Глава 33 Чаяния Лукреции

 Мина сладко спит, раскинувшись на своей половине кровати и ее локоны, словно змеи, разметались по подушке. Я осторожно провожу пальцем по ее щеке и лицу и она стонет, побеспокоенная мною. Но не просыпается.
 Я любуюсь ею – каштановыми локонами, раскинутыми по подушке, алыми губами, полураскрытыми в сонном дыхании, нежным изгибом бедер, едва укрытых ночной сорочкой, сладким выступом груди, вздымающейся во сне. Она так прекрасна и сейчас невинна, как дитя, спит подле меня, доверчивая и ласковая.
 Моя женщина.
 Как же мне рассказать ей, что я за чудовище? Эта тайна гложет меня и сжимает мою грудь в тиски. Я не знаю, что мне делать. Нет ни минуты, в течении которой я бы не думал о том, какую ужасную правду я от нее скрываю. Что бы мы не делали – завтракали, гуляли в саду, пили чай или любили друг друга – я все время думаю только о том, что же будет, когда она узнает. И знаю – ничего хорошего не будет.
 А Мина обязательно узнает, нет сомнений. Потому что она и так догадывается. Потому что Мина Мюррей меня любит и чувствует, что я безбожно вру ей. Потому что она – одна из самых умных женщин, что я знаю. И все старания оттянуть этот момент, все мои попытки отвлечь ее, и даже подлое стирание ее воспоминаний – напрасны. Рано или поздно все это закончиться моим поражением. С тех пор, как меня превратили в чудовище, я проигрываю по всем фронтам. Всегда.
 Боль снова стучится в мое сердце, как не борись с ней – она меня изматывает. Боль много веков – мой постоянный спутник. Это ужасно и отвратительно.
 Осторожно, чтобы не потревожить Мину, я встаю с постели и иду в кабинет. Он стал чем-то вроде моей пещеры, в которой я скрываюсь от этой боли. Почти каждую ночь, дождавшись, когда Мина уснет, я прокрадываюсь в свое логово и только там я могу спокойно грустить.
 В последнее время я почти не смотрю на портрет Илоны. Я безумно люблю ее, страстно и неудержимо люблю, но как мою женщину из прошлого. Только так. Я должен покончить с прошлым, наконец, потому что Мина приказывает мне жить. Она – мое страстное желание жить, ненасытное, жадное. То, что толкает меня вперед, даже когда хочется окунуться навечно в прошлое. Я должен думать только о ней, заботиться о ее благе, как она самоотверженно и нежно печется обо мне, моя драгоценная женщина, моя нежная возлюбленная.
 Едва скользнув взглядом по ангельскому лицу Илоны, я оборачиваю его в окно. За окном уже настоящая зима, надо же, а я и не заметил, как она пришла. Последние дни ноября принесли холод, а сейчас, укрывая землю мягким одеялом, падает снег. Снег мне всегда нравился. Почти всю свою жизнь я провел в краях, где светило жаркое и безжалостное солнце и где зима стонала, измучанная жаждой. И для меня всегда праздником были те дни, когда моя родная Валахия покрывалась снежным ковром. Это вселяло  в мою душу надежду и веру на лучшее, да и проклятые османские черти отступали, панически боясь  холодов, благодаря чему мой народ мог хоть ненадолго вздохнуть от постоянной войны с захватчиками.
 Но это было давно, сейчас же у чудовища, в которое меня обратили, все смешалось в один серый комок боли и страха – единственная радость в моей странной жизни – Мина, так сладко спящая нынче в нашей постели.
 Я ее теряю. Теряю, когда лгу и наверняка потеряю, если открою ей правду. И – самое страшное – запасов лекарств, необходимых мне для того, чтобы жить, как человек, осталось катастрофически мало. Когда они закончатся, я снова стану мерзким чудовищем, ничтожной тварью, кровожадным убийцей, у которого не будет другого выхода, кроме как уничтожать все живое, что попадается ему на пути. И я ума не приложу, что с этим делать. Должен быть какой-то выход, но выхода нет. Это пугает и приводит меня в полнейшее бессилие. Потому что больше всего на свете я боюсь снова вернуться к Тьме, в которой обитаю столько веков. Она меня измотала и измучила, надежда на свет – единственное хорошее, что есть в моей грешной жизни. Самое страшное в том, что с Джейн мне не нужно было столько лгать. Во-первых, она и так всегда знала, кто я, хоть и не признавалась в этом, даже себе. Во вторых, мы с ней просто об этом не говорили. Да что там – мы вообще ни о чем почти не говорили. Хм, а ведь правда, за столько времени наших взрывоопасных отношений наши разговоры можно пересчитать на пальцах одной руки. И это крайне странно. И крайне печально.
