Радмирка или дивная история

 
            Эту историю я услышал от деда, а он в свою очередь от своего, истоки её уходили вглубь веков. Каждый рассказчик добавлял свои подробности в рассказ.    Со   временем стало невозможно отличить вымысел от правды. История, обрастая домыслами, стала похожа на сказку. И мы, пятеро внуков некогда могучего рода, а ныне пришедшего в упадок, просили деда рассказать на ночь сказку, хотя помнили каждое слово. Дед ворчал, но больше для порядка, ему нравилось, когда мы, повиснув на его шее, просили: «Ну, деда, расскажи, про Радмирку». Дед хмурил брови, а брови у него были густые, седые и лохматые, разглаживал усы, долго кашлял, прежде чем начать свой рассказ:
—  Давным—давно, так давно, что уже никто и не помнит, где и когда это было жила девочка Радмирка и было у неё четверо старших братьев, отец и мать.  Жили они в лесу, отец  лесничий, хотя в те времена и слова такого никто не знал. Отец  называл каждое дерево в лесу по имени.  Слушал их разговоры между собой, а иногда сам вступал с ними в беседу,  так как не только умел слышать, но и знал язык, на котором они разговаривали, а они в свою очередь иногда доверяли ему  свои секреты. Мать, собирала травы, а потом с дочкой, долгими вечерами, разбирали и развешивали травы для просушки.   Старший брат был охотником, второй рыбаком, третий  хранителем огня. Огонь в то время был глава всему, он и обогревал и кормил, да и защитой от диких и голодных зверей служил. В те далёкие времена зверья в лесу было тьма тьмущая, холодными зимами, звери  приходили к их усадьбе подкормиться. Мать Радмирки, выставляла подкорм для зайцев,  оленей,   забредали в гости к ним и лосихи, полакомиться солью,  насыпанную в специальные корыта. Но иногда, в особо холодные дни, прибегали стаи волков, окружив дом, они злобно завывали, подняв морды к небу, их вой отзывался тоской в сердцах людей. В такие моменты спасал огонь, средний брат  поджигал заранее заготовленный хворост, разложенный по углам большого подворья. Огонь быстро охватывал умело сложенную поленницу, языки пламени  взлетали высоко в небо,  хворост трещал,  осыпая искрами двор. Волк храбрый зверь, но при виде огня, да ещё так близко, не решался на дальнейшие действия, вожак с гордо поднятой головой, разворачивался и уводил стаю за собой в лес.
А вот у четвёртого брата обязанностей не было, а надо сказать он был самый любимый, Радмирка в нём души не чаяла. Детьми они часто играли  в игры, которые он придумывал. Брат  высокий, стройный и светловолосый в отличие от  братьев. Старшие  братья были черны волосом, коренасты телом, сильны от природы. Звали его  Ратмир. Он  мечтатель, мог часами наблюдать  звёздное небо, а  днём, как плывут белоснежные облака. Бывало, то  молчит весь день, а то говорит бес умолку. Да чудно так говорит, непонятно, то спросит, откуда мы пришли, то наоборот, куда уйдём после жизни.  Со временем от него стали отмахиваться, сперва братья, потом родители, одна сестра осталась верной его подругой. Она внимательно слушала его, хотя ответов на его вопросы она не знала. Так и росли они  рядом, играя в одни игры, слушая одни сказки, гуляя в лесу, который окружал их со всех сторон.
       Я  слушал, такой знакомый голос деда,  и  моё воображение возродило странное видение. Переживание, возникшее во мне  из давно завершившейся истории, воспринялось мною  в идеальном виде. События  возродились  настолько реально, приобретя специфическую окраску, что вскоре я  ощутил дыхание ветра и запах леса на своей коже.
— Надо, дождаться восхода Ярила, и залезть на этот дуб,— услышал я незнакомый голос,— посмотреть, куда дорожка потерялась.
Я  оглянулся и увидел высокого юношу, одетого очень странно. Белая, холщовая рубаха,  подпоясанная плетёным пояском, поверх портков на ногах лапти. Я первый раз в своей жизни видел лапти, поэтому смотрел, широко раскрыв  глаза.
«Кому он сказал?» —  пронеслось  в моей голове, я невольно повертел головой:
« А вдруг это мне»?
