Высота

  Прыгать было страшно.      
  Фира боялась высоты.
  Началось это в Комсомольске, городке под  Куйбышевом. Зимой, после сильного снегопада, мальчики, и с ними Фира, придумали прыгать с крыши сарая в мягкий снег. Фира прыгать не решалась. Она пошла бродить по крыше, и вскоре нашла место, где снег доходил почти до верха крыши. Девочка обрадовалась, глупенькая. Прыгнула. Действительно, снег был очень лёгкий и Фира провалилась в него с головой. Она стояла как бы в снежной трубе и с удивлением смотрела на ставший вдруг ярко голубым круглый кусочек неба. Было у этой девочки одно свойство - в острые моменты жизни она делалась удивительно хладнокровной.              Совершенно не понимая что произошло, она твёрдо знала: нельзя делать никаких резких движений, лучше совсем не двигаться. Довольно быстро она услышала возню, голоса мальчиков:
- Эй, Фира, ты здесь?
- Здесь! – звонко выкрикнула и осторожно вздохнула.
Очень быстро мальчики её откопали.
- Эх ты! Шурке спасибо скажи, это он увидел.
Фира подошла к мальчику:
- Спасибо, Шура. Маме только не говори.
  Да и так было ясно: не скажет. Родителям Фиры дали комнату в 3х-комнатной квартире. В двух других комнатах жили Евдокия Лукьяновна с Порфирием Петровичем и тремя детьми – девятилетним Шурой, восьмилетним Вовой и семнадцатилетней Настей. Ещё у них был очень пушистый рыжий кот Васька. Родители Фиры были категорически против всякой живности дома. Просто «Нет! Будут глисты, будет лишай, экзема. Нет, и не проси.» Ну как можно разговаривать с людьми, если тебя и слушать не хотят. В чём-то они, конечно, были правы. У старшего брата, Вили, был в детстве стригущий лишай. Он из-за этого даже в школу несколько месяцев не ходил. Голову постригли налысо, и потом по одному волоску всё выдёргивали, чтобы инфекция не осталась. А у Фиры были глисты, которые вывели с большим трудом и очень горькими лекарствами... При этом у них ни кошек, ни собак не было.
  Соседи у них были замечательные. Особенно здорово было, когда они, Фира, Шура и Вова, оставались одни в квартире. Начало было скромным: вытаскивали в коридор шахматно-шашечную доску, ложились на пол и начинали играть «в Чапаева». Потом потихоньку играли в мяч. Мяча у них, правда, не было. Просто брали шапку или валенок, да и бросали друг другу. После уж футбол. То есть ногами пинали. И уже потом, раскрасневшиеся и потные, шли «летать». Они заходили в маленькую комнату, где стояла кровать, небольшой столик и платяной шкаф. С кровати сдёргивались одеяло, простыня и подушка – вдруг ещё порвётся нечаянно. И они начинали прыгать на кровати. Матрас не убирали, боялись пружину сломать или ногу. Но это было так, подготовка к полёту. Они, помогая друг другу, залезали на шкаф, и оттуда, а-а-хх, плашмя падали на кровать. Вот это и были полёты. Аж дух захватывало.
  Фира особенно ценила, что мальчики заботились о ней. Она не была сильной и ловкой девочкой, но была очень худенькая и лёгкая. Чтобы затащить её наверх, Шура становился спиной к шкафу, и вдвоём с братом они затаскивали девочку ему на плечи. Потом Вова по дверце как обезьяна сам залезал на шкаф, и они вдвоём уже затаскивали Фиру наверх. И не один раз, и не два. А сколько угодно, пока она не говорила устало:
- Всё, не могу больше.
  Тогда они затаскивали на шкаф подушку, сидели там свесив вниз ноги и разговаривали. Или ложились на живот и смотрели сверху в окно. При первом шорохе из коридора скатывались вниз и молниеносно наводили порядок. Ну почти порядок. Так ни разу и не попались..
  Шура, старший, был заботливый и рассудительный. У него были красивые глаза с пушистыми светлыми ресницами. Он был очень сильный, но невысокий: у него был горб. Мальчишки во дворе его, конечно, не дразнили. Но вот другие, чужие... Вова всё время дрался из-за брата. А Шура – нет. И Вову останавливал. Говорил, что дракой им ничего не объяснишь. Фира считала, что Вова прав. Любой задумается, когда в глаз получит.

