Болезнь

Я сидел за столом и неспешно пил виски. Мне нельзя было употреблять алкоголь целых два дня из-за врачебных анализов. Но сегодня я лишился пары десятков миллилитров своей крови и воплощал в жизнь мои двухдневные планы как следует напиться. Виски подходил к концу, а я – к состоянию, которого хотел достичь. Следующим утром мне нужно былов больницу, чтобы узнать из-за какой дряни у меня в организме стало меньше красной жидкости, выкачанной для анализов. Допив последний стакан, я отправился спать.
С первыми лучами солнца, попавшими в мое окно, с большим трудом открыв покрасневшие глаза, я отправился в больницу. Отстояв  очередь в кабинет врача, я медленно заполз внутрь. Врач, указав мне на стул, предложил сесть. Я присел напротив стола, над которым висел плакат с улыбающимся мужчиной со сверкающими белизной зубами и надписью «Живи здор;ово». Врач был в состоянии напускной скорби. Я внимательно смотрел на него, и, наконец, тот заговорил.
- У вас обнаружена тяжелая неизлечимая болезнь, – сказал врач, грустно смотря на меня. – По моим прогнозам вам осталось около месяца.
Немного помедлив, я поднялся со стула и направился к выходу из кабинета.
- Куда вы? – врач подскочил и явно хотел еще что-то сказать.
- У меня осталось мало времени, и я не намерен больше тратить его на вас, – ответил я и вышел из кабинета. Доктор выскочил за мной.
- Послушайте, без медикаментозного лечения вы сильно сократите этот срок. Я настоятельно рекомендую вам пройти курс… - Он явно хотел, чтобы я лег в больницу.
- Я не намереваюсь провести остаток жизни в койке, рядом с кислыми минами других подыхающих. – Я не стал оборачиваться и даже замедлять ход.
Выйдя из больницы, я глубоко вдохнул. Что ж, теперь я могу спокойно прожить хотя бы месяц, усмехнулся я про себя. Всегда считал, что когда буду умирать, или мне сообщат о смертельной болезни, испытаю облегчение или, наоборот, меня захватит тяжелая депрессия. Однако, по большому счету, все было по прежнему: мне хотелось выпить, поиграть на фортепиано, почитать что-нибудь из Достоевского и послушать музыку, лежа на диване. Смертельно захотелось курить. Хоть я и не был большим любителем табака, в трудные моменты пара выкуренных сигарет унимала дрожь в руках. Зайдя в ближайший магазин, я приобрел пачку сигарет. Закурив, я поплелся домой, где намеревался проспать до вечера.
Вечернее солнце уныло светило прямо в мое окно. За окном стоял гул машин, везущих усталых работяг из ненавистных офисов в не менее ненавистные дома. Я встал, оделся и направился прямиком в клуб, в котором хотел провести всю грядущую ночь. На входе меня встретил мой давний знакомый – охранник.
- Как жизнь? – ухмыльнулся он.
- Как всегда – хреново, – ответил я и прошел в клуб.
В клубе играла громкая музыка, продавали втридорога поддельное, но все же более-менее удобоваримое пойло, и было много пьяных и готовых ко всему девушек – все, как я люблю.  Взяв себе стакан пива, я неспешно опустошил его и подошел к девушке, у которой соотношение «достаточно пьяная/достаточно красивая» меня наиболее устроило. 
- Привет. – Я сел рядом с ней за барной стойкой.
- Привет. – Ее голос был звонкий и приятный.
-Ты должна со мной переспать, – неожиданно для себя я вспомнил один действенный способ съема, вычитанный много лет назад в какой-то книге.
- Это еще почему? – снисходительно улыбаясь, спросила эта брюнетка, с ослепительно горящими зелеными глазами.
- Потому что, красота женщины – это не ее собственность. Это дар, дар свыше, и поэтому она должна  делиться им с другими.
Не знаю, что подействовало – мой «великолепное» красноречие или тот факт, что я заказал ей парочку коктейлей, но на пару минут я скрасил свое серое одиночество в кабинке туалета этого модного клуба.
