Потоки Индии II. 2. Мадурай. Южные невесты Шивы

                - взгляд на Индию глазами астромифолога -
               
                2. МАДУРАЙ: "МЕДОВЫЙ ГОРОД"
                ЮЖНЫЕ НЕВЕСТЫ ШИВЫ

                ЕЩЁ РАЗ О ГОСТИНИЦАХ,АВТОБУСАХ И ОБЩИХ ВАГОНАХ

         Направление с юга на Мадурай довольно людное, поэтому билеты лучше заказывать заранее, с бронированным местом (reservation). Итальянец, с которым я общалась, советовал взять резервэйшн на ночной поезд в Мадурай: местные жители обычно поступают так. Но мы поехали на дневном — и ехали шесть часов в общем вагоне, который у индусов заменяет электричку.
         Общий вагон у индусов имеет две жесткие полки, и лучше занимать верхнюю, потому что туда сядет меньше народу. А в проходах или на полу, под нижними полкой, индусы могут лежать и спать, если устали. Они относятся к этому нормально, и тому, кто лежит на верхней полке, спать тоже не помешают, но на нижней всяко попросят подвинуться. Иногда соблюдается традиция — купе для мужчин и купе для женщин, и я была свидетелем перепалки по этому поводу. Одна женщина пригласила нас с Ясей в свое купе, пока народу было немного, но потом пришло человек шесть мужчин, которые захотели сесть на её нижнюю полку, и она стала с ними спорить. Но народу было много, пришел контролер и решил это дело в пользу мужчин, а она тогда переместилась под нижнюю полку и там уснула. При этом на верхних спокойно спали мужчины, которым никто не мешал: уступать место женщине в Индии не принято. Даже если она с ребенком.
         В автобусах, где женщины обычно сидят спереди, а мужчины сзади, женщина может уступить место женщине, и в крайнем случае можно согнать какого-нибудь мужчину, который сидит в передней части: не на своем месте. Меня вначале удивляло, что нас с Ясей контролеры начинали посылать вперёд, когда мы садились на последнее сиденье к окну, обычно самое свободное: мол, там вам будет удобнее. Если автобус полный, это имеет смысл. На полных междугородних автобусах (которые обычно не икарусы), как и в общем вагоне, я рекомендую ездить по Индии только в крайнем случае — хотя русский человек видал и не такое. Но если бы на квадратный метр усадить такое количество русских или итальянцев, сколько индусов ехало в электричке из Каньякумари в Мадурай — они ругались бы всю дорогу, исчерпав запас всех идиоматических выражений. А тут Яся даже умудрилась уснуть.
         Я же смотрела на горы вдалеке, которые переставали сливаться цепью и стали попадаться отдельными холмами. У подножия одной из гор мое внимание привлекло огромное количество высоких белых ветряков: похожих на современные голландские мельницы. Видимо, сила ветра сотен ветряков служит здесь для добычи электричества, так как рядом стоят трансформаторные будки. Ничего больше в этом пустом поле нет.
         На станциях мелькали обычные черненькие поросята, козы, барашки и, конечно же, поджарые коровы и повозки быков с длиннющими рогами. Красиво изогнутые рога коров иногда раскрашены: один красный, другой зеленый, и на них висят колокольчики. Это полезно, если учесть, что эти рога могут оказаться за вашей спиной. Когда я замешкалась на улице Мадурая, думая, в каком направлении искать гостиницу, проходившую мимо корову заинтересовал висевший на мне ярко-фиолетовый рюкзак: она решила проверить, что это такое, и поддела его рогами. Может, она в темноте приняла его за капусту или просто выразила свое отношение к тому, что тут кто-то ходит в такой час, кроме неё. К счастью, рюкзак был прочный.
         Это было в самом центре Мадурая, у главного храма Минакши, куда мы прежде всего добрались от вокзала. Логично было остановиться поблизости. Ещё не было десяти, но вело-рикша, довезя нас до гостиницы, запертой на замок, посмотрел на неё и сказал, что она откроется завтра: с наступлением сумерек гостиницу в Индии найти трудно. "Нам не нужно завтра,— убеждали мы.— Нам нужно сегодня." Рикша, зарабатывая свой хлеб, предложил отвезти нас к другой гостинице. "А она открыта?" — "Завтра утром,"— сказал он.
         Дело осложнялось тем, что под вывеской "отель"— "hotel"— в Мадурае, как и в Каньякумари, обычно помещаются рестораны, вовсе не обязательно с жилыми комнатами. "А, так вам нужны комнаты?"— пришел на помощь проходивший мимо человек. Но просто комнаты, которые у индусов называются "lodge", это не гостиница, а хуже: они окрестнны на среднего индуса, а не на то, чтобы там все блестело. Индусы говорили, что у вокзала есть открытые гостиницы, но с некоторым сомнением. Делать нечего: пришлось остановиться в "lodge", с названием "Salai" — в честь храма близ Мадурая, тоже места паломничества индусов. Правда, наутро мне обещали номер в соседнем многоэтажном отеле с более простым именем "Shrii Devi": "Святая Богиня", за приемлемую цену (180 рупий). Моя спутница просто расцвела на прохладном шестом этаже "Шри Деви", где всё сияло белизной,— по контрасту с душной ночью в "Салай лодж", от которой не спасал ни душ, ни вентилятор.
         Из коридора гостиницы был вид сверху на мадурайский храмовый комплекс. А в самом храме при входе был его макет — это не лишнее, так как храм Минакши в Мадурае известен как самый большой и древний храмовый комплекс Индии, который называют восьмым чудом света. В нем десяток пирамидальных башен (по-индийски, гопурам), и на каждой — от шести до двенадцати рядов цветных скульптур, изображающих многоруких богов с их оружием и ездовыми животными, танцующих небожителей или сцены из жизни героев. В нем несколько главных священных храмов, тысячеколлоный зал и даже музей храмового искусства, объясняющий для иностранцев и самих индусов значение медитации и историю религии.


