Северные королевства, нашествие и... глава 18

                Глава XVIII


                «...
                — Что произошло? — спросил он себя.
                — К числу павших героев меня как будто пока не отнесешь.
                Хотя еще не все потеряно…»

                Джон Рональд Руэл Толкин. «Хоббит или Туда и обратно»



        Турхауды, молниеносно реагируя на движение посетителя, схватились за оружие, но шаман властно окликнул их:
        –     Стойте, мои верные нукеры! Не мешайте мне наслаждаться зрелищем моего могущества. Если вы понадобитесь, я сам призову вас на помощь.


        Охранники, выполняя приказ вельможи, вытянулись по стойке «смирно» и лица их опять стали безучастными.


        Тем временем Виктор уже подскочил к столбу, где был прикован Брель из Возеля. Точно рассчитанным движением он перерубил уже известный ему узел, сковывающий руки и ноги чародея, а потом вынул штырь, запирающий железный обруч вокруг шеи узника. Когда освобожденный чародей вынул изо рта кляп, облегченно вдохнул полной грудью и, потирая натертые кандалами кисти рук, вопросительно уставился на своего спасителя, тот коротко распорядился:
        –     Бетти освободи!


        Больше Виктор отвлекаться на Бреля не стал, сосредоточив все свое внимание на шамане и его прислужниках.
        –     И чем это вам поможет? – с насмешкой в голосе осведомился Елдуген, по-прежнему восседая на своем троне и надменно наблюдая за действиями  рыцаря.

 
        Виктор лишь краем глаза отметил, что Брель уже окончательно снял с себя остатки кандалов и избавил от них Бетти, а теперь возился возле лежавшей без сознания брюнетки, помогая измученной девушке сесть на пол и приводя её в чувство. Все его внимание было обращено на Великого шамана.


        Колдун, перейдя от слов к делу, вынул откуда-то из складок своей одежды нечто вроде длинной кисточки из конского волоса, с полированным резным древком, у которого наконечник был выполнен в виде головы некоего неизвестного Виктору хищного животного, взмахнул ей, и какая-то неведомая зеленоватая пелена в мгновение ока окутала Бреля и Бетти. Они на полметра приподнялись над полом и стали парить в зеленом тумане, словно в густом желе. Лица их перекосились гримасами боли, сквозь пелену было видно, как жилы чародея вздувались от напряжения, на лбу у него выступила испарина. Брель изо всех сил пытался пошевелиться, но ему это не удавалось и, видимо причиняло дополнительные страдания, потому что скоро он прекратил свои попытки, и стал безвольно болтаться в пространстве между потолком и полом, рядом с такой же бездвижно и мучительно левитирующей Бетти.
        –     Вот видишь, как хорошо стало твоим друзьям? Ну, а теперь пришла твоя очередь, сэр рыцарь! – абсолютно спокойным, уверенным в себе тоном, будто говорил о кокаой-нибудь несущественной мелочи, сообщил Елдуген, повернувшись к Виктору.


        Он негромко скомандовал что-то на своем языке подручным и стал следить со своего места за дальнейшими событиями, будто зритель за представлением в театре.


        Между тем, шаманские подмастерья собрались тесным кружком, что-то там побормотали, поколдовали и на Виктора, к вящему удовольствию Великого шамана, стали наваливаться всевозможные магические напасти.


        Вначале, материализуясь из ниоткуда где-то наверху, прямо под куполом зала, на упрямого чужака обрушился разноцветный светящийся вихрь ярких сполохов и ослепительных молний. При виде этих раскаленных магических разрядов, Виктор на какое-то время растерялся и даже поначалу пытался уворачиваться от них, но потом, сообразив, что они не причиняют ему никакого вреда, стал спокойно дожидаться, пока этот вихрь угомониться сам собой.


        Уяснив наконец, что объект их нападок остается цел и невредим, помощники Елдугена опять собрались кружком, и сполохи с молниями тотчас же сменились непонятными серо зелеными, отвратительно смердящими, густыми и липкими брызгами.

 
        На этот раз Виктор не сделал даже попытки защититься от колдовских потуг, нахлынувших на него. Он только брезгливо размазал липкую тошнотворную жижу по лицу, пытаясь утереться ладонью и издевательски осведомился:
        –     Ну что, съели, шакалы шаманские? Что теперь? Каким еще дерьмом кидаться будете?


        Вокруг упрямого рыцаря горел и дымился, чадя отвратительным запахом  горелой шерсти, шипел и оседал, сворачиваясь в бесформенную массу, издавая при этом нестерпимую вонь, устланный дорогими коврами войлочный пол. Самому Виктору было хоть бы что.
        –     Так ты все-таки чародей?! – не то спросил, не то подытожил Елдуген. – Нет, этого просто не может быть. Невозможно! – и он еще раз взмахнул своей кисточкой, неразборчиво бормоча заклинание себе под нос.


        Теперь мутная зеленоватая пелена, похожая на ту, что ранее поглотила истерзанных пленников шамана, стремительно поползла в сторону Виктора, окутала его и... ничего не произошло. Разве что у него слегка сперло дыхание, словно он дышал через марлю, а движения стали чуть более плавными. На лицах шамана и его помощников на несколько мгновений застыло выражение полного замешательства и изумления. Воспользовавшись случившейся заминкой, Виктор, на ходу вынимая меч из ножен, быстро сделал несколько заветных шагов, отделявших его от помоста, и оказался рядом с креслом главаря всей этой гнусной шайки придворных изуверов. Он проделал свой путь прямо сквозь зеленую пелену, на которую так рассчитывал самонадеянный предводитель ордынских колдунов.


