Глава 1

Сколько он себя помнил, вся его жизнь была окружена воспитательницами детдома, белыми обоями с красными или зелеными цветами, полками с игрушками и зелеными стенами столовой, местами, трещины которых были заделаны серым раствором. Таких чувств, как материнская ласка, тепло, Глеб не видел. Воспитательницы в детдоме хоть и любили его, но для них он был одним из тех пятидесяти сирот, которые были в таком же положении, и им приходилось заботиться о каждом. Это значило, что тебя знают, любят, но дать всего того, что может мама, они не смогут. Однако Глеба тогда это не волновало. Самой любимой его воспитательницей была Маргарита Павловна. Она была лет 35-37, когда Глеба перевезли из детдома Чебоксар в Волгоград. Ему было только 4, но он ясно помнит тот день.
Он был немного пасмурным, но не холодным. Глеба привезли на автобусе. Вместе с ним были еще двое: Слава и Рома. Рома не был похож на русского. Он был брюнет, кареглазый. К тому же, Рома – это не его настоящее имя. Его оставили еще в роддоме, не дав имени. Тогда медсестры сами выбрали ему имя. Фамилию Ромы Глеб не знал.
Ожидая в коридоре, они втроем стояли у двери директора. На втором этаже играли на пианино, дети пели, хлопали. Вместе с ними стояла и тетя Рита. Кем она работала, Глеб не знал, но она всегда ходила вместе с директором, Анной Робертовна. Она не была строгой, но и не особо нежничала с детьми. Держалась она нейтрально. Когда дверь кабинета открылась, оттуда вышли Анна Робертовна, директор Лиана Николаевна и Маргарита Павловна. Из них всех, Глебу больше всех понравилась Маргарита Павловна. Лицо ее было очень добрым, и, казалось, даже сияло. Ее русые волосы были собраны в пучок. Глеб не мог отвести от нее глаз. Она взяла его и Славу за руки и позвала Рому. Голос у нее тоже был очень приятен и мягок. Она отвела их в комнату и познакомила со всеми остальными детьми, когда они закончили петь.
С этого дня и до самого выпуска он всегда советовался с ней, рассказывал все свои планы и жаловался. Она всегда слушала его и помогала, как могла. Но, к сожалению, он не был тут один и полностью войти в его положение Маргарита Павловна, хоть и старалась, полностью не могла.
Однажды на прогулке, когда ему было лет 6, Глеб спросил у Маргариты Павловны то, о чем после он уже спросить постеснялся. Это было осенью; Глеб это помнил хорошо. Маргарита Павловна и Елизавета Викторовна стояли у горки и о чем-то разговаривали. Глеб подбежал к ним, но они его заметили не сразу. Пока они говорили, он стоял перед ними и слушал. Много он не понимал, а потому и не запомнил. Елизавета Викторовна, заметив его, чуть нагнулась и спросила:
- Что тебе, Глебушка?
Маргарита Петровна тоже смотрела на него, улыбаясь. Глеб, особо не смущаясь, прямо и по-детски спросил:
- Тетя Рита, а вы меня к себе возьмете?
Маргарита Петровна улыбалась, но в глазах ее тут же стала заметна печаль. Глеб уже видел такое своих других детей: играет вроде, веселится, а все же что-то тяжелое у них на сердце чувствуется. Она приобняла его, погладила по голове и сказала:
- Я потом тебе скажу, ладно? Поиграй пока. Хорошо?
Глебу это как-то больно не сделало. Он побежал к другим и начал с ними скатываться с горки. Тогда он не заметил, что Маргарита Павловна заплакала. Да так сильно, что Елизавета Викторовна, поддерживая, отвела обратно в здание. Глеб с этим вопросом к ней больше не подходил.