  Спокойное течение жизни нарушалось дважды в месяц, в дни аванса и получки. Порфирий Петрович, как большинство мужчин, любил выпить. Всего два раза в месяц, в эти самые дни, и очень немного. Человек очень добрый, мягкий и отзывчивый, он и пьяным оставался таким же. Только глаза блестели и на губах играла лёгкая улыбка.
  Одним отличался пьяный Порфирий Петрович от трезвого – он раздавал деньги. Вот просто шёл и всем и каждому совал в руки трёшки, рубли, пятёрки.  В доме все об этом знали. И Фира много раз видела, как сосед в подъезде сидя на ступеньке лестницы вытаскивал из кармана фуфайки смятые купюры и с пьяной улыбкой предлагал детям. Те, конечно, вежливо отказывались. Тогда он подбрасывал деньги вверх и пьяно смеялся. Потом малышня собирала деньги по подъезду и относила тёте Дусе.
  На следующий день Порфирий Петрович, умытый и аккуратно причёсанный, подходил к маме и к другим соседям и вежливо спрашивал:
- Я тут вчера не шумел?
- Нет, - успокаивали его, - что вы, Порфирий Петрович, всё тихо было, не волнуйтесь.
  А потом к ним приехал брат Евдокии Лукьяновны Василий с женой Леной. Лена была, конечно, настоящая красавица. Приятная лёгкая полнота, высокая грудь, густые русые волосы и спокойное с правильными некрупными чертами лицо. Волосы гладко зачёсаны назад и туго заплетённая коса свёрнута на затылке в узел. Несколько раз Фира видела Лену с распущенными после мытья головы волосами. Так бы и смотрела на неё не отрываясь. Когда она заходила,  в комнате как будто лето наступало.
Добрая, быстрорукая, безотказная. О чём ещё мечтать мужчине?
  Но и дядя Вася был хорош. Рослый, широкоплечий, с красиво посаженной головой, Василий умел всё. В прямом смысле слова. Как-то Мария Николаевна из соседнего подъезда обмолвилась, что у них пианино расстроено, а настройщика найти не могут. И мама Фиры посоветовала:
- А вы к Василию обратитесь. Он всё может.
  Настроил пианино.
  Да, всем был хорош дядя Вася, но, как говорится, конь о четырёх ногах, и тот спотыкается. Василий выпивал. Не часто, может раз в неделю. Не много. Хотя что такое много при его габаритах? Ни скандалов, ни грязных слов за ним не водилось.  Заходил он в квартиру, осматривал всех остекленевшим взглядом и спрашивал:
- Где топор?
  Тётя Дуня всех предупредила, что топор нужно сразу отдать, не то хуже будет. Она и отдавала.
- Да вот же он, Васенька. А тебе зачем?
  Василий молчал, покачиваясь. Внимательно осматривал топор, вытирал его рукавом пиджака, проверял ногтем остроту лезвия. Затем крепко брал топорище и поднимал глаза:
- А где Лена? Где моя Лена?
  Присутствующие, конечно, молчали. И дядя Вася шёл искать Лену, свою жену. Он искал её в шкафах и на антресолях, под кроватями и под столами.. И не только в своей комнате, но и у соседей. Фира не знала, где прячется Лена. Один раз она увидела её в подъезде, в лёгком халатике и тапочках. На улице шёл дождь, было холодно. Лена вышла к девочке из тёмного угла и глазами спросила:  «Где?» Фира молча показала пальцем наверх. Женщина кивнула  и погладила ребёнка по голове.
  Однажды кто-то из соседей решился вызвать милицию. Васю забрали. Лена рыдала, просто лицом почернела от рыданий.
- Зачем, - плакала она. – Он же пальцем никого не тронул, слова плохого не сказал. Он ведь всем столько помогал! А вы его в тюрьму?
  Что тут скажешь? Она говорила чистую правду. Но ведь топор, говорили ей. Убить может.
- Да мой Вася мухи не обидел! И не убьёт он меня никогда.
  Через несколько дней муж вернулся домой. Наверное месяц было тихо. А потом снова началось.
- Где топор? Где моя Лена?
