Быт

     БЫТ.

  В одном неоконченном произведении Великий Пролетарский поэт Владимир Владимирович Маяковский однажды написал «Любовная лодка разбилась о быт...», и этим без сомнений, подчеркнул не маловажную роль «БЫТА» в жизни Советских людей.  Сохранение этих утлых лодчонок любви было кровно необходимо молодой Советской стране, так и не успевшей состариться. Восполнение людских потерь не могло проводиться на голой земле и на скамейках в парках, за занавесками в бараках, в стогах и на сеновалах. У нас слава богу не Содом и  Гоморра, а вполне приличное общество, не смотря на обилие в этом обществе различных членов, различных обществ, вовремя уплачивающих свои членские взносы. Не смотря на такое количество членов поднимались у них только руки, только на собраниях, и  только ЗА. Поэтому прогресс в сфере  быта протекал медленно, однобоко, вызывая зависть соседей, родственников и друзей.
Посёлок, поначалу состоящий сплошь из бараков и двухэтажных деревянных домов, начал потихоньку разрастаться. Особенно после развенчания культа личности и принятия в начале 60-х годов амбициозной программы строительства, под лозунгом «Каждому по квартире!».
Комфорт бараков снайперски точно описал Владимир Семёнович Высоцкий в «Балладе о детстве» :
Там за стеной, за стеночкою, да за перегородочкой,
Соседушка с середочкою баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так: система коридорная,
На тридцать восемь комнаток, всего одна уборная.
Здесь зуб на зуб не попадал, не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал, почём она, копеечка.
«Бараком», назывался длинный сарай, - домом окрестить такое чудо архитектуры, язык не поворачивается. Сарай делился пополам длинным коридором, а остальной пространство дощатыми перегородками, на отсеки с одной дверью и окном. Кухня общая,туалет общий, вода холодная, на кухне, в умывальнике с медным краном. Вход с двух сторон барака. Двери для тепла обиты паклей и мешковиной, на которую зимой намерзали сосульки, - на стене пожарный щит: ведро, топор, багор. Отопление печное одно на всех, керосинки и керогазы у каждого свои, как и жены, но дети, как сложилось у меня впечатление от детства,- общие. Потому и воспитывали нас все кому не лень, вернее кто не занят, тот и воспитывал, где ремнём, где пинком, где подзатыльником, где затрещиной. Потом уже матери на толковище бились грудью за своих чад несправедливо, как им казалось наказанных. Хай стоял на весь барак. Цирк отдыхал, своих артистов хватало.
Запах керосина, старого дерева, портянок, берёзовых веников, кислых щей, крепкого табака навсегда пропитывал стены помещений. Что сосед готовит на обед, знал не только сосед за стеной но и  весь барак. Любая новость становилась достоянием всех, вот уж во истину шила в мешке не утаишь.
Двери в бараках ни когда не запирались на ключ. По этой причине в барак могли зайти все кому не лень,  в любое время. Я даже в глубоком, голо-задом детстве стал не вольным соучастником жестокого преступления. Не буду называть имён и фамилий, возможно этот человек является уважаемым членом общества, а я тут занимаюсь оговором, но суть в том, что товарищ, старше меня лет на несколько взял меня с собой прогуляться. Так между делом мы зашли в барак, не помню за чем и по какой причине, хотя причину я понял, но потом. Старшой оставил меня у дверей в коридоре и велел сечь если кто-то пойдёт, а сам проник в кухню, где варились, судя по аромату или щи или борщ и, о Боже!.. стянул кусок мяса, которым впрочем потом угощал и меня. Так я первый раз стоял на шухере и совершил первое своё правонарушение, хотя и без сознательно. Да простится мне это за сроком давности.
Более продвинутая жизнь текла в двухэтажных деревянных и каменных домах. Там была коммунальная система. Три комнаты, это не тридцать восемь, да и соседей намного меньше. Хорошие соседи были ближе дальних родственников. Они угощали пирогами, давали в займы, пускали посмотреть телевизор, присматривали за чужими детьми, устраивали совместные праздники,  в общем делили все радости и горести совместного проживания. Были ещё особо заслуженные люди посёлка, являющиеся членами различных комитетов и президиумов, которые имели счастье проживать в трёх комнатах одной семьёй. Их индивидуальная жизнь, как правило, была скрыта от общественности посёлка, но без сомнений, в тишине и комфорте отдельной квартиры, они страдали за всё наше общество, томились одиночеством без так любимого ими и воспетого на собраниях всех уровней КОЛЛЕКТИВА. И наверняка очень переживали , пользуясь индивидуальным умывальником, туалетом и отоплением, вкушая индивидуальную пищу, полученную по индивидуальной разнарядке в спец.буфете, на индивидуальной кухне.
