золотодобытчики 2

Глава IV
Работы по хозяйству для Геннадия закончились, и он получил новое назначение  –  на лесоповал. Горняк  подвёл его к молодому парню, стоявшему с бензопилой на плече: «Вот, Володя, твой напарник. Забирай его с собой  в лес».
 Сказано – сделано. Геннадий   взобрался в  кабину трактора, и бригада отправилась на лесоповал.
 …Юревич первым выпрыгнул из кабины в глубокий, по пояс снег. Геннадий подал ему мотопилу,  бачок с бензином.  «Сейчас будешь помогать,  –  пояснил Юревич.  –  Смотри, не угоди под дерево. Когда скажу – навались багром! И держи ноги от пилы подальше!»
Разогрев у костерка   масло в бензопиле,  он  дернул за кик-стартер,  пила взвыла,  выбрасывая и из ствола желтые опилки. «Подпирай!» – закричал напарник, и Геннадий навалился багром на начавший потрескивать ствол. Качнувшись, сосна рухнула, подминая под себя  кустарник и ломая ветви соседних деревьев.
–  Для первого раза неплохо, - отметил Юревич. –   Только  подпирай повыше, рычаг будет больше!
–  А это что?  – указывая на высокие, до пояса,  пни, поинтересовался  Геннадий.
– Зеки на делянке работали, пилили «Дружбой»  –   двуручной пилой, не нагибаясь. Вот пни высокие и остались! – не прерывая работы, пояснил напарник.
–  Перекур  будет? –  спросил вконец умаявшийся  Геннадий.
– Некогда,  –   не прекращая работы, бросил Юревич.  –   Скоро начнёт темнеть, а  штабель должен быть полным, а то начальство скажет – «зайца за уши» на тракторе притянули, и на следующий день норму накинет!
–  Ё моё, и вправду, как у зеков! – удивился Геннадий.
–  У них был десятичасовой рабочий день, а у нас все двенадцать. У зеков был один выходной в неделю, а у нас – ни одного. У зеков в мороз ниже пятидесяти не выводили, а у нас – хоть семьдесят, а трудак отбарабань!
 –   Нормально! – присвистнул Геннадий.
 – Нормально будет, когда домой прибудем, ты тащи чекера из трактора, и  цепляй стволы! 
Геннадий  стянул с  фаркопфа  трактора тонкие стальные  троса с крючьями,  и, проваливаясь в снег по пояс, пробирался  к спиленным деревьям  через  кустарник,   нещадно дравший  телогрейку. Чекера, волочась, цеплялись за кустарник, и сравнительно короткий путь он преодолел, обливаясь потом и поминутно возвращаясь, чтобы освободить концы тросов.  Кроме чекеров, Геннадию  приходилось еще нести топор, который то и дело терялся  в снегу, пока не пропал совсем.   «Да я же его только что на пень положил!» – разрывая снег руками,  словно пёс, повторял Геннадий. Юревич с улыбкой смотрел на расстроившегося товарища: «Возьми топор в запаснике у трактора. Тут этих топоров – как грибов, когда снег сойдет. И всегда имей с собой  запасной, ещё не раз потеряешь».
Словно  нарочно,  в снегу исчез  один из чекеров, и Геннадию пришлось снова рыться в сугробах, пока не отыскалась пропажа.  Наконец, обессилев, он  взмолился: «Мужики, когда обедать будем?».
Собственно его интересовал не столько обед, хотя от тяжёлой работы подводило желудок, сколько возможность хоть немного передохнуть.
   –   Ты как? – крикнул Юревич трактористу.
   – Можно и пообедать! – спрыгнув с гусеницы трактора, согласился  Куличкин.
Вскоре на маленькой  делянке весело трещал костер. Повесив над костром  чайник, таёжники достали из трактора взятый с собой обед, и съели сразу, не дожидаясь, когда тот закаменеет на морозе. Внезапно послышалось хлопанье крыльев, и рядом с костром опустилась белая полярная куропатка.
Юревич,  вынув из кармана петлю, бросил её на снег, держа один конец в руках,   покрошил хлеба. Куропатка шагнула в петлю, охотник дернул за конец бечевки, и птица забилась, пытаясь освободиться от пут. Вскоре таёжники с аппетитом поглощали добавку к обеду.