 Я пожалел ее, отпустив ее живой с поля боя, доверив свою тайну. Но я совершенно не знаю, на самом деле, что она за человек. Если убрать из ее души Тьму, в которой она купается с таким удовольствием – останется ли хоть что-нибудь? Я сомневаюсь. Она меня любит, но любовь может в любой момент превратиться в ненависть – тотальную и всепожирающую. Что тогда? Пока что, прижатая к стене по сути, Джейн никак не пыталась мне навредить. Ведь, сделав ее своей любовницей, я не просто убрал главное оружие Ордена с моего пути, но и сделал из нас союзников. Что она будет делать дальше? Время покажет. Пока мне гораздо важнее подумать, что буду делать дальше я, когда лекарства закончатся. У меня нет сомнений, что Хельсинг уничтожил все до последней пробирки, и даже рецепт. Тогда есть только два пути – лгать Мине, пока это вранье не заставит ее уйти от меня, либо сказать ей правду, дабы она все равно ушла. Как бы я не хотел вновь стать человеком, моя дорогая возлюбленная вынуждена жить с чудовищем. Но она меньше всего заслуживает такой ужасной участи.
 От осознания этого я чувствую себя еще большим ничтожеством. Проклятая ложь, она способна разрушить любые отношения. Ведь я никогда не врал Илоне, именно за это был удостоен ее любви, но вынужден безбожно врать Мине.
 Я напряженно всматриваюсь в беззвездное небо. Ночь туманна и снежна, осень отступает, сдает свои позиции. Совсем скоро Лондон погрузиться в ледяной плен, а сможет ли моя душа из него вырваться? Чем больше проходит времени, тем больше я в этом сомневаюсь.
 Вдруг я отчаянно втягиваю в ноздри воздух. В комнате что-то изменилось. Сюда кто-то проник и это не Мина. Нежный запах моей женщины я узнаю из миллиона других, а этот же жгучий и приторный. Почему-то напоминает крапиву. Встревоженный этим новым запахом в своем доме, я резко оборачиваюсь… и отшатываюсь, качая головой, не в силах поверить в то, что вижу.
 Золотоволосая девушка со вздернутым курносым носом, одетая по моде Средневековья, склонила передо мной голову в почтительном поклоне. Самая прекрасная дама Темных Веков. Самая порочная женщина своего же времени. Дочь Папы и любовница своего брата, о чьей постели так много говорят даже сейчас. Та, что всегда смотрела на меня с портретов европейских живописцев. Она стоит сейчас передо мной, в почтительном поклоне, опустив глаза, и даже боится дышать. Подойдя ближе, я осторожно беру ее за подбородок. Да, так и есть – она вовсе не мираж, не видение и не выдумка воспаленной фантазии. Эта женщина каким-то чудом обрела плоть и кровь, вот только волосы ее теперь посветлели, а глаза совсем зеленые, как два соленых озера. Но она та же, что я и знаю – она здесь.
 - Лукреция Борджиа – шепчу я, все еще рассматривая ее пристально и все еще не веря в то, что это не мой бред.
 - Господарь мой! – в благоговейном экстазе говорит она, все еще не смотря мне в глаза, целует протянутую ей руку и поливает ее горячими слезами.
 - Как ты здесь? Прошло столько времени, как ты воскресла? Она впервые решается поднять на меня свой изумрудный лукавый взгляд, в котором пляшут черти:
 - Господарь, мы все пришли на ваш зов, когда услышали, что вы воскресли. Вы знаете, что у каждого из нас есть свое продолжение в этом мире и в этой эпохе. Когда мы узнали, что вы здесь, мы пришли без тени сомнения.
 О, дьявол, ведь я не предусмотрел такое развитие событий! Внутри меня волной поднимается гнев. Я выпускаю ее руку из своей:
 - Кто еще с тобой, Лукреция?
 - Эльжбетта Батори здесь, господарь. Мы очень долго вас искали, а когда нашли, сомневались, правда ли это вы. К тому же, думаю, скоро нам стоит ожидать визит маршала Жиля Де Ре. Он ведь всегда страстно мечтал познакомиться с таким великим воином, как вы, мой господин. Мы надеемся, он тоже прибудет сюда в скором времени.
 Я кусаю губы. Если бы во мне все еще была кровь, я наверняка бы ею истек. Лукреция смотрит на меня с нескрываемым восторгом, в самой глубине ее взгляда – я это вижу – уже загорается похоть.
 Но  мне откровенно неприятен ее визит. К тому же, Мина вот-вот может проснуться, уж этого я ей точно не поясню.
 Как я мог не предусмотреть такого развития событий? Что теперь с этим делать? Все эти вопросы крутятся вихрем в моей голове, пока моя ночная гостья смотрит на меня, не мигая, с нескрываемым восторгом и благоговением.
