Потоки Индии II. 5. Мамалапурам, город каменотесов

                - взгляд на Индию глазами астромифолога -

                БЕРЕГОВЫЕ ХРАМЫ

           Маммалапурам некогда был столицей государства Паллавов и крупным портом: волны океана уже не бьют в его берега, как в Пондичерри и других, более южных городах. Но сегодня Мамалапурам — лишь поселок с населением 12 тысяч человек, предоставивший свое море в распоряжение туристов. Это ближайший к Мадрасу курорт и первое место, которое обычно посещают иностранцы, прилетевшие в Мадрас.
           Оказавшись после самадхи плэйс в курортном месте, я почувствовала себя ужасно: контраст был слишком велик. Я редко испытывала такое опустошение. В отвратительном настроении я пошла через грязный песчаный пляж купаться в серое мелкое море, которому так не хватало голубизны Ауровиля! — хотя Яся начала резвиться в нем вовсю, наконец-то ощущая отсутствие всякой опасности от океанических волн. На пляже ближе к гостиницам лежали естественные наслоения мусора и бегали собаки — по виду бесхозные, как и все индийские уличные животные. Одна украла шлепанец моей дочки, и мы долго за ней гонялись, пока местный индус в неё чем-то не запустил.
           Но если человек не видел Индии, городок Маммалапурам — иначе, Махаблипурам — произведет на него неизгладимое впечатление вольготной индийской жизни, специально приспособленной для туристов. Рикша сразу же отвез нас к гостинице близ пляжа — а когда мы спросили, нет ли чего подешевле, отвез к другой: отелю "Лакшми", видимо, одному из самых известных — на него даже есть указатель. Первое, что мне захотелось, увидев эти отели с их хозяевами и ценами — сесть на автобус и уехать обратно в Пондичерри. Однако тут же к моим услугам оказались хозяева гостиниц с другой стороны улицы, где цены уже были вдвое дешевле: а пройти к морю надо было всего только лишние метров двадцать. И мы взяли даже два номера вместо одного.
           Название отеля было "Винодхара". Мы спросили: это что-нибудь значит? Хозяин ответил: это ничего не значит, это сокращение. Фамилия его семьи Дхарма, а его имя Винот — как и нашего знакомого из Рамешварама, чему мы по-русски порадовались. И он тут же понял, что мы русские — потому что мы проявили интерес к нему самому, а не только к цене гостиницы. Впрочем, позже, когда мы с Ясей гуляли по улице, пожилой индус на улице предложил мне комнату ещё в три раза дешевле (50 рупий), добавив, что его жена хорошо готовит. Индусы здесь охотятся за туристами, и можно найти подходящий вариант.
           Махаблипурам известен береговыми храмами — а точнее, мастерством обработки камня, из которого они сделаны. Здесь целые улицы каменоломен, где с утра до ночи трудятся мастера, изготавливающие из мягкого камня изящные статуи богов: и большие храмовые скульптуры, и маленькие статуи домашних алтарей, и карманные сувениры.
           Последние во множестве предлагаются туристам на других улицах, где сгруппированы магазинчики и ресторанчики: в которых можно поесть разнообразные морепродукты — но это уже не по индийским ценам. Моя спутница не удержалась, чтобы не заказать рыбу: в пустом ресторанчике под открытым звездным небом. Вроде приятном — по сравнению с соседним, где иностранцы под крышей в четырех (точнее, трех) стенах курили, пили и слушали какую-то совсем не подходящую к индийской ночи музыку. Но я потеряла всякое терпение, ожидая заказ, и, разрезав купленный до того арбуз, стала кормить корками меланхолично стоявшую рядом корову. Мы с дочкой получили от этого занятия огромное удовольствие — и я поняла, почему русские ведут себя в ресторанах по-хамски: им просто там скучно. Русская душа требует большего — особенно если её начинает кто-то обслуживать за деньги. Довольная корова раскрепостилась, как и мы, и опрокинула стоявший на тротуаре горшок с каким-то деревом. Тут официант её прогнал, а жаль — мы ещё не успели доесть весь арбуз.

