уж так устроен грешный человек, что он всегда настороже и потому стоит на полевой меже,
Наблюдает за ночами лунными, и борется с мыслями полоумными! Редко удаётся во сне,
Так кажется мне, блаженство изведать, он готов свою родню проведать, но где она?
Велика страна, нет ни края, ни конца, и безгранична воля Творца,
Ему принадлежат наши души и сердца! К темноте привыкают уставшие от света глаза,
В тесноте, но не в обиде, он не сразу странные приведения невдалеке от себя увидел,
Их без счёта, и никому на ночь, глядя неохота лезть в глубокое болото, и что-то доказывать себе!
Всемогущие силы недоступны даже року и судьбе, а тем более нищей и убогой голытьбе!
Ему пришлось спать при тлеющей свече, дивные тени мелькали кое-где,
А молитва святая их к бегству понукает, но мысль шальная тут же вопрошает:
Силён ли рок и извлёк ли стареющий инок из подземной жизни какой-то прок?
Над головой сверкающий потом безвестных миров, ему же отведен богом кров
В жалком подземелье, надоело безделье, в угол заброшено рукоделье, но нельзя жить без цели,
Не думая о предстоящем деле! Эти мысли озябшее тело немного согрели,
По торсу прошла приятная дрожь, на околице села гуляет молодёжь,
Что посеешь, то пожнёшь! Мир необозримый следит с небесной вершины,
Что творят на земле кретины? Миг истины заново воскрес, ему видно суть через тьму чудес,
Хотя сложен этот процесс для познания, его исход невозможно предвидеть заранее!
Кощунственно в тот миг врать и Евангелие целовать, но что предпринять,
Чтобы расступилась водная гладь вширь и в глубину и всесильный Создатель
Собрал бы под своё крыло всех сестёр и братьев во Христе, только труд во славу божества
Способен опустошить душу от нераскаянного греха! Лиха беда начало, почёт и слава – преходящи,
А грех настоящий появляется всё чаще вблизи златоглавого монастыря,
В звёздное небо упираются его купола, они сияют всю ночь до самого утра!
Просыпает пчела, её будит путеводная звезда, а мастера заплечных дел
Могут прервать воинственную речь старика того, чьё грешное естество
До белого каления уже дошло! Вокруг стало и вправду зябко и темно,
Потеряно ещё одно звено, а где оно? Молодо-зелено, рассказывать юнцам ничего не велено,
Скромное ложе белыми простынями застелено, но стены в ските не побелены!
Борьба с безверием, стяжательством и недоверием на первом плане, она отделяет мир
От благодаренья и хвалы, вот если бы все мы были настолько мудры, как тщедушные старики,
Что сидят на бревнах вдоль реки, мы бы знали всё, что было раньше и что суждено нам дальше?
Ничего кроме лжи и фальши от пророков не жди, их на краткое время смоют проливные дожди,
Всё вокруг пустое, но есть многое, есть большое, есть всё, но где же прозябает оно?
Проходит всё, с годами сужается интересов круг, пряником не выглядит кнут,
Только труд до седьмого пота оберегает плоть от пятна позора, враги на руку скоры,
Они вмешиваются в распри и споры, могут всю ночь продолжать несносные разговоры,
Но я не отрекусь от убеждений и честью никогда не поступлюсь, уж, коль войду во вкус,
На людном месте однажды приземлюсь, и пусть многоголосая толпа будет на помине легка!
Смотрю на грех издалека и не вижу на своём имени позорного пятна! Монастырская среда
Наносит немало вреда тщеславным людям, которые по ночам не дают покоя дивным снам!
Боже, грешников прости, старик должен идти по прежнему пути,
Он родился независимым и прямым, хочу, чтобы он остался таким,
Каким его создал бог, он валится с ног, кажись, занемог, а дым и смог затмевают взор!
Легко что-то разрушать, легко кого-то во всех грехах обвинять, но трудно понять человека того,
Кто живёт в тени уединения и слушает вблизи церковные песнопения, та жизнь ему мила,
Ему плевать на всё, что скажет о нём многоголосая толпа! Он – не осквернён и не поруган,
Местный бомж иль хулиган, по жизни пронёсся как великий ураган, но всё же
К себе он приблизил образ божий! Ветер его трепал и о скалы бил,
А потом лишил двух белоснежных крыл! Пусть и так, он – не дурак, затерявшийся в толпе зевак!
Мысли летят, но покинуть монастырь никак не хотят! Здесь их алтарь, они здесь роились встарь,
Здесь правды бог, и никто из них не смог пройти через высокие преграды,
На защиту кирпичных стен встали даже беременные бабы, отпрянули иуды,
Он же до самой кончины на посту стоять будет! Если не сглупит, будет праведно жить,
Ему глупцов слушать надоело, он жизнью анахорета поглощён всецело,
Незаметно полтора десятка лет в ските пролетело, солнце село за горизонт,
Молоденький чёрт о двух рогах с утра уже был на ногах, ему не ведом страх,
Но монах, как бывалый солдат, стоит на часах! Чёрт курит трубку и не идёт монаху на уступки,
Инок серебряный крест надел, немного вспотел, но идти на попятную тоже  захотел,
Хотя всякому терпению есть предел! Большого горя в том нет, на болтовню наложен запрет!
Видны очертания монастырских земель, степной ветер приносит в скит терпкий хмель,
Кому-то по вкусу пришлось то терпкое вино, другим голову сильно мутит оно!
От избытка вина люди умирают иногда, пустая болтовня продолжалась полдня,
Черти пляшут невдалеке от божественного огня, около трухлявого и дырявого пня!
Дрожит земля, ветер дует из открытого настежь окна, на пол сыплется труха,
Оставшаяся после усопшего намедни старика, пусть пухом будет ему родимая земля,
А снег холодного декабря растворится в каплях сладкого вина, бог, небось, забыл,
Где я жил и кем я был, нынче не живу, а существую, от знакомых – ни слуху, ни духу,
Только мороз щепает за уши, горло сушит, вот – вот изморозь монастырскую гору разрушит!
Кончается сон бескручинный, он единый кто меняет всё, что тлело и одной надеждой жило,
Бытие наперекосяк пошло, но, слава богу, до ручки ещё не дошло, не всё грешно, что кажется,
Вот-вот язык совсем развяжется и веских аргументов под рукой не окажется, надо ждать,
Пока смута уляжется, а потом бежать без оглядки, пусть на солнце мелькают голые пятки!
 Я же сижу на запятках у возницы лихого, нет ни крова над головой, ни обновы за спиной,
Только следы на песке и слёзы, что ручьями бегут по правой щеке! Тяжко мне!
На левой щеке - сухо, Рядом голод и разруха, что-то в открытую дверь кричит стряпуха,
Ни вдова и не старуха, но явно – не молодуха!
Злополучное брюхо выросло от премудрости глупой,
Наземь опадают листья со столетнего дуба, он не хочется погибать глупо! Не играется, не читается,
Не мил кратковременный уют, с меня небу причитается, а мне небеса отчёт не дают о делах своих,
Мне дорог жизни миг, всё, что душу теребило, озлобило ее,
И никто не отдаст анахорету частицу счастья своего! Рядом добро и зло, говоря по сути,
Кипение ртути продолжалось в душе две или три минуты, монахи голы и разуты, их грехи раздуты,
Уставясь печальными глазами в далёкое небо, иноки читаю молитвы на всякую потребу,
Нищенский посох торчит в руке, жизнь – как себе, чаще бьёт по голове, чем хотелось бы!