Спустя еще пару минут, я опять стоял возле бара и заказывал выпивку. Абсент шел неплохо, но вскоре мне надоела громкая дерьмовая музыка, тупые шлюхи, цепляющие мажоров, и обдолбанные идиоты, видящие мир разноцветными глазами ЛСД. Я встал, расплатился и направился к дому. Улицы были безвинны и пусты, словно после взрыва атомной бомбы. Обожаю город очень ранним утром: никакой суеты, никакого бессмысленного броуновского движения бессмысленных существ, именуемых людьми.Зайдя домой, я проблевался, выпил стакан пива и сел за фортепиано. Игралось необычайно хорошо, звуки клавиш нежно ласкали мои уши. Какой-то идиот этажом ниже начал стучать в потолок.
- Эй, какого черта! – донеслось до меня. – Четыре утра, прекращай эту какофонию!
«Пошел в задницу, недоумок» - подумал я и закрыл крышку фортепиано. Что ж, играть я действительно не умел. В юности брал пару уроков у репетитора в местной музыкальной школе, но денег, да и времени, тогда не хватало, поэтому обучение игре на фортепиано плавно сошло на нет.
Я лег на кровать, открыл первую попавшую под руку книгу, которой оказались «Донские рассказы» Шолохова, и быстро попал в крепкие объятия Морфея. 
***
Одним необычайно прекрасным утром, когда небо было затянутым серо-синими тучами и лило как из пожарного рукава, я забрел к дому одного моего приятеля и решил зайти к нему, потому как ощущал, что не пройду больше и десяти метров. Ночка выдалась насыщенной событиями и действительно утомительной. С диким перегаром, мешками под глазами и бутылкой минералки в руке я стоял возле двери квартиры и звонил в дверь. Прошло минут десять, и дверь открылась. Передо мной появилась заспанное подобие лица старого друга Миши.
- Что ты приперся в такую рань? - вежливо приветствовал он меня. – А, черт с тобой, заходи.
- Мне бы упасть куда-нибудь на пару часов. Такое чувство, будто я ходить разучился.
- Еще бы – столько пить! – Миша поглядел на меня замутненным взглядом. – От тебя несет как от винной бочки, искупавшейся в царской водке. Заходи – положу тебя на диван.
- Премного благодарен, - сказал я и упал лицом вперед прямо на пол в коридор. 
Очнулся я на диване.Мой мокрый от дождя пиджак висел рядом на стуле. За окном уже был светло-серый вечер. Миша вошел в комнату с открытой бутылкой пива и протянул ее мне. Я взял бутылку и прикоснулся лбом к холодному стеклу.
- Спасибо, - прохрипел я.
- Ты же знаешь – тебе пить нельзя, - сказал Миша, усаживаясь в кресло. – Опасно. Можешь умереть. Твоя болезнь…
- Какая удача – я обожаю напиваться и хочу сдохнуть, - я сделал большой глоток из бутылки. Миша только помотал головой из стороны в сторону, как бы говоря: «Вот идиот».
- Нет, серьезно, - продолжил я. – Жизнь – это трясина. Тебя медленно затягивает во всю эту круговерть, пока ты мирно осматриваешься по сторонам. Потом ты начинаешь понимать, что все это гиблое дело, и с этим надо бы заканчивать, но ты уже настолько увяз, что и не пошевелишься. Вот, например, у тебя: работа, жена, квартира – тебе хочется умереть?
- Нет.
- Вот. А мне не хочется думать, где взять денег на новое платье для жены, как бы подмазать ненавистного мне начальника, чтоб он дал мне повышение, и о том, какое же это, блин, счастье, что мне дали ипотеку на тридцать лет, и у меня есть своя двухкомнатная конура, где я могу хранить свою коллекцию марок.Мне очень повезло, что весь этот балаган я буду наблюдать недолго.
- Тебе надо было девушку найти.
- Зачем?
- Влюбился бы, завел семью, и все бы пошло совсем по-другому.
- Да, любовь все меняет. Но встретить ее на своем пути посчастливится одному из миллиона, ну, вернее, двум из двух миллионов. А все эти ваши «чувства» - сценарии для дешевых мелодрам, смотреть тошно. Встречаются, трахаются, делают парочку детей, устраивают несколько кухонных драм, разводятся– и все.Потом хорошо, если друг друга при встрече не убивают.
- Так ты не знаешь, может, тебе и случилось бы быть из тех двух счастливых влюбленных. Ради этого можно рискнуть, нет?
- Шанс невелик, - устало проговорил я и улегся поудобнее. – Лучше дайте мне револьвер, заряженный одним патроном. Кстати, где твоя женушка?
