Перо аиста. Глава 10. часть 1

Я не утверждаю,
что у меня есть ответ на любой вопрос,
но обещаю,
что у меня есть вопрос на любой ответ.               
                Дейвид Лендер


Вторник. 10 марта 1998 года

– Ну и дела! – сокрушалась Амалия-Изучающая-Аномалии. Она сопровождала меня в кабинет директора. – Кто бы мог подумать, что до этого дойдёт! Этого же просто не может быть.
Я уже привыкла, что Баба Яга редко отвечала на мои вопросы, поэтому не стала ничего у неё спрашивать.
– Сохраняй выдержку и спокойствие, – вдруг сказал она мне.
– Что-то с детьми?
– Нет, милая. С тобой. Приготовься к самому невероятному.

Женщина зачем-то одёрнула мне сзади рубашку и убрала за ухо выбившуюся прядь волос. Так делают хлопотливые мамаши, опекающие дочерей-школьниц, прежде, чем те предстанут перед отборочной комиссией, для которой внешность конкурсанток важна не меньше, чем экзаменуемые способности.
 
– Что вы делаете? – Я убрала от себя руки пожилой дамы. – Вы меня ещё перекрестите.
– Зря иронизируешь. Приготовься... 

Я открыла дверь директорского кабинета и услышала звонкий детский голос:
– Мама! Мама! Посмотри, как я нарисовала!
Но никакой женщины в кабинете не было... За столом сидели психиатр, профессор и крепкого телосложения молодой человек в спортивном костюме.

У него на коленях ёрзала девочка лет трёх. Судя по всему, она и назвала мамой этого самого мужчину. Малышка тыкала пальчиком в рисунок:
– Это ты. А это я. Тебе нравится?
В ответ молодой человек нежно поцеловал ребёнка в кудрявую бронзово-рыжую макушку.

– А вот и Мария! – объявил со своего "трона" Лев Валерианович нарочито радостно и гостеприимно.

Мужчина и ребёнок одновременно повернулись в мою сторону. Они оба были необыкновенной внешности, но совершенно не походили друг на друга. Мужчина – слишком красив и аккуратен: прямые каштановые волосы расчёсаны волосок к волоску и забраны в тугой "хвост", гладкая белая кожа, большие глаза с поволокой, прямой нос, над чётко очерченными малиновыми губами – усики, какие бывают у юношей, пока те ещё не начали бриться.

Внешность девочки была совсем экзотической. В ней будто смешалась африканская, европейская и азиатская кровь. Раскосые рысьи глаза с длинными, загнутыми вверх ресницами сияли на золотистой мордашке искренней радостью. Узкая, ещё по-детски короткая, переносица переходила в две тугих, круглых ноздрюльки. Пухлые, чуть вывернутые наружу губки расплылись в довольной улыбке.

"Какой солнечный ребёнок!" – подумала я.

– Тётя Ма;лия пришла, и ещё другая тётя, – сказала девочка и сунула в рот пальчик, измазанный фломастерами. Они вперемешку с бумагой валялись на большом профессорском столе, образуя творческий беспорядок – характерный признак деятельных детей, "силовым полем" и центром коего они сами и являются.

– Лерочка, пойдём со мной, – позвала Амалия ребёнка. – Нас ждут в бассейне. Там уже и фонтанчик для тебя включили, – она манила кроху, как бабушка внучку, и это доставляло женщине нескрываемое удовольствие.

Девочка положила рисунок на стол, спросила у мужчины: "Можно?", получила в ответ разрешающий кивок, ловко повернулась на живот, съехала с его колен, словно с горки, и побежала к выходу. Но прежде, чем уйти, Лерочка остановилась у порога и пообещала: "Я потом всех вас нарисую! И тебя, новая тётя, тоже". Девочка помахала нам рукой, как машут уходящим в дальнее плаванье кораблям, взяла Амалию за руку и, оттолкнувшись двумя ногами, выпрыгнула из кабинета в коридор. Баба Яга едва за ней успевала.

Видимо, для присутствующих всё происходящее было уже делом привычным, я же замерла в изумлении.   
– Ну, что ты стоишь? Проходи, садись, – пригласил меня Лев Валерианович и тут же обратился к незнакомцу:

– Саша, расскажи ещё раз, как это всё у тебя началось, – профессор сделал жест рукой, который, как я поняла, относился к внешнему облику мужчины. – Мария такая же, как ты, поэтому рассказывай всё без утайки. Маша! – Лев Валерианович снова смотрел на меня. – Сядь и послушай. Уверяю, тебе будет интересно.   
Я опустилась на диван.

Незнакомец подчинился просьбе профессора и совершенно буднично начал свой рассказ:
– Замуж я вышла рано...
Виктор Константинович увидел, что мои брови поплыли вверх от изумления, и быстро приложил указательный палец к губам, призывая помолчать.

– …в девятнадцать лет, но удачно. Муж оказался чутким человеком. Я доучилась в институте, а после родила дочерей-погодок – Свету и Милу. Полной семьёй мы прожили всего девять лет. Всё закончилось, когда муж разбился по дороге в аэропорт. Его подрезал пьяный подросток. Он отмечал с друзьями-отморозками пятнадцатый день своего рождения и раскатывал без прав на отцовском джипе. Мой муж ушёл от прямого столкновения, но из-за резкого манёвра его автомобиль вылетел на обочину и врезался в дерево. Удар был такой силы, что муж скончался на месте. 

Дело было ранним утром. Два очевидца погнались за преступником по пустой трассе и вынудили его остановиться. В салоне, кроме водителя, были ещё три пьяных молодца и развязная девица. Она материлась и вопила: "Мы – дети высокопоставленных родителей! У нас всё схвачено!" Мужчинам пришлось отнять у юнцов ключи от машины и до приезда полиции силой удерживать в салоне автомобиля распоясавшуюся компанию. 

Отец убийцы нанял адвокатов. Они "убедили" прокурора, что при задержании подростков и при снятии показаний со свидетелей были нарушены какие-то процедурные формальности. Адвокаты подали встречный иск на свидетелей за физическое и моральное давление на несовершеннолетних.

Меня служители Фемиды не видели в упор. Я – вдова и мать двух малых детей – не вызывала у них ни сострадания, ни опасения, какое они, наверняка, испытывали бы, будь на моём месте мужчина.    

Очевидцам стали угрожать лишением прав за создание на дороге опасной для жизни окружающих ситуации. Свидетели на рожон лезть не стали – поменяли показания: "Ничего не видели. Ничего не слышали. Никого не преследовали".

Дело состряпали так, будто мой муж не справился с управлением на мокром от росы асфальте, и сам въехал в дерево. Якобы никто другой в его смерти не виноват.

