Мираж

Дедушка, а когда мы опять пойдём в тундру или в лес ягоды или грибы собирать? Ты обещал мне ещё что-нибудь интересное рассказать.
- А дома что, нельзя поговорить?
- Нет, дома некогда. То уроки, то мультики, то отвлекает кто-нибудь. В тундре или в лесу интереснее – идёшь, грибы собираешь, разговариваешь, и никто не отвлекает и не мешает.
- Хорошо, Анюта, ты меня уговорила. Я тоже всегда скучаю по природе – там легче дышится, вольно думается. Вот позавтракаем, приберём в своих комнатах и пойдём.
Через час Василий Петрович Трогов со своей внучкой уже шагали по залесённой  песчаной гряде, которая протянулась на многие километры среди бескрайних просторов Малоземельской тундры. Август. В лесу в это время много грибов: подберёзовики, подосиновики – красноголовики, как их здесь все называют, реже маслята, моховики. А вот время пластинчатых грибов, различных «солонушек» ещё не наступило – попадаются, но очень редко. А чуть в стороне, на торфяных буграх и между ними дозревает морошка, вот-вот созреет голубика, а позже черника, брусника, клюква. Скучать некогда, только не ленись. Тундра накормит.
- Дедушка, ну ты обещал, расскажи ещё что-нибудь интересное.
- Тебе опять про НЛО? Так я их больше не встречал.
- Можно и про другое.
- Ну, хорошо, слушай. Дело было на далёкой реке Колыме, почти у самого её устья. Это за тысячи километров отсюда, на другом конце нашей огромной страны. Там жила наша семья, там я учился много лет назад.   Посёлок Зелёный Мыс расположен на 69-й параллели, а это намного севернее, чем мы с тобой сейчас находимся. Заполярье, зимы очень суровые, река широкая, величавая.  В посёлке Зелёный Мыс большой морской порт. И это  несмотря на то, что от посёлка до моря ещё добрых восемьдесят километров. В августе-сентябре в порт приходят морские корабли из Мурманска, Архангельска, Находки, Владивостока, Магадана – это самые радостные моменты в жизни посёлка. Первый корабль – всегда праздник для северян.
Дело было зимой. Полярная ночь в разгаре. Правда, это не значит, что круглые сутки темно – просто солнце не выглядывает из-за горизонта. Здесь у нас в декабре солнце хоть и ненадолго, но радует нас. А на Колыме оно впервые выглядывает только в конце января. И то, всего на несколько минут. Но какой это всегда праздник? Какая радость? Весь посёлок выходит на высокий скалистый берег Колымы встречать первые лучи солнца. В первый день выглядывает не более половины диска солнца, но какой он огромный этот диск! Огромный и красный – кажется, что полнеба занимает. Через несколько минут солнце вновь исчезает, а люди ещё долго стоят под впечатлением увиденного.  На следующий день солнце описывает уже небольшую дугу. Потом оно всё выше, выше поднимается, и день становится привычным. Праздник переходит в будни.
Так вот, зимой мы с твоим прадедушкой, моим папой каждую неделю ходили на другой берег реки в протоки Старой Колымы проверять петли, капканы, охотиться на куропаток. День выдался ясный. Солнышка не было видно, но горизонт просматривался отчётливо. Мой папа шёл впереди, выбирая дорогу. Зимой Колыма промерзает очень сильно. Лёд достигает полутора-двух метров толщиной. Мы это очень хорошо знали, потому, что с осени занимались подлёдным ловом рыбы. Сети устанавливали, когда лёд ещё тонкий. А к концу зимы лёд становился всё толще и толще, и мы точно знали его толщину. Чтобы сети не вмерзали в лёд, мы с осени устанавливали крестовины длиною не менее двух метров. Иначе сеть можно вообще потерять – вмёрзнет верхняя тетива и всё, ничего не поделаешь.
Тяжёлая это работа – зимой проверять сети. Хорошо, если мороз не сильный и ветра нет. Но Колыма без ветра – явление редкое что летом, что зимой. Тонких непромокаемых перчаток тогда не существовало, вот и приходилось выбирать рыбу, очищать сети от мусора и расправлять их голыми руками. На морозе, на ветру и от холодной воды руки становились красными, как вот твоя шапочка. Кисти рук обветривались, всегда были шершавыми, и каждая заусеница цеплялась за тонкие нити сети. Короче, сама понимаешь, все тридцать три удовольствия. Одна радость, когда рыба хорошо идёт. Тогда и мороза не чувствуешь. Только почаще растираешь руки и суёшь их либо в рукавицы, либо под телогрейку поближе к телу, к теплу, чтобы хоть немного их согреть. Они потом аж горят!
- А это как, «горят»?
- Как будто тысячи иголочек под кожей. Кровь интенсивно поступает к поверхности рук – так организм борется с холодом. Поэтому и руки красными становятся.
