Мартыниха

                фото из интернета
       Глава 1.

     Село с полуразрушенной церквушкой на возвышенном берегу заросшего ивняком озера, в котором я родился и вырос, со всех сторон окружали густые леса.  С детства полюбил я охоту, но не простую на птицу или зверя. Нет. На этих божьих тварей рука у меня никогда не поднималась и, уверен что не поднимется. А по душе мне охота тихая, на грибы. Знающие люди поймут меня. Какое это блаженство беззаботно бродить по тихому лесу, цепляясь мыслями за кусты и деревья и держать на прицеле любой подозрительный лиственный или травянистый бугорок, в надежде обнаружить под ними желаемую добычу. У наших сельских пацанов любимым занятием служила рыбалка в вышеупомянутом озере.  Ну а я своё хобби в шутку называл «грибалкой». Больше всего любил бродить один, поэтому всегда забирался поглубже в лес туда, где меньше всего ступала нога человека. Конечно, не всегда это приводило к положительным результатам по наполняемости тары грибами. Но это меня никогда не останавливало.

  А  ещё я любил летом гостить у своей родственницы по материнской линии тёти Вали, которая  жила  в пятнадцати километрах от нас в совсем глухой деревушке Хлябино, состоявшей уже в то время из восьми домов. За той деревенькой в чащобе начиналось огромное, старое болото. Места там были дремучие и, как поговаривали старики, вообще гиблые. Ещё в давние времена ушли в ту сторону староверы, целой деревней ушли, укрываясь от гонений на свою веру. С тех пор никто их больше и не видел. Пропали, как сквозь землю сгинули. Меня эти сказания стариков не  останавливали. Я всё равно, пусть и с тревожной оглядкой по сторонам,  всё же посещал таинственные места. Лес там действительно был дремучий и сказочный. Всегда не по-летнему тихий. Редкая птаха  неуверенно подаст голос и тут же,  спохватившись, замолкает. Да дятел иногда отсучит свою барабанную дробь по умирающему сухому стволу дерева.  Не раз за лето я навещал те места в грибную пору. И обычно приходил оттуда с полными корзинами лесной добычи.

     Но прошли годы. Я вырос, отслужил в армии и крепко пустил корни в областном центре, вдали от родных просторов. В жены взял девушку городскую, которую в лес и арканом не затянешь. За последние двадцать с лишним лет лишь несколько раз навещал родные края. Родители мои давно сменили своё постоянное место жительства, переехав на погост. Дом отошёл старшей сестре, проживавшей на тот момент с родителями. Но вскоре и сестра, соединившись узами Гименея с командировочным водителем и продав родительский дом,  перебралась к мужу в город. Так что в родных краях у меня оставалась лишь старая тётя Валя.  А три года назад зимой на моё имя пришло запоздалое казённое сообщение о кончине любимой тётушки, которая, находясь в здравом уме и трезвой памяти, завещала свой обветшалый дом в Хлябино с завалившимся на бок двором своему племяннику, то есть мне.

    В первое же лето я выкроил несколько дней от своего отпуска и выехал на малую родину. Стоял август. Посетив  на сельском кладбище могилки родителей, уговорил старого школьного друга Ивана, единственного из нашего класса, оставшегося  в селе, отвезти меня на его потрёпанном жизнью «Жигулёнке» в Хлябино. Тот после долгих уговоров нехотя согласился:
   - Отвезу, но только до большого леса, а дальше уже и дороги-то нет.
   - Ладно, договорились.
 По дороге спросил Ивана:
   - А что, неужели в деревне никого не осталось?
   - Почему никого, - возразил он. – Осталась бабка Мартыниха.
   - Кто? Мартыниха? –  я не поверил своим ушам. – Но как? Ей тридцать лет назад уже было под девяносто!
               
      Глава 2

       В детстве, приезжая к тётке Вале в Хлябино, я ходил за грибами к болоту и в глухом лесу однажды наткнулся на древнюю старуху. Вернее сначала я наткнулся  на огромный валун высотой в  рост среднего человека.  А, уже обходя его, лоб в лоб столкнулся со старухой. Сказать, что я тогда испугался, значит, ничего не сказать. Я просто на мгновенье сам превратился в каменное изваяние, только меньшего размера.  Стоял не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой, будто в землю врос. Меня напугало не столько внезапное появление старухи, сколько её выражение лица, обращённое в тот момент ко мне. Её глаза излучали  нескрываемую злобу и ненависть, они  раскалёнными буравчиками сверлили мне мозг и испепеляли до костей. Как старуха оказалась в глухой чащобе, вдали от деревни и что она тут делала, я не мог себе представить. А она тем временем, склонив свою голову  на впалую грудь, не мигая, продолжала смотреть на меня из под седых бровей. Затем её сморщенные губы поползли в стороны, изображая улыбку, и обнажили при этом беззубый рот. Старуха потянула свою костлявую руку к моему лицу, взяла меня за подбородок и ещё глубже заглянула в глаза. Я же продолжал истуканом стоять перед ней, не в силах пошевелиться.
 – Мал ещё больно, - прошепелявила она, и легонько толкнув меня в грудь рукой, добавила, - Ступай… пока.
      Я послушно развернулся и чесанул по лесу, не помня себя от страха. Ветки хлестали меня по телу и лицу, но я не чувствовал боли. Долго петлял по лесу, выбился из сил. И только уже к вечеру уставший и обезвоженный, наконец-то вышел к деревне. Тётя Валя сразу заметила моё состояние…

       Глава 3.