Хождения по инстанциям никаких результатов, кроме угроз ответчика в мой адрес, не принесли. Я вдоволь умылась слезами, наслушалась унижений и обвинений: мол, из слепой женской мести хочу испортить "хорошему парню" жизнь. А он – эдакое юное, ухмыляющееся, совершенно бездушное тело, под охраной ещё бо;льших тел, – не испытывал ни страха, ни угрызений совести. Если бы я даже и ударила его, то ему мой удар был бы, что слону дробина. У меня не было богатого покровителя (мужа, брата, отца, друга), который бы за меня заступился, поэтому я, вроде как, и не существовала.

От воспоминаний мужчине, видимо, стало жарко. Он скинул с себя спортивную куртку. Под ней была футболка без рукавов. Их, видимо, отпороли, но проймы не отвисли, а даже чуть натянулись на мускулистом теле, полном недюжинной силы.

Моя голова начала плыть от вопиющего несоответствия между тем, что поведал о себе Александр, и тем, как он выглядел в действительности. 

Я отвела от говорящего взгляд, но голос его от этого не перестал быть мужским. Рассказ всё равно походил на бред больного, страдающего раздвоением личности.
"Что за спектакль? Тест какой-то? Ладно, подожду, чем всё закончится", – подумала я.

Александр тем временем всё говорил и говорил:
– Вдовствовала я пять лет. Четыре года назад прибился ко мне один – Ласковый. Устала я быть тягловой силой во всех делах. Да и дочери мои выросли в девушек четырнадцати и тринадцати лет. К ним начали приставать сексуально распущенные мужики всех рангов и возрастов – от пятнадцати до шестидесяти пяти. Эти сволочи безошибочно видят девчат, за которых, кроме матери, некому больше заступиться! И, как шакалы, начинают преследовать добычу, изматывая или усыпляя её бдительность. Лишь грубая сила могла бы сдержать подонков в рамках приличия. А где её взять, силу-то?

Наше "царство", как убили моего мужа, стало исключительно бабьим. Своего отца я не помню. Он исчез раньше, чем его "светлый образ" успел отпечататься в моей детской памяти. Мамин отец, мой дед, в семье тоже надолго не задержался. С войны он вернулся шумно – под гармонь, с боевой подругой в обнимку. Потребовал развода и дележа имущества. После чего навсегда удалился в неизвестном направлении. А мой муж, – царство ему небесное! – как оказалось, был редким исключением из всей этой мигрирующей мужской братии.

...Какие бы угрожающие примеры не демонстрировала реальность, мне, видимо, хотелось верить, что среди мужчин больше мужчин-людей, чем мужчин-скотов. Вот я себя и уговорила, что Ласковый сделает жизнь мою и дочерей менее напряжённой и более безопасной. Я купилась на то, что он производил приятное впечатление. Надо было перекрыть все входы и выходы, а я сама, – Александр опустил виновато голову, – впустила в дом мужчину с улицы и сказала: "Женись, и будем жить долго и счастливо". На что Ласковый незамедлительно ответил: "Я-то женюсь, но тебе уже тридцать шесть. Ты старше меня на четыре года. Сначала роди ребёночка, а уж потом и распишемся".

Его "крючок" я проглотила, не раздумывая. Перед самой гибелью мужа мы твёрдо решили родить третьего, но не успели...

Во время беременности никаких проблем со здоровьем у меня не было: ни токсикоза, ни отёков. Лера родилась в срок и без осложнений. Такого спокойного и рассудительного ребёнка у меня до неё не было. Старшие сёстры и бабушка (моя мама) любят её без памяти, а вот отец…

Когда мы принесли дочку из роддома, он долго её рассматривал, ничего не сказал, но на руки ни разу не взял. Никакого отцовского интереса не проявил. Видя его отношение, о регистрации брака я даже и не заикалась.

А через четыре месяца, профестивалив где-то ночь, он пришёл домой часов в девять утра с друзьями и их шлюшками-подружками. Мы с Лерой проводили старших девчонок в школу и остались дома одни.

Пьяная с прошлого вечера, прокуренная, дурно пахнущая перегаром компания ввалилась к нам шумно и бесцеремонно. Эти великовозрастные "мальчики" и легкомысленные девочки обступили детскую кроватку и принялись разглядывать ребёнка. Они обсуждали Лерину внешность, как бы не замечая, что я – её мать – нахожусь рядом. Придя к единому мнению, что ребёнок с таким цветом кожи, формой глаз, носа и губ не может быть дочерью Ласкового, компания, похохатывая, потянулась к выходу. Я растерялась от наглости незваных гостей и на автопилоте пошла закрывать за ними дверь.

На пороге Ласковый попросил друзей подождать его у подъезда. От двух молниеносных ударов в грудь и в щёку, я полетела вдоль коридора, как тряпичная кукла. Стукнулась затылком о стену и сползла на пол. Не дав мне очухаться, Ласковый навис надо мной и стал кричать в разбитое лицо, что он не сошёл ещё с ума, чтобы кормить ребёнка, которого я нагуляла от какого-то туземца. Он, дескать, не собирается терять свободу ради старой потаскухи с тремя детьми, когда кругом так много молодых и свободных женщин. Он сожалел только об одном: что не переспал с моими старшими девочками. Сволочь!   

…Что он ещё кричал, я уже не слышала. Очнулась от Лериного плача, доползла до телефона и вызвала "скорую". Мне диагностировали сотрясение мозга, перелом челюсти и сильнейший ушиб груди. Это у кормящей-то матери.

Пока я лежала в больнице, Ласковый улучил момент и вынес из моей квартиры всё ценное. Ключи-то я у него не забрала! Его под разными личинами хорошо знала полиция нескольких стран ближнего зарубежья. Однако альфонса с садистскими наклонностями никто не искал. "Других дел полно!" А надо мной полицейские открыто надсмехались: "Если бы моя жена родила такого странного ребёнка, то получила бы то же самое". 

...От пережитого во мне что-то сломалось. Как-то я по рассеянности плеснула себе на руку кипяток из чайника, но боли не почувствовала. Только кожа покраснела. 

Через пару месяцев ощущение боли вернулось. Я вдруг стала и лучше видеть, и слышать, и распознавать запахи. Это было странно, но всего лишь странно.

Паника у меня началась, когда я поняла, что расту и меняюсь телесно. Как подросток, я вертелась перед зеркалом и не узнавала себя. Я не просто росла, я делалась мужчиной! У меня увеличились размеры головы, носа, плеч, рук, ног. За полгода метаморфоз мышцы стали значительно крепче. Рассосались, какие были, жировые отложения на животе и бёдрах, а вместе с ними – и грудь.