Не рабы мы, не рабы, не послушны, как африканские слоны! Нам бы свернуть с грешной тропы
И замести свои едва заметные следы, но сил для сопротивления иудам нет, гаснет яркий свет,
Падает наземь мой портрет в прихожей, я же молча свои грехи итожу, налегаю на работу,
Пытаюсь делать что-то! Заработал грыжу, наклоняюсь всё ниже, но дохода не вижу!
Смотрю на себя сверху и снизу, миражи взор застилают и на мои вопросы никак не отвечают!
Вот такая штука – эта церковная наука, хочется увидеть внука, взять бы его на руки,
Но не тут – то было, в пуху свиное рыло! Время лицо не пощадило, иссякли силы,
Но блудливая собака готова полезть в драку! Всем на удивление глаза без зазрения совести
Хотят продолжения повести! Монах немало земель обошёл, но ничего нового для себя не нашёл,
Ничего допотопного для себя не открыл, там морской ветер по всей округе сквозил, стонал и выл,
Как были те люди ничтожны, ночи тревожные исчезли вдалеке, только гарь осталась в котелке,
Пришлось бежать монаху налегке, в одном дырявом пиджачке, куда глаза глядят,
Он пустился наутёк, как вор иль тать, авось, ему в спину негодяи не станут стрелять!
Жизнь наказывает нас жестоко за нераскаянные пороки, горят щёки, а мы настолько одиноки,
Что сидя на мели, пытались от бога припрятать прошлогодние сухари, убрали их со своей стези
И крикнули богу: «Помоги, если можешь, спаси! Неисповедимы, Боже, Твои пути!»
Впав в состояние гроги, бедный инок вытянул в диком поле уставшие от беготни ноги,
Боль и тревога впились в его опухшие губы неподалеку от лесного деревянного сруба!
Много шума из ничего, немного времени прошло и исчезло всё! Пуст его чертог,
Всё видит бог, но в словах толпы правды ни на грош! Что посеешь, то пожнёшь!
На кого ты стал похож? Душа святая на глазах тает, святость убывает, как на солнце снег,
Время ускоряет собственный бег, грешен всякий человек, стремясь себя возвысить,
Он пытается власть превысить и потом унизить нас! Всему – своё время! Всему- свой час!
Иноки проповедовать берутся, но с ними лжепророки всю ночь до крови дерутся,
Здесь Гоморра и Садом, и пока не грянет гром небесный, человек прямой и честный
Ничего не узнает о храме святом, коль не пойдёт напролом, ведь в деле таком
Лжецы легко справятся с новичком! Кто хочет думать и всю ночь молиться?
Кому из близких мы можем открыться? В деле таком нельзя в храм входить босиком!
Это не писаный закон, он стоек, как палата на шесть коек, в которой лежит один параноик,
Он ищет повод для оправдания, дабы избавить себя от грозного наказания!
Мысль преодолела огромное расстояние, она мчится через границы туда,
Где воет ветер и грохочет пурга, а слова тонут во тьме, или же остаются навечно в седой голове!
Монастырь - не терем и не гарем, в него входить позволено лишь тем, кто предан богу всем,
За стеной остаются тлен и суета, там дерутся между собой господа, а здесь течёт с неба
Святая вода и никогда наземь не упадёт крошка хлеба! Не валю всё в кучу, будет лучше,
Если в лесу дремучем себя пересудами замучу, разгоняю руками грозовые тучи над головой,
Семеню ногами и к истине приближаюсь мелкими шагами, боюсь сломать шею, но что я умею?
Разумом владею, подобно чародею, словами бросаюсь, молюсь, грешу и тут же каюсь,
Падаю, когда спотыкаюсь, как конь на публике гарцую, ем пирожное и бублики,
Но не считаю рублики, ловлю Пегаса и где бы он ни пасся, нахожу, созидать люблю!
Душу свою не напрасно тереблю, в этом тихом заречном краю думаю думу свою, а она мчится
Ближе к заповедной границе, опускается ниже туч и по небосводу мелькает яркий солнечный луч,
Удержу, не зная никакого, она готова растоптать любого, кто не верит в божье слово!
Она бежит от греха земного, стучится в церковную дверь, чтобы избежать грядущих потерь,
А зверь из трёх шестёрок, словно злой рок усиливает каждый мой порок,
Чтобы я не дай бог опомниться окончательно не смог и на развилке трёх дорог
Не стал подводить свой последний итог! Валюсь с ног, весь до нитки продрог,
И вдруг увидел вдалеке сизый дымок, он пронесся над рекой и тут же исчез за лесной полосой,
Я же шёл по дороге извитой и немало лет прожил за монастырской стеной, рыбак кричит с челна,
Что в том доме осталась моя бывшая жена, нынче там тишина, идёт обо мне недобрая молва,
Что любовь мне не нужна! Сущая ложь, что с неё возьмёшь? Что посеешь, то пожнёшь!
Вдруг поднялся крик и грохот, звуки скрипки и девичий хохот, колоски в полях дребезжат,
Редкие акации едва шумят! Там льётся вино, в стаканах не видно дно, до бога далеко,
А жить грешно всё равно никому не запретишь, здесь когда-то была тишь и благодать,
Нынче никого в этих местах не видать! Я прилёг на деревянной лавке у порога поспать,
Но успел честной компании сказать, что до утра отсюда никуда не уйду,
Не стану искушать свою родимую судьбу,
И не стану обращать внимания на гульбу шумной компании,
Пусть та толпа веселится до самой смерти, у неё нет души,
Её украли черти! В деревенской глуши курлычут в ночи молодые журавли,
Они едва ли не стучат в окошко, чтобы люди пели тише немножко! Те в ответ головами кивают
И свои бокалы неспешно допивают, они гуляют и веселятся,
С детства привыкли со страстью общаться, а чем здесь заниматься?
В его брюхе - , в карманах - ни гроша, одна пустота,
Тлен и маета выглядывают из-за каждого угла! Инок на голод не в обиде,
Он худшие времена видел, грех давит на грудь, он лежит, как мумия,
Но с течением ночи и дня не меняется суть его раздумья, перед ним всё та же стена!
В разные цвета разукрашена была оно! Лежит стареющая мумия
На развалинах собственного бытия и не туда, и не сюда сделать ему нельзя,
Везде одна и та мышиная возня, крики и ругня в течение всего светлого дня!
Ему бы сходить домой, отчий дом за полноводной рекой, но наш герой – одинок, он – инок,
Хуже его живёт только старый брянский волк, он тоже тянет свой срок от звонка и до звонка,
К вечеру валится с ног, за день пережито немало боли и тревог, всю ночь его вязкий мозг
Теребит надоедливый озноб! Он вот-вот заживо свалится в белоснежный сугроб и видит бог,
Что его быт и вправду строг! Он – не господин и не холоп, но мозг, как студень, он – неподкупен!