Однако она относилась к нему как к родному. Благодаря ее стараниям он все же осилил математику. Она сидела с ним в свободное время и помогала делать домашнюю работу, попутно объясняя тему. Позже он узнал, что тетя Рита математику знала средне и училась вместе с ним, стараясь объяснить ему. Благодаря ее помощи у него в аттестате было всего пять четверок.
Именно у нее он находил утешение за все время пребывания в детдоме, когда мальчишки постарше приходили к ним и отбирали фрукты или сладости. Если этого не было, они произвольно выбирали несколько ребят и велели им на завтраке, обеде или ужине отдавать свою порцию. Все младшие чувствовали злобу и обиду, но отказывать не могли. Глеб как-то попытался оставить себе хлеб, но поплатился за это. После занятий, старшие пришли к ним. Глеба один из них взял за шкирку и ударил два раза в живот. Второй удар пришелся по диафрагме и Глеб начал задыхаться. Он свернулся на полу и судорожно пытался вдохнуть хоть немного воздуха, застонал. Старшие, испугавшись, что он сейчас умрет, тут же начали уходить, пригрозив, чтобы все молчали. Глеб вскоре встал и отдышался. После этого он подобных попыток не предпринимал.
Только тетя Рита его жалела, обнимала, гладила по голове. «Потерпи, еще чуть-чуть и они уйдут. Потом ты сам уже станешь старшим. Сильным, большим будешь. Не плачь». Глеб терпел. Старшие ушли, а через несколько лет, он сам стал старшим. Из двадцати его одноклассников, до выпускного дошли только 12. Всех остальных забрали в приемные семьи. Рому забрали в другой детдом. С ним Глеб расстался еще в 6 классе. Усыновили его или нет, Глеб не знал.
Так Глеб окончил школу при детдоме, им устроили выпускной. Маргарита Павловна радовалась за него, обнимала, целовала. Она обнимала всех, целовала всех, но Глеба по-особому. Все воспитательницы плакали, будто это их дети оканчивают школу, но тетя Рита плакала по-особому: уходит тот, кому она так и не дала ответа на главный вопрос для каждого ребенка. Ее это мучило, и она решила с ним поговорить об этом. Она пригласила его к себе домой.
Дома он увидел накрытый стол. Глеб помог ей вынести еду. Сев за стол, тетя Рита поздравила его с окончанием школы еще раз.
- Спасибо тетя Рита. За все спасибо.
- Глеб, я хочу тебе сказать то, о чем ты не спрашивал уже 10 лет. А я не напоминала тебе тоже 10 лет. Помнишь ты как-то подошел ко мне и спросил: возьму ли я тебя к себе? Усыновлю ли?
Глеб тут же посмотрел в глаза Маргариты Павловны. У нее были очень добрые глаза – это он давно увидел. Но только сейчас он заметил, что  у нее под глазами мешки и темные пятна. Все эти годы он этого не замечал! Но почему? «Косметика», - подумал Глеб. Вот почему от нее всегда приятно пахло. Маргарита Павловна смотрела куда-то дальше глаз Глеба. Перед ей разыгрывалась история ее прошлого.

- Понимаешь, я уже однажды усыновляла сироту. Это был мальчик. Миша его звали. Ему 4 годика было тогда. Очень милый был ребенок. Но худенький. Болел часто. Я тогда замужем была; муж тоже обрадовался моему желанию. Семья у нас была образцовая, хорошая. Детей только не было. В муже было дело. Ну, и собрали все документы, отнесли. Мишу нам отдали без проблем.

Маргарита Павловна посмотрела куда-то вниз.

- А через год муж пить начал сильно. С работы его выгнали, устраиваться на новую не хотел. Я тянула семью. Уходил куда-то, приходил через день или два. Скандалы начались. А потом…Потом, в один день, я на работу ушла. Миша болел сильно, кашлял, плакал. В детсад его не отвела. Мужу сказала, чтобы он следил за ним, а он…

У нее на глазах появились слезы, но лицо было серьезным.

- А он напился. Миша плакал, ему больно было. Мужу он начал мешать, и он вынес его на балкон. Он хоть и закрытый, но там все равно холодно. Вынес и дверь закрыл. Миша там три часа просидел, кричал, плакал! А он на диване дрых! Я пришла, спрашиваю «Где Миша?», а он еле на ногах стоит, толком объяснить не может. Потом выдавил «На балконе». Я все побросала, кинулась туда, а Миша в углу сидит, коленки ручками своими обхватил и спит. Я его на руки взяла, целую, согреть пытаюсь, а мне только и говорит «Мама, болит». Отвезла я его в больницу, там его оставили. Врач сказал, что у него осложнение началось. Легкие воспалились. У пятилетнего воспаление легких! Неделю он лежал, мучился, я с ним все время была. Кашлял, горел очень сильно. А через неделю умер.

Маргарита Павловна выдохнула. Она заплакала, сильно шмыгая носом. Слезы так и текли с ее глаз и капали то на ее колени, то на стол. Потом оны быстренько вытерлась, более-менее успокоилась и продолжила:

- Мужа суд виновным признал, посадили. Я с ним развелась. На могилу Мишеньки  каждое воскресенье хожу.

