Когда защита - голос безмолвия

КОГДА ЗАЩИТА  –  ГОЛОС БЕЗМОЛВИЯ…

Для того чтобы выступить в мире с обнаженной правдой, нужно больше мужества, чем для того, чтобы войти в пещеру хищного зверя.
Е. П. Блаватская. «Драгоценные камни Востока»


Вспоминается неприятный, более чем пятнадцатилетней давности эпизод – брошенные небрежно слова образованного знакомца, упрямого скептика в вопросах религии и оккультизма, по поводу одной из книг моей домашней библиотеки: «Блаватской балуетесь…» Отвечать было нечего по причине полного несовпадения ориентиров на ментальном плане. Между тем интерес к Блаватской с годами не ослабевает.
Одним из главных козырей в теме изобличения ее как отъявленной обманщицы и мистификаторши на сегодняшний день остается злополучный процесс супругов Куломбов, интриганов и мошенников, и сфабрикованные на основании их ложных показаний обвинения в ее адрес Общества психических исследований, по сути основного в то время конкурента Теософского общества. Между тем демонстрация сверхъестественных феноменов была не более чем попыткой поколебать людское неверие – к концу XIX столетия симптомы грозящей человеческому обществу духовной катастрофы обозначились достаточно ясно. Состояние западного сознания на тот период хорошо иллюстрируют следующие строки из «Исповеди» Поля Верлена, где он рассказывает о своей женитьбе: «Церковная церемония, которая состоялась… в церкви Нотр-Дам де Клиньянкур, имела для меня небольшое значение – не сказать чтобы оно значило больше и для моей “жены”, которая, несмотря на лакировку, приличествующую в обществе, – это еще требовалось в те далекие времена – была не более верующей, чем я или ее родители…
 
А Бог? Таков наш век: забыли про него».

Дело происходило в самом начале 1870-х, а воспоминания свои поэт писал в первой половине 90-х, то есть как раз в те самые времена. А в России тогда же те же самые опустошительные процессы принимали обличье революционной пропаганды и «бесовщины».
Ровно через сто лет новый суд официально отменил вынесенный Е. П. Б. приговор, но кому сегодня по-настоящему есть до этого дело?
Другая статья обвинений – в ереси – предъявляется сегодня со стороны православной церкви, против которой Блаватская непосредственно никогда не выступала. Это и настоящая истерия вокруг ее имени «христианствующих», и реакция на ее счет продвинутого духовенства. Вот известный православный писатель протодиакон Андрей Кураев, например, посвящает Блаватской множество эмоциональных страниц – с эвфемическими ругательствами, явным передергиванием непонятного ему (или намеренно непонимаемого) смысла и постоянными обвинениями в некорректности. У меня нет намерения, как, впрочем, и достаточной подготовки, спорить с Кураевым (хотя к нему мы еще вернемся) по очень серьезным вопросам египтологии, но думаю, нелишне все же задаться одним вопросом. Корректно ли обращаться к тому, кого в этом мире уже нет, и кто поэтому не может вам устно или печатно ответить, с таким, к примеру, пассажем: «…мадам, извольте обратить Ваше эзотерическое внимание… Вы вот пишите…» («Раннее христианство и переселение душ. Куда душа идет», 2001, с. 19) А ведь это паясничанье позволяет себе не какой-нибудь папарацци, а представительное духовное лицо.
Так вот и скользит принесенная ею весть между этими двумя крайностями, Сциллой неверующего Фомы и Харибдой ортодоксального (фарисейского) высокомерия, как всякое истинное знание. А что, собственно, они собой представляют, анти-теософские претензии официальной церкви?
