Неудачник

Младший научный сотрудник Фанос Овунц жил трудно: большая семья, вечные разговоры о деньгах, которые, словно песок, просачивались сквозь пальцы, не прибавляя в доме ни достатка, ни уверенности в будущем. “Ты какой-то не от мира сего, смотри как другие мужики изловчились, бегают и туда, и сюда, а ты…”, - долдонила все жена, сама не больно преуспевшая в работе и засидевшаяся в пыльной библиотеке на мизерной зарплате. Косятся на непробивного “отца семейства” дочка и сын, давно отвыкшие от мяса и фруктов. Недотепой считают Фаноса и собственные родители, которым казалось, что “поставленный на ноги” с таким трудом сын не оставит их на старости лет голодными. Ан нет: выходит, и “голодными” остались, и “холодными”… Печка, что горделиво стоит на кухне, скорее для антуража да на зависть изредка заглядывающим соседям – и греть почти нечего и топить чаще всего нечем!
“Вот такой неудачник наш папа, точно туманяновский Фанос”, - сокрушаются в один голос домочадцы, конечно, когда этот самый папа, нерадивый “опора семьи”, на работе. Что он там делает  на  этой  “работе” –  по  их  мнению, одному богу известно. Хотя краешком уха слышали: занимается какими-то туманными исследованиями, простому люду  непонятными! Возвращается к обеду с безвольным, серым лицом, устало садится к столу, молча ест похлебку  из  фасоли  или рисовую кашу – наспех, чтобы   скорее   покончить   с   едой,  жует  ненавистное, отвратительное, непонятно на каком “турецко-сингапурском” жиру приготовленное женой варево… “Насытившись”, потухшими глазами смотрит на жену, родителей – ему нечем их обрадовать, - взгляд теплеет и преображается, лишь когда останавливается на осунувшемся бледнолицем сынишке. Он притягивает его к себе, пытается обнять и поцеловать, но тот увертывается, удивленно и с укоризной смотрит в глаза отцу (”где же обещанная игрушка?”). Фанос отлично понимает обиду сына, но ничего не может поделать – денег в семье хватает только на самое необходимое… И так тянется уже неделями, месяцами, годами. Просвета не видно – поиски приработка ни к чему не приводят…
И вдруг – словно гром среди ясного неба – учреждение его облетела почти невероятная весть о крупной денежной помощи коллективу “из-за океана” каким-то благотворительным обществом соотечественников! Горемыки, у которых уже свело животы от гуманитарных “даров природы”, дружно поедаемых всеми  –   от разбитных уборщиц  до педантичных докторов наук, - без устали обсуждали, каждый, естественно, в своем кругу, “сногсшибательную” новость не только в рабочих кабинетах, но даже, пардон, в туалете… Здание сверху донизу гудело как потревоженный улей. В предвкушении “дармовых денег” сотрудниками строились самые радужные планы, выкладывались самые “потаенные” желания. Уборщицы мечтали о лишних вениках и дюжине стиральных порошков “Ариэль”, незамужние девушки и умудренные семейным опытом женщины – о “ярмарочных” куртках и пальто, ученые старички – о вожделенной новой паре сапог взамен разбитых вдрызг. Молодые же мужчины, в самом  соку,  тусуясь  в  курилке,  по-прежнему  травили сальные анекдоты об адюльтере и хорохорились лишь от одной мысли, что в кармане наконец-то зашелестят “зелененькие”, которым они, точно, найдут “достойное” применение с какой-нибудь очаровательной местной “герлс”…
Фанос, затягиваясь дешевой болгарской сигаретой, тоже молча строил “свои планы” – о том, что в первую очередь купит тотчас же любимому сыну обещанный большой красивый автомобиль, каких нынче навалом на ярмарках; стареньким родителям – чего-нибудь “вкусненького” на целый месяц, чтобы, наконец, накормить “досыта”; жене, задерганной жизнью и ставшей  совершенно безразличной к нему, дорогие французские духи или еще что, себе…
- Слышь, Овунц, есть идея! – нарушил плавный и щекочущий мужское самолюбие ход мыслей сослуживец Карпис – “араб”, прозванный так за больно уж смуглый цвет лица и когда-то репатриировавшийся из Египта.
- Какая? – недовольно посмотрел на него Фанос, столь некстати выведенный из созерцательного транса юрким коллегой, которого недолюбливал за скользкий характер и вечное недовольство местными людьми и нравами.
- Идея классная: вложить деньги в банк! Новый, частный, авторитетные люди, с именем в финансовом мире, высокие проценты, как нигде!