        Когда Виктор, минуя толпу остолбеневших подмастерий Великого шамана, взошел на подиум, Елдуген, наконец-то преодолел растерянность, вышел из оцепенения и к нему снова вернулся дар речи. Он уже совсем не казался таким уверенным в себе, надменным и спокойным, каким был буквально минуту назад. Вся его спесь куда-то улетучилась, а в глазах теперь отчетливо читался самый обыкновенный страх. Это был страх за собственную жизнь, страх перед опасностью человека, считавшего себя всемогущим и совершенно неожиданно осознавшего свою полную беспомощность, страх перед необходимостью отвечать теперь за те слова и поступки, которые только пару мгновений назад, казалось, навсегда сойдут ему с рук.
        –     Подожди, подожди, не убивая меня! – торопливо и жалобно заголосил Елдуген, панически прикрываясь рукой от подошедшего рыцаря.


        Голос великого шамана дрожал точно также, как дрожали мелкой дрожью его руки и все тело. Даже левая щека стала периодически подергиваться от нервного тика.
        –     Значит этот недоносок, Брель из Возеля, рассказал мне не все о тебе, чужеземец. Не все... – дрожащими губами, еле слышно, пробормотал Великий шаман, но стоявший рядом рыцарь все равно услышал его.


        Внезапно снаружи несколько раз тяжело прогрохотали раскаты грома, как будто где-то далеко ухнул залп артиллерийской батареи.


        «Началось! – догадался Виктор. –  Видать, удалось-таки мне нарушить шаманскую защиту!» Он внутренне торжествовал, но при этом внешне никак не подавал виду, продолжая внимательно следить за каждым движением Елдугена и держать оружие наготове перед собой. От коварного колдуна можно было ожидать чего угодно.
        –     Значит, магия тебя не берет, – снова подал голос шаман. Он уже немного пришел в себя, ему удалось унять нервный тик на лице и дрожь в руках. Только голос все еще выдавал волнение и страх, мятущиеся у него в душе. – Ну, хорошо, тебя магия не берет, но друзей-то твоих она возьмет непременно! Ты готов пожертвовать жизнями своих дорогих подружек? Насколько я помню, рыцарь, раньше ты очень сильно радел о них, неужели теперь тебе наплевать, что с ними станет? Ведь мне достаточно пальцем шевельнуть и они тот час же умрут. Обе. Тебе их что, совсем не жаль?
        –     А тебе что, жить совсем не хочется? – в ответ осведомился Виктор с нескрываемой ненавистью. – Между прочим, жизнь Энджи и Бет это как раз и есть то единственное, что удерживает меня от желания незамедлительно отрубить тебе башку, колдун ты говеный. А то может, посоревнуемся, кто из нас быстрее?
        –     Какой же ты благородный рыцарь, если не веришь в самопожертвование во имя победы своей Родины? – удивился шаман. –  Думаешь, для меня это пустой звук? Решил, что я из страха перед смертью позволю какому-то бродячему самозванцу вершить тут вопросы жизни и смерти, судьбы Северных Королевств и Великой Орды? Через чур много на себя берешь, безродный ублюдок!
        –     О, сколько красивых слов, – презрительно скривившись, усмехнулся Виктор, продолжая держать свой клинок в полной готовности к удару. – Однажды я уже почти поверил тебе, поверил в великого мыслителя, увлеченного наукой, поверил в не понятого изобретателя, как же. Хватит, больше я на твои речи не куплюсь. Ищи другого дурака. Может, я бы и сейчас поверил в твою самоотверженность, если б не видел, как ты минуту назад едва в штаны не наложил от страха за собственную шкуру. Не похож ты на благородного, преданного своей Родине патриота. Нет, не похож!
        –     Ха-ха-ха! – искусственным смехом рассмеялся Елдуген. Лицо его напротив, выражало скорее сосредоточенную озабоченность, чем радость или веселье. – Откуда тебе знать, каков я на самом деле? Ты ведь и мыслей-то читать не умеешь, а иначе понял бы, что проиграл.


        С этими словами колдун щелкнул пальцами левой руки и... исчез! Перед Виктором стояло никем не занятое кресло. Он машинально рубанул образовавшуюся на месте шамана пустоту, и меч, повинуясь движению своего обладателя, сделал глубокую косую зарубку на спинке шикарного шаманского сидения.


        Где-то в глубине зала, за спинами елдугеновых подмастерий послышался демонический хохот, и голос Великого шамана чванливо заявил оттуда:
        –     Ты так и не понял, с кем же связался, наивный глупец! Знаешь, я тут подумал и решил поменять вас местами. Пусть лучше твои женщины умрут в мучениях и позоре! Сначала, я отдам их на поругание своим нукерам, а потом привяжу к позорному столбу, и вся орда придет, чтобы оплевать их и облить помоями! Ну а ты сдохнешь прямо сейчас, как бездомная шелудивая собака! – Елдуген сделал небольшую паузу и распорядился. –  Турхауды, убейте его!


