6. Ночи бродячие

(Продолжение цикла стихов и прозы "Пристегнувшись к одной верёвке". Предыдущий рассказ: http://www.proza.ru/2015/12/24/191)

6. НОЧИ БРОДЯЧИЕ
Вторая подруга из семейства струнных появилась в Витькином общежитии почти сразу вслед за драматической гонкой на байдарке по Лосевскому порогу. Ее подарила ему Лизавета, искренне переживавшая свою промашку.

Правда, герой мой не скоро оказался в состоянии раскрывать рот на морозе. Острую боль стоматологи-кооператоры уняли довольно лихо и почти бесплатно. Только протезироваться по их расценкам приезжему студенту (а хоть бы и молодому специалисту!) было не по карману. А очередь в районной стоматполиклинике на бесплатное протезирование в самый раз подошла бы к защите докторской диссертации, начни Витька ее сочинять немедленно.

Эта печальная деталь упомянута неспроста: уж больно жалистные песни приходится нынче слышать о крушении "лучшей в мире советской медицины". Впрочем, и грязью ее поливать не стоит. Разная она была, та медицина, - как весь мир, в котором прошли наши лучшие годы. И люди в ней работали самые разные. А Витькины оценки и воспоминания и вовсе неимоверно субъективны, поскольку продиктованы только ощущениями собственного страдавшего рта. И ничем больше...

Впрочем, никакой ущербности в части общения с песнями Витька-Черемош в ту зиму не ощущал. Любая тренировка, а тем более - лыжный поход, заканчивались одним и тем же восхитительным ритуалом. Сначала выискивалась достойная внимания "сушина" - сухостойное дерево. Затем ее мастерски валили, распиливали на приемлемые по размеру и весу бревна и чурбаки. Чурбаки кололись на поленья, а из бревен вокруг костра устраивался своеобразный насест, где можно было подсушить мокрую амуницию и уютно устроиться двум десяткам человек.

Когда над костром начинало вскипать первое ведро с чаем, взгляды большинства осторожно перемещались на Славу.

Именно Слава, а не Жуков, становился в эти минуты центром внимания. Ибо только Слава везде и всюду носил с собой классную гитару и только он умел пользоваться  ею так, что охала даже Лизавета со всем своим консерваторским образованием. Но даже не в этом был его главный козырь...

Прошло много лет, Витька сам кое-чему научился и повидал всякого. Но нигде, никогда и никто больше на его памяти не умел так подтолкнуть окружающих к совместному пению, как Слава Цветков. Боже мой, сколько же раз прокручивал Витька в памяти его репертуар, его манеру исполнения, его стиль поведения! Все понятно, все знакомо, все просто... и все абсолютно неповторимо!

Гудит пламя костра. Ночь холодна и дым уходит прямо вверх. Отблески выхватывают их темноты лица сидящих и лежащих вокруг пятачка тепла. Слава перехватывает гитару в левую руку и тянется кружкой к ведру. Нинка-Бабуля, его извечный оруженосец и ассистент, как обычно, не дает мэтру утруждать себя - вскакивает, забирает кружку, скачет босыми ногами по лапнику и черпает из другого ведра. Там погорячее и посвежее... Слава кивает, приняв кружку, отхлебывает... Гладит лаково блестящую деку... Трогает струну. Чем-то насторожившись, откладывает кружку и берется подстраивать гитару. Пробный аккорд... еще аккорд... перебор...

Все! Кружка на снегу. А Слава уже весь в песне. Но поет не только он, поют все. По-иному в этой команде просто не бывает. Разве што Витька-Черемош балдеет молча, даже когда доходит черед до его шамой любимой пешни. Но ш него шпрош невелик. Чего вожмешь ш придурка ш выбитыми жубами?..

Ночи бродячие, речи несмелые
отлюбя, отлюбя, отлюбя,
хочешь, навеки я жизнь переделаю
для тебя, для тебя, для тебя?..

(автор песни Ада Якушева)

Все это чудо продолжалось для моего героя только год. А потом оборвалось враз и, как потом оказалось, навсегда. Исчезли из Витькиной жизни байдарки, пороги, слаломные трассы, Лизавета, Жуков и Слава Цветков. Исчезло, кануло в прошлое, и редкостное, никому другому не понятное прозвище. Только женщину, под ноги которой все это оказалось брошенным, Витька никогда ни в чем не винит.

Она-то при чем, если дурачком, кинувшимся навеки переделывать свою жизнь, был он сам?

Лишь несколькими годами спустя, полностью разуверившись в своих семейных иллюзиях, мой герой вновь попал в Питер. Стоял апрель, но психов вроде Жукова на вскрывшейся ото льда акватории гребной базы "Спартака" не наблюдалось. И знакомых - никого, кроме пьяненького столяра, в былые годы сплавлявшего слаломистам списанные гоночные весла за поллитровку "Столицы". Но и этот Черемоша не признал и ничего внятного об остальных сказать не смог.

Вечером в четверг Витька спустился по эскалатору на "Нарвскую". Мраморные скамейки, на которых сиживали когда-то его друзья, оказались заполнены совсем другими людьми. Расспрашивать никого он не стал, а просто проторчал там допоздна, пытаясь вслушаться в разговоры и понять, нет ли рядом хотя бы преемников той незабываемой команды. Увы...

Заявился к Лизке, которая к тому времени уже сменила одну нерусскую фамилию на другую. Тоже нерусскую. Впрочем, супружество и материнство разбойничью Лизкину натуру не переменили. Во всяком случае, они с Черемошем почти как в юности до глубокой ночи гоняли гитару из рук в руки и пели пахнущие костром песни.

Самое удивительное, что Лизкин супруг как-то очень уж безропотно перенес все это безобразие. Только поутру, прощаясь, он проронил странную фразу: "Ну, бывай, НАПАРНИЧЕК...". И Витьке так и не понятно до сих пор, то ли Лизка в чем-то раскололась перед мужем, то ли на его собственной роже было слишком много и слишком явно написано...

А вечером отставной Черемош уже валялся на верхней полке плацкартного вагона. Поезд катился на Кавказ, в Дагестан. Там строилась большая и интересная ГЭС и можно было попытаться начать все сначала.

Лизкина гитара лежала рядом. Вроде бы молча. Но, когда тягостные мысли начинали совсем захлестывать Витькину дурную голову, он прижимал висок к прохладному кузову и чувствовал, что она все-таки тихонько резонирует в такт со стуком вагонных колес:

...Когда несчастье злое у парадного стоит
и горе руки мне кладет на плечи,
я песню написать хочу товарищам своим,
которых может быть уже не встречу.

Я песню написать хочу, что виден мне в окно
туманного большого счастья берег.
Мне кажется, что я давно живу во власти снов,
мне кажется... Но я себе не верю...

(песня написана Адой Якушевой)

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/25/942