Глебу было неудобно. Он хотел бы обнять тетю Риту, пожалеть ее, но что-то держало, не давало это сделать. Он только смог глубоко вздохнуть. Минуту они помолчали, а потом Маргарита Павловна обратилась к нему:

- Глеб, я бы тебя с радостью тогда взяла к себе. Ты мне очень понравился. Как родной стал. Но только об это начинала думать, так Миша перед глазами и вставал. Вот вставал и все. Я одну невинную душу загубила, простить себя не могу. А если с тобой бы что случилось… Жить бы не стала. Не хочу тебе судьбы Миши, Глеб. Не хочу.

Трудно было все это слышать. Пришел в чужой дом, кушает, а его еще жалеют и из-за него любимая воспитательница плачет. Вот почему у нее так с глазами: долгие годы она оплакивает Мишу, что покинул ее, и Глеба, что не смог быть ее приемным сыном.

- Не плачьте, тетя Рита. Я уже давно привык. Я ведь не маленький уже. Маму я не знал, что такое ласка мамы тоже. Я не виню вас. Я ведь сам вас об этом больше не просил. Я привык так жить. Не переживайте.

- Прости меня, Глебушка , - все плакала она, обнимая его. Ты уж не забывай меня. Ты же мне как родной. Нет никого теперь роднее тебя у меня.

- Не забуду, тетя Рита.

Так Глеб окончил школу детдома, покинул стены здания, которые долгие годы были для него естественной средой его существования. Тетя Рита во всем старалась ему помочь. Вместе с ней он получил квартиру, однокомнатную. Уходя в армию, на вокзале его провожала тетя Рита, а после дембеля встречала тоже она. Только в университет он поступал без ее помощи. Он начал работать на автомойке. К тому моменту, Маргарита Павловна уже расписалась с Максимом Андреевичем. Они были одноклассниками, и в школе чувства  друг к другу у них не было. Только сейчас, спустя года, они встретились и решили расписаться. Человек он был спокойный, улыбался редко, но слушал внимательно. Он уже был женат, была дочь. Но однажды узнал об измене жены. Не затевая скандала, он подал на развод и разменял квартиру. Маргариту Павловну он, возможно, и не любил, но уважал, дорожил ею и не имел даже помысла ее расстроить. Глебу дядя Максим нравился: уже при первой встрече он принял его тепло и всячески старался познакомиться поближе.
Жизнь тети Риты и дяди Максима Глебу казалось идиллией. Когда первое такое чувство у него возникло, Глебу захотелось оказаться в их среде. Казалось, что окажись он там, среди них, и то чувство холода и лишения его покинет. Но он тут же отказался от этой мысли. "Они живут друг для друга. Потому и счастливы. А приду я - тут же бросят все и будут стараться ради меня, моего успеха. Будут пытаться устроить мою жизнь, забросив свою". Нет, он не будет вмешиваться. Не будет пытаться использовать свое сиротское прошлое ради личного счастья. Так он и остался другом их семьи.
 А потом тетя Рита умерла. Умерла она спокойно, во время сна. Максим Андреевич, проснувшись, даже не поверил сначала. Но потом пригляделся и увидел не ту приятную и добрую женщину, которая была для него отрадой все эти пять лет, а просто какое-то тело, от которого уже нельзя было получить ни добра, ни зла. Весь свет с ее лица ушел, оно стало каким-то костлявым, будто резиновым. Глеб, узнав об этом, приехал сразу же. Когда ее выносили, везли на кладбище, опускали в могилу и засыпали, он все терпел. Глаза хотели налиться слезами, но он сдерживал; губы и подбородок хотели задрожать, но он всячески пресекал, покусывая то верхнюю, то нижнюю губу. Максим Андреевич же не сдерживался. Он хоть и не рыдал, но было видно как он часто вытирает глаза, всхлипывает и сглатывает.
После того, как все начали расходиться, и Максим Андреевич позвал его в машину, Глеб начал уходить, но все еще смотрел на могилу Маргариты Павловны. Не мог он поверить, что так все закончится. В мыслях он планировал, что будет сидеть у ее постели и наблюдать, как она медленно уходит, прощаясь со всеми. Он будет держать ее за руку, смотреть ее в глаза своими глазами, полными слез и просить прощения за все, что мог сделать плохое… Но все сложилось иначе. Она умирала в одном районе города, пока он спал в другом. Максим Андреевич дома потом с ужасом осознал и признался Глебу:
- Глеб, я сейчас, пока ехали, задумался. Вот судьба – ложился спать я с Ритой, а проснулся рядом с телом, которое Ритой уже нельзя называть. Боже, Глеб! Ведь я спал рядом с покойником!
- Успокойтесь, дядя Максим, - сказал Глеб, наливая ему чай, - По крайней мере, вы были рядом с ней и не будете всю жизнь себя укорять.