           Большинство старых дравидийских храмов — уже музеи. Размер их небольшой, и их каменная отделка прекрасно получается на фотографиях: в отличие от бесконечных рядов скульптур больших священных храмов, которых не охватывает ни глаз, ни кинокамера. Самый популярный комплекс — пять миниатюрных храмов, высеченных из монолита. Это каменные копии деревяных храмовых колесниц, посвященных главным богам, которые называют "пятью небесными колесницами". Рядом с ними — скульптуры самых сильных животных, способных увезти эти колесницы: слон, бык и лев.
           В Маммалапураме я столкнулась с нововедением: вход для иностранных туристов в два маленьких, но заметных прибрежных храмовых комплекса на берегу был десять долларов для иностранцев (и десять рупий для индийских туристов). А для детей бесплатно — поэтому основными экскурсантами там были индийские школьники. И я пустила дочку полазить с ними по каменным слонам и львам, побегать между колонн каменнего дворца и заглянуть в башенки храмов. Сама же осталась за невысокой сеткой проволочного забора — из-за которого, впрочем, было все и так прекрасно видно.
           За этим новым забором предприимчивые продавцы уже развернули торговлю многообразной ерундой, и пока я с фотоаппаратом в руке наслаждалась видом этого туристского места со всеми его прелестями, какой-то юный торговец каменными фигурками богов тут же шепнул мне на ухо: "Кама-сутра?" С ходу поняв, что это относится не к фигуркам, я рассмеялась ему в лицо, и он сразу все понял. Другой, постарше, видя мое отношение к забору, сам не стал ничего предлагать, а просто спросил, не итальянка ли я. Он сделал мне комплимент, что для русской я слишком хорошо говорю по-английски. Русские люди в Маммалапураме обычно по-английски не говорят: в силу чего индийские торговцы уже научились неплохо объясняться по-русски. Как говорит русская мудрость, "лень — двигатель прогресса". Этот индус сказал, что с ценой музеи явно переборщили: по его мнению, её надо было бы сделать в четыре раза меньше, и прибыли стало бы больше. Но в отношении того, сколько можно содрать с иностранцев, в индусах чувствуется прямо-таки русский размах. (Хотя к собственному населению Индия относится куда бережней России.)


                ЛЕГЕНДА О СПЯЩЕМ ВИШНУ

           Мастерство маммалапурамских мастеров подчеркивает небольшой музей каменной скульптуры, где вход — обычные две рупии. Это тоже бывший храм, и чем-то нам понравился его уютный дворик с нагромождением многочисленных статуэток каменных богов, иногда покрашенных в светло-синий или светло-зеленый цвет (ритуальные цвета Шивы, Рамы, Кришны, Лакшмана или Ханумана). А шедевры того, что можно сделать из камня — памятники времен паллавской династии: барельефы выбитых в скалах пещер. Все эти достопримечательности я объехала за пару часов на велосипеде, который арендовала в гостинице.
           Если подняться на холм к маяку, видно, что в Маммалапураме и его окрестностях среди песка, покрытого зеленой растительностью, то здесь, то там выступают большие гладкие скалы. Их шлифуемый временем мягкий камень словно специально предназначен для того, чтобы устроить в нем жилище. И главные достопримечательности Махаблипурама — пещеры с потолком метра четыре и колоннами, иногда украшенные орнаментом. Самая большая по-английски носит название Arjuna's Penance — место уединения Арджуны, хотя я бы назвала её скорее дворцом героя. На стене выбитого в скале зала с двумя рядами колонн — каменный барельеф: он известен как самый большой каменный барельеф мира (30х12 м).
