Мэгги

Мне уже за пятьдесят… Это всерьез обеспокоило мою впечатлительную натуру – ведь с вершины начерченной мною пирамиды Бытия, определенной Богом Человеку в недолгое столетие, жизнь стала катиться  к ее подножию – в страшную неминуемую “яму” Вечности, откуда не выбраться никому и никогда, и осознание сей неизбежной данности вонзалось остро-колющими иглами в каждую извилину моего мозга и сражало наповал, парализуя дух! А в загробную жизнь просто не верил как в очевидную чушь, придуманную в утешение недалеким и забитым умам…
Многое перевидел на своем веку – хорошего и не очень. Судьба меня малость потрепала-поколотила на “семейно-карьерном” фронте, но не так уж, чтоб доконала насовсем… Был еще “порох в пороховницах”: честолюбивые амбиции не раз уносили в облака, а здоровые мужские чувства еще напоминали о себе, порою неудержимо “взбрыкивая” и “пошаливая” инстинктами в моем упругом теле не на шутку… Я крепко любил жизнь и не менее крепко – себя самого, родимого… Но законченным эгоистом, к счастью, не стал.
Я всегда обожал море, хотя так и не научился классно плавать и тем более смело кидаться в штормовые волны, поражая воображение пляжных женщин,  – всего лишь “достойно” держался на воде, никогда не решаясь отплывать на большую глубину, чем когда-то в юности очень разочаровывал молодых девушек, пытавшихся завязать отношения с “симпатичным парнем” в романтических морских волнах подальше от берега... Но меня это вполне устраивало, так как покорять сердца подавшихся “на юга” дам я собирался своим интеллектом, а не крепостью и ловкостью атлетического торса, коего у меня, увы, не было... “Лучше быть живым и здоровым неудачливым ловцом женских чар, чем избалованным безудержным сексом кобелем-утопленником”, - успокаивал я себя, теряя в очередной раз уплывающую от меня в буквальном смысле слова очередную жаждущую любви “самку”…
…Двадцать лет, в силу не зависящих от меня объективных обстоятельств, я не мог выбраться отдохнуть на заветное море. И не только на далекое море – вообще никуда, даже в родные ближние горы и озера. Время было смутное: страна разваливалась, ушлые выскочки из разномастной толпы вдруг круто стали бороться за свободу слова и демократию, авантюристы и ворюги богатели на глазах изумленных обывателей, привыкших к убогой, но регулярной ежемесячной зарплате, к дешевым продуктам и ширпотребу советской эпохи…
“Вселенская буча” на одной шестой части суши длилась, впрочем, недолго: все, что можно было своровать или переделить, – разворовали и поделили с кем надо, “верхи” и “низы”, усвоившие все правила новой игры, угомонились, и, к счастью, жизнь вскоре нормализовалась, “устаканилась” и мысли о хлебе насущном постепенно стали плавно переходить в другие более приятные сферы – досуга, духовных и телесных развлечений…
“Отчего бы, наконец, и мне не встряхнуться? – подумал я и на нехилые отпускные и поднакопленную заначку рванул на долгожданное море.
В живописной дороге, в полной народу междугородней маршрутке, я невольно признавался себе: какой все же кошмар – целых два десятилетия не видеть этой волнующей и магической беспокойной стихии, не радоваться и умиротворяться  душой, засыпая тихими ночами под неумолчный шум прибоя, не восторгаться огненными закатами и шелестом пальм только потому, что долго мирно дремавшая “застойная” страна вдруг раскорячилась в эпилептической судороге, выплюнула всю мерзость, мокроту и слизь на ни в чем не повиннных людей, на годы вперед круто изменив и испоганив их жизнь…
Тяжело вздохнув и пытаясь отрешиться от грустных мыслей, я краешком глаза оглядел салон лихо несущегося по широкой трассе “форда”. Впереди вальяжно расселись две семейные пары с детьми, явно родственники судя по их шумным разговорам на общие темы, затем шла пара-другая несимпатичных небритых мужчин и волосатых женщин “врозь”, угрюмо уставившихся в не слишком чистые окна. Лишь наискосок от себя заметил обаятельную молодую женщину лет сорока с миловидной девчушкой, уткнувшихся носом в какие-то малоформатные книжки, взятые, видно,  с собой для необременительного чтения в пути. Завитки ее светлых волос на нежном затылке удерживали мое внимание еще некоторое время, пока мы не въехали в какой-то тоннель и оказались в кромешной тьме минут на десять – шофер не удосужился даже включить в салоне свет…
На таможне пассажиры высыпали на свободную часть обширной заасфальтированной площадки, занятой выстроившимися вереницей большими магистральными автобусами, маршрутками и частными машинами,  и впервые стали приглядываться друг к другу: ведь путь к морю был еще долгий…
Я стоял поодаль от массы в тени навеса с сигареткой и, молча покуривая, наблюдал за людьми из других машин. Приметил нескольких знакомых по городу, с которыми давно не виделся, а потому не было никакого желания подойти к ним. Да и они, явно заметив меня издали, не горели желанием пообщаться, - видно, все подустали от длинной дороги…
Подмеченная мною в машине молодая женщина вдруг сама подошла ко мне под навес и с приятной открытой улыбкой спросила, не знаю ли я, где можно набрать питьевой воды для племянницы.