Соседи и знакомые были уверены, что я тронулась умом и стала безудержно заниматься бодибилдингом. Отрицать их домыслы значило отрицать очевидное, – мужчина чуть согнул руку в локте, и поверх каменных мышц тотчас надулась сетка вен. – Я не оправдывалась и ни с кем не спорила. У меня и без того проблем было выше крыши. Деньги кончились. Работу сразу не нашла. Пришлось продать квартиру и купить меньшую.

А когда три месяца подряд не пришли менструации, это стало последней каплей. Я, сломя голову, помчалась в больницу. Пока рассказывала врачу-гинекологу о том, что превращаюсь в мужчину, медсестра незаметно вышла из кабинета и вызвала спецбригаду. До осмотра дело не дошло. Санитары действовали молниеносно. Укол в руку, и я очнулась привязанной к кровати в палате психбольницы. Позвонить родным мне не дали. А раз мои просьбы не слышали, то я перестала говорить. Просто замолчала и всё.    

...Страшно представить, чем бы всё закончилось! Мужские анатомические "излишества" росли на моём теле не по дням, а по часам. Скрывать их от посторонних глаз становилось всё сложнее. Ещё немного и душевнобольные женщины распознали бы во мне мужчину и начали бы домогаться. Слава богу, что Нелю сопровождала Амалия Марковна! Это она обратила внимание на мой внешний вид: пушок над верхней губой и полотенце на шее. Я им закрывала кадык.

– Хватит, – я встала с дивана. – Лев Валерианович! Виктор Константинович! Я оценила вашу шутку. Актёр великолепный, ребёнок милый, но это не смешно. 
– Подойди, – поманил меня пальцем профессор. – Не веришь словам, посмотри на фотографии, – он показал на пухлый фотоальбом, какие есть в каждом доме.
Я сделала несколько шагов к столу, но остановилась на полпути.

– Здесь снимки беременной Александры, новорожденной и растущей Лерочки, её старших сестёр и их бабушки – Сашиной мамы. А здесь, – профессор вынул из своей папки длинный конверт, – те фотографии, которые Александра делала, когда поняла, что меняется телесно. Кроме этого, у нас есть ещё и рентгеновские снимки её тазовых костей. Снимки мы сделали неделю назад.

На этот раз Лев Валерианович выбрал из вложенных в газету негативов один, повернулся к окну и, глядя на просвет, стал, как указкой, водить по нему шариковой ручкой.

– Вот посмотри, – настаивал профессор. – Любой врач скажет, что это мужские снимки. Да посмотри же! Посмотри! Давай я тебе объясню.

– Что объясните? Что молодая, красивая, порядочная женщина не тронулась от горя умом, не спилась из-за подлеца-сожителя, а превратилась в мужчину? Бред! Ещё намекаете, что я такая же. – До меня вдруг дошло, что имел в виду Светило. Ноги подкосились. Я ухватилась за край стола. – Вот вам и суперсолдат! Мне бы водички...

Профессор неожиданно ловко спрыгнул с "трона", подвёл меня к дивану, сел рядом и приказал:
– Дыши, Машуня! Дыши! Твой инстинкт самосохранения не даст тебе отключиться из-за такой ерунды. В тебе столько подстраховывающих систем, что и вообразить нельзя. Ты – ларец генетических накоплений всех женщин и мужчин твоего рода, начиная от Адама и Евы. В общем котле генетической памяти недоставало лишь "горькой капли" твоего жизненного опыта, чтобы гены взяли и взбунтовались! Женщинам стало дано превращаться в мужчин! Вот он – День восьмой эволюции рода человеческого! – ликовал Светило.

– День восьмой? – я не хотела воспринимать его слова за правду.
– Бог создал мир за Семь дней, мы живём в Восьмом. Что ты так на меня смотришь? Тебе всё же нехорошо? – На всякий случай профессор стал считать пульс на моём запястье.

– Но женщина, ни при каких обстоятельствах, не может превратиться в мужчину, – настаивала я. – Это невозможно! Нет такого, чтобы самки вдруг превратились в самцов. 

– Такие примеры как раз таки есть. И они – не редкость, – тихо и нараспев, чтобы не сбиться со счёта, произнёс Лев Валерианович. – Например, рыба губан живёт так, что самец имеет гарем из нескольких самок. Когда он умирает или гибнет, наиболее активная самка превращается в самца и становится новым хозяином гарема. Есть и другие рыбы, которые все рождаются самками, и лишь по ходу жизни какие-то из них становятся самцами в силу "характера" и внешних обстоятельств.

А у некоторых видов мышей происходит обратное превращение. Если популяция, после нескольких голодных сезонов, оказывается на грани вымирания, то часть самцов меняет пол на женский, чтобы принести больше потомства. 

Светило похлопал меня по руке, дескать: "Смирись!" 
– Люди высокомерно думают о себе, что раз они вышли из природы, то законы эволюционной и биологической регуляции на них не распространяются. Как бы не так! – профессор хоть и успокаивал меня, а сам горячился. – Большинство наших сограждан из поколение в поколение вынуждены тяжким трудом добывать себе самое необходимое: еду, кров, тепло.

Поезжайте в российскую глубинку. Чем там люди выживают? Огородом, дачей, походами в лес за ягодами и грибами, рыбалкой, охотой, заботой о дровах на зиму. Примитивное собирательство и земледелие...    

– Как это относится к тому, что женщины стали превращаться в мужчин? – спросил Александр. – Люди жили так всегда, и ничего подобного не происходило.
– Не происходило, не происходило, да и произошло! Накопилось! Даже металл устаёт, – вырвалось у меня.
– Видимо, и правда накопилось. Пол перестал быть устойчивым телесным признаком. – Лев Валерианович развёл руками.

– Почему? – напирал Александр.
– Саша, нам понятно твоё желание получить исчерпывающие ответы, – постарался сбить накал Виктор Константинович, – но я сразу хочу внести ясность. Переход женщин из пассивных носительниц мужской генетики в полноценных мужчин – это событие гигантского масштаба. На его изучение потребуется согласованный труд армии учёных. Мы не претендуем на объяснение этого феномена "от" и "до". Мы можем лишь изложить версию, которая многое объясняет. Предупреждаю: наши предположения могут оказаться далёкими от истины. 

– Вряд ли кто-то лучше вас понимает, в чём тут дело, – резонно заметил Александр. – Говорите. Прошу вас.
– Разговор будет долгим и непростым.
– Переспрошу, если не пойму.
– Многое трудно принять. Не хочется верить...
– Да говорите уже!

– Хорошо, – согласился Лев Валерианович. – Видимо, природа не может больше давать людям поблажки. Мы нарушили какие-то её законы так сильно, что в генах включился новый процесс. Теперь женщины могут превращаться в мужчин. Мы с Виктором Константиновичем считаем, что толчком к таким метаморфозам послужили условия обыденной жизни, непереносимые для женской психики.