- Уехала в командировку, - ответил Миша. – Вернется завтра. Ты останешься? Вкусный ужин гарантирую.
- Нет, мне надо пройтись. Спасибо, что приютил.
Я медленно встал, надел пиджак и вышел на улицу. Погода по-прежнему была очаровательной – дождь хлестал неистовой стеной и кончаться не собирался. Подняв ворот пиджака, я направился прямиком в бар.
***
Ранним утром было еще влажно, но на небе ни облачка. Мысли путались, ноги были словно ватные, голова была тяжелой, точно отлитой из чугуна. Вывалившись из какой-то пивнушки, я рухнул прямо на тротуар. Сидел на мокром асфальте тротуара и смотрел безразличным взглядом на стену здания напротив. Мимо проходили люди. Машины проезжали по дороге, обливая вылетающим из-под колес содержимым луж немногочисленных прохожих.Рядом со мной встала женщина в коричневом кожаном пальто.
- Мужчина, вам плохо? – спросила она, глядя на меня каким-то сурово-сочувственным взглядом.
-Н-нет, - кашлянул я и откинул голову назад.
Женщина покачала головой и пошла дальше. Я просидел на асфальте примерно с полчаса или около того, и возле меня опять кто-то остановился. Я поднял глаза вверх и увидел моего бывшего однокурсника Гришу.
- Что с тобой стряслось? Какогодьявола ты тут расселся? – удивился он, протягивая мне руку и помогая встать.
- Ночка была утомительной, - прохрипел я, и развел руки, чтобы обнять Гришу. – Сколько лет не виделись, друг, а? Пять, десять?
- Немало, да. – Гриша обнял меня, похлопал по спине и стал рассматривать. – Ты здорово похудел.
- Что ж, смертельные неизлечимые болезни и алкоголизм не способствуют набору веса.
- Черт, какие еще болезни?
- Название ее я не помню, да оно и не важно.
- Ты что же, умираешь? – медленно проговорил Гриша, изумленно глядя на меня.
- Все мы умираем. – ответил я, пытаясь сфокусировать свой взгляд на лице Гриши. – Может, я – немного быстрее. Хотя, быть уверенным, что на тебя не упадет спутник через полчаса, ты тоже не можешь.
- И что, ты вот так проводишь свои последние дни?
- А что плохого? Некоторые идиоты вообще проводят свои последние дни в больницах, глотая таблетки, лежа под капельницами и смотря на нарочито заботливые гримасы родственников, ожидающих, точно стервятники над трупом, начала дележа имущества.
- Но ведь можно и проводить время с семьей – настоящей семьей, не с родственниками, которым нужна доля твоей хаты. Или хотя бы не тонуть в алкоголе иразлеживаться после этого на асфальте.
- Не пить – это скучно. А семьи у меня нет. С тех пор, как умер отец. Ладно, что мы обо мне да обо мне. Ты же уехал после института в Москву, чего вернулся то?
- Моя сестра умерла, приехал на похороны.
Я молчал, потому что никогда не знал, что говорить в таких случаях. «Мне жаль» что ли? Но ведь это не правда – я никогда даже не видел гришину сестру, да и что, разве легче ему станет? Зато я лицемерить лишний раз не буду, хватает лицемерия в нашей жизни и без того. И мысленно поблагодарил Гришу за то, что и он не стал вымучивать сожаления по поводу моей болезни.
Мы вместе дошли до автобусной остановки, на которую направлялся Гриша, вспоминая веселые моменты из студенческих времен. Они казались чем-то из прошлой жизни, давно забытым и утерянным. Подошел гришин автобус. Мы распрощались, и старый образчик общественного транспорта увез Гришу вместе с остальными людьми в своем чреве в толщу машин, ползущих по городским улицам. Я зашел в киоск на остановке и купил бутылку пива.
***
Я открыл глаза и увидел несколько любопытных пропитых лиц, смотрящих на меня. Я понял, что лежу на полу. Несколько мгновений потребовалось, чтобы вспомнить, что я в баре, недалеко от дома. «Так, надо дойди домой» - решил я и попытался встать. Попытка особым успехом не увенчалась, хотя парочка местных алкашей и попытались мне помочь. Голова дико закружилась, и я тяжело рухнул на пол. Темнота понемногу начала поглощать меня в свою утробу.
- Скорую вызовите, - только успел вымолвить я, и потерял сознание.