Но взошла заря великих строек и на посёлке, поделив базу, как барак коридором, пополам. На въезде в анклав, в низине началось строительство, как теперь говорят жилья «эконом класса», а попросту «Хрущёвок». В те времена это были воистину дворцы. Четырёх и пяти этажные дома с подъездами, газом, горячей и холодной водой, а самое главное, собственным совмещённым санузлом, в котором была ванна. Теперь одна половина посёлка мылась в общественной бане, а вторая в собственных ванных комнатах. Одна пользовалась общественным клозетом, вторая гордо восседала на собственном  фаянсе.
На посёлке появилась первая улица. До этого база имела только номер. Улицу назвали  в пику тогдашней моде: Алмазная. Не известно кому в голову пришло окрестить улицу не в честь вождей и различных авиа-, моторо-, домо-, корабле-, ракето-, танко-, и прочих строителей различных объектов раз-витого или разви-того социализма . Возможно это были не добитые враги народа: троцкисты или бухаринцы, скрытые ревизионисты, пытающиеся идейно разложить сплочённую массу жителей посёлка через кулацкие и антипролетарские названия. Но тем не менее название осталось и живёт до сих пор, что придаёт посёлку некую роскошь и индивидуальность, на фоне проспектов Ленина, Центральных, Молодёжных, Промышленных и других популярных названий городских транспортных артерий.
Часть жителей потихоньку получала ордера на новые квартиры и постепенно переселялась в более цивилизованную часть базы, то есть на улицу Алмазная. Счастливчики у которых друзья или родственники переселились в новые условия, ходили к ним в гости, чтобы посмотреть на блага цивилизации, в тайне позавидовать, а заодно, с разрешения хозяев; принять ванну и выкупать детей, если таковые имелись в наличии. В своё время подобное было с телевизорами, которые появлялись не сразу и не у всех. Поэтому соседи ходили друг к другу смотреть, тогда ещё совсем не голубой, а всего навсего чёрно-белый экран, а между делом и посплетничать. Потом, точно также ходили в гости чтобы посмотреть на чудо цветного теле-виденья и где-то в паузе  новостей и хоккея (большинство фильмов всё ещё оставались чёрно-белыми, но хоккей и новости — это святое, шли в цвете), махнуть рюмочку, другую национального напитка, под огурцы, холодец с хреном и селёдку с чёрным хлебом.
В наше многострадальное время всё меньше и меньше остаётся времени и поводов посетить ближнего. Общение в интернете, куча вещей принадлежащих, только тебе, которые не радуют даже самого хозяина. Всё меньше поводов пойти в гости просто так. Мы давно не ходим к соседям за солью и утюгом. Жёлтая пресса и интернет заменили нам завалинки и лавочки в парках. Не надо подглядывать за девками в бане, сайты завалены порнухой. Не зачем учиться играть в карты и «разшибалку», в интернет-казино вас всему научат и спокойно облапошат. Мы перестали биться за хлеб, добиваться дружбы и любви, мы убиваем за деньги, предаём дружбу и покупаем любовь. Желудок побеждает мораль.
Но вернёмся к нашим баранам, да простится мне это лирическое отступление. Не малой достопримечательностью базы являлись сараи или в простонародье «сарайки». Эти объекты домостроя стояли почти по всюду. В какой двор не зайди, везде доморощенные зодчие из подручных материалов: досок, рубероида и шифера сварганят сарай. Да и как без него? В двенадцати метрах коммунальной квартиры не сховаешь весь нажитый поколениями скарб, даже не смотря на отчаянную борьбу с собственностью. Не победила советская власть ни кружевные салфетки, ни пальмочки, ни слоников в сервантах.