Он на судьбу не в обиде, он худшие времена предвидел, но тихо вращался на своей орбите
И мало заботился о собственном бытие! Он уже мертвецким сном спит, на всю каморку храпит,
Его правый глаз слегка открыт, всеми брошен и всеми забыт этот местный знахарь и эрудит,
Его рот закрыт на амбарный замок, чтоб он говорить об изъянах бытия вслух ни с кем не мог!
Вот порог, а вот бог, старик корчится от боли, ему наскучили назойливые мозоли,
Словно бы черти насыпали пуд соли в дырявые сапоги, двери хлопают под вой пурги,
Прохудились в край кирзовые сапоги, они далеко не новые, но высокие голенища –
Весомая пища для разговоров среди блаженных и нищих!
А где же бог, Он нас по жизни неспешно ведёт, берёт с нас оброк,
И Он тому свидетель, что инок его помышлений вовремя не заметил!
Куда же он метил? Всему виной поднявшийся ветер, мыслей нет, в голове – винегрет,
Что-то во сне тихо шепчет молоденький сосед, кажись, он жалуется кому-то на свою жизнь,
Он просит потушить свет в конце длинного коридора, и прекратить дрязги и споры,
Но там в картишки играют шарманщики и воры, лишь к утру расползутся по норам они,
И никто не скажет им, мужикам двоим: «Прости!
Нам с вами не по пути! Неисповедимы Господние пути!
В дороге всякое может произойти!» Старик забился в дальний уголок, его путь далёк,
Его не проследишь между строк, плохо варит котелок, из избы струится серый дымок!
В желудке пусто, на душе грустно, растревожены мысли и чувства, но их не воспринимает голова,
Ей душа исподволь качает свои права! О да! Балда балдою скулит за треснувшей стеною,
Беда в его дверь постучалась, до памяти, наконец, добралась и сразу, как ураган разбушевалась!
Здесь такое началось, что затхлый запах ударил мгновенно в нос, печален должен быть итог!
Инок смотрит во тьму, и, судя по всему, ему знать итоги семейных распрей ни к чему!
Ни он затевал кровопролитную войну, беда застала его на грядке и наступает иноку на пятки,
Словно змея после очередного кутежа! Надоело ему ходить по лезвию ножа, себя, казня,
Он мучается полдня, и про себя шепчет молитвы те, что ещё остались в стареющей голове!
Боль в спине, следы на пожухлой траве, куда ему шагать? Кому руку помощи подать?
Может быть, он - наеден и сыт, улажен домашний быт, и голова ночами у его жены не болит?
Метрах в пятистах спит моложавая вдова с улыбкой на устах, ей неведом гнусный страх,
Та баба, кажись, с соседом на ножах, она от него на сносях, её бывший муж – иеромонах!
Мысль без названья стиснула её дыханье, не предупредив заранее и пока бывший муж горевал,
Сильно мучился и наедине страдал, невдалеке от неё заезжий купец на мягком ложе спал!
Вот он – женский идеал, только бы муж ничего не узнал и не закатил очередной скандал!
В камышах воет голодный шакал, хозяин корчмы на пятки привстал,
В нём он своего заклятого врага живо признал! Звуки те душу разят,
И помогают горевать, но стоит один раз промолчать, как горести печать
Коснётся твоего чела, и ты не уснёшь до самого утра! Унылая пора – очей очарованье,
Приятны холода, когда от тебя отступают голод и нужда! Я же медлю с откровенной речью,
Мне ни до жаркой и пылкой встречи, чёт или нечет? Кто душу от хандры излечит?
Реалия бытия таковы, что от рока и судьбы не отбиться никак, но и без них – темень и мрак,
Из-за густой и пожухлой травы не видно рано поседевшей головы, рядом вертится странная муть,
Скорее бы её в родные пенаты кому-то вернуть, но путь туда далёк и видит бог, что я сбился с ног
В поисках правоты, не жди прощения от проказницы-судьбы, в твоём саду измяты все цветы,
А в самом заде свои языки чешут базарные бабы! Пот катится градом с высокого чела,
Здесь родные места, здесь молодость моя прошла, шумит река вдалеке, что-то вертится на языке,
Здесь легко дышится мне, живу, словно во сне, а инок до нитки промок, он не чувствует ног,
Ноги едва волочит и ни с кем вообще общаться не хочет!
На него судьба зуб точит среди белого дня, наносит иноку непоправимый вред,
Ввергает душу в новый грех, на голову падает серебристый снег,
А досужая и своенравная мысль ускоряет собственный бег и переиначивает жизнь!
Недолгим был тот забег, сил уже нет, мощи не осталось, на пятки наступает нежданная старость,
Жизнь похожа на кромешный Ад, анахорет ей вовсе не рад, а зачем ему весь этот маскарад?
Пришлые бабы грешников не щадят, грехов у них без числа, тому дала, этому не дала,
Пришлось ему закусить свои удила, Глядь, а черемуха в саду уже давно отцвела,
Насмарку пошли весомые дела! Упал с небес тяжёлый занавес на сцену бытия,
На дыбы тут же встала родимая земля, нет ни покоя, ни сна!
В глазах одна и та же белизна, близится весна, даль вновь светла, как и в былые времена!
Он доел все крошки с барского стола, прошлое во время непродолжительного сна сгорело дотла!
Что-то замышляет подлый враг, может быть и так, и так, не разглядишь никак небесный знак,
Буря творится в душе, но тихо в родном шалаше, страшно на вираже,
Ты же едешь на заднем колесе, и тебе завидуют безбожники все!
Рядом бывшая любовь и отрада, бежать без оглядки отсюда надо!
На пастбище идёт колхозное стадо, убраны с его пути все значимые преграды,
Кричат мужики, орут бабы, хохлы и кацапы надрывают животы, вот если бы
Не было у них вдоволь жратвы, тогда бы никто не поведал мне,
Кому я должен за ночлег оплатить вдвойне? В тесноте, да не в обиде!
По одеялу ползают гниды, стуча кулаком по скоблёному столу, хозяйка кричит:
«Сейчас всё со стола уберу! Уже бегу! » Мне невмоготу! Кому можно передать боль свою?
Никому! Оставить всё себе, и никогда впредь не перечить ни року, ни судьбе!
Святость вскорости придёт, надо лишь избавиться от мирских забот, Луна на востоке встаёт,
Мир вот-вот угомонится, но человек к греху до утра стремится! Спутались на голове седые пряди,
Тоска во взгляде, речь бы пошла о душевном разладе, если бы не местные бабы,
Все они на передок слабы! Не хлеба ради отдаются и спереди, и сзади!
Взгляд прошёлся по длинному коридору, скользнул по дощатому забору,
Там время коротали за разговором проститутки и воры, между ними бывают кровавые ссоры,
Но действуя с напором, они на все изъяны бытия кладут детородный орган с прибором!
Инок при полном параде, жить бы по уму, но этого сделать ещё не удавалось никому!
Не хочу доказывать свою правоту, сам не живу, а доживаю, своего исхода точно не знаю!
Конец прекрасной эпохе, ей лохи пришили ноги, а бородатые мужики, сжав кулаки,
Топчутся на берегу привольной реки, из них любой готов биться со мной об заклад,
Что нет ничего приятнее и вкуснее местных баб, горче их только чёрный шоколад!
