11 Царское село

Посиделки по поводу юбилея вхождения Петрония в чин Домового проходили очень душевно. Ну, конечно же, сначала гости делились сведениями о разузнанных лестницах, столь любезных сердцу виновника торжества, но после и другие темы в ход пошли.

- Эх, ребяты, - сказал Кирьян, вполне уже освоившийся в этом сообществе «песочных» домовых, - есть у меня мечта заветная.  В Царское Село хочу наведаться. Может, кто компанию составит? А то одному все никак не собраться.

- Эт что за село такое?  – сразу всполошился Ушак. – Ну-ка сказывай. Ежели с былинками-животинками, то я зараз.

- Ой, на счет них не знаю, -  растерялся собеседник. - Это же город сейчас. Пушкин. Александр Сергеевич учился там, а после и жил какое-то время. Мне Филимон поведал. Ну, с Мойки который. А еще там Ахматова жила. Вот и хочу поглядеть. Дань уважения, так сказать.

- Ну-у-у, эт не интересно. Кабы зверушки да лес кругом. А так …

- Да, там место поэтическое, - подтвердил  Виссарион с веселой усмешкой глядя на Ушака. -  И Тютчев жил там. И еще куча других поэтов. А с Пушкиным вместе и Дельвиг учился, и  Кюхельбекер. Неужели не интересно?


Ушак зыркнул на говорившего и сердито поджал губы, а Кирьян, с уважением взглянув на книгочея, еще больше воодушевился.

- Ну, кто со мной?


Но никто не торопился подхватить порыв, и повисла тишина.

- Да вы что? – стал горячиться агитатор. – Это ж … Вот послушайте, как Пушкин сказал: «Нам целый мир чужбина; Отечество нам Царское Село». Каково, а? Это ж мы каждый о своем доме так можем. Ну, ребята, поехали…


Лисиан задумчиво почесал в затылке и с сомнением уставился на Кирьяна.

- А как туда добираться думаешь? Это ж далеко.

- Не так уж и далеко, - возразил Виссарион, пожимая плечами. – Полчаса на электричке, и уже там. Это раньше, на лошадях, али пешком долго было.

- Откуда ты все знаешь? - покосился на всезнайку Евграф.

- Так читать надо. Хотя, по ящику тоже много чего говорят, мог бы и сам знать.


Евграф, который в телевизоре большей частью высматривал свой популярный среди киношников дом, смутился.

- Не видал про такое, - буркнул он и покраснел.

- Да-да, на поезде, - поторопился продолжить разговор Кирьян, не давая ему увильнуть в сторону. – Мне Филимон сказывал, что они с Лазарем туда на нем ездили. Дачу Китаевой посещали. Там Александр Сергеевич аккурат после свадьбы с молодой женой жил. А теперь вот – музей. И из Лицея музей сделали. Во как!  Ну, поехали.


Петроний под этим просящим взглядом чувствовал себя неловко. С одной стороны ему хотелось поддержать друга, а с другой – ехать только из-за поэзии, ну, совсем не хотелось.   

- Эх, кабы знать, что он жилец был уважительный, - тяжело вздохнув, наконец, сказал он, пытаясь потянуть время. – Тогда б еще можно.

- Уважительный! – с жаром заверил Кирьян, окрыленный надеждой. – Точно тебе говорю! У него даже поэма есть «Домик в Коломне». Представляешь? И вообще он часто жилища разные упоминал в своих творениях. Вот, например, «Старинная башня стояла, чернея на черной скале». Ой, нет, это Лермонтов. А, вот: «Избушка там, на курьих ножках, стоит без окон, без дверей».


Все захохотали.

- Ну, ты даешь, старина, ну, уморил, - Ушак вытер выступившие от смеха слезы, - Эт к ей нас тащишь в такую даль?

- Если царский дворец избушкой называть, то туда, – усмехнулся  Виссарион и лицо Ушака сразу вытянулось. – Он, конечно, сильно пострадал во время войны. И «без окон, без дверей» постоял. Да восстановили уж давно.


«Биолог» в растерянности захлопал глазами.

- Какой такой дворец, когда село? В Ушаках отродясь дворца не было.

- Село-то село, да только Царское.


 Ушак крякнул, и его тон тут же стал деловым.

- Былинки-животинки восстановили? Ну и прочее?

- Конечно. И лепку, и лестницы с каминами. И даже знаменитая янтарная комната опять там есть.


Собеседник как-то слишком заволновался.

- Что значит – янтарная? – с подозрением спросил он. – Цветом желтым крашена, что ли?

- Да нет, янтарем все стены отделаны.

- Настоящим???

- Ну да.


