Вечность

  Пол километра боли для одного человека, не слишком ли много? Не слишком ли долго я уже иду босиком по этой раскаленной пустыне. Пустыня - образно, ведь здесь нет ни песка, ни барханов, ни ветров. Здесь, если честно, и солнца нет. Нет ничего - наковальня на множество километров вокруг. Раскаленная до бела наковальня. Я уже и не вспомню откуда я здесь появилась, куда я иду. Просто знаю, что нужно идти. Идти всегда вперед и ни за что не оглядываться.
  Вокруг глухая тьма, она почти осязаема, она липнет к телу, как вторая кожа. Я бегу вперед, стараясь стряхнуть ее с себя и лишь больше в ней вязну, тем крепче она цепляется за меня. Здесь нет солнца. Свет источает сама наковальня, все здесь - свет. Но этот свет, что струится из под ног тут же вязнет в киселе тьмы. Оттого он даже глаза не слепит, и не светит.
  Я иду уже целую вечность. Здесь нет дороги, по которой я могла бы идти. Но я упрямо иду вперед, хотя даже не знаю, что там впереди, и где вообще это впереди находится. Возможно, я так и продолжаю блуждать по кругу. А, впрочем, что такое круг? Еще здесь нет звуков, ни звуков моих шагов, ни моего голоса. Я даже не знаю, умею ли разговаривать, но, вероятно, если я могу представить себе, что значит разговаривать, - умею. Или когда-то умела. Но здесь я ни разу не пробовала ничего сказать. Признаться себе в собственной слабости - значит быть сильным? Тогда я признаюсь. Все звуки здесь, как и свет, струящийся из-под ног - тонут во тьме. И я боюсь, что решись я сказать что-то - все же услышу звук своего голоса.
  Я не могу сказать, сколько времени уже иду и как много прошла. Возможно, я появилась здесь лишь вчера, или же всего лишь миг назад. Как оно бывает, когда миг становится вечностью и ты успеваешь перебрать в голове всевозможные мысли. А ноги болят от жара наковальни, хватит секунды, чтобы познать эту боль. Обжигающе леденящую. Возможно, я возникла здесь от Начала Времен и этот мир был создан специально для меня. Чтобы я все время шла вперед, перебирая ногами.
  Не могу точно сказать, сколько мыслей успела передумать за миг-вечность, который провела здесь. Возможно, часто я думала об одном и том же, по кругу; другие я уже и забыла, да и были ли они - не знаю. Но я все время о чем-то думаю - иначе эта тьма поглотит меня.
  Раскаленная наковальня под ногами давно сожгла мне ступни, она стала ледяной. Но я не могу осмотреть ожоги - я продолжаю идти. Останавливаться нельзя. От наковальни поднимаются клубы жара, но и они тонут в вязкой тьме, поэтому, здесь скорее холодно, чем даже тепло. Я не знаю своего лица, своего имени. Я не помню была ли когда-то иной, нежели есть сейчас. И была ли я вообще когда-то. Здесь не нужно есть, не нужно пить. Хотя, положа руку на сердце, я бы с радостью сделала глоток воды, если бы она была, если бы я могла остановиться. И не потому что хочу пить, почувствовать себя живой. Почувствовать себя.
  Я не помню, с того момента, как я здесь появилась - чувствовала ли я когда-то свое тело. Я не сказала бы точно сейчас, что оно вообще есть, если бы не видела ладони - маленькие, с сухой кожей, короткими пальцами и крохотными ноготками, которые отчего-то не растут; если бы не видела ноги - босые, воспаленно-алые с внешней стороны, небольшие ступни. Но и их я уже не чувствую, я начинаю осознавать границы своего тела и окружающей тьмы лишь тогда, когда она подходит ко мне совсем вплотную и липнет ко мне. Я чувствую ее - чувствую себя.
  Где находится эта вселенная, бескрайняя и такая короткая, почти мгновенная? Внутри другой вселенной? На ее краю? Мне кажется, что она плавает где-то вне времени, потому что здесь времени нет. Ногти не растут, потому что время не идет, не растут волосы. Я даже не могу определить сделала ли я на самом деле хоть шаг вперед, или все время иду на месте. Я не меняюсь, не могу испачкаться, не могу даже быть, потому что это означало бы течение времени, но его здесь нет.
  Вечность в темноте. Вечность и мгновение одиночества, краткий миг боли, после которого уже нет ничего. Нет тебя самого. Остается лишь думать и задавать вопросы, на которые нет ответов, но так можно представить, что ты существуешь и куда-то идешь. Хотя бы мысленно. Суть жизни в вечном движении, в развитии, прогрессе или регрессе. В каком-либо изменении. Но что есть ты, если ты неизменное, ты - ничто. Не могу сказать точно, откуда я знаю, что я - женщина. Наверное по фигуре, хотя и не было времени себя рассматривать в этом вечном шаге. Я даже не должна знать, что такое женщина, просто знаю. Откуда мне знать, что есть вселенная, бытие, наковальня, жар и холод, тьма и свет?
  Быть может, это все сон. Во сне можно прожить целую жизнь, а наяву пройдет лишь десять минут. Можно не помнить себя, не помнить других людей, даже окружающего мира. Ведь это все - сон. Во сне можно даже осознавать то, что ты спишь. Сон открывает для нас бескрайние просторы мира и бесконечную силу. Однако, когда я вновь думаю об этом, на ум приходит, что во сне можно силой мысли создать то, что пожелаешь. Значит, все-таки не сон. Или не мой сон, а чей-то чужой. Я кому-то снюсь, и на самом деле меня не существует.
  Хотя я не помню откуда я появилась, я отчего-то знаю, что всегда мечтала быть. Быть настоящей, быть счастливой, быть живой... Быть чем-то большим в мире. Но в этом мире есть лишь я - маленькая точка, бредущая по бескрайней пустыне огня и боли. И тьма. Тьма здесь главная, я это знаю, потому не остановлюсь.
  Что заставляет идти вперед? Стремиться к чему-то, куда-то, даже если ты не знаешь куда, но куда-то, веришь, точно придешь. Мечта. А я все еще мечтаю быть, и потому я не остановлюсь. Остановиться - значит отказаться от мечты, значит сдаться. Позволить тьме поглотить тебя без остатка. А я все еще мечтаю. Я не могу представить, куда иду, потому что знаю слова, знаю их значения, но пробуя каждое слово на вкус - я не могу представить себе - что это за субстанция.