 Но парень смотрел совсем в другую сторону, из-за кустов вышла девушка, ломая ветки, она пробивала себе дорогу. Девушка была прекрасна, чиста лицом, высокий лоб обрамляли чёрные брови, разлетевшиеся как два крыла птицы. Раскосые глаза, алый рот, правильный нос, всё  это делало её похожей на красавицу с обложки модного журнала.
— Хорошо, присядем под  дубом, а как покажется,  Ярило над лесом, светом своим нас обогреет, так и тропа нам откроется,— произнесла она, усаживаясь рядом с парнем.
Да это Радмирка, со своим братом, молнией озарила догадка. Осматриваясь по сторонам, я сделал шаг вперёд, где-то вдали  заухал филин, от неожиданности я вздрогнул и чуть не закричал, но удержался, прикрыв рукой рот.
«Интересно, а они меня так же видят, как и я их»,— пронеслось в  голове. Но, похоже, я для них не существовал, меня они не видели. Подойдя  поближе и прислушавшись, к неторопливой речи, я с трудом понимал их разговор. Говорили они на малопонятном для меня языке.  Прижавшись  спиной к стволу дерева, девушка открыла резной туесок и  отпила из него, развязала мешок, достала каравай хлеба. Но первой откусывать не стала, отломила добрый кусок и протянула брату. Только после того, как поел брат, откусила девушка.
             Видя как Радмирка прихрамывает, я невольно вспомнил свою семью, оставшеюся, в том мире. Перед глазами всплыла сестра, тихая и печальная, бесшумно передвигающаяся на кресле по квартире, на улицу она выходила совсем редко. Так и проходила её жизнь возле окна за чтением книг. Все братья любили и втайне жалели её, но изменить ситуацию не могли. В раннем детстве сестра сильно испугалась,   после чего  ноги перестали её  слушаться. Врачи осматривая сестру, качали головой и не находили причину.  Когда её спрашивали, что же она увидела, она отвечала, что не помнит.
Врачи твердили в один голос, что она здорова физически, а причина её болезни чисто психологическая. Сильный испуг сбил какую-то программу в её голове и ноги перестали слышать сигналы,  идущие из головы.  Врачи, долго и много спорили между собой, употребляя медицинские термины, но в диагнозе они были единодушны: « Это психологический барьер».
Родители ничего не понимали, а самое главное не хотели верить в то, что их «принцесса», так они называли между собой дочь, никогда не встанет на ноги. Отец, не веря местным врачам, собрал деньги и отвёз сестру в другую страну к мировому «светиле»  психиатрии, но и его диагноз был не утешителен.  Это  психологический барьер, а то, что она не помнит причину испуга, врач объяснил: «Организм так защищает мозг».
—  Оттепло, а кажись, недавно колядки пели,— до меня доносилась неторопливая речь. Чтобы лучше слышать, я, скрываясь за деревьями, подкрался  ближе к ним. Воздух  насыщенный непонятными для меня запахами, кружил голову. Я, глубоко вдохнул, закачался и, чтобы не упасть, ухватился за дерево, под ногами предательски затрещала ветка. Парень настороженно поднял голову и прислушался, я замер в неудобной позе, но вскоре они продолжили беседу.
—  Лядина поросла, тяжко идти, — промолвила Радмирка, брат покачал головой в ответ.
—  Тяжко, но надо успеть к ночи на месте быть, — с этими словами он проворно, цепляясь за сучья, полез на старый раскидистый дуб.
«Лядина»,  проносилось в  голове.  Дед тоже это слово говорил. Да  это же  молодой лес, он порос и забил тропу. Оттепель среди зимы, — догадался я, — спутала порядок времён года.
 Что он увидел с дерева, мне осталось неведомо.  Но  он также как и залез, проворно спустился вниз, взял за руку сестру и, продираясь, сквозь густые  заросли, они двинулись в путь. Я, не раздумывая пошёл за ними стараясь шагать в ногу.
Из-за  верхушек деревьев робко пробились первые лучи солнца, и чем выше поднималось оно, тем сильнее грело. Так что вскоре стало жарко, я  расстегнул  пуговицы на рубашке. Понимая  жара обманчива, да и всё, что я видел, было обманом, игрой моего разума, так мне казалось на тот момент. По обе стороны тропы или того, что от неё осталось, стояли стеной дубы и зелёные ели. Они, также обманутые прихотями природы, почувствовав тепло, поторопились пустить  молодую зелень на кончиках разлапистых веток, источавших тонкий хмельной запах. Тропа извиваясь, поднималась в гору.