        - Ну, всё, а дальше пешкодралом.- Иван вернул меня к реальности, остановив машину у леса.
    - А как же тётку Валю хоронили по бездорожью то? – поинтересовался я.
   - Так зима же. Запрягли лошадь и по сугробам на санях. – Иван помолчал немного и, посмотрев на меня искоса, продолжил:
    - Она же не один день уже остывшая  в избе на полу пролежала, пока её наш местный лесник Егорыч не обнаружил. Объезжая свои угодья, летом на велосипеде, зимой на лыжах бывало не раз, заглядывал к ней на чаёк. Вот  он то и заметил занесённую снегом давно не чищеную калитку. Вошёл в дом, а  там  тётя Валя на полу у стола, головой к дверям… И две кошки рядом у её тела. Голодные, орут благим матом. Хорошо ещё не повредили лицо своей хозяйке, а то были  случаи, когда не только носы и губы объедали пушистики своим бывшим хозяевам, а  и до ушей добирались.
     - А Мартыниха что, неужели не обратила внимания, что соседка не появляется, печь в доме не топится? – Постарался я увести друга от описания  им  неприятных подробностей.
     -  А что Мартыниха?  Её и летом-то редко кто видел, что уж про зиму говорить. Пропадает она на зиму, а куда никто не знает, да и знать то не хочет.
Попрощались. Иван спросил:
      - Ты туда надолго?
      - Денька через три вернусь, - ответил я.
      - Может тебя встретить?
      - Было бы не плохо, – согласился я. – А то наверняка не налегке буду. Хочу за грибами поохотиться.
      - Ты бы там по аккуратней был со своей охотой то, - предупредил Иван. – Поди уж запамятовал все свои места грибные. Да и лес то все это время тоже не топтался на месте. Как-никак, живой организм, перемены и его не обошли стороной. Ну, удачи тебе. Через три дня  около десяти утра я буду здесь.

      Глава 4.

     В Хлябино я пришёл уже к полудню. Деревня  стояла в дикой запущенности. Из восьми домов целыми остались стоять только три. И один из этих уцелевших теперь принадлежал мне. Наследство, блин! Только что теперь делать то с таким вот привалившим счастьем? Второй уцелевший дом был рядом через усадьбу у самого колодца, а вот третий Мартынихин стоял на противоположном конце деревни, метрах в восьмидесяти от колодца.
    Я подошёл к своему теперь дому, отбросил в сторону доску, подпиравшую дверь и вошёл внутрь. По всему было видно, что после смерти тети Вали в дом никто не заходил.    
     Все вещи были на своих местах. С немногочисленных фотографий на стенах на меня смотрели какие то люди, наверняка дальние родственники. Стыдно, но я, как и большинство из нас русских-Иванов, не помнящих родства, а если и помнящих, то не далее деда с бабкой, не знал, кто изображён на этих фото. В правом углу под потолком стояла укрытая пожелтевшим расшитым вручную рушником икона в дешёвом посеребрённом окладе. Закопчённый лик с иконы, как мне показалось, осуждающе и с грустью смотрел на меня. Я перекрестился и вышел на улицу. Походил  по двору, нашёл  ведро и отправился к колодцу за водой. Вода  в нём оказалась кристально чистой и вкусной. Да-да. Вот именно вкусной. Никогда раньше не задумывался об этом. Вода и есть вода. И привыкнув к городской водопроводной, сейчас в полной мере ощутил разницу. Стоя у колодца, невольно задержал свой взгляд на доме у околицы. И снова в голове встали картины из далёкого прошлого…

    В тот день, когда я впервые столкнулся в лесу нос к носу со старухой, и подавленный вернулся домой с полупустой корзинкой, тётя Валя  сразу заподозрила неладное. Мне пришлось рассказать о случившемся в лесу. С одной стороны, что тут такого необычного, встретил мальчишка в лесу старую бабушку, от  неожиданности чуть в штаны не наделал. С кем не бывает, все знают - в детстве у страха глаза велики. Другой бы взрослый посмеялся, потрепал по голове и успокоил, но тётя Валя, почему то, этого делать не стала, а просто тихо сообщила:
 - Мартыниха это была, бабка с крайней хаты.
 А уже вечером сидя за столом после ужина, она  рассказала…