- Да! Да! У меня тоже, когда я прихожу с мороза, щёки красные-красные. И пощипывает. А рукавицы мне мама и бабушка не разрешают снимать, но мне иногда очень хочется поиграть в снежки, и я снимаю рукавички. И тогда руки тоже становятся красными.
- Ну, вот видишь, ты всё знаешь. А я тебе как маленькой рассказываю. Так вот, в декабре лёд уже толстый, но поверхность рек ровной назвать никак нельзя. Ветер не даёт снегу ложиться ровно, сильно его уплотняет и надувает то сугробы, то впадины. Как дюны и барханы в пустыне, только поменьше размерами. Вот и приходится всё время смотреть под ноги, тщательно выбирать дорогу. Иначе недолго упасть, лыжи сломать или ещё что-нибудь.
Мой папа шёл впереди и смотрел, в основном, себе под ноги, выбирая дорогу. А у меня была возможность по сторонам поглядывать. Впрочем, не хвастовства ради скажу тебе, привычка смотреть по сторонам у меня была с детства. Когда я стал геологом, эта привычка только укрепилась. Скажу прямо, не такая уж вредная привычка – она меня нередко выручала. Были случаи, когда через несколько десятков лет я возвращался в местность, где был всего один-два раза, и узнавал всё до мелочей. И никакой карты не нужно, как будто не прошло много-много лет.
А вот имя человека я могу услышать несколько раз и… не запомнить. Сколько неприятных моментов было в моей жизни из-за этого? Позже, когда стал взрослым, я понял, в чём дело. Память разная бывает. Специалисты выделяют отдельно слуховую, зрительную, моторную или как её ещё называют – двигательную, словесно-логическую память и так далее. И у каждого человека свой набор способностей запоминать что либо, и этот набор может быть либо врождённым, либо выработанным.
- Я поняла, поняла! У музыканта слуховая память. Да?
- Не только. Ещё и двигательная или моторная. Музыкант запоминает движения пальцев настолько, что может играть в темноте. Так вот, у твоей бабушки изумительная память на имена, а вот местность она не запоминает совсем. Поэтому в лес без меня никогда не ходит. Боится заблудиться. А я наоборот – имена плохо запоминаю, а зрительные картинки, события, впечатления очень хорошо помню. Впрочем, «провалы» в памяти бывают у всех. Тренировать нужно свою память.
Интересно устроен человек. Кто-то видит только у себя перед носом и в трёх соснах может заблудиться, а кому-то и всего мира мало. Честно признаюсь, меня всегда удивляло, как это люди не замечают,  как прекрасен мир вокруг нас. Многим трудно поднять глаза, чтобы поразиться красотами заката, звёздного неба.
Мой папа, твой прадедушка мог часами наизусть рассказывать стихи Некрасова, Лермонтова, различные юморески, знал сотни песен, в том числе на украинском языке. И его трудно причислить к равнодушным людям – страстный рыбак, охотник, окружающую природу любил по-настоящему. Но и он порой не видел всего того, что доводилось видеть мне.
В тот день с утра столбик термометра опустился ниже 30 градусов мороза. Горизонт слегка прикрывало марево из мельчайших кристалликов льда в воздухе. Было такое ощущение, что воздух звенит.
И вдруг, боковым зрением я уловил какие-то изменения слева по ходу. Я обернулся и увидел… Ты не поверишь – горизонт приподнялся, замёрзшая Колыма вдруг изогнулась, и я увидел то, что обычно скрыто за горизонтом. Ты же знаешь, земля наша круглая, поэтому то, что скрывается за горизонтом, мы видеть не можем. А в этот момент я как бы заглянул за горизонт. Посёлок Нижнеколымск расположен в сорока километрах выше по течению реки от нас и его даже с высокого берега, на котором стоял Зелёный Мыс и Черский, увидеть невозможно. А тут я увидел его как на ладони, различил дома, и даже мне показалось, что увидел дым, который шёл из труб. Картина настолько завораживающая, что я на несколько секунд забыл про отца. Но потом окликнул его и показал на юг, где увидел мираж. А это был настоящий мираж, какие нередко видят в пустынях.
- Вася, я не верю глазам своим. Неужели это мираж?
- Папа, мираж, мираж это! Не сомневайтесь.
- Но миражи бывают только в пустынях. Я никогда не слышал, чтобы в Заполярье были миражи.
- Но мы его видим. И нас двое – обманом зрения это быть не может.
Через несколько минут горизонт медленно опустился до своего обычного уровня и картинка исчезла. Перед нами опять были бескрайние просторы замёрзшей Колымы и узенькая чёрная полоска леса по берегам.
- Вот здорово! – Воскликнула девчонка. – Мне бы такое увидеть.
- Увидишь. Может быть, и что-то более интересное увидишь. Нужно учиться не только смотреть, но и видеть. А это разные понятия.
- И что, ты больше таких миражей не видел?