                ХРАМ МИНАКШИ — ВОСЬМОЕ ЧУДО СВЕТА

         Мадурай — центральный город на пересечении путей, его население полтора миллиона жителей, а главный храм по статистике посещают 25 тысяч человек в день. Это центр шёлковой промышленности, в нем нет провинциальности и есть образовательно-культурный уровень, хоть он и не является мегаполисом. "Мадурай" переводится как "медовый", что у нас ассоциируется прежде всего с благоухающими цветами — и это, конечно, верное представление о юге Индии. Но для индусов "Мадурай" значит "сладостный город": приятный в высоком смысле этого слова, и он действительно такой. Согласно легенде, причина этого в нектаре, который осенил это место, упав на землю с волос Шивы. Были ли то остатки амриты, которые запутались в космах аскета, когда он пил яд калакуту, а может, благословение небесной реки Ганги, которую он подхватил на плечи? — земные существа, наверно, разобрать не успели, потому что при местной жаре сразу все высохло. Но особое расположение трехокого бога к этому месту не вызывает сомнения. Мадурайцы любовь Шивы к их городу объясняют тем, что он тут родился.
         Обычно Шива, как аскет, изображается на фоне заснеженных Гималаев. Но смуглый цвет его кожи — иссине-коричневый, который эстетика сделала синим — может свидетельствовать о том, что Шива и вправду из этих мест. Поскольку знание духовных практик (йоги и медитации) к арийцам пришло от местного населения (дравидов), Шиву естественно считать не-арийцем. Может, он был тамильцем. То, что в честь его мадурайской невесты Минакши построен самый знаменитый индийский храм, это косвенно подтверждает. Сама же она, с попугаем в руке, доносит психологические глубины древнего тотемизма, который здесь господствовал задолго до прихода ариев. Хотя если северным чужакам понадобилось бы наглядно обозначить звонко-выразительную красоту речи местного населения — лучшего символа, чем попугай, они бы не нашли.
         Ритуальный цвет лица Минакши и её платья — зеленый, цвет перьев попугая и зелени пальм. Такой же цвет платья Каньякумари, хотя на свою свадьбу богини одевают ритуальное красное сари. И глядя на шивиных невест, я поняла, почему всю индийскую одежду купила себе зелёную: этот цвет сразу же ассоциировался с этими местами, ещё и по каким-то внутренним вибрациям жизни. Зелёный цвет зажигал во мне лампочку восприятия индийского разноцветья, как изумрудный фон очерчивал цветное сверкание скульптур на пирамидах мадурайского храма. Изумрудные потолки и статуи встречали при входе в алтарь Минакши, сменяясь золотом внутреннего убранства и разноцветьем мандал на потолке. И можно сказать, у меня на юге было совсем зелёное настроение — если сравнить с прошлой поездкой, когда я купила себе оранжевое сари. Именно оранжевый надо было бы выбрать для полного отшельников Варанаси, для засушливой буддийской Гайи-Бодгайи и оживленной Кумамелы. Неслучайно зеленый и оранжевый — цвета индийского флага. Ещё белый — но он более относится к мусульманской части Индии.