  Трудно сказать, что бы сделал дядя Вася, если бы нашёл свою Лену. Ведь не нашёл он её ни разу. Кстати когда сосед первый раз искал свою жену, он ломился в комнату родителей Фиры. Стучал, требовал открыть дверь и отдать Лену. На следующий день мама сказала трезвому уже Васе:
- Василий, вы к нам, пожалуйста, не стучите. У меня муж нездоров. Да и ребёнок пугается. Мы вашу Лену у себя не прячем.  - (Фира, конечно, потом возмущалась. Ничего она не пугается, вот ещё!).
  Василий молча кивнул. Никогда больше не потревожил.
  Вот это отличает самостоятельного, ответственного мужчину от пустого, суетливого «мужчинки».

  Прыгать было необходимо. «Нужно просто побороть свой страх. Прыгай. Просто прыгнуть...»
  Фира, конечно, прыгала и с большей высоты. Когда меняли трубы в подвале, к ним во двор привезли машину песка и выгрузили прямо перед их подъездом. Мальчики тут же решили прыгать в песок из окна подъезда. Это почти со второго этажа.Смеясь и толкаясь все побежали наверх, к окну. Фира, понятно, тоже. Мальчишки прыгнули вниз, и опять, и опять.. А Фира так и стояла у окна. Страшно. Песок мягкий, это да. Но до него тоже допрыгнуть надо. Почти два метра. На её лица застыла глуповатая улыбка, но было ей совсем невесело. А мальчишки, почуяв её нерешительность, та что там,  - трусость, строили рожи и кричали:
- Что, забздела? Прыгай! Бздит, бздит, боится!
  Только один Вовка Буханов с третьего этажа смотрел на неё молча.
  Признавать себя трусихой не хотелось. К тому же Фира понимала, что она допрыгнет. Ведь камень, когда его бросают, не падает отвесно вниз. Так и она пролетит вперёд, и только потом вниз. Нужно лишь оттолкнуться посильней. И Фира, крепко зажмурившись, прыгнула. И уже через короткий миг ноги её радостно погрузились в тёплый песок. Мальчики сразу потеряли к ней интерес, и с гиканьем неслись по лестнице, чтобы прыгать ещё, ещё. Вот это Фире нравилось в мальчишках, и потом в мужчинах. Ну допустил человек слабость, струхнул слегка. Но ведь справился, сумел сделать как надо. И нечего об этом вспоминать. Не то что девочки. Те оплошности чужие не прощают.
  Хотя и мальчики не идеальны. Один из них, Витя из четвёртого подъезда, стал бросать в неё камешки, когда она прыгала. Камешки небольшие, но всё равно больно. А главное – неприятно. Фира хотя и поборола главный свой страх и прыгала из окна, но всё равно было страшновато. Очень ей Витька своими камешками мешал. Поэтому она тоже взяла маленький камень и, когда Витя прыгнул, бросила в него. И попала. В бровь.
  Потекла кровь, Витя заплакал. Это Фиру несколько удивило. Чего орать-то, да ещё и слёзы. Она бы от такой ерунды точно реветь не стала. Уже было ясно: будут неприятности.  Побежала домой, признаваться во всём маме. Главное, маме совсем не нужно было знать, откуда и куда они прыгали.
  Мама, конечно же, сразу ругать:
- Говорила с мальчиками не играй, говорила камнями не кидай. На улицу больше не пойдёшь, неделю гулять не выйдешь.
Все объяснения, что Витя (дома нельзя было говорить «Витька» - совсем заругают) первый начал, и что это и не камень вовсе был, а камешек маленький, почти малюсенький.. Всё было бесполезно.
- Тебя послушать, так он плохой и плакса драчливый. Зачем дружишь с плохим мальчиком? С девочками дружи. А не умеешь дружить – дома сиди.
 Маму не переспоришь.
  Вечером, к большому удивлению Фиры, пришёл Витя с перевязанной головой и с мамой. Витька смотрел нагло и весело. Мама его была настроена решительно. Её особенно возмутило, что камень, попавший в голову сына, был брошен девочкой. То есть если мальчик бросил камень в человека, то это просто плохо.  А если девочка бросила камень, то это тоже плохо, но ей ещё и стыдно должно быть. А мальчику, получается, стыдиться нечего. Ну взрослые!
