Блудная Надька глава 9

                IX глава

 

Как маленький ребенок верит в сказки и чудеса, так и Надька всем своим страждущим сердцем, верила в то, что отец изменится. Что, хотя бы раз в жизни, девушка услышит от него такие долгожданные слова: «Доченька, я так тебя люблю!». Но то были напрасные надежды. Бесполезные надежды. Несбыточные мечты. И не конца ни края! Не выдержав давления со стороны отца, решила, молча никому не сказав уйти из дома и быть независимой. Ей посчастливилось сразу устроиться в местный дом престарелых с постоянным проживанием в служебном номере медсестрой и была уверена, что более тихого места ей не найти. Свежий воздух молодого соснового леса, озерная гладь, в которой, словно на картине, отражается утонченная красота природы. Жители пансиона, веселые и жизнерадостные дедушки с бабушками, но самым большим недостатком, которых являлась чрезмерная болтливость.
Но попалась и такой экземпляр, как Полина Карловна. Надька не сразу стала называть ее «Каргою», а женщина не сразу стала проявлять к ней не скрытую враждебность.
В прошлом бизнесвумен, она занимала в пансионате отдельную палату. (Еще несколько лет назад местное руководство сменило название заведения на более благозвучное «пансион»). Полина Карловна была одинокой и жила здесь более десяти лет. Среди обитателей пансиона у нее было самое большое состояние, и местное руководство бегало перед ней чуть ли не на задних лапках. Но кроме денег она имела еще и серьезную болезнь. Смертельную.
Надьке приходилось заходить к ней практически ежедневно, и после приветствий бабушка делала вид, что просто её не замечает. Если другие пациенты любили рассказывать о своей жизни, делиться воспоминаниями, она упорно молчала. И страх как боялась уколов. Не могла расслабить руку, стонала, что ей больно, и даже предлагала ей деньги, чтобы только избежать этой ужасной процедуры.
В палате Полины Карловны, в отличие от других пациентов, не было никаких фотографий, иконок и прочих православных атрибутов. Зато стоял огромный рояль. Ее любимое место – на стульчике возле музыкального инструмента. Но Надька никогда не видела, чтобы она на нем играла. Да и другие тоже. «Это просто ее прихоть», - шутили коллеги.
Как-то собираясь после смены, Надька не нашла своего дневника. Если прихотью Карловны был рояль, то ее – дневник с переживаниями и стихами. Надька задумывалась и раньше о карьере писательницы,  но пришлось остановиться на «земной» профессии медсестры и никому не показывала попытки пера, но и не бросала писать.


- Не видели ли вы черный ежедневник?

 

 С таким вопросом она обегала почти все комнаты пансиона. Неизменное «нет» гнало к следующей двери, и только Карловна утвердительно кивнула. Он лежал на подоконнике, куда его Надька опрометчиво положила, делая очередной укол пациентке.
Забирая ежедневник, поблагодарила Карловну. Та ничего не ответила. Посмотрела на нее как-то странно, почти неприветливо. От этого взгляда захотелось спрятаться.
А через несколько дней началась «веселая» жизнь. Поведение Полины Карловны резко изменилась от неприкрыто равнодушного до откровенно агрессивного. И направлена эта агрессия была в основном на Надьку. В глаза Карловна ничего не говорила, только упорно жаловалась на нее руководству. Строчила на нее жалобы с завидной скоростью и постоянством. Как опаленные от любви подростки шлют любовные послания своим вторым половинкам.

Ну что ей до неё, почему невзлюбила? За что хочет выжить с работы?

Надька долго терпела, стараясь не обращать внимания. А когда почувствовала, что теряет терпение, и, набравшись не присущей ей наглости, пошла к ней на серьезный разговор, услышала следующее:


- Тебе здесь не место!


Сдерживая волну возмущения, которая пыталась вырваться наружу, набрала в легкие воздуха и спросила:


- Почему?
- Скажи, чего ты хочешь от жизни?
- Покоя и стабильности, - не понимая, к чему этот допрос, выпалила Надька.
- А твой дневник?


Она читала её записи! Мнение, что именно «Карга» стала первым критиком, не слишком согревала душу.


- Это просто ... хобби.
- А может что-то серьезнее?
- Какая разница? – раздраженно бросила Надька. – Я же не претендую на писательские лавры. Все равно из меня ничего не выйдет.


«Карга» заставила сесть. Сама заняла привычное место у рояля. Впервые Надька так долго и откровенно разговаривала. Полина Карловна рассказала, что всю жизнь мечтала стать пианисткой. А после окончания музыкального училища училась на экономиста. Взрослая жизнь закрутила ее в своем бесконечном танце. Много чего добилась: основала фирму, сделала себе имя, заработала достаточно денег для безбедной жизни и увидела мир.


- А знаешь, что в жизни самое печальное? – спросила она и, не дожидаясь её ответа, продолжила: - Когда человек становится виртуозом в деле, которое ему совсем не нравится.


Отвергнутая мечта не покидала Карловну, не давала о себе забыть. Она никогда не имела покоя. Звуки музыки стали для нее самыми причудливыми палачами. Были моменты, когда женщина собиралась вернуться к любимому занятию. Даже приобрела этот рояль. Однако все откладывала долгожданное возвращение. А потом в ней что-то перегорело. Больше не может играть, как бы ни старалась.


- Мы с тобой похожи. Я тоже отнесла свою мечту к разряду несбыточных, - говорила она. – А теперь за это расплачиваюсь. Сама себя съела. Думаю, поэтому и появилась моя болезнь – внешнее отражение того, что происходит в душе. Скоро меня не станет, и музыка единственное, о чем я буду жалеть. Буду жалеть, что распорядилась своей жизнью так, а не иначе. А ты должна сделать все, чтобы не жалеть.


После того разговора Надька долго бродила по городу, вглядываясь в лица прохожих ища среди них счастливые. А утром, перед работой, заехала в местный университет и нашла кафедру журналистики. Миловидная женщина с радостью ответила на все её вопросы. Получив на руки список документов, необходимых для поступления экзаменов, летела на работу с такой скоростью, словно разжилась реактивным моторчиком. Неужели все это на самом деле? Разве мечта может быть так близко?
Следующие несколько дней Надька пребывала в сладостном ожидании чего-то необычного. Наверное, с таким нетерпением дети ждут новогодних праздников или каникул. Война с Карловной перешла в стадию устойчивого мира. Карловне стало хуже. Болезнь брала свое и теперь измученная болью женщина уже не спорила с ней по поводу уколов. Просто клала руку на стол и отворачивалась. Больше не разговаривали о будущем, но Надька каждый день видела в ее глазах вопрос. Она ждала от нее решительных действий. И рада была бы действовать, но время уменьшало эйфорию и светлые мысли начали склоняться под нашествием сомнений. Страшно вытаскивать голову из своей норки. Идти за неизвестным и мечтой. Получится ли у неё?
Как-то в коридоре, директор пансиона Мария Ивановна поинтересовалась Надькиными планами по вступлению, та прошептала что-то неразборчивое о том, что нужно время на подготовку к экзаменам, и она будет поступать не в этом, а, вероятно, в следующем году.
Появившись утром в пансионе, узнала, что Надьку ищут. Оказавшись в кабинете той же Марии Ивановны, услышала неожиданное. У Карловны исчез золотой браслет. Догадайтесь, кого она обвинила?

 

- Обыщите меня! – кричала Надька. – Вызовите милицию!
- Я бы так и сделала. Если бы в чем-то тебя подозревала, - добавила она. – Думаю, Полина Карловна просто забыла, куда его положила. Я не понимаю, почему она так на тебя реагирует, ей нельзя волноваться.
- А мне можно?
- Извини, но надо это прекратить, - не глядя ей в глаза, проговорила Мария Ивановна. – Напиши заявление об увольнении. Не волнуйся, я дам тебе хорошие рекомендации.


Сделав то, о чем меня «попросили», Надька вошла в комнату Карги.


- Вы же обещали, что оставите меня в покое!
- Ты тоже мне кое-что обещала, - спокойно ответила она. – Я слышала твою беседу с директором. Как ты это объяснишь?


Снова ее колючий, пронзительный взгляд.


- Я просто хочу, чтобы в момент, когда ты будешь готовиться к своей последней поездке, тебе не о чем жалеть.
- Я не передумала. Просто в следующем году...
- Нам больше не о чем говорить, - отвернулась она.

Уладив все бюрократические дела и забрав из пансиона свои вещи, Надька попрощалась со всеми, обойдя вниманием только одну комнату. Выйдя во двор, долго не могла двинуться дальше. Когда привыкаешь к определенному месту, и оно становится тебе родным, так трудно сделать несколько последних шагов до ворот. Да и в неизвестность...
Подняв глаза вверх, увидела в одном из окон второго этажа худощавую фигуру Карги. Распахнулось окно, к ногам Надьки полетела бумажка. На одной из сторон было написано: «Позвони Олегу Сергеевичу, - дальше шли цифры мобильного номера, и примечание: - Он не только мой друг, но и редактор довольно популярного издательства. Покажи ему свои заметки, и пусть профессионал решает, выйдет из тебя что-то путное или нет».
Надька посмотрела в окно. Полина Карловна успела его закрыть, и ослепительные лучи вечернего солнца, спеша скрыться за горизонтом, прятали от нее фигуру Карловны. Но Надька знала, что она еще там, и следит за каждым ее движением.
Перевернув записку, прочитала:


«Не сердись на меня. Так будет лучше. Когда-нибудь ты это поймешь. Спеши. У тебя много работы. И помни: я не умру, пока не подержу в руках твою первую книжку».
«Благодарю» было пущено в сторону залитого солнцем окна, но она знала, что найдет своего адресата. А если слова Карловны когда-нибудь осуществятся, и действительно будут читать Надькину книгу, в этот момент ее комната наполнится легкими и незабываемыми звуками рояля, тонкой и вечной музыкой. Музыкой жизни...