           Он носит название "нисхождения Ганги на Землю". Вдоль всей скалы видна расщелина высотой 12 м, с которой некогда стекал ручей, — она изображала Гангу, низвергающуюся с Гималаев. Каменные боги собрались вокруг нее, чтобы воздать ей почести. Сегодня ручей наполняется водой разве что в сезон дожден, но память о Гималаях осталась. И барельеф связали с именем Арджуны, который в горных высотах, откуда спускается Ганга, некогда предавался аскезе. Арджуна получил там дары хозяина гор Шивы, громовержца Индры и других богов — которые пригласили его погостить на небесах, чтобы передать свои навыки. (Как повествует "Махабхарата", их гостеприимство длилось 5 лет — по меркам Индии, не так уж долго, чтобы обучиться сверхестественным способностям: владеть оружием богов. Уединиться в горы лет на 5 — мечта поэта! и традиционный для Индии пример отшельничества перед свершениями). И сомн богов, когда-то лицезревший низвержение Ганги, теперь предстал перед Арджуной.
           Из скульптур барельефа наиболее выделяется фигура слона. Это, конечно, не просто слон, но небесный слон владыки богов Индры — Айравата. Основание барельефа сегодня уже несколько ниже уровня земли — дает о себе знать культурный слой. На барельефе другого пещерного зала выгравированы тигры. Третья пещера — на холме, у маяка; там есть также выбитое из камня ложе: огромная кровать со ступеньками и подушкой (под открытым небом). А вершина ближайшей к маяку скалы стала храмом в честь друга Арджуны — Кришны: Krishna Manadapam.
Долговечность камня убеждает в том, что здесь когда-то и вправду бывали герои "Махабхараты". И на песке близ пляжа за проволочной сеткой для туристов специально стоят скульптуры с комментариями, рассказывающими мифологические эпизоды индийской истории. Но здесь история не столь жива, как в Рамешвараме.            
           Единственный живой храм Махаблипурама — храм Cпящего Вишну. Легенда гласит, что один великий мудрец, махариши Пударика, захотел дойти до Творца, лежащего посередине океана, и чтоб убрать лишнюю воду, мешавшую ему пройти к Богу прямо по воде, стал пахтать море, как из молока взбивают масло. Вишну оценил усилия старца и явился ему сперва в виде нищего, просящего подаяние. Пока Пударика ходил за пищей для странника, Вишну прямо на берегу принял образ слитого с бесконечностью Творца. Этому событию и посвящен главный храмовый комплекс Махаблипурама, о чем повествует памятная табличка на стене внутри храма.
           Спящий Вишну — это был любимый сюжетный образ Яси. То ли она действительно воспринимала ощущение вечности через фигуру отдыхающего Творца-Нараяны, то ли по сходству с уютно лежащим на диване папой, но она всегда оживлялась, завидев лежащего Бога. Скульптура спящего Вишну часто встречается на юге Индии: неслучайно ему был посвящен первый храм, который мы с ней посетили. С его образом связаны и береговые храмы Махаблипурама. В центре последнего действующего храма Махаблипурама виднелся большой лежащий Вишну, в ногах которого стоял маленький махариши Пударика. Священнослужители, также как и храме Вишну в Мадурае, благословили нас его круглой золотой короной.
           Осмотрев храм Вишну, мы вернулась в индийскую струю. И я решила до мегаполиса-Мадраса посетить какой-нибудь чисто индийский город, чтобы перебить впечатление от курортной жизни. В двух часах от Махаблипурама и Мадраса был Канчипурам, куда мы сперва не собирались, потому что это город не на море. "Но это — не туристское место,"— попытался удержать меня хозяин гостиницы при расчете. "Вот потому-то я туда и еду,"— ответила я. И он тут же потерял ко мне всякий интерес.