         Храм Минакши привык к туристам, и проблем со входом нет — лишь как и везде надо снять обувь и дать за это монетку. Внутри висит объявление с перечеркнутым фотоаппаратом и подпись, что делать снимки можно в определенное время и за это надо платить. По крайней мере всё ясно. Снаружи фотографировать можно. Да у алтарей со святынями стоят служители в полицейской форме, чтобы не допускать туда иностранцев.— Так что одеть сари было отнюдь не лишнее, особенно если учесть, что в его складках легко прячется висящий на плече фотоаппарат. Я свободно проходила во все места — правда, фотографировать внутри всё равно было темно, и снять великолепие внутреннего убранства у меня не получилась. Когда я всё же попыталась снять отливающие всеми цветами радуги скульптурные сцены "Рамаяны" и "Махабхараты" на фоне золотых колонн, под разноцветными лепестками мандал на потолке недалеко от входа в одно из святилищ, полицейские, там стоявшие, решили мне сказать свое "Hindu only", но очень ненавязчиво. И я тоже ответила: "Ах, да? Хорошо, я понимаю",— и слилась с сотнями индусов, вереницей проходивших мимо.
         Внутрь этого храма полезнее было бы взять блокнот — а так приходится восстанавливать все по памяти. Но люди, чувствующие Индию, обычно путешествуют по ней не в том настрое, чтобы делать путевые заметки. Об этой стране не нужно ничего помнить — в ней прямо сразу надо жить. В таком настроении я зашла с утра пораньше в первое во внутренней части храма жилище богини Минакши, где за вышитым зеленым покрывалом с её образом находится золотая статуя с огромными серьгами, доходящими до плеч, и многоэтажно-высокой круглой короной на голове.
Легенда рассказывает о Минакши, что она была царевной: прекрасной, с огромными глазами: как у рыб,— откуда её имя "рыбьеглазая". Но она имела и столь же выразительную третью грудь — так сказка описывает силу ее сердечной чакры: о чем напоминает круглое украшение на фигуре статуи, с драгоценным камнем в точке анахаты. Это и указало на её избранничество троеоким богом. Контакт с Шивой произвел столь целительное действо, что внешний дефект её фигуры исчез. И она вышла замуж за своего вечного супруга — у которого в древние времена жен было, наверно, не меньше, чем у Зевса. Ведь арии-индусы религиозно оправдывали присоединение новых территорий не с меньшей фантазией, чем греки.
         Хотя, конечно, по количеству невест никто не смог превзойти Христа. Быть может, кому-то покажется, что это уже другая история. Но если смотреть из глубины веков, то та же самая. И почему бы богине-матери, кормящей весь мир, не иметь третью грудь в сердечном центре, если Богородица с иконы Троеручницы помогает людям третьей рукой?
         Индусы отчасти правы, что не показывают иностранцам свои алтари: статуя Минакши уникальна, но украшениями или надеваемым на неё сари приближена к человеческому быту, а потому эстетически, быть может, не столь впечатляюща, как скульптуры у входа и по периметру святилищ, искусно выгравированные из камня. Не хочется говорить: каменные статуи, потому что это словосочетание никак не отражает их изящества и поворотов их тел, будь то боги или животные, львы или кони, прелестные апсары (индийские нимфы) или могучие герои. Не помню, кто из мифических персонажей охраняет вход в жилище Минакши, но какая-то логика в этом есть: слишком простая, чтобы я её запомнила. Полицейские следят за порядком поодаль, не смешиваясь со статуями. Священник, как и везде, периодически выносит из алтаря поднос с огнем: очищая руку над которым, верующие берут у него порошок красной краски и касаются ею лба.
         Во втором по значимости алтаре со святыней (по-английски, шрайн) обращаются к самому Шиве — или его ипостаси. Краска его белая. Белый с красным образуют символ Шивы и его невесты: три белые полосы и красная точка в центре третьего глаза.
         Это алтарное помещение, как и комната Минакши, находится в храме большего размера. По периметру вдоль стен там стоят ряды маленьких одинаковых каменных статуй святых в белых одеяниях: в этих памятниках нет никакой архитектуры, это напоминание о людях. Из этой традиции статуй индуистских святых потом произошли тысячи будд буддизма. А на внешних стенах внутренней комнаты, украшенной золотыми колоннами, напротив, царит полное разноцветье и архитектурное разнообразие: уже упомянутые мной раскрашенные скульптурные группы богов и героев — иллюстрации индийских мифов, которые можно рассматривать часами. На полу и потолке яркие круги мандал с неповторяющимся орнаментом разноцветных лепестков.
         Кроме статуй святых, вокруг внутреннего помещения святилищ стоят алтари с темными фигурами почитаемых богов. Посетив центральный алтарь, индусы обходят их по периметру слева направо. Наиболее заметен алтарь Матери-Дурги, рядом с которым течет святая вода, и всем известного многорукого царственного Шивы-Натараджи, танцующего на теле поверженного асура. Из маленьких алтарей мне попалась на глаза компания статуй: Сома-Луна, Мангал-Марс и Рохини в зеленой накидке — созвездие Тельца и супруга Сомы, которую он предпочитает среди своих прочих 28 жен-накшастр: лунных стоянок индийской астрологии. (Это имеет смысл экзальтации Луны в Тельце, отчего я и запомнила это триединство, которое встречала и в других храмах: при чем тут Марс-Мангал, не знаю).
         Обогнув по периметру святилище Минакши и выйдя из него, попадаешь к большому алтарю Ганеши, у которого стоит его живое воплощение. Настоящий живой слон берёт монетку и благословляет верующих своим хоботом! И это не цирк, а типичное храмовое священнодействие: отношение к нему возникает как к священнику. В храме несколько таких слонов. Другой слон днем стоял на храмовом дворе: между оградой с башнями и внутренним комплексом, и я запечатлела, как Сияна дала ему монетку в этом, не столь сакральном месте, инстинктивно отстранившись от его священного хобота. Третьего мы встретили вечером, когда он шел отдыхать. Усталый Ганеша из последних сил попытался погладить Ясю по головке, и она даже не отскочила в сторону.