Препятствием к пониманию является, на мой взгляд, не столько рамки той или иной воцерковленности, сколько проблема недостаточного объема сознания. По этому поводу будет уместно привести отрывок из воспоминаний о Блаватской ее ученика Ледбитера (кстати, бывшего прежде священником), где он описывает их совместное морское путешествие в Индию. «Среди пассажиров было несколько миссионеров, и они, за одним исключением, похоже считали нас эмиссарами Князя Тьмы. Исключением был молодой священник из Уэсли…, с которым я играл в настольный теннис. Я нашел его вполне разумным, дружелюбным и готовым без всяких едкостей обсуждать все виды религиозных вопросов. Совсем другой тип представлял искренний, но совершенно необразованный миссионер из Америки… Он не делал тайны из того факта, что раньше клал кирпичи, но нашел эту тяжелую работу на открытом воздухе непосильной для своего здоровья, и, как он выразился, Господь призвал его проповедовать Евангелие язычникам.
Возможно, по причине своего невежества он был склонен к агрессии и часто ввязывался в споры с Блаватской, что было большим развлечением для пассажиров. Боюсь, что наша предводительница испытывала нечто вроде удовольствия, затягивая его в разговор и побуждая делать самые невозможные богословские заявления. Она знала Библию гораздо лучше, чем он, и могла постоянно приводить неожиданные и малоизвестные цитаты, которые вызывали у него негодующий протест: “Этого нет в Библии! Я уверен, что нет!”
Тогда Блаватская с ледяным спокойствием обращалась ко мне: “Ледбитер, принесите из каюты мою Библию” – и приводила его в полное замешательство, показывая главу и стих. Однажды он столь смешался, что ответил: “Ну, во всяком случае, я уверен, что в моем экземпляре этого нет”».
Основанное в 1875 году в Нью-Йорке Теософское общество изначально ставило целью помочь людям в познании Божественной Мудрости, поместив на место слепой веры интуитивное знание. Это была попытка соединить то лучшее, что накопил за время истории человеческий опыт – синтез науки, религии и философии. «Нет религии выше Истины!» – стало девизом теософского общества. Однако внешний мир, погруженный в пучину времени, Истину эту скрывает, сам по себе являясь покрывалом Изиды, майей. Отсюда процесс собирания Истины, зерна которой есть в каждой религиозной конфессии, но следует хорошенько их просеять, чтобы саму суть отделить от наслоения догматов, внешней обрядовости и ложных запретов. Поэтому как же велика разница между религиозными учениями и теософией! Первые основаны на вере в незыблемый авторитет, вторая учит полагаться на свою духовную интуицию, первые опираются на суеверие, вторая на убеждение в знании. Ибо велика огромная и всеохватная Божественная Мудрость для одной религии, отдельной секты – зато в своей универсальности она объемлет их все. «Кто пребывает в одном цвете радуги, тот остается слеп к остальным ее цветам. Живи во всех лучах, которыми сияет радуга, и ты познаешь весь свет» – гласит восточная мудрость.
Но все же при вступлении допускалась принадлежность к любой религиозной конфессии, не разрешалась лишь агитация в ее пользу.
(Какой очевидно разительный контраст с мутным в своих источниках «учением» Гурджиева! Между тем Елена Петровна предупреждает о состоянии дугпа. О том, что любое применение тайных знаний для своей выгоды, оккультная практика в лично-эгоистических целях – есть колдовство. Но сомнительная эта личность, как оказывается, куда менее опасна для сегодняшней официальной церкви.)
Дар ясновидения самой Елены Петровны для человека не страдающего материалистической зашоренностью неоспорим. Свидетельства ее друзей и родных (даже отрицательно настроенных, как, скажем, ее двоюродный брат граф С. Ю. Витте) слишком осязаемо ярки, чтобы им не верить: телепатическое чтение мыслей с ответами на мысленно заданные вопросы, диагностирование болезней и рекомендации по их лечению, волевое воздействие на предметы, неожиданное звучание музыки...
С другой стороны, в последние годы саму ее преследовали болезни – настолько серьезным и необычным испытаниям подвергся организм, в то время как вмешательство Махатм в кармические обстоятельства не представлялось возможным. Европейцу такая «несправедливость» наверняка претит, но для мистически настроенного индийца ничего удивительного в этом кажущемся противоречии нет. Вспомним хотя бы Рамакришну (современника Блаватской, что тоже, думается, не случайно), коего к болезням и физической смерти привели частые пребывания в состоянии многомесячного транса (Самадхи).