Тьму сменила заря, мне нравится время, когда пусты лагеря, хотя проблем больше, чем до хрена,
Бог всем нам судья, но тогда почему миром правит Сатана с вечера и до утра,
Небось, ему по нраву тьма! Инок днём на пару минут прикорнул,
Но только промозглый ветер в нашу сторону сильно подул,
Рядом с ним упал старенький стул, на месте устоял табурет,
И тут же простыл след Сатаны, канули в Лету его давнишние мечты!
Они вновь мертвы, рыба гниёт с головы, увы, нам снятся розовые сны,
Их трудно оторвать от прадедовской земли, в нашу сторону направлены вражеские штыки,
Нам как-то не с руки полночи торчать у монастырской стены, той, что стоит рядом с рекой!
Успокойся, время имеет странное свойство! Звучит команда: «В одну шеренгу стройся!
Ты ничего впредь не бойся!» Мы умны не по годам, изредка посещаем господний храм,
Бог ничем не обязан нам, он сам наедине, а мы живём в свободной стране
И посвящаем себя классовой борьбе! Кто наш судья? Он эти строки вложил в мои уста,
Ему и решать: кто прав, кто виноват? Того повесить, этого расстрелять,
Пусть не обижается Родина-мать, что её заставили большевики молчать и постоянно людям врать,
Нам бы жизнь от смерти отстоять и семейный быт не опошлять, на остальное – наплевать!
Поскольку бедно живу, над каждым рублём дрожу, но листву топчу,
Изредка полмётки рву на ходу, пытаюсь сбросить с себя короткую узду,
Но вижу, что не смогу подобру и поздорову свободно от людских козней уйти, в граю голодном
Люди думают об одном, как бы грехом наполнить отчий дом? Гоморра и Садом за каждым углом,
Трудно быть счастливым, когда за околицей слышны взрывы, под натиском зимы
Опустели монастырские сады, в итоге даже боги взяли в руки ноги и попытались незаметно уйти,
Но им встретились грехи мои на многолюдном пути! Их не объехать, их не обойти, в оба смотри,
Хотя ветра нет, в голову может проникнуть разный бред, гаснет свет, исходящий от лучины,
Никто не знает, по какой весомой причине в старый монастырь уходят женщины и мужчины?
Увы, трудно мысли свои одним махом выбросить из головы! Бог неспроста вложил в наши уста
Сокровенные слова Божественной молитвы в преддверии битвы миров, кто-то обретёт,
А кто-то потеряет над головою отчий кров, но всепобеждающая любовь лишит нас сна,
Будет болеть седая голова, а людская молва без края и без конца откроет огромные врата
Для людского греха! Зачем лукавить? Уж лучше семью оставить и жить в монастыре,
Чем сидеть на игле в деревенской дыре! Рта открыть, не дав, бес набросился, как удав на инока,
Кто из нас без мирского порока? Таких здесь нет, куда не глянет око, всюду холодно и одиноко!
К людям глубокой православной веры враги отечества принимали меры, есть тому примеры,
Полумерами не обошлись, затаскана обыденная жизнь, только держись, вдруг ты слышишь крик:
«Посторонись!» Чем инок обязан человеку тому,
Который готов всех соперников отправить в тюрьму?
Он мне напомнил Сатану, потому робко ем и боязливо пью, и не верю никому!
Вижу везде одну и ту ересь и пустоту, ближе к утру
Светотени дотрагиваются до негнущихся коленей, в голове полное затменье,
Невдалеке в образе девки – искушение, ей подавай деньги, а если их нет,
Заметай собственный след или того хуже, никто из баб не станет мечтать о таком муже!
Он хорош снаружи, а стоит взглянуть на него изнутри, тут же набекрень свихнутся их мозги!
Пора бы прийти к бывшей бабе при полном параде, но зачем ей всё это надо?
Не горюй напрасно, всё прекрасно, не волнуйся бесполезно, она не так несчастна, как ты,
Потомок тех, кто на виду у всех пытался восславить грех, царящий на земле и жил, как во сне!
Кому, как не мне положено знать по чину ту вескую причину,
По которой людей до смертоубийства доводят распри и споры?
Они в тень сходили по одному, редко кто знал: почему? Кто-то шел в острог, кто-то в тюрьму,
Судя по всему, жизнь не шла по маслу, она перемалывала народные массы,
Делила общество на классы, даже бандиты платили дань, а взамен им давали кредиты!
Недоверие к ближним считалось нелишним в те года, когда прослушивались все слова,
Кругом шла седая голова, только один человек жил как бог, он многое себе позволить мог!
Все кланяются его портретам, свобода слова под большим запретом, хорошо анахорету,
У него общения нету, он молчит, у него рот суровыми нитками зашит, это делу не вредит!
Может ночью разыграться аппетит, и его причислят в разряд досрочных стариков,
Никто не баловал чаем даже Кремлёвских ходоков, ясно без лишних слов,
Что родина теряет славных сыновей, их гонят с насиженных мест взашей!
Под курлыканье улетающих журавлей инок задумался о судьбе своей,
Он был женат, ни беден и не богат, у жены прекрасный характер и дивная стать,
Таких ещё надо по всей стране поискать, но святая благодать пришла внезапно
И нет пути обратного, имя божества освящало все великие его дела и не стоило большого труда
Вырубить православную веру под корень, мы до сих пор по ночам от злых воспоминаний стонем,
Но в огне не горим и в воде не тонем! Нам бы чуточку кислорода, не обманешь матушку-природу,
Уж лучше сходу встать вблизи чёрного хода, где нет пришлого народа, можно подойти к балкону,
И впритык посмотреть на старинную икону, приподняв попону! Никто её не тронет,
Она не сгорит и не утонет, она стоит в самом центре старенькой и захудалой церкви!
В той церквушке, что пристроилась на дальней лесной опушке, тот инок опосля службу правил,
О себе он добрую память среди прихожан оставил! Его душа роптала, плоть горела в полнакала
И едва трепетала, нервы не из металла, трудное время для инока ближе к старости настало,
Церковь борется с проституцией, а народ устал от революций и чуждых ему резолюций,
Они толпу замучили и при каждом удобном случае напоминают о влечении между полами,
В это время пуще прежнего громыхают колокола под золотыми куполами! Нет больше сил,
Но кто главного вора до небес не возносил? Найдись такой и ты расстанешься в миг любой
С собственной башкой, уж лучше иди по дороге столбовой неспешной ходой,
Ты же старый и больной, и к тому же ещё и хромой,
Не спишь ночами ни в глубокой яме, ни в божьем храме,
Прислушиваешься к шороху дождя среди ночи и посреди белого дня,
Вспоминаешь себя, но не трухлявого пня, а доброго молодца, сорвавшего путы с брачного венца!
Бог – наш учитель и судья, но не я! Здесь год засчитывается за два! Болит седая голова,
На реке плохо ловится плотва, нечисть на помине легка! Бывший заключенный,
В прошлом дворянин и великий учёный сошёл со своей стези, его имя испачкано в грязи,
Ему некуда идти, а вокруг в колокола бьют старинные монастыри,
Высохшую землю до корней вот-вот  прольют дожди, она лишь дремлет
И благодать небес спокойно приемлет! Её враги прижали к стенке и всем делам дают оценку,
Все грешники грубы, но им не уйти от происков рока и своей судьбы, вот если мы могли
Истолковывать собственные сны, заново были бы рождены! Наново затянуты на монахах пояса,
Не слышны их звонкие голоса, рядом ни деревца, ни травинки, ни зелёного куста,
Вокруг столетняя пустота! От винта, господа, вам явно не туда,
Где о крутой берег бьётся штормовая волна! Крепись, старина!