 «Это для тебя! – кивнул на зажаренную куропатку, обратился  Юревич к Геннадию. –  А вообще некогда этим заниматься». Действительно, полярный день, едва начавшись, тут же превращался в сумерки. На лесной прогалине уже лежал довольно большой штабель  сосен и лиственниц, уложенных на два ствола, лежащих поперек штабеля.  «Подводи трос!» – крикнул Юревич, взбираясь на штабель.
 Прихватив  большой строп, Геннадий  стал протаскивать его  под стволами, лежащими на поперечинах. Внезапно штабель зашевелился, бревна стали раскатываться один за другим. Юревич, стоявший на штабеле, тут же  спрыгнул с него, и, увязая в снегу, метнулся в сторону. Геннадий  едва вывернулся  из-под раскатившихся брёвен.  «Вот так! – тяжело дыша, проговорил Юревич. – Не зевай!», – добавил он, снимая шапку, и вытирая ей  градом катившийся пот.
Придя в себя, лесорубы стали укладывать в штабель раскатившиеся брёвна, и вновь стягивать тросом. Геннадий осторожно подошёл к штабелю, вновь приступив к опасной операции.  Наконец, трос был закреплён, и трактор тронулся с места, волоча за собой штабель. Юревич обратился к Геннадию:   «Нужно убрать сучья. Влезай на  штабель,  бей по ним палкой,   ветки от мороза хрупкие».
Геннадий  принялся колотить по сучьям, которые кололись, словно стеклянные. Впереди из пачки вертикально  торчал толстый сук, который зацепил большую ветвь стоящего у дороги дерева, и натягивал её, словно пружину.  В какой-то момент с Геннадия слетела шапка, и  как только он нагнулся, чтобы её поднять, над ним что-то просвистело. Подняв голову, увидев раскачивающуюся толстую ветвь позади себя,  он понял, какой страшной опасности избежал.
…Зайдя в столовую, Геннадий услышал дружный хохот. Обернувшись, он ожидал увидеть кого-то, кто рассмешил всех, но за спиной никого не было. «В зеркало посмотри!» – подсказал ему кто-то из старателей. Взглянув в висевшее на стене большое зеркало, Геннадий увидел странного человека, в изорванной одежде, сбивавшейся шапке, обсыпанного зелёными иголками. 
– Ещё один леший появился! – снова прокомментировал кто-то из старателей.
 – Еще не леший, лешёнок. Если зиму продержится, тогда лешим станет.
 Поужинав, Геннадий тут же  завалился спать, но сразу же был разбужен Юревичем: «Вставай, пойдём пилу ремонтировать». Проклиная всё на свете, Геннадий потащился за напарником. «Вот, смотри,  –   Юревич объяснил,  как разбирать бензопилу, ремонтировать и регулировать. – Бери цепь, и заточи её на  станке».
Глядя, как Геннадий растерянно перебирает цепи в деревянном ящике, Юревич пояснил: «Эта «универсалка», это «продольная», а ты бери «поперечку», вот она».
Наконец, день закончился. Не раздеваясь, Геннадий завалился в кровать, и моментально заснул. Все шутки и подколы, сыпавшиеся со всех сторон, пролетали мимо его сознания. Однако этому дню не дано было закончится без происшествий: в полночь распахнулась дверь,  и  в балок ворвался  техрук:  «Пожар! Ангар с «Катерпиллером» горит!»
 Чертыхаясь и бренча ведрами, старатели потянулись тушить пожар. Однако  большинство собиралось нехотя, некоторые вообще остались  в кроватях, ворча: «Ну и хрен с ним! Всё равно нынче ничего не заработаем!  Кому надо, тот пускай и тушит!»
 Когда  Геннадий добрался до бокса, высоченного деревянного сруба,  пожар уже был потушен, и старатели, матерясь,   возвращались в остывшие кровати. Причина пожара, как оказалась, была до смешного проста. Тоха, хохол,  ремонтировавший свой трактор после двенадцатичасовой смены, закемарил, положив плоскогубцы на раскаленную буржуйку. В бокс, на «огонёк»,  заявился горный мастер Василий. «Подъём!» -  в шутку скомандовал он.
