Каменный мальчик, или Музыкально

Каменный мальчик. Из цикла «Волжские эскизы»

В музыкальном салоне теплохода «Василий Микулин» каждый вечер давал концерты штатный пианист Михаил Штайнкнабе. Непозволительно молодой («Мальчишка, а как играет!» - удивлялись пассажиры), вчерашний выпускник консерватории, он вытворял с роялем невозможное, невероятное! Желающих попасть на концерт было столько, что в салоне все не умещались, люди стояли в коридоре и, затаив дыхание, слушали, как волшебно звучал рояль под волшебными пальцами Штайнкнабе…

Фамилия  удивительно ему подходила (в переводе с немецкого «каменный мальчик»): играл он с каменным лицом, но его руки – пели, и музыка переполняла сердце, и рояль словно оживал под сильными гибкими пальцами, и рассказывал, рассказывал… музыку. Да, да! Музыку можно рассказать, в ней можно утонуть, погрузиться в её прозрачные волны – то светлые и нежные,  то громыхающие громом и сверкающие молниями, то пронзительно-жалобные, захлёстывающие душу невыразимой грустью…

Стоит ли говорить, что после каждого исполнения долго не стихали аплодисменты, и каждый вечер рояль был завален цветами, и после окончания концерта всем хотелось подойти и поблагодарить – за так вот просто подаренное счастье, подаренное вдохновение,  за сердце, в котором до сих пор звучала музыка… Музыка Михаила Штайнкнабе. Каменного мальчика.
Но и на камень, как известно, коса нашла…

В тот вечер «каменному мальчику» не повезло. Это был, как говорится, не его день. Но он об этом не знал… До того момента, когда в музыкальный салон  явилась пьяная туристка (на теплоходе работали два бара, ассортимент впечатлял и радовал, выбор спиртного приближался к бесконечности, цены приближались к космическим, музыка кружила голову и уверяла, умоляла, заклинала, требовала…. У музыкального салона были крутые конкуренты…), известная тем, что вышла из ресторана со словами «Помоями накормили! Ну, я вам устрою жизнь… Вы у меня споёте и спляшете!».

Она без лишних слов вывалила на рояль три смятые купюры достоинством по сто рублей и громогласно заявила опешившему пианисту: «Ибину хочу. Играй».
Брови Михаила полезли вверх… Салон сдавленно ахнул: у каменного мальчика изменилось лицо, которое никогда не менялось. На лице было написано удивление – Штейнкнабе не мог понять, что он должен играть: песен про «ибину» более чем достаточно…

Впечатлительные зрители вжались в кресла и замерли,  вдыхая  распространяемые любительницей фолк-музыки водочные пары. В салоне воцарилась нехорошая тишина.

- Ну чё, оглох, композитор? – миролюбиво спросила тётка. – Или для тебя триста рублей не деньги? Ибину, сказали же тебе! Если без нот по памяти не можешь, играй без памяти по нотам. – Тётка пьяно захохотала и потрепала пианиста по плечу. Стоящая рядом администраторша, которая перелистывала на пюпитре нотные страницы, побледнела и отошла от рояля на ватных ногах.

- Выведите её! – умоляюще прошептали сзади.
- Я боюсь, –  шепотом ответила администраторша  и испарилась из салона, как утренний туман.
- Ну же! – топнула ногой ценительница музыки. – Мальчик мой каменный,  ты чё, оканеме… онеме… оканемел? Слазь, если не умеешь, я сама сыграю.

Пианиста вдруг осенило, и он заиграл «Ой, рябина, кудрявая, белые цветы». Тётка неожиданно запела –  хриплым низковатым голосом, с терзающим слух «лирическим» подвывом.  Дребезжащее контральто диссонансно «впорхнуло» в мелодично мягкое звучание струн. То есть – ввалилось, вломилось, вклинилось, врезалось, въехало с визгом и скрежетом  утреннего трамвая на крутом повороте.

Эффект был потрясающим: уши сидящих в зале круто заложило и свело одновременно. Народ с сожалением покинул кресла и двинулся к дверям, опасливо поглядывая на рояль. Фолк-солистку это нимало не смутило. Она допела «Ибину» до конца, победно обвела глазами опустевший салон и решительно захлопнула крышку рояля. Штейнкнабе едва успел убрать пальцы.
И окаменел…