Я ждал тебя... Глава 32

Вся следующая неделя прошла для Антона в муках - он не мог сделать ничего сверх того, что уже создал. Он нарисовал еще, по меньшей мере, три эскиза, но ни один из них ему не нравился так, как первоначальный вариант, который Антон с какой-то особой душевной теплотой по-прежнему хранил завернутым в свою рубаху. И почему это распятие не понравилось отцу Василию? Когда Антон украдкой смотрел на свое изделие, в сравнении со всеми его попытками оно было, бесспорно, самым лучшим, самым удавшимся. В нем была строгость и гармоничность форм, слитость воедино всех деталей. Как Антон ни бился, он больше не мог достичь подобного эффекта в последующих эскизах.

Несовместимость отдельных фрагментов креста и разобщенность форм мучительно отзывались в душе Антона. Что странно, даже внутренняя молитва на этот раз не помогала успокоиться и сосредоточиться. Создавалось впечатление, что Антон уже создал все, на что был способен, - и теперь только насилует свое сознание. Постоянно в мыслях Антон обращался к первому распятию, - и в сравнении с ним все другие казались просто подделками под прекрасный оригинал.

Раз за разом Антон забрасывал свое занятие и начинал вышагивать из угла в угол своей маленькой комнатки, с остервенением грызя кончик карандаша. Противный недельный ёжик неприятно царапал ладони, когда Антон потирал ими голову. Нет, с батюшкой точно не всё в порядке было в тот день! Может, заболел он или чего-то еще?.. Даже не сказал, что конкретно не понравилось. Вот ведь капризный нрав! Хуже младенца!

Чтобы отвлечься от горестных мыслей, Антон отправился на местный рынок за подарком для Таисии. Добрые люди подсказали, как ему лучше добраться; какая-то старушка даже проводила Антона до остановки, хотя шла она очень медленно, почти плелась.

Антон подумал, верно, она одинока, и ей за счастье с кем-нибудь поговорить. Так и сидела она целый день на завалинке возле своей покосившейся хатки и ждала, пока появится какой-нибудь прохожий, чтобы перекинуться с ним хоть парой фраз. Хозяйство вела с трудом и, судя по ее внешнему виду, недоедала и очень нуждалась. Похоже, подкармливали ее сердобольные соседи. Антон стал расспрашивать ее, может, чего купить ей на рынке. Старушка заметно смутилась, как-то по-детски замахала руками, а в глазах ее выразился даже какой-то протест.

- Ничего не надо! - воскликнула она слегка дребезжащим голосом. - Я не возьму!
Очень напомнила она Антону его самого, когда отец Василий давал ему деньги, - и Антон заулыбался.

Люди помощи не приемлют от гордыни, и взять - действительно нелегко, это такое же душевное искусство, как уметь давать. Многие, очень многие предпочитают умереть с голода, нежели принять помощь от ближнего, - лишая тем самым себя и другого радости от этого взаимного акта спасения.
 
- Нет, я все-таки куплю вам... изюма! Любите изюм?

Глаза старушки, при слове изюм, заслезились какой-то детской радостью и каким-то рождественским предвкушением, - и она едва заметно кивнула, еле сдерживая свои эмоции. Говорят же, «что стар - то млад».

Старушку звали Матрёна, - и имя это сразу очень понравилось Антону, непонятно почему. Звучало оно как-то особенно ласково и напевно. Оказавшись на рынке, Антон прошелся по всем рядам, и вскоре два больших пластиковых пакета, которые он с трудом уже удерживал в одной руке, наполнились мукой, сахаром, солью, изюмом, конфетами, сыром, крупами, молоком, консервами... Антон брал с прилавков всё, без оглядки на деньги, - и, в конце концов, в кармане у него осталось около ста рублей, на обратную дорогу.

Подарок Таисии он так и не купил, да, может, это и суждено было: во всяком случае, Антону не попалось на рынке ничего, что он посчитал бы достойным Таисии. Ничего интересного или необычного. Но, даже несмотря на это, Антон пребывал в хорошем расположении духа, то и дело представляя себе, как Матрёна будет маленькими порциями, несмело, пытаясь растянуть удовольствие, смаковать его подарочки. Антон, как никто другой, знал, что такое голод и как способен он изматывать человека, буквально сводя с ума. Он никому не пожелал бы таких мучений, какие еще совсем недавно испытывал сам. Сейчас, летом, в лагере, детей, а вместе с ними и его, кормили немного лучше, - и Антон на некоторое время забыл, что такое голодные спазмы, подводившие живот пульсирующей, буравящей болью.

Какое это было счастье для Антона - накормить другого человека! Он ощущал себя каким-то всесильным властелином, имея возможность подарить кому-то радость. Он не думал, что спасает кому-то жизнь, хотя и это, возможно, имело место быть. Антон просто радовался, предвкушая радость другого человека, и эта радость всё росла и умножалась, переходя в какой-то трудноописуемый восторг.

Матрёна не переставала охать, по одной извлекая из пакетов очередную пачечку, мешочек или баночку. Антон видел, что она силится не расплакаться; всё ее немощное тело сотрясалось мелкой, старческой дрожью, но Антон не чувствовал к этому отвращения. Напротив, на душе у него было очень светло и тепло; с легкой улыбкой наблюдал он за волшебным действом разворачивания подарков. Подарков... Оставалось только придумать, что же подарить Таисии на день рождения.

- Погоди немножко, - сказала вдруг Матрёна и, пошатываясь, поднялась со своей скамеечки. - У меня есть, чем отблагодарить тебя...

Она медленно заползла в обветшалую калитку своего домика и исчезла, казалось, навсегда. Ожидание действительно показалось Антону вечностью, но он постоянно держал в уме, что старушка еле ходит.

Когда Матрёна появилась вновь, в ее узловатых руках подрагивало какое-то необычайной красоты полотно, которое она силилась растянуть, да только слабые руки не слушались. Антон помог ей, принимая в свои ладони изумительно мягкую ткань, на которой были вышиты великолепные цветы и узоры. Нежная палитра красок ласкала глаз: нити были неяркие, возможно, потускнели от времени, но не потеряли своего великолепия: в хитросплетения изумрудного, соломенного и винного цветов была вдета тоненькая золотая нитка, придававшая платку богатый вид. По кайме платка трепетало на легкому ветру пенящееся, полупрозрачное кружево тончайшей работы.

При виде такой красоты Антон потерял дар речи, а Матрёна заметно наслаждалась произведенным на молодого человека эффектом.

- Этому платку больше ста лет! Он еще царя помнит! Он от бабки моей мне достался, а она уж очень любила одеться! Наша семья - крепкая была, зажиточная, пока революция всё ни уничтожила. Ох уж, эти революции, разгул молодой несмышлёной  крови... Возьми его, не отказывайся, мне всё равно оставить некому, а я так его хранила... Он и сейчас в полном порядке, как видишь! Я спокойна буду, если его будет носить твоя невеста! У такого человека, как ты, хорошая невеста будет, - Бог даст!

Антон поблагодарил от всего сердца и вприпрыжку побежал до лагеря - дела уже заждались, кроме него, некому их было переделать. Он бережно сжимал в руках драгоценный платок, который, несмотря на свою невесомость и лёгкость, согревал Антону ладони. Вот так, - нежданно-негаданно, - он раздобыл для Таисии самый великолепный подарок, о котором даже мечтать не мог!

Продолжить чтение http://www.proza.ru/2015/12/29/433