Очнулся я уже в больнице. Палата была ярко освещена солнечным светом, падавшим в большое окно, и я увидел трех моих товарищей по несчастью: старик, лежащий на койке в углу, парнишка лет двадцати, прислонившийся к стене у окна, и мужчина ненамного старше меня, отрешенно глядевший в потолок, лежа на койке, стоящей рядом с моей.
Зашедшая в палату медсестра рассказала мне, что у меня случился приступ из-за болезни, значительно усугубившейся, вследствие продолжительного употребления алкоголя. Я пропустил большую часть ее монолога, произнесенного с резко осудительными нотками в голосе, так как голова болела просто катастрофически, внутри нее будто происходила ковровая бомбардировка. Уяснилось только то, что здесь меня продержат две недели, и, соответственно, эти две недели ничего крепче кофе я пить не буду. Новость эта легла тяжким грузом на мою и без того гулко гудящую голову. Я мог только тупо таращиться на медсестру, ничего не говоря. Стало по настоящему грустно – полмесяца без алкоголя в компании больных, любящих поболтать о насущных проблемах и дать несколько ценнейших советов о жизни, да и врачи явно не устоят перед соблазном потыкать в меня шприцами, точно в подушку для иголок. Не дождавшись никаких ответов на свои вопросы, сестра ушла, оставив меня наедине с тяжелыми мыслями и соседями по палате.
Впрочем, соседи, вопреки моим опасениям, сильно мне не досаждали – они оказались людьми молчаливыми. Мужик на соседней койке, он сказал, что его зовут Гена, был наиболее разговорчивым из них – на следующий день обратился ко мне с предложением:
- Хочешь сыграть партию в го?
Надо ли говорить, что этот вопрос стал крайне неожиданным?
- Я не умею. – Честно ответил я.
 - Не страшно, научу. – Улыбнулся Гена.
Делать было абсолютно нечего, и я согласился. Вообще, оказалось, у Гены была целая здоровенная спортивная сумка, до отказа забитая разными настольными играми, которые он прихватил с собой в больницу, но партнеров на данный момент у него не было, остальные обитатели нашей палаты не любили подобных развлечений. С Геной мы играли в го, нарды, тогуз, шашки и шахматы почти все время. За сим занятием я провел целую неделю, пока Гену не выписали. С этого момента опять наступила пора безделья.  Как назло, спалось очень плохо и очень мало. Я попросил доктора давать мне снотворное, но он отказался, мотивируя тем, что ослабленная препаратами печень может не выдержать еще одного вещества, которое необходимо выводить из организма.
За партиями в го с Геной я почти незамечал своего прескверногосостояния. Теперь, мне приходилось просто лежать, либо бродить по больничному крылу, и я понял, чего стоит слезать с алкогольной зависимости – тело постоянно и жутко ломило, пот лил Ниагарским водопадом, в голове работала бригада рабочих с отбойными молотами. Никогда так еще не хотелосьпросто умереть во сне. Но каждое утро неизменно начинали работать отбойные молотки, и медсестры ставили очередную капельницу, делающую боль еще немного невыносимее.
Последняя неделя в больничной палате показалась мне вечным копчением на адской сковородке. Без моего согласия держать меня здесь не могли, и я был выписан с наставлением не пить, принимать лекарства и приходить на профилактические осмотры раз в неделю. Выйдя из дверей больницы, я долго стоял и смотрел на небо. Оно было ясным, голубым как циан, немногочисленные облака придавали небу особенную глубину. Ветер ласкал руки, и я дышал полной грудью. Немного размяв ослабевшие за пару недель ноги, я побрел домой. Мимо меня менялись разноцветные вывески, среди которых бессознательно отмечались глазом алкомаркеты, бары, забегаловки и просто надписи «пиво». Не в моих силах было лицезреть все это великолепие, и я зашел в один из магазинов за арманьяком.
***
Засыпать мне становилось все труднее с каждым днем. Ранее крайне действенный способ – парочка стаканов виски и песни «Сплина» на повторе в плеере – стал менее эффективным. Я просто лежал на кровати, и мысли, безостановочно крутящиеся в голове, не позволяли мне забыться сном. Встав с кровати, я взглянул на часы. Пять часов вечера. Можно было почитать что-нибудь действительно интересное, например, «Критику чистого разума», чтобы уснуть. Мне хватило бы и пары страниц подобного чтива, но ничего подходящего дома я не нашел. Вздохнув, я допил виски, оделся и пошел в библиотеку.
