История одного живописного сюжета -

Про то, от чего я нарисовал картинку "Столкновение миров"
(беспокойные воспоминания)


Восприятие органами чувств несовершенно, ибо конечно во времени. Совсем другое дело – диалог духовный, душевная взаимосвязь.
Человеку дано вершить миры… Писателю – книгу, драматургу – пьесу, художнику – картину. Это понятно.
Но миры рождает и любой другой человек, не пользуясь теми красками, а применяя свои, может быть, совершенно уникальные.
Придуманные, написанные или только произнесённые миры начинают звучать, выглядеть, жить независимо от своего создателя. А так как они – креатуры духовных, нематериальных вибраций, независимость их является пространственно-временной.
А далее, по схеме, сложившейся задолго до нас – рано или поздно идеальные эти пространства начинают жаждать материального воплощения.
И это начало всего невероятного в нашем четырёхмерном мире…


* * *

Давно-давно, не одно десятилетие назад, мы с одним моим другом часто говорили друг другу «а вот бы!..» и «прикинь!..» Потом мы, по обыкновению нашему, начинали ширить и двигать границы возможного, дозволенного, а порой и разумного. Только внутри наших историй, конечно.
Прошло время, мы выросли, обзавелись семьями, серьёзными и важными знакомствами и связями... Нечасто нам стало удаваться встречаться, прогуливаться и разговаривать, как раньше. Давно я уже не слышал от него ни «а вот бы!..», ни «прикинь!..» Работа, болезнь матери, переезд на новую квартиру, рождение сына… И лишь изредка – воспоминания о давних безумных и идиотских поступках, об отчаянных, но честных попытках узнать и почувствовать… Почувствовать чего? Чего узнать?! Про то я никогда его не спрашивал, и он – я чувствовал – был мне за это благодарен.
Вероятно, он тогда наверняка хотел узнать: что если «а вот бы!..»…
С тех пор он очень изменился внешне. Время…
Но я продолжал отчаянно вызывать его на связь. Мы бороздили какие-то городские закоулки, погружались в изучение карты региона, искали подходящее место в лесу и проектировали наш лыжный трамплин. Мы перевернули гору фотографий и воспоминаний. Трясли интернет, чтобы он дал нам дорогу в детские ощущения и радостные ожидания!.. Или, хотя бы, к надежде на какие-то откровения…