“Ага, значит не с дочкой… Интересно, куда же она едет отдыхать с племянницей?” - тут же промелькнуло в голове и почему-то стало веселее на душе.
- Не знаю… Но скорее всего в туалете…, - кивнул я в сторону схоронившегося в дальнем углу площадки платного “нужника”.
Женщина недовольно скривила губы, но тем не менее пошла именно в ту сторону, не сказав мне больше ни слова.
“Мой ответ явно ей не понравился, - взгрустнул я. – Но что же другого я мог ей сказать в этом мне самому незнакомом месте?”
Затянувшаяся стоянка, наконец, закончилась, и все стали снова рассаживаться в свои машины… В путь!
Моя “знакомая незнакомка” в машине опять вперилась в книжку, через какое-то время они с племянницей дружно задремали, и начало “флирта” не состоялось, хотя где-то в глубине души уже надеялся, что вскоре обрету подружку, если она едет туда же, куда и я – в Цихисдзири…
Интуиция меня не подвела – моя спутница с племянницей сошла именно там, где и я!
Вылезая из тесного душноватого микроавтобуса, мы обменялись с ней усталыми улыбками. Как истый джентльмен, я помог ей донести чемоданы до “ресепшн” и как бы между прочим предложил свою помощь в “новом месте”, если она в дальнейшем понадобится. Здесь же у стойки узнал, что зовут ее Ириной, Этого на первый раз было достаточно, и мы разошлись по своим номерам, кстати на том же этаже, почти рядом…
Вечером, за первым скромным ужином в очень скромной же столовой, мы с Ириной разговорились: я поведал ей, кто я и чем занимаюсь,  она в свою очередь гордо сообщила, что довольно известная в городе пианистка и “консерваторка”, т.е. преподает в местной консерватории…
…Дряхло-древний пансионат советских времен на высокой скале над морем не приглянулся сразу: глуховатое местечко, вдали от оживленной черноморской трассы, скудное меню и отдыхающие, в основном с детьми,  несколько поубавили мой пыл. Настраивался на яркий, полный приключений двухнедельный отдых под пальмами с нестареющими блондинками… Пара-другая пальм действительно были на территории, огненные закаты и шумные прибои – тоже, но, увы, с завлекательными “дающими” блондинками явно “напряг”: оказавшиеся в пансионате и на пляже уже заняты длинноногими и крепкими мужиками на иномарках…
Старинное здание настолько обветшалое, что подрагивает, как в слабое землетрясение, при каждом прохождении поезда вдоль узкой прибрежной полосы, за ближними живописными скалами. Это очень неприятно ощущать особенно по утрам, еще в постели – уже знаю точные часы всех составов в обоих направлениях! Пассажирские утренние поезда проходили более или менее “комфортно”, но особенно неприятны мчащиеся в глубокую ночь с грохотом на полном ходу тяжелые и длинные грузовые, с полными нефти цистернами, на Батуми…
Первая неделя прошла лишь в морских купаниях и лицезрении вовсе не очаровавшего меня курортного контингента. Те немногие одинокие дамы-ровесницы, что мелькали на пляже и в столовой,  меня не привлекли – своя жена дома была, такая же стареющая и полноватая…
Ирина, столь общительная со мной в первые два-три дня, уже через неделю перешла в круг каким-то образом обретенных подружек из своего “музыкального круга” и тусовалась с ними, нередко попыхивая сигареткой в парке пансионата под роскошной пальмой, держась подальше от назойливых мужчин. Я не был “назойливым”, но, на всякий случай, молодая женщина, видимо, специально приехавшая на море с взрослой племянницей, дистанцировалась и от меня.