Назовём эти условия "необоснованными обобщениями", "бреднями", "абсурдами". Главное, что люди к ним привыкли и считают их естественными – Богом данными. На самом деле – это либо укоренившиеся заблуждения, либо просто выдумки. Бредней этих очень много. Мы постарались выделить самые вредоносные. Вот что мы обнаружили.    

Первое – враждебное противопоставление мужчин и женщин. Его инициаторами были мужчины. Именно они очень долго утверждали, что во всех отношениях лучше женщин. В итоге, женщинам пришлось бороться за свои права, но мужчины уже заняли практически все ключевые позиции в обществе.

"Взять и покаяться вслух за всё мужское племя? Это сильно! – подумала я. – Уважаю!"

– Второе, – Лев немного помолчал. – Что провозглашается сильными мира сего самым ценным? На словах, конечно, жизнь. А на деле? Всё, что угодно, но только не жизнь. В человеческом обществе зачастую говорится одно, а практикуется диаметрально противоположное. Для чего людям подменять понятия? Ответ очевиден: "Для введения в заблуждение".

Кому и для чего нужны ложные представления и ложные ценности? Небольшой кучке богатеев. Они рулят человечеством. Для них Земля с миллиардами людей – всего лишь игровое поле. Одни и те же Хозяева Мира продают оружие и "плохим" парням, и "хорошим", набивают мошну и наблюдают, как одни "омороченные" убивают других "омороченных". И этому нет конца: войны, голод, перенаселение... 

– Не улавливаю связи между войнами и перенаселением, – сказал Александр. – Я думал, чем больше войн, тем меньше остаётся людей. 
– Мужчин, и правда, остаётся меньше, чем женщин. А по биологическим законам для остановки прироста численности популяции необходимо совершенно другое. Количество мужчин должно значительно превышать, численность женщин, но никак не наоборот.

На территории нашей общей Родины, занимающей одну шестую часть суши, которую в разные времена именовали Российской империей, Союзом Советских Социалистических Республик, а теперь – Союзом независимых государств, мужчины воевали, воевали и воевали. Несколько поколений досоветских, советских и постсоветских женщин жили и живут в ситуации острого дефицита мужчин. Возник локальный, но устойчивый конфликт... 

– Но взрыва-то рождаемости нет, – снова перебил Александр.
– Мы впереди планеты всей по количеству абортов на женскую душу населения, – ответил Лев Валерианович и обратился к психиатру: – Боюсь, что ты прав. Выложить материал отдельно по каждому аспекту не удастся. Всё слишком тесно переплетено: биология, психология, культура, традиции. Многое кажется богохульным, неполиткорректным, сумасшедшим, – наморщил лоб профессор.

– Какая разница, каким это кажется? Прошу вас, говорите, как есть, – попросил Александр. – Уже всё свершилось. Не до сантиментов.
– Тогда приготовься, что разговор превратится в "разноцветный клубок" с множеством концов, – предупредил Лев Валерианович. – Придётся от одной темы отвлекаться на другую, а потом снова возвращаться к тому, о чём говорили, но уже с другой позиции.   

– Хорошо, – согласился женщина-мужчина. – Значит, в результате Первой мировой, революции, гражданской, – он считал на пальцах, – красного и белого террора, политических репрессий, финской, Великой Отечественной, военного противостояния соц- и каплагерей, перестроечного беспредела, межнациональных конфликтов во время и после развала Союза…

Все пальцы были загнуты. Александр с недоумением смотрел на кулаки, не веря, что наш народ прошёл через все эти конфликты меньше, чем за сто лет. Но точка в перечне, видимо, не ставилась, и Александр продолжил:
– …в результате безмерного пьянства и привычки надеяться на авось, мужички наши мрут, как мухи.

Лев Валерианович кивнул и пояснил:
– Под словом "война" я имел в виду не только войны с оружием в руках, но и наш подход к жизни. Вечно мы "за" или "против" чего-то боремся. А с падением Союза мы ввергли себя ещё и в конкуренцию – в борьбу за получение наивысшей денежной прибыли.

Карл Маркс давным-давно вывел деляг на чистую воду. Наверно, за это его и перестали цитировать. Он писал: "Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы".

Конкуренция – это идол, чей алтарь завален жертвоприношениями в виде попранной чести, совести, любви и дружбы. Слово "конкуренция" так часто и настойчиво используют сейчас в печатной и живой речи, что оно не просто перестало резать ухо, а породило моду и спрос на  конкурентоспособных личностей – на тех, кто "положительно готов сломать себе голову", попирая все человеческие законы, хотя бы под страхом виселицы.

Но у нас и бояться нечего! Как только стоящие у власти мужи ввергли страну в "дикий капитализм", так предусмотрительно приняли мораторий на смертную казнь. Вот и потянуло наших "новых" русских и нерусских на вседозволенность и беспредел.   

– Я не люблю читать и слушать нравоучения, – признался профессор, – но нужно констатировать факт – мы (жители постсоветского пространства) дошли до края аморальности и даже заглянули за этот край, чем обрекли себя на деградацию и вымирание. Мы деградируем и вымираем каждую минуту, каждый час, каждый день. Перед агонией природа задала нам ещё одну загадку, решив которую мы, возможно, получим шанс не просто выжить, а остаться людьми. Она создала третий пол! – Лев Валерианович занёс руку, чтобы похлопать меня по плечу, но что-то его остановило.   

– Я всё равно не понимаю, зачем женщинам становиться мужчинами? – спросил Александр. – Сами говорите, они уничтожают всё вокруг. Да ещё имеют наглость требовать от женщин одновременно и уважения, и снисхождения!

Взгляд Александра отяжелел. Льву, видимо, стало под ним неуютно. Светило медленно встал с дивана и засеменил к "трону". Профессор был похож на человека, столкнувшегося нос к носу с доберманом на охраняемой им территории.

– А разве в душе ты мужчина? – переключил на себя внимание Виктор Константинович. – Разве смена пола изменила твои взгляды и приоритеты?

– Нет, – уверенно ответил Александр. – Всё осталось прежним, за исключением… утренних эрекций, – по-детски смутился новоиспечённый мужчина. – Они будят ни свет ни заря! Ничего похожего в женском опыте нет. Но влечения к женщинам у меня, слава богу, не возникло. Они как были, так и остались сёстрами. А к мужчинам меня перестало тянуть после "ласк" Ласкового. Так к чему все эти "переодевания" из женщин в мужчин? Да и нас таких, наверно, мало?