        И четверо гвардейцев, обнажив свои клинки, немедленно бросились исполнять это приказание. Первого влетевшего на помост турхауда, Виктор сшиб с ног, с грохотом повалив на него многострадальный шаманский трон, после чего потерявший равновесие воин был немедленно сражен прямым ударом его меча.

 
        Оставшиеся трое солдат, при виде столь скорой гибели своего товарища, отказались от опрометчивой лобовой атаки. Они стали не спеша разбредаться вокруг подиума, намереваясь зайти своей жертве во фланг и тыл. Виктор, понимая это, стал медленно пятиться назад, к противоположному краю помоста. Дойдя до него, он, осторожно ощупывая ногами ступеньки, ведущие вниз, спустился вниз, держа противников в поле зрения. Когда же турхаудам неминуемо пришлось разделиться –  один из них стал обходить подиум справа, а двое слева – оборонявшийся тотчас же бросился на оставшегося в одиночестве гвардейца.


        Времени у Виктора было в обрез, потому что остальные охранники не мешкая кинулись на выручку своего товарища. Пока они обегали вокруг помоста, Виктор успел нанести противнику несколько ударов наискосок справа и слева, тесня успешно защищавшегося турхауда своим натиском и заставляя того с каждым новым ударом отступать назад. Как только они поравнялись со стоявшим возле подиума высоким, почти в рост человека, канделябром, на котором были закрепленными несколькими больших восковых свечей, Виктор сделал резкий разворот вокруг своей оси и, продолжая рукой движение своего тела, нанес врагу сильный удар на уровне груди, направляя клинок параллельно полу.

 
        Гвардеец, проявляя свои вполне приличные навыки фехтовальщика, ловко отбил этот удар вниз и в сторону от себя, но его противник неожиданно выхватил свечу из канделябра и ткнул ею в лицо ордынцу. Воин кешига, ослепленный ярким светом, отмахнулся свободной рукой и выбил свечу из рук атакующего рыцаря, но при этом от её огня занялся его плащ. Пламя начало распространяться по ткани так лихо, что уже через несколько секунд вся спина несчастного кочевника была объята пламенем. Он попытался сорвать с себя горящую одежду, слегка отвлекся, дергая непослушную фибулу, и был немедленно сражен расчетливым ударом своего оппонента, нанесенным снизу вверх. Меч глубоко вошел справа в тело полыхающего, как факел, ханского гвардейца. Турхауд замер на мгновение, а потом мешком осел на пол, более уже никак не реагируя на разгорающийся по одежде все сильнее и ярче огонь. Он был мертв.


        Виктор не теряя ни секунды, в то же самое мгновение резко развернулся на сто восемьдесят градусов. И сделал он это как раз вовремя, потому что двое оставшихся ордынцев из охраны Великого шамана были уже на дистанции атаки. Они решили нападать вместе, слаженно. Издав пронзительный горловой боевой клич, отдаленно напоминающий улюлюканье, стражники бросились на противника, отчего у Виктора в памяти всплыла приснопамятная схватка со своими компаньонками в лагере реконструкторов средневековья. Он, решив использовать полученный тогда опыт, точно также прыгнул, что было сил, навстречу нападавшим, которые явно не ожидали такого поворота событий. В отличие от поединка с девушками, здесь церемониться Виктору было не с кем. Выворачивая кисть правой руки он одним неуловимым движением, весьма схожим с действием кавалериста в сабельной атаке, короткими ударами рубанул сверху вниз по обеим от себя сторонам, а затем, не удержав равновесия, с глухим стуком повалился левым боком на застеленный коврами пол. Ковры несколько смягчили удар, хотя старые раны в левом предплечье снова заныли, напоминая о своем существовании.


        Превозмогая боль, Виктор на всякий случай перекатился по полу и лишь затем поднялся на одно колено, выставив меч перед собой. Однако, глянув в сторону нападавших на него турхаудов он понял, что предосторожности эти оказались излишни. Оба степняка лежали ничком на дорогих, ручной работы, коврах испещренных сложным красивым орнаментом и заливали их ярко алой артериальной кровью.


        Тогда Виктор поднялся на ноги и медленно, глядя исподлобья вперед, двинулся в сторону сгрудившихся вокруг своего предводителя колдунов.
        –     Что вы стоите, олухи! – визгливо крикнул из-за их спин Елдуген. – Убейте же его! Немедленно!


        Два молодых шамана в мешковатых серых одеждах, своим кроем отдаленно напоминающих монашеские рясы, с готовностью рванулись навстречу рыцарю, грозящему смертью их повелителю. На бегу они дружно выхватили из-за поясов внушительной длины кривые кинжалы.


        Однако самоотверженность и решимость прислужников ханского вельможи была столь же велика, сколь ничтожны были их познания в искусстве владения холодным оружием. Виктор справился с ними без особого труда.


        Первого колдуна он сходу тяжело ранил, ткнув клинком в живот. Тот сначала сложился пополам, а потом, осев на пол, свернулся калачиком и принялся страдальчески причитать от боли на своем непонятном ордынском наречии.


        Виктор же, легко отбив выпад второго шаманского подмастерья, рубанул его наотмашь, попав под основание ключицы. Помощники Елдугена не носили доспехов, поэтому первый же удар оказался для молодого колдуна смертельным, почти разрубив несчастному грудную клетку слева направо, сверху вниз.

       
        Когда Виктор с усилием вынул клинок из жертвы, молодой начинающий жрец был уже мертв. Он упал навзничь, и около него тут же стала расползаться большая бурая густая лужа.


