Этажи времени. Глава 29
Суббота и воскресенье прошли без каких-либо изменений в Катином состоянии, она по-прежнему не могла ничего вспомнить из Юлиной жизни. Такое положение дел совершенно не устраивало Михаила Алексеевича, так как ставило под сомнение осуществимость дальнейших планов.
Марек, напротив, день ото дня чувствовал себя все увереннее. В какой-то момент активная деятельная натура пана Шиманского начала подавлять мягкий, привыкший к домашнему уюту характер Станислава Васильевича. Имевшее место раздвоение личности постепенно заменялось единой суммой знаний двух человек. Всё становилось на свои места, не надо было ни о чем расспрашивать Катю и Михаила Алексеевича. Память Марека претерпела качественные изменения – он помнил многие подробности из двух своих жизней. Только теперь он осознал всю глубину утраты: Юлии больше нет, он никогда не сможет увидеть ее, поговорить с ней. Рядом была Катя, тоже такая родная и близкая, но Юлии не было. Сможет ли он когда-либо воспринимать этих двух женщин как единую Юлию-Катю?
Неудача с трансплантацией Юлиной памяти заставила Михаила Алексеевича пересмотреть план дальнейших действий. Хотя после нескольких пластических операций внешнее сходство Кати с Юлией было почти абсолютным, ее внутренний мир не изменился совсем, если, конечно, не считать склонность к арабскому языку.
Еще одним неприятным фактором было давление, которое несколько последних дней оказывала польская сторона. Ольгерд Вуйцик регулярно звонил по телефону, интересовался здоровьем супругов Шиманских. Хотя чисто внешне разговоры с Вуйциком выглядели вполне корректными и вежливыми, но неявно в них прослеживался не высказываемый вслух вопрос, когда же наконец окончится вся эта бодяга с пребыванием поляков в России и сколько еще времени страховая компания должна терпеть убытки.
Но, несмотря ни на что, авантюра, затеянная Михаилом Алексеевичем, должна была продолжаться, другого выхода просто не было. Кате придется продолжить игру, симулируя потерю памяти. Мареку отводилась роль наставника, который должен научить свою жену хотя бы нескольким польским словам и рассказать то, что знает о ее прежней жизни: кто она, откуда, кто ее родители, родственники, знакомые.
Через несколько дней вновь позвонил Вуйцик и попросил, чтобы ему разрешили поговорить с Шиманскими. Поскольку состояние Марека не внушало никаких опасений, Михаил Алексеевич решил больше не откладывать встречу, а, напротив, даже ускорить ее, пригласив польского дипломата приехать в тот же день. На всякий случай голову Мареку перевязали бинтом, оставив лицо открытым. Катя подкрасила в черный цвет корни волос, с лицом делать ничего не стали, на нем и так оставалось несколько наклеек на местах послеоперационных косметических швов.
Увидев, что Шиманские в состоянии самостоятельно передвигаться, Вуйцик определенно обрадовался. Разговаривали по-польски, Марек попросил польского дипломата как можно быстрее решить вопрос с отъездом на родину, особенно учитывая состояние его жены, частичную потерю ею памяти и беременность. Во время разговора Юлия в основном молчала, только изредка кивала головой, время от времени шепча:
– Dziekuje, panie*.
Конечно, Вуйцику очень хотелось как можно быстрее отправить Шиманских в Польшу, чтобы избавиться от необходимости заниматься их делом, которое ему изрядно надоело. Видя отсутствующий взгляд Юлии и произносимые с трудом и не к месту слова благодарности неизвестно за что, он усомнился в возможности быстрого решения вопроса. Последовавший за этим разговор с Михаилом Алексеевичем не прибавил оптимизма.
– Господин Вуйцик, мы практически завершили лечение Марека Шиманского, завтра он может покинуть клинику, а вот состояние Юлии вызывает у нас серьезные опасения, но при этом оставаться ей у нас нет никакого смысла. Она может самостоятельно передвигаться, беременность тоже вроде протекает относительно нормально, если не считать легкой степени токсикоза. А то, что с психикой не все в порядке, так это и не удивительно после пережитой катастрофы и травмы головы. Однако, такие заболевания – это не наш профиль, хорошо бы было передать ее в клинику соответствующей направленности. Транспортировать пани Юлию в таком состоянии, на мой взгляд, крайне нежелательно.
– Я так понял вас, господин профессор, что Марек Шимански больше не нуждаться медицинская помощь и можно об этом извещать страховую компанию официально?
– Именно так.
– А когда можно будет транспортировать пани Юлию?
– Я предлагаю проконсультироваться со специалистами. Если польская сторона даст согласие, то мы могли бы попробовать поместить нашу пациентку в специализированную клинику недели на две-три, после чего может появиться ясность в отношении перспектив отъезда домой.
– Очень хорошо, господин профессор. Я должен согласовать вопрос в посольстве и в страховой компании. Видите ли, вопросы денег есть весьма болезненные для страховщика, очень много злотых уже расходовано.
Марек старался как мог, он пересказывал Кате все обретенные знания о Юлии: как они познакомились, про свадьбу, о родителях и обо всем, что вспоминалось по ходу рассказа. Обычно Марек начинал рассказывать по-русски, вставляя сначала отдельные слова, а затем целые фразы на польском языке. Первые дни Катя с трудом усваивала свою новую биографии, но хуже всего дело обстояло с польским языком. Проклятые шипящие звуки все время путались местами, отчего слова получались безнадежно перевранными, что вызывало у Марека нервный смех.