Да ведь  они торопятся к утёсу. По рассказам деда, я представлял себе, место, где произошла трагедия:  Я увижу всё происходящее своими глазами.
Изгиб быстрой и своенравной реки.  Вода, встретив преграду на своём пути, с рёвом раздваивается на два рукава и, обогнув утёс с двух сторон, они встречаются и уже текут широкой полноводной рекой.  Утёс, огромный каменный исполин, возвышается над окружающим миром, но как рассказывал дед, существовала тайная тропа, ведущая  вверх. За давностью лет никто не мог сказать, как можно было попасть, на пик, одиноко торчащего  чёртова пальца.
Я  содрогнулся от одной мысли: «Тайная тропа откроется мне». Но в этот миг я почувствовал чужой взгляд за спиной, меня охватило ощущение, что я не один крадусь по тропке за ними. Кто-то  третий подглядывал за нами, и, этот  кто-то  хитёр и осторожен.
***
     А тем временем жизнь на подворье шла своим чередом, без дела никто не сидел, работы всем хватало, поэтому спохватились отсутствию младших детей, только когда солнышко стало клониться к земле. Но даже и тогда сильно не расстроились, мало ли зачем в лес ушли, но когда солнце спряталось за верхушки деревьев, а дети всё не возвращались, то было решено начать поиски. Смеркалось, тени змейками расползались по земле.
              Отец на поиски детей  собирался основательно, как в долгий  и трудный поход.  Взял еды на несколько дней, острый нож, огниво, рогатину с заточенными железными наконечниками. Решил идти один,  старшие сыновья остались присматривать за хозяйством, оставлять пустой дом негоже. Только верный пёс увязался за ним. Отойдя от дома на расстояние, откуда и дома было не видно, он остановился,  подошёл к старому дубу и погладил шершавый ствол. Задержался рукой и, затаив дыхание  прижался к дереву, вслушиваясь в шелест ветвей. Дотронувшись губами и ощутив  горький  привкус коры, тихо спросил:
— Хозяин леса, что—то ныне рано весна пришла? Непорядок в природе? Ласково назвав дуб, хозяином, так как знал,   старше его нет в этом лесу.
— Непорядок, — донеслось сквозь шум ветвей. Ветер в подтверждение его слов, зашумел сильнее, — То не весна пришла, леший шутит, скучно ему. Вот и решил поиграть с людьми да зверьём, заметёт скоро, холода вернутся.
От этих слов сердце отца сжалось.
 —  А детей моих не видел?
 —  А как же…. Утром проходили мимо, привал устроили рядом, только недолго отдыхали, торопились они. К утёсу пошли.
Отец с благодарностью в сердце погладил, дерево и повернулся, чтобы продолжить путь. Но тут услышал, как зашумели соседние ели, переговариваясь между собой. Прислушавшись к их шёпоту, он почувствовал тревогу:
— Что случилось? Что-то не так пошло?
  — Аркуда, аркуда, — до него доносилось разноголосое перешёптывание елей, —  Разбуженный просочившейся талой водой в берлогу, вылез раньше положенного времени  и, бродит  теперь злой по лесу.
Нет ничего страшней, голодного медведя проснувшегося в неположенный срок.  Много бед может натворить.
С тяжёлым сердцем продолжил путь отец.  Он решил идти ночью, ориентируясь по звёздам да шёпоту своих друзей деревьев.
***
              Тропа, по которой поднимались дети, вплотную подошла к реке. Задолго до  появления реки, слышался раскат воды бьющейся о камни. Похоже, в этом месте вода не замерзала зимой, разве что в лютые морозы. Из-за поворота показалась чёрная верхушка каменного исполина, дети остановились, всматриваясь вдаль, я  тоже замер в трёх шагах за их спиной. Треск в кустах преследовавший нас весь путь  стих,  только рёв воды нарушал тишину.
Солнце, цепляясь за верхушки деревьев, медленно катилось вниз, освещая напоследок открывшуюся картину. Как я  не воображал себе это место, но реальность превзошла все  ожидания. Первозданная природа не тронутая рукой цивилизации, в лучах уходящего солнца, была нереальна в своей величественности и красоте. У меня перехватило дыхание и, я зажал рукой рот, чтобы не издать возглас.