Несколько мгновений Ушак еще таращился на Виссариона, потом круто развернулся, и, бросив на ходу: «- Кирьян, поехали», схватил за руку Лисиана и потащил к выходу.

- Ты чего? Поздно уже, светать вот-вот начнет, - воспротивился Лисиан.

- Что тут до вокзала-то? Совсем ничего, успеем. Кирьян, идешь?

- Нам не с этого вокзала, с другого. Туда и в правду не успеем, - с сожалением пришлось признать зачинщику.

Ушак нехотя отпустил руку приятеля и вернулся на свое место.

- Ладно, завтрева поедем. Но выйдем пораньше. Слышишь, Лисиан?



Петроний с Евграфом переглянулись.

- Так, это … Мы тоже поедем. На дворец-то посмотреть, - заявил хозяин дома. – Вместе-то веселей. Виссарион, ты с нами?

- Не-е-е, я червь книжный. Животинка домашняя. Лучше за вашими хозяйствами присмотрю, пока путешествовать будете.

- А чего за ними глядеть-то? – удивился Ушак. - Мы ж скорой ногой. Туда и обратно. Чай не прохлаждаться едем. За ночь управимся.

- Ну, это мы еще посмотрим. Я так думаю, что недельку точно отсутствовать будете, а то и больше. Ты мне лучше скажи, с чего это вдруг тебя камешки так взбудоражили? Ты ж не по этой части.


Ушак презрительно хмыкнул.

- Хм, камушки  … Эт не камушки, всезнайка наш. Смола это. Живица окаменевшая. А эт по моей части. Я ж в Ушаках, бывало, в жаркий день в лес убегал, чтобы посмотреть, как она по сосне ползет, солнечный свет вбирая. Это ж красотища. А духмяность какая …

- А ты откуда про янтарь знаешь?

- А что, коль с села, то и неуч? – надулся «биолог».

- Да, нет, я не в обиду. Просто не думал, что ты в драгоценностях разбираешься.

- Так это, я ж в барском доме жил. А янтарь барыне нашей цельный … э-э-э … ну как, когда всюду навешивают?

- Гарнитур, что ли?

- Во-во, цельную гарнитуру подарили. Так ахала, что я на переполох прибег. Энти камешки мне сразу глянулись, такие медовые, теплые. Ну, а пока мамаша пред зеркалом крутилась, барин детям стал сказывать, что за фрукт такой – янтарь. Как получился да где добывают. Я после в лесу себе схорон сделал. Набрал на листочек смолы, махонький цветик туда, да в землю зарыл. Ну, чтоб потом и  мне такой камушек дивный. Правда, чуть было раньше не обзавелся, эт когда барынькин перстенек затерялся, да не срослось.

- А что? Отобрал кто?


Ушак тяжко вздохнул и замотал головой.

- Не, сам отдал. Барынька тогда так расстроилась, что даже кричать изволила. Ну, на детишек да на горнишную свою, Маняшку. Дескать, они куда-то задевали. Повелела непременно найти. Да куда им? Я и то с трудом сыскал. Сижу с им, любуюсь, и вдруг слышу – Маняшка по столу стучит и говорит: «Домовой, домовой, поиграй да отдай». Детки ее услыхали, и давай по всему дому бегать да стучать. Ну и что делать было? Притаился в темном углу, а как барынька мимо проходила, исхитрился, да в карман  ей и опустил. Ну, чтоб не думала на домочадцев.

- Это ты молодец.

- А то как же. Мир в дому – первое дело. Барыня после прощенья у всех испрашивала. Даже у горнишной. И Маняшка опосля цельную миску молока в угол поставила, да с поклоном, да со словом добрым: «Спасибо, батюшка-домовой». Так что все ведаю про янтарь.






На следующую ночь, стремительно проскользнув серыми тенями весь путь, компания просочилась в необычное здание на Загородном проспекте. Вокзальный Франц, встретившийся им почти что сразу, расстроил:

- Так последняя электричка уже ту-ту. Теперь до утра ждите.  У меня все строго по расписанию, а не шалтай-ту-ту-болтай. Где раньше-то были?



Впрочем, огорчение было не долгим, так как здание вокзала оказалось удивительно интересным, а хозяин дюже радушным. Он с гордостью провел для гостей небольшую экскурсию, показывая свое хозяйство, а после пригласил к себе. Ушак и Петроний не пошли, изъявив желание еще раз все осмотреть, а остальные с удовольствием воспользовались приглашением.

- Красивый у тебя дом, - начал разговор Лисиан, располагаясь в закутке  Франца, – И простору много, и украшений всяческих.