    Что давным-давно, когда сама тётя Валя была ещё подростком в их деревне жил мужик Мартын, был он уже в годах. Семьи у него не было, что с ней стало, тогда уже никто толком и не помнил. Толи от болезней сгинула, толи выехала куда-то. Так вот охоту этот мужик любил пуще воли. Землю свою  забросил, ни в какие совхозы и в колхозы не вступал. Не смогли его заманить туда красные агитаторы. Жил Мартын сам по себе, никого не обижал. Не пил, не злословил и бога не хулил, не модно тогда это ещё было. Лес его и кормил и одевал. Как потом выяснилось, из леса он и бабу себе привёл. Где уж он её выискал, никто не знал. Но только видели люди, как после вечерней зорьки уже в сумерках возвращался он со стороны болота домой, а за ним  шла женщина  с небольшим узелком в руках. С тех пор она в деревне и зажила. На глаза жителям деревни особо не лезла, ни с кем знакомство не заводила. Поэтому знали о ней совсем мало, а по правде сказать, ничего не знали, даже имени её. Поэтому и стали называть её Мартынихой, по хозяину дома. На вид ей было уже далеко за пятьдесят. Не прошло и полгода, как Мартын обзавёлся бабой, а хозяйство на глазах крепнуть стало. Купил он жеребца трёхлетку, сани с телегой, новое ружьё, сам приоделся в овчинный полушубок и бабу свою обрядил в новьё.

 Но зависть людская привела беду в дом Мартына. Как то по весне сразу после разлива, когда подсохли дороги, пожаловали в Хлябино трое подвыпивших чужаков в кожаных тужурках, перехваченных ремнями и с револьверами на боку. И прямиком к дому Мартына. Наверняка путь держали по навету деревенских «доброжелателей». Что было в доме, никто толком не знает. Но слышали люди сначала громкие крики, ругань, мат, а затем три выстрела, прозвучавших почти одновременно и после этого сразу всё стихло. На улицу из дома никто не выходил.  Тогда-то жители и заподозрили  недоброе. Когда зашли в дом обнаружили четыре трупа. Сам  Мартын лежал на полу посреди комнаты с простреленной грудью, широко раскинув  руки, как радушный хозяин, встречающий долгожданных гостей. Вокруг маленькой дырки на груди почти не было крови, но только  была она у самого сердца. В правой руке он сжимал своё любимоё старое ружьё. Тут же рядом валялось и новое, недавно купленное. Двое из незваных гостей в неестественных позах лежали по разным углам избы.  У первого было снесено треть черепа, у второго разворочена грудь. Ну а третий  с разрубленной головой лежал в дверях поперёк порога. Топора рядом с телом не оказалось.  Пропала и Мартыниха. Никто не видел её выходящей из дома. Как сквозь землю провалилась.

 С тех пор много лет минуло. Дом продолжал сиротливо стоять на отшибе деревеньки. Не находилось смельчаков заселиться в него. Уж больно плохая слава ходила о нём. То кто-то огонёк разглядит ночью в окне. То кто-то тени странные заметит у дома. Так и стоял дом Мартына не тронутый ни людьми, ни, странное дело, временем. А  лет десять назад заметили у дома сгорбленную старуху. Кто-то из старожилов вроде  даже опознал её. Говорили, что на Мартыниху похожа. Говорили, а сами не верили. Не могла это быть она, так как той Мартынихе, уже за добрую сотню лет должно было быть. Но тревожить её никто не стал. Живёт себе бабка, никому не мешает, ну и пусть доживает свой век. Правда и мешать то почти уже и некому было. Оставалось в деревне на тот период всего-то четыре человека вместе с тетей Валей.

      Глава 5.

      С того лета прошло уже более двадцати лет. И вот я снова здесь в Халябино и, если верить Ивану, то и бабка Мартыниха тоже здесь. Но теперь-то я взрослый и умудрённый жизненным опытом мужик. Так что небылицы и легенды меня не особенно и тревожили. А вот любопытство распирало. Я оставил ведро с водой у колодца и пошёл в сторону дома в конце улицы. Кругом стояло буйное густотравье, но у дома Мартынихи явно отмечались признаки заселённости. Да и стёкла в окнах были целы и невредимы. Близко к дому я подходить не решился. Немного постоял. А когда развернулся и пошёл обратно, будто удар в спину почувствовал. Резко обернулся. Сквозь бликующие на солнце стёкла увидел в окне сморщенное старушечье лицо, которое, не скрываясь, смотрело на меня. Предательски неприятный холодок  пробежал у меня по спине. Сдерживая желание прибавить ходу, я  выдавил из себя улыбку и приветственно помахал рукой старухе. Как-никак это теперь единственная моя соседка в Халябино. Но мой позыв добрососедства остался без ответа.