Тут  я заметил, куда они спешили. То ли  после грозы, то ли прожив свой положенный век, огромный дуб с правого берега упал, верхушкой зацепив камни с того утёса. 
Вот он  мост. Тайное  стало явным.  И в подтверждение моей догадки, брат первым ступил на дерево, предварительно постукав по нему палкой.
«Проверяет на прочность»,— пронеслось в голове.
Брат дошёл до середины дерева, потом вернулся, взял за руку сестру и  перевёл над пропастью.
Что они чувствовали, для меня осталось загадкой, но когда я подошёл к дереву и глянул вниз, сердце моё сжалось и упало. Внизу пенясь, бурлила чёрная вода, но долго раздумывать, не было времени. Солнце опустилось за деревья, сумерки окутали землю, в кустах вновь раздался треск, да и дети на той стороне скрылись из вида. Мне ничего не оставалась как, зажмурив глаза, вступить на опасный путь. Как я перебрался на тот берег,  до сих пор не помню,   открыл глаза, когда под ногами почувствовал твёрдую землю.  Оглянулся, за моей спиной остался поваленный дуб, а я стаял на маленьком уступчике, дальше тропа уходила вверх. Метров десять и открывалась ровная площадка, пик скалы.
Солнце окончательно скрылось, бросив напоследок прощальный луч. Небо тут же начало темнеть и покрываться маленькими точечками  с каждой минутой их число увеличивалось. Я не стал подниматься наверх. Укрылся  за камнем, найдя что-то наподобие маленькой пещерки и, как заворожённый смотрел на небо, не смея глаз оторвать. Звёзды загорались и, вскоре перед моим взором расстилался длинной змеёй, во всём своём величии, Млечный путь. Но то, что произошло дальше, я не мог себе даже представить.  Небо  озарилось как днём. Казалась само солнце, отдало ночи добрый кусок своей плоти.
«Хвостатая звезда», так в древности называли падающие звёзды. Но эта, была огромна,  шлейф от неё протянулся на полнеба.
«Комета  Галлея», — подумал я.
Это   было одновременно пугающее и величественное зрелище.   Я стал, свидетелем ярчайшего события нашей планеты,  увидел комету задолго до открытия её астрономами.
«Выходит брат тоже знал, что сегодня по небу пронесётся небесная колесница…
Вот кто истинный первооткрыватель, учёный—астроном. Но как он  мог  в древности предсказать дату»? 
Вопросы проносились в моей голове. Той ночью не только тайны открывались,  но ещё больше возникало вопросов, на которые ответов у меня не было. 
Спал я той ночью или нет, я не помню, но точно помню музыку, звучавшую в моих ушах.  Сама Вселенная была композитором и исполнителем в одном лице.
Очнулся я оттого, что последние аккорды той  музыки, усилились, напоминая  рёв дикого зверя.
Открыв глаза, я  невольно стал свидетелем трагедии разыгравшейся на том берегу. 
Всё произошло так быстро, что мой мозг не успел  запечатлеть последовательность  событий.  Я видел фрагменты и, лишь потом из фрагментов сложилась общая картина.
Огромный  медведь, встал на дыбы и разделил брата с  сестрой. Юноша стоял спиной к обрыву, один неверный шаг назад и, камень из-под ног с грохотом полетел вниз, увлекая за собой брата. В это время из-за поворота, послышался лай собаки и показался мужчина с рогатиной в руках,  он с криком бросился на медведя. Но  медведь одним взмахом лапы, выбил рогатину и подмял его под себя. Собака жалобно заскулила, поджала хвост и отползла в сторону.  Радмирка, до этого момента стояла как вкопанная, но вот она подняла рогатину в два раза больше себя и, молча пошла на медведя, уперев остриём  ему в бок. Медведь от неожиданности ослабил хватку и повернул морду к ней, тело отца  упало на землю.
Я не знаю, что она чувствовала в этот миг, охватил ли её страх, отчаяние, или ею двигала злость, но то, что она храбро защищала тех, кого любила, сделало её героиней.    Этот поступок наполненный смелостью и  любовью,  остался в веках и передавался  из поколений в поколение.
И тут произошло,  невероятное, медведь  как-то не естественно прижал уши, развернулся и прыгнул в сторону поваленного дуба, служившего мостом. Дерево жалобно затрещало, качнулось и вместе с медведем полетело в реку. Радмирка бросилась к отцу, потом к обрыву, долго кричала брата, но только эхо собственного голоса возвращалось к ней.