Навстречу мне по улице шли двое мальчишек лет по десяти. У одного из них в руках был мобильник, из динамика которого доносились громкие звуки рэпа с ярко выраженным националистическим текстом. И без того отвратительное настроение у меня резко начало резко портиться. Когда эта школота проходила мимо, я смерил их презрительно-брезгливым взглядом. Мелькнула мысль дать им несколько лечебных подзатыльников в воспитательных целях, но я сдержался. В конце концов, какой смысл? Эти безмозглые личинки человека не поумнеют и не осознают своих ошибок. Да даже если и задумаются, в чем я сильно сомневаюсь, какое мне дело доэти сгустков биомусора? Политика невмешательства – однозначно, мой выбор. Незачем зря увеличивать энтропию, в мире и так творится достаточно бессмысленного идиотизма из-за того, что в список людских привычек  обдумывание своих действии зачастую не входит. Задумываться по поводу происходящего вокруг людям вообще не свойственно.
За тяжкими думами я по привычке зашел в винный магазин. Взяв бутылку ликера, я вспомнил, зачем вышел из дома. Дойдя до библиотеки, я взглянул на бутылку в руке. Да кому какое дело, решил я, и зашел внутрь.
- Здравствуйте. - Поприветствовал я библиотекаря – женщину лет сорока пяти, с безучастным выражением лица читавшую журнал.
- Добрый вечер. – Она взглянула на меня, на мгновение задержав взгляд на ликере, и снова уткнулась в журнал. – Что вы хотели?
- Я бы хотел выбрать что-нибудь из технической литературы.
- Пятый стеллаж справа, выбирайте.
Я подошел к стеллажу, который она мне указала, и стал рассматривать книги. Подходящая нашлась быстро – «Проблемы создания искусственного интеллекта». Ее я и взял с собой.
Дома я распечатал бутылку ликера и наполнил бокал. Запах у напитка был просто изумительный. Я не спеша выпил половину пол-литровой бутылки, затем взял книгу и улегся на кровать.
К несчастью, книга оказалась крайне увлекательной – я успел прочитать несколько глав, прежде чем понял, что уже глубокая ночь, я не спал уже больше суток и жутко раскалывается голова. Отложив книгу, я встал, допил остаток ликера и, вновь упав на кровать, заснул.
***
Спал я долго и очень крепко. Мне снилось много снов, и самых разнообразных. В одном сне мне было лет пять, и мы с родителями поехали в деревню к родственникам. Я играл с другими детьми, бегал, кричал, в общем, развлекался, как мог. Отец посадил меня на колени в машине, и я с огромным удовольствием крутил руль. Потом мы все вместе пошли к реке, купались, загорали, плавали на лодке и рыбачили. Вечером ели свежеиспеченный хлеб и шашлык из баранины. Счастью моему просто не было предела.
Проснувшись, я долго не мог прийти в себя. Картинка из детства продолжала стоять у меня перед глазами. Лишь несколько чашек кофе позволили мне более-менее четко соображать. В желудке заурчало. Внутри холодильниказияла пустота, и мне пришлось собираться в магазин.
Погода была спокойной, летней. Светило утреннее солнце, освещавшее пустые еще улицы. Ни дуновения ветра, ни облачка на небе. Я медленно брел по тротуару, разглядывая зеленую листву на деревьях и щурясь от лучей едва вставшего светила. Хотелось гулять так и дальше, но голод все же перевесил, и я зашел в продуктовую лавку. Побродив вдоль витрин с разнообразной снедью и набрав целую корзину еды, я уже намеревался идти к выходу, как мне попалась на глаза молодая девушка в ярко-розовом ситцевом платье с узором из малинового цвета ромбиков. На ногах у нее были белые кеды. Она казалась такой воздушной, невесомой. Черные волосы развевались за спиной, которая отличалась осанкой олимпийской чемпионки по легкой гимнастике. Девушка шла сквозь магазинные витрины легкой походкой и, будто бы, даже не задевала пола. В руках она несла упаковку молочного шоколада.
Я просто стоял посреди магазина и не мог отвести глаз. Если бы я верил в ангелов, я безусловно принял бы ее за посланца с небес. Девушка проплыла мимо меня и вышла на улицу. Только тогда к моим ногам вернулась способность двигаться. Оставив корзинку с продуктами, я выбежал из магазина.