       В сиротливом доме тёти я затопил печь, вскипятил чаю, достал из рюкзака привезённые с собой припасы и сытно поужинал. В какой-то момент ощутил на себе посторонний взгляд. Выглянул в окно, никого. Но ощущения  слежки за собой не пропадало. На улице стемнело.  В деревне уже давно не было света и не удивительно, по переписи в ней уже никто и не числился. Вот власти и не потрудились восстановить оборванные в весенний ураган провода. Из головы у меня не выходила старуха Мартыниха. Как  она тут обитает, чем питается, и куда пропадает на зиму? Почему ей столько лет, а она всё живёт? Все эти вопросы роем кружились в моей голове. Кстати о питании: я положил на тарелку треть батона, кусок копчёной колбасы, несколько конфет и вынес угощенье на лавочку перед домом. Когда утром с корзиной в руках и запасным ведром в рюкзаке за спиной уходил в лес на «грибалку», тарелка на лавке стояла пустая. Кто потрапезничал угощением, зверь ли ночной или старуха, меня особо не волновало, но зато подтвердилось, что вчерашнее ощущение присутствия постороннего у моего дома было не напрасным.

    Зашёл в лес и взял направление к болоту. В голове сами собой всплыли картины  детства с грибными местами этого леса. Но время с беспощадностью меняет не только людей.  Лес тоже стал другим. Старая дорога к болоту совсем заросла и была сплошь и рядом перегорожена упавшими стволами деревьев. Приходилось то и дело сворачивать в лес и обходить завалы стороной. Так не заметно для себя, увлечённый попадавшимися грибами, я совсем  потерял дорогу. Но погода стояла ясная, и, ориентируясь по солнышку, о её потере я особо не переживал. Ходил я в этот раз долго. Корзина постепенно наполнялась белыми, другие грибы я принципиально не брал, экономя место в корзине.  Неожиданно на пути встал густой и мрачный ельник,  опоясанный по периметру  высоким в человеческий пояс папоротником. Не задумываясь, я двинулся сквозь него. Под низко свисающими мохнатыми ветками тут и там  стояли красные мухоморы, своим ярким одеянием украшая унылый пейзаж.  Казалось, что вот-вот и ельник закончится. Но не тут-то было. Мне пришлось добрых минут двадцать продираться сквозь колючие ветви.  А когда, наконец-то, выбрался из чащобы, небо над головой уже затянуло невесть откуда налетевшими тучами. Но зато теперь передо мной открылся просторный лес с огромными соснами, земля была  устлана  толстым ковром из зелёного мха. Судя по всему болото было уже где-то рядом по левую руку. И я, не желая с ним встречи, повернул вправо. С сожалением посмотрел на часы, больше получаса потеряно впустую. Грибов и след простыл. И только сейчас я заметил, какая гробовая тишина нависла над лесом. Тучи всё больше и больше заволакивали небо. И тут неожиданно на моём пути вырос валун. Я  резко остановился. Воспоминание из детства вспышкой пронзило моё сознание, и я узнал его.
   - Чёрт, побери! да это же он, тот самый! –  вырвалось у меня вслух.
    Не приближаясь к валуну, осторожно обошёл его вокруг. Ничего подозрительного. Да и размер камня по высоте с момента последней нашей с ним встречи заметно сдал. Или он в землю больше врос, или, скорее всего, просто я выше ростом стал. Не видя для себя никакой опасности, я приблизился к камню, погладил его по шершавой поверхности и даже слегка пошлёпал по бокам. Затем поднял с земли толстый сосновый сук и слегка ударил им по камню, но ничего необычного для себя не услышал. Зато сучок треснул пополам и обломившимся концом больно ударил меня по ноге.
  - Что, получил! – прозвучало у меня в голове явно не моим голосом.
  - Получил, - согласился я с ним и, воткнув в землю вторую половину сука, потёр ушибленное место.
   И тут я заметил, что трава и мох вокруг камня слегка примяты. Я поставил корзину с грибами на землю и снова обошёл камень кругом. Но никаких следов не обнаружил. К этому времени походил я по лесу уже достаточно и чувствовал лёгкую усталость. Решил тут и передохнуть. Достал из ведра в рюкзаке пакет с едой, в котором кроме еды и воды ждала своего часа и четвертушка водочки. Расположился на земле прямо у камня и привалился к нему спиной. Валун, нагретый за день солнцем, щедро делился  своим теплом с моим телом. Я выпил, закусил. Не смотря на хмурое небо в лесу было по-летнему уютно. Дополнительное тепло от выпитой водки, слегка разморило меня и расслабило. Сладкая нега разлилась по всему телу, я закрыл глаза и задремал.

    Глава 6.