        Остальные члены свиты Великого шамана, с ужасом наблюдавшие за разыгравшейся сценой избиения своих товарищей, словно слепых котят, нападать на искушенного рубаку не отважились. Их предводитель, видя, что никто более не решается на поединок с Виктором, снова заголосил не своим голосом:
        –     Трусы! Жалкие трусы! Вы не способны даже умереть за своего повелителя! Все прочь отсюда! Где мои ифриты?!
        –     Они охраняют Великого хана, господин, – откликнулся кто-то из плотно сгрудившихся вокруг Елдугена подручных.
        –     К черту хана! – заорал шаман, теряя самообладание. – К черту всех вас, подлые трусы! Я сам!


        Виктор подошел к ним и негромко, стальным голосом, произнес, обращаясь к свите своего врага:
        –     Ваши жизни меня не интересуют, но я убью каждого, кто вздумает мне помешать. Если хотите жить, убирайтесь отсюда вон!


        Он сам не ожидал, что его слова возымеют на присутствующих какое-нибудь действие. Еще мгновение назад казалось, что эти обступившие своего хозяина люди будут защищать его до последней возможности. Но произошло обратное. Услышав слова приблизившегося вплотную свирепого рыцаря, окружавшие Елдугена плотным кольцом подхалимы послушно расступились и отошли на несколько метров в стороны, оставив своего господина один на один со его противником. Это удивило Виктора, и он вспомнил засевшие глубоко в подсознании слова полузабытого киношного персонажа: «Восток – дело тонкое...».


        Пока рыцарь думал об этом, шаман успел схватить в правую руку свою волшебную кисточку и поднял её на вытянутой руке перед собой, словно оружие. Елдуген больше не паниковал и не кричал. В глазах его снова горел дьявольский огонь решимости, на губах застыла пена безумного исступления. Он был похож на сумасшедшего, одержимого безумной идеей. Или, собственно, на шамана, отважившегося на некое опасное и радикальное колдовство.
        –     Ты хотел, помниться, проверить, кто из нас быстрее расправится со своими врагами? – прошипел он, разбрызгивая пену со своих губ. – Ну так изволь!


        С этими словами Елдуген замахнулся над головой своей волшебной резной кистью, намереваясь сотворить какое-то сильное, и видимо, смертельное заклинание, которое должно было немедленно умертвить всех близких, и, возможно, даже не очень близких для Виктора людей. Или, точнее сказать, близких не только для него, если взять, скажем, Бреля из Возеля, который, скорее всего, также был в списке жертв убийственного колдовства.


        До шамана Виктору оставалось еще пройти не менее двух, а то и трех шагов, то есть он при всём желании никак не успевал помешать доведенному до исступления предводителю ордынских волшебников совершить свое очередное, но вероятно главное убийство в этом походе. И все-таки рыцарь в отчаянии прыгнул вперед, вытянув до хруста в плече руку с клинком перед собой, но Елдуген легко увернулся от такого предсказуемого действия своего противника, а нападавший всем весом своего тела грохнулся на пол, опять больно ударившись многострадальным левым боком.


        Потерпев неудачу в своей попытке разобраться с шаманом, Виктор, продолжая лежать на полу и с ужасом ожидая неминуемой гибели Бет и Энджи, повернулся в сторону пленников, по-прежнему бездвижно болтающихся в зеленоватом парализующем киселе. Он ожидал ослепительной вспышки, взрыва, молнии, или чего-то в этом роде, что должно было убить этих, теперь уже совершенно точно обреченных на смерть людей.


        Однако жестокого и беспощадного зрелища смерти не произошло. Вместо этого Виктор услышал до боли знакомый голос Катрины:
        –     Ну, уж тут ты хрен, что угадал, колдун долбанный!


        Он порывисто обернулся на звук и увидел, как появившаяся как обычно невесть откуда сова, подогнув крылья, стремительно спикировала на шамана и впилась своими лапами с острыми хваткими когтями в волшебную кисть, торчавшую над головой совершенно обескураженного и сбитого с толку Елдугена. Некоторое время они боролись друг с другом, перетягивая магический инструмент, при этом птица ругалась отборной черной руганью в адрес всех кочевников и Великого шамана в частности, а потом вдруг неожиданно больно ущипнула колдуна клювом прямо за макушку. Тот, растерявшись и охнув от боли, отпустил волшебную кисть из рук, а сова, не теряя времени, в мгновение ока взмыла с шаманской волшебной палочкой под самый купол зала.
        –     Держите её, держите! – заорал во всю глотку Елдуген. – Охрана, да где же вас носит, черт вас побери?!


        То ли шамана наконец-то услышали, то ли кто-то из прислужников сбегал наружу за подмогой, только у входа в «тронный зал» вдруг появилось несколько турхаудов. Оглядевшись вокруг, они, ничего не понимая, испуганно уставились на багровую, от раздирающих её противоречивых чувств, физиономию главного ордынского колдуна. Тот из телохранителей, что стоял ближе всего к Елдугену почтительно склонился и спросил у него что-то на своем языке. Шаман раздраженно и совсем непочтительно выкрикнул несколько слов в ответ, после чего турхауд отдал ряд коротких команд своим товарищам и те быстро стали вбегать один за другим в помещение, поочередно распределяясь по обеим сторонам от входа.