         А выход из второго священного храма ведёт в обширное помещение, в центре которого стоит высокий металлический столб (кажется, золотой) и большие, но изящные многорукие железные статуи в динамике танца, огороженные решёткой. Сюда иностранцам можно, хотя это, быть может, самое оживленное место храма, где верующие активно исполняют свои обряды. Перед столбом — где стоит, если я правильно помню, статуя творца Брахмы — они простираются ниц. А в скульптуры танцующих Кали-Дурги и Шивы: который поднял ногу к уху в знак того, что он внимательно слушает молитвы,— как подношение, кидают круглые кусочки масла, которые тут же куплены за две рупии. Десятки индусов ходят кругами вокруг квадратного постамента девяти планет в боковой части, зажигая масляные фитили в глиняных чашечках и размещая их на железной держалке. Там есть ещё обычные небольшие алтари с раскрашенными скульптурами других богов. В общем, чтобы правоверному христианину прийти в ужас, достаточно одного этого зала. И ради экзотики туристу его хватит.
         Но, конечно, туристу стоит осмотреть и тысячеколонный зал, где расположен музей храмового искусства. Там представлены все типы скульптур от бога к богу. И много картинных изображений, иллюстрирующих священную историю, начиная от древних образов и кончая современными фресками. Скульптуры потрясают мастерством, а картины искусством почти не воспринимаются: в отличие от христианских икон, это прежде всего рассказ, а не стилизация.
         Когда насмотришься на богов в их естественном виде, ряды статуй впечатляют не столь сильно. Но при всей моей нелюбви к музеям, музей храма Минакши несомненно служит знанию, донося его в привычном последовательно-рациональном виде. Экспозиция начинается с объяснения того, что такое медитация, чакры, и содержит экскурс в астрономию и метафизику. Потом она переходит к истории религии, давая в общих чертах понять, при чем тут боги, и сотни скульптур уже не воспринимаются кладбищем. Те простые объяснения, что там даны, полезны и самим индусам, и иностранцам, чтобы не пасть под градом впечатлений, а проникнуться любовью к истории, которая создала столь впечатляющий храм.

         Мою спутницу поразила красочность храма внутри: вот, за этим мы и ехали в Индию! Яся пообщалась с живым Ганешей, и мы сфотографировались у статуи Шиванандина во дворе храма, а также напротив четырехугольного пруда с колонной посередине, в компании с индусами, которые захотели с нами сняться. Во дворе храма сидел старик-астролог, рядом с которым лежала иконка с мандалой. Он составлял гороскопы за 100 рупий (недорого=70 руб., если сравнить с нашими ценами) и тут же сказал индийское название моего лунного дня, перечислив все их по памяти. Но интерпретацию без денег давать не стал.
         Пожилой билетёр при входе в музей (2 рупии вход) сделал комплимент нашим сари, спросив, из какой мы страны, и с удовольствием узнал, что из России. Сияна с восторгом бегала вдоль рядов скульптур: "Вот ещё такой Шива! А тут ещё такой!" Она сочла своим долгом хотя бы вкратце обойти их все, как это делала в храмах. Часа два-три погуляв по храму, мы просто падали от усталости и вернулись в гостиницу отдыхать, благо она была в двух шагах, а вечером пошли осматривать другие храмы. Но желание ещё раз побывать в храме Минакши осталось, и мы посетили его на следующий день вечером, когда там была заключительная церемония.
         В девять вечера, когда вся Индия ложится спать, со статуей Шивы совершается крестный ход к алтарной комнате "рыбьеглазой" (по-нашему, "волоокой") Минакши. В буклетах достопримечательностей Мадурая обычно рекламируют эту, самую последнюю вечернюю церемонию, как наиболее понятную для иностранцев: каждую ночь Шива отправляется к своей супруге. её рекомендовали нам посмотреть сами служители храма.
         Толпа иностранцев, с фотоаппаратами, осталась ждать за специально натянутой веревочкой у входа во второй храм. Я же, воодушевившись, вместе с индусами прошла к алтарному помещению, откуда два служителя вынесли небольшой паланкин и долго обмахивали его веерами с павлиньими перьями, а потом понесли вокруг центрального алтаря. Индусы последовали за ними. В этой праздничной процессии шел полицейский из тех, что охраняют алтари от иностранцев,— заметив идущую рядом с ним иностранку в сари, он улыбнулся мне. Процессия проследовала через храм к пределу шивиной невесты. Паланкин остановился перед входом в этот предел: в точке мандалы, нарисованной мелом на полу, которую перед тем аккуратно изобразил какой-то пандит. Тут священники стали благословлять всех окружающих индусов, которых в этом свободном для прохода месте полукольцом обступила организованная группа голландцев. Судя по тому, что у меня возникло настроение перекинуться парой слов с кем-то из них, им тоже передалось праздничное ощущение индийского храма.
         В храме Минакши все это время продолжалась обычная церемония с огнем. Образ Шивы оставался скрытым в паланкине: вряд ли его материально доносили до статуи Минакши. Их союз знаменовал символ мандалы. Мы не стали ждать закрытия храма и вернулись в гостиницу, купив по дороге куски булочек, пирожные и другие сладости, во множестве продававшиеся на какой-то телеге.