Тоха подскочив, спросонья схватил раскаленные плоскогубцы с буржуйки, и, обжегшись, с матом швырнул их, попав  в кучу промасленного тряпья, лежавшего рядом. Вспыхнул огонь, и пожар стал быстро распространяться по деревянному боксу, однако тут   подоспели старатели. Случись более серьёзный пожар  –  это был бы конец: воды в артели не было. 
Тоха ещё долго ходил с перевязанной рукой, старатели же, не упускали случая «подколоть»: «Эх, ты! Не смог отличить горячие кусачки от холодных!»
Глава V
 На следующий день Геннадий, зайдя в столовую, расписался в журнале нарядов, сел завтракать. Бойкая повариха Надя улыбалась,  демонстрируя набор золотых зубов.
–  Не рот, а ювелирный магазин! – произнес стоявший за Геннадием Хохол.
–  Не хватит золота до плана – придётся поделиться! – добавил кто-то из старателей.
Геннадий, помогавший на кухне Надежде, знал, что  зубы ей вышиб муж,  по её словам, за дело. После развода та подалась на прииски, оформившись в артель поварихой. Готовила она неплохо, но по слабости своей женской натуры пыталась заманить того или иного старателя в свой балок. Под многочисленными взглядами наблюдательных старателей  совершать амурные похождения было практически невозможно, и молодые мужики отделывались солёными шутками в адрес бедовой бабёшки.
 Как-то, поправляя  штанину,  Геннадий  нагнулся, и тут же услышал голос тракториста Ивана: «Ты что так оделся? Спина голая, радикулит, считай, твой!».
Юревич, слыша этот разговор, подошёл поближе: «Одевайся в следующий  раз полегче, чтобы меньше потеть, обязательно комбинезон, чтобы поясницу прикрыть.  –  Взглянув на уличный термометр, висевший у двери столовой, добавил:  –   Сегодня ГОК не работает,  ниже пятидесяти пяти, шкала термометра кончилась. Ладно, по машинам,  и вперёд!».
Забравшись в тёплую кабину трактора, Геннадий обратился к Ивану:  «Давай поведу трактор!».
 Тот молча уступил место, и сразу  заснул, откинув голову на спинку сиденья.  Геннадий вёл трактор,  поглядывая на своих мирно спящих товарищей, пока не добрался до знакомой делянки. Мороз стоял такой, что воздух казался густым, словно вата. Шарфы старателей были намотаны, что называется, до самых бровей. Однако такие лютые холода  переносились сравнительно легко, благодаря сухому воздуху и безветрию,  простудными заболеваниями  никто не болел; однако суровые условия и каторжная  работа ломала людей, делая из них потенциальных калек, но старателям   непозволительно было расслабляться.
Приехав на   делянку, бригада сразу принялась за  работу. Геннадий  едва ворочал руками  после вчерашнего дня, но усталость быстро прошла, и работа заспорилась. От тяжёлого труда пот тёк ручьями,  напарнику приходилось также  не сладко.
 Работа тракториста была особенно тонкая: он должен был, маневрируя между пней и деревьев, задним ходом сдать  к зачекерованным пачкам как можно ближе.  Поскользнувшись,  Геннадий оказался между пнём и надвигающимися гусеницами трактора. Он закричал, что есть силы, пытаясь уползти с опасного места, но мешал глубокий снег и кусты, цеплявшиеся за  фуфайку. Юревич, почувствовав неладное, тоже закричал, махая рукой трактористу, но из-за шума мощного двигателя тот ничего не слышал.
 Громадные гусеницы «трехсотки» были совсем близко, когда  Геннадий  рванулся  из последних сил,  оставляя  клочья фуфайки  на сучках. Подбежавший Юревич помог ему подняться, и оттащил подальше от трактора. Иван, выглянул из кабины:
–  Нормально подъехал?
– Нормально! – стуча зубами от не прошедшего  страха,  подал голос Геннадий.
– Перекур! – объявил Юревич.
Бригадиром его никто не назначал, но  опыт и умение срабатываться с людьми, несмотря на  молодость,  делали Юревича негласным лидером. Геннадий стоял, тяжел дыша, в фуфайке, из которой клочьями торчала вата,  с раскрасневшимся лицом.
 – Ты чего такой? – улыбаясь, спросил Куличкин.
 –  Иван, ты его сейчас чуть в снег не закатал. Хорошо,  что Генка сумел из-под гусениц вывернуться!