        Теперь телохранителей стало намного больше, чем когда Елдуген приглашал гостя к себе в покои, и Виктор осознал, что ему одному с ними всеми никак не справиться. Он с надеждой посмотрел на сову, порхающую, будто огромная бабочка под потолком юрты, но как раз в этот момент, еще двое турхаудов, вооруженных луками, которые подоспели на  призывы своих товарищей. Они, для удобства встав на одно колено, принялись обстреливать птицу.


        От первых нескольких стрел сова вполне успешно увернулась, при этом вновь начав обильно осыпать врагов площадной бранью. Виктору уже стало казаться, что ей и вовсе удастся ускользнуть от врагов невредимой, однако на помощь первой паре снайперов подоспели еще четверо стрелков, и с нескольких попыток шестерым лучникам все же удалось поразить несчастную птицу, и сова, с подбитым правым крылом, не переставая при этом отчаянно, ругаться, стремительно спикировала вниз, приземлившись на жесткую посадку, а попросту говоря, с размаху шмякнувшись об пол. Оставшись лежать, она больше не подавала признаков жизни.
        –     Ну вот и всё, теперь нам никто не помешает, – самодовольно ухмыляясь, заметил Елдуген. Взгляд его опять стал надменным, дрожь пропала, колдун вновь чувствовал превосходство и источал уверенность в себе. – Никаких больше летучих безобразий, никаких случайностей, ничего! Сначала умрут твои любезные потаскушки, о которых ты так пекся все это время, ну а потом уже и ты сам, рыцарёк говенный. Уж я отомщу тебе за все твои выходки, даже и не сомневайся! Я буду поджаривать тебя на медленном огне, словно барана, я одену тебе на голову ременный обруч, я буду бить тебя палками по пяткам и загонять тонкие иглы тебе под ногти, я буду лить кипящее масло на твое тело, а потом сдирать с тебя кожу. Ты у меня помучишься на славу! Я приглашу лучших лекарей, чтобы они выхаживали тебя для новых мук! Не-ет, ты будешь умирать долго... Ты будешь молить меня о смерти, как об избавлении, но я постараюсь продлить твои страдания настолько, чтобы они показались тебе вечностью, чужеземец! Но сначала ты увидишь, как умирают в бесчестье твои подружки!


        С этими словами шаман нагнулся, чтобы поднять свою волшебную кисть, и в этот момент Виктор молниеносным движением взмахнул мечом. Он знал, что не имеет права на промах, поэтому вложил в свой удар всю силу и ловкость, какая была у него.


        Прежде, чем кто-либо из присутствующих успел что-то сообразить, Виктор рубанул шамана по оголившейся из-под халата шее и отсек Елдугену голову.


        Тело верховного колдуна, обильно испуская вокруг себя фонтаны алой крови, разбрызгивающейся по дорогим коврам, ничком упало на пол, несколько секунд подергалось в конвульсиях и окончательно затихло. Голова духовного предводителя степняков откатилась к самым ногам его сгрудившихся прислужников и поглядела на них с немым удивлением своими широко раскрытыми в предсмертной агонии глазами. Она жутко искривила бледнеющие с каждой секундой губы в кошмарной гримасе и бездвижно застыла, словно наслаждаясь произведенным на окружающих эффектом.


        Все присутствующие в помещении, кроме Виктора, и, пожалуй, совы, лежащей на полу не шелохнувшись после своего приземления, уставились, будто под гипнозом, на эту ужасную голову и только спустя несколько секунд, видимо сообразив в уме масштабы и смысл произошедшего, кто-то из свиты Великого шамана истерично воскликнул:
        –     Убили! Великого шамана, нашего мудрейшего из мудрейших, учителя учителей, убили! Смерть, смерть убийце!


        Словно услышав команду, при этих возгласах, притихшие было лучники, вскинули свое оружие и принялись осыпать Виктора стрелами. Если бы не заминка после того, как ему удалось обезглавить колдуна, его непременно бы изрешетили, как подушечку для булавок, но благодаря представившимся по счастью мгновениям замешательства врагов, убийце шамана удалось отбежать и спрятаться от стрелков за опрокинутое ранее в борьбе массивное кресло Елдугена. С противоположной от Виктора стороны, повернутой к лучникам, этот предмет мебели уже через минуту стал отчетливо напоминать дикобраза в густой траве, потому что стрелы пытавшихся поразить коварного рыцаря турхаудов утыкали не только само укрытие, но и пространство справа, слева и позади него.


       Несмотря на то, что шаманский трон надежно укрывал его от вражеских стрел, Виктор прекрасно понимал, что долго так продолжаться не могло. Пока лучники держали его под шквальным обстрелом, не давая поднять головы, остальные гвардейцы постепенно обходили притаившегося противника справа и слева, намереваясь отсечь ему пути отхода. Поэтому, так или иначе, но импровизированный деревянный люнет Виктору нужно было покидать как можно скорее, пока кольцо окружения не сомкнулось позади него.


       Намереваясь максимально использовать мертвую зону, простиравшуюся за креслом, Виктор, с трудом волоча за собой шаманский трон, стал медленно пятиться на корточках назад, к портьерам и гобеленам, украшавшим все пространство вдоль стен. У него еще была призрачная надежда спрятаться от лучников за плотной материей и постараться ускользнуть от турхаудов по боковой стене. А может быть даже, если повезет, ему удастся наткнуться на какую-нибудь потайную дверь, какие любят устраивать в своих покоях знатные особы, кто знает?