Но самым, пожалуй, уязвимым, в смысле обыденной достоверности, является вопрос об источнике ее знаний. Вот если бы Елена Петровна эту заслугу приписала исключительно одной себе, она в действительности была бы великой обманщицей. Но ее честность доказывает уже то, что сама она неоднократно заявляла о том, что не является автором своих книг, что она только орудие, что пишет под диктовку. Это ли, кроме того, не доказывает и существование Махатм, как и присущие Е. П. Б. оккультные силы? «Если бы это было неверно, если бы за ней не стояли Учителя, и она сама создала бы  свою «Тайную Доктрину», со всеми ее бесчисленными ссылками и цитатами, она оказалась бы не только обладательницей огромной учености, неизвестно где приобретенной, но и величайшим гением, потому что такого индивидуального творчества, как ее «Тайная Доктрина», не найти ни в одной эпохе. И что могло заставить ее лишить себя заслуженной славы, почета и уважения своих современников и упорно приписывать свое личное творчество несуществующим призракам? Какие силы могли бы заставить человека, который собственными усилиями приобрел такую массу знаний, отрекаться от них в пользу создания своей фантазии, вызывая лично к себе оскорбительное недоверие, насмешки и непонимание со всех сторон, даже со стороны близких и дорогих людей? Только одно безнадежное сумасшествие могло бы вызвать такое невероятное положение вещей, а между тем Елену Петровну обвиняли в очень многих грехах, но в этом ее не обвиняли никогда», – пишет в своем очерке о Блаватской ее последовательница Е. Ф. Писарева.
Что же мешает сегодняшнему человеку поверить в существование Великих Учителей человечества, Махатм? (Напомним, что это Адепты оккультной традиции, они же Архаты и Бодхисаттвы буддизма – существа, отказавшиеся от личной Нирваны в пользу деятельности на благо человеческого рода.) Элементарное неверие в Источник Добра и Его носителей или же механически доставшееся ему в наследие от века позитивизма плюс атеистическое воспитание советской поры предубеждение против «всякой мистики», дескать, передача на расстоянии мыслей в виде материализовавшихся писем или телепатического общения в принципе невозможны? Затем-то и понадобилась ей в свое время злосчастная «демонстрация феноменов» – с целью поколебать завороженную прогрессом науки людскую невосприимчивость к сверхчувственному, для физического восприятия скрытому. Вспомним, однако, что во времена Блаватской едва были изобретены телефон, фонограф, и только-только начиналось их реальное распространение, многие сделанные к тому времени в физике открытия не успели дать практических результатов. Сегодня плоды налицо – мы не представляем свою жизнь без спутникового телевидения, мобильных связей, интернета, всего того, во что средний человек конца XIX столетия, даже и начитавшийся Жюля Верна, ни за что не поверил бы! Так неужели духовному миру не под силу более того, что на физическом плане запросто творят основанные на научных знаниях современные технологии? Вывод из всего сказанного удручающий: современный человек об этой самой духовности напрочь забыл! Понятие это прижилось в самых разнообразных контекстах, кроме главного…
Впрочем, начиная с «гласности» у нас о Блаватской  пишут достаточно. Как правило, это авторы, претендующие на универсальность мысли и энциклопедичность, но как-то не определившиеся с метафизикой в собственных суждениях: ведь материалистами были ранее, а как же теперь… Ярким примером такой эрудированной растерянности может служить эссе известного и очень плодовитого, особенно популярного в «перестройку», писателя-«западника» Игоря Гарина. Вроде бы понимает автор масштабность явления, к тому же собственными познаниями умеет блеснуть, неплохой популяризатор, с дотошной подробностью пересказывает все, что усвоил, порой делает неглупые выводы, но вдруг по поводу психографии от Махатм читаем: «На самом деле всё это – не более чем очередная мистификация: книги Е. П. Блаватской интеллектуальны и информативны, до предела насыщены ссылками, свидетельствующими о блестящем владении материалом и великолепной книжности автора. Тексты эти достаточно сложны, требуют от читателя специальной подготовки и нуждаются в комментариях и пояснениях, по объему сравнимых с оригинальным текстом, – воистину джойсовский  Улисс мистики.