– Напротив! – быстро ответил Виктор Константинович. – Мы думаем, что процесс этот массовый. "Есть женщины в русских селеньях… В игре её конный не словит, в беде – не сробеет – спасёт: коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт!" – напомнил психиатр знакомые с детства строки. – Ну и как говорится: лиха беда начало! Каждая такая женщина родит ребёнка, и вас сразу станет вдвое больше. Генотип Леры – Х(мужская)Y(женская). Когда она вырастет, снова родит девочку с таким же генотипом, и так далее... Голос опять садится. Много говорю. Ларингит – профессиональное заболевание.

Психиатр достал из аптечного пакета, который "спрятался" под детскими рисунками, сразу два леденца и стал их сосать, раздувая ноздри. Запахло эвкалиптом.

– Карл Юнг утверждал, что душа каждого человека имеет две стороны – а;ниму и а;нимус, – Виктор Константинович говорил и внимательно прислушивался к тому, что происходило у него в горле. – А;нима – это сознательная сторона личности женщины. Она же наполняет бессознательную женскую сторону личности мужчины.

А;нимус – сознательная сторона личности мужчины. Он же – бессознательная мужская сторона личности женщины. Другими словами, наши души двойственны. В каждой есть и мужское, и женское начало. Только одно, в зависимости от пола, находится в открытом доступе, а другое подавлено. Если это действительно так, то через сны влечение к женщинам всё же просочится в твоё сознание.

– Что произойдёт с моей душой? Какая часть меня будет править без утайки, а какая исподволь?

– Мужчины и женщины издревле считались двумя половинками одного целого. У греков даже был миф об андрогинах – первосуществах, обладавших свойствами и женщин, и мужчин. Андрогины были смелы и своенравны. За это Зевс прогневался на них и разделил каждого на две половины. Считается, что у андрогина, в отличие от гермафродита, мужское и женское начала удерживаются в сознании равновесно, без слияния. 
 
 – Не знаю, как пойдут дела дальше, но пока мне комфортно, – улыбнулся Александр. – Никаких душевных потрясений я не испытываю. Нужно, конечно, привыкнуть к новому телу, к тому, что мир стал ярче... 

– Ещё бы! – вырвалось у Льва Валериановича. – Смена пола мощно омолодила твой организм. По биологическим меркам тебе не больше двадцати пяти. А по паспорту – без малого сорок.
– Так это ж хорошо! – громко рассмеялся Александр.

Профессор вжался в кресло. А вдруг женщина, скрытая в молодом мужском теле вспомнит старые обиды на мужчин и захочет взять реванш? За Светилом, по его собственным рассказам, тоже кое-что числилось. "То-то он съёжился!" 

– Не надо быть гением, чтобы понимать, что женщина, родив ребёнка, превращается в мужчину не ради мести, – заметил опасения профессора и психиатр, – а "токма пользы для!" Мы думаем, женщина принимает мужской облик, чтобы обеспечить ребёнку полноценную защиту. Её, конечно, должен был бы дать отец, но отцы у нас не очень-то к этому стремятся. Отцовство – не то занятие, на которое мужчинам принято тратить время и силы в воюющем обществе. Взрослые дяди с большей охотой "завоёвывают" женщин, карабкаются по карьерной лестнице, занимаются смертельно опасными видами спорта, убивают время у телевизоров или в кабаках.

Виктор Константинович встал и начал ходить вдоль окна, не прерывая речи:
– Если мужчин меньше, чем женщин, то у мужчин отпадает необходимость "держать планку". Неприятно признаваться, но мужчины деградируют морально и физически. Их личностные качества уходят на второй план. Эрегированного пениса вполне достаточно, чтобы мужчина мог гордиться собой и быть нарасхват – "Плохой, но мой!"

Телесность на уровне спинно-мозговых рефлексов становится эпицентром всех сфер общества. Моногамная семья объявляется пережитком старины, якобы не вяжущимся с современным укладом, в котором не любовь, а секс – цель и способ жизни. Вот и возвращается, не успев далеко уйти, примитивное представление о том, что половые потребности нужно удовлетворять прямо и немедленно, что сексуальным партнёром может быть кто угодно и делать с ним можно что угодно, даже убить... И вот уже сексуальную распущенность называют раскрепощённостью, любовью к жизни, источником творческого вдохновения.

Границы патологии и нормы размываются. Патология становится нормой. Слово "свобода" превращается в фетиш отморозков. Никто уже не уточняет: "Свобода от чего и для чего?" Психопаты и социопаты оказываются в фокусе общественного внимания. О них говорят в СМИ, о них пишут книги, снимают фильмы. А когда о негодяях много говорят, то молодёжь невольно начинает брать с них пример. 
Виктор Константинович сел на подоконник.

– В воюющем обществе численность мужчин падает, и они выдают себе карт-бланш, – психиатр экономил голос. – Им якобы позволено сеять семя и участвовать в жизни своих детей постольку-поскольку. Но этим дело не ограничивается.

Вы посмотрите, как активно мужчины на государственном уровне хлопочут о принятии закона о многожёнстве, о легализации проституции, о неприменении смертной казни даже по отношению к сексуальным маньякам. Власть предержащие ведут долгие разговоры о том, что химическая кастрация нарушает права и свободы педофилов. Всеми правдами и неправдами создаётся "общественное" мнение, которое, якобы опираясь на науку, оправдывает мужчин-скотов тем, что такими их создала мать-природа. Этим самым мужчины фактически признаются в отсутствии волевого контроля – основного признака психологически зрелой личности.   

Психиатр сухо откашлялся в кулак. Я подумала: "Ларингит тут, наверно, не при чём. Тяжело признаваться в мужских пакостях. Вот слова и застревают в горле!"

Виктор Константинович немного помолчал и продолжил:
– Если женщин больше, чем мужчин, то мужчины поступают легко и просто – предъявляют жёсткие требования не к себе, а к женщинам. Возьмите любой "уважающий себя" журнал, и вы обязательно найдёте там массу советов, адресованных исключительно слабому полу.

Например, как заинтересовать и удержать возле себя мужчину. Как воспитать детей с минимальным вовлечением папы в этот процесс. Как из чуткой и восприимчивой женщины превратиться в расчётливо-равнодушную ("мудрую") хранительницу семейного очага. Как в упор не замечать мужниных измен и думать только о том, чтобы оставаться для него молодой и сексуально привлекательной. А если всё же случается развод? Он – завидный жених! Она – та, от которой ушли! – ещё немного и голос психиатра дал бы петуха.

Виктор Константинович позвонил Амалии: попросил сделать ему чай из трав. Присутствие Александра в "Пентагоне", видимо, не афишировалось, раз не позвали официантку. 