Иноки монахами не рождались, коль так сталось, они в грехах сознались,
И тут же с ними распрощались! Что впереди? Сердце едва бьётся в тощей груди!
Заповедь – не убей, не укради, уважай людей и не гони их взашей со стези своей,
Затмевает шелест речных камышей! Слово – не воробей, оно на бумагу тяжко ложится,
Иногда даже стол дымится, а его автору до утра не спится, бог тому свидетель,
Что его добродетель никому не нужна, толпе вредна небесная вышина, уж лучше бокал вина,
Чем высокая горная гряда! Вот так всегда, на высоком тоне обрывается гитарная струна,
Прошу бога Христа ради, сказать моей бывшей бабе, что в семейном укладе не было услады!
Он далёк от совершенства у жалкого большинства,
За красивыми жестами прячутся матерные слова!
Ими нас не запугаешь, неужто ты, бес, нас за неучей считаешь?
Сам не живёшь, а прозябаешь и нам жить не даёшь, цена тебе – медный грош!
Что посеешь, то пожнёшь! Боже мой, старик босой стоит перед иконой на дороге столбовой
И молится за нас, но коварный враг готовится сделать тайный шаг и натравить на нас всех собак!
Слезы инока душат: долго ли бредни мы намерены слушать? Заткнуть бы уши ватой,
И не вспоминать знаменательные даты и лишь на поле рати услышать наставление Творца,
Ему принадлежат и наши души, и сердца! Близится срок исхода, меняется погода, дух изнемог,
Он нутром почувствовал подвох, и сам едва ли не оглох, находясь в глубоком подвале
Там он потерял подаренные братией модные сандалии, привезенные из далёкой Италии!
Кладбищенские кресты разрушают молодые вандалы, они принимают наркотические препараты,
Будущие пьяницы и психопаты хотят иметь барские палаты! Пацаны патлатые, но не все,
А через одного, поносят всевидящее божество, плюют на иконы, нацепив на плечи чужие погоны!
Крики и стоны слышны на Руси, у богачей и близкой им родни висят дорогие часы,
Мы же едва выбрались из западни, считаем ночи и дни свои, нам бы остаться людьми,
А там, как карта ляжет и что опосля судьба нам скажет? Бог ей не прикажет, он року пятки смажет,
Пусть ханыга злой улепётывает к себе домой по стезе столбовой! В бедности прошло всё детство,
Никто не оставил ему наследство, он бы жил по уму, но господь дал ему красавицу жену,
Она склонна к одному: гульбе и вину, он её любил, редко бил руками, но не сапогами,
Всё терпел, был смел и удачлив, но чрезмерно драчлив, вот так и жил, тянулся из последних жил,
Пока душевная боль не пронзила бока и перед очами не предстала старая монастырская стена!
Жена вольна выбирать свою стезю, я же всё перетерплю, люблю её одну,
Но эта любовь мне нынче ни к чему, не хочу в грязь постоянно окунаться,
А потом подобно псу с цепи срываться, ей бы сексом заняться,
А мне бы в дураках не оказаться! Сброд крикливый подобно собакам трусливым
Поднимают ересь на щит, но колокольный перезвон на всю округу гремит,
Он очи стыдобе затмит! Бич позора рисует на морозе собственные узоры,
Плач стоит у стены позора, там много горя и с ним никто давно уже не спорит!
К перемирью братия готова, но без предварительных условий, коль что, сразимся,
А когда в искренности намерений врага убедимся, к вечеру примиримся!
Мы нынче постимся, и этим немыслимо гордимся! Без барыша и ножа
Мерзкая клика вся портит божественные нравы, и топчет зелёные травы
Невдалеке от зелёной дубравы, что лежит в предместьях речной переправы!
Весь грех от лукавого, но никто в глаза не видел его! Вот оно что?!
Жить грешно не запретишь, проходит жизнь, она с течением времени теряет всякий смысл,
Небосвод уже до земли провис, по прихоти людей черти заводят их в дебри страстей!
Монах весь в слезах, земля в ухабах, он пытается не думать о молодых и статных бабах,
Их жизнь убога, им бы уверовать в Бога, но мимо него проходит их тернистая дорога!
По прихоти слога в этом мире или-или, ты ли или тебя сгноят, как дикого гуся
Твои же закадычные друзья, никому доверять нельзя! Во времена иные
Люди святые не ходили в заведения пивные, нынче все подряд там до полуночи гудят!
Грусть минутная умчалась с ветром попутным, она ушла раскатисто и шумно, словно полоумная,
Её стезя лежит в холодные края, она проходит мимо моего ручья, там  прошла вся юность моя!
Глубокая колея издали видна, но небо схватило грешника за шею, а ветер веет – повивает,
И своих намерений не скрывает, снег не тает, кажись, прилично холодает, страсть убывает,
Сужается пространство, оно – не тридевятое царство! Тот инок под дождём до костей промок,
Он сыт холостяцкой жизнью, к старости он стал капризным, ему бабы не нужны,
Хотя под подушкой он хранит цветастый платок своей бывшей жены!
Они до сих пор с ней дружны! Их чувства нежны, любовь свела его с ума,
Она вино пила вместе с ним с горла, и сама его в постель привела, там страсть заново расцвела!
Опалены два его крыла, поехал у него чердак, во дворе было кинуто немало пустых баклаг,
Видно по всему, что друзья завидовали ему, что мужик простой овладел женщиной той,
Которая всю округу восхищала своей красотой! Постой! Не спеши вспоминать её грехи!
Весь грех от Сатаны, его упряжку тащат тяжко старые волы,
Та арба невиданной длины, вот ещё раз на неё взгляну – сажени четыре в длину,
Вновь к окну прильну, хочу понять роль свою в жизни мирской,
Шлейф грехов тянется следом за мной! Огонь от церковной лампады хотят потушить две бабы,
Они красивы ликом, и без страха великого хотят добиться намерения своего!
Старик им противоречить не смог, он опосля свалился с ног, кажись, занемог,
И видит бог, что в его голове в тот миг пророс сорняк, он размяк в присутствии баб,
А они обрадовались так, что остановиться не могут никак! Свят! Свят! Свят!
Страх снов не развеет, каждый свою мечту лелеет так, как умеет, мягко стелет,
Но жёстко спать, вблизи никого из молодых иноков не видать, только бабы одинокие
Не боятся собственных пороков! Грехов по локоть, этим миром правит похоть!
На часах - семь сорок, лапчатый снег медленно падает за ворот, надоели тоска, нужда и голод,
Донимают боли в теле, а за горами синими, что лежат за узкой долиною, есть малое селение,
Там он когда-то жил в романтическом уединении, там было всё: прегрешение и прозрение,
Нынешнее поколение легко встаёт на колени,
Но в давнишние времена женщина мужу была до самой смерти верна!
