Сионизм

                Егору Просвирнину, для затравки
      - Вот он, товарищи. Сионизм с китайским лицом.
     Никита Сергеич указал пальцем, ткнул прямо в ненавистную рожу завистника и злопыхателя, подлого Квентина, отжавшего приснопамятную награду на глазах гнусных французов, реготавших картаво, рьедорьен, пуркуа па, хреновы лягушатники, забыли Анну Ярославну с синими волосами, гады. Старший сержант Лавров побледнел, снял от греха новенький блестящий жетон, врученный за экслюзивный экстерьер сразу после лабрадора Конни, но перед котом Борисом, что по византийским традициям предполагало х...й знает что. Он оглянулся, дернулся, наткнувшись на мой горящий негодованием взгляд, и спросил товарища :
     - А негр ?
     - Заблуждается, - небрежно отмахнулся гений кинематографа, - жертва колониализма. Ни х...я не понимает. - Он снял ботинок, плюнул в него и надел, тонко усмехнувшись. - Не хочет, понимаешь, замутить иерей-санов.
     - В моем доме попрошу не выражаться ! - Заорала гражданка Никанорова, отпихнув от себя пьяную рожу механика Гаврилова, служившего одно время почтальоном, письма он разносил, как ни странно. - Это что такое, - она подскочила ко мне, - с самого утра только и слышу : Синьхуа, ерей-саны, а теперь сионизм какой-то выдумали. - Она вцепилась в волосы. - Мало мне, дуре, Сирии и коррупции на Украине. - Она упала на колени, ткнулась лбом в пол и завыла :
     - Ой-бай, боги Сиона ! Фенамин Кужеготыч,
     Опасный отец и Гельман Марат,
     Делегат Шпынь Обормотыч,
     Храните наш вековечный уклад.
     В окладе, кредите, залоге,
     С Крымом, Донбасом и Колымой,
     Ужо, ужо вам, бандар-логи,
     Мы, понимаешь, тудой и судой,
     Наверх и снова назад,
     В леса, Карпаты, чухонской тропой
     Отыщем заветный наш Чертоград.
     Кужегот Фенаминыч. Бай. Ой.
     Никита Сергеич обнял старшего сержанта, трепеща от ужаса при кощунственных звуках черной мессы, служимой прямо на его глазах, и шарил по бедрам Лаврова, ища кобуру с " Маузером", дабы твердой рукой исконного патриота навести порядок. Кобуры не было, как и " Маузера".
     - Это что-то реально непонятное получается, - сказал я, нарушив звенящую тишину, воцарившуюся за триумфальным выкриком " Ой" гражданки Никаноровой.
     - Так, а я о чем, - закричал механик Гаврилов, - я уже три года это говорю, не понять ни х...я. Ни тебе, ни мне, ни мышу, не камышу, ни конуре, а кобуру этот, - он покосился на закатившего глаза старшего сержанта, - утерял, проявил непростительную мягкотелую халатность.
     - Не халатность. - Строго молвил Иван-дурак и захрустел контрабандной цибулей. - Саботаж.
     Я встал, прошелся и, примиряя соратников, предложил, лукаво улыбаясь :
     - А давайте, то, что лучше спорта.
     Зря я это предложил, каюсь. Если б знал я. Но не знал. Даже не догадывался. Старший сержант принял ислам и стал Ибрагимом-оглы. Гражданка Никанорова сменила пол,  устроилась руководителем Останкинского мясокомбината и теперь каждый день кормила невзыскательного потребителя протухшей колбасой из запасников " Мосфильма". Механик Гаврилов сделал предложение Ивану-дураку, то самое, от которого он не смог отказаться, чем и дискредитировал себя окончательно и по самое не могу. Лишь Никита Сергеич не подкачал, пошел прямо на Старую площадь искать Поспелова и Пельше, но нашел переспелого Валдиса Пельша, сел с ним рядышком и запел. А я никуда не пошел, поэтому не знаю, чё они там пели-выли. Да и хрен с ними.