Прокрутив назад наши первые с ней беседы, я, кажется, стал догадываться о причине подобной метаморфозы. В один из вечеров в моем одноместном номере,  в порыве нахлынувшего кайфа за бутылкой привезенного мною с собой коньяка и обволакивемый ароматным дымом сигарет, выкуриваемых с ней со смаком, я неосторожно фамильярно и многозначительно обронил, что такая привлекательная женщина, как она, вряд ли будет здесь скучать при наличии симпатичных мужчин вокруг. Она тогда как-то напряженно посмотрела на меня, глубоко затянулась и, выпустив дым колечками через нежные ноздри красивого тонкого носика, выдохнула, мол, приехала сюда искать не любовных приключений, а просто отдохнуть и развеяться от осточертевших домашних и коллег по работе, а потому настырные случайные знакомые “с иллюзиями” ей ни к чему… Впрочем, этот не слишком завуалированный намек я пропустил мимо ушей… И зря – он ведь явно касался и меня! В этом я убедился через несколько дней, когда на мое приглашение прогуляться вечером вдоль берега без племянницы Ирина сослалась на внезапную головную боль… Не будучи по природе охотником, я вяло повторил попытку сблизиться еще через пару дней и, вновь получив культурные отговорки – “хочется поваляться вечером в постели с книжкой” – вычеркнул “даму” из сферы своих уже нараставших сексуальных интересов...
Все остальные дни мы лишь вежливо здоровались в столовой, а днем на море вообще разбегались в разные концы пляжа… Флирт не состоялся, а других молодых, привлекательных и “свободных” женщин вокруг не было… Я уже смирился с монашеским образом жизни на жарком юге – утром и вечером плескался в не слишком чистой соленой воде, знойным днем отсыпался в комнате или уезжал в город “приобщаться к цивилизации”, когда море штормило… Не скрою, уже считал дни до возвращения с своему обычному распорядку жизни в четырех стенах родного дома и последующей маячившей на носу работе с завистливыми сослуживцами…  “Эх-х…, мать твою…, - досадовал я, - другие чего только не плетут о своих крутых курортных романах, а мне никогда не везло и не везет с этим делом…”
…К последней неделе скучного, серого пребывания в малоизвестном приморском курортном поселке на пляже впервые появилась, судя по нетронутой солнцем белизне тела, “новенькая” – полноватенькая, миловидная, голубоглазая, с тонкими чертами лица – мамочка  с сыном-подростком лет четырнадцати. Она разместилась недалеко от меня, почти у воды, и уже с первых же дней чувствовалось, что норовит познакомиться со мной поближе: то время спросит, хотя сотовый валялся рядом с ней на ярко-оранжевой махровой подстилке или был в руках послушного подростка, вечно сидевшего рядом с ней, то спросит, где здесь поблизости можно разменять валюту, то где купить мороженого, то еще что-то. Догадываясь, что ищет повода сблизиться, не подавал тона, поскольку женщина меня не устраивала ни по “переходному” возрасту, ни по пышной комплекции. Однако, будучи джентльменом,  мило улыбался и старался откликаться…
Наконец, настал день, когда наши подстилки почти случайно оказались совсем рядышком, а сынок ее вмиг убежал на волейбольную площадку – за дорогу от пляжа. Мы разговорились, как уже старые знакомые. Мэгги (“а по паспорту – Манана”, призналась женщина) оказалась университетской преподавательницей английского и за пару часов пляжного утра поведала скороговоркой всю свою жизнь. Муж скончался от второго инфаркта  пару лет назад, остались три сына; два старших, женатых, отдыхают сейчас отдельно со своими семьями в поселке за пару часов езды отсюда, а она с младшим предпочитает эти давно облюбованные места – часто здесь бывала с мужем… (“Ах, какие счастливые времена были, вы не представляете!”).
Слово за слово – благо и я не обделен даром непринужденного и искреннего общения – и подумал, что вполне можно скоротать последние денечки отдыха с этой образованной и обаятельной дамочкой без всяких пошлых ожиданий…
- А что вы делаете по вечерам, здесь так скучно, - осторожно спросил я, не забывший “осечки” с Ириной.
- А мы ведь с моим Гариком на днях только приехали, так, на недельку, еще не успели сориентироваться, - оживленно махнула рукой женщина. – А что?
- Прогулялись бы  вдоль берега… вон до того маяка…, - я махнул рукой куда-то в дальние сосны, за которыми действительно виднелась белая башня.