                ХРАМ-МАНТРА

         Два других известных храма Мадурая — Вишну-Нараяны и Пастушка-Кришны. Оба столь же демократичны и праздничны, как главный храм. Много небольших алтарей храма пастыря Кришны (Krishna Gopal Temple) стоят под открытым небом — начиная с украшенной скульптуры Ганеши и заканчивая постаментом богов-планет. А главный, длинный предел состоит из нескольких залов с фресками под потолком. Картины, во всей последовательности описывающие жизнь Кришны, своими яркими красками привлекли неподдельное внимание Сияны, которая стала рассматривать их все подряд, внимательно слушая мои комментарии. В пять часов народу там было ещё немного, и священник ожидал, пока соберется побольше, чтобы начать какую-нибудь церемонию. У алтаря богов-планет какой-то мужчина уже заказал пуджу.
         В храме Вишну, куда мы пошли потом, ближе к сумеркам, народу уже было, как у нас в церкви на праздник. Правда, если в православную церковь набивается несколько сотен человек, то уже не пройти — а по индийским храмовым комплексам спокойно разгуливают тысячи. Мое весёлое ощущение от этого храма усилило поведение моей дочки, которая, посмотрев, как индусы зажигают у алтарей таблеточки огня, и попав в праздничную струю, потребовала и себе пакетик, и бегала от статуи к статуе, покуда они не кончились. В храме Вишну индусы зажигали такого рода свечи и под яркими фресками, во множестве нарисованными на стенах. Сияна зажигала таблеточки осмысленно: она спрашивала у меня, кто тут изображен, если не знала сама, и замирала перед образом — только что не произносила мантр. К счастью для меня, фресок было много, и таблетки кончились быстро: уже в левом крыле храма Вишну — который сам являет из себя архитектурную мантру.
         На первом этаже этого храма центральный алтарь содержит скульптуру сидящего Вишну: ей соответствует медитативный слог "Ом". На втором расположена статуя стоящего Вишну, и её отражает активное слово "Намо" — "приветствую, поклоняюсь". А оттуда лестница ведет на крышу перед башенкой третьего этажа, где находится спящий Вишну: и его имя — "Нараяна", высшая ипостась Творца, плавающего в океане безвременья и бесконечности. Мантра "Ом намо Нараяна" — которую можно перевести так: "я чту энергию Творца в виде вечного и безбрежного Абсолюта" — наверное, самая известная мантра Индии. Хотя в Индии бесконечное количество мантр, на порядок большее, чем число христианских молитв святым.
На вход к алтарям продаются билетики по 2 рупии; при этом в первых двух священники служат пуджу, как только скапливается несколько верующих. И в конце благословляют их короной: в отличие от аскета Шивы, Вишну — царь мира, как и его предшественник в древней мифологии, громовержец Индра. На третьем этаже у алтаря священника нет, а на балконе перед башенкой люди усаживаются медитировать. Когда я прошла в эту небольшую башенку вместе с Сияной, туда подошли молодые женщины с детьми её возраста. Они объяснили что-то детям про Бога — совсем как наши интеллигентные христианки! — и прочли мантры. Дети обежали вокруг алтарной комнаты по узенькому коридорчику и потом пошли гулять по крыше храма, ниже балкона для медитации, откуда был хороший вид на город и звездное небо с Луной.
         Мы с моей спутницей сели на этот уютный балкон, решив использовать его по назначению, пока Яся оставалась с детьми, но она вскоре куда-то пропала. Я уже было испугалась, потеряв её в таком количестве народа: спустилась внутрь главного помещения и стала с балкона второго этажа отчаянно смотреть вниз на всех входящих и выходящих. Однако она оказалась у центрального алтаря и вновь глядела на стоящего Вишну. В боковом пределе храма Вишну, как и в храме Минакши, мы видели благословлявшего народ живого слона. А периметру вдоль квадратных стен храмового комплекса, под открытым небом находились ещё алтари, к которым текла нарядная толпа индусов.
         Покинув это радостное место, мы хотели для полного счастья купить на ужин помидоров, но рынка не нашли; лишь взяли кукурузы на телеге прямо у храма и на обратной дороге выпили кофе с мягкими булочками, тут же обжаренными на масле. А нашли ещё храм: небольшой, но чистый и приятный, и мое семейство без колебаний устремилось к нему. Все статуи главных богов в его трех внутренних комнатах были: металлические и украшенные одеждой, а во дворе стояло дерево с алтарем каменного Ханумана и другими статуями. Там был и второй этаж, который священнослужитель собирался открыть по просьбе пришедших индусов.
         "Знаешь, почему в Индии все люди верующие, а у нас нет?"— спросил мой ребенок, посетив храмы Мадурая. "Почему?"— удивилась я столь глобальному выводу. "Потому что у них столько богов — а у нас только один Христос!"
         Я ответила, что и у нас много святых, и некоторые слились с древними богами: Илья-Пророк — это Перун, или Параскева Пятница — это Макошь. Но у нас нет такого ежедневного праздника. И если уста младенца говорят, что в недостатке веры виновата эмоциональная узость христианства,— что тут сказать? Мне ведь тоже в детстве, когда я решила прочесть случайно обнаруженное в деревне Евангелие, не хватило в нем красочности. Вероятно, нашу религию не изменить: и уже никогда не раскрасить теми красками, в которые её красило ещё средневековье. Но если её будущее — утеряв многоликость жизни, стать такой же бедной и безликой, как современные многоэтажные кварталы, в которых она возродилась,— она исчезнет, как и они, при очередном масштабном строительстве или капитальном ремонте. Ведь не век же людям воспринимать мир через окна прямоугольных коробок?
         И можно ли одной рождественской сказкой исчерпать мудрость мифов? А другие наши сказки остаются больше интеллектуальным воспитанием, за бортом святого. Хотя, конечно, наши сказки: детские сказки советских времен — куда духовнее современных западных. В них есть вера в прекрасное будущее, в доброту смирения и долг соучастия, а не только в силу и ловкость. Популярным ныне западным программам механического развития ребенка к логике и комбинаторике не мешало бы это добавить. И взрослым стоило бы добавить к знанию, что Бог один (един), понимание, что он многолик. Это очевидно для мифолога, изучавшего, как издревле смешивались и взаимопроникали разные формы божеств.— Это иллюстрируют и окрестности Мадурая.