Как и другие книги Блаватской,  «Разоблаченная  Исида»  представляет собой талантливо сваренную солянку из каббалы, Пифагора, гностицизма, Агриппы, индуистских, буддийских, даосских и иных текстов, если чем и удивляющую, то уникальным сочетанием эрудиции и скорописания. Впрочем, неправильно было бы выдавать ее за талантливую компиляцию: в книге много свежих, нетривиальных, в том числе эксцентричных идей». И далее перечисляет понравившиеся ему эзотерические частности.
Такая вот «солянка» от недомыслия! Неведомо, значит, автору, что все эти «тексты» есть не что иное как некогда цельная, выходящая из единого Источника Традиция, и потому сходится воедино разрозненное, что когда-то было Единым. Сходится в теософии – для того и была она основана.
Далеко не на высоте оказываются в рассуждениях о Блаватской и другие современные авторы.
Вот, к слову, очень несерьезная, с претензией на жанр романизированной биографии, книга А. Сенкевича «Миссия судьбы». Автор редко ссылается на документы, а пробелы в биографии Е. П. Б. заполняет собственными, замешанными на известных, малоизвестных и вовсе неизвестных сплетнях, фантазиями. Позиционируя себя индологом, не обнаруживает никаких серьезных знаний из восточной метафизики, и то ли верит, то ли не верит в некую потустороннюю тайну, «сферу тайного и малопонятного». Так утверждая, что общался с астральным призраком Елены Петровны, он пришел к выводу, что прежде всего жаждала она «признания и славы», к «литературному творчеству» относилась как «к забаве и отдыху», и что ее «мистификации» есть «игра художника… предвосхитившая стиль поведения и творческие поиски художника-авангардиста». Отсутствие общей концепции, несвязность мысли, шаловливый тон полуобывателя, дескать, все мы по уши в дерьме, и никаких исключений быть не может. Забавная книжка…
Известно, вместе с тем, серьезное отношение к ней сведущих в тайноведении личностей. Ее очень часто цитирует Вл. Шмаков, на нее то и дело ссылается Р. Штайнер, очень уважительно говорит о ней У. Б. Йейтс, имя ее часто упоминается в «Словаре символов» Х. Э. Кэрлота. Перевод «Тайной Доктрины» осуществила Елена Рерих. Другое дело, что можно объяснять появление Махатм, к примеру, действием в человеке бессознательного, как делал это К. Г. Юнг, но это уже вопрос методологии, и к обвинениям в мошенничестве не имеет никакого отношения.
И вот некто «индолог», путающийся в оккультных понятиях и идущий на поводу расхожих сплетен. Почему-то читатель должен поверить в то, что Блаватская была «тщеславной женщиной», что «с неумолимой жаждой славы, она терзалась необходимостью широкого ей поклонения», а «свою неизвестность воспринимала как величайшую и унизительную несправедливость», мотала без надобности деньги, а если надо, умела их с пользой для себя вкладывать и прочая. И что, конечно же, демонстрируя пресловутые спиритические феномены, беззастенчиво организовывала спектакли с переодеваниями. А ведь набор этих тенденциозных банальностей живописует разве что внутренний портрет самого автора книги, он с головой выдает его как пусть и много повидавшего и, может, прочитавшего, но все же довольно-таки рядового представителя эпохи шоу-бизнеса. И когда подобный индивид пытается «философствовать» о сокровенном, получается очень мутная вода, в которой действительно ничего не видно. Стоит все-таки привести один из образчиков «восточной мудрости» от Сенкевича. «В той глубине человеческого духа, – рассуждает он о Е. П. Б., – куда она сама не раз с любопытством заглядывала, практически невозможно было отличить черное от белого, уродство от красоты, правду от лжи, трудно было разобрать, что к чему, вовсе не из-за густого непроницаемого мрака или из-за недостатка знаний и опыта, а по глупейшей причине отсутствия точных критериев, с помощью которых оцениваются идеалы и реальная жизнь».
