Страшное прошлое

Во времена моего детства, зимы в Питере бывали морозными, с обильным сухим снегом, с плотным ледоставом на реках и каналах, с высокими горками и большими сугробами.  Когда температура опускалась ниже двадцати пяти градусов, школьники младших классов даже освобождались от занятий в школе. Что и говорить, что нам в детстве это нравилось, поскольку гулять мы все равно выходили. Мороз нам не мешал.
Одной из таких заснеженных зим, вечером, мы с моей закадычной подругой Олей, возвращались с новогоднего школьного праздника.  Мы учились с ней тогда уже  классе  в  шестом.  Школа наша располагалась на набережной реки Фонтанки, вот    мы  по набережной и пошли.  Можно было бы пройти и длинным проходным двором, но на улице было уже достаточно темно, и мы благоразумно решили, что по набережной как-то надежнее, безопаснее,  да и не очень-то мы  торопились  домой. Дом наш был совсем рядом.  Даже и  расслабленной походкой идти всего ничего: чуть-чуть до моста Пестеля ( Пантелеймоновский), а потом поворот и по одноименной  улице метров двести  - до мемориальной доски  в  честь защитников полуострова Ханко.  Там и наш дом, под номером девять.
Идем мы с ней, раскрасневшиеся, веселые, болтаем о чем-то своем, девчачьем.  Настроение замечательное. Морозец крепчает, на набережной кроме нас никого. Машин нет. Тишина. Темно. А нам даже и нравится в полумраке.  Достаточно того,  что   светят  вдалеке огни у здания цирка, светят лампы, освещая нумерацию домов,  светят фонари у  моста Пестеля.   Мы, возбужденные от прошедшего праздника,  делимся  впечатлениями вечера.  Вдруг откуда-то снизу, словно из-под земли раздается низкий утробный голос:" Помогите. Помогите..." Голос  непонятно  кому принадлежащий:  грубый, с хрипотцой  и немного подвывающий.  Причем звучит он не взволнованно, не отчаянно, а как-то неопределенно,  словно и беды-то никакой нет,  а так... попугать. Мы с Ольгой, как по команде  застываем на месте,  и округлившимися  глазами  молча смотрим друг на друга.  Насторожились,  прислушиваемся,  боясь проронить слово. Потом  я,  обалдевшая,  глупо спрашиваю: " Слышала?"  Ольга глядит на меня, не мигая,  и шепотом :"Ага..."  И вдруг снова, с той же монотонностью и также приглушенно,  страшно,  с середины  реки   мрачно раздалось: "Помогите. Помогите..."
Мы, в мгновение ока, сиганули  с места и со всех ног, не оглядываясь, помчались домой. Добежали до двора, встали отдышаться. Стало вдруг смешно. Но и страшно еще.  Жили  мы  в  разных подъездах.  Я  на первом этаже, Ольга на четвертом. Подождала  внизу  ее лестницы,  пока она добежит  до своей квартиры и, как только за ней захлопнулась дверь,  тоже  рванула домой. Прихожу, запыхавшаяся, быстро  и  молча снимаю пальто, ничего никому  не говорю. Мама спросила : "Ты что, как сумасшедшая, примчалась?"   Молчу, пыхчу.  Через какое-то время, меня резко  начинает  мучить  совесть.  Говорю маме: "Мам,  там кто-то помощи просил."   Мама говорит:"Где?!"   " Да там, - говорю, - в  Фонтанке!"  " Ты что несешь?  Как в Фонтанке?"  " Ну да, - говорю, - там кто-то воет!"
Мама  совершенно   ничего не  поняла из моих слов, сначала даже решила, что я ее разыгрываю,  но потом я  ее уговорила, она оделась и мы пошли к "страшному" месту.
А на "том" месте уже стояла пожарная машина, рядом с ней какой-то мужчина с собакой (как оказалось он и вызвал спасателей) и несколько моих любопытствующих одноклассников. Из Фонтанки  же  благополучно "выловили" окоченевшего, но живого, видимо изрядно перепившего  в канун Нового года, здоровенного   бородатого мужика.   Он сидел у небольшой, почти затянувшейся проруби. Как он там оказался, объяснить он не смог...