– В психологии так всё замысловато, – сказал женщина-мужчина. – Я весь в напряжении! Боюсь что-нибудь упустить. Я всего лишь агроном. Занимаюсь озеленением приусадебных участков. – Он усмехнулся и поправил себя. – Занимался.

"Смотри-ка, – подумала я, – а психиатр-то прав… Его прогнозы уже сбываются. Александр причисляет себя к мужскому роду. Лишь, говоря о прошлом, он относит себя к женщинам. Значит, анима и анимус уже живут себе мирно в его голове! Или в душе?" 

– Давайте, пока наш уважаемый психиатр ждёт снадобье, я расскажу о том, что касается тела, – предложил Лев Валерианович. – Раз изменения идут на уровне половых хромосом, то мы решили со всех возможных ракурсов внимательно присмотреться к самому понятию "пол". Конечно, не тот пол, по которому ходят, – профессор показал рукой вниз, – а тот, по которому биологический вид делится на самок и самцов.

– А ракурсов несколько? – спросил Александр.
– Конечно. Их, по меньшей мере, три, – утвердил Лев Валерианович, как нечто само собой разумеющееся. – С точки зрения биологии, деление особей на самок и самцов – это способ размножения. С ним принято связывать целый ряд преимуществ.

"Козырным тузом" в пользу раздельнополого размножения считают меньшее количество мутаций – вредоносных отклонений. Но полностью избежать их всё равно невозможно, – Лев Валерианович с удовольствием перешёл на "родной язык". – Приведу примеры. Элементарное нерасхождение половых хромосом приводит к четырём видам сочетаний, кроме ХХ и ХY. Опишу их коротко.

Первый вариант – ХХY – синдром Клайнфельтера. Проявляется в том, что при слабом развитии яичек мужчины обладают некоторыми женскими вторичными половыми признаками: увеличена грудь, нет волос на лице, женоподобная фигура. Такие мужчины бесплодны и умственно отсталы.

Второй вариант – Х0 – синдром Тёрнера. Женщины низкого роста, внешне мужеподобны.

Третье сочетание – ХХХ – женщины внешне вполне нормальны, плодовиты, но отмечается умственная отсталость.

И, наконец, ХYY – мужчины высокого роста, с различным уровнем умственного развития. Иногда обладают психопатическими чертами личности. Считается, что более высокий уровень тестостерона в их крови провоцирует агрессивное поведение.   

– Выходит, раздельнополое размножение неидеально, – сделал вывод Александр. – Почему же оно так широко распространено?
– Потому что разделение на два пола – это ещё и два способа эволюции одного биологического вида.

Лев Валерианович замолчал. Наверно, лекцию на эту тему дилетантам он никогда раньше не читал. Ему пришлось взял паузу, чтобы собраться с мыслями и перевести специфическую терминологию на доступный язык. Много времени профессору на это не понадобилось. Как и подобало, мысли Светила оформились быстро и потекли гладко: 

– Эволюция приспосабливает организм к среде. Естественный отбор решает одновременно две диаметрально противоположные задачи. С одной стороны, нужно сохранить полезные качества. С другой, – внести изменения в те, которые не соответствуют требованиям окружающей среды. При этом нужно понимать, что эволюционируют и организм, и среда. Но среда – это всегда бо;льшая система, потому она диктует эволюцию меньшей системе – организму.

От среды идёт два потока информации. Деградирующая – мороз, жара, хищники, паразиты. И полезная – информация о том, как нужно меняться, чтобы приспособиться. От первой среды организму надо держаться подальше, а ко второй – поближе.

Разговоры о биологии и генетике, как всегда, вдохновили Льва Валериановича. Он, казалось, даже визуально вырос.

– Кроме того, организм должен иметь одновременно два взаимоисключающих свойства. Первое – быть чувствительным и подвижным, чтобы меняться и приспосабливаться к среде (а если нет, то погибнуть).

Второе свойство – уметь накапливать новые признаки и передавать их последующим поколениям, – профессор внимательно следил за кивками Александра и замедлял речь, когда они прекращались. – Возникает взаимоисключающая задача – сочетать изменчивость и консерватизм, стремиться к контакту с опасной средой и избегать этого контакта. Конфликт можно решить, если организм разделить на две сопряжённые подсистемы – мужскую и женскую.

Самцы выдвигаются эволюцией на "передний край" взаимодействия со средой. И тому есть веские основания. У мужского пола, по сравнению с женским, выше частота мутаций, меньше наследование родительских признаков, выше опрометчивая любознательность, активнее поисковое, рискованное поведение и прочие приближающие к среде качества.

Другая особенность мужского пола – это колоссальная избыточность, высокая подвижность, малые размеры и быстрое восполнение мужских гамет – сперматозоидов. Они начинают образовываться только при наступлении полового созревания. Мужчины получают информацию из настоящего и имеют потенциал приспособиться к нему. Но! Далеко не все! Многие гибнут. Самцы – "расходный" материал эволюции. Интенсивный отбор действует в основном за счёт гибели мужских особей. Один выживший половозрелый самец за короткое время может оплодотворить несколько самок. Если они его подпустят, конечно...

– Значит, массовая гибель мужчин – это естественный ход эволюции? – спросил Александр.
– Если мужчины массово мрут, то нужно понять: из-за чего? Тогда можно сказать, к какой среде они пытаются приспособиться. Например, к чрезмерным возлияниям приспособиться нельзя. От алкоголя страдает интеллект и эмоциональная сфера. А это уже, извините, не эволюция, а деградация – скатывание вниз, к животным, – грустно улыбнулся профессор. –  А животные в природе уже есть. Человеку нет необходимости пополнять собой их список.

…Теперь о женском вкладе в эволюцию. Женщины передают свои гены через яйцеклетки. Образование яйцеклеток у девочек начинается ещё до их рождения – в утробе матери. Непосредственно перед рождением плод девочки содержит около двух миллионов яйцеклеток. Из них примерно четыреста смогут вызреть. Значит, женские гаметы "запоминают" не фрагмент жизни, а всю жизнь. В них в той или иной мере фиксируются все радости и горести, происшедшие с девочкой с момента её зачатия и до последнего дня. Именно самки накапливают и передают генетическую информацию из прошлого в будущее. Это свойство превращает женский пол в эволюционно более ценный.

И ещё одна очень важная деталь! Длительные периоды беременности, кормления и заботы о потомстве требуют стабильной, мирной среды обитания.

Светило налил из графина воды, сделал несколько глотков и продолжил:
– Не вдаваясь в тонкости, скажу, что в стабильной среде, когда нет необходимости ничего менять, средние генотипы мужских и женских гамет одинаковы. Говорить о превосходстве мужчин над женщинами абсурдно! Отличие состоит в том, что способности мужчин находятся ближе к краям гипотетической шкалы. Статистически доказано, что среди мужчин больше как очень умных, так и очень глупых. Женские способности находятся, где-то посередине. У них нет такого сильного разброса.