      ***
  Целая жизнь боли для одного человека. Не слишком ли много? Впрочем, чем больше я думаю об этом, тем больше удивляюсь сама себе: кто такой человек? Я - человек. Я - человек? Наверное, я когда-то им была, если думаю, что так оно и есть. Сколько я уже прошла? В часах, в километрах, в шагах? Наказание это или игра? Если наказание - то за что? Наказывать за то, о чем ты не помнишь - не слишком ли безрассудно? А если игра? Зачем? Кто ее придумал и почему я согласилась в нее играть?
  Я все еще не чувствую усталости, я все еще не вижу ничего. Однако, я заметила, что в этом мире все же есть движение. Даже если я иду на месте - тьма движется. Вокруг, позади меня, впереди. И если бы я шла, бежала от тьмы на месте, она непременно бы догнала меня. Значит я все же куда-то иду. Я иду! Наверное, это чувство внутри меня означает радость - это щекотное ощущение в груди, и глаза щурятся сами по себе. Я начинаю чувствовать. Я начинаю понимать.

      *** 
  Пыталась считать шаги, чтобы хотя бы примерно понимать, сколько прошла. Не от начала своего появления здесь - хотя бы от той точки, когда решила. Сперва сбилась в счете на пятьсот девяносто третьем или шестьсот сороковом шаге. Тьма подошла слишком близко, пришлось бежать. Хотела считать заново, но решила продолжить с того же места. То есть с минимального. Потом сбилась на три тысячи семьсот пятнадцатом. Одолели мысли о бытие. Отвлеклась. Тяжело считать в пустоте шаги. Спать не хочется, но и не хочется ничего другого. В третий раз досчитала до семнадцати тысяч восьми. Считать оказалось очень утомительно, поняла, что нужно искать выход. Пора.
  Как найти выход из места, где нет ничего? Не оглянуться, не остановиться. Внутри все сжимается от мыслей об этом. Оглянуться - значит посмотреть в глаза чудовищу из кошмара.
  Я стала замечать, что тьма все чаще подходит ко мне вплотную, все чаще приходится не идти, а бежать. Будто она знает, что я замышляю сбежать отсюда. Хотя, наверное, знает. Она ведь здесь хозяйка. Все больнее становится бежать, куда уж больнее - вечность-миг по раскаленной наковальне. Но я чувствую боль, чувствую тьму. И бегу вперед. Я не задыхаюсь.
  Вдруг вспомнила, что в груди должно что-то стучать. Оно отвечает за жизнь. Приложила ладонь к груди - не стучит. Значит я все-таки не живу. Но если я не живу, значит я не умру, значит у меня есть время. Время, которого здесь нет. Значит мне не нужно сдаваться или разочаровываться, потому что не живые не умеют это делать, так мне кажется.
  Я буду идти, потому что меня ведет моя мечта. Интересно, не живые умеют мечтать? Даже если и нет, абсурдность может быть только у живых. А я мечтаю, пусть и не живая, значит умеют. И бояться умеют. Это наверняка.

