Богров Дмитрий - экстравагантный неврастеник

Я стал отчаянным неврастеником… В общем же все мне
порядочно надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное,
хотя и не цыганское это дело.
                Д. Богров

БОГРОВ ДМИТРИЙ  ГРИГОРЬЕВИЧ  (МОРДЕХАЙ ГЕРШКОВ) (1887, Киев - 1911, Киев), в 1906 закончил Киевский университет, член группы анархистов и максималистов, платный агент охранного отделения, убийца Столыпина, повешен.

Самая счастливая минута в моей жизни только и была, когда узнал, что Столыпин умер.
                Д. Богров

Богров держал себя спокойно и разглядывал собравшихся, освещенных светом факела. Кто-то из союзников стал  иронизировать над фраком Богрова. Услыхав это, Богров заметил:
- Пожалуй, в другое время мои коллеги-адвокаты могли бы мне позавидовать, если бы узнали, что уже десятый день я не выхожу из фрака.
Помощник секретаря окружного суда громко прочел приговор. Богров выслушал его спокойно.
- Может быть, желаете что-нибудь сказать раввину? - спросил его товарищ прокурора.
- Да, желаю, - ответил Богров, но в присутствии полиции.
- Это невозможно, - возразил товарищ прокурора.
- Если так, - сказал Богров, то можете приступить.
К Богрову подошел палач.
В этот момент Богров обратился к присутствующим с просьбой передать его последний привет родителям. Затем палач связал ему руки назад, повел к виселице, надел на него саван.
Уже под саваном Богров спросил:
- Голову поднять выше, что ли?

* * *
Забавно было видеть, как торговцы, торговки, швейцары гостиниц, извозчики, “так прохожие” - в самом деле чувствовали себя виноватыми в смерти Столыпина: “Опростоволосились мы”, “не усмотрели”, “не сберегли”.
- Да как же бы ты, брат Иван, дежурящий в коридоре гостиницы “Националь”, стал “уберегать Столыпина” в театре?! Ты что-то городишь невместное...
- Ну как!.. Он гость был наш... Такая честь, приехали все... А мы не сберегли... проворонили!
Нельзя  переубедить. Стоят на своем. Из Петербурга, когда приходили вести о тоске киевлян, мне это казалось выдумкой корреспондентов или неприятным притворством на месте. Но нет: в самом деле тоскуют и чувствуют “срамом своей земли”, “преступлением города”.
- Не как! У нас случилось! Грех города!!.
- Да в чем “грех”? Летела ворона над городом и уронила свою нечистоту на город: какая же его вина в том?! Чудаки!..
- Ну как!..
Я уж не разубеждал... Но не понимал, как они “местным умом” не видят, что преступление притащилось к ним отуда-то, из России ли или, всего вернее, из Петербурга, и обмарало их город... что Богров - местный житель, то ведь это ничего не значит: не убил же он потому, что “в Киеве родился”, а убил потому, где учился, “развивался”, начинялся “идейностью”; все же “идеи” русские - из Петербурга; и он есть ученик Петербургского университета. Петербург и нанес эту гадость на Киев, как он вообще разносит по всей России; и разносит потому, что он - бессолнечный, что в нем - болота; вечно дождь идет, и все сыро и холодно
- Так промозгли все, что хоть около бомбы погреться.
Петербург не мог завести никаких благородных утешений, никакого изящного веселья, не мог выдумать никакой яркой краски на жизнь, колокола у него маленькие, звон пустой, души человеческие без  звона, глаза у жителей, как у рыбы, вместо литературы - сатира, дедовское он все проиграл в карты и пропил, грудишки у всех впалые, плеченки узенькие. Да это уже само по себе есть “нигилизм”, физиологический нигилизм, из которого родился естественно и духовный нигилизм, как ненависть вообще “ко всему порядку вещей”...
                В. Розанов, “Киев и киевляне”