В это время в кабинет вошла Амалия Марковна. Она принесла психиатру чай и шарф в придачу. Виктор Константинович осторожно принял у неё бокал и, как ребёнок, вытянул шею, ожидая, что Амалия повяжет ему шарф. Баба Яга нисколько этому не удивилась и повязала. 

Убедившись, что психиатр одобряет вкус чая, она подошла к Александру и что-то сказала ему на ухо. Тот поблагодарил и попросил: "Позвоните сюда, если что". Старуха кивнула, собрала со стола детские рисунки, сложила фломастеры в коробку и, прежде чем уйти, спросила: "Может, что-нибудь ещё?"

Мы с Александром мотнули головами в знак того, что нам ничего не нужно. Психиатр попросил повторить чай минут через сорок. Амалия Марковна засекла время на наручных часах и удалилась.

– Иная картина в меняющейся, среде, – продолжил профессор. Он наблюдал за коллегой, который сосредоточенно дул в бокал и вдыхал приятный аромат. – Когда для данного признака среда становится нестабильной, его эволюция всегда начинается у мужского пола.

У женского – признак какое-то время сохраняется неизменным. Другими словами, траектория эволюции признака раздваивается на мужскую и женскую ветви. У самцов изменение начинается и заканчивается раньше, чем у самок. Когда у мужского пола признак достигает нового, стабильного значения, тогда эволюция прекращается. Но она ещё продолжается у женского пола, и через несколько поколений признак у полов становится одинаковым.

Подведём итог. Эволюционная "логика" разделения полов заключается в том, что два пола встречаются с двумя потоками информации. Каждый пол по-своему участвует в улавливании этих потоков, переработке, усвоении и передаче. Информация о прошлом приходит по материнской линии, а о коротком моменте настоящего – по отцовской. Асинхронность эволюции повышает общую устойчивость биологического вида по отношению к меняющейся среде.

Если переложить всё вышесказанное на язык метафор, то мужчина – это ледокол, а женщина – движущийся за ним в том же направлении, но чуть отстающий по времени, корабль. Главное, что пункт прибытия ледокола и корабля один и тот же.

И вот тут обнаруживается противоречие! Пол у людей – это ещё и продукт культуры. И эта третья – искусственная – функция пола вступает в конфликт с первыми двумя (с биологической и эволюционной), которые присущи всем двуполым существам.
– Не понимаю, – тряхнул головой Александр. – В чём конфликт?

– Первый конфликт в том, что в природе самки и самцы одного вида приспосабливаются к одним и тем же условиям, а значит, к одним и тем же требованиям, – хлопнул ладошкой по столу профессор.

– В человеческом обществе, – вдруг вклинился Виктор Константинович, – культура прочерчивает чёткую границу между достойными и недостойными мужчин и женщин занятиями. Именно культура предписывает мужчинам и женщинам противоположные способы поведения: мужчина должен доминировать, женщина подчиняться. Причём культура делает это слепо, пренебрегая индивидуальными способностями и личными качествами конкретных женщин и мужчин.

Это явление, называемое стратификацией полов, до сих пор считается правильным и естественным. Но его естественность весьма сомнительна. В примитивных – охотничьих и собирательских – обществах неравенство мужчин и женщин выражено гораздо меньше, чем в сложноорганизованных. Стратификация полов – искусственное образование, передающееся через традиции.

– Если женщины, – Лев Валерианович едва дождался, когда психиатр закончит свой комментарий, – идут "след в след" за мужчинами по пути приспособления, то у них будут развиваться те же самые признаки, наличия которых общество требует от мужчин: сила, ум, лидерство. И никакие правила и запреты не собьют женщин с эволюционного пути. Глупо ожидать, что в воюющем из поколения в поколение обществе женщины превратятся в кротких и покладистых созданий.

Ещё одно непереносимое для женщин обстоятельство – мужчины сделали войну и конкуренцию буд-ня-ми, – пропел конец фразы профессор. – А женщинам нужен мир. Воюя, мужчины вынуждают женщин жить в условиях, чуждых их генетической природе.

Женщинам ничего не остается, как принять мужской стиль жизни: втянуться в конкуренцию, отодвинуть семью на второй план и перестать рожать. Именно это мы сейчас и наблюдаем! – Профессор неожиданно для меня захлопал в ладоши. Наверно, он был рад, что его объяснения, как говорится, били не в бровь, а в глаз.    

– При этом нужно помнить, женщины более прилежны в учёбе, чем мужчины, – Виктор Константинович в противоположность Светиле говорил спокойно: щадил разогретое чаем горло. – Им по силам догнать своих "учителей". И вот они уже более смелы, хитры и коварны, более хладнокровны, расчётливы и агрессивны, более выносливы, настойчивы, последовательны и даже сильны физически. А практического ума и выносливости им и так не занимать.   

– Как биолог и генетик, – вновь вклинился профессор, – могу утверждать, что жёсткие поло-ролевые предписания способны порождать такие внутривидовые конфликты, какие не испытывает на себе ни одно другое двуполое существо.

"Светило с психиатром обдумали всё досконально. Аргументы вылетают из них, как из пулемёта. Строчат наперебой", – подумала я.   

– Но разве культура, не регулируется природными инстинктами человека? – спросил Александр профессора.
Тот немедленно ответил:
– А инстинкт у нас один – самосохранение.
– Как это один? –  на лице Александра отразилось и удивление, и недоверие.
– А вот так – один.

Инстинкты – это сложные формы наследственно запрограммированного поведения, которое реализуется автоматически, – ставил всё на свои места Лев Валерианович. – Простые внешние стимулы запускают врождённые циклы сложных приспособительных актов, и они реализуются сами собой. Например, увеличивающаяся долгота дня стимулирует птиц начать весной кладку.

Важно вот ещё что! Многие инстинктивные действия должны пройти период становления и тренировки в ходе индивидуального развития животного. Обычно тренировки выглядят, как игры молодняка: котят, щенят, волчат. Так что инстинкты "достраиваются" в индивидуальном опыте, и эта достройка тоже генетически запрограммирована.

– А материнский инстинкт? – не сдавался Александр.
– Это миф, – улыбнулся профессор. – Мне жаль тебя разочаровывать, но материнского инстинкта – общей для всех женщин сложной программы поведения по воспитанию и уходу за ребёнком, которая бы реализовывалась автоматически и повсеместно, – не обнаружено. Есть лишь усиленная гормонами память на голос и запах новорожденного. И так называемая "материнская агрессия" – стремление матери активно защищать своё чадо. Материнство – продукт культуры.