В сараях хранилось всё что нужно было советскому человеку в тяжёлых условиях процветания. Во первых в них хранили дрова и уголь. Уголь хранился, как правило в пристроенном к сараю, деревянном, по возможности обитом железом, ящике. Если не было угля, значит это торфяные брикеты с брикетного завода. Дрова часто складывали, при нехватке места, прямо у сараев, в поленницу. В сарае обязательно должна была быть тачка, как правило, рукотворная. За всю жизнь я первый раз увидел тачку, выпущенную промышленным способом, когда уже нам начал поставлять их Китай. Даже на стройках, в
80-х годах, чаще было можно встретить носилки, нежели тачку. На базе тачка была не заменима. Колесо как правило было от вертолёта. Как шасси от летательного аппарата попадали на базу, секрет фирмы. Далее шла полностью деревянная конструкция с металлической осью. Самое главное для чего на посёлке существовала тачка, это урожай, который убирался по осени. Основной продукт картофель. Его сажали все. Кто не имел счастья вывозить корнеплоды на своей тачке, брали её в займы у соседей или знакомых. Интеллигенция,  не известно по каким причинам, в союзе считавшаяся вшивой, благородно возила картофель на велосипедах, перекинув мешок через раму. Грузоподъёмность велосипеда явно уступала, да и больше двух мешков на велосипед не взгромоздишь, ко всему его нельзя как тачку поставить и перекурить, но зато на велосипеде можно быстрее вернуться за новыми мешками. По принципу: От туда везу, туда еду. Тачку нужно было возить и туда, и обратно, но если приладить верёвку, привязав её к ручкам и перекинуть через плечи, снимая частично нагрузку с рук,  за раз можно было увезти , как на велосипеде за три.  И велосипеды и тачки хранились в сарайках.
Не мало важен был и тот фактор, что в сарае как правило наличествовала яма или погреб, это уж кто как назовёт; где и хранился собранный урожай с соленьями и вареньями. Обладатели новых Хрущёвских апартаментов, переезжая на новое место жительства, как правило не спешили расставаться с сараями и часто скандалили с новыми жильцами. Тут уж раз съехал из двора, будь добр, отдай сарай. Поэтому жильцы новостроек, дабы не портить окрестный пейзаж неказистыми конструкциями придумали оригинальный выход из положения. Они нарыли ям и устроили подземные погреба, оставив с верху только люк. Для хранения припасов вполне достаточно.
В сараях хранилась вся местная мото-техника, как велосипеды, так и мопеды с мотоциклами различных марок. По этой причине сараи часто подвергались набегам воровского элемента, который тащил всё от велосипеда до банки варенья включительно. Подламывали сараи как правило не местные, для своих дело это было опасное, да и всё равно, рано или поздно всё выплывет наружу, да и куда по посёлку поедешь на краденном велосипеде если весь посёлок знает, чей это велосипед. Это были или деревенские, где в полях никто не спрашивает документов, или соседнего района, чужаки одним словом.
В сараях содержали скотину. Как не пытались отбить любовь к животноводству и предпринимательству, ни чего не вышло. Содержали крицу, гусей, кроликов и даже свиней. Мясо и яица расходились по своим, обогащая скудный стол советского пролетария дополнительными белками. Шкурки кроликов шли на шапки. Сейчас не встретишь на улице такого изобилия кроличьих шапок, всё больше вязанные, а тогда мы шастали в мехах, пусть и кроличьих. Кстати заячьим тулупчиком в своё время не побрезговал даже самозванец, выдававший себя за  императора Петра III, Емельян Пугачёв, если конечно верить Александру Сергеевичу Пушкину.
Периодически сараи загорались, как правило, сами по себе. На пожар сбегались все от мала до велика. Хозяева пытались спасти скарб, остальные ротозейничали, мешая пожарным.  Помню когда в одном сарае рванул газовый баллон, перепуганная толпа, чуть не затоптала одного зазевавшегося огне-борца. Отсидевшись на безопасном расстоянии, не слыша продолжения взрывов, толпа быстро выяснила, чей сарай горит и сколько там было баллонов и плавной волной прихлынула назад, в связи с отсутствием опасности. Тогда ещё погорели две свиньи местного свиновода, да и сам свиновод маленько подпалился спасая своих подопечных, горящих заживо. Визг стоял, аж мурашки по телу бегали. Свиньям погибнуть в огне не дали, но резать их всё равно пришлось, дабы не мучить животину.
В недалёкие времена когда газовые трубы ещё только тянулись в сторону посёлка, основным отоплением жилого фонда являлся уголь, который в изобилии потребляли местные котельные. Ни о каком центральном отоплении и горячей воде из крана разговора не было. Топили печи, на них же и готовили. Альтернатива, керосинка или электрическая плитка с раскалённой спиралью. Керосин был надёжней. Раз в неделю на посёлок приезжала машина которую на базе окрестили «керосинкой», потому, что его она и развозила. Машина приезжала по расписанию в одно и тоже время и останавливалась в одном и том же месте, под большим развесистым тополем. Из машины выходил мужик, надевал большой прорезиненный фартук, открывал створки бочки и начинал продавать керосин, почти как квас. У продавца были различной величины воронки и черпак, на руках, по локоть, большие резиновые краги. Он не спеша брал у покупателя ёмкость прикидывая литраж, если литраж был ему понятен он просто ставил канистру под кран и наливал керосин. Если литраж вызывал сомнение, в дело шли воронки и черпак. Стоил керосин что-то около двух, четырёх копеек за литр, поэтому даже когда на посёлке появился газ, многие по привычке готовили на керосинках, да и на дачах в отсутствии электричества, керосиновые лампы эксплуатировались во всю.