- Да-а-а, мне есть чем гордиться, - ответил польщенный хозяин. – Три раза здесь стены возводили, и каждый раз все красивше. А как иначе? Ведь мой вокзал самый первый в России.

- Самый-самый?

- Ну да. Так ведь и самая первая железная дорога от меня проложена была. Как раз до Села Царского, куда путь держите. Так что мы с тамошним Антоном са-а-амые первые вокзальные по всей России-матушке.

- Да ты что? Наверное, оттого и имечко у тебя такое необычное? 

- Так, а чего ты хочешь, коль иноземец строителем дороги был? От Франца Антона фон Герстнера имена нам и достались. От того самого, кому памятник стоит. Ну, с паровозом в руках.

- А-а-а, видели-видели. А скажи, каково это - вокзальным быть? Поезда тоже в твоем хозяйстве? Управляться-то успеваешь?

- Не, поезда в депо ночуют, там свои умельцы. Мое дело здесь порядок блюсти. Ну а это как когда. Ежели проводы - так тяжко от слез да печалей людских, а как встречи – сам молодею от счастья ихнего. Через вокзал ведь столько всего проходит. И все беды, и все радости. Не зря ведь, около меня даже памятник героям первой  мировой войны поставили. Отсюда солдатушек эшелонами на фронт отправляли. М-да … Ну да это разговор долгий, а вам пора ту-ту. Антону от меня кланяйтесь.






Царскосельский вокзальный тоже оказался очень гостеприимен, видимо, это было неотъемлемой частью сего чина. Нисколько не удивившись ввалившейся к нему компании, он тут же заулыбался и поспешил навстречу.

- Здравствуйте, здравствуйте, гости дорогие! Прошу вас, располагайтесь, отдохните с дороги.


И лишь после того, как все удобно устроились, стал задавать вопросы.

- Откуда пожаловали к нам? Чем могу быть полезен?

- Из Петербурга мы, - привстав, с поклоном ответил Лисиан, и представился хозяину. – А это товарищи мои - Ушак, Петроний, Евграф да Кирьян. Приехали, вот, на дворец посмотреть, и привет тебе от Франца привезли.

- Ой, спасибо, всегда приятно весточку получить от старого друга. Ну, а к какому из дворцов интерес имеете?

- А он что, не один? – встрепенулся Ушак. – Нам с Янтарной комнатой который. А в других что есть?

- Ну да, дворцов у нас несколько, чай царской семьи резиденция. А что есть … , - Антон задумчиво поскреб в шевелюре и озадаченно спросил, – А что надо-то?

- Былинки-животинки, - выпалил Ушак, и, оглянувшись на друзей, добавил, - ну и прочее. Лестницы там, камины всякие, поэты.

- Поэты? Во дворцах? Статуи, что ли?


Вокзальный недоуменно уставился на старого домового. Тот задумчиво сморщил лицо, а потом досадливо махнул рукой.

- Эт ладно, потом Кирьян выспросит. Ты мне пока про былинки-животинки.

- Это про которые? В парках, что ли?

- У вас и парки есть? – Ушак, от предвкушения аж застонал и выдохнул, - про везде …



Бедный Антон ошеломленно захлопал глазами и втянул голову в плечи. Пришлось Лисиану срочно успокаивать хозяина и объяснять, что на самом деле интересует каждого из их компании.

- Уф, так бы сразу и говорили, - облегченно выдохнул вокзальный и махнул рукой. – У нас на всех интересу хватит, - он повернулся к Ушаку, - И былинки-животинки в парках-дворцах имеются. И на улицах встречаются. Да, хоть бы, золотой петушок, к примеру. А еще вам непременно надо будет к Лександру заглянуть. Тоже свою красоту увидите, - хозяин замолчал, задумавшись, потом  со вздохом сожаления покачал головой, - Эх, прикатить бы вам лет сто назад, точно бы рты пораскрывали.

- А чего, чего было-то? – заволновались визитеры.

- Так, много чего. Вот, к примеру, тогдашний Лександров жилец – Кочубей Василий, страсть как любил удивлять новинками разными. В дому даже двери сами открывались, ну, как в электричках нынче. Вот представьте – кнопочку жмешь, створки расползаются, и музыка играть начинает. Красота.

- Так куда все девалось-то?

- Куда-куда, известно куда. Смуты да войны бронепоездом прошли по укладу домашнему. Что поразграблено, что поломано, а что и вовсе уничтожено.  Да, небось, и сами прошли через кошмары эти.


Антон обвел глазами притихших гостей, на лица которых враз набежала тень, и пожалел о сказанном.