    Сколько по времени длился мой сон, не помню, но только проснулся я от какой-то непонятной тревоги. Ещё не открывая глаз,  интуитивно почувствовал присутствие рядом постороннего. А когда осторожно размежил веки,  вздрогнул от неожиданности. Передо мной опираясь на палку на моём же ведре, перевёрнутом верх дном, сидела сгорбленная старуха и не спускала с меня глаз. Я инстинктивно  потянулся к поясу, на котором у меня висел нож, но рука нащупала пустые ножны. Старуха  беззубо ощерилась, изобразив подобие улыбки:
     - Что, милок, потерял чего?
Я лишь судорожно сглотнул в ответ и, опустив взгляд, увидел свой нож, торчащий в земле у её ног.
     - Поди  испугался,  небось?
Я попытался встать, но она протестующе протянула вперёд руку:
     - Не спеши. Поговорить нам с тобой надо, - голос у старухи был сухой и хриплый. -    Ты же Валькин племянник?
    Я  кивнул.
     - А Вы, Марты..ниха? – осмелев, спросил я.
    - Вообще то, я Евдокия, по батюшке Филипповна. Но вот уже сколько десятков лет меня так никто не зовёт.
    Я смотрел в сплошь изборождённое морщинами лицо старухи, в подёрнутые старческим туманом глаза, на костлявые руки, увитые чёрными усохшими венами и сплошь покрытые   коричневыми, старческими пятнами и не понимал, как она в свои махровые сто с  лишним лет смогла сюда добраться.
   - Вижу, добрый ты человек, - продолжила она. – Вот давеча в вечеру угощение мне преподнёс, спасибо.
   - Да на здоровье, - ответил я, скромно отведя глаза в сторону.
   - Нет уж, моему здоровью теперь ничего не поможет. А я ведь знала, что ты сюда к моему камешку-то пожалуешь.
Я с удивлением посмотрел на Мартыниху:
    - Да я сюда и не собирался, я вообще даже не знал где этот валун в лесу находиться.
Она продолжала сверлить меня взглядом сквозь прищуренные веки.
    - Ладно, мне ты врёшь, так  себе-то хоть не ври. Это же тебя я здесь ещё отроком встретила?
    - Да, меня, - сознался я.
    - Вот видишь, запал тебе в душу камушек то мой. Как магнитом притянул тебя сюда.
    - Да нет же, - попытался я возразить.
Но она вновь протянула ко мне руку с  растопыренной ладонью.
    - Не спорь. Я знаю что говорю. Да и людей я вижу насквозь.
Внутренне  я был с нею согласен, потому что, на протяжении жизни действительно много раз вспоминал ту нашу первую встречу у валуна. Неразгаданная тайна камня не раз будоражила мою фантазию.

        Глава 7.

    - Так вот, мил человек. Сиди, слушай, да не перебивай. Подошло, наконец-то видно время  рассказать. А то чую, придут скоро за мной ангелы чёрные,  они же стервятники давно уже ходят вокруг да около. И видела их уже не раз, но не шла им на встречу. Ждала, что придёт этот день. И вот он пришёл. Камень этот я называю своим, потому что вся моя жизнь привязана к нему. Ещё  девчонкой подростком привёл меня к нему мой отец Филипп, когда со всего нашего поселения за болотами остались в живых только мы с ним вдвоём. Ушедшие от мирской суеты и неправильной веры люди нашей общины утаились далеко за болота и долго жили  в богоугодной радости и спокойствии. Не все семьи были  из бедных. Уходя  в лесные дали, прихватили с собой немало добра, в том числе и золотишко. Тратить его в лесу было не на что, так и лежало оно в общине не востребованным.

 А тут прибился к поселению странник, как он вышел на нас, никто не знал. Но пожалели убогого и приняли, тем более что он тоже радел за нашу старую веру. Но видно обидели мы чем-то всевышнего, не прошло и месяца, как этот самый странник заболел неизвестной болезнью. И  буквально за три недели его зараза перекосила всю общину. Нас с отцом спасло то, что мы были вдали от поселения у солёного источника,  выпаривали соль для общины. Когда вернулись, то в живых никого не застали. Неубранные трупы лежали прямо на улице и в не большой деревянной церквушке. Отец намочил в растворе соли мою рубашку, обернул ею себе лицо и пошёл по домам. Мне наказал к деревне близко не приближаться. Вернулся он только к вечеру. Свалил с себя два больших узла. В них  были завёрнуты кое-какие пожитки, посуда, инструмент и кое-что из съестного. Отдельно положил небольшой свёрток, туго перехваченный бечёвкой.
- Общинное золото, - пояснил он мне, - Схоронить бы надо понадёжней, да место запомнить получше.