Нельзя не рассказать о ландшафте самого посёлка. Во первых по базе шла единственная главная дорога, опоясывающая посёлок по кругу в виде петли. Во вторых, - это дворы; так теперь не строят, а раньше это было нечто. План двора был прост и функционален. По центру, как правило, стоял каменный двухэтажный дом , по флангам точно такие же, но деревянные. Такое подобие большой буквы «П». Каждый дом был окружён своим палисадником с подобием мини сада. Правда плодовых деревьев почему-то не сажали, всё больше чайные, кусты шиповника, акации и сирени. По весне база цвела и благоухала, а потом тополя, тополя, тополя... и снег летом в виде пуха, который мальчишки так любили поджигать. Парадный вход во двор был естественно с лица и два прохода между палисадниками с тылу. По центру площадка с лавочками по кругу, я думаю подразумевалось наличие клумбы, но её так и не разбили. Зато бельевыми верёвками был опоясан весь двор.
Сушка белья на посёлке, вообще отдельная тема. Много позже, уже после падения  железного занавеса и сноса Берлинской стены, мне удалось выехать за границу союза, правда не далеко, не дальше Польши. Да и это когда-то, тоже была Россия, но какая разница  в быту!  Я бал удивлён тем, что если у тебя стреляют закурить, за сигарету платят деньги, а нижнее бельё не вывешивают на улице и балконах на всеобщее обозрение, а сушат в ванной. Какие они стеснительные! То ли дело наша открытость, всё на верёвку, всё на показ: штопанные панталоны, безразмерные лифчики, выцветшие в причинных местах рейтузы, а чего стеснятся, все свои... А ни кто и не стеснялся, у нас всё точно такое же. И не удивительно если иная хозяйка, в сумраке вечера, снимала по ошибке чужое бельё, приняв его за своё.
Крупные объекты за неимением, в начале, центрального отопления имели свои котельные, как то клуб, магазин, школа, столовая и новый микрорайон. Дома отапливались печами индивидуально. Запах дыма и тёплого жилища зимой щекотал ноздри ароматом уюта.  Шлаком в зимнее время посыпали тропинки и дорогу во избежании не запланированных в пятилетке травм. Золу разбрасывали из телеги, как теперь говорят коммунальщики, а в те времена работники ЖКО. Телегой, запряжённой сивой лошадкой управлял Саша по кличке «Фунтик» и бабы в фуфайках, повязанные шерстяными платками, тупо разбрасывали типа «реагент» на типа «проезжую часть».
Наличие станции накладывало свой  неизгладимый отпечаток на весь посёлок. Концентрация жизни вблизи железных дорог с одной стороны полезна, возможностью быстро и  дёшево передвигаться вдоль путей сообщения на расстояния протяжённости этих путей; с другой стороны жить рядом со станцией, через которую днём и ночью идут составы, громыхая колёсами и гудя паровозными гудками не великое удовольствие. Железную дорогу отделяла от посёлка всего лишь железнодорожная канава, а по научному кювет. В канаве всегда стояла вода в которой водились лягушки и пиявки. А иногда попадались даже тритоны. На краю посёлка стоял блок-пост где на балкон выходила женщина в берете и махала поездам разными флажками. Дома стоявшие вдоль железной дороги в момент прохождения состава тряслись и звенели стёклами. Смотреть телевизор в этих домах было делом не простым, потому что половину текста услышать было не возможно, а половину передачи можно было не увидеть из за постоянной ряби, куда с антенной не залезай.
Поэтому пропущенные моменты Польского сериала «Ставка больше, чем жизнь», в роли Ганса Клосса, нашего разведчика — Станислав Микульский, рассказывались на работе в момент перекура.  А после Ганса Клосса был ещё гауптштурмфюрер СС Йоганн Вайс (Станислав Любшин), штандартенфюррер Макс Отто фон Штирлиц (Вячеслав Тихонов) и капитан Пауль Кригер (Олег Даль). Какие все таки красавцы служили в войсках вермахта и СС. И вообще такое чувство, что там выезде наши. С кем мы тогда воевали?
В моменты сериалов улицы посёлка резко пустели. Кажется даже собаки не лаяли не ругались соседи и только станция назойливо врывалась в тишину посёлка гудками маневрового паровоза и матюгами сцепщиков.