…В тот раз мы встретились около его дома. За разговором о делах насущных – куда без них! – мы оставили позади сначала многоэтажные кварталы, затем, обширный частный жилой сектор, взобрались на исполинскую насыпь станционного железнодорожного разъезда и по рельсам устремились в сторону городских окраин. Отсюда до южной границы нашего города оставалось каких-нибудь два-три километра. А где-то у горизонта начинался необъятный даже по меркам средней полосы хвойно-лиственный океан...
Мой друг много знал про лес, про сибирскую тайгу, я же тогда был готов долго и бодро разглагольствовать по мотивам полотен Майкла Уилана и вообще про фантастический реализм.
Мы протопали и территорию разъезда и станцию. Я махал в сторону заводских построек и не точно, по памяти, цитировал из одного своего рассказа:
«…За большим пристанционным зданием каких-то контор виднелась огромная территория кирпичного завода. Там громоздились и цеха, и склады; по внутренним веткам шастали заводские локомотивы и неспешно пятились козловые краны; высилась обойма из нескольких стоящих и блестящих на солнце металлических башен. Высоких, как дома…»
Здесь я тыкал палец в высоченные свинцово-серые цилиндры, рядком вбитые прямо среди цеховых ангаров. Мой друг внимательно смотрел и рассеянно кивал.
Я вдохновенно продолжал:
«…Он всегда знал, что это – резервуары и в них хранятся компоненты для синтеза аннигиляционного топлива для двигателей межзвёздных судов. Оттого, видимо, он называл эту долину «марс». Даже фотографировал. Кто-то из знакомых, разглядывая однажды фото, спросил, почему «марс»? Он ответил что, судя по всему, так выглядят посёлки колонистов в суровых условиях неприветливых и необжитых планетоидов на задворках галактики. А аннигилят они производят для дозаправки затерянных в пространствах посудин странников…»
Это я начинал камлать. Я заранее напрягал поле. Я заряжал частицы моего мира, чтобы в нужный момент, увернувшись от объятий частиц полярных, сильно оттолкнуть однополярные, словно открывая одну из двух дверей в мир сопредельный. Да, у меня был свой проверенный метод. Друг это понимал и не мешал мне.
Мы миновали промзоны, потом был ещё один частный сектор и снова – многоэтажные кварталы.
Город оборвался резко – в пруд. Вода пруда и впадающей в него речушки вобрала в себя каменно-сажевую усталость. Сменив декорации, мы приободрились и уверенно зашагали в сторону садов. Вернее даже – Садов. Именно так, с большой буквы. Потому что сады здесь – это ещё один город. Они начинались сразу за прудом, широким фронтом взбегали на огромный холм, обтекая его по обоим склонам и бросаясь на многочисленные соседние холмы гряды, которую мы издавна называли «хребет». Тянулись сады вплоть до самого видимого вдали леса.
И таёжные устремления моего друга, и мой «фантастический реализм» не противоречили нашему желанию проникнуть на территорию садов.
Это был город, в котором мы ни разу не были. Приближаясь к нему, в проёме ворот мы видели тяжело нависающие ветви садовых яблонь. Вглядываясь, я разбирал фрагменты затейливой садовой архитектуры, пышную траву у штакетников и разбегающиеся в разные стороны узкие, какие-то очень уютные улочки. Я уже много, много лет знал, что такие вот садовые пути-дорожки – это не просто улочки…
Проходя ворота, я услышал – или ощутил кончиками нервов? – тонкий звон напрягшейся в прогибе браны.
Мой друг, видимо, тоже что-то такое почувствовал, потому что сразу предложил правильную улицу. Далее мне не очень было когда наблюдать за моим другом, но сам я наслаждался практически каждым шагом и всем, на нашем пути. Этой приветливой вихлястой колеёй с жёстким гребнем луговины посредине. Этими фанерно-брусовыми прямо-таки замками, осенёнными историей возвеличивания духа своих хозяев. Неожиданным, непонятно, как попавшим сюда крохотным и милым водоёмом с очень синей водой, мостками, потешной лодочкой, детской купалкой и даже, кажется, с рыбками. Этими звонко журчащими душевыми и густо благоухающими баньками; живописными перезревшими хозяюшками с плотными трикотажными бёдрами и набитыми плетёными корзинами; бобиками и жучками, звонкими и отважными в своём порыве преданности…
Брана прогибалась. И, следуя нестабильности континуума, наша счастливая улочка с размаху уткнулась в крутой склон. То есть, город-то-сад не кончился, но подошёл к своему пределу первый его уровень. Или уровень области Перехода?
«Пошло-поехало!..» – подумал я весело и глянул на своего друга. Тот растерянно поискал глазами обход, но, видимо, быстро осознал, что впереди просто новая ступень. Какой тут обход?!
Мы ринулись по круче вверх. Ну, «ринулись» – это громко сказано, однако через пару минут мы уже стояли на краю другого уровня и оглядывались на покинутые уже угодья. Благословенный край!..
Впереди нас ждала сетка рабица на косых столбиках, горбыль, брошенный в непросыхающую грязь для обозначения скорого пути в нужник из потемневших досок…
Мы поняли, что этот уровень просто был не готов, не успел повернулся к лесу задом… Мы не смутились. Наградой нам была очередная чудо-улочка, которая тут же нас подхватила и понесла такими зигзагами, что позавидовали бы американские горки!..
Мой друг на ходу рванул с ветки налитое яблоко и с громким хрустом откусил его. Ни его бесцеремонное движение, ни даже этот хруст, казалось, не могли уйти от внимания копошащихся тут же на грядке хозяев дерева – немолодой четы досужих горожан. Меня заранее окутала тугая пелена неловкости и покаяния, но… Занятые своими мешками и тачкой, они лишь мельком глянули в нашу сторону. И только яблоня вслед нам качала своей потревоженной веткой…
Уже действовали какие-то законы перемены координат… Начиналось мягкое отторжение сущностей.
…Много ещё разных удивительных находок встретили мы на своём пути!.. Описывать их я не буду, дабы не давать крен в вещественную конкретику. Ведь, более-то всего заполняли меня как раз переливы полевых – не вещественных! – вибраций, каким-то чудом связанных с моим подсознанием.
Друг, меж тем, увлечённо ловил и впитывал что-то своё. Что-то, кроме яблок!.. Он уже совсем не нуждался в моих заклинаниях и паролях. Да и издавал я теперь преимущественно невнятные междометия, немые восклицания и шумные вздохи. Ему тоже было хорошо на новом уровне – я это видел! Может быть, даже лучше, чем мне…
А потом был ещё подъём. Не такой высокий, как предыдущий, но мы с другом молча переглянулись – поняли: опять уровень.

…Кто его знает, как тут – на этих уровнях – течёт время, только совсем, как нам показалось, скоро некогда высокое солнце стало светить справа почти параллельно земле.
Мы были в уже очень отдалённой части Садов. Шли, не спеша, поднимаясь в гору по очередной улочке куда-то в юго-восточном направлении. Мимо плыли архитектурные шедевры… Нет, к ним нельзя было привыкнуть и перестать их замечать. Плодоносные кущи дарили нам уже неуместную тень и заставляли машинально кланяться… Преобразованный воспарившим духом обывателей ландшафт переформатировал наши когнитивные матрицы!.. Танки наших душ были переполнены, нам надо было поворачивать в порт приписки…

В очередной просвет между постройками и насаждениями справа отчаянно сверкнуло желтеющее светило. Я повернул голову и остановился. Застыл.
Я знал, что здесь это могло случиться.
- Видишь? – спросил я друга.
- Чего?
- А вон… – Я был глуп и бессловесен.
- А-а… – неопределённо выдал друг.

…Год спустя я показал ему эту картину.
Сначала он замер, хватая внимательными глазами то тут, то там. Потом издал радостный звук, означающий, что он узнал обстоятельства. Потом он надолго замолчал.
Ему нужно было время, чтобы, хотя бы очень быстро и в общем, проделать тот путь снова…
И я шёл вместе с ним.