  От увиденного в поселении и пережитого за день на родителе просто лица не было.  На следующий день он вновь вернулся в общину,  опасаясь распространения заразы, стащил все тела в одну избу и, прочитав положенные молитвы, подпалил её. Пока из церкви выносил иконы и церковные святыни, неожиданный порыв ветра подхватил пламя и огненным смерчем пролетел по всем строениям общины, не пощадил и церквушку. Уже к полудню на месте бывшего поселения остались лишь горы пепла, тут и там утыканные обгорелыми головешками, да небольшая банька, одиноко стоящая в стороне с подветренной стороны.  Оставаться на этом месте было опасно, и мы, затащив в баню то, что не могли взять с собой, поселились в лесу у источника, вода из которого тонкой струйкой убегала к болоту. Жили в шалаше, питались остатками продуктов и  тем, что давал пока лес: грибы, ягоды и орехи.  Подходило к концу лето. Отец до этого ходивший угрюмым, теперь  стал темнее тучи:
 - Евдокиюшка,  сдаётся мне, не выжить нам вдвоём  в лесу, скоро зима. На одной  картошке с осеннего урожая не протянем.   Надо к людям выходить. Вот только схороним до времени злато общинное, пригодится оно ещё нам в будущем на  дела богоугодные.

 Стали пробираться к людям, вот у этого-то камня, встреченного по пути, и решили схоронить всё самое ценное. Запомнили место и тронулись в путь. Одну деревню прошли, вторую, а у третьей встретила нас ватага, человек шесть пьяных мужиков. Стали приставать ко мне, лапали грязными руками,  лезли под сарафан. Я по своей серости и дикости лесной даже не понимала, что они от меня хотят. Но отец встал на мою защиту:
    - Люди добрые, побойтесь бога! Это что же вы ироды, удумали? Она же дитя ещё! Ради Христа, оставьте девочку, пожалейте сиротку!
Но  мужики  лишь похабно ржали и продолжали лезть ко мне. Батюшка мой перекрестился:
   - Господи, прости меня! Ты видишь, я этого не хотел. - и выхватил топор из-за пояса.
   - Мужики! – заорал кто-то из нападающих.  – Гляньте-ка, да он двупалами крестится! Да это ж староверы, предатели веры истиной. Гноби их!
    И лиходеи всей гурьбой навалились на родителя. Повалив его на землю, долго пинали  ногами, пока тот совсем не затих. А потом набросились и на меня. Сорвали всю одежду и повалили в траву. Сколько эти антихристы меня мучили, не помню. Время тогда для меня остановилось. Они по очереди  набрасывались на меня по несколько раз. Кода  же всё закончилось, и изверги наконец-то ушли, прихватив с собой нашу поклажу, я не в силах подняться на ноги, подползла к отцу.  Лицо его было изуродовано, а глаза безжизненно смотрели в небо.

    Старуха замолчала, задумчиво глядя  себе под ноги. А я сидел поражённый её рассказом и,  не дождавшись, когда она, наконец, заговорит, спросил:
  - А  дальше что?
  Мартыниха тяжело вздохнула, видно было, что она вырвалась из тяжёлых воспоминаний.
  - А дальше? Накинула на себя разорванные рубаху с сарафаном. При помощи ножа, который остался у отца под рубахой не замеченный разбойниками, кое-как выкопала неглубокую могилку. Пригладила отцу взъерошенные слипшиеся  волосы, стёрла  застывшую кровь с бороды. Прочитала над усопшим молитву, поцеловала в лоб, омывая дорого мне человека  горючими слезами, и предала его матушке земле.

   Я  рождённая в лесу, теперь  понимала, почему община выбрала жизнь вдали от людей. И поэтому приняла решение вновь вернуться  в оставленный нами шалаш у источника. Уж лучше умереть в лесу, чем жить с таким зверьём.  Вернулась к источнику, до первого снега так и жила в шалаше, а потом вернулась на пепелище общины в баньку,  оставшуюся после пожара. Развесила по всем углам иконы, спасённые отцом,  и стала жить одна-одинёшенька. А вскоре прибились ко мне коза с козлёнком, оставшиеся от нашей общины. Так втроём и зажили.

    Немало лет прошло, когда однажды вышел к моему жилищу мужик с ружьём. Широкая его борода скрывала пол лица. Я, за долгие годы одиночества отвыкла от людей и поэтому шарахнулась от него в лес как лосиха напролом. Опять несколько дней жила у знакомого источника. Когда же вернулась в своё постоянное жилище, обнаружила, что ничего не пропало, а на столе в тряпице лежал зачерствевший хлеб. Потом охотник ещё несколько раз приходил, как дикую кошку приручал меня к себе. Сначала садился на траву вдалеке, потом ближе. И каждый раз на том месте, где сидел, оставлял какое-нибудь угощение. Звали его Мартын, внешне он напоминал мне моего отца, и я поверила ему,  и ушла за ним в деревню. Но прежде из своего тайника  у камня, взяла несколько золотых монет. Дюже пригодились они нам.  С Мартыном я поняла, что  жизнь состоит не только из трудной борьбы за выживание, а и из счастливых мгновений человеческой близости. Но недолго нам с ним порадоваться пришлось. Заявились нежданно к нам трое с оружием, средь бела дня грабить стали. Ну, Мартын и осерчал на них, за  ружья схватился. А я в одном из них признала  своего бывшего насильника и убивца родителя моего. Взяла большой грех на душу, отомстила ему за обиды прошлые. Сзади перекрестила ему черепушку топором острым. Жалко только Мартына, ни за что сгинул любезный мой.