                ГОРНЫЕ ОКРЕСТНОСТИ МАДУРАЯ

         Как я уже говорила, юг Индии противостоит штормам океана горным хребтом: горы сохраняют вдающийся в море резкий треугольник её оконечности. Мадурай стоит в центре этого треугольника, и хотя этот большой город расположен на равнине пересекающихся путей, неподалеку все равно есть горы.
         Гостиницы рядом с храмом предлагают экскурсионные услуги: в самом Мадурае есть храм у воды, и ещё несколько храмов в окрестностях, которые можно посетить за несколько часов. Это оправдано, если учесть, что на городском автобусе туда же добираться медленнее и тяжелее. Мы решили съездить сами в какое-нибудь одно место — но на это ушло столько же сил и времени, как осмотреть все в цивилизованном порядке. Индийские экскурсии хороши тем, что это прежде всего доезд, а не навязчивость экскурсовода. Из Мадурая предлагаются экскурсионные автобусные визиты и в другие места: даже Каньякумари и Рамешварам, и ими можно воспользоваться тем, кому тяжело самому искать достопримечательности в индийских городах. Из тех городов, что расположены близ Мадурая не на море, наиболее интересен Танджавур, где стоит храм Брихандишвара, с башней высотой примерно 140 м — самой высокой храмовой пирамидой Индии.
         Мы посетили храмовый комплекс Салай в горных окрестностях Мадурая. В этих местах стоят храмы молниям-Марутам, сопровождающим громовержца-Индру, и богу-воину Муругану — индийскому Марсу. Над нижним храмовым комплексом: подобном другим большим южным храмам, с башнями-гопурамами, разукрашенными цветными рядами скульптур, видны зеленые горы. Приятная дорожка среди деревьев неторопливо ведет вверх, к богам грома и молнии. Как и везде в окрестностях, там множество обезьян. Одна нахальная обезьяна тут же выхватила у моей спутницы из рук апельсин — хорошо, не сумку! Яся сама угостила другую помидором. Обезьяны съели и огрызки от кукурузы, не смущаясь её осторожным присутствием в двух шагах: небось, не отнимешь у таких ловкачей! Целыми когортами они подкарауривали прохожих на всей длине дороги, с любопытством высматривая, не будет ли чем поживиться. А может, обезьянам просто столь же интересно смотреть на людей, как нам — на них.
         Индру, Марутов и Муругана объединяет мифологический архетип весеннего возрождения природы: гроза, разбивающая оцепенение зимы или засухи, подобна битве. Ею правит самый смелый и сильный бог, непобедимый воитель, победа которого есть благо для всех. Тут резонно спросить: какая зима? На юге Индии вечное цветение весны, даже в январе. Зеленые горы вряд ли опустошает засуха. Но Индра и Маруты — боги Ригведы, а она была создана ещё до того, как арии с севера вступили на территорию Индии (родина этих богов — нынешний Иран и Афганистан ).
Муруган же — местный бог охоты, войны и победы: с алым копьем и павлином, возвещающим боевой клич рассвета, как наш петух. Слившись с юным арийским воителем Скандой-Картикой: победителем неистового асура Тараки, рожденным от огня-Агни, Муруган стал связан с почитанием огня. А также Солнца и растений, которым оно дает жизнь: возрождению которой в мифологии сопутствует небесная битва, дарующая земле влагу дождя. Потому охотник-Муруган ассоциируется и с небесными огненными стрелами — молниями-Марутами. Символом Муругана в литературе называются также гирлянды цветов — которыми, впрочем, на практике украшают всех индийских богов.
         Арийские боги грома и молнии неслучайно поселились на вершинах тамильских гор Муругана. Храм Марут обрамляет источник на горе — молниям сопутствует вода: ведь они вызывают дождь. К этому источнику подымаются группы людей в алой одежде. Туда едут целые автобусы паломников, одетых в красное. Эпитет "красный" дало Муругану его алое от крови копье. Но интересно, что и Маруты переняли огненно-красный цвет Муругана, который стал их ритуальным цветом. В другом месте я на станции видела целый поезд людей: все были в красной одежде.
         Поднявшись по крутой лестнице и ополоснувшись в источнике внутри храма: не имеющем никакого архитектурного вида — народ отдыхает на его плоской крыше. Тропинка ведет дальше, но вида там тоже нет: всё покрыто деревьями. Вряд ли в эти заросли когда-либо могла упасть молния, хотя это, наверно, было хорошее место для охоты. Зато храм Муругана у дороги имеет скульптурно украшенную башенку ворот и красочные фрески. Древний бог весны, Муруган часто изображается ребёнком и юношей, как Кришна. Вместе с Ясей рассматривая мифологические сюжеты жизни Муругана в пристройке позади храма, я даже успела понять, по какой логике у бога войны оказалось две жены (если не считать его возможной ассоциации со стрелком Арджуной, сыном громовержца Индры).