           Весь день до пяти вечера я последний раз купалась с Ясей в индийском океане, перекусывая кокосами и насквозь прожаренными треугольными сладкими пирожками с луком; глядела на толпу молодых людей, по колено в воде играющих в мяч и далеко заплывала в море — в Махаблипураме это возможно. На автобус нас проводил уже немолодой индус, который подсел к нам на пляже. Он агитировал заходить в его гостиницу поесть рыбы, рассказывая, что какие-то русские жили у него с месяц. А я попросила его занести в гостиницу "Винодхара" длинный острый нож, который я накануне одолжила у своего хозяина, чтобы прикончить недорезанный арбуз, которым мы кормили корову. Я пошла на пляж уже с сумкой, и мне не хотелось возвращаться. Как местный житель, он знал все гостиницы и заверил меня, что это не будет ему неудобно. "Русские часто забывают возвращать вещи,"— сказал он. Надо сказать, изогнутое лезвие ножа было красивым и удобным, и я бы тоже с удовольствием оставила его себе как сувенир — но почему-то решила не отягощать нашей русской кармы. А потом мы без сожаления покинули море и город каменотесов.


                КАНЧИПУРАМ: ДРЕВО ЗНАНИЙ

           Автобус в Канчипурам уезжал в пять и приезжал в семь — казалось бы, что лучше, чем ехать под вечер? И всё же это тоже было испытанием, потому что индуски, набивавшиеся в переднюю часть автобуса, не могли сразу понять, почему я одновременно не могу взять к себе на колени и сумку, и Ясю. В пять было ещё жарковато — и полная женщина, сначала севшая рядом, выразительно показала, что из моих волос надо сделать хвост, если уж не индийскую косичку, начинающуюся на макушке (я воспользовалась её советом). Но моя дочка сидела у открытого окна, и рюкзак у меня на коленях перегораживал к ней всякий доступ. Впрочем, когда другая соседка оказалась не очень этим довольна: её спутница на наше трехместное сиденье уже не помещалась, Сияна сама вступила с ней в контакт: сделала из бумаги маленького журавлика и подарила ей.
           Женщина в ответ развернула листок, сделала другую фигурку и дала Ясе. Та вновь сделала свою — так они общались довольно долго, пока женщина не переменила своего отчуждения на расположение, и не спросила, кто мы и куда едем. "Вы паломники (pilgrims)? — спросила она, когда я назвала наш маршрут.— А где вы остановились?" Паломники — это было ей понятно, но она не сразу поняла, что мы нигде не остановились, а путешествуем; и раздражавшая её сперва сумка как раз и есть наш багаж. В её наряде было что-то ритуальное: и она, и её спутница были в красных сари, и я спросила, значит ли что-то цвет её одежды. "Ничего не значит,"— ответила она. "Но вы обе одеты одинаково,"— возразила я. "Мы едем на свадьбу,"— сказала она.

           Канчипурам — ещё один святой город индуизма: как пишет туристская литература, он входит в семерку наиболее известных священных городов. Возраст Канчипурама — более 2-х тысячелетий, старейших его храмов — 13 веков, а Канчипурамского университета, одного из старейших в мире — около 2 тыс. лет.Его называют "золотой город тысячи храмов". По величине он сравним с Мадураем, даже несколько больше: 170 тысяч человек — и так же известен производством шелка. Золотым его можно назвать вряд ли — поскольку его храмы, в отличие от Мадурая, где все сияет и блестит, не реставрировались, наверно, тысячелетиями. В Канчипураме ныне есть элемент запустения — может, оттого что это не туристский город: не на пересечении путей. Но храмов действительно поразительное количество, и первый мы увидели, пока ехали на автобусе.
           Увидев огромный храмовый комплекс, про который мне сказали, что он посвящен Вишну, я поспешила выйти, решив, что это главный храм. И зря, потому что он оказался далеко от центральных храмов, где я хотела остановиться, и пришлось туда добираться на местном автобусе. От автобуса мы дошли до центрального храма Экамбарешварар, но смотреть его не стали: Сияна падала от усталости, и я стала прежде искать ночлег, поначалу безрезультатно. В восемь часов улицы ещё не были пустынны, рядом с храмом было жилье и оживленное взаимодействие индусов — но видно, индусов тут было слишком много, чтобы осталась комната и для меня.