С севера подул холодный ветер,  тучи  закрыли небо, а вскоре хлопья снега полетели на землю, безжалостно покрывая молодую зелень, распустившеюся раньше срока. Я видел, как Радмирка долго хлопотала рядом с отцом, но он не поднимался. Тогда хрупкая девушка, нарубила огромных разлапистых веток елей и устроила волокушу, куда положила отца и,  упираясь ногами в землю, поволокла.  Всё что происходило  дальше, я не видел, знал со слов деда.  На следующее утро старшие братья нашли Радмирку и отца. Он ослаб от  потери крови,  бредил и терял сознания. Мать с дочерью терпеливо выхаживали его, вот тут и  пригодилось знание трав.  К  лету болезнь отступила, он пошёл на поправку, но следы от когтей медведя навсегда остались на его теле. Когда сошёл снег,  старшие братья спустились с обрыва, но тела Ратмира так и не нашли.  Они решили, что  летящая звезда забрала его с собой.
Радмирка, выросла, стала матерью шестерых сыновей и дочки. Много  славных дел и подвигов они совершили, прославляя свой род и свою землю.
Как говаривал  дед, наша семья имела одни корни с одним из отпрысков, славного рода Радмирки.
 Всё это проносилось в моей голове, когда я сидел в пещерке на утёсе.  Ветер  усиливался,  от вчерашней жары не осталось и следа. Я не сразу осознал, что дерево, связывающее меня с берегом, упало вместе с медведем, и я остался один на вершине каменного исполина, отрезанным от всего мира. Всё,  что вчера мне казалось прекрасным, было и сегодня прекрасно и величественно, но только другой холодной красотой и я никак не вписывался  в эту картину. Я ощутил одиночество и полную  беспомощность.  Перебраться на тот берег я не мог, сидеть в пещере стало холодно. Я  вспомнил свою семью, братьев, сестру и родителей. Родители последнее время жили порознь, доверив деду наше воспитание. Развело их то, что мама  не могла смириться с тем, что её дочь  навсегда привязана к коляске. Мама  разуверилась, что исцеление возможно, она часто закрывалась в своей комнате и плакала, а утром в её  комнате находили пустые бутылки.  В такие моменты отец собирался и уходил из дома.   Мы, сыновья, понимали происходящее, но делали вид, что у нас всё хорошо. Я  одинаково любил обоих родителей, братьев, а особенно свою сестру.
Смотря на звёздное небо, ветер наконец-то угнал тучи на восток, я испытывал одно желание — вернуться домой.  И я, недолго раздумывая, да и другого выхода у меня просто не было: «Ну не замерзать же,  в самом деле, на этом чёртовом пальце». Ухватившись рукой за камень, стал нащупывать  ногой упор, затем перекинул руку и… Вторая нога ушла в пустоту, судорожно шаря ногой по камням, стараясь найти, за  что можно  зацепиться…
Я, без страховки, начал спускаться с горы.  В  тот момент, когда отчаялся найти  опору под ногами, и, мысленно  попрощался с родными, я ощутил крепкое и тёплое пожатие  своей руки.
Моё  воображение, создало переживание из—за   истории, не имеющей своего логического завершения, ввиду отсутствия меня в  мире, где и вершилась история моего рода. Переживание, охватившее меня, дало  шанс, почувствовать тепло  и крепкое пожатие  руки. Я повернул голову, но вместо ночного звёздного неба я увидел, огни большого города, они переливались ярче звёзд Млечного пути.
Я висел за окном, держась одной рукой за раму, одна нога упиралась в выступ, вторая  беспомощно болталась. Сверху на меня смотрели глаза, которые я бы не спутал ни с какими другими.   Сестра  крепко держала меня за руку:
 —  Не надо. Я так сильно за тебя испугалась…. Ты уже три дня бредишь, — тихо вымолвила она,—   Но мама вспомнила, что в детстве такое с тобой случалось.
Что не надо, я не понял,  но это уже не важно. Сестра  стояла, а не сидела в коляске…
— Мама, дома? — Удивился я.
— И папа.  Вся  семья в сборе, все переживают за тебя.
 Я не знаю  всё, что случилось, было обманом или игрой  возбуждённого разума, но то, что  история стала началом выздоровления сестры, сплочения семьи и возрождения былого  величия нашего рода – это точно.