                ПЯТЬ ТЕЧЕНИЙ ИНДУИЗМА

         Меня порадовала встреча с древними богами Вед — хотя Маруты у своего горного источника не изображаются никак, а Муруган/Картика/Сканда уже воспринимается индусами как эпический герой. Потому что обычно в Индии встречаешь уже более поздних богов Пуран: богов нашей эры. Чтобы на практике разбираться в индийском многобожии, достаточно знать наиболее популярные сегодня индуистские культы — которым менее, чем полторы тысячи лет. (Они ровесники христианских соборов, сформулировавших догматы христианства и разделивших Римскую и Византийскую церкви.) Можно перечислить пять направлений более позднего, средневекового развития индуизма, обобщая их, как это сделал индийский философ Анандамурти : это культы Шивы, Парвати-Дурги, Вишну, Ганеши и Сурьи.
Почитание Шивы родилось из образа исторического деятеля тех времен, когда пришельцы-арии подчинили себе местное население Индии. Они передали разобщенным ранее племенам свой язык как язык межнационального общения, но сами переняли все его социальное и религиозное наследие. Не-ариец Шива, женатый на арийке и владевший знанием древней йоги (тантры), вызвал к себе пиетет как коренного населения, так и ариев: поскольку имел также и военную силу (если вспомнить легенду Ригведы, как он разметал богов на жертвоприношении его тестя Дакши, куда его не позвали). Арии сопоставили его с грозным богом грома, "ревущим" Рудрой: с милосердной его ипостасью. “Шива” значит "милостивый", и вероятно, он в самом деле обладал великодушием, склонившим к нему сердца всего общества, разделенного на части. Его фигура стала символом культурно-религиозного единства Индии: дравидийского мастерства йоги в сочетании с арийской смелостью и устремленностью.
         Политические моменты забылись, и образ Шивы стал обозначать совершенство владения йогой, а в период Пуран ассоциировался с принципом духовной трансформации. Почитание Шивы определяет цель существования как окончательное просветление (самадхи): слияние сознания с высшей сущностью. Даже мифологическое единство Шивы с Рудрой, богом гроз, пробуждения природы и весенней сексуальности в ипостаси бога зверей — Пашупати, сегодня может трактоваться в том смысле, что на первой стадии духовной практики все мы ещё — животные.
         Культ Кали-Дурги обозначает обращение к энергии в действии. С появлением и распространением буддизма в Индии (5 век до н.э.- 2-3 век н.э.) на основе древней тантры возникает буддийская. Принцип её тот же самый: подъем энергии кундалини по чакрам (откуда известная буддийская мантра: "Ом манипадме хум", где humm — акустический звук кундалини, скрытой в нижней чакре: манипадме, соответствующей индийской муладхаре. Разными словами обозначаются те же конечные состояния познания-освобождения (сальвикальпа и нирвикальпа самадхи соответствуют парабхасвара и важдра шуньяте — сияющей пустоте и абсолютной пустоте).
         Когда затем происходит возврат к индуистским основам, индийская мать-Кали смешивается с буддийским тантрическим божеством Каликой. В период Пуран она как воплощение энергии кундалини Шакти (по-английски, а по-индийски Шахти) начинает мыслиться внутренней основой духовных практик. Познающий принцип Шивы дополняет оперативный принцип Шакти, вместе они образуют гармонию восприятия и действия.
         Интересна интерпретация у Анандамурти традиционного храмового образа Кали с открытым ртом, высунутым красным языком и 50-ю человеческими головами вокруг. Они обозначают звуки санскрита: так называемые акустические корни, соотносимые с определенными чакрами. Открытый рот Кали рисует звук "а" — открытый звук начала творения, другие головы наглядно изображают другие звуки. Идея образа — с помощью звука можно управлять энергией. Этот древний образ появился до повсеместного распространения письменности санскрита: и как иначе, не пользуясь алфавитом, можно обозначить звук, если не головой с открытым ртом?
         То, что англичане оказались способны увидеть в этом образе лишь рудимент человеческих жертвоприношений, это показатель их собственного культурного уровня. В Индии человеческие жертвы отвергаются уже в священном писании "Махабхараты", хоть западные фильмы до сих пор пугают зрителя многоголовыми и многорукими индийскими богами. Многоглавость и многорукость в мифологии — традиционный образ многочисленности людей, и символ войска у военных богов: Картики/Муругана или воительницы-Дурги, которой боги даровали все свое оружие. её десять (реже восемь) рук подчеркивают образ всеохвата. Кали — образ скрытой, внутренней энергии (звука мантры). Дурга — открытой, светлой, явленной (энергии в действии).