       Согревая себя этой призрачной надеждой, Виктор, согнувшись в три погибели, медленно отступал к спасительной шпалере, выбранной им из числа остальных, на которой изображались сцены поединка неведомых громадных богатырей на фоне сгрудившегося стада то ли быков, то ли лошадей.  Этот гобелен беглец выбрал для спасения, так как путь к нему лежал строго по прямой от кресла-укрытия. При этом он напряженно следил, поочередно поворачивая голову в разные стороны, за многочисленными противниками, которые тоже не стояли на месте, догадываясь о намерениях рыцаря и стараясь его опередить. Только риск попасть под дружественную стрелу, да лежавшие на полу трупы сраженных Виктором товарищей сдерживали пыл стражников от того, чтобы немедленно наброситься на врага.


       Спасительный гобелен приближался так медленно, что Виктору чудилось, будто он уже целый час вот так пятится, скрючившись, под смертельным дождем из стрел, охваченный с трех сторон свирепыми ханскими гвардейцами. И вот когда оставался один только рывок, всего лишь один прыжок до столь желанной тени плотной шпалеры, когда уже стало казаться, что на этот раз спасение уж точно не минует его, нечто круглое попалось ему под ногу. Виктор оступился, неловко распрямился, вскинув вверх руки и выгибая спину назад, чтобы удержать равновесие, и в этот момент, одна за другой, ему в грудь ударили сразу две стрелы. Лучникам, наконец-то удалось поразить свою цель.


       «Все-таки попали, засранцы чертовы!» – досадливо подумал Виктор, падая на пол. Он еще успел заметить, что причиной всего происшедшего оказалась та самая злополучная восковая свеча, валявшаяся на полу, которую Виктор ранее использовал в поединке с одним из охранников Елдугена.


       Доспехи и кольчуга не смогли сдержать удара острых наконечников полностью – расстояние до стрелков было слишком мало – они лишь смягчили его, не позволив убить своего хозяина наповал. Однако ранения от стрел Виктор получил серьезные, и отбиваться от наседающих врагов был уже не в состоянии. Таким образом, выходило, что защита не избавила своего обладателя от смерти, а лишь дала ему временную отсрочку от неё, не отменяя, тем не менее, самого факта неминуемой гибели.


       Ощущая все более усиливающуюся боль в груди, лежа на спине и глядя на торчащие из собственного тела древки стрел с серым оперением, Виктор ожидал того самого момента, когда к нему доберется наконец один из турхаудов и поставит своим клинком жирную точку во всей этой истории и в жизни Виктора. Окончательную и бесповоротную, за которой больше уже ничего не будет.


       В этот драматичный момент, он думал одновременно сразу о многом и ни о чем. Мало связные, казалось бы, мысли проносились сейчас в его сознании. Было чувство нестерпимой досады, что теперь ему уже никогда не узнать о том, чем все закончится, не дотянуться до тех, кто был ему так дорог, что теперь все пойдет дальше своим чередом, а он останется лежать мертвым в этом трижды проклятом огромном зале, изрубленный на куски воинами кешига. Было чувство горечи от осознания того, что так и не смог он помочь своим дорогим подругам, во всяком случае, Бетти, которая, теперь, оставшись совсем без поддержки, скорее всего, будет обречена на гибель. И было чувство неимоверной жалости к себе. Виктор этого не ожидал, и ему даже стало стыдно за такой неожиданный эгоизм, который он всегда раньше считал проявлением исключительно слабости характера, недостойного настоящего мужчины и рыцаря. Умирать ему совсем не хотелось. До чертиков, до самой последней крайности хотелось жить, а умирать – нет! Собственная гибель казалась несправедливой, неуместной, в неё не хотелось верить.


       Пока все эти переживания мелькали в затуманенной голове раненого Виктора, пока он безучастно лежал, приготовившись принять смерть, вокруг что-то произошло. Никто почему-то нее спешил добивать беспомощно распластавшегося на полу обессиленного рыцаря, но зато до его слуха отчетливо стали доносится все более громкие вопли ужаса, панические визгливые выкрики и еще какие-то неизвестные, леденящие душу, жуткие низкие звуки, услышав которые Виктор решился, наконец, отбросить мысли о неизбежной собственной смерти и открыть зажмуренные до селе глаза.


       Картина, представившаяся его взору, мгновенно вернула к жизни всего минуту назад распрощавшегося со всем белым светом, совершенно отчаявшегося человека.


       Громадный купол роскошной юрты-дворца пылал, расползаясь от центра, в стороны, книзу, пожираемый языками пламени, словно лист прогоревшего картона, бомбардируя пол, покрытый коврами, многочисленными горящими ошметками. А в образовавшейся вверху дыре парил, плавно опускаясь все ниже и ниже, огромный, свирепый, прекрасный и ужасный одновременно, переливающийся всеми цветами радуги в огненных отсветах горящего купола, многочисленных свечей и факелов, дракон. Вихри ветра, порождаемые взмахами его необъятных крыльев, пробежали по лицу Виктора, и через несколько мгновений жуткое чудовище мягко опустилось в нескольких шагах от раненого. Рыцарь улыбнулся, узнавая дракона и где-то в глубине его сознания закружилась, сначала робкая, но потом все более уверенная мысль, воплотившаяся в итоге в громогласный торжествующий, неслышный никому, кроме него самого, душевный рев: «Хрен вам всем, все-таки живой! Все-таки живой и буду жить! Будем жить все! Спаслись, а-а-а!!!». Это металось в голове Виктора, а губы его еле слышно прошептали только два слова, точнее даже это были и не слова вовсе, а имя и фамилия:
        –     Перивальд... Трибаль...