Однако что-либо знать о «той глубине» по-настоящему могут не званые, но только избранные, уже не рассуждающие о ней, а сами ставшие органичной ее частью. Чтобы убедиться в том, что Блаватская таки отличила зерна от плевел, достаточно вчитаться в ее собственные тексты. Почему не поверить, например, вот этому:
«Ты не можешь идти по Пути, пока сам не стал этим Путем.
Да внимает душа твоя каждому крику страдания, подобно тому как лотос обращает сердце свое, чтобы упиться лучами утреннего солнца.
Не давай палящему солнцу осушить и единой слезы страдания, прежде чем ты сам не сотрешь ее с очей скорбящего.
Но пусть каждая слеза человеческая упадет на твое сердце и остается там, и даже не вытирай ее, пока причинившая ее боль не будет устранена…
Лишь одна стезя ведет на Путь; лишь на самом конце его может быть услышан Голос Безмолвия. Лестница, по которой поднимается соискатель, построена из ступеней страдания и боли; утешить их может лишь голос праведности. Горе же тебе, ученик, если ты не оставил порок, хотя бы один. Ибо тогда лестница подломится и низвергнет тебя, а подножие ее – в глубоком болоте твоих грехов и заблуждений, и прежде чем ты сможешь попытаться перейти эту широкую пропасть материи, ты должен омыть свои ноги в Водах Отречения. Будь осторожен, ты не должен ставить на нижнюю ступень ногу, которая еще в грязи…»
Или вот этому:
«Сиддхи (или силы Архата) приходят лишь к тем, кто готов идти впереди жизни и приносить ужасные жертвы, требуемые в ходе подобной подготовки, и притом буквально до последней черты. Пусть он сразу узнает и навсегда запомнит, что истинный оккультизм, или теософия, есть “Великое Забвение СЕБЯ”, безусловное и абсолютное, как в мыслях, так и в действии. Это –  АЛЬТРУИЗМ, и он выводит того, кто практикует его, из рядов живых. “Не для себя он живет, но для мира”, – как только решает он посвятить себя этому делу. Многое прощается в первые годы испытания. Но как только его принимают, его личность должна исчезнуть и он должен стать лишь благотворной силой в природе…»
Имеющий уши да услышит…
А ввиду этого совершенно неубедительной представляется и направленная в свое время против Блаватской статья Н. Бердяева «Учение о перевоплощении и проблема человека». «Для Блаватской, – пишет он, – все есть результат закона, который понимается очень натуралистически, нет чуда… У человека, по Блаватской, нет специальных даров, все завоевывается усилием, что означает отрицание благодати». А разве сама Елена Петровна не есть качественный показатель такого «специального» дара? Как же она могла его отрицать! С другой стороны, что без усилия, одним только врожденным даром, сделал бы сам Бердяев? Что же касается сетований на отсутствие чуда и благодати, то такое отношение к вопросу вопросов есть не более чем увлекательная философская беллетристика или, точнее, очень личная и очень даже человечная драма, где талантливый автор сам же исполняет в ней роль творца – Господа Бога.
О какой абстрактной человеческой «личности» идет у Бердяева речь? Разве человек, каким мы его знаем, не есть существо изменчивое? Ведь если то, что нас окружает, не подлежит никакому преобразованию и при этом наследует «вечность», то это безотрадный процесс. В то время как именно индивидуальность и есть заложенный в несовершенной личности потенциал.
И очевидно, что в данном случае ограниченна позиция как раз Бердяева, потому что он за критерий истины откровенно принимает ни больше ни меньше как собственное учение – персонализм; в то время как мысль Елены Петровны неизменно восходит к сокровенному истоку Мышления, выходит за пределы чисто человеческих построений.