Хотите - верьте, не хотите – не верьте, нынешние бабы любят денежки в толстом конверте,
Нам же небеса путь указали на каменных скрижалях, чтобы мы за богом следом бежали
И зря на небо не роптали, незримые очертание всевышнего идеала люди сами к стенке прижали
И не было бы великой печали, но душу замордовали постоянные семейные распри и скандалы!
Дни идут за днями, грехи топчутся по нам дома и в храме, и только вечная любовь волнует кровь,
Что вконец остыла, но образ милый сверкает вечно во вселенной бесконечной!
Мысль летит быстро, и она редко сулит смертоубийство людям тем, которые не знают зачем
Они живут на белом свете? Взрослеют дети, им родители покупают в красивых фантиках конфеты,
Но не за этим мы приходим в мир земной, а чтобы опосля обрести вечной покой,
Но  жизнь, проведенная в суете мирской, тут де остаётся за сгорбленной спиной
И в момент любой готова поспорить с тобой, что ты – не герой её романа!
Переполох во вражеском стане, там предали божество и что? Не пострадал пока ещё никто,
Жалкое меньшинство прогибает к земле робкое большинство, а у него нет мнения своего!
Эта мысль стучит в окно, как огромное и неподъемное долото о брусок древесины,
Былого не осталось даже в помине! С людьми обращаются нелюди, как со скотиной!
Не хлебом единым жив человек, он в начале жизни взял серьёзный разбег,
Глядь, а голову уже посеребрил лапчатый снег, денег, как не было, так и нет!
«Да будет свет!» - сказал господь, он сулил нам немало свобод и вот печальный итог
Увидел проницательный бог! Правда сказана в лоб,
Чтоб не создавать неудобства собеседнику своему,
Сам не знаю: что и к чему? Былого времени отраженье мелькает в отдаленье,
Душу гложет сомнение, оно в завершение пути предлагает разуму на нет сойти!
Неисповедимы господние пути, Боже, прости путника, сбившегося с праведного пути!
Жди его возвращения в родные пенаты, чем богаты, тем и рады, холодно в доме, зябко в хате,
Нет дорогих палат, хоть кричи, хоть плачь, но коль ты не богат, возвращайся назад по той стезе,
Что может смерть подарить тебе на крутом вираже!
Нет покоя нигде! Приходится убегать от нужды налегке
И потом доказывают в суде невиновность свою, я к тому клоню,
Что не во имя одних утех живу, из-за них душу не казню, бывшие связи двумя руками рву
И по-английски тихо ухожу, потом плохо ночами сплю, скверно жить одному!
Сон тоску не развеет, каждый думает так, как умеет, но жизнь повернётся так,
Что ты никак не сможешь исправить весь этот кавардак!
Везде бардак, везде гульба, книзу отвисла нижняя губа,
Ветер уносит мои слова, бог весть куда! Снегом покрыта отчая земля,
Постарела бывшая жена, она тоже одна, как и я и по всем законам мирского бытия грехов полна
Её душа! Ша, братва! Тишина! Через зарешеченное оконце редко показывается красное солнце,
Замерзла в ведре вода, а все намедни сказанные слова – такая ерунда,
Над миром нависли небеса, они раздавят любого из нас, как щенка!
Страх в душу вползёт, и сомнение совесть и честь изгрызёт, голову не спрячешь в песок,
Какой ей прок? Бог со стороны глядит, как душа рыдает и скорбит? Как она ночами не спит?
Стоит душу обнажить, как бес бежит и кричит на всю округу, что готов помочь другу во всём,
Разномыслие осталось в былом, была семья, был отчий дом, но внезапно прогремел гром
И всё ушло на самое дно, не видно рядом никого! Сосны зелены, стены в каморке побелены,
Постель постелена для себя, видать по всему, что ему не судьба голую бабу ставить на попа!
Она лишила мужика толики расторопного ума, он заблудился  в трёх соснах, и не смог впотьмах
Преодолеть собственный страх, он не был убит, но вынужден среди рытвин и развалин бродить,
Иной раз не хочется жить, но он не из тех, кого осилит грех, инок отдыхает в тишине не на ковре,
А лёжа на спине, наносит сердечные раны самому себе! Он борется со злом, как лев,
Но оно скрываются среди дерев, говорит слова нараспев, а потом разразится хохотом,
Бешено хватает воздух ртом, простофилей больше нет, простыл на земле их едва заметный след!
Что ты им скажешь в ответ? Что ты не лыком шит и у тебя за отечество душа болит?
Язык говорит, но стыд очи не застит, бог все грехи когда-то простит! Надо жить невзирая ни на что,
А всё, что ранее произошло, предстоит забыть! Карта бита, нечем крыть! Монах усталый
Прилёг на старенькие нары, тары-бары-растабары - не для людей старых, они для молодых,
Но рядом нет таких! Везде сквозит, надоело грешно жить, чей-то голос на ухо полночи бубнит,
Что одиночество здоровью вредит! Как быть? Плакать и тужить или правду в глаза говорить?
Всё забыть и праведный суд над собой вершить! Отбросить в сторону нелепый бред,
А если смелости нет, ложиться заживо в мраморный склеп! Никому до нас дела нет!
Вот и весь ответ! Жизнь бросала меня, как щепку от утонувшего корабля,
Но отрезвляла земля, и приходилось вновь свою жизнь начинать с нуля!
Нынче сижу на стуле, мою грязные кастрюли, пью микстуру от собственной дури,
Помогает в натуре спасти от Страшного суда собственную шкуру! Грею под печкой старые кости,
Редко трясусь от злости, и только кресты на сельском погосте напоминает о тленности бытия!
Грешен я, грешна та стезя, по которой неспешно шла вся моя родня! Боль в затылке,
Напомнила о недопитой бутылке, люди живут даже в Крестах и в Бутырке во время отсидки,
Я живу в квартире, пользуюсь общественным сортиром, стремлюсь к бессмертию,
Мало ем и пью чашу горькую свою до самого дна! Здесь покой и тишина и не сквозит из окна!
Непротивление злу приписано такому, как я козлу, я же свой воз везу на собственном горбу,
Но не рыдаю и не стону, лишь изредка пошлые мысли прочь метлой гоню!
Жить мерзко, но борюсь дерзко за собственное «Я»,
Не мне переиначивать законы здешнего жития! Уж лучше бы молчал я,
А то вздыбилась земля, чернее стали заснеженные поля, внезапно чья-то хворостина
Стала полосовать мою сгорбленную спину, бьёт словно скотину, но суть не дано понять кретину!
Она, как острый серп, прикоснувшийся к яйцам, наносит боль и мне и убегающим зайцам!
Тихо шепчется вокруг листва, кружится седая голова, скоро вечер, вот-вот наступит тишина,
Изморозью повеет из открытого настежь окна, а стакан домашнего вина освежит новую мысль
И вдохнёт в неё жизнь! Посторонись! Невдалеке лежит катехизис мой,
А над головой и впрямь седой стоит образ женщины родной, мелькнувший следом за строкой,
И исчезнувший за полноводной рекой! Грудь желаньями рассечена, а жизнь прекрасна и страшна,
Не мной подмечено, что коль заведено жить грешно, праведником не будет никто!
О чем свидетельствуют живые письмена, рядом спит жена, в полудрёме пребывает она,
Царапина на её челе, словно проталина на замёрзшей земле, но она нравится мне!