           "Дешево и сердито? (Сheep and best?)"— спросил меня один из моторикш, стоявший в толпе общавшихся между собой индусов, к которому я обратилась с вопросом о гостинице. "Мне не нужно "best",— улыбнулась я (мол, я не из Америки).— Мне только на одну ночь." И владелец мотоциклетной кабинки увез меня обратно на автобусную остановку, где стояло несколько больших гостиниц для индусов с фиксированными ценами. Я дала ему 10 рупий, как дала бы везде: "O'key?"— "Если Вам нормально." Я поняла, что в этом, не испорченном туризмом городе, могла бы дать и пять, но, конечно, не стала брать деньги назад: все же он проявил внимание.
           В первой и второй гостинице мне сказали: "Мест нет: свадьбы!" Зато в следующей, "Krishna Lodge", с фиксированной ценой 70 рупий, мне без заминок выдали ключи от номера на третьем этаже: несколько обшарпанного, но с обычным вентилятором и душем — который, правда, не открывался как надо, зато из крана текла горячая вода, чего в приморских гостиницах обычно не было. В городе, удаленном от моря, это было кстати. "Писатель,"— сказала я на вопрос о роде занятий, когда служитель заполнял графу в гостиничной книге, чтоб как-то оправдать появление затемно женщины с ребенком в этом бараке. Мальчик принес чай, который разливался тут же в гостинице, и пару серых, хотя и чистых, покрывал, и мы сразу уснули.
           С утра я подняла Ясю, торопясь посмотреть храмы, чтобы потом успеть в Мадрас на какой-нибудь поезд. Самый известный храм Канчипурама Экамбарешварар знаменит тем, что в нем растет манговое дерево, которому три с половиной тысячи лет. Его четыре ветви дают плоды с разным вкусом, символизируя четыре ветви знания Вед: Ригведу, Яджурведу, Самаведу и Атхарваведу, растущих из единого корня арийской религии. Само же это древо знания, как и все храмовые деревья, посвящено Шиве.
           Легенда говорит, что под ним с Шивой сочеталась дева Камакши — ещё одна из южных шивиных невест. её имя, вероятно, связано с индийским "кама" — "желание". И этот откровенный смысл делает её главной богиней индийских свадеб. По сравнению с Каньякумари, где на первый план выходит девственная чистота, или Минакши, утверждающей совершенство материнской питающей любви, Камакши не столь возвышенно-абстрактна, и любовь божественная тут идет рука об руку с человеческой. Если на современных изображениях Минакши и Каньякумари стоят со своими птицами, то Камакши обнимает шивалингам — на фоне дерева Шивы.
Резонно спросить: при чем тут древо Вед? Пойдем дальше библейского вывода, что познание и сексуальная страсть одно и то же: вглубь истории. Камакши тогда предстанет духом дерева и им самим. Жизнью дерева — и древом жизни. Шива, как первый алтарь: камень под деревом, — его знак и символ: обозначение и обрамление, подчеркивание внутреннего содержания. Когда камень обозначает дерево, Камакши есть жизнь, Шива — её отражение в сознании и само сознание. И наоборот: если живое дерево подчеркивает содержание мертвого камня, Камакши — энергия, скрытая во всем (Шахти и человеческая страсть), Шива — то, во что она воплотилась.
           А можно в современной иконе Камакши увидеть тоненькое растение, прислонившееся к удобно торчащему высокому камню, чтоб не упасть, пока оно не превратилось в мощное дерево. Так жизнь пользуется разумом и опирается на него, чтобы обезопасить свое существование, а потом набирает собственную силу. И в чем-то символично, что древнее дерево в центральном дворе храма Экамбарешварар уже засыхает — хотя засохнет ещё не скоро, и на наш век его ветвей ещё хватит. Под этим широким деревом, раскинувшемся более в ширину, чем в высоту, разместился обычный алтарь с богами и священнослужителем, и оно обнесено невысокой оградой, предлагающей обойти его по часовой стрелке. А на камнях двора пандиты расстелили подстилки с храмовыми принадлежностями, на тот случай, если кому-то понадобится отслужить пуджу. Желающие есть — потому что чьей же поддержкой, как не богини Камакши, стоит заручиться перед свадьбой? — и конечно, она поможет, если что-то не в порядке с детьми и другими семейными проблемами.