- Да, что это я? Вы ж за радостью приехали, а я про печаль, вот голова паровозная. Не кручиньтесь, и сейчас есть у нас, что посмотреть. Первым делом, конечно, к Катерину отправляйтесь, но после и к Лександру забегите. Очень советую. Там, среди прочего, дама под вуалью есть. Это, скажу я вам, шедевр. Столько в ней таинственности, что глаз не оторвать.

- Ладно, про нее потом, - перебил Ушак, вновь обретая свою деловитость. - Что ты про петушка-то говорил? Кстати, а драконы у вас имеются?


 Лисиан с Петронием переглянулись и тихонько захихикали.

- Это называется – пустили козла в огород, - сказал вполголоса первый.

- Это точно, - поддержал второй. – Интересно, как он собирается за ночь все осмотреть? Виссарион как в воду глядел – неделю дал.

Услышав знакомое имя, Ушак повернулся к ним.

- Робяты, сколько он времени-то дал? Дён десять?





В углу, среди драгоценных напольных ваз, на подставке в виде витой колонны из черно-белого камня стоял мраморный бюст молодой женщины. Впрочем, насколько молодой, было не ясно – на голову была накинута легкая ткань, которая не скрывала черты лица, но утаивала все остальное. Лисиан стоял перед изваянием и не мог отвести глаз. «Нет, ну ведь просто кусок белого камня, - дивился он, -  А, ведь, поди ж ты, прав Антон, не оторваться».



Уже позади была неделя, проведенная в Екатерининском дворце. Неделя, до приятной усталости наполненная экскурсиями по покоям, вылазками в парк, походами к многочисленным, но неповторимым по своей красоте,  павильонам. И долгими беседами с хозяином, домовым Катерином. Сколько знал, сколько повидал этот скромный и тихий хранитель, сколько всего пережил. Эти разговоры заставили Лисиана на многое взглянуть по- другому. Раньше он думал, что беда, случившаяся с Виссарионом во время войны – это самое ужасное. Но теперь знал, что гораздо страшнее, когда твой дом сначала неоднократно грабят, а потом расстреливают, рушат, причем в течение долгого времени, заставляя изо дня в день тебя умирать вместе с ним. Сейчас все раны были залечены, но Лисиан чувствовал, что шрамы хранителя болят до сих пор, и сердце старого домового было переполнено благодарностью к тем людям, что умирали, но в Петербург фашистов не пустили.



Побывали путешественники, на радость Кирьяну, и в Лицее, и на даче Китаевой. По настоянию Ушака заглянули в Музей экипажей. Правда, последнего расстроило, что лошадок, должных бы быть запряженными в кареты, не было, ну, да это мелочи. Впрочем, Катерин сказал, что и коников можно было увидеть в их городе. Но это уже после, и так задержались в гостях, пора домой. Сообща сговорились, что еще раз приедут как-нибудь – ведь столько всего интересного не посмотрели. Ну а, напоследок,  заглянули к Лександру, раз это так настоятельно рекомендовал Антон.





- Ну, что ты застыл? Цветики у ей на груди симпатишные, конечно, но тут столько всего! Во, пойдем покажу какую я птицу углядел. Прям орел! А, можа, он и есть?


Ушак потоптался около дверей, но, не дождавшись ответа, помчался дальше. Лисиан вспомнил, как силком вытаскивали приятеля из янтарной комнаты, и улыбнулся - пожалуй, и его так выводить отсюда придется, надо что-то делать. Домовой придвинулся поближе к изваянию, и протянул руку к мраморной вуали, как бы в тщетной попытке стянуть ее. И тут же почувствовал гневное неудовольствие, исходившее от мрамора. Смутившись, и прошептав: «- Прости», он вернулся на свое место и вновь застыл, внимательно вглядываясь в женское лицо.

- Прости, - еще раз извинился он. – Просто так хочется разгадать твою тайну. Я ведь даже не пойму, какая ты? Печальная, уставшая? А может просто прикрыла глаза, чтобы в следующее мгновение их открыть и улыбнуться кому-то? Кто ты?


Но женщина молчала. Она была холодна и неприступна. И Лисиана осенило.


- А я, пожалуй, знаю, кто ты, - прошептал он, и тут же легкая волна недоверчивого удивления коснулась его. – Ты – Клио, муза истории. Вот такая, какая есть. Тот же покров времени на всем, что было, а то, что, вроде как, ясно видно, не факт, что есть на самом деле. Я прав?


Домовой чувствовал, что его догадка понравилась, но загадочная полуулыбка, что на миг мелькнула под вуалью, не могла подтвердить или опровергнуть ее. Кем бы ни было изваяние, оно было женщиной, и бережно хранило свои тайны.