Овунц удивленно вскинул брови: “Нам-то что?”
- Как что, зануда! Получим свои доллары от американцев, вложим – навар наш 10% в месяц, где еще такое найдешь в этой дыре…
- Ты опять! – грозно сверкнул глазами коренной ереванец, болезненно воспринимающий любые посягательства на родной город как личное оскорбление.
- Каюсь, - поспешил ретироваться Карпис, - забыл, что ты у нас “ба-альшой патриот” и малость шизик. Замнем для ясности! Так вот, думаю, отчего бы нам с тобой не вложить деньги с процентами, вместо того, чтобы прозаично “прожрать” их в считанные дни или потакать слабостям наших ненасытных и далеко не бескорыстных жен, а? Махнем?!
Овунц презрительно посмотрел на “коллегу”, выбросил окурок в урну и быстро вышел из курилки. “Опять обиделся, придурок…, - выскочил следом Карпис. – Жена у тебя и впрямь гораздо лучше и краше моей, извини, сорвалось… Но все же подумай над моим предложением”.
- А тебе, собственно, что за забота, как я распоряжусь своими деньгами, - не выдержал Фанос. – Хочешь сам – клади! Да и не говори “гоп”, пока не перепрыгнешь: когда еще будут эти доллары и будут ли?
- Сходим вдвоем, веселее ведь, да и родственничек у меня там – проблем не будет! – не отставал “араб”. – А доллары точно будут: у американцев слова с делами не расходятся, это тебе не твои Советы…
- Ты хотел сказать “демократы”? – невольно рассмеялся Фанос.
- Я ничего не говорил, - испуганно посмотрел по сторонам Карпис и забежал в свою комнату.
Работа не шла – из головы не выходило предложение вездесущего коллеги, способного сделать деньги, как выражались в учреждении образно, “даже из дерьма”...         
Вечером м.н.с. поделился за осточертевшей постной трапезой поданной сотрудником мыслью. Старики скорбно поджали губы (”не видать им сметанки с творожком!”), жена же нашла, что “у репатриантов всегда был нюх на прибыльные дела” и в предложении есть “рациональное зерно”…
- Так ты сначала получи эти пресловутые бумажки, - резюмировала она, усилием железной воли заглатывая гороховую жижу, - да и не болтай шибко направо-налево, знаю тебя, балаболку, сглазят… А там решим!
Долго ждать не пришлось: уже через неделю после “семейного совета” благообразный заморский священнослужитель услужливо раздавал новенькие стодолларовые купюры своим страждущим соотечественникам – в количестве соответственно их “рангу” и строго по списку. Ошалевшие от “неописуемого счастья” люди поспешно, задолго до конца рабочего дня, смывались кто куда в сладостном предвкушении вскоре “просадить денежки с купеческим размахом”. Карпис, выходя из учреждения, легонько толкнул локтем Овунца: “Ну как, тугодум, сообразим? Десять процентов в месяц! Нам-то с тобой на работе сколько платит родное государство? А? Усек?!”
…Миловидная, холеная девушка, словно сошедшая с обложки модного журнала, услужливо заполнила необходимые бумаги, многозначительно заглядывая в глаза своим новым клиентам, и… через пару секунд вожделенные хрустящие “зелененькие” перекочевали из рук молодых джентльменов в нежные пальчики, исчезнув затем в стоявшем рядом бездушном и холодном сейфе. Сердце Фаноса недобро екнуло… Томная красавица обворожительно улыбнулась и поблагодарила за доверие к их “самому надежному”, как она заверила, банку, не забыв посулить мужчинам “богатство и процветание” в ближайшем будущем.
- Ишь, как язычок подвешен, да и мила, как парижанка, - подметил Карпис, - расти, расти стали местные армяне, факт! А то раньше, бывало…
Фаносу захотелось почему-то поскорее домой, но деловой Карпис предложил отметить “выдающееся событие в их жизни” и потащил в ближайшее кафе. Правда, за коньяк и десерт платить пришлось бедолаге Фаносу – выяснилось, что бумажник сослуживца был “совсем в другом пиджаке”.
- Какая досада…, - не без артистизма прокомментировал “удрученный” Карпис, глотая сочную мякоть марокканского апельсина. – Ничего, дружок, сочтемся… Нельзя было не отметить такое!