        Когда дракон окончательно утвердился на полу, с его загривка ловко спрыгнула Катрина. Она была в своем походном боевом облачении: великолепный черный кожаный костюм в облипку, точно подогнанный по фигуре,  с многочисленными серебряными шипами на манжетах и плечах, на ногах узкие, до колен, сапоги на высоком каблуке. На груди чародейки крест-накрест располагались ремни походной сумки и перевязи её меча, как всегда покоившегося в дорогих, инкрустированных золотом и драгоценными камнями, ножнах. Только шлема на эльфийке не было, а голову венчала пышная и растрепанная грива светло-русых волос, а на правой руке белела повязка с запекшимся кровавым пятном.


        Глаза Катрины горели азартным внутренним огнем, она совершенно не замечала своей раны. Видимо, чародейка была всецело увлечена пылом сражения. Катрина быстро огляделась вокруг, оценивая обстановку, сделала несколько неопределенных  движений руками, как будто поднимая брызги из воды и что-то при этом невнятно отрывисто выкрикнула зловещим тоном на Старшей Речи.


        Тут же, в один миг, все враги, находившиеся в зале, мгновенно застыли, как будто замерзли, в различных позах. Самое забавное было то, что вместе с людьми застыли на месте и все имеющие к ним отношение неодушевленные предметы. Например, стрелы, выпущенные из луков, замерли в тех точках своих траекторий, где застало их действие волшебных чар. Возможность двигаться осталась только у Виктора и у Перивальда Трибаля.


        Дракон, видя, что ему более ничего не угрожает, не преминул этим воспользоваться и принял свое человеческое обличие, снова став приятным, средних лет мужчиной, с аккуратно подстриженной бородкой и усиками, каким запомнили его в свое время Виктор и его компаньонки. Одет Перивальд был в дорогой темно-бардовый камзол, с изображением золотого орла на левой стороне груди, грозно расправившего крылья, темно-синие замшевые штаны, заправленные в высокие черные яловые сапоги и популярную нынче среди состоятельных молодых горожан шапочку с торчащим из неё белым гусиным пером. На левом боку широкого кожаного пояса Трибаля болтался внушительный кинжал в ножнах, инкрустированных серебряной проволокой. В общем, ни дать, ни взять – модник прибывший прямиком с приема какого-нибудь вельможи в Прибыграде.


       Дракон и Катрина вместе подошли к Виктору, и нагнулись над ним.
       –     Ты как? – с тревогой в голосе спросила чародейка, обращаясь к раненому.
       –     Как видишь, – стараясь говорить как можно бодрее, ответил Виктор. – Чуток не дотерпел, извини. Остальное все, как обещал. Вон, и Брель тут как тут. Как там битва?
       –     Вижу, все выполнил, молоток, – с напускной бодростью похвалила его Катрина. – Битва за нами, в ставке уже хозяйничает батальвийская конница и трельдские рыцари вместе с прибыградскими полками, ну и с остальными. Гонят остатки кочевников в сторону Дебридаля, только шум стоит, обоз весь наш!


       Она говорила это все, стараясь улыбаться, и вообще, выражать всем своим видом позитив момента, но при этом глаза у неё были на мокром месте, и смотрела она не на своего собеседника, а куда-то в сторону. Что-то там было такое, чего Виктор не видел, но это что-то выглядело, видимо, так жутко, что отнимало все внимание не только у чародейки, но и у Перивальда, который указав рукой по отношению к тому, на что они смотрели, что-то грустно шепнул ей.
       –     Больше двух... говорят... вслух, – с трудом, чувствуя, как язык немеет, плохо слушается его и начинает заплетаться, укоризненно прокомментировал происходящее Виктор.
       –     Крови ты потерял много, Витя, – печально сообщила Катрина. – Лужа под тобой жуткая натекла, даже ковер впитать не может, кошмар просто. Что же ты так, мой хороший, а?
       –     Да хрен с ней, с кровью этой, – досадливо поморщился Виктор. Ему казалось, что он говорит громко и внятно, и не понимал, зачем это чародейка и дракон так низко нагибаются над ним. На самом деле, Виктор едва шевелил своими потрескавшимися, побелевшими от потери крови, искусанными, в попытках стерпеть боль, губами и говорил при этом чуть слышным неразборчивым шепотом. Его товарищи пытались расслышать и разобрать этот лепет, а Катрина, видимо от волнения, совсем забыла, что может читать чужие мысли. – Ты мне прямо скажи, только честно.  Бет и Энджи... и Брель. Что с ними? Они живы? С ними все в порядке? А то же ведь заколдовали их...
       –     Да, все в порядке, расколдуем, – заверила его эльфийка. – Повисят в своем киселе, ничего с ними не станет, просто там возится долго. Ты, главное поменьше говори, тебе силы беречь надо. – И тут же перескочила на другую тему, с первого взгляда казавшуюся совсем не связанной с происходящим. – Друида у нас нет, понимаешь? Клен ранен, Дуб в плену, в Дебридальском замке, чтоб этого Туголевака разорвало к чертям собачьим! Что же делать-то, а?