- Ну почему же, видел. Второй раз картина была ещё более красочная, яркая. Но только не на юге, а на западе. Если не ошибаюсь, дело было в январе. Солнышко со дня на день должно было появиться из-за горизонта. Небо было чистое-чистое, голубое-голубое. Я так же шёл через Колыму, но уже один, без отца. И так же стоял сильный мороз. Впереди по ходу чуть виднелась узенькая полоска левого берега Колымы. И больше ничего. Лёгкий боковой ветерок сильно обжигал щёки. Вдоль реки всегда ветер дует и зимой, и летом. А тут ещё мороз приличный, и я не знал, как от этого ветра увернуться. Шубы или тулупа у меня не было, да и на охоте они неудобны, а у ватной телогрейки воротника нет. Щёки не успевал оттирать, как их вновь начинало покалывать. Что делать? Хоть домой возвращайся. И знаешь, что я придумал?
- Наверное, отвернулся от ветра и боком пошёл.
- Нет, на лыжах боком не пойдёшь. Тёплого шарфа у меня не было – не любил я его одевать, когда на лыжах приходилось бегать. Уж очень жарко. Но я вспомнил про портянки. В валенках и без портянок тепло, вот я и решил этим воспользоваться. Запах пота, конечно, не самый приятный, но когда «припечёт» и не к такому можно привыкнуть. Зато лицо укрыл надёжно и мог спокойно смотреть вперёд. И всё-таки, как в прошлый раз мой отец, я больше смотрел себе под ноги, выбирая дорогу, и не сразу заметил момент, когда горизонт стал меняться. И только когда впереди горизонт поднялся довольно высоко, я обратил на него внимание. Это был тоже мираж, но более поразительный. А дело вот в чём.
Если посмотреть на карту, левобережная часть Колымы в её низовье на многие десятки километров сплошные озёра и болота. Поверхность ровная, как стол. И только ближе к реке Индигирке появляются небольшие горы. Но до них триста километров. И вот чудо – я их увидел. Причём очень отчётливо. Тогда я даже не знал, что там есть горы. И только позже, когда вернулся с охоты, в атласе увидел этот хребет и поразился, как далеко он от Колымы. А мираж так приблизил эти горы, что мне показалось, что они совсем близко. Это было настоящее чудо.
Как и в первый раз, заворожённый, я стоял несколько минут. На этот раз мираж продолжался довольно долго. Сколько это было – пять-десять минут, сейчас трудно судить. Затем картинка стала расплываться, контуры гор исчезли и на их месте я вновь увидел голубое небо, прикрытое у горизонта белесой дымкой.
- Здорово! И больше не видел ты миражей?
- Нет, Анюта. На Крайнем Севере миражи очень редки. Но я могу тебе рассказать случай, когда, как мне представляется, именно такой мираж мог сыграть  злую шутку в жизни полярных исследователей. Правда, если бы не эта «злая шутка» Владимир Афанасьевич Обручев не написал бы почти сто лет назад свой знаменитый роман «Земля Санникова», и мы не увидели бы изумительный одноимённый фильм с Олегом Далем в главной роли, не услышали бы песню Александра Зацепина  «Есть только миг» в исполнении Олега Анофриева. Можно сказать, что «не найденный остров оказался настоящим «островом сокровищ» русской культуры». Вот такие парадоксы. Следует отметить, что песни из этого фильма знают практически все, кино пусть изредка, но пересматривают, а вот про самого Санникова и его землю не знает практически никто. Ты что-нибудь слышала о нём?
- Нет. А кто он?
- В 1809–1811 годах Новосибирские острова исследовала экспедиция во главе с русским путешественником Матвеем Матвеевичем Геденштромом. В составе  экспедиции был промышленник якут Яков Санников, который ранее открыл острова Столбовой и Фаддеевский, а также впервые побывал на острове Новая Сибирь. Санников с берега острова Котельный увидел высокие горы.  На его взгляд до них было не более 70 километров. Достичь этой земли тогда не удалось. На следующий год Яков с острова Новая Сибирь разглядел ещё одну неведомую "землю с высокими горами". Но путь к ней преградила широкая полынья. Вот так на старых картах Ледовитого океана появилась Земля Санникова.
Таинственную землю искали и русские, и иностранные землепроходцы. Однако подлинным героем в попытке раскрытия тайны Земли Санникова стал исследователь Арктики Эдуард Васильевич Толль, который летом 1900 года на шхуне "Заря" достиг берегов острова Беннетта  и спустя два года пересев с товарищами на две байдарки, отправился изучать ближайшие берега. Но, увы! Все они погибли. Последнюю стоянку и дневники Толля позже нашли. Руководил спасательным отрядом, который обнаружил эту стоянку не кто иной, как Александр Колчак – тогда ещё молодой лейтенант.
Землю Санникова искали и после гибели Толля и его товарищей, но никто до сих пор так и не нашёл эту загадочную землю…
Вот такая история.