Но вернемся к Кураеву, почитателю Гарри Поттера и защитнику Pussy Riot. Метод его исследования, как видится мне, заключается в том, что он, грубо говоря, заговаривает слушателям зубы, да так, что по мере развития системы доказательств невольно забывается суть самой проблемы. Хочется ему разговаривать со своими молодыми «языческими» слушателями как это делали некогда, по его же словам, Климент и Ориген, «на темы, которые для них привычно-интересны, и на жаргоне, им знакомом». Но, подделываясь под конъюнктуру, Кураев то и дело, слишком увлекшись, заговаривается сам. «Когда скрупулезная работа с источниками при изучении истории религии подменяется “голосами и видениями”, – заявляет он в полемическом запале на страницах уже упомянутой здесь книги, – когда вместо реальных исторических хроник начинают духовидчески листать “хроники Акаши”, происходит полное расставание с миром научной доказуемости и корректности». Однако тут вспоминаешь исходную точку спора, вовремя спохватываешься: о чем у нас вообще-то речь? и, главное, к какой такой «научной» организации принадлежит наш философ? С чего, собственно, весь сыр-бор, что такое он «научно» защищает? Никак священные объекты христианской ВЕРЫ: непорочное зачатие Девы Марии, плоско-буквальное прочтение евангельских чудес, «во плоти», то есть грубо-телесное, из гробов, воскресение мертвых, персонификацию дьявола? Хотя, может, я ошибаюсь, и нынешней Церкви все это видится уже в мистико-символическом ключе? так в чем тогда обвинять теософов? (Достоевский, помнится, тоже во многом веровал буквально, но никого не побивал «научным методом».)
Вот, оказывается, в чем. В длинной-предлинной, довольно мутной и неубедительной по содержанию, главе 6 под названием «В чем Ориген разошелся с церковью?» читаем наконец такое: «Есть один тезис, который, как полагает Ориген, не стоит сообщать простым верующим: это тайна о том, что Бог есть любовь… О том, что Бог всех желает спасти не стоит говорить слишком рано и слишком громко. Что все разумные существа очистятся и однажды спасутся – это эзотерическое учение; простому же человеку достаточно знать, что грешник карается…
Это тайное учение Оригена можно не принимать. Но, как оказалось, то, что прятал Ориген от своих прихожан, совсем не «оккультно». Он прятал не свою тайную плененность буддизмом или герметизмом, а то, что евангельское возвещение о том, что Бог есть любовь для Оригена означало, что Бог есть только любовь…
У теософов же обратная тайна: их божество никого в сути своей не любит, ибо является всего лишь неумолимо-автоматическим законом кармы…»
Если Кураев настолько не осведомлен относительно «верований» теософов, тем хуже для него; если же достаточно разбирается в этом учении, еще хуже: значит, «просчитывая эффект», он просто лжет. Поскольку и здесь, надо полагать, основной мишенью хлесткого обвинения является Е. П. Б., а не какая-нибудь «рёриховка Л. Дмитриева», то ей и слово в свою защиту.
В «Теософском словаре» читаем о карме, что это есть «Закон Воздаяния – Закон причины и следствия, или Нравственная Причинность… Карма ни наказывает, ни награждает, она есть просто единый Всеобщий Закон, безошибочно и, так сказать, слепо направляющий все другие законы, производящие определенные результаты в направлениях, определенных соответствующими им причинностями…»
Ни здесь, ни далее статья эта ничего не говорит о Божестве, а только о главном Законе Природы. Потому что речь идет лишь о последствиях, так сказать, Большого Взрыва, то есть собственно Проявления Первопричины и Акта Творения, о том, что установилось вследствие возникновения времени и в результате невозможности частью и частностью (чем каждый из нас является) постичь ЦЕЛОЕ. В этом, как и буддизм, теософия честна: да, БОГ никого не карает, но ОН есть то, о Чем невозможно говорить применяя антропоморфные критерии, чисто человеческие оценки. Да, ОН, безусловно, ЛЮБОВЬ, но способен ли человек, каким в большинстве своем он является в этом мире (отнюдь ведь не Серафимом Саровским и не Рамакришной!), эту Божественную Любовь выдержать?
Вообще-то, понимает ли протодиакон Кураев, что так вот рассуждая о «божестве», которое кого-то произвольно «любит» или «не любит», он сам как раз и становится на позицию примитивного язычества?