         В алтарных изображениях мы находим либо черную Кали с головами и открытым ртом, либо многорукую Дургу с оружием в виде прекрасной женщины на льве или тигре — никогда вместе. Стоящая рядом с Шивой изящная и скромная Парвати не имеет ни тех, ни других атрибутов, а изображается нормальной женщиной. Ее имя ("горная") намекает на легенду, что жена Шивы, как исторического лица, была родом с гор: ведь она была арийка, а арии спустились в Индию через Гималаи. Правда, сын Шивы и Парвати, Ганеша — всегда слонёнок.
         Почему в поздние времена сохранился такой сказочно-мифологический образ? Как считает Анандамурти, поклонение Ганеше как богу мудрости распространилось во времена Пуран в связи с почитанием духовного лидера, учителя (голова слона на плечах человека возвышает его перед другими). Это идея воплощения Бога в человеке. Не только указывая на духовное содержание религиозных направлений, но и развенчивая культы как таковые, индийский философ испытывает наименьшую симпатию к поклонению Ганеше по причине, что идеей пути к Богу через конкретного человека могут злоупотребить все, кому не лень. Хотя сегодня вряд ли именно образ духовного лидера проступает в культе бога-слоненка, делая его самым популярным богом индусов: я думаю, доминирует более древний архетипический смысл помощника в хозяйстве.
         Суть поклонения Вишну, пронизывающего всякую вещь во Вселенной,— видеть пребывание Бога во всем, находя его не только во внутреннем, но и во внешнем бытии. В свете индийской йоги это не столь отражает созерцательный принцип пантеизма "Бог, то есть Природа", сколько близко активно-христианскому "Бог есть любовь", отождествляющего человека с миром и другими людьми.
         Вишну, подобно своей супруге, богине любви, счастья и процветания Лакшми,— хранитель Вселенной, как и слон Ганеша. Закрученная раковина Вишну, присущая и Ганеше — намекает на музыку древних ритуалов (и как я  говорила, ассоциируется с морем — колыбелью жизни, и спиралью начала творения). Эти боги изображаются на фоне мандалы, символизирующей вечность и устроенность мироздания, в то время как Шива и Парвати — на фоне диких гор и необжитых снегов. Вишну — в прекрасной одежде с золотыми украшениями, царской короной на голове и гирляндой цветов на шее. Шива — в шкуре и со спутанными волосами, все его украшения — лишь четки да змея. Поскольку Шива и Парвати остаются за пределами привычного мира, их сын Ганеша, более близкий людям, закрепляет ускользающую от ума динамику вечного преобразования, которую они символизируют, в достижениях человеческой мудрости.
         Культа Брахмы в храмах Индии мы практически не наблюдаем. Брахма возникает из пупа спящего Вишну как душа, дух или мысль Творца: поскольку созидатель-Вишну содержит в себе план и замысел Вселенной, насколько же неуничтожимой, как и он сам. Отдельно изображение Брахмы в храмах встречается редко, по сравнению с Шивой и Вишну это мало персонифицированный образ: как абстракция мысли — по сравнению с силой энергии и плотью жизни. Чаще встречается их триединство — Тримурти. Дело в том, что само имя Брахмы некогда было доступно лишь посвященным,— отчего он и остался непопулярен. Хотя в йоге он имеет смысл Высшего Разума, сознания-контролера в том смысле, что все есть Сознание. Культ Вишну подразумевает исполнение законов Брахмы; почитание Шивы видит в слиянии с Брахмой высшую цель.
         Но если Брахма так и остался целиком внутренним богом — богом посвященных, то достижения древнего солнечного культа охватили всю бытовую жизнь. Культ Сурьи некогда пришел в Индию из нашей Средней Азии вместе с арийскими мудрецами и их знаниями астрологии, астрономии и аюрведы. Солнце образовало планетную систему, как Творец — Вселенную; по этой аналогии в образе Солнца-Сурьи мы можем почтить бога-Отца, прародителя нашего мира. Но совершенно незачем изображать в храмах то, что мы видим каждый день, и быту Индии поклонение Солнцу просто вылилось в повсеместное распространение астрологии и медицины трав, которая ныне стала популярной во всем мире.
         Эти пять направлений индуистской религии переплетаются между собой всеми способами, и все эти боги присутствуют в любом храмовом комплексе. Но если брать какое-нибудь специфическое течение индуизма (из тех, что сегодня дошли до нас, или из других, что еще появятся), интересно посмотреть, на какой божественной фигуре делается характерный акцент.

...