  Подумав, Фира пересилила себя и решила в разговор не вступать. Мама её, конечно, накажет, но и наглого Витю как-нибудь к ответу призовёт.
Мама спросила:
- А ты, Витя, бросал камни в Фиру?
- Да. Только я маленькие камешки бросал.
- А она большой камень бросила?
- Ну... нет. Не очень большой. Но я мимо бросал, а она вон куда бросила.  – Он осторожно потрогал повязку.
- А ты, Витя, когда бросал маленькие камешки, хотел попасть в мою дочь? – мама спросила.
- Нет, что вы. Я специально мимо бросал. Шутил просто.
- Ну что же делать. Ты, Витя, мальчик. Хорошо бросаешь камешки, метко. А она девочка, камешки плохо бросает, вот и промахнулась. Ты ведь не хотела Вите в голову попасть, Фира?
  В голову я действительно попасть не хотела, и честно замотала головой. Витина мама была очень недовольна, но сдержалась. Женщины вежливо попрощались, и гости ушли. Я тихо гордилась собой. Я почти как мой старший брат сумела постоять за себя. И мама молодец, защитница моя.
  Мама была хмурая, задумчивая, недовольная. Погладила меня по голове, вздохнула. Сказала: «Хорошо хоть не в глаз». Это правда. Витя, конечно, хитрющий, и плакса, и ябеда. Но очень удачно я ему в глаз не попала.

  Последний раз испытание высотой было у меня лет, пожалуй, в 29. Нижнекамск. Жаркий летний день перевалил во вторую половину. Я готовлю ужин. Мужа дома нет. Старшая дочь на улице гуляет. Младшая играет в соседней комнате. Окна и балконы открыты - очень тёплое выдалось лето. Квартира наша на девятом этаже. Мне частенько приходится подниматься на крыши домов: я работаю мастером на стройке. Но высоту я не люблю. Поначалу на балкон выходила с опасением. Но потом привыкла. Мне даже понравилось. Шума не слышно, пыли нет.
  Ужин будет готов минут через пятнадцать. Чашечка кофе, сигарета, интересная книга... Хорошо!
- Мама! Мама, - слышу с улицы голос Юли.
Выхожу на балкон, смотрю вниз, - во дворе пусто. Показалось? Пробую суп. Готов, можно выключать.
- Мама! Мама! – Юля это, её голос.
Выхожу на балкон, всё внимательно осматриваю - никого.
- Мама! Я здесь, сюда смотри.
  Поднимаю голову, - дочь стоит на крыше соседнего пятиэтажного дома. Рядом с ней группа мальчиков, человек десять. Юля на самом краю, опирается на ограждение. Ну что сказать? Я знаю, как эти ограждения делают, видимость одна. Да и не предназначены они человека удерживать. Юля такая осторожная, такая умница. Что занесло её на эту крышу? Одно я знала точно: я должна вести себя спокойно, уверенно. Взяла себя в руки, улыбнулась, помахала рукой.
  Юля обрадовалась, тоже замахала рукой:
- Мама, правда здорово? Отсюда всё видно хорошо!
  Я молчала. Хотелось крикнуть: «Вниз! Немедленно вниз! Сейчас же отойди от края!» Но так делать нельзя, нельзя... Она может неловко повернуться, поспешить, испугаться. Кто-нибудь из мальчишек толкнёт. Надо успокоиться. У меня слишком живое воображение. Я, как могла, изобразила жестами своё восхищение и с балкона ушла. Пошла в детскую из-за шторы подглядывать. Расчёт оказался верным. Осторожная Юля без зрителей сразу вспомнила об опасности и от края крыши отошла.
Я в три затяжки прикончила сигарету и закурила следующую.
«Ну что, довольна? Это всё твоё хвастовство! Получай теперь, получай! - Я мысленно хлестала себя по щекам. – И по чердакам мама лазила, и в подвал ходить не боялась (боялась ещё как!) На дерево высокое залезала! Довольна? Радуйся, теперь они будут смелыми, а ты трясись от страха»
  Да... Один раз внук показал мне, как он между лестничними маршами за несколько секунд поднялся на третий этаж. Есть такой вид спорта – паркур. Хотел ещё что-то показать, но я крепко закрыла глаза.