Играя в дочки-матери

   -Идёмте, девочки, домой. Скоро начнётся мультик.
   -Про семеро козлят, которые живыми выскочили из живота волка? Терпеть его не могу, потому, что это-неправда, так не бывает. Они там у него умерли.
   - Бывает, моей маме разрезали живот и меня вынули. И я – живая…
   Я, наверное, была четырёх-пяти лет, когда, покинув песочницу во дворе,  присела не у телевизора, а рядом с мамой. И, нащупав сквозь тонкое её платье небольшие бугорки на её животе, спросила:
 - А папа у меня был?
 - Был. Недолго. Потом сказал, что уходит к своей маме, потому, что не может смотреть на мой живот – его тошнит. Я тоже не могла – падала в обморок. Шов на нём выглядел страшно. Долго не зарастал, расходился то в одном, то в другом месте…
 - Значит, у меня есть ещё одна бабушка?
 - Была. Некоторое время. Папа ничего мне о ней не рассказывал, только то, что она была против нашего брака из-за того, что я старше его на шесть лет. Она пришла к нам, когда мы остались с тобой вдвоём. Моя мама уехала работать на север, чтобы кормить нас, а мама папы пришла жить к нам. Мне нельзя было поднимать тяжёлое, а ты быстро набирала вес.
 - А потом она тоже ушла, как папа?
 - Нет, ушла из жизни. Когда она перебралась к нам, ей тоже нельзя было поднимать тяжести. После операции на сердце. Сказала:
 - Хочу немножко побыть бабушкой.
 - Она подняла меня на руки, упала и умерла?
 - Она успела повернуться при падении так, чтобы не причинить тебе увечья. Когда я вошла в детскую, её глаза ещё смотрели, угасая, на тебя, а ты уже тащила в рот прядь её волос, выбившихся из-под косынки. А ещё она оставила завещание, по которому всё, что после неё осталось, будет твоим. И письмо, которое ты прочтёшь, когда вырастешь.
 - А ты прочти мне его сейчас.
 - Оно запечатано и на конверте указана дата, когда его следует вскрыть. И я не хочу нарушать волю усопшей.
 - Усопшей – это как?
 - Это такой щадящий душу термин. Когда человек спит, даже сном вечным, нашей душе легче.
 - Знаешь, я чувствую свою душу, когда ты говоришь о бабушке. И в ней, в душе, то радостно, то слёзно.  А как её звали?
 - Марией. Папа назвал тебя в её  честь.   
 - И всё? А потом он бабушку Марию забрал и схоронил?
 - Нет, он был с его новой женой за границей. Куда и как сообщить никто не знал.
 - Хорошо, что ты мне всё рассказала. Когда мы играем с Катькой в дочки-матери, у меня всегда сыночек, а у неё – дочки. Потому, что её папа тоже ушёл. Значит, и у меня будут дочки. А ты видела  бабушку Кати? Она в кудрях и в маникюре и Катю на руки никогда не брала, на севере не работала. Зато долго будет живая. Только Катя её не любит. Язык показывает, «ты» говорит и что, ей давно прогулы на кладбище ставят. А она не обижается. Говорит – заслужила, значит. И целует её в кудряшки. Если меня разрежут, как волка, я даже плакать не буду. Только врачам велю шить покрепче. А мужа даже заводить не буду – только маленькую собачку.
    А письмо? Там рукой моей ушедшей бабушки написана всего одна фраза: «Прости меня, внучка.»
 Я часто достаю из конверта ставший ветхим уже листок, читаю, и на душе становится тепло и слёзно.