Да и стоит ли ему вообще что-то кому-то доказывать – там, где одна сторона претендует на единственную боговдохновенную непогрешимость, полемика вообще не нужна.
И чтобы поставить точку в вопросе об отношении Блаватской к христианству вообще, приведем отрывок, проливающий свет на ее отношения к самому понятию «Христос», в отличие от «Хрестос», применявшемуся как к божеству, так и к человеку (причем оба употреблялись уже в мистериях Древнего мира). «…Христос – истинный эзотерический СПАСИТЕЛЬ – это не человек, но БОЖЕСТВЕННЫЙ ПРИНЦИП в каждом человеческом существе. Тот, кто стремится к пробуждению духа, распятого в нем его собственными мирскими страстями и лежащего в глубине «гробницы» его греховной плоти, кто обладает силой откатить камень материи от дверей собственного внутреннего святилища, тот имеет в себе воскресшего Христа. «Сын Человеческий» не есть сын земной рабыни – плоти, но поистине сын свободной женщины – духа, дитя собственных деяний человека и плод его духовных усилий», – говорится в работе Е. Блаватской «Эзотерический характер Евангелий».
 Из чего становится зримым корень распространенной людской ошибки: в большинстве «верующих» сознаний символическое прочтение Библии грубо подменяется буквальным. И, к сожалению, речь не только о простых людях.
На сегодня образ этой выдающейся женщины настолько искажен в восприятии среднего интеллектуала, что небезопасно порой даже заводить о ней разговор в «хорошем обществе». Примером чему служит эпизод, с которого мы начали эту тему.
Между тем задача этой уникальной миссии строилась на том, что ведет исполнителя ее мирскими путями, на которых от века никто не свят. Не застрахована от ошибок была и Е. П. Б. Единственный, впрочем, недостаток, который мне удалось обнаружить, читая и перечитывая воспоминания о ней – это излишняя вспыльчивость ее и вредившая ей недипломатичность в поведении. Черты эти, кроме напоминания о свойственной от природы прямоте, свидетельствуют разве что о крайнем перенапряжении по мере восхождения к Свету истончающейся, слишком отягощенной земной оболочкой психики, к тому же явно исключают склонность к плутовству и хитрости. А тут еще бесконечные клеветы глупцов, происки «конкурентов»…
Орел не ловит мух, но они надоедают и ему…
Кроме того, судить следует, как известно, не без учета верхней планки: по величию, объему и глубине доставшегося нам наследия. А кто в состоянии исчерпывающе и всесторонне проанализировать «Тайную Доктрину»?
С другой стороны, столкнувшееся со сферой религии обыденное сознание (мышление обывателя), требующее почти немедленного овеществления своей молитвы – собственно, того самого «чуда», о котором распространялся Н. Бердяев. Тем, видно, и объясняется победа исторического христианства над ранними ересями: допущением душевного компромисса при несоответствии устремлений веры и жизненного статуса. В то время как теософский гнозис не дает человеку на ближайшее будущее никаких гарантий, не потакает иллюзиям. Здесь «исполнение желаний» откладывается до полного от них избавления, но за таким парадоксальным, как все гениальное, выводом неизменно следует безрадостное открытие: теософия только для немногих.
Ведь в чем камень преткновения духовных исканий для большинства? Ступив на этот путь, человек, как правило, на что-то конкретное все еще надеется, и естество его (в 99 случаях из 100!) требует справедливости – если не молниеносных результатов, то, по крайней мере, исполнения желаний не за облаками, а здесь и сейчас, вплоть до обретения земного счастья. Но все слишком непросто. Если бы этот мир был устроен по-справедливому, никакие поиски вообще не требовались бы. Однако в системе Мироздания планета наша является чем-то вроде промежуточной станции, а срок жизни человека – это испытательный срок. И приобщение к серьезным теософским знаниям есть только первая ступенька в начале того пути, завершение которого теряется в облаках Чистого Духа, где ничего лично-корыстного уже не надо.
Кто из нас сегодня готов ступить на этот Путь?
 

2013