 - Чего же вы хотите, Лукреция? – спрашиваю я, заранее зная ответ.
 На ее губах играет лукавая улыбка, когда она облизывает их, сгорая от страстного желания. Надо же – и здесь сплетники не ошиблись, самая прекрасная женщина Средних веков – похотливая сука, какой ни одной из наших дам и не стать. Но тон ее по-прежнему почтителен и заискивающ:
  - Господарь, мы пришли помочь вам отомстить Ордену Дракона за содеянное. Мы – ваши союзники. Для нас вы как отец. К тому же, Орден Дракона и у нас отобрал самое главное, превратил нас всех в то, чем мы теперь являемся. Пора отправить этих мерзких тварей туда, где им место – в Ад. Мы поможем вам в этом, дайте лишь приказ.
 - Эльжбетта думает так же?
 - Да, мой господин – кивает Борджиа. – Она, правда, слишком увлеклась кровавыми ванными, но, вам стоит лишь приказать, она будет у ваших ног. Ведь графиню называют мамой Дракулой – в вашу честь, дорогой господин. Увидеть вас – ее единственное желание.
 Я оставляю ее и подхожу вновь к окну. Снег уже прекратился, но, думаю, не надолго. Я закрываю глаза. У меня появились союзники по борьбе с Орденом. Но радости не прибавилось. Теперь Лондон действительно будет наполнен кровью. Потому что ни у этой девушки, ни у Кровавой графини, ни у маршала, если он все же воскреснет, нет такого прекрасного чуда, как Мина. И нет повода меняться. Как бы страстно я не мечтал мстить Ордену, я не хочу больше, чтобы по моей вине Лондон обагрился лужами крови.
 К тому же, я – единственный, кого такая первоклассная Охотница, как леди Джейн Уизерби не смогла убить. Эти дамы же станут для нее решаемой задачей. Дав им добро на месть Ордену я, как ни крути, ставлю ее под удар. Но ведь, даровав ей тогда жизнь, я в некотором смысле поручился за нее. К тому же, я в долгу у нее за то, что эта своенравная дама, ненавидящая меня и Мину Мюррей, эта влюбленная отвергнутая женщина за столько месяцев мне так и не отомстила, хотя могла сделать это сотни раз. Как я могу так с ней поступить? Когда я ворвался к ней в спальню, злой и разгоряченный за содеянное с Миной, она, даже умирая, смотрела на меня с такой любовью, с какой я когда –то смотрел на Илону, а сейчас на Мину. Я не могу убить любовь. В глубине души, признаюсь себе, я все еще надеюсь на то, что эта любовь станет для Джейн таким же спасением, как и для меня любовь к Мине. Как бы не жаждал я отомстить проклятому Ордену Дракона, я не могу привлечь для этого кровожадных вампиров. И, как бы я не понимал их, скорее всего, на них не подействует приказ убираться из этого города. Они своенравны и делают то, что считают нужным. Потому что однажды воскрешенный, никогда больше не захочет умирать.
 Я оборачиваюсь к Лукреции, застывшей подле меня и все так же бесстыдно рассматривающей меня из-под опущенных ресниц.
 Я уже знаю свой вердикт, но мне однозначно нужно выиграть время и подумать, как лучше уничтожить эту опасность.
 - Я найду вас в скором времени и сообщу свое решение. Первый раунд битвы с Орденом я уже проиграл, теперь же мне необходимо подумать, как выиграть финальную битву. В скором времени мы встретимся, Лукреция. Ждите моего визита, или моих доверенных людей. Где же вы остановились с Эльжбеттой?
 - В Королевском отеле, господарь – едва слышно произносит она.
 Ну конечно, кто бы мог сомневаться. Я киваю.
 - Хорошо, Лукреция. Вскоре мы встретимся. А сейчас – иди.
 Она кивает и, поклонившись, удаляется.
 Едва звук ее шагов стих, я сажусь за стол и беру перо и бумагу. Нужно отправить известие леди Джейн, написать Орсону, чтобы был готов прийти на подмогу, если понадобиться. Пока Лондон вновь не наполнился кровью и не задохнулся зловонием трупов.
 - Джейн, Батори и Борджиа в городе. Подробности при встрече. Жду тебя послезавтра в лесу около усадьбы. Думаю, ты понимаешь, насколько это важно. В этом вопросе я – твой союзник. Грейсон.
 Я, несомненно, мог бы сам сообщить это Охотнице, причем, не дожидаясь утра. Но, боюсь, один из нас в ночной Тьме просто разорвет другого. К тому же, сейчас у меня нет верных людей, которые могли бы доставить ей послание.
 Дождусь утра.
 Многолетний опыт общения с такими же как я, жертвами Ордена и кровавыми монстрами, подсказывает мне, что завтра – первое утро ада.