     ***
  Я долго думала, или не долго, не важно. Выход есть, он всегда есть. Нужно только его найти. Чем вызван страх обернуться? Чем вызван страх шагнуть не вперед, а назад? Я боялась, что тьма поглотит меня и блуждала вечность в одиночестве, но даже если она меня поглотит - я не умру. Не живые не умирают. А можно ли исчезнуть? Нет, не так... Хотела бы я исчезнуть? Конечно нет. Но если я исчезну - все это уже не будет иметь значения. Значит, это лучше, чем бесконечное одиночество от блуждания во мраке. А если я стану частью тьмы? По крайней мере я стану частью чего-то большего. Я уверена, что она разумна, а значит я буду не одна. Мне не нужно бояться боли, и не нужно вообще бояться. Не живые - все же не могут бояться. Хотя и имеют мечты.

     ***
  И тогда она не остановилась. Она сделала шаг назад, навстречу тьме. Поначалу зажмурив глаза, делая шаг за шагом. В ожидании боли, новой, не той, что уже есть. Но уже не чувствуя давящего страха. Резко распахнула глаза, огромные, цветов радуги - нельзя точно сказать, какого именно цвета они были, для этого пришлось бы зафиксировать момент, а все же в этом месте было время. Сделала еще один шаг назад и резко обернулась. Крикнула:
 -Я - существую!
  Увидела тьму - во всей ее красе. Плотную, густую, с огромными желтыми глазами.
  А потом была яркая вспышка света. Ноги подкосились, вдруг навалилась многовековая усталость. Кто-то нес на руках, кто-то шептался. Было то тепло, то холодно. Все - было.

     ***
  Открыла глаза, пыталась рассмотреть что-то, но это оказалось не так просто. Глаза слепил невыносимо яркий свет. А потом были две руки и два голубых глаза. Руки подняли, усадили на что-то мягкое. Глаза запомнились очень четко, хотя больше ничего не видела. Ступни горели, и были чем-то обмотаны.
  Сел перед ней на корточки. Взял ее маленькие ладошки в свои - огромные для нее. Коснулся волос, не смог удержаться - обнял. Ведь знал, что не сможет без нее, знал, что вернуть тоже не сможет. Но она сама смогла вернуться. С израненными ногами, обессиленная. Крохотная в его руках. Ведь сам же изгнал ее в этот мир. Знал, что она не виновата, но не смог пересилить себя. Был слишком слаб из-за ее близости. А Он - не должен иметь слабостей.
  Зарылся лицом в ее волосы. Почувствовал, как на руки капает что-то горячее и влажное. Она сидела и плакала. Молча, совершенно бесшумно. Не выражая эмоций, слезы сами текли из ее прекрасных радужных глаз. Как мог? Сам чуть не заплакал. Злился на нее за то, что стала его слабостью, злился и потому обрек на муки, вместо того, чтобы беречь. А разве Он имеет право злиться? Что тогда люди о нем подумают. Милосердный... Как же.
  И все-таки заплакал.
  Сказала:
 -Я не могу солгать, что скучала,- внутри все оборвалось. Она не простит, никогда не простит,- Сколько прошло?
 -Две тысячи лет,- ответил, с болью и горечью.
 - Я просто не знала, что ты есть. Но если бы знала - я бы нашла способ вернуться как можно скорее. Кем бы ты ни был, и каким бы ни хотел казаться, я буду стремиться к тебе, как смертные стремятся в твою Обитель.
 -Ты бессмертна,- сказал зачем-то.
 -Умереть, значит остановиться и перестать мечтать. А я все еще мечтаю стать чем-то большим, хотя и не дотянусь до тебя никогда,- сказала почему-то с улыбкой.
 -Говорят, я не умею проклинать, по статусу не положено. Еще говорят, что умею карать,- усмехнулся,- Значит тебя ждет моя кара. Ты навечно останешься на седьмом облаке в моем доме. Захочешь сбежать, как пить дать захочешь, но ты уже обречена. Прими свою кару.
 -С тобой?- спросила затаив дыхание.
 -Конечно, и в этом самое страшное твое наказание. Целую вечность терпеть меня. Слышала когда-нибудь от смертных, что браки заключаются на небесах? В этом есть своя правда. Ты, например, не только теперь обречена, но и обручена. Со мной,- сам испугался. А вдруг откажется? Вдруг сбежит? Вдруг не простила?
 Пискнула, как мышка и чмокнула в нос. Потом укрыла своими радужными, как ее глаза, крыльями - самая прекрасная из всех ей подобных. Боже, то есть я, - как приятно, и почему я от этого бежал?