           Комплекс храма Древа Вед большой — потому удивляет его запустение и простор никому не нужного внешнего двора. Здесь нет и не может быть никаких охранников. Даже торговцы с него переместились ко внутренним воротам: входу в коридоры центрального комплекса. В квадратном пруду, где в храме Минакши торжественно сияет веселый желтый столб посреди чистой воды, в Эркамбарешвараре среди ряски плавает неимоверное количество толстых прожорливых рыб типа форели, темного цвета. Их тут же предлагают покормить воздушным рисом предприимчивые продавцы — и пребывающий у внутреннего входа пандит читает на этот случай специальную мантру. У пруда возвышается бык Шиванандин под крышей: пасмурной погоды, вероятно, хватает. На ограде его постамента висели большие красно-желто-зеленые свадебные венки.
           Во внешнем пустынном дворе ближайший ко входу алтарь — Ганеши, маленький алтарь в большой арке цветного помещения. Мы купили маленькое храмовое изображение бога-слоненка в цветном венке. У входа внутрь храма нам ещё предложили две свечки: фитилька в тарелочке с маслом — для двух главных алтарей, которых я уже не помню. Помню, что взяла лишь одну, чтобы Яся не сильно перемазалась маслом, и мы зажгли её как можно быстрей, дойдя по широкому коридору до одной из темных статуй, у которой столпились люди. Фресок я тоже не помню, хотя они там были, или должны были быть на потолке. Всё же реставрация дает памяти преимущество. Древность же окрашивает все без различий в коричневые тона, где стирается всякая разница, остается лишь чувство комфорта чего-то привычного, о чем не надо помнить. Хотя издали белые башни-гопурамы храма Древа Вед выглядели как новые.

           Моторикша, который нас привез к этому храму, заметил, что рядом есть ещё четыре, и ожидал меня у входа. "Я не просила Вас меня ждать,"— сказала я. "Кроме этого храма, рядом есть ещё,"— напомнил он: и конечно, он был готов отвезти меня ко всем четырем, и к храму Вишну, что за 5 км, и к ещё к какому-то, в 25 км отсюда. "Не хотите ли Вы купить шелковые изделия?"— спросил он также: вероятно, имея свой коммерческий интерес. Это в мои планы никак не входило: но ближайшие четыре храмовых комплекса можно было посмотреть. Однако тут какие-то торговцы стали помогать этому рикше набить себе цену, и я пошла своей дорогой, вскоре встретив другое предложение. "40 рупий за 4 храма,"— сказал велорикша, и мы с дочкой предпочли катание в велосипедном ритме.
           На покачивающемся сиденьи мы очень неторопливо поехали по деревенского вида дороге, уводящей от центра в сторону железнодорожной станции, напевая по пути "Санта-Лючию". И первый из храмов, куда довез нас рикша, Кайласнатх, 8 века, названный в честь легендарной горы — жилища Шивы, был похож на музей — потому что людей там не было. Правда, не было и билетной кассы, а обувь полагалось снимать, как это сделали двое выходивших из него людей. Среди белых скульптур вставших на задние лапы львов, танцующих апсар и гандхарвов, птиц и других божественного вида созданий, летали настоящие зеленые попугайчики. Помещение с этим барельефом заканчивалось пирамидой внутреннего храма, но он был закрыт. В конце двора этого небольшого храмового комплекса какой-то человек тихо делал что-то хозяйственное: быть может, здесь и предполагался ремонт — бежевые барельефы со временем становятся коричневыми, а потом и черными. Мимо нас спокойно прошла изящная женщина с типичным в Индии большим блюдом на голове — неся строительный материал. Потом я в углу всё же увидела пандита: он беседовал с каким-то мужчиной.
