По следам Рождества. Конфеты. зарисовки

Вот мило: таскать в себе болезни прошедших веков, чуть не умереть как в прошлый раз, очухаться, поставить в духовку булочки с маком и, вдыхая их аромат принять жизнь во всей ее полноте. Даже прошлую некрасивую смерть без всякой торжественности. Но, в этот раз, решила она, нужно постараться не оставлять после себя лишних вещей, которые бы не могли пригодиться другим и грязного белья. И тело свое, да, именно тело требуется сделать каким -то особенно чистым, чтобы не смердить им и душой как иные старики.

Об этом Заскребыш думала, изо дня в день перетаскивая из подвала вещи бывших хозяев квартиры. Зачем люди собирают весь этот хлам? Дочка хозяйки, еврейка, квартиру продать продала, но подвал за собой оставила, думала еще и на нем заработать. Когда оказалось, что сделать это нельзя, вещи бывших родителей бросила со словами, что мол, кто хочет, тот пусть и разгребает.
Разгребать пришлось долго. Подвальных вещей было много и они были тяжелы, но всяких раз перетаскивая все эти заплесневелые деревяшки и банки, Заскребыш ощущала как неизвестные ей люди стыдятся, что взвалили на нее этот срам, как стыдятся на том свете за своих детей их родители.

А если взять пример с бабы Капы, старообрядки? Всю жизнь ничего для себя не копила, а к концу жизни и в девяносто лет была ходячей и чистой на фоне лежачих соседок своей палаты - разлагающихся старух в доме престарелых, где нашло ей последний приют разваливающееся по все швам советское государство. "Почему-то Господь не берет" - говорила баба Капа Заскребышу, доставая целлофановый пакет с конфетами, единственное богатство, которые она накопила с полдников непонятно для чего. А впрочем, не стала ли старообрядка ясновидящей. Заскребыш навестила ее вопреки недовольству матери: "Поеду и все" - сказала она, чтобы стало понятно - она, Заскребыш, есть примирение для всех.

Было странно, что мать, уже сама парализованная на одну сторону, держит в душе какие-то закоснеслые, странные, злые чувства. В дом престарелых надо было ехать на окраину города, "девятый километр" и, чтобы пройти к старикам нужно было пройти ряд безымянных, постоянно пополняющихся то ли табличек, то ли крестов среди красноватого глинистого песка.
Трудно сказать, что запомнил из этой поездки ее трехлетний ребенок, которого она взяла с собой, но и став взрослым, он помнил бабыкапины конфеты, собранные ставшей святой может быть только для него.

В доме доживал свой век и папка. Домишко их с бабой Капой заволокло болото, машинку Зингер забрала соседка в услуги за хлопоты по оформлению документов по сдаче стариков на девятый километр. Туда, наверное, ушла и золотая серьга. Папка жаловался, что никто из детей к ним не приходит. Ноги у него уже не было и он провожал, опираясь на костыль.
Она понимала, что теперь никогда уже его не увидит. В доме престарелых, конечно же когда станет необходимо живым среди документов случится пожар, и не только все цифры, даже номера табличек среди песка будут утрачены.

По приезду Заскребыш купила и отправила по почте матери скатерть и хохломскую поварешку, а бабе Капе ночную сорочку и образок, не понимая, что рубашку она дарит на одр, а образок тот трехперстников бабе Капе совсем не нужен. Подарки эти стали последними для обоих женщин, которыми они дорожили до самой смерти.

Дороги у народа в тех местах совершенно разные и каждый в результате объясняется про свои дела со Спасителем в одиночку, но в любом случае, можешь на свете быть тем или этим, если любил - без исподней рубахи ты не останешься: доставят те, кто не думал, даже с другого конца света - чтобы не предстать тебе пред Господом голым и не придти к царству небесному в срамном виде, как другие, подчас богатые, что не попали, и которых тоже называли когда-то людьми.