Алик Рай

Алик Рай

Это было, когда я учился в первом классе. Примерно в то же время, когда нас учительница водила на «экскурсию» по будущему дну водохранилища или дну будущего водохранилища. Тогда же я подружился с одним мальчиком, которого звали Слава со странной фамилией – Рай. Он плохо говорил на русском языке, поскольку только недавно приехал из Белорусской деревни, поэтому густо перемешивал русские и белорусские выражения. Кто то понимал его, а кто то нет, а он стеснялся этого и по большей части молчал.
В то время неподалеку от наших бараков и как раз по пути в школу, проходила подвесная канатная дорога и мы могли часами лежа в траве следить за вагонетками, скользящими по тросам в разные стороны. В одну груженые, в другую порожние.
Вот как то раз после уроков мы со Славой расположились на выгоревшей осенней траве и молча наблюдали за вагонетками. Так продолжалось несколько часов. Вдруг Славка мне шепчет – смотри, смотри вагонетка останавливается.
Я и сам видел, что очередная вагонетка как-то не так себя ведет. Она приостановилась у опоры, накренилась и из нее вылез человек, который поспешно спускался вниз по опоре.
Нас уже предупреждали в школе, что на улице могут встретиться беглые зеки, которых надо остерегаться, а лучше убежать подальше. И, главное, сообщить об этом взрослым – желательно милиции или учителю.
Помня все это, мы не теряя время, бросились бежать. Славка был покрепче меня, поэтому бежал первым. Я с трудом поспевал за ним. Как-то само собой получилось, что мы бежали в сторону его дома. Жил он, как и я тоже в бараке, только мой находился по правую сторону от школы, если стоять к ней лицом, а его по левую и гораздо дальше, чем мой. Наш небольшой район был по соседству с парком, да и улица Парковая тут имелась. Хотя барак, в котором жила наша семья формально находился на улице Строителей дом 2, на вопрос о том, где живешь, мы отвечали – на парковой. Райончик, где жил Слава назывался – четвертый поселок или укорочено – ЧП. А посредине была Воинская часть. Улица соответственно воинская и прилегающие к ней метров по сто на каждую сторону дома – это район - на Воинской. Объединяло эти три небольших района то, что дети всех этих трущебах, то есть мы, учились в одной школе.
Так вот – у страха глаза велики и мы практически на одном дыхании прибежали  от школы к Славкиному бараку.
Мы немного посидели на улице, но желудки были пустые, поэтому довольно скоро отправились в квартиру, то есть в комнату.
 Кто жил в бараках, тот знает что собой представляла такая «квартира». Это была комната в лучшем случае около 16 квадратных метров, а довольно часто ее делили пополам, тогда получалось две «квартиры» по восемь метров.
Там стояла кирпичная прожорливая печь и два окна, которые с избытком даже в закрытом и замазанном состоянии выпускали все тепло, которое давало печное отопление.
Морока с дровами и отоплением еще впереди, а пока и без печка тепло.
Славкина «квартира» отличалась от нашей лишь тем, что окна были завешены плотными шторами, а угол отгорожен и там стояла койка, на которой кто-то лежал. На мой вопрос Слава ответил, что это его брат Алик, который болеет неизлечимой болезнью.
Когда мы вошли с кровати раздался слабый голос – Славик, это ты? А кто с тобой?
Cлава ответил, что он пришел с товарищем и мы хотим поесть. Алик сказал, что на столе есть хлеб, маргарин и холодная картошка и мы, если хотим, можем перекусить.
Мы сказали – спасибо и тут же набили полные рты. Для нас это было нормальной повседневной едой. Деликатесы вроде колбасы или котлет мы видели только по праздникам.
Про болезнь Алика, и по какой причине она возникла я узнал намного позже.
Все оказалось до обидного просто и незатейливо.
Их отец - Антон Николаевич отсидел срок за отказ вступить в колхоз. Имел он свое жесткое мнение – колхозное, это ничье, а мое, это мое и работать по настоящему в колхозах добровольно никто не будет, а милиционера или чекиста к каждому колхознику не приставишь. Вот и сопротивлялся он как мог этой добовольно-принудительной коллективизации.
А его хутор был у председателя соседнего колхоза как бельмо на глазу. В колхозе от голода все поголовье синей за зиму передохло, а у Антона на хуторе и боров и свиноматка в полном порядке, да еще две дюжины поросят недавно появилось. В колхозе пшеница с трудом пять центнеров с гектара  вытягивает, а у Антона на хуторе рожь по тридцать центнеров с гаком.
В колхозе мужики по трудодням осенью по сто рублей получили, а Антон с хутора съездил на рынок, продал овощей и сала на пять тысяч, а для семьи у него конечно все полностью на зиму запасено.
Вобщем куда ни глянь везде одна антиагитация и пока жив этот хутор никто до конца в колхозы не поверит.
Вот и приехал председатель последний раз просить Антона вступить в колхоз, а с ним милиционер.
Председатель сначала по хорошему просил – мол вступи, бригадиром будешь, ведь любую работу знаешь, трудоднями не обижу. А Антон Николаевич в ответ – твои трудодни одним хороши – на бумаге написаны, можно в нужнике использовать.