Девушка шла по тротуару своей невесомой походкой, а я следовал за ней чуть поодаль. Мы прошли несколько сотен метров, когда она села на скамейку и стала открывать цветастую упаковку шоколада. Я подошел поближе к скамейке. Девушка подняла на меня свои зеленые глаза, в которых я увидел бесконечный туннель, сквозь который я летел со сверхзвуковой скоростью навстречу радужному вихрю. Дар речи опустился куда-то глубоко в меня, настолько, что я не понимал даже своих мыслей, будто они были на совсем другом языке, который я никогда не слышал. Всплеск черных волос, и огромная пропасть зеленых глаз оказалась прямо передо мной.
- Что с вами? Вам нехорошо? – Звук ее прекрасного высокого голоса достал меня из небытия, в котором я пребывал, казалось, целую бесконечность. Я ничего не мог ответить, просто глядя в эти глаза, в которых я видел целую Вселенную.
Я моргнул, сбросив с себя оцепенение.
- Не желаете ли совершить со мной променад этим прекрасным утром. – Я слышал свой голос и просто удивлялся, насколько тусклым и хриплым он стал.
- Вы что, нет, - девушка отступила от меня. – Мне нужно домой.
Она развернулась и сделала несколько шагов дальше по улице, оглянувшись на меня один раз. Но поскольку я стоял на том же месте, не шелохнувшись, девушка спокойно ушла. Нелепость ситуации понемногу начала давить мне на мозги – я был одет в растянутые в коленях треники и футболку с пятнами от бог знает чего. Трехдневная щетина украшала мое опухшее лицо едва проснувшегося после долгой пьянки человека.  Я ощущал только сосущую пустоту внутри. Мне не хотелось абсолютно ничего – я просто стоял и смотрел на пустую улицу, где еще недавно шла она. 
Дома меня ожидала полупустая бутылка вина. Выпив ее практически залпом, я закурил сигарету. Ничего не помогало, головная боль, ушедшая после сна, вернулась, и стальные клещи вцепились прочной хваткой в кору головного мозга. Я взял телефон, нашел нужный номер и позвонил. Через час ко мне уже заходила брюнетка в черном платье и с почасовой оплатой. Я открыл бутылку, отпил пару глотков и предложил ей выпить.
- Милый, что ты хочешь, чтобы я сделала? – томным голосом спросила меня эта женщина с прекрасными длинными ногами в черных чулках.
Я стоял у окна, глядя на медленно оживающий город, и курил уже черт знает какую сигарету подряд. Немного помолчав, я повернулся к ней – зеленоглазой миловидной дамочке, сидящей в кресле, закинув ногу на ногу.
- Ты читала «О дивный новый мир»? Неужели нас купили с потрохами дешевыми развлечениями и наркотиками?
***
Я вылез из душа, вытерся наскоро полотенцем, надел футболку и брюки и зашел в комнату. В кресле у окна сидела девушка в белой майке и потертых джинсах. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобывспомнить – с ней мы ушли из клуба ко мне домой ночью. Удивительно было видеть ее сейчас – обычно такие сваливали еще до того, как я открывал глаза утром – вернее, днем.Эта же, похоже, уходить не собиралась.
- Эмм…Доброе утро… - Выдавил из себя я, пытаясь хотя бы припомнить как же ее зовут.
- Настя. – Сказала девушка, глядя мне в глаза.
Я ухмыльнулся. Просто читает мои мысли. «Дурак, да у тебя же все на лбу написано» - подумалось мне.
- Что ж. Настя. Если ты не против, мне хотелось бы побыть одному – я немного устал этой ночью. – Улыбнулся я.
- Все вы, мужчины, одинаковые. Вчера, до того, как мы поехали к тебе домой, ты не мог отвезти взгляда от моей задницы, а сегодня уже не хочешь меня видеть.
- Мы все одинаковые. Но и мужчины, и женщиныпостоянно имеют какие-то обобщенные претензии к противоположному полу. От них то и дело слышно – «все мужчины такие-то», «все женщины такие-то». А на самом деле все люди сделаны из одного теста. До 9 недели беременности даже половые органы и у тех, и у других выглядят одинаково. Просто потом у мужиков****а зарастает и вырастают яйца, а у баб – наоборот.