      А потом опять  долгое житьё в лесу, подальше от людских глаз. Хорошо источник силушки прибавлял и стареть не давал. Замечать стала, что как поживу около него месяц другой, то как заново нарождаюсь. Хвори и болезни в стороны разбегались, не поймаешь. А вот этот камень, с его тайным секретом напоминал о родителе. Мне когда совсем плохо было, приходила я к нему как на исповедь. Достану припрятанное, разложу на тряпице, сижу и любуюсь блеском его, и не знаю, что мне со всем  этим делать. Всё боялась корысти людской, вдруг кто найдёт да такую красоту добрую в недобрые дела направит. А сейчас, когда в деревне никого не осталось, я и бояться перестала. 

   Глава 8.

   Старуха опять замолчала. Её длинный рассказ нисколько меня не утомил. Меня поразило, что женщина всю жизнь прожившая отшельницей так спокойно и легко владеет языком. И,  несмотря на свой вековой возраст, так ясно излагает свои мысли. В лесу потемнело ещё больше. Ветра не было и тучи, лениво проплывая над деревьями, ещё больше сгустили лесные сумерки.
     - Евдокия Филипповна, а сколько Вам лет?- поинтересовался я.
     - Один бог знает, сначала я считала, а потом сбилась. Да и к чему мне это?- по всему было видно, что старуха не лукавила.
    - Так вот, мил человек,  просьба у меня к тебе. То, что я сейчас тебе открою или вернее передам, должен ты  в добрые дела обратить. Обещаешь?
     - Постараюсь, - заверил я её.
     - В бога то веруешь?
     - Не без этого.
     - Не поняла, что ты сказал, - старуха указала корявым пальцем мне на грудь. – Крест то нательный носишь?
 Я утвердительно кивнул, и извлёк из под рубашки золотой крестик с распятием.
    - Ну, вот и славно, - с этими словами она вытащила из земли  нож и бросила его к моим ногам.  - Забирай свой гриборез, пора тебе касатик немного потрудиться.
    Она встала с ведра и,  с трудом разогнув спину, обошла камень:
    - Иди сюда, - позвала она меня за собой и ткнула палкой под камень. – Вот тут копай.
 Я встал на колени около указанного места и послушно стал ковырять землю лезвием ножа, отбрасывая в сторону мох и землю. И почти сразу же лезвие лязгнуло о какой то предмет. У, меня перехватило дыхание. Неужели старуха не врала и тут действительно спрятано что-то ценное. Я верил и не верил. А может, я продолжаю спать и это всего лишь сладкий сон. Ведь снилось же мне раньше, что я находил деньги и не раз.  Я замешкался. Старуха не больно, но чувствительно, стукнула меня палкой по плечу:
   - Ну, что затих-то, копай дальше.
Этот её удар палкой вернул меня к действительности, потерев плечо, я прочь отогнал свои сомнения в реальности происходившего.
   Ещё немного и я извлёк на свет божий увесистый глиняный кувшин, заткнутый сверху берестой и, не вставая с колен, протянул его  Мартынихе:
  - Вот, возьмите.
  Но она лишь стёрла с его бока налипшую землю и с улыбкой блаженного прошептала: - Ну, здравствуйте, мои дорогие, мои не наглядные. Вот и пришло ваше время, выйти в люди.
   Затем сверху вниз  внимательно испытующе посмотрела мне в глаза. Я выдержал напор её взгляда.
  - Не оробел перед богатством-то? Не захолонуло оно тебе душу-то? Мозги-то не вспотели от желаний?
Я неопределённо пожал плечами и поставил кувшин на землю.
  - Ну, мил человек, поведай мне как на духу, на какие такие богоугодные дела пустишь добро даренное?
   - Определиться сначала надо, что это за добро. По хорошему-то,  конечно в детские дома бы его определить. Но по закону, найденный клад вообще-то положено государству передать.
   - Что, прямо таки всё и отдать? – Не поверила старуха. – А себе что? Кукишь?
   - Почему же кукишь? Себе проценты, - пояснил я.
   - Какие такие  прочентцы? – не поняла Мартыниха. – Там только золото. И почему клад? Я же тебе наследство передаю из рук в руки.
   - Не всё так просто, - возразил я, но вдаваться в юридические подробности с неграмотной бабушкой посчитал бесполезным занятием.
   -  Ну чего запнулся, давай  кувшин вскрывай,  сам увидишь,  что нет там никаких прочентцев.
Я извлёк из кувшина бересту, за ней  сопревшую тряпку и осторожно высыпал содержимое сосуда на землю.