 –  Такое дело  на лесоповале случается,  –  серьёзно ответил Куличкин, и, глядя на валенки  Геннадия, спросил:  –  Поскользнулся?
Тот мотнул головой.
–  Всё пишут,  –   продолжил Иван, что для северян какая-то одежда разработана, какие-то жилища арктические…
–  А мы как ходили в валенках, подшитых автомобильными шинами, так и ходим, как жили в гнилых зэковских балках, так и живём! – подхватил Юревич.   –   Не калоши же одевать!
–  Тут топоров не напасешься, а ещё калоши в снегу разыскивать,  –   рассмеялся пришедший в себя Геннадий.
Пообедав, бригада принялась за работу. Однако этот день приготовил таёжникам  страшный  сюрприз. Переезжая на следующую делянку, трактор внезапно завертелся на месте, как подбитый, и остановился. Куличкин, соскочив на снег, чертыхнулся, глядя на «разувшуюся» гусеницу. О том, чтобы отремонтировать трактор своими силами, нечего было и думать. Пока  лесорубы стояли, решая, что делать, стемнело.
«Нужно кому-то идти  за помощью,  –  вздохнул Куличкин. –   А мороз сегодня  –   за шестьдесят…».Юревич  достал три спички, надломил одну, и, зажав их в кулаке, протянул напарникам. Геннадий  первый взял спичку, которая оказалась надломлена. 
– Давай, брат, на тебя вся надежда. Дорогу-то найдёшь?  –   понимая серьезность положения, спросил Куличкин.
–  Постараюсь,  –   ответил Геннадий, взглянув на мерцающие холодные звёзды, как будто они могли вывести его из тайги.  – По тракторным следам пойду,  –   точно выйду!
Как только он это произнёс, пошёл мелкий, зернистый снег, быстро заметая следы гусениц трактора. Никто не сказал ни слова, да и говорить было бессмысленно.
Идти по ночному таёжному лесу в шестидесятиградусный мороз было жутковато. Геннадию послышался отдалённый волчий вой, но он старался отогнать от себя мрачные мысли.  «Странники в ночи»  –   вдруг вспомнилась ему песня в исполнении Фрэнка Синатры. «Как бы этот Синатра повёл себя? Небось, сдрейфил бы…- продолжал размышлять Геннадий, продолжая  шагать по таёжным местам, один, словно Иисус в пустыне. «Если есть Бог, –   снова подумалось ему,  –   то всё будет хорошо»…
Внезапно впереди   появилось  зарево. Слышно ничего не было,  так как завязанная шапка была обмотана тёплым шерстяным шарфом. Зарево между тем разгоралось, становилось всё ярче, и вскоре показался  трактор, выезжающий  из-за сопки.  Путника заметили, трактор остановился.
– Ты чего здесь гуляешь? –  с удивлением обратился к нему один из сидящих в кабине.
– Да вот, решил пройтись перед сном! – отшутился Геннадий, радуясь удаче. –   Я из артели «Восход», трактор  в лесу разулся, иду за помощью!
– Да ты знаешь, какая сейчас температура? Давай в кабину!
Вскарабкавшись в высоченную кабину «Катерпиллера», Геннадий обратился к сидевшим:
–  Честно, ребята, страшно было. Вспомнил я про Бога, и вот он вас послал.
 –  Может и так. Мы и ехать то не собирались, да вот пришлось.  Повезло тебе!
Прибыв в артель, и поблагодарив неожиданных спасителей,  Генадий  натолкнулся на техрука. Тот начал с места в карьер: «Вы где прохлаждаетесь? В артели дрова кончаются! Работать надо!»
Выслушав гневные  начальнические тирады, Геннадий рассказал про поломку.
 «Поедешь    с Тохой на тракторе,  покажешь, где разулись». Тоха,  молодой хохол, был таких габаритов, что артельщики шутили:  « Тоха и без трактора управится!» Как все гиганты, Тоха был тишайшего нрава, и сносил   шутки   в свой адрес со спокойной улыбкой, как будто речь шла не о нём.
Добравшись до засыпанного снегом трактора, в котором сидели,  ожидая своей участи, лесорубы, сразу приступили к ремонту, и, натянув   гусеницу,  лесная команда тронулась в обратный путь.


http://www.proza.ru/2015/12/28/767