Мой будничный рассказ лишь коснулся женских глаз, а половая связь ушла тотчас  на второй план!
Отбушевал страстей ураган, нежный женский стан, словно наполненный доверху вином стакан!
Судьбою не был я балуем, ну, что ж рано утром о любви и страсти потолкуем!
Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! О прошлых временах тоскую! Они скрылись из глаз,
И стараются меня избегать! Как их за хвост поймать? Был бы рад вспомнить былую страсть,
Но фарт – приходит раз и навсегда, это факт, как и черная полоса,
Что по жизни, как лавина прошла и на куски режет плоть без ножа!
Скребу по пустым сусекам, подобно шальному дровосеку, но смогу ли перейти полноводную реку,
Не зная брода? Кажется, что в лучшую сторону меняется погода! Уходят годы, уходят годы,
Все мы стремились к полной свободе, и вот сегодня не хочу я быть свободным,
Подобно псу голодному прилип к окну и жду в гости женщину одну,
Её чаще сотни подобных нежно целую и всю ночь люблю!
Жизнь стоит на кону, но даже холмов морщины не превращают тебя в жалкого мужчину,
Взгляд устремлён в лощину, она посредине, но доступна не каждому мужчине! Она согласна,
Но боится огласки, рассказываю бабе сказки об Иванушке-дурачке,
Она прекрасна в первозданной красоте, а на правой руке обручальное кольцо,
Бог ты мой, оно – моё! Вздор успеет надоесть, а жена стол накроет, душу успокоит,
Даст выпить и поесть, а потом какое побоище в кровати устроит,
Что ты будешь до самой смерти вспоминать любимые её черты!
Не суди и не судим будешь, что ты в женщине разбудишь,
Тем всю жизнь довольствоваться будешь!
Взят на душу грех, я богу праведно служил премного лет, так ответь же, Боже, мне:  неужто негоже
Свои грехи иноку итожить? Мы духом слабы, но нас терпят бабы, велики грехов масштабы
И в них повинны тоже бабы! Не хлеба ради они готовы отдаться спереди и сзади,
Из-за замёрзших стёкол за влюблённой парой наблюдай голодный сокол!
Буду доволен судьбой своею и ни о чём впредь не пожалею, жена оставила шитьё
И пытается в моей памяти увековечить имя своё, помяну ещё не раз её в собственной келье,
Мне будет там не до веселья! Крылья до самой смерти не расправишь,
Если в молодые годы любовь на семи ветрах оставишь! Завистников позабавишь,
Начнёшь зря суетиться, но согласиться ли женщина та: вновь сойти с креста
И для жаркого поцелуя настежь открыть свои красивые уста? Ни баба, а мечта,
С неё вот-вот наземь брызнет красота! За околицей уже не колосятся хлеба,
Помеха для них – изморозь и холода! Мои года – моё богатство,
Мне не трудно с женщиной в постели разобраться, намного сложнее заново в неё влюбляться!
Всякое может статься! Пар идёт из её лощины, его запах с ума сводит зрелого мужчину,
Встарь и нынче сижу при свече и перечу своей судьбе, негоже мне, прикрывшись рогожей,
Жить словно во сне, ветер гуляет в рано поседевшей голове, словно шторм на корме!
Раздвоился мой путь, на какой из них свернуть? Тьма и жуть вокруг, страх гнобит дух!
Зачем я из дому ушёл, да, я там блаженство нашел, но потерял несказанную любовь!
Страстей в избытке, в нетерпенье распахнул знакомую калитку и спешно вошёл,
Чтобы вновь чинить над грешной плотью произвол, что искал, в конце пути нашёл!
Внутрь вошёл, сел за скоблёный стол, но дрожит уставшая рука, взгляд затмевают облака!
«Привет!» В ответ: «Пока! Хватит валять дурака!» Та стезя, что в междуречье пролегла
И вправду была тяжела, страна любви стороной прошла, я же сейчас не боюсь греха!
Надоела тоска несусветная в часы предрассветные, передо мной равнина,
А рядом спит моя половина, а посредине нет никого, там все годы жило моё жалкое существо,
От него нынче не осталось ничего! Не стоит суетиться, пусть небо мне пальцем грозится,
Что я перестал поститься, но я буду креститься перед сном и скажу господу об одном,
Что в мире земном трудно дверь расшибить собственным лбом, когда вьюга воет за окном!
Долг платежом красен, прежний опыт был ужасен, но я - бесстрашен, удачлив и смел,
Маюсь без дел, слава богу, что жив и цел, в жизни появилась новая цель, прошлое вороша,
Хожу по лезвию ножа, это строки из моего давнишнего письма! Его писал, не торопясь,
Слёзы лились градом из глаз, даже сейчас, когда до конца дописан рассказ, мне снится отчий дом,
Вижу зелень за окном! Я настоял на том, чтобы покинуть радушный дом,
Но фортуна повернулась вспять, пришлось ей вдогонку кричать, тех слов не разобрать,
Их неприятно вспоминать! Да, я перед бабой виноват, там не жизнь, а сущий ад,
Доверившись влеченью, изменил устоявшееся мнение! Лопнуло терпение,
В келье расцвели многолетние растения! В тот миг подумал я, что все проблемы мирского бытия
Не от незнания, а от отсутствия каждодневного покаяния! Я нашёл своё место на земле,
Прошлое, как дым рассеялось в синей мгле! Живу, ни людям, ни себе, воз тяну на спине,
Перечу Сатане, а надежды и мечты сжигают за собой трухлявые мосты!
Кроме пустоты ничего не видать, пришлось на колени встать, и долго молчать,
Иссякли легковерья родники, о них мне говорили в молодости старики, я бы обомлел,
Но опомниться не сумел и на бревно присел с опущенною головою, стал пререкаться с судьбою,
Она раздавила грешную плоть своей стопою, пришлось вернуться обратно,
Трудно идти на попятную! Я мотнул за руку, там легче дышится грешному человеку!
Осмотрелся с утёсов, увидел девку курносую, о, какой ужас, зрелый мужчина стал трусом!
Он борется с искусом! Он проблеска в памяти искал, весь дрожал, а потом на колени встал!
Дорогу ему указал млечный Путь, пришлось голодным уснуть, чтобы, осознав истину и суть,
С избранного пути никуда не свернуть! Жизнь мчится по уклон, нанося имиджу урон,
Зависть несётся со всех сторон, но я слышу лишь колокольный перезвон, а плач и стон
Уносит барский фаэтон! Шатается царский трон, хотя ему не писан закон, звонит телефон,
Кто говорит? На противоположном конце кто-то молчит, как рыба, слышны робкие всхлипы!
Да иди ты выплачивать долги по кредитам, пусть баба Яга – костяная нога встретит тебя, как врага!
Воет пурга, заметают дороги снега, я, закрыв глаза, смотрю на молодые деревца,
 И слёзы капают с лица – на всё воля Творца! Тут же в испуге убрал от креста грязные руки,
Душу знобило, жалкое зрелище грешную плоть едва ли не загубило! Нет ни силы, ни мощи,
Одна кожа да кости, жить в монастыре не просто, один шаг до деревенского погоста!
О, ужас, на поверхность всплыла давнишняя трусость, а следом за ней подошла тупость!