Александр хотел возразить, но профессор поднял руку в знак того, что он ещё не закончил:
– И это объяснимо. Инстинкты хороши только в стабильной среде. Они идеально к ней подогнаны. Если же в окружающем мире что-то вдруг начинает идти не так, как шло тысячи лет подряд, то инстинкты превращаются в смертоносный балласт. Например, насекомое просто не в состоянии быстро "придумать" какое-то другое действие. У насекомых вся жизнь – это набор программ.

Человеку дано колоссальное преимущество. Мы имеем свободный от инстинктов мозг. Кора больших полушарий устроена так, что человек можем научиться всему прижизненно. Обучаемость – единственная возможность приспособиться к быстро меняющейся среде.

Хитрость в том, что раз среда подвижна, то выгодно хранить знания о ней не в наследственных программах, а в общественном опыте. Он передаётся от поколения к поколению посредством культуры, в широком смысле этого слова. Потому и говорят, что человек, с одной стороны, сам творит среду своего обитания и устанавливает законы общественной регуляции, а с другой – к ним же и приспосабливается.

– Никогда не думала, что люди "растут" сами из себя, – сказал Александр.
– По большому счёту, – в разговор снова вступил психиатр, – врождённое в человеке заканчивается на уровне рефлексов, которые он научается подчинять волевому контролю в процессе правильного воспитания. Но и с рефлексами у человека всё непросто. Например, тот же уровень тестостерона падает, если мужчина держит на руках ребёнка.

– Я уже понял, что всё запутано, – махнул рукой Александр. – Почему же тогда отцовство не стало продуктом культуры, как материнство?

– А вы ещё не поняли? Мы же только об этом и говорим, – шелеста в голосе Виктора Константиновича стало заметно меньше. "Зелье" подействовало. – У самых истоков человеческой цивилизации мужчины, благодаря физической силе, просто отстранили женщин от власти. Этим они раз и навсегда нарушили предусмотренный природой баланс сил – мужчина и женщина возле ребёнка.

Ребёнок – естественный и единственный "Пуп Земли"! У общественной системы, ориентированной на ребёнка, было бы два уравновешивающих друг друга полюса: отцовский и материнский. В такой системе разделение по половой принадлежности непринципиально. Важна лишь родительская компетентность.

НО! Мужчины объявили себя "королями" и поставили себя в центр общества. Женщин они назвали "существами второго сорта" и сделали обслуживающим персоналом. Детей – "цветами", которые очень милы, когда цветут на чужих клумбах, или когда отцам есть за что ими гордиться.

Воюющая цивилизация стала развиваться как однополюсная – нестабильная – система. Центральное место в ней занял мужчина, выросший, большей частью, без отца, который воевал, воевал и воевал.

В итоге, женскими ценностями либо пренебрегали вовсе, либо их строго регламентировали опять же мужчины. Основными аргументами во всех делах стали сила и выгода. Всему назначили цену. Всё стало продаваться и покупаться.

Эмоциональная тупость и моральная слепота были объявлены качествами, достойными настоящих мужчин. Благородные чувства и эмоции, как чуткие "инструменты" оценки морально-нравственного статуса ситуации, назвали слабостью, помехой, атавизмом.

Лучший интеллект стали употреблять исключительно для изобретения оружия и средств массового уничтожения. Мирные технологии – малая толика военных технологий. Наращивание вооружения в каждом отдельно взятом государстве, запугивание и подавление мужи-политики считают самым эффективным средством, сдерживающим войны. Не маразм ли это? – Виктор Константинович потянулся за очередным леденцом. – Итог плачевен. Мир людей настолько жесток и несправедлив, что иначе, как патогенным фактором, его и не назовёшь.

Безотцовщину, как естественный продукт "жизнедеятельности" мужской цивилизации, тоже пришлось признать за нечто само собой разумеющееся, раз она была всегда.

Что особенного в мальчиках, выросших без отцов? Они чаще других нарочито проявляют чрезмерную вспыльчивость, грубость, драчливость и вседозволенность. Они убеждены, что место мужчины – вне дома и вне семьи. Увы, но они вырастают в мужчин, которые ни во что не ставят женщин. Круг замкнут! Безотцовщина – транслятор мужской цивилизации.   

...Как трудно обо всё этом говорить! Чувствую себя, как на исповеди. Вот он я – виноватый. Прямо, судилище какое-то! – не выдержал психиатр.

– …Не верьте тем, кто утверждает, что мир жесток сам по себе. Жизнью управляют "самые мужские" мужчины. Они чувствуют себя, как рыбы в воде, когда нужно с кем-то бороться, кого-то подавлять, с кем-то конкурировать, кого-то уничтожать морально и физически. Они воспроизводят и воспроизводят ситуацию жёсткого противостояния. Война для них – это не просто излюбленный способ действия. Война ради войны – это самая комфортная среда их обитания.

Но непосредственно в войнах они не участвуют. Они руководят ими из дворцов, из охраняемых кабинетов и бункеров, которые могут тайно покинуть в любой момент и укрыться в уютном бунгало на собственном острове, омываемом водами тёплого океана. Для них война – это "виртуальная" игра. Чужая жизнь – восполняемый ресурс, потому жизнь ничего и не стоит. Ещё родят!

Такое управление обречено на кризисы. Управления, как такового, в общем-то и нет. Есть маленькие, большие и глобальные аферы, которые в свою очередь снова прикрываются войнами, чтобы отвлечь внимание толпы, сорвать куш и замести следы.

Сейчас так или иначе "воюет" всё население Земли. Кто-то непосредственно стреляет-убивает. Кто-то обеспечивает противоборствующие стороны оружием, медикаментами, пропитанием. Кто-то устраняет последствия. Кто-то готовит репортажи из горячих точек. А остальные почти равнодушно смотрят и слушают о бесконечных жертвах. Войны стали делом привычным и "естественным", как, например, дождь или снег, потому что мужчины тысячелетиями создавали именно такую – воюющую – цивилизацию. Другому ходу истории не дали ни шанса! 

В общественной системе, центрированной на ребёнка, заложен уравновешивающий и стабилизирующий принцип одновременно женского и мужского подхода к жизни: жёсткость – милосердие, логика – интуиция, разум – чувства, выгода – бескорыстие, контроль – стихийность.

– Ударили по одной щеке – подставь другую, – сказал профессор.
"Так вот для чего он читал Библию!" – едва успело промелькнуть у меня в голове, как психиатр выкрикнул:

– Точно! "Бог есть любовь" – это женский принцип! Иисус в противовес или, точнее, в баланс Богу-Отцу, проповедовал именно женский, гуманистический подход к жизни. "Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими".