Яма

   Харьковская Яма - понятие в том числе и географическое. В узком смысле это две скамейки в парке Шевченко, расположенные вблизи памятника основателю Харьковского Университета Каразину. В более широком смысле это любые другие близко расположенные скамейки, на которых "ямщики" играли в шахматы или вели разговор на общие темы.
    Ямщики это, как правило, те из выпускников Университета, чаще физики и математики, которые более или менее регулярно заседали на упомянутых двух скамейках. Я, посещавший Яму в шестидесятых, помню предание о происхождении названия этого места: во времена былинные, довоенные, в овраге, расположенном рядом со скамейками заседания, собирались любители настольных игр от домино до шахмат. Никакого отношения к Университету, который в давние времена располагался далеко от упомянутого места, на Университетской горке, большинство "древних" заседателей не имели.

Шахматисты

    Одного из античных ямщиков, старенького в то время Копанца. мне довелось видеть.Он всё ещё довольно сильно играл, вокруг него всегда собиралась толпа зрителей, они же советчики, критики и почитатели пожизненно влюблённого в шахматы ветерана.  На девятом десятке время, наконец, стало брать своё, и на приветственные возгласы: "Копанц пришёл! Копанчик!", - старейшина грустно отвечал: "Подомрёт скоро Копанц". Такие пророчества всегда сбываются - сбылось и это.
    Второй ямщик-шахматист, он же физик, уже нового времени (всего полувековой давности) это Юра Коган, которого близкие друзья и приятели называли "Келя". Интеллигентный, компанейский, добрый парень. Помню, как он защищал молоденькую девочку, рано осиротевшую, от атаки другого "ямщика" Володи Гречихина, Грека по прозвищу, зная, чем кончается такая любовь для неопытных возлюбленных Грека. Научная судьба у него не сложилась. Несколько приличных статей Келя опубликовал в соавторстве с сильным физиком Володей Кошкиным. Рассорившись с Кошкиным, Коган стал кандидатом в мастера по шахматам, тренировал юных шахматистов во дворце пионеров, с любовью рассказывал об умных детишках, подающих шахматные надежды, а потом эмигрировал в Штаты, где стал профессионально верующим. Я не мог поверить, что общительный, симпатичный, нормально влюбчивый Келя мог сказать одной из двух дам, навестивших его в его пенатах, молодой и красивой, представшей перед ним, уже пейсатым и бородатым, в шортах: "Ты бы ещё голой сюда пришла!".

Прочие незнаменитые

   К тому же, что и Юра Коган, и там же, в США, пришёл мой однокашник Петя Быстрик, тоже один из ямщиков. На фотографии, как водится, при пейсах и роскошной бороде, он не выглядит схимником, та же добрая улыбка на ставшем родным за годы совместной учёбы лице. Вообще, из числа моих знакомых коллег евреев: физиков-теоретиков и математиков, - в религию "ударились" только те,  кто не защитил кандидатскую диссертацию, без чего еврею, пострадавшему по учёной части, часто приходилось идти преподавать в среднюю школу или молиться в синагогу. Петя опубликовал,  и неплохую, дипломную работу, в отличие от меня, пентюха, решившего, вопреки мнению руководителя, что моя дипломная работа не заслуживает публикации. Но в дальнейшем не заладилось: защиты не получилось. О себе я говорю, что застрял на пол-пути от синагоги к науке: я защитил кандидатскую в ФИАНе по теории физики плазмы. Потом работал в отраслевом НИИ, где занимался уже теплофизикой, что позволило мне в Израиле получить статус, странно поименованный - "Мадан оле (Учёный - репатриант по русски"). Вспоминается физик Дима Лехциер, собственным опытом подтвердивший поговорку: "В Одессе разденут, в Ростове разут, а в Харькове ещё и морду набьют". Туфли с него, предварительно поставив "фонарь" под глазом, сняли, когда он заседал на Яме в гордом одиночестве. Димочка отличился, идя с другими ямщиками к заветным скамейкам, т.е., в направлении к университету. Сзади послышались торопливые догоняющие шаги. "Кажется, Хоткевич (декан)", - сказал один из них, оборотясь. - "Да вроде не он", - возразил другой. - "Кстати о Хоткевиче", - продолжил Димочка, - "Иду в деканат - навстречу Лёха. - "Чего тебе там надо?", - спрашивает. - Да вот иду плюнуть в рожу Хоткевичу". В ту минуту поравнявшийся с компанией Хоткевич вступает в беседу: "Давай студбилет!". - Димочка: "Зачем Вам студбилет, Владимир Игнатьевич? Вы же меня знаете".  - Я тебя хорошо знаю. Давай студбилет! Не зря говорили про Диму, что из него драка лезет.

Легенда Ямы
               
   О математике Юлии Томчуке Вы не прочтёте ни слова в Википедии, но он, по-моему, один из самых интересных людей Ямы. Честность патологическая. Большой физик, Фридрих Гершонович Басс об одной красавице физфака сказал: "До омерзения порядочная женщина!". То же можно, изменив пол, сказать и о Юлии. На одном обязательном сборище по промывке мозгов он замахнулся на "святое", партийность, высказав мнение, что во всяком деле необходим профессионализм, но не партийность. "С Вашими убеждениями Вы могли бы жить, о ужас!! в Америке!", - сказал партийный босс, убеждённый, что страшнее этого обвинения и на свете нет. "В Америке я делал бы то, что делаю здесь, занимался бы математикой. А вот Вас бы там и в уборщики не взяли!", - возразил Томчук. Кроме учёной степени, он обладал куда более редкими и более высокими званиями: он был бескомпромиссно честным и добрым. Его называли банком Ямы. Получая советскую зарплату, он, вследствие чрезвычайно скромных потребностей не мог истратить её всю. Деньги накапливались и ссужались каждому остро нуждающемуся "ямщику" за спасибо с условием, разумеется, возврата в срок, оговоренный берущим.
     Удивляла окружающих его асексуальность. Пытались "помочь", привлекая для этого самых "либеральных" девчонок. Но оказалось, что лучшего способа порвать с Юликом всякие отношения не существует. Все мы не без греха и, если можем, радеем за "хорошего" человека, особенно если таким человеком оказывается прехорошенькая девушка. Однажды Томчука, принимавшего экзамены, попросили быть милосерднее к одной очень боявшейся его студентке. Он записал её имя, фамилию, а после экзамена с выражением огорчения на лице сказал: "Очень хотел её выгнать, но она всё знала!". Даже такие люди не гарантированы от агрессии там, где ею пропитан воздух. Однажды, идя по улице, Юлий получил удар железной трубой по голове сзади. Падая, услыхал вскрик: "Не тот!". К счастью, ошибка не оказалась смертельной.

Поэты

Басюк. Легендой, пожалуй, не только Ямы, но и всего поэтического Харькова был часто посещавший заветные скамейки Алик Басюк. Про него говорили, что он помнит всю русскую поэзию. Басюк один из тех, кто после войны попал в места не столь отдалённые, особенно, если принять во внимание необъятные просторы России. Провёл он там восемь лет. В те времена замели многих, в том числе и знаменитого Бориса Чичибабина, говорят, за скоморошью попевку с рефреном "МАть моя посадница". Вызвали в органы и Басюка, объяснили ему, что спасти его от посадки может только служба осведомителем. Он тотчас согласился, поставил свою подпись под "трудовым" договором и получил книжечку сексота (секретного сотрудника НКВД). Потом три дня гулял по Харькову и, встречая знакомых, просил при нём не трепаться, так как он теперь штатный сексот: сомневающимся тыкал в рожу книжицу. На третий день его свинтили и отправили осваивать крайний север.  Помню, как, сидя на скамейке в Яме, он горланил и других побуждал подпевать перелицованную дубинушку: - Англичанин мудрец, чтоб работе помочь, за машиной придумал машину, а Никита подлец, коль работа невмочь, применяет кулак и дубину. Протестный потенциал в нём не угас.
Кадя.  Аркадий Павлович Филатов, "ямщик", брат моего первого друга детства Бори Филатова, из физфака нырнул в омут поэзии. Кадя - это его ямская кличка. На жизнь в молодости зарабатывал чем придётся: однажды редактировал местную газетёнку "Ленiнська змiна".  Когда за какие-то провинности ему закрыли перо, он публиковал рецензии на всё, что угодно, под именами своих друзей, получая за это гонорар в свой карман, по блату. Так, однажды, Юра Коган прочёл "свою" рецензию, которой не писал. Его то, Кадю, я разыскал, войдя в GOOGLE. Прочитал его опубликованное интервью. Узнал много интересного: во-первых, называя Ахматову и Цветаеву великими поэтессами, он, Кадя, берёт эти эпитеты в кавычки. По его, Кади, мнению, им явно нехватает культуры. О Бродском он говорит, что, будучи редактором "Ленiнськой змiны", не принял бы стихи нобелевского лауреата к опубликованию, сказал бы: "Иди, парень, поработай ещё над ними". Прочтя этот бред "состоявшегося поэта", подумал: "нет, уж лучше быть безымянным". Меня чёрта с два найдёшь в   GOOGLE. Разве что в "Citation index", доступ в который не бесплатный.               
Гречихин. "Ямщик" Грек тоже писал стихи и относился к этому серьёзно.  Я слышал, как он при мне, но не мне, читал один свой стих. Понравился образ   -  Телёнок, взращённый на пергамент.            
   
Химик

   Игорь Кривошей в то время был единственным химиком на Яме. Кривошей был достаточно изломанным типом, в частности, испытывал комплекс неполноценности оттого, что он не еврей. Он резко взмыл вверх: сначала профессор, потом завкафедрой. Вот тут-то собака зарыта. Кафедра не простая, а квантовой химии. Я не специалист, но две вещи на эту тему знаю. Идея расчётов молекулярных спектров - физическая, физики придумали методы, алгоритмы. Осталось только запустить всё это в компьютер. Те компы, на которых считали 40-45 лет тому назад, да ещё в Союзе, ныне кажутся орудиями каменного века. Но вторая вещь, которую я знаю, - это то, как делала свою кандидатскую по квантовой химии моя знакомая, накручивая железного Феликса - не электронную и даже не электро-, а просто механическую игрушку, лишь изредка выходя на ЭВМ. Это было в начале семидесятых. По мере совершенствования компьютеров можно было получать бесчисленное число расчётов и, соответственно, статей. На каком -то этапе грянул гром, и Кривошея понизили до СНС. Злые языки говорили, что причина грома не компьютерные кривые, а очень стройные ножки девушек. Раскаты этого грома дошли до меня давно, а некоторые подробности выболтал вездесущий GOOGLE. В общем, не повезло мне с этим сплетником. Кадя хотя бы жив, а Игоря уже почти двадцать лет нет на свете.

Люсик

Собрания документов Самиздата, том 28
Номер АС: 1509. Том СДС: 28. 1973 г.
Заголовок документа: Заявление Н.В.Подгорному об отказе автора, желавшего выехать в Израиль, от советского гражданства
Автор(ы): Привороцкий И.А.
Место: Б.м., Москва
Дата: 31.10.1973

  Одним из ямщиков был выдающегося таланта физик-теоретик Илья Абрамович Привороцкий. Войдя в GOOGLE и набрав эту фамилию с инициалами, можно увидеть впечатляющий список книг по теории физики твёрдого тела,написанных в соавторстве с ним, тогда ещё очень молодым человеком.
  А почему Люсик? Ну если учёный с мировым именем, тоже из Харькова, Моисей Исакович Каганов, мог быть просто Мусик (папа студента дипломника, полковник, лишился дара речи, узнав, что сын в разговоре по телефону так называет руководителя своей дипломной работы, профессора), а выдающийся учёный, в то время харьковчанин, академик Илья Михайлович Лифшиц, просто Лёля, то почему бы и Привороцкому И.А. не быть Люсиком?
  Из студенческой биографии Люсика я знаю только то, что завершилась она сложно. На старших курсах он отправлялся в летние каникулы на заработки в составе студенческих строй-отрядов. Однажды его выбрали командиром, и он, закрывая наряды, "округлял", как это было принято практически повсеместно, в пользу строителей. То ли сорок лет советской власти, воспитавшей народ, главным образом, с помощью жесточайшего отбора, то ли на Руси стукачей всегда хватало, но нашлось, кому "капнуть" в органы. Люсик был исключён из комсомола, что во все советские времена означало не меньше, чем в Германии во времена третьего рейха быть выброшенным из гитлер-югенда. Университет он всё же закончил и оказался по распределению в Сухуми, в учреждении, где со времён войны и с помощью немецких пленных инженеров бомбу делали. В те времена водородную бомбу правильнее было называть литиевой: литий оказался эффективнее сверх-тяжёлого водорода - трития. Какой-то хозяйственник, услыхав о трудностях с поставкой лития, решил выслужиться и раздобыл (в Союзе всё было не просто) устройство для литья, приняв литиевую бомбу за литейную.
   Вторая услышанная мной сухумская история Люсика интересна тем, что в ней, как в капле воды море, отражается весь Люсик. Побывав в родном Харькове и возвращаясь в Сухуми, Люсик захотел прихватить с собой попутчика, взяв оного на несколько дней на полное содержание. Но какой человек в здравом уме и твёрдой памяти без жизненной необходимости согласится выполнять такой каприз приятеля да ещё с унизительным для не до конца советского человека содержанием. Но нашему Уллису удалось взять на азарт уже упомянутого ямщика, Игоря Кривошея. Люсик предложил ему сыграть партию в шахматы на американку. Условия: Люсик ставит себе на часах пять минут, а Игорь думает без ограничения времени. Люсик мастером не был, и шансы у Игоря были не столь уж малы, но он так боялся позволить Люсику думать за свой счёт, что торопился и проиграл.Пришлось сопровождать победителя в Сухуми, пожить там три дня, попить прекрасные вина и за люсикин счёт вернуться в Харьков.
   В начале семидесятых, когда СССР начал приторговывать евреями, выпуская их для "воссоединения семей", как правило несуществующих, в Израиль,да ещё большей частью попадавших в США, Люсик решил ехать А тут война случись, Судного дня. Волокиты Люсик не любил, и отправил "наверх" телеграмму, смысл которой в том, что в трудные для Израиля дни он хочет быть вместе со своим народом. Люсик рассчитал правильно: после такого послания скорый далёкий путь был неизбежен. Вопрос был только в каком направлении - на восток или на запад. Люсик отправился на запад.
    Финал истории очень мрачен: несколько лет спустя диабет, гангрена, ампутация ноги, выстрел в висок, урна с прахом, отправленная через океан в Россию матери.