Тогда председатель начал угрожать – вот сейчас идет реформа, по которой с колхозов налог за землю будет две копейки за гектар, а с частника – две тысячи, вот тогда сам приползешь, а я тебя и не возьму, будешь со всеми своими с голоду подыхать, а я тебе и жменьки муки не подам.
Тут Антон не выдержал – ах ты сукин сын, когда надо было с немцем воевать, ты в штаны наделал и у бабы в примаках отсиживался, а теперь мне грозишь? Да плевать я на тебя хотел. Ну и плюнул в сторону председателя.
Здесь вообще концерт начался. Председатель заголосил как баба – ой меня оскорбили, в лицо плюнули, да ладно мне в лицо – ты в душу колхозу плюнул, а колхоз, это ячейка социализма, значит ты на социализм плюнул. Товарищ уполномоченный, составляй протокол на этого врага колхоза и значица врага народа.
Вот так Антон Николаевич Рай оказался на нашей великой стройке. А поскольку руки у него тем местом, которым надо были приставлены и умел он делать очень многие вещи, то любая работа у него спорилась. И в результате он освободился довольно быстро, да и смерть Сталина с последующими перестановками в правительстве этому тоже довольно прилично содействовало.
Затем, почувствовав, что здесь можно неплохо заработать, глава семьи не только сам остался на великой стройке, но и, приехав на «побывку», объяснил семье, что на этой стройке можно неплохо зарабатывать, получить квартиру и жить нормальной жизнью. В общем по всякому терять нам нечего и надо переезжать.
Да и жить в родной деревне им по хорошему уже не дадут, это уж точно. Тем более, что после отсидки мнение по поводу колхозов у Антона Николаевича не только не поменялось, а еще больше укрепилось. Второй раз спорить с председателем он был не намерен, поскольку нормальный селянин второй раз на одни и те же грабли не наступает.
Первым  к отцу как раз и приехал Алик.
Он сразу же  устроился на работу на стройку, а поскольку наиболее востребованными были электросварщики, то быстренько освоил эту профессию.
Оказалось, что сварщиком о был «от бога». Буквально через месяц он спокойно выполнял работу высших разрядов, к которой в обычное время допускали только с пятилетним опытом, да и зарплата стала более, чем приличной.
Одно мешало безоблачному и радостному существованию – стали болеть глаза.
Сначала из за неопытности почти каждый день  хватал «зайцев». Это ожог глаз при незащищенном прямом взгляде на электрическую дугу. Были резь в глазах, бессонные ночи с прикладыванием сырой картошки и спитого чая для снятия резких болевых ощущений. Потом пришел опыт, «зайцев» он почти не хватал, но глаза болели уже постоянно и чем дальше, тем больше.
С трудом дотерпел до первого отпуска. Конечно поехал в родную деревню. А поскольку ехать надо было через Москву, решил купить там лекарство от болезни глаз.
Добравшись от Казанского до Белорусского вокзала, он взял билет до Молодечно и отправился в ближайшую аптеку. Парень молодой и стеснительный, он сначала осмотрел все витрины, но от болезни глаз ничего не нашел.
Потом подошел к молодой симпатичной аптекарше и спросил лекарстово от болезни глаз для пожилого отца – нельзя же молодому парню во всеуслышанье говорить, что он больной.
Ну аптекарша ему и вынесла целую кипу таблеток по пять рублей за пачку. Сказала, что пить надо три раза в день и обязательно запивать стаканом молока. И продолжать это в течении года. Алик обрадовался, что вылечится и начал лечение, как только сел в поезд. Он регулярно принимал эти таблетка и в отпуске и когда вернулся и вышел на работу, только улучшения не было, а становилось все хуже и хуже. Врача он вызывать не велел и, пока мог держаться на ногах, ходил на работу.
Потом как то утром, одеваясь на работу, он упал и потерял сознание. Тогда отец, не слушая никого, привел опытного врача. Тот осмотрел больного, послушал легкие, сердце, увидел на столе таблетки. Ему сказали, что это Алику продали в Москве для лечения болезни глаз. Врач их просмотрел и разразился громкой руганью. Оказалось, что Алик почти год принимал просроченные таблетки совершенно другого назначения, причем они содержали токсичные и даже ядовитые компоненты.
Вот поэтому печень была почти полностью поражена и надежды на выздоровление Алика практически нет. Эта стерва в аптеке, пользуясь доверчивостью и абсолютной неосведомленностью клиента, сплавила заезжему парню просроченную отраву под видом лекарства и тем самым убила его. То, что она велела запивать таблетки молоком только удлинило срок, поскольку молоко в какой-то степени нейтрализовало яд.
Через несколько месяцев Алик умер. Отец отвез тело сына на родину и похоронил на сельском кладбище, рядом с родственниками.
После этого со Славой мы несколько лет не встречались – он незаметно исчез из нашего класса и из своего барака.
Только через три года судьба опять нас свела в 4 «Б» классе Жигулевской средней школы №3 (тогда средняя школа №12)..
Только это уже другая история.