       Виктор хотел узнать, что стало с Туголеваком и его рыжим подручным, а также как здоровье Нуода Туохика, в порядке ли Дерима и еще множество вопросов, но он вдруг чувствовал, что в любой момент может потерять сознание и поэтому изо всех оставшихся сил пытался этого избежать. Рыцарь устало прикрыл глаза и прислушался к своим внутренним ощущениям. Грудь его вся горела и отдавала острой пульсирующей болью, в ушах заметно шумело и стучало, а во рту скопилась отвратительная пенная слюна с мерзким металлическим привкусом.


       Рядом послышались чьи-то глухие и тихие стенания. Виктор приоткрыл глаза и увидел, что над ним, оказывается уже стоит Энджи и рыдает навзрыд, порываясь кинуться к нему на грудь, из которой все так же торчали две злополучные стрелы, а Перивальд Трибаль удерживает её, не пуская к компаньону. Поглядев на эту сцену, Виктор понял, что на самом деле блондинка вовсе не тихо стенает, а кричит во все горло, просто его сознание, находящееся на грани беспамятства, едва воспринимает окружающую действительность.
       –     Отпусти её, Перивальд, – попросил он и Энджи, заметив движение губ Виктора вдруг, словно по команде, перестала рыдать и биться в истерике, а с какой-то надеждой во взгляде уставилась на него. Катрина, сидевшая на коленках тут же, возле раненого, видимо уже проникла в его разум, потому что она повернулась к Трибалю и знаком велела ему отпустить девушку. Энджи опустилась на корточки рядом с чародейкой и стала не отрываясь смотреть на Виктора, а он, основательно собравшись с силами, горестно посетовал, стараясь говорить как можно внятнее. – Подвел я вас, девчонки. Сам виноват, вы уж простите меня, если что не так... видно... не судьба...
       –     Ты только не умирай, Витенька, – взмолилась блондинка и громко всхлипнула. – Только не умирай, слышишь?! Не смей, я тебе говорю! – По её лицу потекли крупные слезы и чтобы сдержать рыдания, она прикусила зубами кулак правой руки. Энджи повернулась к Катрине, и с той же мольбой в голосе обратилась к чародейке. –  Неужели совсем ничего нельзя сделать? Нет ни одного доктора в округе? Что же ты, так и дашь ему умереть?
       –     Энджи, послушай, ты же сама прекрасно знаешь, я не лекарь... – едва сдерживаясь, чтобы самой не разреветься, стала оправдываться эльфийка жалким дрожащим голосом обычной беспомощной женщины, что было на неё совершенно не похоже.


       Виктор снова шепнул что-то, чего никто из присутствующих разобрать не сумел, потому что губы и язык совсем уже не слушались его, но Катрине вовсе не нужно было ничего слышать, она всё поняла и резко поднявшись, энергично скомандовала:
       –     Трибаль, давай, превращайся в ящерку, лететь надо!


       При этом отчаяние и жалость на её лице вдруг самым непонятным способом сменились решимостью и жаждой деятельности. Это снова была прежняя чародейка – твердая и четко знающая, что и как нужно сделать в следующий момент.


       А Перивальд вовсе и не думал ей возражать. Пропустив мимо ушей замечание про «ящерку», он отошел на несколько шагов и снова обернулся великолепным и жутким одновременно драконом, с переливающейся всеми цветами радуги чешуей.

 
       Катрина, не медля более ни секунды, привычным ловким движением вскочила ему на загривок, будто всю жизнь каталась верхом на драконах и распорядилась, нежно похлопав его по спине:
       –     Давай, дорогой, жми в наш лагерь. Скорее надо, а то опоздаем!
       –     Да что такое случилось-то? – боясь поверить собственной промелькнувшей слабой надежде при виде деятельной волшебницы, спросила Энджи. – Куда вы улетаете?
       –     В лагерь наших войск, – объяснила Катрина. – Витек-то наш, хоть вроде доходяга-доходягой и почти уже без сознания, а башка-то у него соображает ого-го! Есть тут у нас одна особа, которая, пожалуй, в состоянии ему помочь. Не факт, конечно, но попробовать стоит. Да и она вряд ли откажет, сделает все, что сможет, особенно для него. Поехали!


       Это, последнее слово, предназначалось уже Перивальду Трибалю, который незамедлительно принялся плавными кругами подниматься к прогоревшей крыше громадной юрты, обдавая Энджи и Виктора волнами прохладного ветра. Он уже готов был вылететь наружу, когда блондинка, ровным счетом ничего не понявшая из слов чародейки, в отчаянии прокричала им вслед:
       –     Да кто же она такая-то, эта особа?
       –     Ты её не знаешь, – далеко сверху долетел до Энджи голос эльфийки. – Её зовут Деримахия. А для кого и просто – Дерима...


       Когда эти слова донеслись до слуха девушки, продолжавшей стоять возле все-таки, не смотря на все усилия, окончательно потерявшего уже сознание Виктора, дракон, вместе со своей наездницей уже скрылись из виду. Они во весь опор устремились к лагерю войск коалиции Севера, а Энджи все смотрела и смотрела с надеждой вверх на чистое голубое весеннее небо.