           Я поблагодарила рикшу за доставку, но сказала, что мне больше нравятся действующие храмы. Он воспринял это однозначно, и в следующем храмовом комплексе, расположенном ближе к центру города (Врадараджаперумал), купил мне типичную тарелочку для пуджи с кокосом и двумя бананами. Мы с дочкой дошли до священнослужителя, который разбил кокос, вылив его жидкость к своему алтарю, и вернул нам его, освятив также и бананы. Я попросила потом у продавщицы нож, и наш рикша помог отковырнуть твердую мякоть кокоса: нашей любимой еды. В храме мне запомнились свадебные процессии, ожидавшие церемоний. Пятиэтажные гопурамы этого храма, с осевшей на скульптуры серой городской пылью, у основания которых расположились коровы-шиванандины, точно следовало бы почистить.

           Третий храм: Храм Камакши — был самым оживленным, центральный купол его и центральная пирамида были золотыми. На вход в святилище продавались билетики по две рупии, и за ними стояла длинная очередь, с очень медленной скоростью просачивающаяся во внутренний храм. Билетер сказал мне: "Hindus only",— и потому билет я не купила, а просто прошла в веренице индусов через повороты дороги по периметру внутреннего храма к алтарному помещению, где билет у меня никто и не спросил — но там было уже слишком много народу, чтобы нам почтить Камакши вблизи. Зато продавец на входе подарил нам с Ясей её карманную иконку — когда узнал, что мы из России.
           В алтарном варианте Камакши изображается застывшей в позе лотоса на круглом диске: в красной одежде с золотыми украшениями, отмечающими все точки чакр. Четыре её руки перекрывают белый свадебный венок, который остается позади на зеленом фоне: две из них держат её атрибуты, две — раздают благословение. На голове — многоэтажная золотая корона, переходящая в пирамидальные серьги. За нею — тонкий белый Месяц Шивы. И такие же два белых полумесяца огибают лук бровей, и их белый фон очерчивает красную точку третьего глаза. Справа от золотой Камакши — маленькая синяя скульптура Шивы, касающегося рукой сердца.
Это в строгом скульптурном виде, а в изобразительном — Камакши сидит в огромном цветке лотоса на фоне резного круга-мандалы, со всеми украшениями в точках чакр (они могут быть двойные и тройные: чакр не семь, а больше). И держит лотосы в двух руках — как Лакшми, супруга Вишну: она отождествляется с богиней любви и процветания (и значит, Шива сливается с Вишну — в любви. Здесь можно вспомнить, что и темнокожий бог любви Кришна, вобравший в себя яд мира, являет черты и Вишну, и Шивы).
           Третьей рукой Камакши, как и Лакшми, сыплет золото в переполненную чашу (богатому дается!) — из энергетического центра ладони, отмеченного красным кругом с точкой посередине. Четвертой рукой, с таким же кругом, просто оказывает энергетическую поддержку снизу — как наши экстрасенсы. Деви Камакши окружают трое святых: мальчик, зрелый мужчина и старик в оранжевой одежде, с четками и посохом — а может, это один и тот же. И бог-конь, сложивший руки в молитвенной позе: в такой же, как и она, многоэтажной короне, с раковиной и важдрой (атрибутами Вишну). Можно добавить, в барельефах есть не только быки: коней тоже хватает.
           Посреди храмового бассейна комплекса Камакши, кроме обычной башенки с колоннами, сидит скульптура в позе лотоса. В храмовом дворе стоит небольшая полосатая ступа (в память какого-то святого) под крышей (все же здесь дожди, видно, бывают). И разлапистое дерево с ленточками исполнения желаний, под которыми лежит своеобразное приношение — груды обычных красных кирпичей, тоже с завязочками. Может, это здесь такие красные шивалингамы — а может, как символ строительства: это столь естественно смотрелось, что мне не пришло в голову никого об этом спросить.

