Из того что вокруг

Я сидел в своей кухне. Мне часто говорили, что я достаточно не опрятен, и это же можно отнести и к моему ведению дома. Нельзя, конечно, было сказать, что это был свинарник (хотя моя бабушка так бы и сказала), но определённая степень хаоса во всём моём окружении присутствовала. Ремонта я не делал более десяти лет, что было заметно, особенно, по обоям, которые были обшарпаны и ободраны, а там, где стояла плита, потемнели от столь долгого впитывания паров готовки. Их рисунок в виде чередующихся орнаментов содержащих геометрические фигуры, на удивление, не успели наскучить мне. Пол был покрашен множество раз, и до моего переезда сюда и после, так что, наверно, расстояние от него до потолка было уменьшено сантиметра на три. Пол сохранил в себе множество мелких вмятин и царапин от частой перестановки мебели и шарканья ножками стула. Если шрамы и украшают хоть что-то, в чём я  сомневаюсь, то это точно не полы и не стены. Лампочку в люстре пора было менять, светила она тускло, но со своей задачей осветить пять с половиной квадратов, она справлялась.  Часто при включении люстры она не загоралась или прекращала гореть просто так, однако всегда продолжала работать, будто бы желала быть полезной изо всех сил. Я же только поддерживал её в этом, потому как, прекрасно понимая, что проблема в проводке, не хотел особо разбираться.
В мойке у меня, как я переехал, не скапливалась гора посуды. Такого не происходит, если вы живёте один, а единственные ваши гости, это друг, который хоть и заходит к вам часто, но никогда не угощается ни чем помимо кружки чая, в праздничные дни с конфетами или печеньем.
На удивление в столь маленькой кухоньке, которую можно даже сравнить с чуть большей кладовкой, умещалось всё необходимое. Тут нужно отдать должное моему дизайнерскому чутью, воспитанному ещё лет двадцать назад преподавателями рисования, я и сейчас продолжаю пописывать картины, но скорее для отвлечения. Так вот, это самое чутьё и позволило мне расположить всё, так что была и плита, и мойка, и стиральная машинка, и холодильник, и стол за которым можно было поесть. В подвешенных на стены шкафа располагалась не многочисленная посуда и там же различные чаи и приправы. Насколько мало у меня было столовых принадлежностей (а зачем иметь их в доме в большом количестве, когда всё равно по гостям ходишь ты), настолько много у меня было разнообразных чаёв. Что-что, а чай я люблю, не до фанатизма конечно, как это делают некоторые, целиком погружаясь в премудрости китайского или японского чаепития, а просто разбираюсь в сортах и считаю чай одним из лучших напитков. В этом я отличаюсь от матери, с которой мы чрезвычайно похожи, преимущественно внешне. Она обожает кофе, и пьёт его с поражающей частотой. Мои же отношения с этой черной горькой субстанцией не задались, и пить её могу только в составе коктейлей.
Окно, выходившее прямиком во двор, часто приходилось мне занимательной заменой телевизору, которого у меня нет. С третьего этажа, конечно, разглядишь не всё, но то, что разглядывается обычно интересно. Помню, как-то вынесли прямо во двор пианино и поставили на детской площадке. Ребятня, обожающая всё новое, а когда это новое ещё и громкое, то и предела восторгу нет, до самой ночи брякала что-то невнятное. Периодически появлялись те, кто мог играть и они даже играли, пока это не наскучило другим и бряканье продолжалось вновь. К моему глубокому сожалению, на утро пианино было разломано и снесено на близрасположенную помойку. Кто мог совершить подобное, я догадывался, не персонифицировано, конечно, но во дворе у нас хватает способных на это не рассудительных и поддающихся зелёному людей.
На кухне я сидел не часто, это был мой островок уединения, где я мог хорошенько поразмыслить, отвлекаясь только на свист чайника или метаморфозы облаков за окном. Ночью же оно часто становилось местом моего созерцания звёздного неба и Луны. Казалось только в эти моменты, особо бессмысленного прозябания в размышлениях и любования тем, что над нами, сидя в этой махонькой комнатушке, с единственным выходом к миру, я был по-настоящему свободен. И не требовалось ничего иного. Были только я и она. Казалось, она есть нечто большее, чем просто инженерное сооружение, нечто мыслящее. А если так, то я был, той самой мыслю, которая к ней периодически приходила. Но конечно, это всё было лишь моей фантазией, когда мне было особенно скучно. Именно из-за этого я не часто сидел на кухне. Нет не из-за того что мог свихнуться (с таким-то воображением), а из-за того, что если бы я сидел здесь часто, подобные самоощущения пропали бы. Они бы быстро приелись, и перестали бы быть чем-то потрясающим и важным для меня.