Ату, ату, не хочу пялиться в пустоту, вблизи на грех взгляну, а потом в него всажу стрелу,
Мне надоело мять зелёную траву и терять время попусту!
Вокруг много греха, есть холодная зима, и есть нежные слова,
А вокруг них не осталось и следа! Все замела метель, стоит в поле замёрзшая одинокая ель,
Она дожидается оттепель, оторвавшись от дел! Здесь домашний уют,
Трудно иноку избавиться от пут семьи, он бы легко освободил руки свои,
Но бывшая жена с попами дружна, я с трудом разобрал о чём,
Они полночи шептались под зелёным кустом! Спокойствие тяжело давалось,
Мешала усталость, на носу нежданная старость! Жизнь пошла кувырком,
Лютая стужа за окном, вряд ли смогу жить у бабы под каблуком, уж лучше солгу
И вновь в свою келью сбегу! А на том берегу люди дожидаются лета,
Им не хватает яркого света, птица, сидящая на суку, навевает на душу тоску! Лес дрожит,
Никто своей жизнью по молодости лет не дорожит! Снежит! Плоть знобит!
Сладкий миг до конца жизни не будет забыт! Моё дело – сторона,
Но куда ушла любимая жена? В моей руке карандаш и бумага,
Рядом с бабой лежит на спине молодой бродяга! Не слабо! Не ждал такого от собственной бабы!
В недоумении не стой на просеке лесной, она удивляет нас своей шириной! Тишина пробуждена
От полночного сна, от жены давно не получал письма,
Память вороша, стал сердце резать без обоюдоострого ножа,
Как оказалось зря! Попробуй свои мысли останови на половине пути,
Они как воробьи всю ночь чирикают о страсти и о любви!
Гори, гори моя звезда, звезда любви полночная, ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда! Ты у меня одна заветная, другой не будет никогда!
Грех людской до утра кружится над седой головой, ему чужд мирской покой!
Кровь кипела, душа робко пела, в правом ухе звенело, а надежда совесть жгла,
Выглянув из-за угла! Жизнь почти прошла, сброшена с шеи чужая узда,
Не со зла оставлены срочные дела, к жизни надо подходить совсем с другого конца!
Любовь жива, и эти слова не могут назвать все имена, пожухла трава,
По полю разбросаны сухие семена! О, времена! О, нравы! Игрища и забавы – всё от лукавого!
Если в голове нет извилин, брак никогда не будет стабилен, коль ты любвеобилен!
Греха вокруг навалом, он в кучи свален среди огромных прихожих и узеньких спален,
Но моя душа честна в деле большом, и в малом,
Жить праведно нельзя без чётко очерченных правил!
Этот мир – не идеален, хотя он – материален, там везде сквозит,
По телу разбросана красная сыпь, кто-то молчит, а кто-то орёт благим матом,
Тот мир нам небом подарен, но не всегда, святость приходит сюда, как с неба дождевая вода
С намерениями благами, но мы никогда не станем другими!
Нам трудно совладать с нервами своими!
Грехов столько, что если платить за них неустойку, нищим станешь,
На Страшном суде отвечать на вопросы Ангелов устанешь!
Не живёшь, а вянешь, видишь зиму, и тебе кажется, что холод пройдёт мимо,
А зло приключится с другими, но не с тобой, ты в дружбе состоишь с роком и судьбой!
Жизнь тихо по наклонной плоскости катится до своего конца, ритмично стучат сердца,
Изредка кружится голова, плохо в печи горят сырые дрова, но моя богиня подобна святыне,
Которую трогать грязными руками нельзя! Взвесив всё против и за, закрываешь глаза,
И вот подруга твоя оказывает тебе услугу, о которой вслух говорить нельзя! Зачем цыганить
И женскую душу своими домогательствами лишний раз ранить? Женщина несчастная
На всё согласна, и готова объявить об этом громогласно, требуется лишь твоё участие!
Живи и всё! Не думай ни о чём, здесь отчий дом, и жарко в нём! Каму какое дело,
Что время молодое стремглав пролетело, а тело чуть-чуть постарело, надо смотреть вперёд,
Мудр тот, кто жить безбожно не хочет! Он едва ноги волочит, все подошвы вот-вот промочит,
Но не вспомнит об этом, прильнув к любимому предмету боготворящими устами,
Старость не за горами, но мы ходим в коммунальную баню, не дожидаясь печального конца!
Пусть обнажённые тела с вечера и до утра гнетёт тишина, что давно уже ушла с нашего двора!
Строки из-под моего пера режут неучам глаза, я же думаю о нашем общем благе наяву,
А не на клочке пожелтевшей о т времени бумаге! Вот траву скошу, от жизни всё возьму
И уйду не солоно хлебавши, а что будет дальше, мне плевать! Устал я ждать грядущую благодать!
Трудно признания от любящей бабы добиться, пришлось на ней заново жениться
И со свободой навсегда распроститься! Я готов страдать за любовь, взвалить её тяжесть на плечи,
Но ещё далеко не вечер, в голове гуляет ветер, кое-кто его до сих пор не заметил!
Тёмной ночью и ясным днём мы свой путь пройдём вдвоём! Темнота дешевле света,
Мы поём дуэтом и весной, и летом! Бог и ветер – каждый по своему тому свидетель,
Куда метил, попал, за ночь изрядно устал, за ночь мудрее и нежнее стал! Рядом спит мой идеал,
Без неё я бы заживо пропал! Поцелуев два десятка, в постели стало жарко,
Шатается железная кровать, как бы наземь не упасть, всему виною страсть!
В каждой вере есть одна заметная черта, ей нужен тлен и маета, а мне они на фига?
Мне надоела роль батрака, ноют бока, болит голова, а изо рта сыплются слова,
Как наземь горсть проросшего зерна! Пальцы впились в край постели,
Дрожь в теле коснулась половой щели, и тут же настежь распахнулись двери в мир тот,
Что полон распрей и тревог, а рот должен быть постоянно заперт на увесистый замок!
Расставлены запятые и точки, женщина в цветном платочке прыгает с кочки на кочку,
Я же в каждой строчке вспоминаю те ночи, вдыхаю страстей аромат, но не здешних баб,
А женщины одной, что стала самой преданной мне женой!
Сделан выбор, счастливый случай сам собой выпал, весь трепещу, сочувствия не ищу,
Рот коньяком прополощу и спокойно уйду восвояси, оставив прежние связи навсегда,
От них останутся жалкие отрепья, а всё великолепье уйдёт со мной, груда грехов за спиной
Выгибает хребет дугой! Не вредит любви вино, страсть с ним заодно, они заводят кумовство
И проговаривают буквально всё, даже дальнейшее родство! Вот оно что?! Гляжу в окно,
Настежь открыто оно, не перегнуть бы палку, любящую женщину и вправду жалко!
Кошмар пороков, распрей и взаимных упрёков остался в былом, старый дом пойдёт на слом,
Все расходы покрою за месяц медовый! Судьба часы на краткий миг остановила,
Дабы сэкономить мои силы, разбросаны перья, пролиты чернила, всё, что было,
Не прошло, оно лишь более яркие краски стремглав обрело!

 г. Мариуполь
13 декабря 2015 г.
5:49