Раковые шейки 17

                Раковые шейки 17

20.12.2015
     Мы расставались с пани Валерией как родные, даже обменялись телефонами. Мало того, что она интеллигентная женщина (я позволяла ей каждый вечер трещать без умолку, потому что все ее истории - были из жизни, однако звучали, как басни, и в каждой, был нравоучительный намек), она еще очень добрая. Так вот, вечером, накануне, когда она уже затронула все темы международной политики и собственной жизни в частности, она вздохнула, отложив книжку Набокова (!):
     - Все-таки очень трудна жизнь эмигранта.
     - Простите, пани Валерия, может быть, у Набокова было другое время, и другие обстоятельства, но я себя эмигранткой никогда не чувствовала. Может быть, это только специфика нашего Гавелака. Я там работаю восемнадцать лет, и у нас там работают бывшие югославы, болгары, даже украинки, продавцами у чехов, и за все восемнадцать лет не возник у Гавелака вопрос, кто я по национальности. Вопрос только один - хороший ли ты человек. И если хороший, то Гавелак тебя принимает, а если плохой - ты там долго не задержишься.
     Пани Валерия посмотрела на меня со скепсисом (мы - из мелкобуржуазной семьи, несколько раз поясняла она), а я вот вчера прошла по Гавелаку как по Питерской. Людно, чудно, весело, жжужит все, и первого повстречала Оугена:
     - А у вас тут живенько, - сказала. Я две недели не видела никого, кроме врачей, пациентов и родных.
     - Это только видимость, - ответил он.

     Я первым делом прошла к Али. Я встала перед ним и спросила в упор:
     - Можешь уделить мне минутку?
     Он внимательно посмотрел на меня, потом на свою тарелку, и сказал:
     - Я ем.
     - Через пятнадцать минут? - спросила я.
     - Пожалуй, - сказал он, помедлив.
     И я пошла за Фирой. Фира имела для меня от Аллы 1.100 крон денег и "цукровинки" ( рождественское печенье) из Млекарни, которые я заказывала месяц назад, еще до всех этих событий, у пани Марушки около 400 крон за килограмм, получилось 446 крон, и Алла доплатила своих 46, и проникновенно сказала  по телефону,"ну что такое, Ира, между нами 46 крон?", и еще добавила коробку конфет, Анаит имела станек неподалеку от Фиры, увидела меня и сказала, что я "выгляжу хорошо", что я должна постоять  так пять минут, и она сейчас вернется:
     - Там между "цукровинками" и коробкой конфет, тысяча крон, - сказала Фира, - это от Люси. А куда Алла сунула своих 1.100, я не знаю.
     - О, эта Люся, - сказала я и пошла за Маришкой.
     - Выглядишь хорошо, - сказала Маришка, протягивая мне тысячу крон за склад, - Ну, да, похудела. Но аккурат на те три-четыре килограмма, без которых на тебе это пальто сидит идеально!
     - Если мне еще кто-нибудь скажет, что я "выгляжу хорошо",  мне станет плохо, Мариш.
     - Выглядишь хорошо!, - закричал Миша Миракян, имевший станек неподалеку от Маришки.
     - Ира, я тебя по всему Гавелаку ищу, - возникла Анаит, и сунула мне банку красной икры грамм на четыреста, - ешь сама!

     - Тебе что врач сказала - "лежать"?, - спросил меня Али, когда мы сидели уже на террасе ресторана "KOGO", так, чтоб видеть его станек, был послеобеденный час:
     - Мазаться. Каждые три-четыре часа.
     - А ты что здесь делаешь?
     - Я здесь делаю только одно: я приехала у тебя попросить прощения, Али. За все, за все, что я тебе сделала или даже за все, что я подумала, плохого. Если ты меня не простишь, я из этой битвы живой не выйду. Я поняла, что здоровье - не самое главное в жизни. И даже не красота, как я твердила тебе всю дорогу. Главное в жизни любовь.
      - Вот тебе тысяча крон, зайди в русскую лавку, купи пельменей, докторской колбасы, птичьего молока, я знаю, и немедленно домой, -  сказал Али, помолчав, - Делай все, как велят доктора. За склад я заплатил.
     - Я и не сомневалась.
     - И брось говорить глупости. Главное в жизни - это здоровье.
     - Там, среди нас,- сказала я тихо, - есть люди, которые живут только потому, что их кто-то любит.