- В сущности, я думала также, ну, насчет – что все одинаковые. Ты мне скажи – у тебя дома нет ни телевизора, ни компьютера – чем ты занимаешься в свободное время?
- Напиваюсь и читаю, – пожал плечами я. – Иногда играю на фортепиано.
- А где ты работаешь?
- Нигде. – Мне не хотелось объяснять, что я болен, и когда узнал о болезни, просто не появлялся на работе.
- Но чем-то ты занимаешься? – Не унималась девушка.
- Н-ну… - Замялся я.
- Ну, раз ты ничем не занят, может, сходим куда-нибудь сейчас – к примеру, в бильярд? – Она встала с кресла и все также внимательно смотрела на меня.
- О чем ты? – Удивился я. – Чем вызван такой интерес ко мне?
- Вчера мы приехали сюда, ты включил тихую музыку, налил мне вина, мы легли, ты говорил мне что-то жутко романтичное, обнял меня и… заснул, обняв меня.
Я вдохнул. Этого еще не хватало.
- Слушай, тебе лучше уйти… - начал было я, опустив глаза.
- Нет, и не подумаю. – Она уперла руки в бока и грозно смотрела на меня.
- Пошла вон, шлюха. – Выдавил я.
Девушка замерла, сжала губы, и злобно глядела на меня. Я все также смотрел в пол. Она резко выбежала из комнаты, и до меня донесся звук хлопнувшей входной двери квартиры.
Пусть лучше так – подумал я. А вдруг эта наивная дурочка влюбится в меня – мол, бедняга, совсем один, не такой, как вьющиеся вокруг нее молодые парни, думающие тем, что в штанах, и не отлипающие от компа и телека, романтик, не просто решивший ее трахнуть (я, по видимому, сильно устал и слишком много выпил, вот и уснул вчера ночью). Да еще и умирает от неизлечимой болезни. Просто мечта поэта. А потом ей будет больно, когда она поймет, кто я таков на самом деле – идиот, ищущий забытья в бутылке и случайных связях на одну ночь, который со дня на день окажется в деревянном ящике.
Надев куртку, я вышел из дома, намереваясь проветрить голову. Начался дождь. Он был довольно сильным, прохожих на улице быстро не стало, на дороге образовались большие лужи, которые мне лень было обходить, и я шел напрямик, хлюпая ботинками по воде. Наконец, мне это надоело, и я зашел в книжный магазин. Это один из немногих магазинов, которые посещал я, и, вообще говоря, единственным не продающим спиртосодержащие жидкости. Походив мимо полок с книгами, я заметил сборник Пелевина и решил его приобрести.
Выйдя на улицу, я огляделся. Дождь шел, не переставая, и было все также пусто. Я дошел до алкомаркета, смахивая с лица капли воды, падающие с волос.Внутри было так же безлюдно, как и снаружи. Я взял бутылку красного вина с наибольшим количеством объемных процентов алкоголя и пошел по направлению к дому.
У подъезда стоял бородатый бомж в грязной коричневой куртке с огромным количеством карманов. От него дико несло перегаром. Когда я проходил мимо, этот мужчина с лицом, заросшим свалявшимися волосами, обратился ко мне.
- У вас не найдется немного мелочи? Десять рублей могут спасти отца русской демократии. – Пробасил он.
- Деньги? Вы, кажется, сказали про какие-то деньги? – Ухмыльнулся я. – Извини, друг. Все, что было, потратил на вино и эту книжку.
Я показал бутылку и книгу, которые нес в руках.
- Что за книга? – поинтересовался мой собеседник.
- Пелевин, - ответил я. – «Поколение П» и несколько рассказов. Сборник.
- Хорошая книга.
- Если хотите, могу плеснуть стакан вина, - предложил я. – Оно тоже неплохое.
- Нет, благодарствую, - ответил бомж. – У меня есть бутылёк спирта. Но все равно, спасибо.
И пошел дальше.
Я поднялся на свой этаж и стал искать ключи от квартиры, когда дверь справа от меня открылась, и оттуда показалось лицо соседа.
- Приветствую, - сказал сосед, Леха – мужик сорока лет, который недавно развелся и теперь не просыхал ни на минуту. – Странно, что это ты один? Последнее время всегда с девушками приходил.
- Нескончаемый промискуитет меня утомил, - ответил я. – Иногда неплохо и побыть одному.
- Заходи, опрокинем пару стаканов, мне одному уже надоело.
- Ладно, - согласился я, и зашел к Лехе. – Можно и опрокинуть.
Мы прошли на кухню. Там всюду лежали бутылки – открытые, початые, полные, из-под водки, коньяка, вина – в абсолютном беспорядке.Я мельком взглянул на комнату.
- Знаешь, что мне в тебе нравится? – усмехнулся я. – У тебя телевизора нет.
- А что там смотреть? – пожал плечами Леха. – Катастрофы, убийства, кризисы – и без них тошно.
- Да, но музыку включить бы надо, а то и помереть с тоски можно.
- Без проблем, включай.
Я нашел на телефоне какую-то песню БГ, включил её и сел за стол. На столе уже стояла початая бутылка водки и стакан. Леха достал второй стакан из шкафа, дунул в него и поставил на стол. Отработанным движением он снял пробку с бутылки и наполнил стаканы. У Лехи заметно тряслась правая рука, когда он взял свой стакан в нее. Я тоже протянул руку и поднял стакан с прозрачной жидкостью.
- Что ж, за неверность, - произнес тост Леха, - а то мы бы никогда не узнали какие они суки.
Я молча чокнулся с ним и опрокинул содержимое стакана в рот. Водка привычно сладко обожгла горло, но я все же закусил соленым огурцом. Несколько минут мы молча сидели и слушали музыку. Песня, которая играла, казалось, просто написана обо мне. Я посмеялся про себя – её текст и про миллион таких же идиотов, как я.
- Ты знаешь, - неожиданно начал Лёха после пары стаканов, - я даже с собой покончить хотел, вены резать противно, вешаться не хочется, купил таблеток. Аптекарь, сволочь такая, продала вместо нужных слабительное, видимо, догадалась. Ну вот какое ей дело, в конце концов, убью я себя или нет?
- Люди обожают лезть в чужие жизни, - допив стакан, сказал я. – Им легче помочь другому, чем помочь себе. Ведь, чтобы помочь себе, нужно признать, что у тебя есть проблема, и работать над ней. А чтобы сделать другому «услугу» ничего особо не надо, и они же, конечно, абсолютно точно знают, что ему нужно. Тем более, с последствиями такой помощи разбираться не им.
- Да уж. Я тогда все на свете проклял. – Леха задумчиво поглаживал бутылку водки в руках. – От толчка не отойти, и ощущение не из приятных. Особенно, когда ожидал, что все кончится, а получается... И таблетки глотать теперь тоже не могу. Придется потихоньку гнить от этого зелья.
Леха потряс бутылку и вновь наполнил наши стаканы. Я порадовался за то, что мне гнить гораздо меньше, чем ему. Незавидная участь у этого человека – потерял смысл жизни, и даже закончить все это быстро не получается.
 Высший замысел, божья воля, фатум, провидение – чем только не пытаются люди оправдать свое копошение в этом мире. Когда я вижу подобное тому, что происходит с моим соседом, мне приходит в голову вопрос – как можно верить в высшие силы, когда вокруг страдание, боль, унижение, отчаяние, смерть? Неужели можно думать, что какие-либо страдания угодны богу, не напрасны и служат великомуделу? Люди бессмысленны, ни на что не годны и слабы. Но самое главное – они слепы. Человек не может поверить в то, что живет он просто так, без цели, и потом уйдетв никуда. Эта мысль пронзает мозг больнее пули. И человечество пытается бежать, бежать без оглядки. Семья, работа, реклама, торговый центр, спортзал, телевизор, социальные сети, учеба, игры. Люди наполняют жизнь барахлом и другими людьми лишь только затем, чтобы поверить. Поверить в то, что они нужны. В то, что все это – их мучения, труды, переживания – не напрасно.Другие утешают себя верой – в бога, в то, что в следующей жизни им воздастся, что душа их бессмертна и мы на этой земле с какой-то высшей целью.Хотя на самом деле, никакой задумки высших сил по поводу человека нет, и осознать этого большинство не способно.
Когда я зашел в свою квартиру, было ранее утро. Ноги едва шевелились и тяжесть тела больше переносить были не в состоянии. Упав на кровать, я закрыл глаза. Вдруг, страшно сдавило грудь. Дышать было трудно. Попытка встать ни к чему не привела. Темная пелена постепенно застилала мои глаза.
Вскоре все было кончено. И боль утихла навсегда.