    То, что я увидел перед собой, вогнало меня в ступор. Слегка поблескивая  матовым перламутром, на земле лежала кучка из мелких осколков битой фарфоровой посуды. Я разворошил осколки рукой, вновь опрокинул кувшин вверх дном и ещё раз потряс его. Пусто. Я с недоумением посмотрел на старуху но, поймав на себе её хитрый взгляд, весело и от души расхохотался:
   - Ну, бабка, ну развела! А я и, правда, поверил в твои сказки. Ну, повеселила! Вот молодец!
Мартыниха продолжала стоять, опираясь на палку, и по-прежнему с прищуром смотрела на меня.
  - А что, разве это не золото? – наивно спросила она.
  - Золото-золото, оно самое, – я не смог загасить улыбку на своём лице. – Может бабуль, тебе помочь его до дома донести?
  - Нет, мил человек в деревню я уж больше не вернусь, совсем немного мне осталось. Уйду к себе в лес, в свою обитель с иконками, среди них и упокоюсь на веки. Мне что в деревне, что в лесу, всё одной куковать.
  - Может проводить тебя, до твоей бывшей общины? А то уж совсем скоро в лесу стемнеет.
  - Нет-нет,- категорически запротестовала она. – Чужим там делать нечего. А темноты  я с детства не боюсь. Сам-то  как пойдёшь по тёмному лесу?
  - А я наверное, здесь и заночую у костра, – решил я и с улыбкой добавил. - Да заодно и золотишко твоё посторожу.
  - Тогда и я с тобой посижу. В последний разок с человеком пообщаюсь.
  Так и остались мы с Евдокией Филипповной у того лесного валуна. Я  сделал приличный запас дров для костра.  Выстругал ножом острые палочки, нанизал на них собранные днём белые грибы и воткнул шпажки у будущего костра.
   - Жалко воды мало, а то бы чайку сообразили, - подумал я вслух, доставая из рюкзака пластиковую бутылку лишь на треть наполненную водой.
  Мартыниха, молча взяла из рук у меня бутылку, и пошла в сторону болота.
   - Евдокия Филипповна, вы  куда?
   - Сейчас вернусь, - не оборачиваясь, сказала она и не торопясь зашаркала по мху дальше.

     Глава 9.

    А через час, в уже спустившейся на лес темноте, ярко горел разведённый мною костёр. Мы сидели рядом на еловых ветках, сложенных у подножья камня, перекусывая оставшимися у меня продуктами и поджаренными на огне грибами, и пили ароматный чай из брусничника, заваренный по туристической технологии прямо в пластиковой бутылке.   Разговорились. Говорила в основном Мартыниха,  а я лишь с интересом слушал её неторопливую речь. Валун не только защищал наши спины от лесной прохлады, но  и отражал своей поверхностью тепло костра, создавая тем самым для нас дополнительный уют.  И старушка, которая в детстве навеяла на меня столько страха, теперь мне казалась совсем не чужой. А огромное количество глубоких морщин, испещривших её лицо вдоль и поперёк, теперь не было таким уж и  отталкивающим. Даже свойственный пожилым людям  старческий запах у неё отсутствовал. И по этому, я не шарахнулся брезгливо в сторону, когда  она, сидя рядом прижалась к моему боку и положила свою голову мне на плечо. Под монотонный голос старушки я задремал, как ребёнок под бабушкины сказки. Проснулся  от утренней свежести. Небо на востоке начинало окрашиваться лёгкой бирюзой. От вчерашних туч и след простыл. Костёр догорел и лишь лёгкой струйкой дыма от тлевших головешек напоминал о вчерашних посиделках. Мартынихи рядом не было. Я встал, стряхивая с себя остатки сна, посмотрел по сторонам, старушки нигде не было.
   - Евдокия Филипповна, ау! – прокричал я пару раз для порядка.
Лес ответил мне тишиной.
   Ну что ж, появилась старушка неожиданно, как снег на голову и ушла тоже, забыв попрощаться. Я неторопливо стал собираться в обратную дорогу. Чтобы не тащить полную корзину грибов  в руках, решил пересыпать грибы в ведро и убрать его в рюкзак.
Но когда взял в руки ведро, ощутил в нём какую-то тяжесть. Заглянул внутрь…
  … Там на дне стоял глиняный горшок, меньше своего вчерашнего собрата-кувшина раза в два. Что это? Неужели очередная шутка Мартынихи?
  Я  вынул бересту из кувшина и осторожно высыпал содержимое в ведро.
  Лесную тишину разрезал  волшебный звон жёлтого металла о железное  дно…!