- Ой, я здесь все облазила с мужем и сыновьями в прежние поездки, никуда не хочется… - безразлично кинула она и, вдруг оживившись, предложила: “А давайте ко мне в номер сегодня – у меня с собой куча домашней выпечки – мы с сыночком вряд ли одолеем, зачерствеет от жары… Жалко будет выбрасывать…
- Ах, значит, вы хотите кому-нибудь сплавить свои черствеющие пироги и выбрали в “дегустаторы” меня! – я добродушно рассмеялся и чтобы сменить тему, живо вскочил со своей подстилки и устремился к воде, заодно на бегу предложив окунуться и ей.
Она немножко сникла от моих слов и ироничного смеха, но поддержала “свежую идею”: “Ну давайте!”
Доплыв до торчащих из воды ближних невысоких скал недалеко от берега, мы вернулись, мокрые и освежившиеся, рухнули, подуставшие, на свои подстилки и умолкли, раскинув руки и ноги… Я так сильно вжался в горячий песок, что невольно почувствовал под собой через тонкие сильно обтягивающие плавки зашевелившегося и постепенно напрягшегося от жара своего “шалунишку”… “Вот те на! Стыд-то какой – и не встанешь: придется лежать, пока не “сникнет”… А вдруг Мэгги сейчас попросит что-то – принести минералки или кока-колы из прибрежной палатки? Откажусь… под предлогом, что ногу судорогой свело…”
К счастью, женщина ничего не захотела и, прикрыв глаза от палящих лучей беспощадного солнца еще незагорелой рукой, мирно задремала со слегка приоткрытым пухлым ротиком …
Тревожить ее не хотелось, так как плескаясь в воде и строя мне глазки она убедила отведать ее “непревзойденное печеное”, какого я “никогда и нигде не ел”! Я заикнулся, что у меня жена тоже неплохая хозяйка, но тем не менее пообещал обязательно зайти полакомиться ее уникальной кулинарией, но только после заката… Это великолепное зрелище я никогда не пропускал на море – магнетизм медленного погружения солнца в могучую беспокойную стихию очаровывал меня и навевал вечные и немножко грустные мысли – о том, что Солнце и Море еще миллионы лет будут “ласкаясь” погружаться друг в друга, и только мы, “жалкие человечки”, уйдем с этой прекрасной планеты, вернее останемся в ней навсегда, но по ту сторону Света…
“Ох, какие страшные мысли меня одолевают порой…” – содрогнулся я от неизбежности конца этой суетной жизни и переключился на позитив, сообразив, что “визит к даме” –какая-никакая, но  тоже “зарубка на сердце”… Была не была, чем я рискую?”
…Мэгги встретила меня радушно и с загадочной улыбкой: “Вы знаете, я не очень надеялась, что вы потеряете вечер на меня – вон сколько вокруг молодых и привлекательных, не то что я, старуха!”
Я не ожидал услышать такой уничижительной правды от вполне приятной на вид женщины и потому выплеснул в ответ целую тираду из комплиментов, уж не вспомню каких, но Мэгги залилась простодушным смехом, приложив полненькую ручку к не менее полной груди…
- А где Гарик? – удивился я, не заметив в комнате подростка.
- Я его отослала поиграть в компьютерный центр, чтобы он нам не мешал…, - с загадочной полуулыбкой прошептала женщина. – Часа два его точно не будет, если начнет играть, заведется – так не оторвешь… Присаживайтесь поудобнее…
“Интересно, что у нее на уме?” – пронеслось в голове и тут же улетучилось.
Чайный стол был накрыт весьма основательно: целая гора печеного не первой свежести, немножко фруктов, бутылка красного вина, явно местного производства.
- Ну-с, начнем пировать? – заговорщически мигнула она мне левым глазом и томно присела на краешек стула. – Наливайте, как мужчина в доме!
Меня это позабавило: никак не рассчитывал на приключение с дамой далеко не юного возраста, да еще с потенциальным свидетелем, который мог вернуться в любую минуту.
