Собачья жизнь

Мужчина средних лет, оторвавшись наконец от вороха вечно врущих газет, потер подуставшие глаза и, лениво выкарабкавшись из любимого кресла, не спеша подошел к окну – малость “рассеяться” от бесполезного чтива. Жил он в самом центре города, и вид отсюда открывался красивый, а иногда и прелюбопытнейший – в калейдоскопичных проявлениях повседневной городской жизни.
Оживленный перекресток всегда мог привлечь то проходящей модной парочкой, то фланирующими близ гостиницы взад-вперед путанами и жиголо, то добропорядочной, одетой с иголочки многодетной семьей, вышедшей на прогулку, то нищими грязными оборванцами, просящими милостыню у прохожих или водителей остановившихся на светофоре машин... Короче, наблюдательному человеку было что приметить и чем потешиться – а мужчина в широком квадрате окна был именно из таких.
Однако почему-то нынче не было обычного оживления – улица малолюдна, редкие прохожие куда-то спешат, исчезая через мгновенье из поля зрения мужчины, старики и старушки с авоськами на перекрестке не могли занять его внимания, и он уже собирался отойти от окна и прильнуть к телевизору. Но вдруг на тротуаре, перед его окном, появилась крупная белая собака. Дворняга медленно подошла к небольшому декоративному водоему, но не стала пить (был жаркий июльский день), а выжидающе остановилась. Мужчину заинтересовало ее поведение – в предвкушении необычного зрелища он интуитивно стал поджидать чего-то незаурядного. Ждать пришлось недолго: к собаке подошли две мелкие дворняжки, одна черная, другая – пестрая, в бурых пятнах, и стали рядышком, по обе ее стороны. Пестрый кобелек, видно, больше понравился  здоровенной суке – она подпустила его к себе, и он, ловко наскочив на нее, приладился сзади. Обхватив тонкими лапками выскальзывающий все время из-под него крупный зад сучки, кобель, вдвое меньше нее, стал энергичными толчками совокупляться. Сука стояла  неподвижно, явно млея от неописуемого блаженства...
Мужчина усмехнулся – “собачьей любви” он насмотрелся вдоволь на городских улицах по дороге на работу и обратно – и уже хотел отойти от окна, как взгляд его задержался. Ритмичные движения кобелька вдруг перешли в неистово резкие, частые, конвульсивные, его тело стало судорожно дергаться в овладевшем им грубом экстазе. Белая сука взвизгнула, дернулась от “дружка”, но безуспешно – “любовников” словно склеили! Собаке стало нестерпимо больно: она рванулась в сторону и упала на бок, потом на спину, пытаясь как-то высвободиться, но ничего не удавалось. Кобелек тоже перестал двигаться. Они то боялись пошевельнуться, то снова рвались в разные стороны, пытаясь отскочить друг от друга, но, видно, перевозбужденный член кобелька сильно разбух, “наглухо застряв” в суке, и не позволял им разойтись “тихо-мирно”. Собака то затихала, то снова взвизгивала, пытаясь вновь и вновь освободиться от “напасти” – падала на спину, вскакивала на лапы, крутилась-вертелась и так и эдак; а тонкий, грациозный кобелек беспомощно волочился то сзади, то сбоку, то меж ее ног – ничего не получалось! Черный пес смирно наблюдал за происходящим; беспокойные собачьи глаза смотрели то на вожделенную “подругу”, то на “друга”, оказавшихся в ”неординарной ситуации” – бедняга, видно, тщетно ждал своей очереди на “порцию любви”...
Сука и пестрый кобелек стояли друг к другу задами вплотную, ложились на тротуар в такой позе, пытались вновь и вновь “отклеиться”, но “всемогущий” не высвобождался... Черный кобель уже выказывал признаки неудовольствия и нетерпения: начал обнюхивать и суку, и своего “напарника”, перебегая то к одной, то к другой псине, пытаясь чем-то помочь и ускорить разрешение “собственных проблем”.
Прохожие взрослые, окидывая беглым взглядом необычную позицию совокупляющихся дворняг – “присобачившихся” задами впритык большой белой суки и пестренького маленького кобелька – смущенно отворачивались и ускоряли шаг, а сбившаяся поодаль и наблюдающая “сценку” ребятня, от мала до велика, перекидывалась пошлыми репликами и неприличными жестами словно подначивала бедных животных.
Мужчина  с возрастающим интересом наблюдал за “грешниками”: по логике естества эта ситуация не могла длиться слишком долго – чрезмерно  возбужденный член ведь должен был вскоре ослабнуть и освободить божьи созданья от ненавистной уже обоим зависимости. Но минуты шли, а собаки продолжали стоять неподвижно в необычной позе. “Наблюдатель” невольно посмотрел на наручные часы – прошло не менее получаса! “Интересно, сколько им еще мучиться?” – подумал он и приник к окну в ожидании конца собачьего “форс-мажора”.
“Развязка”, конечно же, наступила: через какое-то время, словно по мановению волшебной палочки, обе твари безмолвно и без лишних движений и суеты  “отклеились” друг от друга. Большая белая сука вяло отошла от темпераментного любовника – “от греха подальше” – в ближайший пожухший газон и, улегшись на спину и широко раздвинув лапы, осторожно стала зализывать свою израненную срамную щель. Кобелек явно переусердствовал и сделал ей очень больно – еще не скоро, видно, суке захочется новой “страстной любви”...
Черный песик нерешительно подошел к ней, потерся боком, вновь обнюхал ее всю, давая понять, что и ему хочется ласки. Белая сука не среагировала и продолжала усердно лизать у себя меж задних лап. Похотливые кобельки уселись рядом с ней и смиренно ждали еще чего-то. И у “пылкого героя-неудачника”, и у “обделенного любовью”  был виноватый и обескураженный вид – “как нехорошо все получилось”, словно говорили их выжидающие умные глаза на востроносеньких мордочках...
Сука, наконец оправившись от боли и “превратностей любви”, встала и, тяжело ступая крупными мягкими лапами, пошла в сторону дворов, чуть прихрамывая. За ней смиренно засеменили кобельки, каждый, видимо, со своими “тайными замыслами” – один с неудовлетворенной до конца похотью и подпорченным настроением, другой – все еще с надеждой на желанную, неиспытанную собачью любовь. Дворняги всю дорогу нетерпеливо обнюхивали зад медленно бредущей белой суки – в  предвкушении своего “праздника жизни”...
...Мужчина хмыкнул и непроизвольно потер в паху – его плоть, невольно встревоженная от только что подсмотренной у природы картинкой “торжества естества”, напомнила о себе... С кривой ухмылкой отойдя от окна и вяло опустившись в продавленное кресло, он обреченно уставился в телевизор. Бедняга поймал себя на мысли, что подспудно позавидовал “свободной морали” этих безродных дворняжек, у которых все проблемы решаются так просто и чувственно. “Собачья жизнь” и позабавила, и озадачила мужчину – давно уже жил без женщины...


*    *    *