Ирреальность

Палец скользил, едва касаясь Её кожи. Иногда все же прикасался, но, не нарушая своего маршрута, продолжал скользить дальше, будто ничего не произошло. Всего лишь мгновение длилось это прикосновение, какая-то сотая доля секунды, которую ни один человек на свете не мог уловить. Даже он наверняка не знал, но только так мог объяснить, почему его бьет током, почему дрожь, как рябь на воде, осыпала его кожу мелкими каплями пота. В это мгновение он чувствовал свою любовь - чувствовал ее физическую сущность, чувствовал ее бестелесное, бесформенное состояние – настолько отчетливо, что вообразил будто рассыпался на сто триллионов собственных клеток, каждая из которых имела свой характер, свою индивидуальность, каждая наделена сознанием. Он чувствовал их по отдельности, совсем не так как обычный человек чувствует свое атомическое тело единым целым; для него каждая клетка тела была миром с собственными амбициями и планами на будущее, с собственным прошлым и настоящим. И сейчас (в это мгновение) он чувствовал все сто триллионов сознаний вместе, как будто у него было сто триллионов рук, чтобы их трогать одновременно, как будто у него было сто триллионов пар глаз, чтобы видеть их. Он был ими. Он знал, какое отличие между каплей пота на затылке и на ладони, он мог с завидной точностью сказать, сколько в каждой такой капле содержится воды, натрия или аммиака, но он не знал, что чувствует Она, когда его бьёт током от прикосновений.

Она лежала совершенно голая на полу, подложив под голову ладони. Рядом, облокотившись, лежал он. Он не мог уснуть. Вокруг, в сумеречном свете электричества проникающего снаружи, через занавешенные шторы, через двери, в которых горел свет, смотрели образы людей. Глаза были повсюду. На портретах, на каменных скульптурах; глаза аристократов в пышных убранствах, глаза святых и ангелов, глаза нищих и крестьян, глаза животных. Они не видели, что перед ними чужаки, они не видели, что происходило здесь пару часов назад на каком-то безумно дорогом ковре из далёкой, давно разрушенной и забытой страны.

А вдруг они видели… Вдруг он чужак… Всё это вызывало некий дикий, первородный страх, будто ему здесь не место, здесь он лишний, это вовсе не образы. Среди них образ он сам. Она работала в этом музее совсем недавно и имела все шансы вылететь со скандалом. Почему он об этом подумал. Глаза смотрели. Теперь они были живыми. Он замер, внутренности начало жечь, а голова стала невероятно большой. Ужас овладел им, когда заметил, как кто-то моргнул. Он не видел, на какой именно картине, но был уверен, что это произошло. «Бьюсь об заклад. Бьюсь об заклад» бесперебойно твердило сознание. Вот еще. А потом снова и снова. Он оглядывался из стороны в сторону, но не мог уличить ни один портрет в том, чего быть не должно. Лица оставались такими же безжизненными, как и должны быть лица на любых картинах. Но с глазами было что-то не так. «Бьюсь об заклад. Бьюсь об заклад». Он втиснул лицо в мягкую, пушистую поверхность ковра и вновь поднял взгляд, чтобы убедиться, что ему просто померещилось. Он замер второй раз, второй раз внутренности обожгло, а голова была готова взорваться от напряжения. Он не мог простить Ей, что она с ними заодно.

Он посмотрел на Неё, в эту же самую секунду Её глаза распахнулись. Как будто это Она своим пустым взглядом отбросила его к стене. Он не просто видел глаза, он слышал, как они моргают, слышал, как шуршат ресницы, - и этот звук, разносящийся со всех сторон, оглушил его. Она шла к нему, протянув руки, испуганная, кроткая. «Все хорошо», - повторяла она шёпотом, больше успокаивая себя, чем его. Он не слышал. Он видел монстра. Он вжался в стену. «Бьюсь об заклад» твердило его сознание под шелест сотен ресниц. Когда Она сомкнула его в крепких объятиях, и на сердце у нее отлегло, ужас охватил его в третий раз, в третий раз внутренности обожгло. Схватив за горло, сильными мужскими руками он пригвоздил Её к противоположной стене над собой, так что пальцы босых ног едва касались пола.

Она пыталась ему сказать, но вместо этого бессмысленно хрипела пеной. Ей нужно было сказать всего несколько слов, всего лишь несколько слов… но слова не шли. Она стучала ногами по стене, пытаясь оттолкнуться. Она впилась ногтями в его руки до костей. Все только для того, что бы сказать, что бояться нечего. Он застыл на месте, превратившись в одну из скульптур. Даже когда Она забилась в последних судорогах с нечеловеческой силой, он не шелохнулся. Его ужас был сильнее Её жизни. Его ужас был сильнее любой жизни, даже его собственной. Он стоял до утра, до самых первых посетителей…