Трудно ли быть композитором

Да что там говорить – трудно, конечно трудно. Вам известно, как трудно было самым великим.  Вивальди так лет двести не исполняли, представьте себе. Бетховен и вовсе умер в бедности, а после смерти   вандалы раскопали  его могилу и похитили его череп. Шопен тоже страдал -  бежал из Польши, скитался на чужбине, тосковал, а после его смерти сердце  нагло вырезали и доставили для захоронения на родину.  Конечно, покойнику-то все равно, но, может, там, на небесах, он все же злится на весь род людской. Это же надо до такого додуматься – сначала изгнать  человека из родины, а потом притащить туда кусок его плоти. Дурь собачья, согласитесь. А Моцарт  сколько вытерпел– страдал от нищеты, был всеми забыт и покинут, похоронен в общей могиле. Позже  бравые энтузиасты перекопали все кладбище в поисках останков гениального композитора, откопали все черепа.  Теперь в австрийском музее хранится череп неизвестного, предположительно Моцарта. Если бы сам композитор и подтвердил как-то с того света, что это его череп, разве не стыдно выставлять гения в таком виде на всеобщее обозрение? Трудно было и Петру Чайковскому, которого офицеры «на суде чести» приговорили  к отравлению, за совращение композитором юного сына одного сановного господина. И отравили, подлецы эдакие.  Три дня отравленный Чайковский умирал, изнемогая от изнурительной рвоты.  Такой вот жизненный финал был уготован гению.  Да всем великим было трудно, Баху, например.  После неудачной операции на глазах заболел и умер. И тоже был на сто лет забыт. А композиторов Алябьева и Веделя объявили преступниками и - по царскому указу - одного отправили в Сибирь на каторгу, а другого - в сумасшедший дом. То было когда-то, давно. Да и современные авторы, популярные и любимые народом, разве не испытывают страшные трудности из-за своего таланта? Шостакович, к примеру, был записан в тридцатые годы во враги пролетариата и ждал со дня на день ареста и расстрела.  Поэтому спал с приготовленным вещмешком рядом с лифтом, чтобы большевистские комиссары не потревожили  во время ареста его семью. И до конца жизни страдал болезнью "Паркинсона" – у композитора дрожали руки и голова. Да и великому Рахманинову на родине пришлось несладко. Большевики  разбили его  любимый рояль, и композитор в панике бежал от суровых пролетариев за океан. Популярным музыкантам тоже достается. Различные такие сякие фанаты частенько любят глумиться над своими кумирами.  Один из них  «замочил» Джона Леннона, другой - Михаила Круга, третий - Талькова.  Бьют композиторов как мух. Композитору Ивасюку, перед тем как его утопить, перебили пальцы и выкололи глаза. Тоже досталось  человеку. Может – надо прекратить сочинять? Завязать с этим делом?  Вот и певице и композитору Хэн Сон Вол досталось. Ее диктатор Кореи не одну расстрелял, а вместе со всем оркестром. Наверное, по египетской старой традиции – чтобы  Хэн Сон Вол  на том свете было с кем петь-играть.  Если так дальше дело пойдет, то на свете не останется ни одного композитора. А…  Вот еще история.  Это не легенда. Это правда. Музыканты-кобзари – это сочинители исторических песен. Так вот,  всех кобзарей, человек триста, по приказу Сталина в тридцатых годах собрали будто бы на конференцию в Харьков, а после вывезли всех слепцов за город, в лес, и бросили в огромный ров, стены которого были облиты водой и замерзли, чтобы никто из кобзарей не смог выбраться… Так и истребили всех до одного сочинителей и кобзарское искусство выкорчевали с корнем. И действительно, что там церемониться с композиторами. Стрелять их всех надо, чтобы не осталось ни одного. Но теперь-то, вроде бы,  другие времена. Все сочиняют себе свободно – масса всюду композиторов, бардов, рокеров, рэперов, попсовиков.  Даже ди-джэи  нарисовались – тоже  сочиняют, в своем стиле.  Все шикарно.  Вот и я сочиняю.  Что именно? Люблю крупные формы: оратории, сонаты, балеты, оперы.  Еще – хоры, романсы. А так называемую попсу, или популярные песни – нет, это не мое. Но люди просят: сочини да сочини. Вот и пишу знакомым некоторым поэтам, если приглянулся  какой-то текст. Иногда пишу и не друзьям, а очень уж просящим поэтам. Как тут откажешь?  Смотрю – неплохой текст.  И сочиняю. Потом поэты просят вдобавок еще и исполнить песню где-нибудь на поэтическом вечере. Как-то неловко поэтам отказывать. Хотя одно дело сочинить, другое – исполнить. Я же не Пугачева. И не Карузо. Я просто композитор. Но иду на поводу и исполняю  песню на текст поэта в небольшом литературном кругу.  Спели, послушали, похлопали, разошлись и забыли, как говорится… Но тут находятся такие настырные поэты, которые начинают приставать к композитору  как банный лист: а вы еще напишите мне одну песню, а то и две, а лучше три! И тычут мне под нос свой свеженький поэтический сборник. Я беру нехотя  сборник и закидываю на полку подальше, чтобы быстро забыть про это наваждение: бредящего самим собой гениального поэта.  Если честно, то я не песенник. Я больше люблю крупные жанры. Песня – это не мое. Как-то мелко.  Да и вообще…  Если по дружбе – то еще куда ни шло. А если всем подряд да за так…  Попросите композитора Крутого просто так сочинить.  У него такса. Не знаю какая, но он кого ни попадя и слушать даже не станет. А если какой-то композитор зарабатывает песнями себе на жизнь, то и такса не меньше штуки…  Но мне никто ничего не платит,  даже никому в голову не приходит подобное – заплатить композитору за песню. Так что – помирай в нищете, творец…  Но назойливый поэт  ни о чем таком не догадывался  и не думал от меня отставать. Хотя я и забросила его сборник на полку подальше. Он являлся мне в разных залах, на творческих вечерах и всюду преследовал меня по пятам. Давай, говорит, пиши, композитор.  И даже истерику в фойе устроил. Потому что никак, поэтище, не мог понять, что же это такое творится – почему композитор не выполняет своих обязанностей! Если ты композитор, то давай быстренько строчи песню. Иначе хуже будет! Я уже не знала, куда деваться от покрасневшего  и злого  преследователя. И так ему отвечаю, и эдак. Заверяю, что вообще уже не пишу музыку, завязала! И рояль с балкона выкинула.  И слепа уже на оба глаза и глуха. И болезнь у меня "Паркинсона". И сплю возле лифта – боюсь  поэтов-преследователей.  И  написала завещание – чтобы захоронили меня, в случае чего, в общей могиле.  Короче, как не убеждала поэта, он ушел потный и  гневный, готовый на все. Что же делать? Остается, наверное, сменить место жительства. И желательно вообще покинуть родину. Пуститься в бега. А сердце заранее завещать  какому-нибудь медицинскому институту  штата Аризона. Да, господа творцы, будьте бдительны и предусмотрительны. Это вам не шутки – быть композитором!