           Четвертый храмовый комплекс меньшего размера и похож на первый. Во внутреннем здании проход посреди барельефных стен ведет к трехэтажному небольшому храму Вайкунтха Перумал. Это опять же храм спящего Вишну — где Творец в разных своих пределах лежит, стоит и сидит. Сначала открыт был только средний. Но в храм, кроме нас с дочкой, подошли ещё двое молодых людей — и два пандита в белом открыли запертые комнаты, проведя нас по лесенке вверх и пропели мантры во всех трех, всякий раз благословляя присутствующих короной и угощая какой-то терпкой травкой (вкус которой я запомнила и в храме Вишну Маммалапурама). Как обычно, нам больше всего понравился верхний предел спящего Вишну, здесь более просторный — с единственной скульптурной группой. Колонны во внутреннем дворе украшены львами.
           Потом я съездила на железнодорожную станцию — точнее полустанок, откуда электричка шла в Мадрас лишь через три часа. Пришлось опять ехать на автобусе. Может, зря я торопилась — лучше посмотрела бы оставшиеся — 995 храмов — или купила что-нибудь из шелка: всё равно я уже не успела в билетную кассу восточного направления, которая в индийской манере закрылась в два часа дня, хотя мне сказали в Канчипураме, что она работает до четырех.

           Я намеревалась ехать в Ананданагар: город, построенный по социально-экономическим принципам индийского философа Анандамурти: посмотреть ещё одну модель духовного поселения, кроме Ауровиля. Но при сжатых сроках нашего путешествия оставаться в Мадрасе на сутки или более мне не захотелось. Меня смущало его население — 6 млн человек, огромные плакаты рекламы на улицах, портреты политиков с сытыми довольными физиономиями и нахальные рикши. К тому же мне сказали, что прямого поезда нет: сначала было добраться до ещё одного мегаполиса — Калькутты, а потом брать очередной билет на поезд до Пурильи, до мало кому известного полустанка Пундаг, и там ещё добираться своим ходом. Последнее смущало меня меньше всего: я вполне представила себе, как встречу какого-нибудь человека в оранжевом, поприветствую его мантрой искомого направления: "Бог во всем" (буквально "чту Отца всего, который только единственно и существует") — и он догадается проводить нас, куда нужно. Но два мегаполиса за четыре дня — для Индии это много.
           Хотя и в Калькутте есть чего смотреть: недаром же это город Кали, выходящий в уникально широкую дельту Ганги. А Ченнай — ныне так называют Мадрас — город "золотой змеи" Шивы, где есть храм Капалешварар — вероятно, не хуже храмов в Тривандруме или Канчипураме. Там можно посетить маяк, с которого видна панорама всего города, и посмотреть статуи великих людей на набережной. Строящиеся повсюду большие статуи — новое поветрие: индусы укрепляют свою историю, решив использовать достижения современной цивилизации. Они ими очень гордятся — и рикша, который возил по Ченнаю мою спутницу, убеждал её сфотографировать каждую и удивлялся, почему она этого не делает. Но она прежде всего ездила смотреть огромный: самый большой в Индии костел Святого Фомы — того самого Фомы неверующего, который крестил индусов, а в 78 году нашей эры по преданию был казнен в этом городе. В Мадрасе, четвертом по величине городе Индии и главном её католическом центре, обосновалось в свое время и Теософское общество.
           Ченнай также известен центрами надийской астрологии. А к западу от Ченная, в Коларе,— единственное в стране месторождение золота, которое добывают в самой глубокой в мире шахте (3,5 км). Возможно, это и сделало в своё время Мадрас мегаполисом. Недалеко от Мадраса, на одном из островов Бенгальского залива, построен космодром. 
           Я посмотреть храм Святого Томаса не успела: на вокзале работали кассы южного направления, и через час был поезд в Бангалор, стыковавшийся с другим в Путтапарти — к Саи-Бабе, куда мы попадали уже утром. И я, поддавшись общему стандарту, выбрала этот быстрый переезд, хотя можно было бы посмотреть и Бангалор: индусы говорят, что это красивый город, известный своими светящимися фонтанами. Европейцам он нравится. И история Индии, которую рассказывают индийские храмы, там, несомненно тоже есть.
.....