С трудом выученные два слова «ziekuje panie» Катя несколько раз произносила во время разговора с польским дипломатом, при этом более всего она боялась, что Вуйцик сумеет разглядеть в ней черты Екатерины Андреевны.
Многие часы разговоров на полупольском языке начали проносить результаты. Началось все с того, что при встрече с Михаилом Алексеевичем Катя совершенно неожиданно для себя произнесла:
– Dzien dobry, Panie Profesorze**, – из чего Михаил Алексеевич сделал для себя вывод, что, несмотря на то, что трансплантация памяти не дала ожидаемого эффекта, какие-то замедленные процессы все-таки происходят.
После последнего посещения Вуйциком Научного Центра прошло несколько дней, и в кабинете Михаила Алексеевича раздался телефонный звонок. Звонила некая барышня Марыся из страховой компании в городе Кракове. Она на неплохом русском языке поинтересовалась, как долго еще пани Юлия Шиманска должна находиться на лечении в России, пояснив, что сумма страховых выплат очень скоро может превысить сумму, прописанную в договоре страхования. В этом случае дальнейшее лечение пани Шиманской может оплачиваться только из ее личных средств.
Выслушав ответ, что при таких диагнозах делать предсказания практически невозможно, Марыся резко сменила тон с приторно-вежливого на строго официальный, заявив, что их компания заинтересована в скорейшем прибытии пани Шиманской на территорию Республики Польши.
Через полтора часа после звонка Марыси телефонный аппарат промурлыкал синтезированную мелодию вызывного сигнала. На этот раз звонил Ольгерд Вуйцик, поведавший, что со стороны посольства все вопросы согласованы и можно направить пани Шиманскую на консультацию к психиатру. Что же касается страховой компании, то там под нажимом из посольства согласились оплачивать лечение, но не более одного месяца и то только потому, что случай экстраординарный.
Путь для дальнейших действий был открыт. Михаил Алексеевич позвонил своему старому знакомому – профессору Сороковикову, возглавлявшему одну из психиатрических больниц на юге Подмосковья,
– Владимир Теодорович, добрый день. У меня к вам просьба. Нам нужна консультация. Не сможете ли вы посмотреть одну платную больную иностранку? Она после тяжелой травмы. Оплату за нее производит польская сторона через страховые компании. Мы ее, как смогли, собрали, но с головкой наблюдаются проблемы. Кроме того, она беременна, что осложняет медикаментозное лечение. Да, и самое главное: наш психиатр ее осмотрел и считает, что лучше будет ее передать в учреждение типа вашего. Мое мнение, что странности в ее поведении – это последствия травмы головы, но я не психиатр.
– Хорошо, Михаил Алексеевич, направляйте ее к нам. Технические вопросы мы, надеюсь, сумеем разрешить. А родственники у нее есть?
– Да, у нее есть муж, он тоже попал вместе с ней в катастрофу, лежал у нас, мы его более или менее сложили. Завтра выписываем, может ехать домой, но говорит, что без своей жОны никуда не поедет, будет рядом с ней. А вот с его женой как раз проблемы. Хотелось бы прежде, чем отправлять их домой, как-то определиться с диагнозом больной и дать рекомендации по ее дальнейшему лечению.
– Ну, хорошо, привозите ее к нам с анамнезом и всеми документами. Ее муж сможет навещать больную два раза в неделю. Ехать к нам недолго, автобусы ходят по расписанию, так что особых проблем, надеюсь, не будет.
– Большое спасибо! Надеюсь, что вы сумеете быстро разобраться в проблеме, а то польская сторона настаивает на скорейшем возвращении пострадавших на родину. Вопрос только в том, не повредит ли больной транспортировка.
Михаил Алексеевич набрал номер Вуйцика:
– Еще раз добрый день, пан Вуйцик. Мы смогли договориться о консультации для нашей больной. В связи с этим у меня к вам просьба. Не могли бы вы помочь перевести пани Юлию в подмосковную больницу, это совсем недалеко. И кроме того, мы сегодня выписываем господина Шиманского, предполагаю, что ему надо помочь снять номер в гостинице.
Вуйцик уже понял, что проблемы с этими Шиманскими будут продолжаться до тех пор, пока они не уедут из России. Мысленно чертыхаясь, Вуйцик пообещал Михаилу Алексеевичу решить все вопросы, которые относятся к компетенции польской стороны.
Вечером того же дня Михаил Алексеевич пригласил Шиманских в свой кабинет для того, чтобы изложить им дальнейший план лечения пани Юлии.
– Ну вот, история близится к своей развязке. Катя, ты завтра поедешь на пару недель в психиатрическую больницу, которую возглавляет мой хороший знакомый, профессор Сороковиков. Пусть они тебя посмотрят. Надеюсь, что ты сможешь быть достаточно убедительной в плане частичной потери памяти. Нам надо немного потянуть время, чтобы вам обоим, а тебе в особенности, свыкнуться с новыми реалиями.
Станислав Васильевич, пан Шиманский, на вас я возлагаю особые надежды. Постарайтесь, пожалуйста, подготовить вашу жену к возвращению домой, особенно в вопросах языка – это самое главное. Я заметил определенный прогресс, но надо двигаться дальше, хотя бы до уровня свободного понимания речи. Проблемы с произношением можно будет решить и потом, в конце концов, их всегда можно списать на последствия полученных травм.
*Спасибо, пан. (польск.)
**Добрый день, пан профессор (польск.).
Переход к Главе 30. http://www.proza.ru/2015/12/28/2002
Свидетельство о публикации №215122601566