…Бутылку мы дружными усилиями под эмоциональные тосты “раздавили на двоих”, подкрепив желудок всем, что было на столе, и неожиданно я почувствовал “сексуальную  щекотку” под отяжелевшим от еды животом. Незаметно, под столом,  потер в паху, дабы как-то унять нараставшую похоть и усмирить предательски взбухающего и пульсирующего “дурачка”, за все время пребывания на море так и не “заработавшего по прямому назначению”, и вдруг заметил, что “оценивающий” взгляд Мэгги стрельнул туда же…
“О боже…”, - растерялся я, не зная, куда себя девать… Секс с мамашей за пятьдесят никак не входил в мои планы даже при всем “сексуальном голоде”, тем более всего за несколько оставшихся “монашеских” дней до отъезда (“стоит ли мараться и потом чувствовать себя виноватым перед женой?”). Но было поздно: женщина подалась вперед всем телом и обеими руками повисла на мне, увлекая к кровати недалеко от стола. Она торопливо и даже грубовато толкнула меня на постель – я  расслабленно упал на спину… Делать нечего – я смирился со своей участью и хотел привстать, чтобы спустить брюки. Но Мэгги не стала ждать – в ее наманикюренных пальчиках судорожно взвизгнула и  дернулась вниз цепочка моей сильно вздувшейся ширинки. Почувствовал, что брюки ей не помешают, так сильно закипела страсть в этой стареющей “самке”, до сегодняшнего случая, уверен,  вполне добродетельной женщине и матери…
Все свершилось очень быстро, тем более, что я страшно боялся возвращения в этот миг сынишки Мэгги и “сварганил” минут за пять все “любовное действо”. Давно не имевшая мужчину женщина стонала, пыхтела и извивалась всем телом на мне, больно впившись острыми ноготками в мои плечи. Впрочем, оргазм был силен у обоих – мы оба дружно замычали от последних сладостных конвульсий, и Мэгги без сил томно откинулась набок от меня, тяжело дыша и благодарно глядя мне в вспотевшее лицо…   А я в этот миг уже думал, не запачкала ли любвеобильная вдова мои “парадные” светлые льняные брюки и как в таком случае я выберусь в коридор, иногда полный людей, возвращающихся с ужина в свои номера…
Через полчаса я выходил от Мэгги вполне довольным жизнью и самоутвердившимся петушком… “Что ж, на безрыбье и рак рыба”, - думал по дороге к себе по длинному слабоосвещенному уютному  коридору, уже почти предвкушая и последующие секс-встречи с добродушной и милой провинциалочкой, страстно отдавшейся мне с такой легкой непосредственностью, с поистине “христианским бескорыстием”… А ведь ни сном ни духом не предполагал такого оборота от невинного приглашения к себе на чай обыкновенной пляжной знакомой со следами былой привлекательности.
На следующее утро я не увидел Мэгги с сыном на пляже… “Видно, уехали сегодня в город за покупками, погода-то облачная, может и дождь зарядит”, - подумал я, и весь день, обливаясь потом, одиноко загорал на горячем песке, не слишком чистом от разбросанных тут и там окурков, выплюнутых жвачек, раскрошившихся под ногами курортников ракушек…. Вперившись в бездонное небо, то и дело омрачающееся мощными кучевыми облаками, я выстраивал забавные и все более игривые диалоги для “нового совращения” – в надежде за ужином договориться еще об одной “магнетической встрече”, на этот раз в своем номере, в абсолютно безмятежной обстановке и с более изобретательными любовными утехами. “Как говорят, аппетит приходит во время еды!” –самодовольно думал я, мужик далеко за пятьдесят, представляя, что еще “соображу” со страстной “голодной” женщиной в следующие “разы” после пары рюмочек еще оставшегося у меня коньяка…
Но “моя женщина” не пришла в тот день – ни на берег, полюбоваться, как обычно, на закат, ни в столовую - на ужин…
Меня это несколько озадачило. “Не говори гоп, пока не перепрыгнешь…, - вспомнил я мудрую поговорку. – Ну ничего, утро вечера мудреннее!”
Утро не оказалось мудрым и обнадеживающим: Мэгги с сыном не было видно нигде!
Через день за обедом,  между ядовито-красным борщом и разваренной гречневой кашей со шницелем, я осторожно поинтересовался у соседей по столу – мол, что-то не видно той “пожилой мамаши с милым  подростком”…
Загорелая узколицая аджарка, с аппетитом заглатывая жиденькую “кашу”, чуть не поперхнувшись, вполголоса, словно тайну раскрыла, прошипела: “Так она давно уехала – к сыновьям в Сарпи… На днях жаловалась мне на пляже, что здесь сынку ее очень скучно, да и ей вообще не с кем общаться… Кругом, мол, одни плебеи…”
Я невольно ухмыльнулся: интересно, входил ли я в число этих “плебеев”?


*    *    *