Исрафиль Israfel

And the angel Israfel, whose heart strings are a lute, and who has the sweetest voice off all God’s creatures.

In Heaven a spirit doth dwell
“Whose heart-strings are a lute”;
None sing so wildly well
As the angel Israfel.
And the giddy stars (so legend tell)
Ceasing their hymns, attend the spell
Of his voice, call mute.

Tottering above
In her highest noon,
The enamoured moon
Bushes with love,
While? To listen? The red levin
(With the rapid Pleiads, even,)
Which were seven)
Pauses in Heaven.

And they say (the starry choir
And the other listening things)
That Israfeli’s fire
Is owning to that lyre
By which he sits and sing –
The trembling living wire
Of those unusual strings.

But the skies that angel trod
Where thoughts are duty,
Where Love’s a grown-up God,
Where the Houri glances are
Imbued with all the beauty
Which we worship in a star.

Therefore, thou art not wrong,
Israfeli, who despises
An unimpassioned song;
To thee the laurels belong,
Best bard, because the wisest!
Merrily live, and long!

The ecstasies above
With the burning measures suit –
Thy grief, thy joy, thy hate, thy love,
With the fervor of thy lute
Well mat the stars be mute!

Yes, Heaven is thine; but this
Is a world of sweets and sours;
Our flowers are merely – flowers;
And the shadow of thy perfect bliss
Is the sunshine of ours.

If I could dwell
Where Israfel
Hath dwelt, and he where I,
He might not sing so wildly well
A mortal melody
While a bolder note than this might sell
From my lyre within the sky.



И ангел Исрафиль, чье сердце струны лиры, и чей голос слаще голоса всех созданий Бога.

Станет ли жить душа в раю,
«Чье сердце струны лиры»;
Так дико хорошо не споет никто,
Как сделает это Исрафиль.
И звезды, что вращаются (как гласит легенда)
Свой гимн прекратят, попав под чары,
От голоса его, все они молчат.

В небе, покачиваясь,
В зените своем высоком,
Очарованная луна
От любви румянцем подернута,
В то время, чтоб молнии послушать красной
(С плеядами резвыми, ровно
Семеро которых было.)
Приостановилась на небесах.

И сказали они (звездный хор
Остальные слушали что-то)
Что Исрафиля огонь
Лире его благодаря появляется он
С ней он распевает, сидит –
Он жизни нить теребит
Из струн необычных этих.

Но небо, по которому ангел ступал,
Где мысль глубокая каждая честна,
Где любовь есть великий Бог,
Где гурий взор
Проникнуты всей красой,
Коей молились мы, в звезде.

Потому, не ложно твое искусство,
Исрафиль, пренебрегает что
Бесстрастной песней;
Лавры принадлежат тебе,
Лучший бард, ведь мудрейший!
Веселой жизни тебе, и долгой.

Восторги свыше, наслаждения,
С пылающими ритмами гармонии –
Твое горе, твоя услада, твоя ненависть, любовь твоя,
С жаром твоей лютни –
Станут звезды, возможно, безмолвны!

Да, небеса твои, но это
Мир сладости и горечи;
Цветы наши – цветы просто;
Блаженства полного твоя тень
Для нас как солнца будет свет.

Коль мог бы я там жить,
Где Исрафиль
Обитал, и он бы мною был,
Так дико хорошо не смог бы петь
Мелодию он смерти,
Тогда как смелейший отметит, что сила эта идет
От лиры моей, что на небе