Суета

Картинка из Интернет

        Ну, суета!
        Лицо у меня располагающее, или должность такая... Уж так «загрузят» за смену - не «разгрузиться»!
        Вахтером я служу на проходной завода.
        - Дядь Вась, а ты слышал, Леонида Алексеевича опять понизили?
        - Да, слышал.
        И новость эту раз пятьдесят скажут. А вместе с ней и другую, и третью. Проходят и говорят...
        - Все, дядь Вась, отмучилась Дуська из механического цеха. Помер ее брательник.
        И это знаю.
        Я очень много про всех знаю, хочу того или не хочу. А про Дусю знаю даже, в чем она на работу завтра придет. Хотя чего тут знать?! Юбчонка в клеточку, да платье в горошек - весь её гардероб. Если в клеточку сегодня одевалась, завтра - в горошек нарядится. Хорошая женщина. А счастье всё как-то стороной её обходит. Замужем не была. Все за братом инвалидом ухаживала. В нужде и сиротстве. А как брат умер, так и похоронить оказалось не на что. Наплакалась до одури. Так бы и пришлось ей бумагу отказную подписывать, если бы люди не помогли. Скопом и похоронили человека.
        - Дуся, - сказал я ей однажды, - Выходи замуж за Алексеевича. Вдовствует мужик, смотреть скорбно.
        - Да как же я выйду, дядь Вась, если он не сватает?
        Это конечно.
         Доводилось и с Леонидом Алексеевичем разговаривать. Как умерла у него жена, так и пошла его жизнь горбылями. Всё одно к одному. Сначала должность зам. начальника цеха сократили, которую он занимал. Потом место старшего мастера ликвидировали, что и осмотреться не успел. Поработал мастером, бригадиром. И вот до слесаря-сборщика дошел.
         - Женился бы ты, Лексеич, - не стерпел я, когда стал замечать его выпившим. - Валентину свою не вернёшь. Вон Дуся из механического - чем не пара?!
         - Сына надо поднять, Валеряныч, - ответил Леонид. - Мачеха - не мать. Как бы учёбу ему не испортить...
         Сам стирал, сам готовил, провожал в институт. Поднимал, одним словом, сына. Хороший институт парень  закончил, хорошую должность получил. Уж такую должность, что за пару лет и квартиру себе купил, и иномарку с гаражом, справил... Женился. Словом, поднял сына Алексеевич. А сам... (как бы тут сказать?) опускаться начал. Вот и сегодня под белы рученьки с работы его вывели...
          И на этом закончилась вторая смена завода.
          Ну, суета!
          Я запер дверь проходной, включил сигнализацию. (Ночных смен у нас нет). Наконец, отдохну душевно, чайку поставлю...
          Но не тут-то было!
          В дверь застучали.
          - Ну, чего ещё?
          - Открой, дядь Вась.
          За дверью стоял Олег из сборочного, а рядом, под руку с ним, - Алексеевич. Леонид покачивался, изгибался и больше походил на плащ подмышкой у Олега.
          - Ключи Леонид Алексеевич оставил. Дозволь за ключами в цех зайти.
          - Да вы что, ребята?! Это никак невозможно. Я уже пульт включил. Будем цех открывать, милиция через две минуты явится.
          - А ты позвони, дядь Вась, предупреди.
          - И опять явится: может, меня принудили позвонить...
          Олега я с ПТУ знаю. Хороший парень. Высокий, симпатичный и на редкость душевный. Его женщины в сборочном Киркоровым прозвали. Но открыть цех до утра действительно невозможно.
          - А как же быть, дядь Вась? Ведь Леонид Алексеевич - никакой. Сам видишь...
          - Да уж вижу. Отвези-ка ты его к сыну, Олег.
          - Нет, к сыну не надо, - как бы очнулся вдруг Алексеевич. - Зачем к сыну? Причём тут сын? Не надо к сыну, - бормотал он.
          Но Олег и не собирался слушать его . Он покрепче перехватил Алексеевича под руку, словно действительно поправил плащ подмышкой и вывел в ночной город.
           «Вот до чего доводит человека водочка, - размышлял я под сердитое ворчанье чайника. - А, может, и не водочка? Одиночество, обиды всякие, душевные невзгоды... Бывает, человек суетится всю жизнь, остановиться некогда, на бабочку и травку посмотреть некогда, солнца не видит: всё в гараже да в офисе, в прокуренных ресторанах...
           И только я заварил чай, мысли мои оборвал опять стук в дверь.
И опять Олег с Алексеевичем подмышкой.
           - Дядь Вась, отопри.
           - Адрес что ли забыли? Ну, и ночка выдалась!
           - Да какой адрес, дядь Вась?! Не пустил нас сын...
           - То есть как это не пустил? Сын отца не пустил? - я пристально посмотрел на Олега. Может, тоже выпил по дороге. Нет, трезвый.
           - Так и не пустил. Уйдите, говорит, от двери, а то палить буду.
           - Да что ты говоришь, Олег?!
           - А то и говорю... Открой, говорю, отец выпивши, а ключи в цехе оставил. «Отвали, - кричит, - может ты отца в заложники взял, чтобы в квартиру проникнуть»...
           - Ну и дела!
           А Алексеевич был совсем никакой, валился с ног и всё твердил спьяну:
           - Погоди, Олег. Володька хороший. Володька - во! Погоди, Олег.
           Ну, что тут делать?
           Да и Олега дома ждут, беспокоятся.
           - Ладно, - говорю -. Ты ступай, Олег. Без тебя разберёмся.
Пристроил я Леонида в стеклянном закутке табельщицы.
           - Спи, Лексеич!
           И он уснул, как провалился. Исхудавший и постаревший, сломавшийся и тихий.
          Да и как тут не сломаться? Столько суеты в жизни! Люди какие-то неприкаянные стали, не обласканные, не выслушанные и невысказанные. Пожалеть бы Алексеевича, приласкать. Ну, и поднялся сыночек! Так поднялся, что и сна лишился: всех подозревает, всех боится... От такого ни чаю горячего, ни слова теплого не дождешься. А как без слова-то сердечного прожить? Я вот, к примеру, прихожу домой, а Варвара моя первым делом слово-то это самое говорит:
          - Пришёл, Валерьяныч? Пришёл, кормилец!...
          И говорит-то всегда одно и то же, а кажется в новинку. И текут звонкими ручейками наши с ней разговоры. Текут и текут - конца им нету. А уж сегодня и вовсе будет чего рассказать Варваре. Да ей и всегда не скучно!
          - Тебя, Валерьяныч, - говорит, - к телевизору бы подключить, вот бы сериалы получились!
          А между тем ночь перевалила за полночь, и в неспешных раздумьях моих приближалась к утру. Я заварил чаю покрепче, ватрушку выложил на газету - все, что осталось от Варвариной снеди.
          - Вставай, Лексеич. Разглаживайся потихоньку. Почаевничаем с тобой. Скоро люди пойдут.
          - Спасибо, Валерьяныч, - отозвался Леонид словно и не спал. - Спасибо, дорогой. И прости меня подлеца. Стыдно.
          - Да, чего уж! А сыночек-то у тебя, видать, высоко поднялся, Алексеевич. Видно, крепко суетится?
          - Э-э-э, Валерьяныч, - беда! Там и жена его, и тёща, как взбесились. Уж так суетятся, что я у них под ногами мешаюсь... Да разве расскажешь?
          - И не рассказывай. И так понятно, - понял я, что Леонид и две программы телевизора потянет.
          - У них ко мне только один интерес остался: квартиру отписать.
          - Да ты что, Лексеич, рехнулся? Тебе ещё и полсотни нет. И не вздумай! Женись и живи. Мне седьмой десяток заканчивается, а я стремлюсь жить да поживать. Говорю же тебе про Дусю из механического...
          - Эх, Валерьяныч! И не говори про неё. Она у меня с нашего первого разговора с тобой в душе поселилась. Никому не говорил, тебе открылся. Крепко ей братец судьбу повязал. А под ногами, видать, не мешался. Руками своими да сердцем до последнего вздоха пронянчила. Человек - эта Дуся!
          - Ну, вот! - обрадовался я. - Коли в душе Дуся поселилась, в квартиру-то её проще привести.
          - Да как сказать...
          А вот так и скажем. Чего суетиться-то?! Сходиться надо и жить, ручейки те самые из души в душу переливать. Кто не испытывал этих ручейков в жизни, тот не жил. А если и жил, то неправильно, то впустую. Какой смысл изо дня в день ходить на работу, собирать карданные валы? И я, и Варвара моя, и Леонид, и Дуся с малолетства на этом заводишке - зачем?
          - Ты вот, что, Лексеич... Ты приходи сегодня вечером к нам. Варвара моя пироги затевает. Посидим, поговорим. Чего одиношничать? Придешь?
          - Приду, - согласился Леонид и пошёл за своими ключами.
          А я открыл проходную, надел форменную фуражку, напустил солидности и напрягся. Мне бы Дусю не пропустить в людском потоке.
          А вот и она!
          - Здравствуйте, дядь Вась!
          Платье в горошек. (Угадал!) Оно плотно облегало Дусино тело и от того казалось просвечивало изнутри каким-то мягким светом. Может, это был свет раннего солнца, принесённого с улицы?
          - Здравствуй, Дуся! А я тебя жду-поджидаю...
          - Что случилось, дядь Вась?
          - А ничего не случилось. Варвара моя просила зайти вечерком. Совсем, говорит, не заходит. Пироги она затевает сегодня. Вот и пообщаемся. Я Леонида пригласил...
           - Леонида Алексеевича?! - воскликнула Дуся и голос её оборвался вдруг - то ли от неожиданности, то ли от радости. Она не находила слов и только часто-часто дышала, и только рдели её щёки да светились глаза.
           - Тётя Варя зовёт? - наконец справилась она с собой. - Тогда я приду... Приду, дядь Вась.
           Дуся вскинула сумочку на плечо и поспешила внутрь завода. Её платье в горошек долго рябило в глазах, слепило, как солнечный зайчик. Даже мрачный длинный коридор проходной был светлее от неё. Она спешила к своим крестовинам, к норме сдельщика. И, может быть, сегодня впервые (на пятом десятке своих лет) спешила осмысленно, то есть знала - зачем...
           - Привет, Валерьяныч!
           Сменщик пришёл, как подкрался, сбил мои мысли, но и обрадовал. Слава Богу, наконец-то, смена прошла!
          Ну, смена!
          Ну, суета!