… Дни тянулись неимоверно долго, а Фаносу хотелось как можно скорее купить сыну обещанный и уже облюбованный им огромный игрушечный “джип”, что красовался в витрине одного из разбросанных по городу иранских магазинчиков. “Скорее бы уж подошел срок “стричь купоны” с американского презента”, - лихорадочно думал он. Не терпелось претворить в жизнь и другие задумки в счет “свалившихся поистине с неба” денег.
С Карписом теперь встречались реже, здоровались вскользь и беседовали лишь в уже холодной курилке, не располагающей к долгим разговорам. Да он все по-прежнему талдычил о “западных ценностях жизни”, процентах,  долларах,  многочисленной своей родне, вновь перебравшейся с обнищавшей родины “в теплый уголок” то ли в Америке, то ли в Австралии и “прекрасно” устроившейся там…
Овунцу эти разговоры были не новы и сидели, как говорят, в печенке – “араб” был неисправим! Сам он врос корнями в родные камни и считал все вокруг если и не идеальным, то и не столь безобразным, чтобы срываться с места как угорелому и жить изгоем на сытой и залитой огнями чужбине.
Золотая осень давно сменилась ноябрьскими дождями, как-то незаметно перешедшими в декабрьские мокрые снега. Сроки долгожданного “фонтана денег” приближались, - Фанос с трепетом ждал заветного дня.
… Насторожило то, что ко времени получения первых дивидендов в банке не оказалось “достаточной наличной суммы”, а та самая миловидная и холеная девушка была уже подчеркнуто суха в обращении и деловито предложила “зайти через неделю”… Младшего научного сотрудника это озадачило, но он все еще верил в “честный частный банк”. Спустя месяц по городу поползли слухи о несостоятельности нескольких коммерческих банков, которые вот-вот “лопнут”. Толпы людей стали осаждать солидные особнячки со звучными названиями… Паника началась!
Каждый человек знает, что случаются авиакатастрофы, но каждый садящийся в самолет почему-то уверен, что это произойдет с кем угодно, но только не с ним… У бедного Овунца заныла печень и заиграл левый глаз. Он кинулся к сослуживцу разузнать что к чему – ведь тот как-то обмолвился о своем “родственничке” в банке! Карпис что-то замямлил, стушевался, избегая взгляда товарища, обещал дать “достоверную” информацию “буквально на днях”. Доводы его были вроде убедительны, а волнение искренним (“мы же с тобой в одной лодке!”). Неудачник Фанос не находил себе места, плохо спал ночами.Жена, и так не шибко баловавшая, вообще отослала его из спальни на диван, в столовую. Долгими темными ночами он вдруг забывался сном, но ему виделись одни кошмары: то под ним проваливался балкон, и он летел в черную бездонную пропасть, то, наоборот, над ним обваливался потолок и расплющивал его в лепешку… И то и другое, впрочем, отражало его душевное состояние наяву… “Поделом мне, дураку!” – шептал он во тьме, натягивая по самый нос одеяло.
Овунц не мог без раздражения видеть довольные лица сослуживцев – все они “реализовали” денежки  “в полном соответствии” со своими планами: уборщицы шумно хвастались своими внушительными запасами стирального порошка, модницы горделиво дефилировали в “долларовых” ярмарочных обновках, а дряхлеющие “ученые головы” – в долгожданных добротных сапогах… И только он, горемыка, остался у разбитого корыта – ни одно из его благих, столь человечных и простых желаний не исполнилось: жена по-прежнему пахла чечевичной похлебкой, а не французскими духами, отец с матерью так и не дождались “вкусненького до отвала”, а когда-то свято веривший в слова отца сынок не взял в руки большой сине-белый “джип” – предел своих детских мечтаний…
“Непотопляемый” именитый банк лопнул, не успев осчастливить своих наивных вкладчиков, все еще верящих в чудеса, которые, увы, на этом свете, точно, не бывают. Впрочем…
- Ты просто действительно Фанос-неудачник, совсем как герой великого лорийца Туманяна, - “успокоил” коллегу “сердобольный” Карпис при случайной встрече в лифте.
- А ты? – испытующе и насмешливо посмотрел прямо в глаза “другу” бедняга Овунц.
- Что я? – замялся шустряк и взглядом стрельнул мимо собеседника.
- У меня же там, сам знаешь, родственник был, свояк… Так что я свое вернул, да еще с процентами… Выкарабкался, слава богу!
В неловком молчании слышен был лишь гул движущейся кабины.
- Да, кстати, поздравь меня – ведь мы скоро всей семьей улетаем в Лос-Анджелес. Навсегда…


*    *    *


Рецензии