  Развлечением сильной половины посёлка, кроме кандейки и уже забытых городков, и даже я думаю наиглавнейшим развлечением, стало домино. Столы с лавками, вкопанные в землю стояли в каждом мало мальски уважающем себя дворе. Шум и стук костяшек стоял иной раз такой, что домохозяйки, распахнув окно начинали орать на своих благоверных не чуть не тише знаменитых труб разрушивших Иерихон. Тут же из бидонов распивали пиво, а то и портвейн, посылали гонцов, скинувшись на продолжение праздника. В домино даже играли на деньги, не смотря на запрет азартных игр.  Желающих сыграть было больше чем вмещал стол, поэтому играли по очереди на «проигравшего». Полночь за полночь разгоняли жёны эти сходняки, истомившись ждать вторую половину в одиночестве на холодном супружеском ложе. «Шоб ты здох вместе со своим домином! Шоб тебя по башке так стукнули, как ты этим проклятым домином об стол стучишь!У всех мужья, как люди дома сидят и только мой на улице, как пес безродный с такими же бездельниками шароёбиться!» Как правило не дослушавши всех комплиментов в свой адрес вторая половина поджав хвост, дабы не позориться плёлась домой, а его место занимал новый игрок жена которого более терпелива и придёт с веником или палкой позже.
Отдельно надо сказать о молодом подрастающем поколении. Не скажу, что росли мы как сорняки, глаз за нами был всегда, пусть даже и не родительский. Не успеешь нашкодить, родителям уже доложили. Вечером жди ремня. При старших курить стеснялись и заметив взрослого, чинарик прятали в карман. Но преемственность поколений сохранялась с старшие учили курить младших, а потом пить портвейн и играть в карты. Карибский кризис не прошёл для посёлка даром, в магазине появились Кубинские сигары в красивых деревянных коробках. Малышне давали затянуться крепкой  сигарой и смотрели как у тех брызгали слёзы из глаз. Да и кто в посёлке знал как курить сигары, трубку и то ни кто не курил. Зато скрутить самокрутку мог любой младенец, а какие были марки, «Мальборо» отдыхает. Одни сигареты «Друг» чего стоили. А так «Прима», «Беломор-канал», «Яхонт», «Лайка», «Новость», папиросы «Прибой», «Волна», «Беломор-канал», «Север» и «Казбек». В папиросу лихо дули и заламывали мундштук, с понтом зажимая в уголок рта. Вообще многие повадки передавались жителями посёлка из поколение в поколение. Жизнь имела свой круговорот и была прописана заранее. Ясли, садик, школа (октябрёнок, пионер, комсомолец), техникум, армия, свадьба, институт, завод, дети - пенсия, кладбище. Всё предсказуемо просто. Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе науке пока не ведомо.
Постепенно и Хрущёвки превратились в Хрущобы какими они и были изначально, просто более совершенные на том этапе. Крупнопанельное домостроение в принципе выдавало всё тот же барак, только более дешёвый при строительстве, да и нынешние новоделы, всего лишь дорогостоящие времянки и модернизированные бараки. База изменилась, на смену старым двух и пятиэтажкам, пришли более высокие, с лифтами, дома. Изменился и контингент населяющий посёлок. Аборигены потихоньку спились, а их место заняли, более приспособленные к выживанию в агрессивной среде,  жители России кавказской наружности. Появилось у посёлка ещё одно название, - «Баку». Диаспоре принадлежит бывшая баня превращённая в магазин, столовая ставшая байкерским клубом и даже кандейка с магазином. Скоро загнётся и сам завод. Строить мосты в стране с самым большим в мире количеством рек, оказалось делом не благодарным и неоплачиваемым. Толи  дело китайцы! И дёшево, и сердито, и чиновнику на булочку с маслом, и вроде бы сделали, а как и не начинали. Ещё не много и нас устранят от самой жизни, которую мы и так наблюдаем, в большинстве, только на экране телевизора с импортным названием. Мы действительно добились настоящей свободы: от денег, от работы,
друг от друга, от детей, родителей и друзей; от какой бы то нибыло ответственности; мы свободны от страны, которую можем покинуть в любой момент, от совести и веры. Так и подмывает процитировать: «Восток дело тонкое...», и поэтому Омар Хайям:
Всё пройдёт — и надежды зерно не взойдёт,
Всё, что ты накопил, ни за грош пропадёт.
Если ты не поделишься вовремя с другом,
Всё твоё достоянье врагу отойдёт.

 
Продолжение следует....